***
Виктор растягивается до самой последней минуты. Он снимает наушники, машет на прощание другим фигуристам и уходит вместе с Яковом. Он ничуть не беспокоится. В конце концов, с чего бы ему беспокоиться? — Не волнуйся, Витя, — Яков ободряюще похлопывает фигуриста по спине. — Все готово. Ты победишь. Виктор приподнимает бровь, немного удивленный словами тренера. «Обычно Яков такого не говорит», — думает Виктор, а потом пожимает плечами. Что ж, это олимпийские соревнования, и скорее всего Яков просто весь на нервах. И вот объявляют его имя. Виктор выходит на лед, поднимает руку, чтобы поприветствовать зрителей, чувствуя, как адреналин бурлит в венах. Никифоров напрочь забывает о словах Якова. (Тем не менее, он вспомнит этот разговор чуть позже)***
Юри слышит, как где-то там зрители взрываются аплодисментами, и с усмешкой думает: «Вы еще ничего не видели».***
— Что же, это было нечто. — Я не могу поверить в то, что я сейчас скажу, но, Крис, возможно это одно из лучших выступлений, даже, может быть, самое лучшее выступление, которое я когда-либо видел. — Я едва ли могу подобрать слова, чтобы описать то, что мы сейчас увидели. — Превосходные прыжки, невероятные вращения, целая буря эмоций — в короткой программе Кацуки было все и даже больше. — Все в абсолютном восторге стоя аплодируют Кацуки, и над зрительным залом развеваются японские флаги. Кацуки уходит, но люди все еще стоя аплодируют чемпиону, который показал сегодня нечто невероятное. Это выступление войдет в историю. — Я скажу даже больше: я не думаю, что Никифоров сможет с этим сравниться. — Да, я согласен. Однако его выступление, как всегда, было потрясающим — вы только посмотрите на его баллы. Думаю, что разрыв между ним и Кацуки будет небольшим. — Без сомнений, но вы только посмотрите на Кацуки — он полностью выжат. Он уже ушел с катка, но зрители все еще аплодируют. — И у них на это есть веские причины. — А вот и результаты! Кацуки занимает второе место. — Я удивлен. Посмотри на эти числа — Кацуки не удалось поразить судей. — Что же, в конце концов именно судьи выставляют баллы, но скажу прямо — Кацуки заслужил большего. — Возможно. Хотя все еще может измениться в произвольной программе!***
После короткой программы Виктор махнул рукой на вечеринку и ушел в свой номер. В животе что-то неприятно скрутилось, Виктор словно парил в невесомости, и у него чертовски раскалывалась голова. Он пытается выкинуть из головы все мысли, но не может. Виктор не идиот. Его балл был очень, очень высоким — настолько высоким, что кажется почти невероятным. И, без сомнений, Виктор был великолепен — он сделал лишь несколько мелких ошибок: оступился на приземлении четверного тулупа, немного ошибся в дорожке шагов, но в целом все было потрясающим. Однако его результат говорит: выступление было не просто потрясающим, а одним из его самых лучших. (Виктор знает, что это не так, просто пока не готов это признать). Кацуки приходит к нему намного позже, рассерженно и нетерпеливо стучит в дверь, и Виктор сперва отталкивает его, но потом все же впускает (он пытается думать об одной серебряной медали, поблескивающей в золотом море, о порочных царапинах на спине, словно кричащих «ты недостаточно хорош», но вместо того он вспоминает выражение лица Кацуки, когда объявили результаты, и дрожит, когда чувствует влажное прикосновение языка к коже). Все происходящее, как и всегда, невероятно, все эмоции накалены до предела, вот только Виктор точно знает, что Кацуки на него плевать. «Но, возможно, это именно то, что я заслужил», — думает Виктор, смотря в потолок.***
