The sharpest lives are the deadliest to lead (rebel)

В особенно плохие дни Джерард много курил. Горло неприятно жгло от выкуренных сигарет, легкие сдавливало, и он заходился в приступе кашля, с отвращением сплевывая на землю мокроту. Однако он даже не думал о том, чтобы остановиться, доставая из полупустой пачки одну за другой до тех пор, пока почти полностью не опустошит ее, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей головной болью и жжением в легких. Сегодня был как раз такой день. Всю ночь он провел в больнице, с напряжением глядя на больничную койку, на которой лежал самый близкий его человек. Ее лоб покрылся испариной, а черные влажные волосы разметались по белоснежной подушке, создавая пугающий контраст. Лицо было мертвенно-бледным, а зрачки до ужаса расширены и не реагировали на свет. — Передозировка первитином. Мне очень жаль, мистер Уэй, — доктор сочувственно похлопал по плечу замершего в одной позе Джерарда, — Она сильная девочка, должна справиться с этим. От передозировки этого наркотика редко бывают летальные исходы, но все же… Давайте отойдем в сторонку. — Мужчина покосился на безутешную миссис Баллато, не отпускавшую руки дочери. Джерард послушно кивнул, позволяя вывести себя в коридор. — В чем дело? — Уэй непонимающе нахмурил брови. — Понимаете, Джерард… — с небольшой запинкой начал доктор, явно не зная, как произнести последующую фразу. — Ну?.. — напряжение нарастало. — Я бы не хотел зря волновать вас с миссис Баллато, но я думаю, что мой долг — сообщить об этом. Но женщина еще не оправилась от шока, поэтому я полагаю, что лучше сказать об этом вам, а вы уже после передадите мои слова напрямую ей… — Да скажите вы уже, наконец! — не выдержал художник напряжения, разбивая пустой треп доктора нервным криком. — Она должна справиться, — с нажимом подчеркнул мужчина второе слово, — Но мы не исключаем, что вы… Мы можем потерять ее. В помещении повисло молчание. Джерард едва заметно кивнул и развернулся, размашистым шагом направляясь к выходу из клиники. Ему срочно нужно покурить. И, возможно, позвонить кое-кому. На свежем воздухе дышать стало чуть проще, и Джерард с нескрываемым облегчением выдохнул. Ему нужно свыкнуться с мыслью, что это реально. Он не может сейчас впадать в ступор, это ничем не поможет. Ему просто нужно… Поговорить с Фрэнком и покурить. Все еще дрожащие пальцы нажимают кнопку вызова, и он благодарит себя, потому что однажды додумался поставить номер Айеро на быстрый набор. Пока шли гудки, Уэй прикуривал уже вторую сигарету подряд, недоумевая, почему Фрэнк не берет трубку. Еще не так поздно — а художник точно знает, что Фрэнк не ложится так рано — и видимых причин просто нет. Может быть, он просто на какой-то тусовке? Или снова решил выпить? Возможно, он в душе и просто не слышит звонка? Но Фрэнк не взял трубку и во второй раз. И в третий, и в четвертый, и в пятый с шестым тоже. Так и не дождавшись ответа, Уэй досадливо чертыхается и раздраженно засовывает мобильник обратно в карман джинсов. Этот день не задался с самого начала. Черт, а если так подумать, то это Айеро надоумил его напиться. Если бы не он, Фрэнк, Джерард бы услышал, как Линдси звонит ему (а он уверен, что она набирала его, чтобы получить поддержку и помощь) и, возможно, ничего бы не произошло. Чертов панк со всем хаосом в его жизни. Он принес разруху и в жизнь Уэя. Какого черта Джерард вообще с ним связался? Может, потому что он — ебаный глупый педик, который разучился думать о последствиях такого интригующего знакомства? Глупо винить во всем Фрэнка, но что Джерарду еще остается? Он слишком напуган, беспомощен и зол, и этот коктейль чувств вовсе не помогает мыслить рационально. Черт, черт, черт. Ебаный Фрэнк, ебаный алкоголь, ебаная жизнь. А ведь вчера это не казалось такой уж плохой идеей. Джерард ненавидит себя, Фрэнка и свою жизнь, и он не помнит, когда в последний раз так злился. Вдобавок ко всему Фрэнк еще и не берет трубку. Это же, блять, ну просто замечательно! Как же ему хочется кричать. Кричать на весь их сраный город, чтобы каждый услышал, как ему жаль, чтобы Линдси услышала, что он чертовски волнуется, что, если бы он мог повернуть время вспять, он бы, черт возьми, так и поступил! Но он не может. Не может обернуть время вспять, не может изменить что-либо. Он не может даже