***
Юри Кацуки проводил свой вечер в баре, косо посматривая на окружающих его людей. В гордом одиночестве он попивал виски с крупным кусочком льда, похожим на миниатюрный айсберг. Для него это классика — придти сюда, сесть за левый крайний барный стул и потягивать алкоголь в безмятежном спокойствии, хотя он и не всегда проводил вечер в одиночестве. Каждый вечер бармен, словно автоматический механизм, без слов наливал тому стакан алкоголя и всё так же молча протягивал к любимому месту Юри. Много разговаривать с посторонними людьми он не любил, но спустя неопределенное количество времени, он начал встревать в разговор посторонних людей — речь заходила то о политике, то о бытовых вещах. Пара мужчин, разделявшие с ним вечер, оказались близкими друзьями, проводящими скучные вечера в компании друг друга. Юри и раньше замечал их, приходя сюда почти каждый день, но внимания особого он уделять этим людям не стал. Слишком мелочные и несерьезные. «Юри, да ты был чертовски неправ», — в его голове появилась прозрачная мысль прямо посреди оживленного разговора, который захватил того с головой. Последнее, что он мог ожидать от этих людей — начитанность, проявление серьёзности в нужный момент, а ещё отличные шутки, которые как будто были подготовлены до посиделок, написаны на отдельных листочках и заучены наизусть — чтобы произвести впечатление. — Откуда вы такие взялись? — заинтересовано спросил Юри, приоткрывая глаза. В моменты, похожие на этот, тот забывал, что такое выражение на его лице не очень подходило его образу тихого, безэмоционального парня. Но что делать, если тот и правда заинтересован? Юри не выглядел угрожающе или слишком серьёзно, просто его деловой костюм отталкивал людей, хотя сама внешность и не была чересчур вычурной, но повседневный деловой стиль как никак показывает, из чего состоит человек. Мысли на этот счёт у всех в баре были аналогичны. Несмотря на все вторичные элементы его внешности, Юри Кацуки выглядел простым молодым человеком азиатской внешности, что конечно же привлекало немалое внимание. Чёрные волосы средней длины были всегда уложены назад — этот молодой человек явно тратит за зеркалом достаточно времени ежедневно, чтобы уложить непослушные пряди. Очки на переносице немного скрывали цвет глаз, но даже сквозь них было видно — обычный и даже без каких-либо изюминок карий. Но было что-то в них такое, что вызывало сомнение, насчёт его внутренностей. С виду он был строг и тих, а потом открывал такие стороны своей личности, которые никто никогда не подозревал там встретить. И всё же со всеми его попытками сделать вид обычного весёлого человека, ему это не удавалось. Часто из него вырывались непонятные странности, как злые усмешки или устремлённый в одну точку взор, пустой, с ледяной крошкой. — Юри~и, — однажды повернулся к тому Кристоф, — Юри, как ты думаешь, что есть у меня, чего нет у тебя? — многозначительно спросил мужчина. — Я думаю, что это твоё отвратительное чувство стиля, — ответил тот, показывая на безвкусный галстук желтого цвета в крапинку, а потом добавил, — а ещё твоя извращённость. Юри соврал. Извращённость в нём была и, честно признать, намного более серьёзная, чем у модника Кристофа. — У тебя плохие шутки, ты ведь знаешь об этом? — обиженно выдохнул собеседник и облокотился на своего друга. —. У меня есть вот этот молодой человек, — он ткнул того в щеку и слегка обнял, — а у тебя его нет, Юри. Это ведь легко, не так ли? Где твоя сообразительность теперь? — Я совсем забыл, что у вас роман, голубки, — Юри немного повернулся, съязвив. — А Вам, «молодой человек», советую в ближайшее время открыть мне тайну своего имени, — Юри указал на другого, взятого в плен руками Криса, человека по имени «без разницы, называй, как хочешь». Это было странно, сперва подумал Юри. Он не сказал своё имя при первой встрече, а Кацуки так и получал в ответ жизненную позицию собеседника «какая тебе разница, как меня зовут, Юри?». А последний, в