Канако не злится. Она в ярости. — Они не посмеют, — отчеканивает она, пока Юри делает растяжку перед произвольной программой. — Они не посмеют, иначе я поставлю в известность обо всем происходящем Олимпийский Комитет. Я уничтожу их. — Пожалуйста, не надо, — отвечает Юри, проверяя свои коньки. Сегодня Юри странно спокоен, хотя вчера он был готов рвать и метать. Однако сейчас он расслаблен, и ему кажется, что он спокойно, как буй, качается на морских волнах (он вспоминает о безразличном выражении лица Никифорова, о Якове, который вчера фамильярно разговаривал с одним из судей. Юри вспоминает о Солт-Лейк-Сити, Елене Бережной и Антоне Сихарулидзе [1]) Они хотят нечестной игры? Отлично. Юри не против. По крайней мере теперь ему не нужно сдерживаться.***
«Юри пугает», — думает Виктор. Юри изящно, немного грубо скользит на льду, и Виктор не может отвести от него взгляд, когда тот катается, словно теряя все человеческое и разрывая себя на части. Программа кажется невозможной: пять четверных прыжков, дорожки шагов, заклоны, бильманы, либелы, но вот все зрители, затаив дыхание, смотрят на то, как Кацуки отдает себя до последней капли.***
— И Кацуки оступился на приземлении. — Я не думаю, что это повлияет на общий результат. Я имею в виду — просто посмотри на это. — Ты прав.***
Последний прыжок — это четверной флип. Юри вспотел, хватает ртом горячий воздух, но фигурист заканчивает дорожку шагов, вздыхает и думает: «Вот оно», — а потом… Юри прыгает. Юри приземляется, и зрители взрываются аплодисментами. Приземление было немного не ровным, но Юри уже все равно. Он завершает программу, принимает финальную позу и ждет, растворяясь в какофонии звуков, пусть даже хочет рухнуть прямо на лед. Юри не даст слабину, Юри не позволит им узнать, как тяжело это было.***
— Я сейчас скажу вслух то, о чем сейчас думают все: даже Никифоров не сможет лучше. — Да, ты прав. Возможно, в программе Кацуки были недочеты, ее стоило немного доработать, но в целом это было невероятно. — Давайте подождем результаты. — Знаешь, у меня сейчас такое странное чувство… не знаю, мне кажется, что… — Тебе кажется, что Кацуки не выиграет? — Да, думаю так.***
Факт: Виктор хорош. Юри лучше. Вот еще один факт: Юри проиграл. (Разрыв между первым и вторым местом ничтожно мал, комментаторы не сдерживают своего возмущения, зрители вяло хлопают, другие фигуристы обеспокоенно переглядываются, а потом молча присоединяются к нестройным аплодисментам. Это ничего не изменит, но Юри, сжав губы, все равно продолжает наблюдать.) Вот последний факт: Юри должен был выиграть. (Это точка невозврата.)***
— Кацуки! — кричит Никифоров вслед японцу, когда тот быстрым шагом идет к выходу. Юри вздрагивает (он знает, что больше не выдержит) (и все же он останавливается). — Что? — безразлично спрашивает Юри (он не будет кричать, ругаться или плакать. Ни за что). Никифоров догоняет его и по-странному нерешительно заглядывает в глаза. — Ты должен был выиграть, — неловко, словно через силу, признает он. Юри поднимает на него взгляд. — Знаю, — просто отвечает Юри, отворачивается от Никифорова и медленно уходит. Никифоров не идет за ним. (Но Юри все равно запомнит.)***
Виктор дрожит. Голова раскалывается, колени подкашиваются, но он должен найти Якова, должен, должен узнать… — Это ты сделал? — затаив дыхание, спрашивает Виктор. Яков не притворяется, словно ничего не знает. — Нет, не я, — Виктор на секунду, прекрасную, замечательную секунду, вновь может дышать, а потом, — Витя, ты должен понять… Внутри Виктора что-то рухнуло. — Нет, — бесцветно шепчет Виктор. — Поверь, не смог ничего сделать, это пришло свыше. Я был против, но они… я бы был бессилен. — Это неправильно, — голос Виктора дрожит. Яков внимательно смотрит на него. — Витя, — очень мягко зовет Яков, — ты же понимаешь, что если ты скажешь что-нибудь, то с твоей карьерой будет покончено? Они разрушат тебя, сделают все, чтобы ты не смог больше выйти на лед. Виктор понимает. (Его вырывает, как только он переступает порог комнаты, его лицо мокрое от слез, он дрожит, это неправильно, неправильно, неправильно, он хотел победить, но не так, он никогда не хотел победить так.) В конце концов Виктор ничего не говорит.***
