Развилка

      Но вернёмся к вечеру пятницы, к тому моменту, когда Марио, выйдя с Филиппом из лифта, позвонил в квартиру очередных заказчиков.       Оказавшись в столовой, Филипп понял, что Марио имел в виду, говоря об обстановке: требовалась некоторая сноровка, чтобы обогнуть все ножки, ручки и спинки стульев и кресел в до отказа забитой мебелью комнате и приземлиться за журнальный столик без синяков. Марио разместился рядом. Напротив сел директор рынка. Он был невысок ростом, худ и тщедушен, на треугольной голове редели волосы настолько жиденькие, что их цвет почти не определялся, за толстыми стёклами очков беспокойно бегали серые глазки. На том же диванчике, чуть поодаль, восседала прекрасная половина, такая жирная и обширная, что без труда могла посрамить даже пышнотелую Зинаиду Ивановну. Безусловно, такое сочетание супругов являло зрелище весьма забавное.       Сначала всё шло гладко, хозяин вяло кивал и без энтузиазма поддакивал, но, когда Марио выложил смету, заохал, схватился за голову и изобразил чуть ли не предынфарктное состояние:       — Господи, да откуда же такая громадная сумма? Это ж ни в какие ворота…       — Чем вы недовольны? Я с вами говорил месяца полтора назад и назвал примерную стоимость.       — Она же намного ниже была!       — А я твёрдо уверен в обратном.       Марио посмотрел на Филиппа, тот встал, обошёл столик, обогнул монументальные колени жены и сел между супружеской четой:       — Что конкретно вас не устраивает? Будем пересчитывать всё подряд или у вас претензии к отдельному помещению?       — Да вот хотя бы гостиная…       — Понятно. — Филипп принял от Марио калькулятор и начал: — Семь на семь дают нам сорок девять квадратов пола и потолка. При высоте три метра…       На стол лёг блокнот, Филипп взял ручку и принялся пересчитывать всё во второй раз. Вышло на два рубля больше, что будущий владелец не преминул заметить:       — Вот опять выросло. Тут два, там двадцать, к концу и до двухсот доберётся.       — Два лишних рубля образовалось, потому что я считал целые банки краски, а рабочие начнут со спальни и малярку в гостиной продолжат из открытой.       Марио, невозмутимо рассматривающий свои ногти, почтительно осведомился:       — Початые банки вам сдавать в присутствии нотариуса и двух понятых, или вы пригласите группу независимых экспертов с весами и линейкой, чтобы измерить оставшиеся куски обоев?       — Всё вам шуточки, а цены дикие… Откуда эти двадцать процентов в конце взялись?       — Содержание аппарата кооператива, бумага, оформление, разъезды, бензин, комплектовка бригад и прибавочная стоимость.       — Какая же прибавочная стоимость?       — Судя по цифрам, в два или три раза меньше разницы между закупочными и отпускными ценами на вашем рынке.       — Так то рынок…       — Сейчас везде рынок.       — Доставка, перекупщики, договора…       — Вадим Арсеньевич, не мерьте категориями будущего времени нынешнюю ситуацию. Пока госзакупки сохраняются, никаких договоров для заворота фур и вагонов мимо плодо-овощных баз не требуется.       — А рабочие? Разгрузка, потери, перевозка…       — Прикормленная ментовка, смазанный прокурор, сытый ОБХСС… Вы бы сказали мне ещё в ноябре, что при такой широкой благотворительности давно вылетели в трубу.       — Ох, всё-таки невозможно дорого…       — То же самое сказала моя мама, покупавшая пару дней назад мандарины на вашем рынке.       Филипп не удержался и прыснул.       — На мандарины в этом году неурожай… — пробормотал, смешавшись и запаздывая, Вадим Арсеньевич.       — Возможно.       — Дайте подумать хоть недельку!       — Ни в коем случае. Производительность кооператива уменьшится, бригады будут простаивать, укладка асфальта задержится, а у нас вторая очередь в проекте. Мы не можем позволить роскошь разбрасываться временем и работать себе в убыток. Поэтому сделаем так: сейчас мы с Филиппом выходим, садимся в машину и выкуриваем по паре сигарет, через полчаса возвращаемся и слушаем итоги тесного семейного совета. Да — да, нет — нет. Конечно, вы можете от всего отказаться, побелить потолки, обклеить стены грошовыми обоями и настелить на пол линолеум, но в этом случае любой рядовой завмаг будет сидеть у своих окошек и злорадно ухмыляться, презрительно смотря на ваши. Можете сочинить отсебятину, пригласить рабочих со стороны, установить финские потолки, половина которых через неделю осыплется вам на голову, на стену налепить те же финские моющиеся обои… в какую-нибудь красную сеточку, а на пол положить избитую ёлочку и чёрные звёздочки о четырёх лучиках через два метра. Тогда вы столкнётесь с тем, что рыночная цена вашего дома будет расти в два раза медленнее, чем остальные, потому что любой оценщик, взглянув на ваши художества, придёт к выводу, что первым делом всю начинку надо будет отдирать. Мы ни на кого не давим, решайте сами, что хотите иметь: евроремонт или склад для помидоров. Филипп, собирайся, пойдём.       Филипп невозмутимо стал складывать бумаги.       — Куда же вы эскизы забираете?       — Вы на них достаточно смотрели. Мы оставляем вам смету, а проект эксклюзивный, мы не можем разбрасывать чертежи где попало. Выполнен в единственном экземпляре и не имеет аналогов, откажетесь — за десять минут с руками оторвут, к Филиппу очередь на полгода вперёд, а через полгода, — Марио постучал костяшками пальцев по смете, наклонившись к толстым стёклам очков Вадима Арсеньевича, — здесь будут стоять совсем другие цифры. Итак, всего доброго и до скорой встречи.       Они вышли из квартиры и, не воспользовавшись лифтом, молча спустились к машине.       — Чёрт бы их побрал, — ворчал Марио. — Держи сигарету. Жадюги хреновы, вечно прибедняются… Даже чаем не угостили.       — А если откажутся?       — Вряд ли. Я же с ним раньше говорил и о цене предупреждал. У него просто такая манера: всегда плакаться и пытаться сбить цену. Артист долбанный, что с ним сделаешь, торгашеская жилка в крови.       — Холодно.       — Да, и снег гуще повалил, и время к ночи. Подожди, сейчас печку включу.       В салоне было холодно и неуютно. Филипп продрог и проголодался, ему хотелось домой, к ужину, к горячему чаю, к маме. Он чувствовал себя одиноким и потерянным, маленьким-маленьким в этом строгом безмолвии, опускающейся ночи и светлеющем пространстве. Марио должен был ему помочь, Филипп вспомнил, что рядом с Марио ему всегда становилось надёжнее и спокойнее, но ведь и Марио теперь далёк от умиротворения, ждёт того, что будет через полчаса. Или ему это просто кажется, а Марио беспечен, безмятежен и, как обычно, оживлённо-деловит? Филипп посмотрел на приятеля. За головой Марио продолжал падать снег, его глаза мистически сияли в этом медленном вознесении, смутно белели щёки, изредка пробегали по ним отсветы фар проезжающих автомобилей. Нет, Марио не расстроен, спокойно курит и философски ждёт. Филиппа почти бессознательно потянуло в тихую гавань, к теплу, к телу, он окончательно перестал давать себе отчёт в том, что ощущает, в том, что хочет, в том, что сейчас скажет:       — Поцелуй меня! Я хочу знать, как это…       Марио повернулся к Филиппу, левой рукой взял его правую. Их пальцы переплелись, Марио придвинулся, занёс руку за плечо, губы слились, Филипп ответил. Марио потерял то, на что надеялся, принимая; Филипп нашёл то, что искал, отдавая. Воздух всё быстрее прогревался печкой, двумя телами и их дыханием, Филиппу становилось комфортнее в этом тесном мирке, сначала сузившемся до салона, а потом и вовсе поместившемся в кольце правой руки Марио, но в обретении спокойствия и тепла он стремительно трезвел и уже начал испытывать стыд за свою слабость, за свой безотчётный порыв и за то, что мог подумать тот, кто его целовал. Ответ Филиппа слабел, иссякал и вскоре исчез совершенно; Марио почувствовал это и, убрав руку, отстранился. Острым лезвием по сердцу полоснуло сознание того, что Филиппа вела не любовь, взвинтило не желание…       — Я не должен был этого говорить, просто не знаю, что на меня нашло. Извини…       — Всё в порядке, не бери в голову. Ты просто был взбудоражен отсутствием окончательного ответа и устал, искал убежища и тепла.       