свою очередь, вставал в стойку «меня-то ты знаешь, как зовут, безымянный солдат». В любом случае, их тематические разговоры от этой маленькой несостыковки не становились хуже. В некоторой степени, наоборот, в них появлялась щепотка странного и непонятного на первый взгляд. И Юри это нравилось. Бармен, в первый раз увидев Юри за стойкой, в теплый августовский день, поймал себя на мысли, что у таких людей, как этот, в голове не мягкая солома, а острые иголки. Не перепутай и не залезь туда случайно, иначе неизбежно поранишься. Взгляд его не отрицал этого. Слишком уж крепким и острым ножом он ложился на окружающих его людей. Как-то раз, внешне хрупкий по телосложению, Юри заехал одному бугаю прямо в нос: тот приставал к молодой девушке, несмотря на то, что она отказывалась от ухаживаний пьянчуги. Кристоф и его друг по имени «Загадка» не пришли в тот день. Похоже, у них были дела поважнее. Этот алкоголик подкараулил бедную девушку возле бара, а затем схватил с явно недобрыми намерениями и затащил за угол. Юри в этот момент, заплатив за свой вечер, проведённый наедине с алкоголем, вышел на улицу и стал свидетелем пренеприятной картины: огромное пьяное животное, пытающееся снять рывками одежду с тонкой и миниатюрной, но смело отбивающейся девушки. Любой бы подумал, что Кацуки, со своим-то безразличным характером, не станет влезать в это действие. Тот, кто так думал, явно плохо знал парня. Юри подошёл ближе незаметной тенью, схватил насильника за плечо, резко развернул тяжёлую тушу к себе лицом, заставив отпрянуть от девушки, попутно уже направляя вторую руку, сдавшуюся в кулак, к его лицу. Пара запозднившихся посетителей бара, направляющихся домой, остановились в безмолвном изумлении. Никто не ожидал, что рука у этого парня окажется тяжёлой и попадет прямо в перегородку носа, с громким хрустом сломав её. Звук сломанной кости разлетелся по воздуху. Мужчина верещал, ругался матом, хватаясь за нос и пытаясь остановить текущую кровь. Он подскользнулся и грохнулся на спину, не заметив лежащую бутылку, которую сам же кинул под ноги, выходя прямо за своей жертвой. Девушка, освободившаяся от хватки мужчины, отбежала и испуганно, но с благодарностью посмотрела на Юри. Тот лишь слабо улыбнулся, сократив расстояние между ними, и уверенно сказал: — Мисс, лучше бы Вам не ходить одной в такое позднее время, — он подошёл ещё ближе и, взяв её за руку, нежно поднеся к губам, поцеловал хрупкую ладонь, — не стоит испытывать судьбу. Возвращайтесь поскорее домой. — С-спасибо Вам огромное, — пролепетала девушка, а затем, отойдя на пару шагов назад, поклонилась и громко сказала: «ありがとう!»*. Юри к такому не был готов. На японском.? — А, простите, — выпрямившись произнесла та. — Однажды я увидела в баре, как Вы разговаривали по телефону на японском, и решила поблагодарить «по-вашему» за то, что Вы сделали для меня. — О, спасибо. Вам удалось меня удивить, — ответил Юри, немного приоткрыв глаза. — А теперь, после всего этого, Вам стоит пойти домой, я полагаю. — Да, извините на приченённые неудобства. Ещё раз спасибо, — с этими словами девушка развернулась на высоких каблуках и отправилась к концу переулка, изредка поворачиваясь, чтобы посмотреть, все ли с Кацуки было в порядке. В порядке был только Юри, а вот насильник лежал без сознания. Похоже, ударился головой о стену при падении. Все, кто был свидетелем драки, уже разошлись, решая не вмешиваться в чужие перепалки. Юри тяжело вздохнул, посматривая на лежащее обездвиженное тело. Ему предстоит ещё одна работёнка сегодня ночью.***
