***
Пару минут Драко посидел в маггловском кафе, уставившись невидящим взглядом в окно, за которым ходили толпы мужчин и женщин в костюмах. Затем все вокруг размылось, и непонятным образом Драко снова оказался в своей комнате рядом со столом, на котором насмешливо поблескивал маховик времени. В некотором роде он почувствовал облегчение. По крайней мере сейчас, он не был арестован магглами на глазах у Поттера и не провел всю ночь, блуждая в самом сердце Лондона, глазея на магглов в их естественной среде обитания, ощущая что-то странное, что определенно точно не было завистью. «Или было», — подумал он, покачиваясь от усталости и, наверное, голода. Помимо тех крох, что он съел в тюрьме, у него во рту вот уже несколько часов не было ничего. Он произнес пару быстрых очищающих заклинаний на себя и свою одежду (как никак, он был в ней весь день и всю ночь, и она едва ли осталась свежей) и спустился вниз, чтобы повторить уже привычную рутину: мать, газета, заголовок (НАСЛЕДНИК МАЛФОЕВ ЗА ЕДИНСТВО С МАГГЛАМИ) и так далее, и тому подобное. Драко был этим уже сыт по горло и не мог решить, как он должен провести сегодняшний день. Он пытался подумать об этом во время чаепития, расплывчато отвечая на вопросы заботливой матери. Поговорить ли ему опять с Поттером? Или может, ему трансгрессировать в Париж и весь день есть булочки и подбирать новую мантию? Может, если он ослепит Поттера своим стилем, то этот идиот не будет так вслушиваться в речь Драко. Это было бы отличным решением проблемы. Но тут он подумал, а насколько хорошо будет выглядеть на нем новая мантия, не набрал ли он пару лишних кило. Исчезают ли потребленные калории в петле времени? Или же они отложатся на его талии? Было бы разумнее не проверять это. Но одно Драко знал точно: он не хотел снова произносить эту ебучую речь. Но чем дольше он это откладывал, тем дольше был вынужден застрять во времени. По-прежнему находясь в нерешительности, Драко выпил бодрящее зелье, трансгрессировал в Вестминстерский Дворец, как и в прошлый раз, когда пытался все исправить, и направился в красно-золотую Королевскую галерею, намереваясь подстеречь Поттера. По крайней мере, на этот раз он был подготовлен: он знал, что Поттер опоздает и что будет в окружении своих подхалимов. Пока галерея пустела, Драко думал, а не подбросить ли ему монетку: орел – Поттер, решка… Поттер. Он отбросил эту заманчивую мысль, и, прежде чем успел подумать о чем-либо, в его сторону направлялся Поттер в неизменной компании с Уизли и Грейнджер, шедших по обе стороны от него. Уизли кинул на Драко выразительный взгляд, полный неприкрытой неприязни, а Грейнджер вежливо поздоровалась. И если он хотел, чтобы в этот раз все было по-другому, то он должен был действовать сейчас, но почему-то произнес не совсем то, что хотел: — Чем заниматься весь день этим нудным дерьмом, Поттер, почему бы нам с тобой не сходить куда-нибудь еще? Теперь Уизли смотрел на него с подозрением, а Грейнджер наградила его своим тяжелым пронзительным взглядом, словно могла видеть его насквозь. Драко стало интересно, что она могла там увидеть. Какое объяснение нашла? Потому что, будь он проклят, если он знает. Его одержимость Поттером вряд ли можно назвать здоровой. И если бы он был разумным человеком, то держался бы подальше. Как жаль, что он не такой. — Я… Что? — спросил Поттер, чем вызвал искреннее удивление Драко, потому что это не было чем-то вроде «нет, отвали, Малфой, я сказал». — Ты и я, — нагло сказал он. — Пойдем… — он пожал плечами. Ничего не приходило на ум, кроме драки, но он тут же отмел эту ужасную идею. — …Поговорим, — закончил он. Пожалуй, это была самая худшая его мысль, которая