***
В первый день приходится тяжело: утром за столом макнэ садится рядом с Ченле, и тот, приятно удивленный, тут же начинает что-то рассказывать, заряжая Джисона своим оптимизмом. Совместными усилиями им удается вывести из себя Хэчана, и уголки губ мальчишки окончательно поднимаются вверх, грусть из глаз исчезает. О том, что он плакал этой ночью, перед тем как заснуть, говорят лишь слегка опухшие и покрасневшие глаза, но Джемин участливо замечает, что не стоит столько играть в телефон, и уже никто после не воспринимает это иначе. На самом деле, раньше казалось, что Джисон проводит слишком много времени с Ченле, и только теперь Марк понимает, насколько сильно ошибался. Потому что рядом мальчишки не только во время завтрака, теперь они просто прилепляются друг к другу и появляются только вместе. Мало того, что Минхён даже ревнует теперь немного, так Джисон вдобавок полностью исчезает из его жизни, лишая лучиков счастья, которыми по обыкновению одаривал: с самого утра они только и занимаются тем, что стараются не допустить встречи. Однако имеет ли смысл то, что днем они талантливо избегают друг друга, если вечером им приходится оказаться наедине в одной комнате? К тому времени, как макнэ приходит ложиться спать, Марк уже лежит в своей кровати и следит за ним из-под полуприкрытых век. Мальчишка садится на краешек кровати, долго всматривается в его лицо, еле-слышно зовет по имени и, только убедившись в том, что хён не откликается, а значит, крепко спит, укладывается сам. Марк с ужасом наблюдает за тем, как начинают мелко подрагивать узкие плечи, а затем слышится первый тяжелый всхлип, и Ли понимает, что не может ничего сделать. Хочется подойти и прижать к себе, укачать, чтобы мальчишка закрыл глаза и забыл обо всем, что произошло, но Минхён запрещает себе даже думать. Во второй день становится чуть легче. На самом деле нет, но Марк повторяет «все нормально, уже лучше, правда ведь?», твердит как мантру, надеясь, что рано или поздно слова материализуются. Джисон светится, как маленькое солнышко, снова проказничает с Ченле, и когда старшие просят у хёна угомонить их (уж слишком невыносимыми те становятся), он лишь машет рукой, потому что понимает: сегодня бессилен. Они не разговаривают всего второй день, а Марк уже чувствует острую потребность в мальчишке. Ему нужно говорить с ним и слышать мягкий голос, касаться и чувствовать прикосновения в ответ. На третью ночь Джисон больше не плачет, и Марк перестает считать. Ведь если следит за числами, значит, на что-то надеется? Он не может себе такого позволить, потому что макнэ становится все счастливее, с каждым днем: перестает хмуриться, когда думает, что никто не видит; больше не бросает взгляды украдкой; не пытается ненароком коснуться во время репетиции. Его улыбка становится только шире и ярче, пока у Минхёна внутри все медленно сгорает, потому что единственное, о чем он может думать — его взбалмошный мальчишка, который теперь, кажется (совсем точно, если уж быть честным), и не его вовсе. Джисон как проклятый работает во время репетиций, и хвалят его все чаще, а вот Марку предлагают отказаться от предстоящего концерта, сославшись на проблемы со здоровьем: он постоянно путает слова и забывает движения. Все вокруг спрашивают, в чем дело, но он упрямо молчит, потому что с проблемой не может помочь никто. Минхён надеется на то, что время лечит, и загоняет себя до тех пор, пока не начинает танцевать на автопилоте, даже не задумываясь о том, как ведут себя руки и ноги. Пропустить предстоящее шоу он не имеет права: им обещали новый концепт в связи с тем, что все, наконец, повзрослели. Это должно помочь ему хоть ненадолго отвлечься.***
Впервые мысль о том, что концерт, и правда, стоило пропустить, начинает казаться вполне здравой за десять минут до выхода на сцену, когда парни, уже готовые к выходу, собираются в коридорчике. Костюмы им подобрали на самом деле необычные: ярких красок непривычно мало, выделяются они другим, но оценить творения модельеров в полной степени удается с трудом, потому что взгляд Марка намертво прикован только лишь к одному человеку. Мальчишке со светлыми, чуть встрепанными, как после недолгого сна волосами; одетому в снежно-белую рубашку с замысловатым кружевным узором на манжетах и воротничке; обутому в такие же белоснежные плимсоллы с кружевным верхом. Чистый ангел, судя по описанию, особенно если учесть носки, отороченные точно таким же кружевом. Беспечный, светлый и невинный. Если не считать одной незначительной детали. Шорт. Вот вроде казалось бы, шорты и шорты, что тут такого? Самая обыкновенная детская одежда, о каком новом концепте