Вот что делает Юри: Он говорит с журналистами («Я не судья, так что ничего не могу сказать о результатах», — вежливо и коротко). Он собирает вещи и садится на самолет (он не хочет, чтобы Канако кричала, оспаривала решение судей. Его и так ненавидят за то, что он чересчур хорош, — Юри не позволит им шептаться за своей спиной о том, что он не умеет проигрывать). Он забывает о Ванкувере (не совсем правда). Вот что не делает Юри: Кричит. Плачет. Вопит. Плачет. (Вы чувствуете ложь?) Япония ждет его. Юри думает съездить к родителям в Хасецу, но так и не решается. Мировой чемпионат через месяц. У него нет времени на то, чтобы вернуться домой. Юри игнорирует боль в суставах, покалывание в ноге, ноющие мышцы и усталость (нет, он прекрасно понимает, что происходит. К тому моменту это уже стало не возможностью, а лишь вопросом времени. Юри только надеется, что это подождет еще немного). Юри задается вопросом, когда простого «хорошо» для него стало недостаточно. Возможно, сейчас это уже не имеет значения, но почему-то его беспокоит то, что он не может вспомнить, когда это все началось.***
Виктор приезжает домой в золоте. (Конечно, люди все еще обсуждают произошедшее, размышляют над причинами, показывают пальцами. Однако никто не подает официальную жалобу — они любят Виктора, и это факт. Они продолжают его любить даже после того, что произошло на олимпиаде, и в России никто бы не посмел ни в чем обвинить Виктора. Он ненавидит их за это.) В России Виктора встречают как героя, и радостные голоса звенят в ушах. Виктор, натянув на губы восхитительно фальшивую улыбку, приветственно машет рукой. «Мошенник», — кричит что-то внутри. Не поймите неправильно — Виктор хотел выиграть и все еще хочет. Виктор хотел победить Кацуки, сломать его, разрушить его, но не смог, и это неправильно. В животе что-то сжимается, когда он смотрит на свою медаль. Виктор отбрасывает ее от себя, как только приходит домой, и не осмеливается взглянуть на себя в зеркале, думая о том, каким крошечным казался Кацуки, когда уходил. После долгих раздумий Виктор порывает все контакты с Яковом. Виктор ждет момента, когда кто-нибудь выведет его на чистую воду. Однако все молчат.***
Юри хочет уйти, но Канако пытается отговорить его. — Юри, — тихо зовет она, и Юри не помнит, чтобы она когда-нибудь так с ним говорила, — тебе не нужно уходить. Он смотрит на нее и внезапно чувствует себя очень старым. — Нет, не нужно, — соглашается он. — Но я уйду. — Но почему? — Юри неожиданно замечает, как сильно Канако устала. Это полностью его вина. — Потому что, если я не уйду, они победят, — голос Юри дрожит, и он отчаянно думает: «Разве ты не понимаешь, разве ты не понимаешь?»***
Впервые с Олимпиады Виктор говорит с Яковом в Турине. — Я подумываю о том, чтобы найти нового тренера. Виктор не говорит «я больше не доверяю тебе» или «я больше так не могу». Ему и не нужно. Яков кивает. Когда Виктор поднимает на него взгляд, то замечает, что глаза у Якова немного покраснели.***
После жеребьевки Юри выступает первым. Он думает, что поставил новый рекорд, но не уверен (становится все сложнее сконцентрироваться, но он должен, осталось совсем чуть-чуть). Юри смотрит, как Никифоров дважды падает, как у него трясутся руки и как краснеют глаза. Никифоров занимает четвертое место, и Юри думает, что он не должен чувствовать себя победителем. Юри не чувствует ничего.***
Виктор раздумывает перед тем, как постучать в дверь Кацуки. Но все же стучит. Дверь открывается. — А, — кивает Кацуки. — Это ты. Кацуки выглядит ужасно. У него огромные круги под глазами, спутанные волосы и охрипший голос. На нем нет обуви, и Виктор видит, как почернели его ногти, которые теперь кажутся безумно хрупкими, и отсюда может почувствовать знакомый запах антисептика (Виктор, затаив дыхание, удивленно смотрит на Кацуки, сам не до конца понимая почему. Ноги Кацуки такие же, как и у всех фигуристов. Виктор помнит, как сам проводил множество вечеров в ванной, пытаясь залечить мозоли и раны. Просто Виктор никогда не думал, что Кацуки делает то же