кричать. Стресс берет свое, и Уэй обессилено оседает на ступени. Здесь нельзя курить, но к черту это дерьмо. Ему нужно прийти в себя. Немедленно. Он всегда отличался способностью сохранять спокойствие даже в самых трудных ситуациях, так что же случилось сейчас? Если он будет переживать или, что хуже — впадать в панику и истерить, лучше не станет. Он принял решение выпить. Его никто не заставлял. Да, это случилось. Да, это плохо. Дерьмо вообще часто происходит, это никогда не бывает хорошо. Нужно просто успокоиться. Здесь он бессилен, это факт. И необходимо принять его. Четвертая сигарета подряд приводит его мысли в относительный порядок, и он тяжело поднимается с грязных ступеней, даже не потрудившись отряхнуться. Ему нужно поговорить с Линдси. Наверное, она уже пришла в себя. Как только Джерард возвращается в клинику, до его слуха доносятся громкие крики медперсонала, и в этой какофонии звуков ему чудится знакомый голос, так что он бегом бросается к палате Баллато. И оказывается прав. Линдси пришла в себя и начала бредить. Завидев Уэя, она тут же порывается встать, крича матери и доктору, чтобы они вышли. Джерард лишь коротко кивает, как бы говоря, что все в порядке и в случае чего он позовет их. Миссис Баллато быстро поднимается, утирая рукавом слезы и без слов выходит за дверь, показывая Джерарду, что доверяет ему. Доктор лишь осуждающе покачивает головой, но тоже оставляет их наедине. Художник благодарен им за это, но он в полной растерянности. Как ему вести себя с неадекватной подругой? Не сделает ли он только хуже? Но Баллато не оставляет ему времени на раздумья, тут же возбужденно подзывая к себе Уэя, чуть ли не подпрыгивая на кровати от нетерпения. Джерард послушно подходит к койке, беря Линдси за бледную ладонь и немного стискивает ее в попытке успокоить девушку. Та тут же остервенело вырывает руку из слабой хватки парня обратно и прижимает ее к своей груди, мутными глазами глядя на Уэя и постоянно моргая, словно в каком-то приступе, отчего ее глаза начинают слезиться. — Эй, Лин, Лин, успокойся, ладно? Я рядом, все хорошо. Ты помнишь, что случилось? Понимаешь, где ты находишься? — Нет, Джерард! Джи, нет, подожди, не говори ничего! Пожалуйста! Я сделала это не сама, ладно? Ладно, Джерард? Я клянусь, это была не я. Я в завязке уже давно, ты же знаешь, Уэй, черт, ты знаешь это! Ты веришь мне? Джерард? Ты мне веришь? — Линдси выкрикивает фразы непрерывным речитативом, лихорадочно сжимая и выпуская потной ладонью кусок белоснежной простыни. — Все хорошо, я понимаю, Лин, все нормально. Я верю тебе. Успокойся, окей? — Джерард мягко присаживается на рядом стоящее кресло для посетителей, припоминая слова доктора о том, что она может начать бредить и галлюцинировать, с тщательно скрываемой опаской поглядывая на подругу. Он не узнавал ее и даже не пытался вслушиваться в ту, по мнению самого художника, ахинею, что та несла. — Нет, Джерард, послушай! Я вижу, что ты мне не веришь, но, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. — Баллато прерывается, чтобы беспокойно вскочить на постели, выдергивая иглу капельницы из своей вены, — Я не делала этого! Я не сама кололась, это не я, не я, Джерард! Ты слушаешь меня?! — заметив отрешенное лицо собеседника, Баллато буквально выпрыгивает с больничной койки, чтобы споткнуться об капельницу и растянуться на полу. Маска безразличия тут же разбиваться об кафельный пол, и Джерард испуганно вскакивает из своего кресла. Цвет его лица молниеносно приобретает сероватый оттенок, когда он видит небольшую лужицу крови и закрытые веки Баллато. Она приземлилась точно затылком на кафельный пол. Дерьмо. — Доктор! Помогите! Скорее! У нее кровь! — истерично закричал Джерард, в конце концов поддавшись панике и теряя связь с реальностью. Кажется, теперь ему самому не помешает помощь. Этого слишком много. Ноги резко стали ватными, Уэй опустился на пол рядом с Линдси, судорожно приглаживая ее волосы и шепча что-то обнадеживающее, будто бы она могла его слышать. Что было дальше Джерард не видел. Его выгнал из палаты медперсонал, чтобы он не путался под ногами. Похоже, больницы — его злой рок. Вяло усмехнувшись, Джерард полез в карман за мобильником. Три утра. Фрэнк звонил ему больше семи раз. Последний был буквально десять минут назад, и было бы действительно неплохо найти