II. Штольман: я вернусь....

Ранним утром следующего дня Яков Штольман сел в уже ставший родным экипаж под управлением исполнительного Ефима и направился к месту следующей остановки – городу Л***. Если верить Варфоломееву, после этого городка ему можно будет спокойно ехать в Затонск. К его Анне. Как же он соскучился по ней. Если бы он только представлял себе тогда, в тот вечер своего исчезновения из города, какой опасности ее подверг, он бы продумал лучший вариант. Но что сделано, то сделано. Да, он подверг тогда Анну опасности. И если бы не тот поступок Жана Лассаля – хладнокровного убийцы – Анны уже не было бы. А значит не было бы и его. Анна – его сердце. Человек без сердца и души – просто биологическая субстанция. Яков Платонович задумался о том, как все узнал.

***

На следующий день после столь неожиданного обретения нового филера и союзника, Штольман и Петр Миронов встретились возле дома, в котором жила Мария Лифлирли – сестра покойного англичанина. Судя по фамилии, она была замужем за французом. - Петр Иванович, давайте сделаем так. Вы идете к ней, говорите, что некий друг ее брата прибыл в город и хотел бы передать ей сообщение от брата. И договариваетесь о встрече. Это если ее реакция будет спокойной. Если же вы заметите, что она явно занервничала, предлагаете ей, чтобы этот господин посетил ее через час. Посмотрим реакцию. Ну, а потом и посетим мадам Лифлирли. - Как скажете, господин фон Дитрих. Где вы будете меня ждать? - А вон в том кафе, через дорогу, - кивнул в сторону маленького кафе Штольман. Петр Иванович неспешно пошел внутрь дома, а Яков Платонович перешел дорогу и присел за столик в маленьком уютном кафе. Спустя несколько минут под его удивленный взгляд за столик присел Миронов-младший. - Вы так быстро обо всем договорились? - Нет. Служанка сказала, что мадам Лифлирли с мужем уехали в Прованс на празднование дня рождения матери супруга. Приедут послезавтра утром – о чем сообщили утренней телеграммой. - Значит, наша встреча откладывается до послезавтра. Плохо. Ну, ничего. Все равно еще ждать ответ от Варфоломеева. Ладно, будем ждать. Петр Иванович, а вы сообщений из Затонска пока больше не получали? - Нет, пока ничего не было. Как только что-то придет, я сразу же сообщу вам. Не сомневайтесь. - Я утром написал доктору Милцу. Разумеется, на конверте значится мое теперешнее «временное» имя. Надеюсь, вскорости получить хоть какой-то ответ о хотя бы физическом, если не возможно узнать о душевном, состоянии Анны Викторовны. - Это не опасно? - Думаю, нет. Я не могу быть в неведении. Мужчины помолчали. - Знаете, Петр Иванович, устал я от этого кофе. Вот право слово. - И чего бы вам хотелось? - Чего-нибудь такого, что напомнило бы о доме. О Затонске. - А знаете что? Тут недалеко есть премилый трактир. Называется «ЛЯ РУС», символично? Кто там хозяин я не знаю. Но открылся он недавно, и кухня у них наша, русская. Есть даже щи. Представляете? Не хотите там сегодня отобедать? - О, с удовольствием. - Тогда предлагаю немного пройтись, нагулять аппетит. А там и пообедать можно. - Хорошо, только я сначала зайду в гостиницу, узнаю, нет ли мне известий. Быстро добравшись до гостиницы, Штольман осведомился у администратора, нет ли ему каких писем. - Да, господин фон Дитрих. Есть вам письмо. Но странное, без штемпеля. Утром принес какой-то мальчик. По виду уличный, - с чем и протянул ему аккуратный ничем неприметный конверт. Яков Платонович присел на диванчик в фойе и вскрыл послание. Внутри лежала маленькая записка от Варфоломеева. «Кромвель сегодня уехал в Берлин. Вернуться должен через неделю. В.». И вчерашняя дата. На этом все. Как именно письмо попало в гостиницу, Штольман представлял, но задумываться об этом желания не