самое). Виктор ничего не говорит. Кацуки ждет, а затем пожимает плечами. — Заходи, если хочешь. Виктор правда хочет отрицательно покачать головой, развернуться и уйти к себе в номер. Вместо этого он заходит в номер Кацуки и закрывает за собой дверь. — Дай мне пять минут, хорошо? — Кацуки, не дожидаясь ответа, прихрамывая, уходит в ванную. Виктор все же кивает. Они не впервые занимаются подобным, и все же Виктор почему-то волнуется. Сейчас что-то изменилось (он знает что). Виктор в полной тишине ждет, когда вернется Кацуки. Когда он возвращается, Виктор медлит, прежде чем дотрагивается до него — а потом внезапно он осознает, что не знает нужно ли применить силу, сделать это грубо, или медленно, или… — Что с тобой происходит? — Кацуки отстраняется и раздраженно смотрит на фигуриста. — Ты о чем? — спрашивает Виктор, притворяясь, что не понимает. — Послушай, Никифоров, мне не нужна твоя неуместная жалость. Мне казалось, что ты хочешь потрахаться, но я не собираюсь терпеть твое притворство, словно ты о чем-то сожалеешь. Или ты берешь себя в руки, и мы быстро трахаемся, или ты выметаешься отсюда, — зло выплевывает Кацуки. «Хорошо, — думает Виктор, подавляя в себе панику. — Хорошо». Виктор знает, что делать («Я не знал, — хочет сказать Виктор. — Они никогда не спрашивали меня, я ничего не мог сделать») (последнее — ложь). — Будто бы меня волнуют твои чувства, Кацуки, — огрызается Виктор, заталкивая все путанные мысли куда подальше. Виктор торопливо и зло подталкивает Юри к кровати. Кацуки закрывает глаза, чувствуя, как пульс быстро бьется в крови, когда Виктор опускается на колени.***
После всего Никифоров ненадолго остается. Он принимает душ, рассматривает в зеркале злые, красные царапины на теле. Потом медленно, аккуратно одевается. Юри игнорирует его, смотря только на свой телефон. Юри не может заставить себя разозлиться или почувствовать хоть что-то. Внутри плещется только пустота и странная боль. Возможно, Юри стоит покончить с этим (он отмахивается от этой мысли). Только когда Никифоров почти уходит, Юри спрашивает: — Думаешь, оно того стоило? Тишина, а затем: — Нет, не стоило, — слишком быстро, чтобы это было правдой, отвечает Никифоров, а потом уходит. Юри смотрит на дверь, а потом медленно, почти горько, улыбается впервые за пару недель. Кто бы мог подумать?***
— Сейчас будет четверной прыжок. — И Никифоров падает. Должен сказать, что на это довольно сложно смотреть. — Я никогда не думал, что скажу это о Викторе Никифорове, но я не уверен, смогу ли досмотреть это до конца. — Дважды чемпион мира, победитель Гран-при, золотой медалист олимпиады этого года и многократный чемпион Европы не сможет взять медаль. — Это грустно.***
Это несчастный случай. Во время разминки Юри отвлекается на несколько очень важных секунд. Он не замечает французского фигуриста, а когда замечает, уже становится поздно. Первая ошибка. Когда они помогают ему уйти с катка (после того как он все там испачкал кровью), они говорят, что это всего лишь ушиб. «Отлично, — думает Юри. — Я смогу кататься с этим». Конечно, это больно, но, в конце концов, все в какой-то степени от всего больно, да? Они предупреждают его, Канако, бледнея, говорит не делать этого, и, смотря ей в глаза, Юри вдруг понимает, как сильно она постарела. Спустя сорок пять минут он возвращается на лед. Вторая ошибка. Он думает, что ему станет легче (Канако, золотая медаль, непонятное выражение лица Никифорова). Юри решает выступить с программой, которая забрала его всего до последней капли. Последняя ошибка. Но вот забавно — у него почти получается. Он сильно ушибся и из-за этого прыгает ниже, но у него все-таки получается дотронуться до льда лишь раз. У него был шанс на победу. Все решает последний прыжок (четверной флип, конечно же это четверной флип, и, если честно, он не удивлен, но прежде, чем мир покачнулся, Юри успел подумать: «Не сейчас, только не сейчас»). Юри падает. В этот раз он не поднимается.