Виктор долго лежал на кровати. Очень долго. Не мог уснуть и уже сбился со счета, какой это час и сколько ему осталось вообще вот так мирно лежать. Он не мог встать, его тело было парализовано. Единственное, что ему удавалось сделать — пошевелить кончиком пальца, но и это давалось ему с великим трудом. Он не болен. Совсем нет. Здоров, словно бык, к своим 27 годам. Здоровье — это то, чем он гордился всю свою жизнь. Несмотря на то, что синяк на боку протяжно ныл, он не жаловался на боль. Скоро и это потемнение пройдёт, сотрутся все следы. Но никто не заикался о здоровье психическом. В этой сфере ему ещё расти и расти, если он вообще сможет выбраться из пучины депрессий. — И долго я тут лежать буду, мне интересно, — тихо спросил сам себя Виктор. Голос разошёлся по комнате эхом, и затем проникающая в самые потайные закоулки сознания тишина вернулась. Ответа он не услышал. Вопрос был скорее риторическим и отвечать не нужно было. Даже самому себе. Это ужасное чувство, когда ты задаёшь вопрос своему разуму о себе же, но ответ не появляется даже на границах твоего сознания. Он где-то там — за пределами, а внутри появляться не хотел да и не смог бы. Его не пускали туда другие мысли. Сколько сегодня людей он выслушал, скольким он дал жизненные советы и отпустил все их грехи? Это не важно. Среди них выделился один, особо грешный. Марк, кажется. Он уже забыл, как его зовут. И это не память у Виктора плохая, это защитная реакция его мозга — как можно быстрее удалить травмирующую информацию из сознания. Это не всегда срабатывало, как сейчас, но было полезным «нововведением» его мозга. Рыжий, помятый и неуклюжий Марк пришёл в 3 часа дня. Зашёл в церковь. Сел за лавочку около статуи Христа. Громко втянул воздух и начал молиться так непрестанно и взволнованно, что даже Виктору стало не по себе. Марку было уже 40 лет, тело его стало совсем тучным от неподвижного образа жизни, морщины на лице отлично сочетались со складками на подбородке, но от него всегда приятно пахло — видимо на парфюм он не скупился. Вместе с этими двумя, в помещении находились ещё трое людей: пожилая женщина, приходившая каждую неделю, прося Бога помочь её тяжело больному сыну; в другом конце сидела пара: высокий и красивый мужчина и милая девушка — его жена. Как поведали супруги, они не могли завести детей и по собственному желанию ходили молиться Богу о долгожданном чуде. Виктор, увидев, как мужчина усердно молится, поспешил подойти и расспросить того о том, что именно его беспокоит. Это твоя работа, не забывай, Виктор. — Марк, так? Что случилось? — осторожно подошёл Виктор к тому, опускаясь рядом с тем на скамейку. — Что Вас так тревожит, расскажите мне. — Ваше Преподобие, — слёзно начал мужчина, — я совершил ужасное. Мне нет прощения, — он опустил глаза и зарылся лицом в ладони, совсем поникнув. — Боже, Марк, не стоит так говорить. Каждый проступок стоит чего-то. Да, это так. Но замолить Вы его всегда в состоянии! Расскажите мне, я помогу Вам. Вы ведь знаете это, не стоит закрываться от помощи. «Закрываться от помощи, Виктор, да ты ужасный лицемер. То, что ты делаешь последний десяток лет и есть тот самый отказ в помощи», — мысль прометнулась в голове священнослужителя так же быстро, как и исчезла, растворяясь в других проблемах. — Я, — немного приподняв голову, взгляд усталых глаз устремился куда-то в пустоту, — я поругался с пожилой матерью. Мы с ней живём вместе, Вы ведь помните это, отец Виктор? И сегодня меня снова выгнали с новой работы. Я не понимаю, почему! Я все делал, честно выполнял свою работу, но все равно остался без не… Я сообщил об этом матери, придя домой, а она начала осуждать меня. Я в ответ начал кричать что-то несвязаное, уже и не помню что, — руки крепко мужчины сжались. — Я честно не хотел этого делать! Но когда гнев застилает глаза, это так сложно сдерживать. Виктор молча сидел, периодически поглядывая то на рассказывающего, то в другую сторону, пытаясь обработать информацию. «Ещё одна тяжёлая история на мою голову». — Я выгнал её из дому, — продолжил Марк, сдерживая слёзы, — просто собрал её вещи, выкинул ночью на улицу и лёг спать, как последняя бездушная скотина. Больше я не видел её. Иерей удивлённо посмотрел на того, приходя в немой шок. Марк не был человеком, который мог выкинуть что-то подобное, тем более со своей пожилой матерью. Тёмная сторона души