речь? Но на Джисоне они не джинсовые или просто тканевые, а черные, кожаные. И, вдобавок, для полноты эффекта, их задние карманы обшиты точно таким же кружевом, что и остальной наряд, только вот черным. Дело не только в том, что сам Марк смотрит на макнэ, с трудом подавляя желание схватить и бежать как можно дальше (ну, по крайней мере, до первой подсобки). Пройдет еще совсем немного времени и Джисон сверкнет своей первоклассной задницей с большой сцены, а видеозаписи, как фанатские, так и профессиональные, распространяются по щелчку пальцев. От одной мысли о том, что добрая половина маньяков-извращенцев по всему миру сегодня будет залипать на его мальчишку, Минхён сходит с ума, забывая о том, как выглядит сам. Они все сегодня в кожаных брюках и белых рубашках с глубокими вырезами, у Джисона единственного высокий, застегнутый на все пуговички воротничок, к тому же, мальчишка единственный сверкает голыми коленками. Стилистов Марк проклинать готов: ну разве так должен выглядеть ребенок? Просто везение, что сегодня от них требуются всего две песни и короткое интервью. Все должно пройти быстро, им ведь обещали, менеджерам верить можно. Наконец, мальчишек гонят в сторону сцены, и Минхён выдыхает облегченно: время, когда нужно делать что-то, всегда пролетает незаметно, как будто мимо. Как оказывается, надеется зря. Они ведь с Джисоном рэперы, а это значит, что пока один читает, второй находится позади, и наоборот. И, вообще, макнэ классно танцует, а потому очень часто оказывается в первой линии, и Марку приходится смотреть на него сзади. Смотреть на то, как тонкая, почти просвечивающая под мощным светом софитов ткань рубашки льнет к спине под напором резинки подтяжек (ах, да, подтяжки тоже черные, слава богу, без кружева); как мягкая, эластичная кожа обтягивает бедра, прилегая к ним так плотно, что никакого места для фантазии не остается; как над белым кружевным носочком напрягаются мышцы икр во время танца. И все это только цветочки, потому что к концу второго танца Марк замечает на шее макнэ капельки пота. В одном парню все-таки везет: по замыслу стилистов его рубашка выправлена из брюк и развевается полупрозрачным пузырем. Не слишком элегантно, но, по крайней мере, зрителям в первых рядах не видно его внушительного стояка. За все интервью он не произносит ни слова: говорят в основном Джисон да Ченле. Смеются, перебивают друг друга, а вот Марку не до смеха: он стоит прямо за своим инквизитором и только и может, что пялиться на блестящую от влаги мальчишескую шею.***
Лицо в зеркале кажется незнакомым: даже визажисты не смогли спрятать насыщенно-синие круги под глазами Марка, да и взгляд не его собственный, уверенный, лидерский, а какой-то дикий, загнанный. Пальцы стискивают край мраморной раковины, и парень приложился бы к ней лицом (не для того, чтобы остудиться, а для того, чтобы мозги вправить и заставить, наконец, работать), если бы не стоял сейчас в общественном туалете. Конечно, место приличное, и все такое, но даже при его теперешнем раздражении как-то… неловко. Айщ, вот же чертенок. Минхён склоняет голову и шумно выдыхает через нос. Плеснуть водой в лицо тоже было бы неплохо, но им еще выходить из здания под вспышками камер, и визажистка убьет его, если он снова испортит свой «безупречный облик». Уже и так попало, когда он потер глаза руками, забыв про то, что кисти немного влажные от пота, а даже самая водостойкая косметика поддается усиленному напору. Из самой дальней кабинки доносится невнятный всхлип, и Марк замирает, прислушиваясь, мало ли, помощь нужна? Но тишина длится недолго. Дверца хлопает, и наружу, в прямом смысле слова, выбредает Джисон. Его бы сейчас сфотографировать и прямиком в словарь фразеологизмов, иллюстрацией к выражению «чтобы жизнь сахаром не казалось»: плечи ссутулены, голова наклонена так, что челка закрывает обзор, и он даже не замечает Минхёна, стоящего в трех шагах. Макнэ подходит к раковине и тщательно моет руки. Сбежать Марк уже не успевает. Мальчишка поворачивается и застывает, глядя прямо на него, впервые за долгое время смотрит в лицо. То, что его глаза густо обведены подводкой, имеет второстепенное значение: парень смотрит на пятна легкого румянца на скулах и красную точку на губе в том месте, где она была безжалостно закушена остреньким клыком. Минхён догадывается, и Джисон, осознавший это, протискивается мимо, чтобы выскочить наружу. Макнэ до сих пор не может справиться со своими слабостями, и Марк не знает, хорошо ли это, плохо ли, но от одного взгляда на удовлетворенного Джисона хочется материться. Тянет к нему просто безумно, и Ли боится однажды не выдержать.