силы перезвонить ему. Вся иррациональная злость улетучилась. Осталась только апатия и усталость, не было сил даже волноваться за Линдси. Он до сих пор не знал, что с ней. Его не пускают в палату, а ее мать оттуда и не выходила. Доктор молчит. Это словно чертова плата за ту малую часть веселья и счастья, что он получал в последнее время. За все нужно платить. Его плата — вина. Эту ношу он будет нести на себе еще долго. Уэй с тяжелым вздохом поднимается с лавки. Ему нужно купить еще кофе в автомате и покурить. И перезвонить Фрэнку. Определенно. Честно сказать, выглядел художник так же хреново, как чувствовал себя. Он был похож на ожившую мумию. За эти несколько часов, показавшиеся ему вечностью, он словно похудел килограмм на пять, а оттенок лица был близок к мертвецкому. Увидев себя в зеркале, он бы ужаснулся. Но он не видел. И не очень-то стремился. Откровенно говоря, его внешний вид — последняя вещь, которая его сейчас волнует. Бывало и хуже. Кофе в автомате был с привкусом кошачьего дерьма, как показалось Джерарду. Или это после шестого стакана во рту держался просто отвратительный вкус. Уэй не знал. Но ему нужен был еще кофе, чтобы не заснуть. Кажется, после сегодняшних и вчерашних дней этот напиток перестанет быть его любимым. Уэй с отвращением скривился, но все же сделал три глотка подряд, заставляя себя взбодриться. Теперь нужно покурить. Сигареты особого удовольствия не приносили тоже. За ночь он выкурил всю пачку, и ему пришлось сгонять до ближайшего универмага, чтобы купить еще одну. С великим сомнением взирая на него, кассир спросил, есть ли ему двадцать один. Тот без колебаний ответил положительно и для наглядности посетовал на свою забывчивость, клятвенно заверяя, что отныне всегда будет носить удостоверение личности с собой. Пачку сигарет он в тот день все же получил. Так это и работает во всем мире, не только в этой стране. Продавцу нужны деньги, а покупателям товар. И какая к черту разница, совершеннолетний он или нет? За такими мыслями Джерард набрал номер Фрэнка. Скорее по привычке вручную, а не нажав одну цифру на быстром наборе. Любая деятельность, даже такая малая, могла сейчас его успокоить. Фрэнк взял трубку после первого гудка. Джерард приготовился к буре, внутренне напргягшись. — Что, черт возьми, ты вообще по-твоему делаешь, Джерард я-позвоню-тебе-семь-раз-а-потом-не-буду-брать-трубку Уэй?! Я не спал из-за тебя всю ночь, это ты понимаешь, чертов эгоистичный ублюдок? — это был второй раз, когда Фрэнк так открыто проявлял эмоции, не скрываясь за маской сарказма и издевки, но Джерард даже не удивился этому поистине чудесному явлению. Его вообще мало что могло сейчас удивить. Даже Майкл, разъезжающий по заднему двору на сраном пони, не удивил бы его. Уэй ощущал себя мертвым. — По-моему, эгоистичный ублюдок — твое прозвище, разве нет? — вяло попытался отшутиться в ответ художник, одновременно со своими словами морщась от понимания, как неправдоподобно это звучит. Что ж, если Бог действительно существует, то он убил Уэя сегодня. Спасибо, чертов Иисус. Как бы ему сейчас не помешала вера хоть во что-то. Но Уэй был атеистом, и в себя он не верил тоже. Может, ему удастся верить во Фрэнка? — Очень смешно. Сейчас в штаны от смеха наделаю. — Чересчур ожесточенно для самого себя выплюнул Айеро, и его тон заставил Джерард съежиться, словно в ожидании удара. Такого панка Уэй никогда не слышал. И он надеется, что не увидит тоже. — Прости, Фрэнки, — измученно выдохнул художник, — Я просто… Не знаю, не хотел говорить. Я имею в виду, сначала мне нужно было поговорить с тобой, а потом… Стало не до этого. — уклончиво закончил Уэй. — И чем же ты был так занят? — издевательски поинтересовался панк, заставляя Уэя пристыжено и устало прикрыть глаза. Он мог воочию видеть сейчас недовольного Айеро, по привычке сжимающего кулаки от хорошо сдерживаемой злости. Джерарду так жаль. — Я был… с одним человеком. — Почему-то упрямо продолжал избегать прямого ответа Джерард. Он боялся услышать осуждение в голосе Айеро. Это последнее, чего бы ему сейчас хотелось. И уж точно чего бы ему не хотелось, так это вновь ощутить ту бессильную злобу и начать искать виновных, пытаясь скинуть свой груз на кого-то еще. Фрэнк бы тотчас разочаровался в нем. — Джерард, — предостерегающе произнес парень на том конце провода, — Я