было. Итак, по времени получается, что завтра Кромвель точно будет уже в Берлине. А значит, послезавтра нужно будет встретиться с сестрой Брауна как можно раньше. И сразу выезжать в Берлин. Благо, отсюда туда ехать недолго. Где именно он может найти господина Шляхтского, Яков Платонович представлял. Выйдя из гостиницы, Штольман направился к ожидающему его Миронову. - Петр Иванович, а как вы отнесетесь к поездке в Берлин? Скажем, послезавтра днем? Сразу после встречи с мадам Лифлирли. - О, я не против. Признаться, давно я не ездил в Берлин. План встречи с мадам меняется? - Да, пойдем вместе утром. Времени нам лучше зря не тратить. - Что ж, как скажете. Итак, идемте обедать? Пешком прогуляемся? - Конечно. Штольман и Миронов-младший неспешно дошли до трактира «ЛЯ РУС». Внутри оказалось весьма недурно. Заведение было небольшое, очень чистое и достаточно уютное. Присев за столик, подозвали официанта. - Добрый день, господа. Чего изволите? - А скажите, что из меню вашему повару удается лучше всего? - О, все наши блюда удаются всегда превосходно. Это вам может подтвердить и наш хозяин, он как раз сегодня здесь. - Да? Любопытно было бы познакомиться с ним, - протянул Петр Иванович. - Одну минуту. И официант быстро направился куда-то вглубь заведения. Спустя несколько минут к их столику подошел и сам хозяин трактира. - Пьер, вы можете быть свободны. Я сам приму заказ и обслужу господ, - спокойно сказал он. Голос мужчины вывел Штольмана из задумчивости, и он поднял глаза на говорившего. Рядом с их столиком стоял… Жан Лассаль собственной персоной! - ВЫ? – ахнул сыщик. - Господа позволят присесть? – тихо спросил Жан. - Уж извольте, да и объясните, как вы здесь очутились, господин Ла… - начал было Штольман, но Жан прервал его. - Фурье. Себастьян Фурье к вашим услугам. - Отлично, значит Фурье… - усмехнулся Яков Платонович. Жан присел и подозвал официанта. Быстро перечислил ряд блюд и отпустил молодого человека. - Позвольте вас угостить господа. Рад видеть вас в своем заведении, господин… - Жан вопросительно посмотрел на Штольмана. - Фон Дитрих. А это мой друг. Господин Миронов. - Очень хорошо, господа. Итак, у вас есть ко мне вопросы? Вы не поверите, но я готов вам на них ответить. Но прежде позвольте сказать вот что. Я здесь совсем недавно, но намерен обосноваться на этом месте. Мне крайне нравится заниматься тем, чем я теперь занимаюсь. А потому, я думаю, вы не станете мешать мне в этом. В особенности после того, как получите ответы на ваши вопросы и в дополнение услышите кое-какую историю и от меня. Думаю, вам это будет очень интересно. - Это будет зависеть от нашего разговора. Итак, как вы здесь очутились? И откуда у вас средства на это заведение? - Скажем так, умер мой дальний родственник, один русский князь. И оставил мне приличное наследство. В последнее время мы были с ним очень близки, вот он и соизволил распорядиться наследством именно так, - усмехнулся в усы Жан. - Значит пропавшие … пропавшее наследство все же забрали вы? - Я. Я заслужил это. Он мне это обещал. Слово дал. А потом решил «передумать». Не люблю, когда кто-то вот так не держит слово. Я в том возрасте, когда хочется спокойствия и постоянства. А за спокойствие нужно платить. Вот я и воспользовался этим «наследством» в качестве оплаты. И теперь у меня есть мой маленький трактир, мой маленький дом. Я даже начинаю обзаводиться знакомыми, которые ничего не знают о моей прошлой жизни. И меня это полностью устраивает. Я крайне не хочу это менять. - Это сделали вы? С князем? - Нет, это не моя рука ударила князя камнем. Но я все видел. Вам так хочется знать кто? Вы не догадываетесь? - Элис? - Элис. Он хорошо поработал над ней. Она даже доктора смогла обмануть. Я ведь нашел ее тогда, спрятанную