Развилка

      Лиля, вдоволь налюбовавшись, насладившись и навосхищавшись Марио, Джанлукой, журналом и полученными дарами, поделила со Светой шоколад, рулеты и бисквиты, донельзя счастливая пришла домой, созвонилась с Марио и узнала во всех подробностях обстоятельства увольнения Филиппа.       — Надеюсь, теперь он поумнеет. Ты знаешь, крупицы здравого смысла я стала замечать в нём сразу после твоего отъезда. Вроде бы он разворачивался.       — Разворачивался?       — И даже предполагаю, что развернётся. А ты сам что будешь делать, если у него мозги на место встанут? Вернее, что будет делать твоё увлечение? Или оно похоронено окончательно светлым ликом инвестора?       — Надеюсь, что так. Во всяком случае, не провоцируйте меня на сожаления об утерянном на исходе зимы. Впрочем, в ближайшее время мне точно будет не до них.       — Да, помню, ты говорил, что на тебе ещё магазин висит, кооператив расширяется, компаньону жизнь обустраивать надо. Он, должно быть, в шоке от нашей действительности?       — Почти, но сглаживаем как можем. Кстати, это не совсем шок — ну в том плане, что не непредполагаемый: я его подготавливал перед прибытием. — Казалось, Марио медлил и не хотел заканчивать разговор, поэтому и вернулся к пройденной теме, противореча своим же сказанным только что словам: — Кстати, о каких крупицах здравого смысла сразу после моего отъезда вы говорили и что имели в виду насчёт «разворачивался»?       — Как тебе объяснить… Это лучше чувствуется и видится, чем передаётся словами. Если бы я была с ним в прежних отношениях, узнала бы точнее, но приблизительно это выглядит так: заявляясь на работу в начале марта, он хранил в выражении своего лица не зависть и злобу, а надежду и… словно готовность к чему-то, сумбурно плёл что-то о виноватой во всём весне. Он ждал, он уповал, он скучал без тебя и обрадовался безмерно, когда ты вернулся. Ты сидел к нему спиной и не мог этого заметить, но я узрела, что он прямо-таки цвёл.       — Нет, я тоже разглядел повышенное оживление.       — Это в конце разговора, а в начале было не «повышенное оживление», а самая настоящая эйфория. И это его состояние не было связано с меркантильными соображениями, с деньгами — он словно причаливал к давно желанному и долго ожидаемому берегу. Вкратце примерно так. В общем, если захочешь снова с ним замутить, то делай это не сейчас, а месяца через полтора-два. И с делами разгрузишься, и к новому попривыкнешь, и старое хорошенько помаринуешь и помучишь — чем чёрт не шутит?       Отговорив, Лиля позвонила Свете и, как истая сплетница, поведала ей о невостребованности Филиппа, изложила свои и чужие сомнения в размерах его способностей и одарённости и подытожила:       — Смотри, не проболтайся Маринке о том, что её ненаглядный остался не у дел. Мы, женщины, так подвержены состраданию — того и гляди совсем сойдёт с ума от любви.       Богатое воображение итальянца не помогло представить Джанлуке, что его ждёт в далёких краях. Ступив на землю, он с облегчением увидел под своими ногами асфальт; у людей вокруг было по два глаза, два уха, две руки и две ноги. Солнце гораздо ниже поднималось над горизонтом, было заметно прохладнее, чем в Анконе, но Марио сказал правду: мохеровые шарфы и меховые воротники уже не требовались. Лаура прекрасно говорила по-итальянски, Валерий Вениаминович изъяснялся сносно. Родители расцеловали сына, тепло поприветствовали его спутника, причём мать сразу догадалась, что роль инвестора в образе Джанлуки лишь второстепенная. Гостя, опять-таки к его облегчению, усадили в приличную машину и повезли домой, Джанлука с любопытством осматривал улицы. В одежде людей преобладали тёмные и серые тона, автомобили вокруг были убоги, то тут, то там за пустыми бедными витринами тянулись змеи очередей, но на тротуарах возвышались обыкновенные дома.       — Автопром у вас не процветает, и малогабаритное жильё не в почёте. Поэтому Марио контейнеры с машинами отправлял, а вы занимаетесь жилищным строительством?       — Да, я же тебе говорил, что у нас ни один рынок не освоен.       — Но если люди так одеты, значит, они бедны, а для развития рынка необходим спрос.       — Он и будет расти, просто сначала от хорошо обеспеченных.       — Аа… А почему люди в магазинах везде выстраиваются в очереди?       — Это наша национальная достопримечательность, — рассмеялся Марио. — Игра называется «достать бутылку» или «достать колбасу». Да я тебе говорил.       — Да, я помню, что в магазин нужно заходить с другой стороны.       — К счастью, эти премудрости вас не коснутся, — улыбнулась Лаура. — У нас покупками занимаются исключительно женщины.       — А вон там…       — Это за водкой. Не беспокойтесь, голодными не останетесь, даже если решите расположиться не с нами в квартире, а на даче или в отдельном доме. Но это на ваш выбор: Марио покажет и вы остановитесь на понравившемся варианте.       — Не хандри. Завтра тебя в кооператив свожу, там дома попригляднее этих коробок, а вечером в ресторане посидим без всякой очереди.       — Кстати, об обеде, — добавила Лаура. — Он у меня полосатый: за борщом макароны. Вы не познакомились с русской кухней?       — И познакомился, и оценил, и остался доволен, — оживился Джанлука.       — Ох уж эта Сара! Со всем управится.       — А в вас мало сходства с сестрой.       — Видимо, разные условия…       — А папа молчит. Заработался с Ренессансом?       — Именно. У меня на первом месте практические соображения. Ума не приложу, где вас разместить. Весь кабинет чертежами завален.       — Значит, отпадает, как и большая комната, — сориентировалась Лаура, — она проходная, а с дороги надо хорошенько выспаться. Постелю вам у Марио — и перед сном впечатлениями поделитесь, и выспитесь без проблем. Не бойтесь, он не храпит.       — Я знаю.       Джанлука и Марио не удержались и прыснули.       — Ну и чудненько: согласие — залог успеха… — Лаура круто сменила тему: — Вы сами выбирали эти изумруды? У вас бездна вкуса…       Отец знал о равнодушии Марио к женщинам, но, недовольный этим в глубине души, своё неприятие не высказывал. Лаура относилась к увлечениям Марио скорее с энтузиазмом, а жену и сына Валерий любил и решил нотации не читать и своего ребёнка не перевоспитывать. Что это может изменить? — только отдалит и внесёт разлад. Марио был красив, молод, хотел и мог работать и работал много. Он был сметлив, практичен и хорошо информирован — это ему досталось по материнской линии, и Сара, такая же деятельная, работящая, схватывающая на лету возможности для дальнейшего процветания и хорошо обо всём осведомлённая, не только по крови, но и по духу видела и любила в племяннике родственную натуру; Марио оказался способным и к глубокому анализу с, как правило, верными выводами — здесь уже сказывалось наследие отца. Соединяя и то, и другое, используя это в своих делах, он получал в итоге прекрасный результат. Отец был необходим сыну так же, как и сын был необходим отцу. Валерию Вениаминовичу нередко приходила в голову мысль о том, что, погрязнув в девицах, Марио попросту растратил бы драгоценную молодость, оглупел бы в погоне за юбками и, не работая, шатаясь по ресторанам и валяясь в постели с очередной избранницей, давным-давно перебрался бы на шею родителям и держался бы за это место, не помышляя ни о чём другом, — только бы остаться в устраивающем его положении подольше. Ведя машину, Валерий думал о том, что молчал он весьма кстати: как спокойно, как естественно этот зеленоглазый красавец молвил «я знаю»! Ведь сам такой же, как Марио, и прекрасно обеспечен! Стало быть, верно говорят, что люди этой ориентации во всём выше среднего уровня: и по способностям, и по деньгам, и по положению, и по возможностям, и по востребованности.       