так, блять, близок к тому, чтобы приехать и надрать тебе зад, поэтому лучше расскажи мне, что случилось. И лучше бы тебе сделать это быстро. Уэй стиснул зубы, пытаясь побороть желание рассказать правду Айеро. Осуждение, разочарование, оскорбления в адрес Уэя, порицание — вот, чего он добьется этой правдой. Ему так чертовски плохо и страшно. Он не вынесет еще одного удара под дых этой ночью. — Фрэнки, все уже нормально. Я серьезно тебе говорю. Все хорошо, спасибо. Мне уже пора. Режим сна и все такое, знаешь. — Под конец фразы Уэй понял, как облажался и насколько он плохой лжец. Ох, блять, конечно! Может быть, у него какой-то особенный режим сна, чтобы беспокоиться о нем в три блядских утра? — О, серьезно? — голос Фрэнка неожиданно становится спокойным, и Уэя пугает это до чертиков. Лучше бы он действительно приехал и надрал ему зад. Или хотя бы накричал. — Да… — неуверенно подтверждает художник, зажимая ухом телефон у плеча, обеими руками пытаясь отыскать пачку сигарет, которую он, очевидно, оставил где-то на больничной лавке. Едва слышно чертыхнувшись, он возвращается в пропахшее хлоркой и лекарствами помещение. — Где ты? — все так же спокойно продолжает допрос Айеро, и Джерард тут же брякает то, что первое пришло ему на ум: — Я дома, Фрэнки, где мне еще быть? Звучит не очень убедительно, но Уэй мысленно умоляет сраного несуществующего Иисуса, чтобы это прокатило. И, наверное, Иисуса действительно не существует. Иначе как объяснить, что он никогда не слышит его молитв? — Правда? У тебя что, дома, блять, машины ездят? Ты действительно считаешь меня идиотом, Джерард? — Айеро называет его полным именем, и Уэй готов провалиться сквозь землю. Дела плохи. — Ладно, эм… — Джерард хватает забытую пачку и тут же вылетает обратно на улицу, продолжая говорить, — Я могу рассказать, только… — Не надо. — жестко перебивает его Айеро, и в глазах Уэя начинают появляться первые слезы. Этого всего действительно, действительно слишком много, и он сомневается, что сможет вынести еще хоть одно слово, сказанное в таком тоне, позорно не разрыдавшись. Но Фрэнк удивительным образом словно улавливает настроение своего невидимого собеседника, и его голос тут же смягчается. — Не надо, Джи. Просто назови мне адрес, и я приеду, окей? — почти ласково просит Айеро, и Джерард шмыгает носом, раздраженно вытирая рукавом куртки слезы. Как же он ненавидит свою слабость. — Окей, Фрэнки, окей…

***

Айеро домчался до больницы за пятнадцать минут, наплевав на то, что он буквально нарушает закон превышением скорости. Машин все равно почти нет, а вот Джерарду нужна помощь. Неотложка едет так быстро, как только может, ей уступают дорогу. Сейчас Фрэнк — неотложка для Уэя, и ему глубоко насрать на закон. Когда Уэй позвонил ему, Фрэнк действительно не слышал звонка. Только был он не в душе, а в собственной кровати, отсыпался с похмелья и пытался прийти в себя. Проснувшись, первым делом он проверил мобильник, потому что, странное дело, но ему снились кошмары, в которых Джерард находился в больнице и чувствовал себя чертовски отвратительно. У Фрэнка не было времени об этом думать. Обнаружив кучу пропущенных вызовов и пару смс от художника скудного содержания, панк тут же понял — что-то случилось. Он звонил ему раз за разом, но тот не брал трубку и не спешил перезванивать, заставляя Айеро сходить с ума от беспокойства. За несколько часов он выкурил пачку сигарет и готов был поклясться чем угодно — Джерард тоже чувствовал сейчас противное жжение в горле. Фрэнк понятия не имел, откуда он об этом знает, это было что-то на интуитивном уровне, но куда больше он волновался сейчас не о мистической связи с Уэем, а о его самочувствии. А оно было по-настоящему хреновым. А еще у него на языке точно был вкус кофе и, черт возьми, Айеро не пил сраного кофе с самого утра, когда они с Джерардом сидели у него дома. Это было странно, но Фрэнк решил отложить эти мысли на потом, теряясь в беспокойных догадках о том, что произошло у его художника. Он несколько раз ходил до магазина за сигаретами, чтобы проветриться, успел принять душ, постоянно высовываясь из кабинки, проверяя, нет ли звонка от Уэя, он приготовил ужин (!), однако, не съев ни кусочка. Айеро изо всех сил пытался занять себя хоть чем-нибудь, заставляя тело не сидеть на одном месте и не ждать одного