Филипп изумлённо посмотрел на Марио:       — Как ты догадался?!       Марио усмехнулся:       — Достоевского частенько перечитываю на досуге. Кажется, говорил, что люблю. Впору, выйдя в отпуск, что-нибудь своё попробовать накатать. Психологические этюды… Нечто среднее между Фёдором Михалычем и Франсуазой Саган. Ну как, согрелся? Давай ещё по одной. Хотя… тут и по элементарной логической цепи всё можно было проследить: прижался ты почти судорожно, а твой ответ слабел по мере того, как в машине становилось теплее. Все под вечер устаём, всем зимой холодно, все хотим куда-то спрятаться, где-то укрыться. Под навес, под козырёк подъезда, крышу дома, крылышко матери, под одеяло, под пальто. Закрыть дверь, задёрнуть занавеси, смежить веки, выключить свет. Наверно, это инстинкт ещё от утробных времён: сворачивались там калачиком, покоились в тепле и дрыхли, даже дышать не надо было. Не дрейфь, всё понимаю, сам устал, но ничего: сейчас с этими закончим, завтра отдых, в воскресенье к четвёртому поедем, уже на экватор выйдем, а на следующей неделе только трое останутся. Два цеховика, но там без концертов: у них своё производство, они и в народном хозяйстве, и в деньгах разбираются. И один… то ли мент, то ли военком, что-то в форме. В общем, тоже бабки лопатой гребёт. С ними всё оформим — не будешь уже по вечерам разъезжать, разве только в ресторан завалимся, нажрёмся за милую душу… Ну, пошли этих скопидомов трясти. Кстати, — Марио по привычке хотел хлопнуть Филиппа по плечу, но удержался и вместо этого взял его за ворот куртки, — мне понравилось. Потребуется — обращайся снова, — и рассмеялся, топя в хохоте… свою боль, свою радость? — он не знал…       В квартире, набитой арабской мебелью, тем временем заседал, как окрестил его Марио, тесный семейный совет. Обширнейшая Антонина Витальевна так разволновалась, что взяла из буфета не уступающую ей по размеру, доверху наполненную печеньем хрустальную вазу, снабжённую, как и мебель, гнутыми ножками, и принялась уничтожать съестное, невнятно выговаривая супругу:       — Говорила тебе, чтоб на мандарины цены так рано не поднимал? Сделал бы за две недели до Нового года — и все всё схавали бы, а теперь разбегутся и на других рынках отовариваться будут.       — Не сильно разбегутся: другие тоже поднимают. Ты лучше скажи, что с этими строителями делать. Ведь упёрлись, ни копейки скидывать не собираются, пройдохи…       — А что сказать?       — Что сказать, что сказать… Понравилось хотя бы?       — Да, очень. Вкус у них есть, этого не отнимешь.       — Как думаешь, действительно к этому красавцу очередь на полгода или Марио врёт?       — Возможно, я его зачётку смотрела, так там все пятёрки, только по этим четвёрки — истмат, иняз, в общем, ерунда всякая… политэкономия…       — Не знаю, какая политэкономия, но то, что в собственной экономике они не профессора, а академики, ясно. Ни копейки ведь не скинут, — повторил Вадим Арсеньевич, — даже для порядку, для вежливости. Возмутительно! Так соглашаться?       — А то!.. Возьми печенье… Я сегодня время не теряла, днём взяла такси и к кооперативу проехалась. Марио-то недаром про завмага говорил: у Дмитрия уже работа кипит. Сортир — картинка, а в кухне такие панели! Квадратные, с такими этими… штучками… смотреть надо, так не расскажешь, я никогда раньше не встречала. А рабочие… мм… — Антонина Витальевна в два приёма расправилась с очередным печеньем. — Такие приличные, трезвые все, ни в одном глазу. И так быстро: шлёп, шлёп — и плиточка. Филиппа проект, я спросила. А Нечаевы-то, Нечаевы!.. Возьми печенье… Сколько им материалов-то понавезли — страсть!       — Что — и большой Женя у Филиппа?       — Во-во, и большой Женя! Не иначе как хоромы царские для своей Маргариты построит, да ещё десяток своих приятелей для этого красавца приведёт. И там, и там дела на десятки тысяч. Действительно, пожадничаем, прижмёмся — стыду потом не оберёшься. Не хватало, чтоб Зинаида на меня свысока смотрела, — я этого не вынесу! Да возьми же печенье!       — Так соглашаться?       — Ой, ну не делай такую кислую физиономию, будто в самом деле на мандарины неурожай!       — Да ментовка ставки подняла! Взбесились все, в Ротшильды метят…       — Ментовка — ставки, ты — фрукты. Правильно Марио говорил, что деньги обесцениваются, в активы надо вкладываться, а не копить. Соглашайся и про пустырь спроси, не забудь.       К исходу оговорённого Марио получаса Вадим Арсеньевич изобразил на своём лице мировую скорбь и впустил подрядчиков в квартиру с воистину похоронным видом:       — Проходите, молодые люди, проходите.       — Ну что, Вадим Арсеньевич? По вашему виду ясно, что согласились на кровопускание, только давайте в темпе: кому суббота, а у нас уже отделка началась и материалов на подвоз полно.       — Понимаю, понимаю. У меня тоже суббота не выходной. Присаживайтесь. Это вы большому Жене материалы возите?       — Что до Жени, то он большой по объёму, а по росту вровень со мной. Что да материалов, то именно ему, и именно у него со сметливостью всё в порядке, не зря Маргарита ещё флигель и здоровую веранду заказала. Знаете, что их дом через пару месяцев пятьсот тысяч будет стоить?       Глаза Вадима Арсеньевича зыркнули, но он тут же притушил сверкнувший взгляд:       — Куда нам до него, как бы концы с концами свести. Вот решили всё-таки с супругой разориться, побаловать себя на старости, а то вертишься, трудишься, спины не разгибая, хоть пару лет просторнее поживём.       — Слава богу, сообразили куда что.       — Вы уж постарайтесь, ведь от себя отрываем, на всём экономить придётся.       — Уже начали: даже чай нам не предложили.       — Ой, что вы, да я сейчас! — заойкала Антонина Витальевна. — Это только чтобы ваши бумаги случайно не закапать. Я мигом в кухоньку. Вадя, ты насчёт участка-то…       — Да, Тоня, да. Вот я говорю, что на всём жаться надо теперь. По гривенничку, по полтинничку, чтоб лишний рубчик не пропал. Поэтому, Марио Валерьевич, у меня к вам дельце небольшое. К нашему рынку с одной стороны небольшой пустырь прилегает, так ваш отец не сможет посоветовать, как его подешевле в аренду оформить?       — Давайте конкретно. — Марио в упор посмотрел на Вадима Арсеньевича. — Какая площадь?       — Метров сорок на пятьдесят.       — Две тысячи квадратных, около половины футбольного поля. Что рядом, кроме рынка?       — С одной стороны школа, с другой детский сад, с третьей дворик, будка трансформаторная, там уже дом жилой…       — Рынок, школа, детский сад. Значит, под жилищное строительство не пойдёт: кому нужно такое соседство?       — А нам бы хоть десяток прилавков дооборудовать, под ягоду, под помидорчики да молочко. Глядишь, и расчёты легче сведутся, не залезем в долги беспросветные.       — Да вы в своём уме, Вадим Арсеньевич? Какие помидоры, какие прилавки? Вы же на Клондайке сидите и своей выгоды в упор не замечаете! Школа, детсад в центральном районе — какие помидоры?! Берёте участок в аренду и застраиваете его павильонами. Цветочный павильон — раз. — Марио начал загибать пальцы. — Старшеклассницы будут брать колготки, гольфы, тушь, помаду — два. Они же и пацаны — баночное пиво, сигареты, зажигалки. Они же и мелюзга — кока-колу, фанту, пепси, соки, жвачки, конфеты, шоколад, всякие леденцы, сосалки на палочках. Аппаратуру пока не загружайте, достаточно плееров и кассет. Для матерей явных двоечников и сомнительных медалистов — дорогие шоколадные наборы, французские духи, сервизы, импортную косметику в упаковках — все эти многоэтажные раздвижные коробки — для подмазки учителей. Оборудуйте мини-кафе, летом — газировка и мороженое, зимой — горячее какао, пирожки. Поставьте пару аппаратов для мягкого мороженого, гоните его по цене в два-три раза выше обычного, всё-таки новое слово. Калорийность у него меньше, чем у нашего пломбира, а уминается быстро — и две порции слопают. Игровые автоматы — морской бой и прочие стрелялки. Видео-салон — боевики, ужастики, эротика, порнуха. Аптека с косметическим уклоном. Для виду набросайте анальгин и аспирин, а упор сделайте на мыло, зубную пасту, жидкий гель.       — А что это такое? — спросила Антонина Витальевна, уже справившаяся на кухне с чаем и вернувшаяся обратно.       — То же мыло, только наподобие шампуня. Если есть твёрдые духи, то почему бы не быть жидкому мылу? Мне тётка из Италии прислала одну бутылку — хорошая вещь, кстати: мылится прекрасно, расход ничтожный и никаких мочалок с губками не требуется, выходит в три раза быстрее. Так, жидкий гель, что там ещё? Шампунь, краска, кремы, маски — все женские дела. Одеколоны для них же и мужские, презервативы для обоюдного удовольствия…       Антонина Витальевна решила немного покраснеть; у Вадима Арсеньевича алчно поблёскивали не только глаза, но даже стёкла очков.       — Павильоны соедините крест-накрест крытыми переходами, чтобы у заглянувших, особенно зимой, желание выходить обратно долго не обнаруживалось. Получите, так сказать, центр комплекскоммерции. Вообще, торгово-развлекательный центр — обычное дело и в Европе, и по всему миру, а мы, как всегда, отстаём — вот и говорите первое слово в городе. Откроетесь, соберёте первый навар, а потом набирайте товар разнообразнее: мануфактуру, дублёнки, обувь… Центр города, персонал в школе и в детском саду сплошь женский, без покупательниц не останетесь, смонтировать помещения легко и, между прочим, дёшево: каркас, стёкла, витрины, прилавки. И лепка, и паркет здесь неуместны — на отделку не потратитесь.       — А ваш папа? Он не сможет? — робко вступила Антонина Витальевна.       — Да, да, вы не спросите? Я понимаю, что работы теперь много и сессия скоро, но это всё-таки монтажное и, сами говорите, простое, — просительно протянул Вадим Арсеньевич, начисто забыв о своём похоронном виде, состряпанном прежде: ныне в его глазках светилось напряжённое ожидание, сияли отблески будущих оборотов, пробегали алчные сполохи. — А то Тонюшка без работы, возьмёт под своё начало…       — Отчего не возьмёт? Если в семье один успешный менеджер уже имеется, появится и второй. Время сейчас такое: проблемы с выездом отпадают, шоп-туры на носу: Дубай, Китай, Греция. Возьмёте под контроль всю цепочку: покупку, доставку, реализацию. Товар — деньги — товар. Цели определённые, работаете на конкретику — выгоды больше. Помните, как на Пленуме в 83 Андропов речь толкал про создание агропромышленных комплексов? Техника, производство, переработка, реализация под единым руководством. Идея неплохая была, и здесь то же, только в несколько ином аспекте. Так не желаете время даром терять?       — Нет-нет.       — Тогда поспешим не торопясь. На участке когда-нибудь что-то похожее на стройку начиналось, забор хотя бы ставили?       — Ничего подобного.       — Ясно. — Марио подошёл к телефону, снял трубку и набрал номер своего домашнего. — Ма, привет. Да, через полчаса буду, уже заканчиваем. Лучше бифштекс. Оставь без заливки. Хорошо, папу позови, пожалуйста. Па, здорово. Здесь одно дельце намечается. Пробей в своих архивах, на чьём балансе участок у центрального рынка, две тысячи метров. — Марио обернулся к Вадиму Арсеньевичу: — Он на проспект выходит? — и опять в трубку: — Нет, за рынком. Школа, детсад, дома. Похоже, внахалку воровали, на корню: даже забор для видимости не поставили, а потом отписались. Общественность против, в генплан не вписывается, грунт неудачен, земля радиоактивная. И возможность аренды. Я посоветовал Вадиму Арсеньевичу павильоны поставить. Центр, школа — место хлебное, тем более к рынку тропа уже проторённая. Знаю, что со временем трудно, но Вадим Арсеньевич так убедительно просит и супруга загорелась… Завтра с утра съедетесь, посмотришь на месте, а сговориться можно уже сегодня. Передам, до скорого! — Марио повесил трубку. — Ну вот, через часок созвонитесь и договаривайтесь о встрече. Но предупреждаю: на крыше экономить нельзя. Скатовая, шатровая, многосекционная — что угодно, только не простой навес. Как наметёт снега на метр, так эти две тысячи и обвалятся на голову продавцам и покупателям, и товар, естественно, всмятку. Впрочем, это с одной стороны расходы, а с другой — та же экономия: и на обогрев меньше уйдёт под воздушной подушкой, и в антресолях запасы удобно держать, складировать в