доктором Милцем. Только в мои планы ее возвращение к князю не входило. Элис Лоуренс не та, за кого выдавала себя. Вы это должны понимать. Вы всегда отличались острым умом, господин фон Дитрих. - Значит я оказался и здесь прав. Почему вы вдруг решили оставить служение Нежинской? - Я от нее устал. От ее истерик. От ее приказов. Я тоже человек. А она об этом забыла. Она считала меня цепным псом, которому можно отдать любой приказ. О, она этим попользовалась вволю. А хотите я вам расскажу о ее последнем мне приказе? Том приказе, который она отдала мне перед тем, как вернуться в Петербург? Том приказе, который ясно показал мне всю суть душонки этой женщины? Вам, думаю, будет интересно это узнать. Да, и вам, господин Миронов тоже. - И мне? С чего? - А с того, что это был приказ женщины, потерявшей любимого мужчину и решившую отомстить за это и ему и той, кто его отнял. - Что вы хотите этим сказать, Жа… господин Фурье? – Штольман напрягся так, что на лице заходили желваки. - После вашего исчезновения к Нине Аркадьевне заходила мадмуазель Миронова. Я не знаю о чем именно они говорили, но, видимо, госпожа Нежинская поняла, у кого вы находились в ту ночь перед тем, как зайти к ней и снова попытаться убедить ее уехать подальше взамен на молчание об ее участии во всем этом деле. После этого, как я знаю, она наведалась в номер Анны Викторовны. Ту папку, да, не удивляйтесь, я неплохо осведомлен, так вот, ту папку она там не нашла. Но, судя по всему, нашла что-то еще. Что подтвердило все ее страхи. Она до последнего надеялась, что ваши чувства к ней неизменны. А ведь я видел. Видел, что даже в самом начале ваши чувства к ней не шли ни в какое сравнение с теми чувствами, что вы испытываете к мадмуазель Мироновой. Знаете, а ведь эта девушка всегда восхищала меня. В ней есть какая-то необыкновенная глубина и внутренняя сила. - Дальше. Что было дальше? – тихо поторопил Штольман. - Дальше? А дальше Нежинская поняла, что вы пропали. Что документы пропали. И деньги князя тоже пропали. И решила отдать мне очередной приказ. Знаете, чего она захотела от меня? Она приказала мне устранить Анну Викторовну. Представляете? Вы уж извините, но подобные приказы женщины, впавшей в истерику и панику…. В общем, я сказал, что исполню, как она хочет. И, успокоенная, она уехала. - Что вы сделали? - Я нашел Анну Викторовну бродившей по городу. Она была в большом смятении. Встречала тех, кому так или иначе помогла. Потом заметила меня. Побежала. Скрылась в том старом заброшенном доме, помните? Там я нагнал ее. Я не собирался ее убивать или калечить. Я хотел с ней поговорить. Но она испугалась, и все бежала и бежала по дому, перебегая из комнаты в комнату. Я не хотел ее напугать. Я действительно хотел только поговорить. - О чем? - Я хотел сказать ей, что вы живы. Я видел ее состояние. Хотел поговорить о той папке. Хотел, признаться, забрать ту злосчастную папку. - Чтобы отдать Нежинской? - Нет, чтобы уничтожить. В той папке. Словом, там есть информация и обо мне. Не хотелось бы, чтобы это попало куда-либо. - Дальше. Что было дальше? - А дальше я нагнал Анну Викторовну. И вот тогда она поразила меня еще больше. Абсолютно уверенная, что я намерен убить ее, прямо глядя в лицо смерти, она не стала просить меня, чтобы я не трогал ее. Она не впала в истерику. Даже не заплакала. Знаете, что она сделала? Она прямо посмотрела мне в глаза и задала вопрос, который был для нее важнее ее же собственной жизни. «Что с Яковом? Яков жив?» - вот что она спросила. И знаете что? Я не дал ей никакого ответа. Я не тронул ее и пальцем. Я ушел. Да, я сказал ей кое-что. - Что? - В каждом несчастье ищите женщину. И вот что я вам еще скажу. Я ведь понял тогда. Понял, что Нежинская не просто