когда-либо посещала его. Уизли снова окинул его неприязненным взглядом и приготовился к драке, приняв вид, как он считал, ужасающий. — Что ты задумал, хорек? Драко стиснул зубы, но сдержался. Он уже бил Уизли, и это не было увлекательно ни в первый раз, ни во второй. Но, опять же, к его удивлению, именно Поттер вмешался первый: — Заткнись, Рон, — сказал он, а затем с неподдельным удивлением посмотрел на Драко. — Разве ты не произносишь речь? Я приехал сюда специально для этого. Кингсли заставил, — добавил он и ухмыльнулся. На самом деле ухмыльнулся. Ему, Драко. Ну, это был первый раз. Драко почувствовал, как с его лицом происходит что-то очень неловкое: это может быть улыбка, или просто выражение шока, и, чтобы прикрыть свое беспокойство, он фыркнул. — Неужели ты хочешь произносить речь этой толпе старых зануд? — спросил он и удивился, как только заметил, что Уизли кивнул в подтверждении его слов. Но заметив свою оплошность и вспомнив, что это Малфой, его злейший враг, он вновь нахмурился. — Давай же, Поттер, сбежим вместе, — просто сказал он и внутренне съежился от того, как это прозвучало, но все равно протянул руку. — По правде говоря, я не думаю, что… — неодобрительным тоном начала Грейнджер. Но уже было поздно, Поттер сделал шаг вперед и взял его за руку. Драко почувствовал тепло, это касание показалось ему чересчур интимным, и он поднял голову, чтобы встретиться взглядом с Поттером. Он вдруг понял, что если не принимать в расчет парную трансгрессию, несмотря на запрет магии в здании, то он сейчас просто стоит за ручку с Поттером. Чтобы никто не заметил его замешательства, Драко так и сделал и они трансгрессировали. Они уже оказались на территории поместья Малфоев, когда Драко понял, что ему следовало бы чуточку тщательнее все спланировать. Из всех мест, где можно было бы очутиться с Поттером, его дом, вероятно, был не самым лучшим местом. В конце концов, последний раз, когда Поттер был здесь, он был изуродован и заперт в подвале. Поттер огляделся и нахмурился, но не возражал. По крайней мере, не вслух, хоть и сжал руки в карманах, вероятно, чтобы быстрее достать палочку. Или, может быть, он пытался остановить себя, чтобы не вмазать Драко. — У меня не было времени на обдумывание… — сказал Драко, как бы извиняясь, и Поттер просто пожал плечами, словно говоря «ну, мы все равно уже здесь». «Мы не должны быть здесь», — хотел сказать Драко в своей привычной недовольной манере, но по какой-то причине не стал. Это все было жутко незапланированно, и хотя он хотел воспользоваться ситуацией — Поттер, здесь, в самом сердце владений Малфоя — он не знал, как. — Ну, ты не собираешься показать мне окрестности? — произнес Поттер, в очевидной попытке примирения. — Не думаю, что когда-либо совершал Гран-тур, — примирение с привкусом сарказма. Гран-тур, блять, конечно. — Правда? — спросил Драко, глядя на Поттера. Его волосы был по-прежнему в беспорядке, а под глазами виднелись темные круги. Победа не была ему к лицу, Драко бы на его месте выглядел куда лучше. Поттер снова пожал плечами: — Да, почему бы и нет? Вряд ли это можно было считать одобрением, но за неимением ничего лучшего, Драко решил так и сделать. Ему было любопытно, когда вернется отец, пылая от злости от его бегства. Да ладно. Сейчас он уже ничего не может сделать. По крайней мере, отец будет крайне удивлен застать тут Поттера. Это будет большим триумфом, чем пока еще не полученный консультативный пост в Министерстве политических связей магглов. — Пошли тогда, — сказал он Поттеру и повел его до широкого элегантного крыльца. Он на мгновение остановился. Обычно он стучал и ждал, пока домашний эльф подобострастно