отдельном помещении не придётся. Но это уже мой отец уточнит, он в тюрьму садиться за недосмотр проекта с вытекающими из него жертвами не намерен. Да, чуть не забыл один из основных источников дохода: галантерея — всякие сумки, кошельки, прорезиненные пояса с пряжками, ободки для девчонок, ремни, браслеты с шипами, перчатки с заклёпками для пацанов. Бижутерия, перстни с черепушками… Ранцы, пеналы, фломастеры для мелюзги. В общем, по ходу дела уточните, куда спрос клонится и на что. Ладно, гоните рублики на вашу отделку, через пару дней заскочу с отчётом, где и почём брал. Появится желание — поезжайте, проверьте, нам чужого не надо. А насчёт комиссионок не жадничайте и не бойтесь накинуть двадцать процентов за экспресс-проект и аврал. Конкуренты-то тоже не спят, думаете, на этот участок никто, кроме вас, не зарится? Время, а не деньги надо экономить, чтобы не позже начала февраля открыться: первопроходцы дорожку пробьют и другим покажут. Провозитесь, протянете, задержитесь до двадцать третьего февраля, до 8 Марта — четверть годовых сборов потеряете. — Марио торопливо допивал чай. — Вам молиться на нас надо, а не плакаться в жилетку. Выкрою пару часов — заскочу на огонёк и просвещу насчёт командировок. Куда с радиаторами, куда с биноклями, куда с баксами, откуда с куртками, откуда с обувью, откуда с жемчугом, откуда с одёжкой, откуда с «Мерседесом» — куда с чем, откуда что…       — Как — с «Мерседесом»?! — Вадим Арсеньевич даже приподнялся на цыпочках.       — С подержанным, за соответствующий размен, но это после. В ближайшие годы меньше, чем три к одному, не сделаете.       — Три к одному — это…       — Двести процентов чистой прибыли, а с реализацией через комиссионки получите и больше. Но это только в ближайшее время, лет на пять-шесть, потом рынок насытится. Ну, как говорил Рамон Диас, быстро мыслить и быстро действовать. Счастливо оставаться, а нам пора домой к бифштексу. Надеюсь, говядина у вас свежая была, не из пенсионного возраста коровы?       — У нас всё супер, всё супер, — запели в два голоса супруги. — Приходите, всегда рады, всегда отоварим по первому разряду.       — Чудненько. До свиданьица! — Марио хлопнул Филиппа по плечу. — Пошли.       Не успела закрыться дверь, как супруги многозначительно посмотрели друг другу в глаза.       — Ой, пройдоха, ой, пройдоха этот Марио! Всё-таки накрыл, ни копейки не убавив! А если врёт насчёт остального?       — Ага, как же! Ты посмотри на его хватку: и одно, и второе, и третье! А эта аргументация, думаешь, откуда — от убогих мозгов? Ни-ни, сам-то он для себя магазинчик уже выстраивает. — И Антонина Витальевна, словно чаша, которой недоставало этой последней капли, перелилась: колыхнулась всеми своими обширными прелестями к листку бумаги и начала набрасывать на нём полудетским почерком, бормоча себе под нос: — Галантерея, видеосалон, цветы… Как бы чего не позабыть… Жвачки, косметика, кока-кола, мороженое… Интересно, где эти аппараты достать?       — Игровые уже стоят в кинотеатрах, а у нас будут ближе к потребителю. Может, надо будет в Москву съездить.       — Или Марио скажет.       — Ах ты, мой пончик! — Вадим Арсеньевич начал лапать супругу, как расшалившийся подросток. — До чего я люблю, когда не ущипнёшь…       — Пончик, пончик. — Мысли Антонины Витальевны потекли в другое русло: — Ну конечно: выпечка. Эти огромные торты. И классу на банкет, и в учительскую на праздник.       — Ах ты, мой менеджер!       — Вот увидишь. Сама, разумеется, цветы продавать не буду, а только всем руководить, чтоб ни одна ножка не сломалась, ни одна конфетка не смялась. И без твоих черномазых — лучше пусть светленькие девчонки стоят. Да перестань ты, ужинать сначала. Ужас как проголодалась. Стол сперва, постель потом. Ещё бы с выездом получилось! Как бы у Марио выспросить, куда что…       — Сам расскажет, помнишь его «выкрою пару часов»? Боюсь, что выкроит только после того, как основательно подмажем.       — Ничего: и смажем, лишь бы на пользу пошло. Всё равно деньги без толку лежат — пусть лучше крутятся. И там, и там, и там…