Story Lace

Что приходит в твою голову, когда тебя спрашивают о нем? Крылья. Белые крылья. Крепче твоего намерения не дать ему взлететь. На деле хрупкие. Чего стоит обстоятельствам сломить их? Иногда ты слышишь их треск. Видишь дробленую кость и жженое перо во снах. За секунду до того, как распахиваешь глаза в ужасе, с криком, застрявшим где-то в гортани. Как беречь то, чего ты даже коснуться не можешь? Желание, похожее на злую шутку. Твою шею оплетают змеи, сдавливают. Ты хрипишь и хватаешь призрачную надежду руками. Мучительная асфиксия. Имя ей — бессилие. Он — артист. Фокусник на сцене. Спутники его — фанфары и ослепляющие софиты. Он может видеть дальше их света, ты — нет. Слишком жадно вглядывался в солнце, притворяющееся ликом луны. Это повторяется снова и снова. Ты стоишь у подножия, он — на вершине. Даже когда между вами шаг. Иногда это непреодолимо много. Только протяни руку. Слепые глаза не видят, куда тянуть. Ловушки. Обманы. Уносящие его вверх крылья. Начиналось все более чем безобидно, помнишь? Я поймаю, я поймаю, я поймаю. Я поймаю, чтобы сломить. Я поймаю, чтобы победа была за мной. Я поймаю, чтобы этого больше никто не смог сделать. Я… а поймаю ли? Тебе незнакомо поэтическое слово в жизни. Ты никогда не думал ловить ни за кого пуль. Но ловил раз за разом. А теперь думаешь. Думаешь, но не ловишь, потому что просто не можешь поймать. И, наверное, это заставляет чувствовать себя таким. Таким проигравшим. Сразу на все, что у тебя имелось. Проиграл, как только ставки стали столь высоки. Ты думал, это ваша игра. Но это изначально была его игра. Не против тебя, против всего мира сразу. Чувствуешь себя ребенком, которого отказываются любить больше, чем остальных детей. Вполне оправданное чувство, учитывая, что ты и до плеча ему не достаешь. Если не брать во внимание то, что ты до него вообще никак не дотягиваешься. Он не играет в поддавки. Он распахивает крылья, он улетает, он смеется последним. Он хорошо смеется. Его смех красивый. Он пробирает тебя до мозга костей, оседает хлопьями пепла где-то в грудине. Его там слишком много. Ты слышал много красиво-грустных историй о любви. Не веришь ни в одну из них. Их не примерить на себя даже при большом желании. Кто-то рассказывал тебе одну из них. О том, как от безответной любви люди гибли, прорастая изнутри цветами. Ну не глупость ли? И где тут у тебя любовь. Слепота да безответный страх. Дробленая кость и жженое перо по ночам. Смотришь на него. Смотришь-смотришь-смотришь. Не можешь насмотреться. И, кажется, уже не против, чтобы твои легкие прорвали побеги ликориса, а сердце изошло на гардению. Но легкие целы, а сердце бьется, как всегда чуть быстрее, чем положено. И пепел в грудине. Его там слишком много. Смотреть вслед — чуть ли не любимое твое занятие. Самое ненавистное из всех. Водой утек сквозь пальцы неловких рук. Тук-тук-тук. Беспокойное сердце не пустит побегов. Его не остановит и пепел в грудине. Ты сухо кашляешь, сгибаешься. Тебя не вылечить. Психосоматика. Ты делаешь это с собой сам. Не гиацинт, не гардения, не крокус, не ликорис, не лилия. А жаль, сказка была бы красивой. Смотришь вслед. Чувствуешь себя проигравшим. Пепел скребет за ребрами, мешает жить. Ты уже предчувствуешь ночью дробленую кость и жженое перо. Ты снова его не поймал. Осознание бьет по тебе, вгоняет острые стилеты мыслей в подреберье, змеями сдавливает твое горло, ощущением чужих ладоней на плечах сводит с ума. Что? Ладони. Реальные, человеческие, настоящие. В безукоризненных белых перчатках. Чужой, знакомый голос, на этот раз и не думающий обращаться пепельными хлопьями. — Поймал.