открылась в нём. — Утром я пытался найти её на улице, но не смог.! — перешёл на крик мужчина. Сдерживающие цепи наконец-то сорвались. — Вы объявили о пропаже, Марк.? — встревоженно спросил Виктор, беря за руку мужчину. — Не трогайте меня! — голос Марка сорвался, и неаккуратным движением тот толкнул Виктора прямо в живот, сильно и яростно. Виктор согнулся пополам, чувствуя жгучую боль. Одна рука соскользнула на лавку и придерживала вес всего тела, другая же покоилась на месте удара, сильно сжимая место, пытаясь хоть как-то облегчить неприятное ощущение. Трое, находящихся в церкви, резко уставились на действие, происходящее совсем рядом. — Она умерла, — громко произнёс Марк, задыхаясь, — упала с обрыва рядом с церковью, наверное подскользнулась из-за рыхлой земли, так как пошёл дождь, — мужчина снова сел на скамейку, смотря Виктору прямо в глаза. — Видимо хотела переночевать вчера здесь, но не дошла до Вас. Виктор привстал, облакачиваясь на спинку скамьи, чувствуя облегчение после удара. Боль проходила, но на её место пришло другое ощущение — вина. Осознание резко всплыло в голове. Вчера поздним вечером, Виктор собирался поехать в город, дабы навестить своего старого знакомого, попавшего в больницу, но передумал после того, как ему позвонил родственник пострадавшего и попросил сильно не волноваться, да и дождь пошёл как раз вовремя. Виктор ещё думал о том, чтобы поменять своё решение, но окончательно заставил себя забыть о других хоть на один день. Если бы он направился в город, то возможно бы встретил по пути престарелую мать Марка и помог ей. Но он этого не сделал. Марк ушёл из церкви не сказав ни слова и не извинившись за полученный Виктором синяк. Просто встал со скамьи и направился к выходу. Священник посмотрел на того потерянным взглядом и вернулся к своим обязанностям. Остальные медленно расходились по домам, попутно спрашивая о произошедшем. Виктор не горел желанием что-либо рассказывать, отходя от темы всеми возможными путями. Только не сейчас. Так он и окончил неподвижным лежанием на кровати в своей спальне, находящейся на втором этаже небольшого дома. Решив сегодня закончить службу раньше, чем обычно, он направился в свою комнату, переоделся в ночную рубаху и, даже не поужинав, лёг спать. Уснуть он так и не смог.***
Виктор был погружён в глубокие мысли, когда в дверь снизу неожиданно постучали. За окном слышался свист ветра и громкий стук крупных капель о подоконник, внутри же было чрезвычайно душно: открой он окно, его бы мигом сдуло — таким беспомощным и лёгким он казался сейчас. Стук повторился. Виктор подпрыгнул на кровати, выходя из ступора, встал и тихими, но подвижными шагами направился вниз к входной двери, по пути зажигая свет в комнатах. Таких поздних гостей этой ночью священник не ожидал. Посмотрев в глазок, Виктор увидел лишь тень мужчины, стоящего рядом с дверью и настойчиво стучащего по твёрдому дереву. На нем было пальто, но, похоже, полностью промокшее. Сегодня опять шёл дождь. Эта мысль напомнила отвлекшемуся на гостя Виктору о событии прошлого дня — о матери Марка. Он зажмурил глаза, убирая подальше мысли о трагедии. Открывать дверь незнакомому человеку было слишком легкомысленно даже для Виктора — неизвестно кто мог оказаться за ней. Их разделяет только единственный слой двери, даже если он плотный и состоит из дерева. Но Виктору не могла дать спокойно уйти спать мысль о том, что этот человек возможно нуждался в помощи — он весь промокший и, как показалось священнику, мелко подрагивал от холода. Ветер на улице пробирал до костей, особенно если ты покрыт сырой тканью. Виктор вздохнул, отодвинул щеколду и открыл дверь. Перед ним стоял мужчина ниже него, в очках, с открытым ртом — видимо собирался применить голос, чтобы позвать хозяев. Его взгляд с деревянного покрытия переместился на Виктора, стоящего в дверном проёме. Губы прикрылись и исказились в слабой мягкой улыбке. — Доброй ночи, Ваше Преподобие. Я Вас не разбудил?