не откроет ему дверь, но Поттеру, он чувствовал, это могло не понравиться. Поэтому он пошарил в кармане своей одежды, нашел ключ и сам открыл входную дверь, пропуская Поттера внутрь. — Разве ты не ставишь, ну, знаешь ли, защиту на входную дверь? — спросил Поттер, шагнув вперед. Драко подумал. — Нет, — ответил он, наконец. Никто не посмеет вломиться. До войны люди были слишком напуганы властью отца, теперь же они напуганы тем, что Темный Лорд мог еще быть жив и лишь ждал момента, чтобы напасть. — А что? — он закрыл за Поттером дверь. — Нет, ничего, — сказал Поттер и по какой-то причине сжал кулаки в карманах. Не может быть, чтобы он нервничал, подумал Драко. Если Драко смог находиться в поместье, где стены и спертый воздух напоминали о Темном Лорде, то он не мог видеть причин, чтобы сам Спаситель жаловался. Пусть Поттер и убил этого ублюдка, но именно Драко приходилось с ним жить. — Делали перестановку? — спросил Поттер, взглянув на прихожую. Выражение его лица было напряженным и настороженным, и Драко вдруг почувствовал волну раздражения, которую постарался приглушить. Поттер не виноват, он не знал. — Отец решил, что поместье должно иметь минималистичный вид, — как можно более беззаботно произнес Драко почти через стиснутые зубы. Все это не могло описать той эмоции в глазах отца, когда тот левитировал все, что не было в поместье прибито (а в чистокровном родовом поместье семьи не было прибито ничего) за пределы дома на широкую лужайку, а затем поджег. Драко вместе с матерью пытались погасить пламя, но не много удалось спасти. На следующий день, когда отец взял себя в руки, он сообщил, что сделал это из-за жадности, чтобы в грязные лапы мракоборцам не попало то, что им не принадлежит. Как будто мракоборцам было дело до мебели! Они едва осмотрели поместье, когда пришли, чтобы арестовать его вместе с отцом. Драко осмотрел поместье свежим взглядом. Внутреннее убранство было чистое, опрятное, но слишком блеклое — просторная прихожая казалась пустой без мебели, что не добавляло уюта, а на холодном каменном полу не было ковра. Единственное украшение, портреты его предков на стенах, были молчаливы и едва двигались. Он подумал об оставшейся части дома. Что он мог показать Поттеру? Гостиную, где Темный Лорд созывал собрания и вершил суд? Подвал внизу, где Поттера с друзьями держали взаперти и пытали? Главную гостевую спальню, где Темный Лорд спал или просто отдыхал, потому что кто знает, нуждался ли вообще этот ублюдок во сне? Или, возможно, спальню самого Драко со светящимся маховиком времени на столе? Внезапно, экскурсия показалась не такой уж хорошей идеей. В поместье было только одно, что можно было показать: его мать. Будет ли Поттер против того, чтобы провести с ней время? Драко думал, что нет. Похоже, что тот даже хорошо ладил с матерями, наверное, потому что у самого ее не было. Мать Драко и сама, похоже, не была бы против общения, так как иногда Драко едва мог заставить ее замолчать, когда она начинала говорить о нем. Он направился к летней столовой, которую его мать часто использовала в качестве рабочего кабинета. Это место не навевало никаких воспоминаний о Темном Лорде, к тому же в летние месяцы тут было довольно солнечно. Его мать наполовину заставила все комнатными растениями, вокруг пахло парфюмом и пекло от солнечных лучей. Драко постучал, и она ответила слегка удивленным голосом: — Заходи. — Милый, — сказала она, когда он открыл дверь. Ее взгляд переметнулся от сына к Поттеру, который нерешительно мялся с ноги на ногу. — Ты не говорил мне, что придешь с Гарри. — Я и сам не знал, — честно ответил Драко и увидел на лице матери что-то вроде понимания. Ему