звонка. Но все же именно за мыслями о Джерарде его застала трель разрывающегося мобильника. Айеро тут же выбросил недокуренную сигарету в форточку, бросаясь к телефону и липкими от пота руками нажимая на зеленую кнопку. После их разговора Фрэнк толком ничего не выяснил, рассудив, что лучше находиться рядом в тот момент, когда Уэй все ему расскажет. Так он хотя бы будет иметь возможность обнять его и как-то помочь, если это в его силах. Слова иногда такие бесполезные. И вот сейчас он быстро блокирует машину нервным нажатием кнопки и едва ли не бегом направляется к сидящему на грязных ступенях Уэю, прикуривающему очередную сигарету и даже не смотрящему в его сторону. Выглядел он действительно жалко и помято, от этого лицо Фрэнка исказилось гримасой боли и сожаления. Ему не было противно смотреть на такого Уэя, Айеро просто хотелось обнять его и утешить, сказать, что все будет хорошо. Такие простые слова, такие бесполезные. Что он может сделать для него? — Хэй, куколка. — Айеро выдавил из себя кривую улыбку в попытке сделать вид, что все как обычно. Судя по искривленному лицу Джерарда, тот пытался сделать то же самое. Айеро тяжело вздохнул, прикрывая глаза. К черту. Сейчас не время для игр и масок. Джерарду нужна помощь. Джерарду нужен он. Настоящий он. — Вставай, здесь холодно. — Нахмурившись, приказал Фрэнк, с недовольством наблюдая за пустым выражением лица Джерарда. Он не должен так наплевательски относиться к своему здоровью. Видя, что Уэй совсем не собирается выполнять его приказ, Фрэнк, напряженно закусив губу, подал руку парню, приглашая его пойти с ним. Тот поднял глаза на Айеро и неожиданно легко кивнул, затушив сигарету, принимая руку и поднимаясь с холодных ступеней. Он сам не заметил, как продрог. — Идем, тебе нужно согреться, — тихо произнес панк, не отпуская заледеневшей ладони из своей, — Может, кофе? — предлагает он, и Джерард тут же кривится. Фрэнк понимает все без слов. — Горячий шоколад? — делает он новую попытку. Чуть подумав, Уэй все же кивает, соглашаясь с ним. Горячий шоколад сейчас не помешает. Они молча заходят в больницу, и Джерард первым делом без сил заваливается на лавку, словно плюшевая игрушка, которую выпустил из рук неосторожный ребенок. Фрэнк мысленно ужасается. Художник выглядит таким истощенным и измученным. Ему точно нужно узнать, что случилось. — Погоди минуту, я схожу до автомата и куплю тебе горячего шоколада? Справишься без меня? — обеспокоенно спрашивает Айеро, не делая даже попытки скрыть эмоции.Настоящий он. — С сидением на одном месте? Задача не из легких, но я попытаюсь. — Усмехается Уэй, откинув голову назад и прикрыв глаза. Фрэнк кивнул, с большим усердием растянув губы в кривой улыбке в ответ, с запозданием понимая, что Уэй не увидит его потуг быть беззаботным с закрытыми глазами. Едва заметно покачав головой, он направляется к автомату. Им точно нужно обсудить, что произошло. Уэю — выговориться, а Фрэнку узнать, как он может помочь ему. Себе Фрэнк взял кофе — он точно не помешает ему, панка вновь начинало клонить в сон. Но, получив свой напиток и сделав первый глоток, Айеро поморщился, будто от зубной боли. Словно он действительно пил его весь этот день. Снова мысленно сделав заметку вернуться к этой теме позже, Айеро берет горячий шоколад и себе, после направляясь обратно к Уэю. Он опасается оставлять его в одиночестве. Как оказалось, не зря. Вернувшись, панк не обнаружил Джерарда на месте. Выругавшись сквозь зубы, он медленным шагом направился к выходу, боясь разлить горячие напитки на пол. Не найдя Уэя и на улице, Фрэнк всерьез забеспокоился. Что Джерард мог сделать в таком состоянии? С сожалением глянув на пластиковые стаканчики, источающие ароматный запах шоколада, Фрэнк выбросил их в ближайшую урну, чтобы бегом вернуться в помещение, ни капли не заботясь о том, что бегать здесь запрещено. Сколько правил он нарушил за сегодня? Но долго искать не пришлось. Джерард нашелся на том же месте, где сидел ранее, до ухода Фрэнка. Только выглядел он еще более потерянным и убитым, чем за несколько минут до этого. Айеро, сперва решивший подойти и спросить его что-то в духе: «У тебя шило в заднице?», тоже опешил и медленным шагом добрел до Джерарда, раздумывая, как можно начать разговор. Но эту проблему разрешил сам Уэй. — Она в коме, Фрэнки…

