Always With You

       Куроко обернулся на голос и его пробила дрожь; с чем именно она связана: с наступающим жаром или с внезапной близостью Акаши, ответить он навряд ли смог бы. Тецуя пытался сфокусировать взгляд на лице брата, но его очертания все равно расплывались. Он хотел спросить, что он здесь делает; не смотря на абсурдность вопроса, ему казалось важным знать, куда именно направляется Акаши в столь поздний час, но голосовые связки не хотели поддаваться, поэтому он просто открыл и закрыл рот. Сейджуро казался очаровательным в своих попытках сохранить безразличное выражение лица, не смотря на то, что было видно, как в его глазах плещется беспокойство. В ту минуту Куроко казалось, что брат является той стеной - эгидой - что спасает его от толпы толкающихся людей, защищает от, окружающей все, суеты вагона; он думал, что стоит ему потерять равновесие в пространстве, как сильные руки поддержат его, не дав упасть.        Акаши, наблюдавший за отчаянными попытками Куроко сосредоточить взгляд на себе, хотел узнать причину, по которой брат решил пренебречь своим здоровьем; ведь наверняка и до этого себя плохо чувствовал, но решил оставить дискуссию на потом. Вместо этого он наклонился,чтобы было лучше слышно среди окружающего шума и прошептал в самое ухо, слегка задевая его губами:        - Ты можешь опереться на меня, Тецуя.       Фантом не пренебрёг предложением и позволил своему телу расслабиться, облокотившись на брата.       - На следующей станции мы сойдём, - тоном, не допускающим возражений, сказал Сейджуро, - я отведу тебя домой. О чем ты думал, выходя на улицу в таком состоянии? - Как можно сдержаннее поинтересовался Акаши, - К кому ты так спешишь? - повис незаданный вопрос в воздухе.        Куроко хотел возмутиться, его часто раздражала эта манера поведения брата. Не столько из-за того, что думал, что Акаши не прав - он понимал, что тот просто волнуется -, сколько из-за своего упрямства, появившегося еще в младшие годы, когда Акаши отдавал команды и требовал их немедленного исполнения, хоть и добивался этого весьма искусно; из Акаши вырастет непревзойденный лидер, - говорил отец. И был чертовски прав на этот счет.        Сейджуро довольно выдохнул, не встретив сопротивления брата; он ожидал, что тот начнет отпираться. Он чувствовал тяжелое дыхание Тецуи, легкую дрожь, что иногда пробегала по всему телу, и отдавала ему прямо в сердце. На минуту Акаши испугался, что Куроко каким-то образом может услышать - почувствовать - сквозь слои одежды, бешеный ритм его сердцебиения, который, казалось, притуплял все остальные звуки в вагоне поезда.        Сейджуро поставил ногу между раздвинутых бедер Куроко, - для опоры, - твердил он сам себе, переведя большую часть веса на высунутую конечность, чтобы в случае качки сохранить твердую стойку. Резкий поворот и за ним небольшая тряска, заставила Императора вплотную придвинуться и прижать Куроко к дверям, а ногу между бедер надавить на промежность Фантома, создавая легкое трение. Послышался приглушенный полустон, пустивший по телу Акаши рой мурашек, заставивших его коротко вздрогнуть. Он покосился на, повисшую на его плече, макушку небесного цвета. Куроко выглядел, если не расслабленным, то точно не обеспокоенным тем, в какой пикантной позе они находились; и только румянец, плавно перешедший с щек на шею, выдавал смущение Фантома.       - Так куда ты собрался? - задал все-таки свой вопрос Акаши.        Куроко старался дышать глубже, не придавая внимания тем ощущениям, что вгоняли его в краску. В венах бурлила кровь, а в ушах стоял неприятный звон. Он не не сразу понял, что от него хочет брат, поэтому, недолго помедлив с ответом, сипло проговорил: - К Кагами, - чуть погодя добавил, - мы собираемся у него, чтобы отвлечься от ежедневных тренировок. - Тецуя понимал, что оправдывается, но утешал себя тем, что Акаши все равно поинтересовался бы с какой целью он туда едет.        Фантом почувствовал, как тело позади него резко напряглось,а рука, до этого спокойно лежащая у него на талии, - когда она только успела туда переместиться? - несдержанно начала сжимать пальцы в кулак, - наверняка останутся синяки, - промелькнула мысль у Куроко. Уставшему сознанию Тецу казалось, что все пространство вдруг сузилось до одной маленькой точки, после чего резко вспыхнуло вновь; где-то на периферии сознания, перед тем, как кануть в небытие, им были услышаны слова Акаши, произнесенные властным - жаждущим - тоном:        - О. Кагами? - в голосе брата отчетливо слышалась насмешка, - и часто вы так собираетесь вдвоем?, - последнее слово он произнес с особым отвращением. Сейджуро понимал, что уже наговорил лишнего и пора давать по тормозам, но вот незадача... У него не имелось таких в наличии. Красная пелена уже застелила глаза, не давая здраво мыслить, а вязкое, удушающая темнота - всепоглощающая - не имеющее ни конца, ни края, чувство уже восставшее из пепла, скрытое когда-то за семью печатями. Невысказанные, запретные, но такие сладкие слова искали выход. Акаши сдерживал себя; долго и упорно подавлял все то, что рождал в нем его невинный, упрямый, вечно спокойный и такой желанный брат.       Само понимание того, что его драгоценный, родной - дорогой сердцу брат - вызывает в нем целую палитру эмоций, и не только целомудренных желаний; к нежным и невинным чувствам добавилась всепоглощающая жажда, которую невозможно утолить. Но даже это оказалось не столь мучительно, как само принятие себя и своих томительных желаний; ему неприятно вспоминать то время,когда он думал, что чем меньше он будет контактировать со своим объектом страсти, тем лучше - идиот. Родители до сих пор недоумевают, что произошло с Акаши во время учебы в Тейко; почему он стал таким мрачным и холодным, а отношения с Тецуей в конец испортились. И, казалось бы, к лучшему, да вот только недостаток общения давил еще сильнее, а те несколько слов в адрес друг друга резали, как серпом по шее. Выбор Куроко перейти в Сейрин - стало последней каплей, переполнившей чашу терпения.        - Ты мой, Тецуя. - Четко проговорил Акаши, вжимаясь в податливое тело, отчеканив каждое слово. - Только мой.        Отсутствие какой-нибудь ответной реакции остудило пыл Сейджуро. Он ослабил хватку и стал прислушиваться к равномерному дыханию горячего тела. Вырубился, - понял Акаши, выдохнув с облегченной горечью. Волнение за здоровье брата не перекрыло пробудившихся чувств, но помогло немного поостудить пожар в голове.        Потом, - решил Акаши, покрепче ухватив Тецую, - все потом.