стало некомфортно, потому что он понятия не имел, что же такое поняла его мать. Все, что он знал, так это то, что она иногда понимала его лучше, чем он сам себя. Это бесило его и успокаивало одновременно, быть таким прозрачным, таким легко читаемым. Ему повезло, что он ее любил, повезло, что она любила его. — Спасибо, что пришли, — просто сказала она и поднялась со стула, чтобы поцеловать в щеку сначала Драко, а затем Гарри. Поттер не выглядел переполненным счастьем, и Драко произнес: — Я не думаю, что Поттер тут надолго. Ему вскоре назначена встреча. — О, но я уверена, что он успеет остаться на чай, — сказала мать, подходя к буфету и быстрым взмахом палочки ставя кипятиться воду. Драко старался не показывать крайнюю степень удивления. Он не думал, что когда-либо увидит, как его мать сама делает чай. Поттер стрельнул в него быстрым благодарным взглядом. По-видимому, за то, что он дал ему путь к отступлению. — Спасибо, миссис Малфой, — сказал он. — Вы так добры. Чаепитие выходило крайне неловким. Мать Драко поддерживала вежливую беседу, Поттер вел себя даже еще вежливее, а Драко лишь хотел произнести эту чертову сегодняшнюю речь и вернуться в постель. О чем он думал, приводя сюда Поттера? Поттер явно не хотел быть тут, а Драко не мог понять, почему решил, что это будет хорошей идеей. На второй чашке чая вежливая формальность матери треснула. — Гарри, дорогой, я думаю, что мне еще не удавалось тебя искренне поблагодарить за то, что ты сделал, — сказала она, трясущейся рукой отставив свою чашку и сжав руку Поттера своими. Ее глаза блестели от слез. Поттер покраснел, но тоже поставил чашку и сжал ей руку в ответ. — Вы это уже сделали, — сказал он четко, глядя ей в глаза. — Спасибо. Драко вдруг осознал, пока его мать продолжала рыдать, а Поттер стойко успокаивал ее, что у Поттера доброе сердце. И не только это, а еще то, что он изменился. Похоже, что пока он не был постоянно перед глазами — во-первых, на седьмом курсе, а затем, когда Драко томился под домашним арестом, помогая вернуть семье былую славу — Поттер повзрослел, а он и не замечал. Интересно, в глазах Поттера, Драко тоже повзрослел или просто… остался таким же. С теми же эмоциями, вечный слизеринец, вечный школьник, так и не сумевший вырасти из подростковых проблем и вражды. Иногда Драко чувствовал, что застрял. В этом доме, в этой жизни… Но Поттер сейчас здесь, да? Это должно хоть что-то значить. Вдруг послышались звуки открываемой с треском входной двери в другом конце поместья. От неожиданности все подскочили, и Драко услышал раздраженный голос отца. Поттер, как пуля, вскочил на ноги. — Было очень приятно, миссис Малфой, — сказал он, — но боюсь, я должен ид… Мать Драко одарила его успокаивающим взглядом. Таким, что было ясно видно, она — урожденная Блэк. Поттер сел обратно, но его нога дергалась, а пальцы впивались в мешковатую ткань брюк. Он кинул умоляющий взгляд на Драко. — Мам… — начал Драко, удивленный новыми ощущениями от того, что Поттер просит у него помощи, но его мать была уже на полпути к выходу из комнаты. — Гарри, Драко, извините, я отойду на минутку, — сказала она и вышла из комнаты, решительным щелчком закрывая дверь позади нее. На мгновение слышался только цокот каблуков по каменному полу, громкие, но постепенно затихающие голоса в дальнем коридоре. В тихой же комнате ощущалось напряжение, исходившее от Поттера. Затем мать Драко снова вошла, одна. — Мой муж передает тебе свои извинения, Гарри, — вежливо сказала она. — Он бы заглянул поздороваться, но вынужден спешить к вечернему мероприятию. Еще кусок пирога? Напряжение в комнате потухло, и вежливый разговор продолжился, в основном, между