***

Фрэнк слушал медленный рассказ Уэя, который несколько раз запинался или просто затыкался, начиная не моргая пялиться в одну точку так долго, что татуированному приходилось окликать его, чтобы тот продолжил говорить. Ему надо было знать все, а Джерарду необходимо было разделить это дерьмо с кем-нибудь еще, выплакаться. И Фрэнк намеревался стать на сегодняшний день жилеткой. — Ну… А потом ты ушел… И вышла мама… Ее мама, не моя. Позвала меня. У нее травма. Черепно-мозговая. Не у мамы, у…. У Линдси. Она ведь упала. С кровати. Не так высоко, но затылком. И кровь… Была. — Это звучало бы потешно, и при иных обстоятельствах Фрэнк бы обязательно посмеялся над тем, как Уэй заикается и замирает на полуслове. Вот только сейчас было не смешно. Он и представить не мог, что чувствует сейчас Джерард, виня во всем произошедшем только себя. «Не уследил» — эту фразу повторял Джерард несколько раз, словно мысля вслух. — Я ведь… Не слушал ее, Ф-фрэнки. Блять. Ненавижу. Я ее не слушал. Я думал, что она… Бредит. Передоз… как-никак. — С трудом ворочая языком, проговорил Уэй в конце. — Эй, тише. Ты не виноват, ладно? Запомни это и повторяй как мантру. Потому что никто бы не стал слушать человека под наркотой. И никто бы просто не успел ее поймать, даже сраный Флэш. Ты не виноват, Джи. — Мягко обнимая и укачивая художника, Фрэнк шептал ему на ухо успокаивающие слова. Джерард слабо пытался что-то возразить, но в конечном итоге послушно замолк, не пытаясь больше ничего сказать, лишь приобняв Фрэнка в ответ. Так они просидели около получаса. Фрэнк действовал как панацея, и Уэй был безумно благодарен ему, но одна вещь продолжала мучить его. — Я не хочу ехать сегодня домой. Они точно будут обвинять меня. Я знаю. — Полусонно пробормотал художник, уткнувшись носом куда-то в шею Фрэнка и не имея ни малейшего желания разрывать объятия. В кольце чужих рук было спокойно. — Не поедешь. Переночуешь сегодня у меня. Только напишем смс твоей маме, чтобы она знала, что ты не торчишь в больнице, договорились? — поглаживая художника по спине, предложил Айеро. — Ага. — Согласился Уэй, сильнее сцепляя руки на талии панка. Фрэнк хотел было сказать, что он его раздавит, но передумал. Пускай лучше раздавит, чем разомкнет руки и расстроится еще больше. Айеро никогда не признается в том, что ему доводилось проверять на собственной шкуре, какими уязвимыми и ранимыми бывают люди в состоянии отчаяния. Спустя еще десять минут Айеро все же осторожно отстранился. — Нам пора ехать домой, не думаешь? Мы ничего не получим зависанием здесь, а тебе нужно поспать. — К тебе домой. — Еле заметно усмехнулся Джерард, тоже с тяжелым вздохом отстраняясь. — Сегодня к нам домой. — Слабо улыбнулся Фрэнк в ответ и поднялся первым, подавая Джерарду руку. Тот лишь кивнул в ответ, принимая ладонь и вставая следом.

***

До дома они ехали в непривычной тишине. Фрэнк лишь изредка кидал на задумчиво-молчаливого Джерарда обеспокоенные взгляды, но заговорить так и не решился. Художнику стоит переварить произошедшее самостоятельно и хотя бы попытаться принять, а для этого нужна тишина. Да и сам Фрэнк чувствовал себя вымотанным и опустошенным, будто он сам прошел через все это. Им обоим стоило немного помолчать и подумать. В квартире Джерард тоже вел себя подозрительно тихо. Только мотнул головой на предложение Фрэнка поздно поужинать или рано позавтракать, а на вопрос о том, когда он ел в последний раз, лишь неопределенно пожал плечами. Фрэнка такой расклад совершенно не устраивал, и ему удалось впихнуть в изнеможенного художника половину тарелки пасты с овощами. Он уже тысячу раз успел пожалеть о том, что он вегетарианец. Мясо зачастую насыщает лучше, чем овощи, и Джерард любит его куда больше. А уж он, Фрэнк, как-нибудь пережил бы смерть курицы, если Джерарду полегчало бы от животной пищи. Уэй ел очень медленно, с явной неохотой запихивая в себя еду под ободряюще-уговаривающие комментарии Фрэнка и, с силой впихнув в себя последнюю ложку, жестом показал, что больше не может. Айеро не почувствовал себя особенно удовлетворенным по этому поводу, но заставлять не стал. Может быть, аппетит проснется позже, а пока достаточно и этого. После они устроились на мягком удобном ковре в спальне Фрэнка. Спать почему-то обоим резко расхотелось. Джерард отыскал в ящике Фрэнка его старый школьный