потеряла вас. Вы ведь по сути никогда и не были с ней. В вашей жизни есть только мадмуазель Миронова. А в ее…. Ее жизнь – это вы. Я поклоняюсь такой силе духа. За всю свою жизнь я видел только одну женщину, способную перед лицом смерти думать не о себе. Это заслуживает большого уважения. И вот я здесь. Сижу напротив вас и рассказываю вам истории. - Вы хотите сказать, что рассказали это все мне просто так? - Не совсем. Взамен мне нужно ваше слово, что информация обо мне, хранящаяся в той папке не попадет ни в чьи руки. - И вы поверите мне на слово? - Да. Я слишком хорошо знаю, что для вас значит честное слово. - Я знаю, что Анна Викторовна жива. А потому не думаю, что вы мне солгали. Не знаю почему, но я вам верю, господин Фурье. Хорошо. Я даю вам слово, что все бумаги, касающиеся вас, я лично уничтожу сразу, как только буду иметь к ним доступ. - Вы кушайте, господа. У меня действительно вкусно готовят. Настоящая русская кухня. Здесь это в моде. Приятного аппетита. Я пока вас покину. И обед за счет заведения, в знак уважения, так сказать, - Жан поднялся из-за стола. Некоторое время Штольман и Петр Иванович молчали. Кухня и впрямь оказалась замечательной, но вкуса Яков Платонович практически не чувствовал. Нежинская приказала убить его Анну. И приказала из-за ревности. Она за это ответит. Не будет ей пощады. Смерть была бы наградой. А потому фрейлину ее Императорского Величества ждет каторга. Но Жан… Да, Жан его поразил. Недаром он тогда велел не убивать его своим филерам. Его филеры…. Жалко Жука. Он тогда закрыл его, Штольмана, собой. Тогда они вместе добрались до складов. Это ведь была идея Жука поменяться одеждой. И его последние слова: «Бегите, Яков Платонович. Не оглядывайтесь. Я и до полудня не дотяну, но ваша одежда на мне поможет немного выиграть вам время. Удачи вам». Он не хотел тогда бросать раненого. Но времени было мало, и рана была смертельна. Перевязал, постарался устроить того поудобнее. И побежал. - О чем задумались, господин фон Дитрих? – вывел Якова Платоновича из задумчивости Петр Иванович. - Да вот пытаюсь как-то уложить всю информацию в голову. Да и филера своего вспомнил. - Того, что в вашей одежде нашли? - Да. Вы знаете? - Да, Виктор писал мне. Вы ему верите? Этому господину Фурье? - Да. Почему-то верю. Он или всегда все отрицал или молчал. А вот такой исповеди от него услышать я никак не ожидал. Да, я ему верю. Сейчас ему незачем мне лгать. Спустя две четверти часа Штольман и Миронов-младший закончили обед и, выпив чаю, собрались уже покидать трактир. - Любезный, счет нам принесите, - Яков Платонович все же решил заплатить. - Прошу прощения, но хозяин распорядился счет вам не выписывать. - Ну что ж. Не выписывать значит не выписывать. Им подали пальто, шляпы и трости. На выходе к ним подошел Жан. - Вам все понравилось, господа? – учтиво поинтересовался он. - Да, кухня у вас и впрямь превосходная. Благодарствуем, - ответил Петр Иванович. - Рад, что понравилось. Заходите к нам еще. - Всенепременно при случае, - с этими словами Миронов вышел на улицу, а Штольман немного задержался. - Вы сказали, что до Анны Викторовны лишь раз видели такое, что женщина не думала о себе перед лицом смерти. Могу я поинтересоваться, кто была та женщина? - Я не стану говорить, кто были мои родители. Но в день, когда убили моего отца и пришли к моей матери, она прекрасно знала, что ее ждет. Но она не стала ни о чем просить. Она только спросила, что с ее мужем. В тот день я потерял обоих моих родителей, - тихо проговорил Жан. - Понятно. Прощайте, господин Фурье. - Прощайте. Будете в Париже, буду рад видеть вас в моем заведении. - Благодарю, - Штольман задумчиво посмотрел в глаза Жана и вышел на улицу, погрузившись в уличную прохладу.