его матерью и Поттером. Драко гордился ими. Не только матерью, но и Поттером, который превосходно справился с неожиданной социальной напряженностью. Он не думал, что сам смог быть таким любезным, если был бы вынужден общаться, скажем, с миссис Уизли. Хотя, подозревал он, миссис Уизли скорее предложила бы ему яда, чем кусок пирога. Через некоторое время Драко решил, что пора спасать Поттера из объятий матери. Она выглядела так, словно готова была кормить его конфетами весь оставшийся день, если бы он этого позволил. А Поттер позволил бы, думал Драко, хотя не мог понять, почему. Поэтому он извинился, и они вышли через французские окна летней столовой прямо в сад. Они молчали до тех пор, пока не оказались за пределами слышимости, а затем Поттер рассмеялся. — Спасибо за Гран-тур, — сказал он. «Он что, издевается?» — думал Драко, стараясь не злиться. Весь тот хренов сценарий был чертовски странным, если быть честным, и прогулка в саду в компании Поттера не прибавляла ему нормальности. — Твоя мама очень любит тебя, — тихо произнес Поттер. — И? — огрызнулся Драко. Поттер обернулся и нахмурился: — Что «и»? Драко задумался. — И это означает, что где-то глубоко внутри меня есть что-то хорошее? — предположил он, рассчитывая на то, что это прозвучало как выпад в сторону Поттера. Но тот лишь скривил губы: — А ты что думаешь? Драко фыркнул, и они продолжили прогулку в тишине. Это не было неловким молчанием. Хотя… Нет, это было достаточно неловко. — Думаю, что моя мать — это единственное хорошее, что есть во всем этом ебучем доме, — сказал Драко, чтобы заполнить тишину, а затем поморщился. Это было не совсем верно. Он любил и своего отца, но это уже не было сродни поклонению герою, как это было раньше. Он мог чувствовать на себе взгляд Поттера, но не обернулся, и, в конце концов, Поттер отвел взгляд в сторону. Он не хотел поощрять обмен банальными сантиментами. Было уже достаточно того, что он рассказал о матери, и он не желал, чтобы из него вытягивали еще признания. Они дошли до искусственных руин. Драко всегда нравилось это: коллекция макетов разрушенных стен, словно когда-то в саду стоял древний замок, рядом с небольшим озером с гладкой, как зеркало, поверхностью. Он сел на кованую скамейку посередине руин. Спинку скамьи обвивал плющ с цветком на вершине, название которого Драко забыл. Когда он сел, белые цветы раскрылись, выпустив в воздух тонкий аромат. Поттер присел рядом с ним. — Зачем все это на самом деле? — спросил он. Его присутствие рядом с Драко смущало, и, хотя их бедра не соприкасались, то малое расстояние между ними было почти осязаемым. Находиться на солнце было тепло, и Драко закрыл глаза, думая над тем, как ответить на этот вопрос. Если он расскажет о маховике времени, то рискует предстать перед Поттером полоумным дебилом, пригодным лишь для того, чтобы лежать в крыле Януса Тики в больнице Святого Мунго. Кроме того, маховик времени не объясняет того факта, что он сейчас вместе с Поттером сидит на лавочке под солнцем. Он до сих пор не мог понять, о чем думал, приглашая Поттера на чай, как будто они были друзьями. Ведь они никогда ими не были. Он почувствовал угрызения совести от этой мысли, об упущенных возможностях и несбывшихся желаниях и произнес, оправдываясь: — Я звал тебя сюда не для того, чтобы извиняться, если ты об этом думаешь. — Нет, конечно, нет, — сказал Поттер, скривив губы. — А ты сожалеешь? Что-то горькое вспыхнуло в груди Драко: — А ты? Поттер нахмурился: — А я за что должен извиняться? — последующее «дебил» осталось невысказанным, но, тем не менее, подразумевалось. По правде говоря, Драко не думал, что Поттеру следует извиняться. Он лишь