альбом, о котором тот сам и не подозревал, и принялся что-то усердно выводить на чистых листах. Фрэнк беспомощно оглядел комнату, думая, чем он может занять себя. Читать желания не было, слушать музыку тоже. Джерард на разговоры явно не настроен. Окинув взглядом предметы в комнате еще раз, Фрэнк зацепился за одиноко пылящуюся в углу гитару. Идея пришла мгновенно. Айеро помнит, как Джерард просил сыграть его вчера, но они разговорились о музыке, и он совсем забыл. Может быть, это хоть немного поднимет ему настроение? Где-то в районе груди у Фрэнка затеплилась надежда. — Эй, Джи, — тихо обратился он к Джерарду, почему-то не желая разговаривать громко и, дождавшись, пока тот поднимет тусклый взгляд на него, продолжил: — Не против, если я сыграю? — Конечно, нет, Фрэнки. — Едва заметно улыбнулся он, заставляя Фрэнка чувствовать воодушевление и, сам того не зная, странное волнение. Он заговорил впервые с тех пор, как они выехали с территории больницы, и Фрэнк почувствовал себя более оживленным, мысленно дав себе обещание растормошить художника. Фрэнк настраивал гитару, сделав на пробу два аккорда. То, что нужно. — Есть какие-то пожелания? — подмигнув, поинтересовался он, в нетерпении сжимая гитарный гриф. Как давно он не играл для кого-то? Кажется, что целую вечность. Джерард задумался на пару мгновений и после кивнул. — То, чем ты сам хочешь поделиться. — Окей. Он знает, что сыграть. Зазвучали первые аккорды, и лицо Джерарда заметно прояснилось. Он знает эту песню. И, кажется, сердце начинает стучать быстрее в ожидании первых строк. Фрэнк прикрывает глаза и понимает, что давно позабытое чувство возвращается к нему. В животе теплеет и адреналин разгоняется по венам. Эйфория и восторг, когда ты отдаешься любимому занятию целиком. Музыка — его. Точно так же, как рисование — Джерарда. — Well I wonder do you hear me when you sleep? — зазвучали, наконец, первые строчки, и Джерард понял, что не ошибся, предположив, что у Фрэнка волшебный голос. Он не просто волшебный, нет. Он великолепный, завораживающий, заставляющий забыть обо всем на свете и смотреть только на него, слушать только его. С таким можно пробиться на мировую сцену на раз-два. И Уэй почему-то думает, что Фрэнк так и сделает. Возможно, не сейчас, но в будущем точно. Потому что было бы непростительной ошибкой загубить такой талант. — I hoarsely cry… Why… — Фрэнк продолжал, не открывая глаз, проводя пальцами по струнам так, словно он делает это уже тысячу лет. Играть на ощупь, совсем не подсматривая, даже чуть-чуть, даже иногда. Джерарду казалось это невозможным. И то, как выглядел Фрэнк в этот момент, тоже казалось Джерарду невозможным. Он готов был поклясться всем, что у него есть — это самое привлекательное зрелище, что он когда-либо видел. Нет, Фрэнк не играл музыку. Он сам был музыкой. Заворожено наблюдая за Айеро, Джерард потянулся к альбому, быстро срывая свой незаконченный рисунок, комкая и откидывая его куда-то в сторону. Карандаш твердо лежит в руке, и Уэй уверенными движениями начинает делать первые наброски. Он обязан это запечатлеть. — Well I wonder do you see me when we pass? — Фрэнк не боялся перебудить соседей, начиная петь во весь голос и с силой бить по натянутым струнам чуть дрожащей от легкого волнения рукой. Слишком приятное чувство, чтобы не окунуться в него с головой хотя бы ненадолго. Джерард вспотевшей от напряжения рукой продолжал рисовать, время от времени бросая цепкие взгляды на Фрэнка. В комнате происходило нечто волшебное. Музыкант и художник. Искусство и искусство. Два человека и химия. — Please keep me in mind, please keep me in mind… — Джерард неотрывно смотрел на Фрэнка, а тот, всем существом чувствуя его взгляд на себе, продолжал петь более старательно. Джерард молил всех богов, чтобы он успел закончить рисунок за столь короткое время. Он никогда не загонял себя в рамки, но сейчас это было почему-то так важно. Пока не пропало волшебство. Успеть, успеть, успеть… Поделиться своим искусством в ответ. «Душа человека — искусство» — внезапно подумалось Джерарду, и он в ускоренном темпе начал наносить последние штрихи, завершающие. Грустных мыслей не осталось, только музыка, Фрэнк, он и этот чертов рисунок, который он должен успеть закончить. — Gasping — dying — but somehow still alive. — Казалось, мир заканчивался