За гранью грёз или темнее всего перед рассветом

Последующие две недели ничего не происходило. То есть совсем ничего. Только белый хвостатый гость, как будильник, каждое утро голосил у холодильника и обдавал при этом меня таким взглядом, как будто я была садисткой и бедного кота совсем не кормила. Дни стояли на редкость погожие, мягкое солнце нежно прогревало землю, ветра совсем не было, как-то нереально было хорошо на улице. Нервная система моя совсем успокоилась. Один день сменял другой, ничего не происходило, и было так хорошо. Только одно напрягало, как только я приходила домой, естественно, сразу кормила кота и собиралась отдыхать или смотреть телевизор, белый наглец начинал запрыгивать на полку, на которой лежали эти странные книги, как волчок крутился на них. Если я не обращала внимания, кот начинал сбрасывать книги на пол, при этом настойчиво глядя мне в глаза. Мол, «ну возьми, почитай». Да читала я уже, сердясь, говорила я коту. Но он не успокаивался до тех пор, пока я не брала книгу и не начинала её пролистывать. Эти книги очень глубоко вошли в мою память, как будто подсознание мне подсказывало, что знания, хранящиеся в них, мне ещё пригодятся. Жизнь шла размеренно до одного утра. Было обыкновенное солнечное утро, я вышла из подъезда и вдруг увидела грациозно сидящую на низкой лавочке чёрную кошку. Ту самую, которая сидела у меня на подоконнике. Я застыла в нерешительности. «Ну кошка и кошка, иди дальше», — говорил внутренний голос, но интуиция приказывала стоять на месте. Время замерло, мы застыли: кошка и я. Вдруг я услышала, как кто-то истошно вопит за закрытым окном…но это же мой кот. Я подняла голову. Бедный белый красавец и прежде пушистый, так поднял шерсть, что казался белым шаром. Такое ощущение, что из голубых глаз его сверкают молнии. Весь взъерошенный, он метался на подоконнике, но не мог спрыгнуть ко мне. Форточка была закрыта. Вдруг резкая боль пронзила меня с пяток до макушки. Пока я смотрела на странное поведение моего кота, чёрная бестия проворно подскочила ко мне и укусила за руку. Сказать, что я подскочила на метр, — это ничего не сказать. Кошка молнией скрылась за домом. С кисти капала кровь. «Вот это цапанула, сволочь! Да что такое!» — причитала я, зажав рану рукой. В это время как-то даже не по-кошачьи выл кот. Бегом понеслась я домой. Едва заскочив в квартиру, чуть не сбила кота. Бедный пушистик уже совсем жалко мяукал. Мол, «не уберёг, не уберёг». В три прыжка я очутилась у шифоньера, где хранилась аптечка. Быстро открыв её, начала искать перекись. Руки тряслись, всё падало на пол. «Всё, нашла», — подбежала к раковине и начала промывать рану перекисью. Теперь я её разглядела, кошка не стала мелочиться, её клыки вошли глубоко, кровь лилась сильно. Рана какая-то странная, подумала я. И действительно, по краям раны стал проявляться зеленоватый ободок. Был такой эффект, как будто рану обрисовали карандашом. «Кошмар какой». Кот в это время прыгал возле меня, как бы пытаясь взглянуть на рану. — Ну на, смотри, — сказала я ему, показывая руку. Пушистик обнюхал руку, после чего сразу сник. Уши его опустились, и, как нашкодивший школьник, он поплёлся на кровать. Там он свернулся калачиком и отвернулся от меня. Замотав руку бинтом, я тоже прилегла, расслабилась, но не тут-то было. Отдохнуть мне не дали. Раздался резкий, нервный звонок, кто-то нервно нажимал и нажимал на него. Вскочив, я открыла дверь. На пороге стоял Александр. Деловито зайдя в квартиру, он первым делом снял бинты и осмотрел рану. — Ну всё, теперь они смогут видеть тебя, не уберегли.