хотел подтверждения, что не только для него все было дерьмом собачьим. Что быть на стороне проигравших не значит, что он заслужил всего того, что получил. — Не только ты терял близких, — сказал он. Поттер окинул его горящим взглядом, и Драко почувствовал, как внутри него самого растет гнев. — Будем сравнивать количество? — спросил он. Драко был просто засранцем, но не мог остановиться. По каким-то причинам Поттеру удалось вывести его на этот разговор. Драко казалось, что он ждал очень долго, чтобы сказать эти слова кому-то — кому угодно, на самом деле. Не так уж много людей маялось в ожидании того, чтобы Драко раскрыл им душу (хотя, в последнее время его знакомые со Слизерина давали о себе знать после того, как он постепенно восстанавливался в прессе). На седьмом курсе у него не было друзей, были соратники, а пребывание на проигрывающей стороне не способствовало его социальному росту. Люди, к сожалению, помнят, кем вы были — и когда вы теряете власть, то никому уже не нужны. Все это давало ему решимости никогда больше не быть на стороне проигравших. — Что? — спросил Гарри, словно Драко был идиотом. — Сравнивать количество? Кого? Людей, что мы потеряли? — А что? Или ты предпочел бы список? Список тех моих членов семьи, друзей, которые сейчас в могиле или гниют в Азкабане, — по-прежнему холодно продолжал Драко. Гарри открыл рот, но Драко продолжал, не обращая внимания: — Я полагаю, что смерть моей тети и моего друга, к примеру, не сравнится со смертью одного из твоих друзей. А сколько смертей сравнится? Две? Пять? Десять? Или тот факт, что моя семья — кучка расистов, а Винсент был жалким идиотом, значит, что я не имею права горевать? В воздухе звенело молчание. Гарри прочистил горло. — Знаешь что, Малфой? — сказал он. — Иногда я просто не могу заставить себя даже подумать о вашей участи. — Он наклонился, упершись локтями и обхватив руками голову. Являя собой картину поражения. Как чертовски благородно. — Я хочу скорбеть по тем, кто сделал неправильный выбор, по их семьям, но… — он рвано вдохнул. — Но я, блять, не могу. Это… — он сглотнул. — Это ведь не хорошо, да? К удивлению Малфоя, Поттер сказал это. Он искренне обращался к Драко, спрашивая, делает ли это его… Кем? Монстром? Или, что еще более смешно, слизеринцем? В голове у него возник образ тети: сумасшедшая усмешка, когда она пыталась проникнуть в его сознание Легилименцией, якобы ради Темного Лорда. — Тетя Белла была сумасшедшей сукой, — сказал он, и Гарри пораженно взглянул на него. — Если есть жизнь после смерти, то каждый раз, когда ты смотришь вниз, она смотрит вверх. Она была бы в восторге, если бы увидела тебя таким. — Но… — сказал Гарри и остановился. Уголки его рта были опущены, и Драко подумал, что это по его вине. — Все, что я хотел сказать… — начал Драко и замолчал, не зная, как сформулировать это, учитывая, что Гарри сейчас сидел с лицом самого печального щенка на свете. Крошечная, скверная часть него думала, что Поттер был жалок. Но он не хотел, чтобы сердце Поттера обливалось кровью, просто… Он пожал плечами. — Все, кто поддерживал Темного Лорда, заслужили то, что имеют, — удалось ему сказать. — Но нельзя зацикливаться на этом дерьме, вот и все. Гарри, кажется, обдумывал это и затем коротко кивнул. Драко почувствовал, как его наполнил то ли триумф, то ли облегчение. — Иногда я… — Гарри покачал головой, — скучаю по Букле больше, чем по кому-либо, — сказал он, как будто поделился тайной. — Как справиться с этим? Рон потерял брата, а я… — в глазах его читалась печаль. Драко едва удалось не фыркнуть. Сова? Он старался не думать о том, кто у Гарри числился следующим в списке наиболее оплакиваемых: может, это был старый противный домашний эльф, раньше принадлежащий их семье. И тогда он почувствовал вину от осознания своей жестокости, потому что если Гарри так горюет о смерти своей совы, то, скорее всего, это говорит о его одиночестве. Есть не так уж и много того, чему Драко был благодарен, и безусловная любовь матери и отца почти в самом начале списка. Несмотря на его самые страшные кошмары, ни один из них не умер. Он каждый день благодарен за это. Он не совсем бессердечный. — Переживать за сову — это совсем хреново, Поттер, я согласен, — сказал он, и Поттер подавился то ли смехом, то ли всхлипом. — Да пошел ты, — фыркнул Поттер, его голос был колючим, но с ноткой юмора. Драко ничего не сказал, просто повернулся в сторону Поттера и коротко сжал его плечо. И почему-то Поттер потянулся к его прикосновению, и они просто сидели на лавочке под солнцем, в тишине и какой-то странно интимной обстановке, пока Поттер не отстранился, ища платок в кармане своих брюк и тщательно избегая взгляда Драко. Вскоре после этого Поттер ушел, а Драко остался сидеть в саду еще некоторое время, глядя на озеро, погруженный в свои мысли.***
В следующий раз день снова обнулился, с уже привычной размытостью, и Драко тяжело осознал, что он может делать все, что хочет, без последствий. Попробовать все, что угодно. Быть тем, кем угодно. Никакое преступление за ним не закрепится, наказание будет держаться не дольше, чем день и ночь. Он мог бы… Мог бы… Он посетил большую теплицу своей семьи. Он не был тут несколько месяцев, поэтому с трудом смог открыть дверь. Он должен был продираться через запутанные заросли. Внутри было очень жарко и воняло гниющими растениями и потом. Он думал, что мог бы насладиться тем, как вырубает все подчистую, берет под контроль эту буйную растительность, но какой в этом смысл? Он проснется, и день опять обнулится, джунгли по-прежнему будут расти, каждый день, без конца. Он встряхнулся. Он не в ловушке. Он просто… поставил жизнь на паузу. И никакой не будет разницы, если сегодня он не попытается освободиться от этой временной петли. Он отыскал растение, к которому с таким трудом продирался, и понял, что забыл взять с собой инструменты, поэтому ему пришлось руками разрывать охапку крепких стеблей с плотными, нераскрывшимися бутонами. Он пробил себе путь обратно и закрыл за собой дверь с щелчком. Растения тут же сплелись, блокируя дверной проем, словно внутри теплицы никого не было. Этот день Драко провел в спокойствии, сидя напротив могилы родителей Гарри. Там было больше посетителей, чем он ожидал, целый поток, и поначалу он сидел неподвижно и напряженно, ожидая, что над ним начнут издеваться или прогонят. Но никто не мешал ему, лишь кидая быстрые любопытные взгляды, и после спустя долгое время он смог расслабиться и уйти в свои мысли. Там было тепло и тихо, и он чувствовал себя на удивление спокойно и мирно, с цветами, лежащими на коленях. Когда стемнело, Драко попытался подняться, и это заняло у него некоторое время — его мышцы скрутило, а шея стала болеть. Могила была освещена летающими вокруг светлячками, а ночь оживлялась пением сверчков. В темноте тихо ухали совы. Драко поднял цветы и положил их на могилу. Nocte rosis — ночные розы. Скромный букет расцвел, показывая свои яркие золотистые цветки, источая невероятный аромат. Драко стоял и дышал этим ароматом, надеясь, что если от родителей Поттера еще хоть что-то осталось, если они могли его видеть, то… Что? Простили бы его? Но он не хотел их прощения. Нужно ли оно ему? Не от родителей Поттера, нет. Но от самого Поттера? Незваная мысль пришла к нему в голову и укоренилась там, распространяя свои корни повсюду.