за пределами этой маленькой комнаты. Там, за дверью, не было ничего. Вся жизнь и все невероятное волшебство собралось здесь, для них. Нет, они создавали его. И ничто сейчас не могло быть так важно, как это. Джерард в последний раз кинул взгляд на Фрэнка, прорисовывая волосы. Еще немного… — Keep me in mind, keep me in mind. — Айеро перебирает татуированными пальцами струны, заканчивая песню. Успел. Фрэнк открывает глаза, и все волшебное наваждение куда-то рассеивается, но только не восторг Джерарда. Фрэнк, блять, действительно надеется, что ему понравилось, потому что он знает — так в жизни он не старался вообще никогда и ни в чем. Он выжидательно смотрит на Уэя, словно прося дать ему оценку, и тот, поняв, что говорить уже можно, решает высказать все как есть. — Фрэнки, это же великолепно! Это просто. У тебя такой красивый голос, и ты играл с закрытыми глазами!.. Это круто! У тебя талант, ты знаешь? — глаза Джерарда горят восхищением, а у Фрэнка горит сердце. Кажется, он готов прыгнуть выше головы и сыграть, спеть еще лучше, лишь бы услышать еще немного похвалы из уст художника. Но он только самодовольно усмехается, отвечая, что да, конечно же, он знает. — Я даже представить не могу, как это трудно. Однажды я пытался научиться играть на гитаре, но я забросил это еще на том этапе, когда у меня начали болеть пальцы, — Джерард хихикнул, — Но ты такой… Я не знаю, это просто очень круто, Фрэнки, серьезно. — Неожиданно смущенно заканчивает Уэй, думая, не переборщил ли он с восторгом в голосе и не выглядит ли он слишком жалко по этому поводу. — Спасибо, куколка. — Искренне благодарит Фрэнк, невольно потянувшись рукой к нему в попытке обнять, но вовремя опомнился и сделал вид, что хочет размять мышцы. — Вообще-то я тоже кое-что закончил, пока ты играл. — Признался Джерард, протягивая альбом другу. — Серьезно? — Фрэнк заинтересованно приподнял бровь, принимая из рук художника рисунок, внимательно разглядывая его. — Ага… Да, в общем, вот. Мне просто захотелось запомнить этот момент. Ну и… Сфотографировать, конечно, было бы удобнее, но это ведь немного не то, да? — с сомнением спрашивает Джерард. — Помнишь, ты рисовал меня недавно? — вдруг заговорил Фрэнк, полностью игнорируя предыдущую реплику художника. Уэй неуверенно кивнул. — Так вот, тот рисунок — полнейшее дерьмо по сравнению с этим! — заявил панк, весело улыбнувшись. — Ну спасибо! — надулся Джерард, тут же отбирая альбом обратно. — Да ладно, Джи, я шучу. Просто этот… Он… Какой-то особенный, что ли? — Уэй мысленно согласился с ним. Именно так. Это самое особенное, что он когда-либо делал. Для самого особенного человека, разумеется. Джерард протянул альбом Фрэнку обратно. — Я могу взять это себе? — недоверчиво переспросил Фрэнк. Иногда Джерарду кажется, что время от времени они меняются ролями. Он чуть улыбнулся такой мысли и пожал плечами. — Конечно. Это для тебя. — Я бы набил это себе. Вот здесь. — Внезапно произнес Фрэнк, указывая на свое предплечье и тут же осведомился: — Это было бы слишком самовлюбленно? — Да, — прыснул Уэй, представив, как Фрэнк ходит со своим же изображением на теле, — Но я бы тоже. — Неожиданно признался Джерард, все еще улыбаясь. Кажется, его настроение заметно улучшилось. — Так набей, — игриво предложил Фрэнк, хитро прищурившись, — Что тебе мешает? Джерард поморщился. — Боязнь иголок. Прихожу в ужас от мысли, что эти жуткие штуковины будут впиваться в мою кожу. — Объяснил тот, с отвращением передернув плечами. — Это не так уж и страшно. Однажды я выведу тебя из салона с твоей первой татуировкой. И это будет мой портрет. — Ухмыльнулся панк, растянувшись на пушистом ковре. — Мечтай. — Джерард насмешливо фыркает, тоже почему-то ложась рядом. Это всегда происходит непроизвольно. Кажется, будто им постоянно нужно находиться близко друг к другу. Словно они магниты. — Мечты имеют свойство сбываться. — Загадочно ответил Фрэнк, и комната вновь взорвалась диким смехом. Что ж, может быть, день действительно был дерьмовым, но Фрэнк немного сгладил впечатление от него своей заботой и такими привычными выходками. Время — странная штука. Еще вчера вечером он представить не мог, что испытает весь спектр негативных эмоций за пару часов. И пару часов назад он и подумать не мог, что уже так скоро сможет веселиться. Как знать, что будет дальше?