Мысли и чувства Лауры были проще: она радовалась тому, что видит сына, радовалась его цветущему виду, радовалась тому, что всё складывается удачно и в его сердце, и по работе, немного волновалась за предстоящую растаможку и последующие расчёты со знакомыми Евгения, любовалась красавцем Джанлукой, его изумрудами и старалась угадать, придётся ли гостю по вкусу её готовка и не слишком ли сильно он будет ограничен по сравнению с тем, что привык получать и имел на родине.       Марио успокоился, увидев спокойную реакцию отца на почти что признание Джанлуки. Он должен был признаться себе, что уже соскучился по работе, по кооперативу, в котором всегда что-то варилось, чувствовал в себе желание снова впрячься и крутиться, крутиться, крутиться, ждал послеобеденное совещание в кабинете отца, не решался пока лишь прикидывать, сколько денег от продажи машин надо будет перевести в валюту, а сколько и на что оставить в рублях — сначала он их получит, а потом… И как здорово, что, приходя домой, он не будет с тоской думать о Филиппе, когда перед ним будут блестеть эти зелёные глаза! Они сулят ему сегодняшнюю, завтрашнюю и ещё много-много чудных ночей впереди — и здесь, и в Италии. Дорога, по которой предстоит идти вместе, — что может быть лучше?       А Джанлука думал только о том, что ему не должно быть страшно в чужой стране, если рядом Марио. На этом его размышления кончались, всё остальное время он посвящал новым впечатлениям. Люди, дома, окружение, привычная итальянская речь рядом — определённо, всё пока неплохо.       — Жаль, что, как и Сара, я не увижу медведей на улицах.       — Вам должно быть горше: Саре мы могли сослаться на то, что зимой они спят в берлогах, — в голосе Лауры прозвучали наигранно соболезнующие нотки. — Придётся компенсировать радушным приёмом, тем более, что мы уже приехали.       Площадь квартиры Левитиных, по мнению Джанлуки, была мизерной, обстановка — очень скромной, и он благоразумно решил похвалить аппаратуру:       — У вас очень приличная видеотехника. Наверное, Марио увлекается?       — Да. И прибыла она оттуда же, откуда и вы пожаловали: Сара привезла ещё в январе. Я понимаю, что мебель вас неприятно удивляет, но уравниловка — болезнь нашего общества. Зачастую и поныне уровень благосостояния измеряется количеством хрусталя в сервантах и ковров на стенах. Уравниловка и однообразие: наверное, вы обратили внимание на одежду прохожих. Лишь в последнее время люди стали от этого отходить…       — И ваша семья принимает в этом самое деятельное участие. Марио поставляет современные машины…       — А супруг строит средневековые дома — всё в мире уравновешено, — рассмеялась Лаура. — Я не знаю ваших привычек. Если хотите принять душ или ванну, то это здесь. Если вы делаете это на ночь или с утра, то проходите и переодевайтесь. Не заботьтесь об этикете и вечернем туалете: и Марио, и Валерий наверняка появятся в спортивных костюмах.       Через полчасика после обеда, оставившего у Джанлуки прекрасное впечатление, отец призвал его в кабинет и подробно осведомил о том, куда будут уплывать его деньги и какие бумаги он получит взамен. Верный своей обычной честности, Марио, присутствовавший при переговорах вместе с Лаурой, даже предложил перевести тексты у независимого переводчика, но Джанлука в негодовании замахал руками:       — Да ты что! Чтоб я вам не верил?! Это было бы так же глупо, как если бы я предложил тебе плату за уроки русского…       — Хорошо, но натуральное выражение твоих инвестиций я тебе всё же покажу послезавтра, а завтра поедем в порт на растаможку. Приглядись — может, и туда вложишься.       — Да, я хотел спросить: морской путь — единственный для пересылки?       — Нет, есть ещё и железная дорога, и автомобильный транспорт, и самоизвоз, но и тут, и там надо тащить это всё через несколько границ, нанимать охрану и периодически отстёгивать ментам.       — Кому?       — Родной милиции. И риск велик: криминал в последнее время усилился, особенно в тех случаях, когда чуют жирные куски. Вверяться волнам, таким образом, не опаснее, чем превратностям на дорогах. Ну как, решишься?       — Пожалуй, нет. Ты говорил, что главное — быстро обернуться, а выставляться на рынке значит платить за аренду занимаемой территории и ждать. Машина — всё-таки крупное приобретение. Пока покупатель найдётся, и время пройдёт, и доллар может подскочить.       — Ты можешь работать на уже сделанный заказ, я обеспечу.       — Нет, я не хочу отбивать у тебя для себя клиентов, которых ты найдёшь, лишать тебя определённо верной прибыли. Пусть это остаётся твоим сегментом. Лучше поместить наши деньги равномерно: и туда, и туда, и сюда. Так точнее не прогадаем.       — Ладно, но наше партнёрство на этом не заканчивается.       Марио собрал волосы Джанлуки и приник губами к его шее (окончание разговора проходило уже в его комнате). Джанлука повернулся, их губы слились.       Машинам Марио посвятил почти два дня, и всё прошло идеально, хоть он и перетрухнул немного, когда облегавшая тело портупея потяжелела и надавила на кожу сильнее, распухнув от пачек купюр.       — К счастью, вас теперь двое против грабителей, — обнадёжил Вован, любовно поглаживая своё приобретение.       — Я гол как сокол, — громко и вроде бы беспечно ответил Марио. — И в квартире то же: все бабки на счетах. Но как знать: может быть, когда-нибудь и обращусь по старой дружбе к вашей компании за квалифицированной охраной. Обеспечите?       — Само собой, будь спок, даже расценки скинем.       — Как дела на рынках? Заполняете околосоюзным извозом?       — Есть, есть потихоньку. Тоже, правда, фирмы пришлось открыть: частным лицам вывозить и ввозить на копейки разрешено, а таможню смазывать при входе и выходе накладно. Да сегодня сам всё посмотришь: пристрой бабки и причаливай к Евгению на базарчик. Он там для начальства, то есть для себя, прилично апартаменты оформил, точнёхонько в центре — поглядишь и обмоем заодно.       — Договорились! Надеюсь, с апартаментами на этот раз без моего папаши управились?       — Не угадал: махонькую консультацию всё-таки взяли и хорошую бригаду попросили, зато резиденция вышла — мм! — смачно чмокнул Вован, — вишенка!       — О, тогда жду соответствующий шашлык.       — Обеспечим. И приятеля захвати: небось, пока с южной кухней не познакомился.       — Не совсем в точку, но припрёмся — замётано. Евгений Савельич, ваш шофёр разобрался?       — Всё в порядке! Ох, Марио, и красоту же ты нам приобрёл!       — А как же! Будете и свою красоту возить. Как Маргарита Борисовна поживает?       — Прекрасно! Забила на нашем рынке изрядную площадь своим рукоделием. Приедешь — увидишь. И берут активно.       — Дай бог! Привет передавайте!       — Да сам передашь: пригласим её в нашу братию. Прекрасная слабая половина любит на прекрасную сильную любоваться.       — А моя нынче только по двору разгуливает с полным боекомплектом, так что дома оставлю. У нас же прибавление семейства.       — Ого! Поздравляю, Владимир Владимыч! Девочка?       — Пацан! — гордо ответствовал Володя. — Тоже Вован, тоже упитанный, тоже кудрявый — весь в папашу!       — Прекрасно! Значит, с нас в перспективе и домик, и тачанка.       — Да базарчик с магазинчиками, — хохотнул Владимир. — Так до вечера!       Джанлука большей частью помалкивал и только на обратном пути поинтересовался:       — Они все, как ты говоришь, бандюги?       — Или бандюги, или из структур, их покрывающих. Нынче это у нас, так сказать, высший свет.       — А почему они все такие жирные? Ведь это рабочие должны быть толстые, потому что едят хлеб и картошку. А эти, наоборот, питаются омарами, устрицами — от этого не растолстеешь.       — Устриц у нас даже в приличных ресторанах я не встречал. Здесь рацион другой: они лопают икру, а к ней прилагаются масло, блины, да и сама икра высококалорийная — вот и распухли. Это в цивилизованных странах жирное брюхо не в почёте, а в Союзе оно пока показатель обеспеченности и благополучия.       — Аа… А настоящий высший свет?       — Его у нас истребили или выслали семьдесят лет назад. Всё не по-людски: все в нашей семье с высшим образованием, а отец в производство подался, потому что даже на профессорский оклад прожить трудно, я к этому откровенные спекуляции прибавляю — так и интеллигенция переводится.       — Нет, вы же остаётесь этой прослойкой, просто от чисто кабинетной работы идёте в практическое применение своих знаний. И спекуляции хороши: рынок насыщается, деньги оборачиваются, всё чаще всплывает стабильная валюта.       — Да, если так смотреть, то нормально. Кроме того, я своими идеями и деяниями перевоспитываю этих жуков: раньше они только наркоторговлей и рэкетом занимались, а теперь с этими базарами и приватизированными фабриками удельный вес бандитизма в их делах уменьшается.       Джанлука удивлялся тому, как Марио не любил терять время. Сажая его перед телевизором, Марио звонил по телефону и договаривался о поставках оборудования в свой магазин (на первое время он решил обойтись отечественными разработками); отвозя его со стройки, Марио заезжал по двум-трём адресам сдаваемых помещений, приискивая место для будущей конторы; угощая в ресторане восточными изысками (от них Джанлука был в совершенном восторге), выкладывал старому Михалычу обещанный журнал и через пару дней получал достаточно длинный список желаемых местными толстосумами машин. После реализации Евгению, его друзьям и знакомцам первой партии у Марио оказалось на руках девятьсот тридцать тысяч рублей, на бо́льшую их часть он приобрёл сто пятьдесят тысяч долларов, остальное оставил на обзаведение в Благине тем, за что пока ещё можно было расплачиваться советскими купюрами. Пятьдесят тысяч долларов Марио решил оставить у Сары на тот случай, если по каким-то причинам прогорит, сто тысяч решил потратить на ещё одну поездку в Италию для автооборота, а потом… Марио решил снова не загадывать: пройдёт всё успешно — разложит уже конкретные суммы.       Джанлука оказался покладистым и концертов по поводу совместного проживания с семьёй Марио в блочном доме не устраивал, зная, что в любой момент, окажись такое соседство обременительным, может переселиться либо на дачу, либо в снятое Марио двухкомнатное помещение под будущий офис, но до этого дело не доходило: Джанлуке полюбились ежедневные занятия с Лаурой русским и её готовка, он, со своим прекрасным вкусом, частенько с удовольствием помогал ей по интерьеру и с любопытством — по кухне. Он уже был в прибыли, сдав на время отлучки своё жильё в Анконе; в Благине к его услугам оказались радушные хлебосольные хозяева, а набеги на рестораны, загородные пикники, изучение быта в первый раз увиденной страны, собственные прикидки на будущее, постепенное введение в дела кооператива и, конечно же, любовь и постель Марио не давали скучать по южному солнцу и ночной привольной жизни в гей-барах и прочих весёлых заведениях, к тому же поездка в Италию в компании с Марио была не за горами. Валерий Вениаминович с чистой совестью продал три обустроенных дома, выручив за них полмиллиона, и с приличным размахом начал штурмовать вторую очередь. Марио без сожаления принял продажу: после закладки особняков для весёлой компании Евгения и изучения проектов и чертежей намеченных дел то, что строилось в прошлом году, воспринималось этой благодатной весной не более чем детскими игрушками, а господин Левитин-старший с чувством глубокого удовлетворения перевёл планирующиеся на участках около речки готический особняк, белоснежную виллу и дома в английском и швейцарском стилях на новое место и плотоядно потёр руки.       — Папусь, апрель на исходе. Меня новыми заказами обеспечили — я в Италию собираюсь.       — И часты будут твои отлучки?       — Покуда конкретный клиент идёт и быстрый оборот обеспечивает.       — А сколько их на этот раз?       — Пятнадцать. В контейнер четыре тачки грузят — я и соображаю, что с пустым местом делать.       — Купи для меня, а «шестёрку» кому-нибудь сплавим.       — Идея. Джанлука, ты со мной или как?       — Даже не знаю. — Джанлука потёр пальцем переносицу. — Соскучиться не успел ещё. А нельзя не ехать? Позвонишь Саре, изложишь список…       — Да нет, я сам должен. Женщины — всё-таки женщины…       — И сколько ты вложишь на этот раз? — поинтересовался отец.       — Около ста, а пятьдесят штук пусть у Сары останутся. Для меня как неприкосновенный запас на тот случай, если прогорю или корабль затонет.       — Ой, всё же волнительно, — забеспокоилась Лаура. — Хоть обернёшься быстро, не будешь снова полтора месяца сидеть?       — Да нет, от силы недельку. Ну что, Джанлука, надумал?       — Если Сара меня у себя поселит: свою-то квартиру я сдал.       — Без проблем, даже перемены не заметишь: и у тебя, и у неё барокко.       — Я знаю, — коротко молвил отец, вспомнив откровение Джанлуки по приезде.       Тот переглянулся с Марио, они улыбнулись, но Марио решил тему не развивать:       — Ты не представляешь, пап, какая возня там с наймом. Джанлука даже эксперта приглашал и фотографировал интерьер, чтобы арендатор чего не попортил.       — А, заодно и квартиру проверю, — вспомнил Джанлука. — Действительно, хлопот много, а у вас легко: ни договора, ни оценки.       — Рынка нет, рынка нет, — разъяснил Марио. — Рынка нет — и условия не установлены.       Только когда билеты были куплены, Марио позволил себе расслабиться и подумать о Филиппе. Он должен был признаться себе, что его чувства не заглохли окончательно. Не сознавая этого в Италии, он не размышлял об этом и после возвращения, но в краткие минуты передышки вспоминал слова Лили. Поначалу Марио не мог ничего решить и просто благодарил бога за то, что его стережёт Джанлука, но красавец Кастелли не говорил о том, что намерен поселиться в Союзе навсегда; кроме того, в любой момент он мог уехать на две-четыре недели, если за очередную фотосессию ему посулят шестизначную сумму.       Джанлука мог уехать; это значило бы, что Марио остался бы один на некоторое время свободным. Конечно, он мог поручить Филиппу кое-что, благо дел было множество, но… его проекты стоили ровно столько, сколько стоили, и располагались именно там, где располагались: на последних семестрах стандартного образования. За что бы Филипп ни принялся, он остался бы лишь надсмотрщиком, контролёром, счетоводом, но не творящим. «Почему же он не стал расти далее? — искал и не находил ответа Марио. — Почему он не сыграл на опережение, потратив несколько вечеров на напряжение мозгов и полёт воображения и в итоге предложив мне то, от чего я не смог бы отказаться? Да, у него другая работа, и она занимает сорок часов в неделю; да, он делал в кооперативе то, что я ему поручал, — и меня, и его это устраивало; да, ему не пришло в голову выкладываться в залог будущего. Уставал? Ленился? Не мог? Предчувствовал моё признание? Как бы то ни было, итог закономерен — советский выпускник проиграл итальянским корифеям и одновременно с этим местный красавец проиграл заморской звезде. Я могу с ним встретиться. Возможно, мне удастся убедить его вернуться, но того, что было, возвратить нельзя. Ожидание встречи, свидание, игра лёгких намёков или умалчивание, обнадёживающее или пугающее, но всегда манящее неизъяснимое, неизвестное, непонятное впереди, дороги, разъезды, разговоры, блеск в глазах… Был ли я для него только дойной коровой? Если да, то с какой стати ему „разворачиваться“, как говорила Лиля? А с какой стати мне плутать в этих дебрях? Во-первых, меня оскорбили, а у меня есть гордость и достоинство. Во-вторых, от добра добра не ищут. В-третьих, не возвращайтесь туда, где были счастливы… А туда, где были несчастны, — и подавно. Поживём — увидим. Что бог на душу положит, то и приму».