Till I Collapse

ONE OK ROCK - Juvenile Сердце разогналось до сумасшедшей скорости, грозя разорвать грудную клетку и выплеснуть на полотно ночи судорожно бьющий страх. В голове, как пойманная в банку бабочка, билась мысль «бежать, бежать, бежать», пока не откажут ноги, пока среди светло-песочных, древних арабских домов незаметно даже тени человеческой, пока голоса погони не стихнут и не оставят загнанный разум в покое. Немноголюдные узкие улицы встречали беглеца, как застывшие каменные жандармы. Они казались великанами, они пугали, внушали страх безмолвностью. Самыми пугающими были углы домов, пустота за ними вгоняла бегущего от погони человека в состоянии тревоги, бесконтрольной истерической опаски. Земля была, словно стоящая на включенной конфорке сковородка, — от неё исходил еле заметный пар, и воздух плавился от невыносимой жары. Человек, скрывающийся в потёмках, постоянно боязливо оглядывался и продолжал петлять по улочкам, состоящим из «каменных жандармов». Всё его тело, скрытое под белым свободным дишдашом [1], взмокло, и струйки пота стремительно бежали вдоль спины, окрашивая материал рубашки в другой, более темный цвет. Даже с головы, прикрытой куфией [2] от беспощадного солнечного света, стекали капли. Было душно, жарко, липко, пробравшийся во вьетнамки песок неприятно застревал между пальцами ног. Лишь холодок, возникающий из-за громкого арабского оклика преследователя, давал ему немного прийти в себя и на секунду избавиться от духоты. Он бежал стремительно, но понимал, что если не спрячется сейчас, когда смог слегка отдалиться от преследователей, то будет пойман. Группа из четырех человек искала его, чтобы расправиться, растерзать за дерзкую попытку (виновником которой он стал из-за огромного недоразумения) проникновения к дочери арабского авторитета. Какой-то наглый турист, который отличился особой прытью, пока забирался в окно к красавице востока, привлек его внимание деньгами, призывно выглядывавшими из заднего кармана. Он, ослеплённый богатствами, легким заработком, повёлся и полез следом за сердцеедом, подглядывающим за обнажающимся телом девушки, но, оказавшись в соблазнительной близости от дирхамов[3], был опрокинут на пол прямо в комнату к девушке. Шахерезада[4] пронзительно завизжала, да так что весь дом сбежался на место преступления. Он чудом избежал казни прямо на месте и уносил ноги, предварительно слетев с окна в повозку местного торговца муки. Его, вора и попрошайку без семьи, без рода и без дома, не ждали нигде. Он был горазд на грязные, бесчестные поступки, но отвечать за них не умел. Перед ним не было примера, не было наставника и тех, кто защитил бы его, прокормил бы, дал бы кров, лишив нужды идти вразрез с законом государства. У него были две истины, которыми он жил, которых держался. Первая — Бог позволил ему родиться. Вторая — тот, кто рожден, обязан жить. В случае Тэиля выживать. Ему приходилось цепляться за жизнь. Он вгрызался в любую возможность подышать хотя бы ещё день. Он не умирал назло миру, назло себе, назло тем, кто умудрялся вытирать об него ноги. До двенадцати лет Тэиль буквально вырос рабом у одной богатой семьи, где не видел ничего кроме унижений, побоев, скотского к себе отношения. Он был равен собаке, и его удел — прислуживание. Единственное, что ему дали в господском особняке — маломальское обучение грамоте, которое помогало разбирать надписи на рынках и в других местах. Когда он сбежал и начал жить грабежом, то частенько крал книги, которыми зачитывался ночами, засыпая на улице и созерцая звездное небо. Тэиль знал, знал, что заслуживает жизнь, что прислуживается только потому, что лишён силы, только потому, что лишён какой-либо опоры. И, вляпавшись в ещё одну передрягу, он спасался очередным бегством. Ему было не до тоски, горечи и жалости к себе. Тэиль вновь бежал за ускользающими ниточками права на человеческую жизнь. Наречённый жить как шавка, парень боялся, что умрёт подобно ей, — забитым в углу среди мусорных контейнеров и горячего песка. Нет, он не мог так сдаться! Не сегодня, не за чужую промашку и чужую пакость, к которой он не имел никакого отношения! Он прожил шестнадцать лет и проживёт ещё столько же. Крики позади поразительно быстро приближались. Тэиль усиленно дышал, пытаясь захватить как можно больше воздуха в легкие. Он не умрёт, не сегодня точно. Свернув с очередной улочки на другую, парень уткнулся в тупик и, в ужасе замотав головой, обернулся, чтобы сменить направление. Но было поздно. Правосудие, возмездие за всё им когда-то содеянное нашло его в виде четырех, зло пыхтящих арабов. Дальше завязалась драка, из которой Тэиль понимал, что целым и невредимым он не выберется. Традиционная одежда, помогавшая обычно ему сливаться с толпой и незаметно воровать, сегодня выступила его личным палачом: мешала двигаться, страшно сковывала движения. Тогда как его мучители были приодеты, как туристы и легко обрушивали на парня удары. Тэиль продолжал бездумно махать руками, иногда умудряясь попадать по частям тела обидчиков. Его захватило отчаяние, и пробегающая по телу дрожь усилилась в несколько раз. — Да не трогал я вашу принцессу! — в сердцах воскликнул Тэиль, когда его повалили наземь и принялись добивать ногами. Но его никто и не слушал. Приказ есть приказ. Агрессия есть агрессия. Из-за болезненных ударов на глаза навернулись непрошенные слёзы, которые, казалось, он выплакал еще в детстве. Звать на помощь было бессмысленно. Таким, как он, не помогают. Будь он хоть чуточку сильнее, Тэиль бы обладал небольшим преимуществом, которое позволило бы ему хотя бы коснуться языком этого призрачного вкуса счастья. Последнее, что ему осталось, взмолиться Богу, который давал ему прежде шанс. Как же нечестно быть виновным в стольких вещах и умереть за дело, в котором вины твоей нет! Ожидавший жалкого конца парень, неожиданно схлопотав посильнее по лицу, ощутил свободу и расслышал иностранный говор. Он с трудом разлепил глаза и, не веря себе, глотая поднятую пыль улицы, смотрел во все глаза на дар божий — парня, который беспощадно расправлялся с его обидчиками. Перед Тэилем развернулось настоящее побоище, в котором он к своему счастью не участвовал. Неизвестно откуда взявшийся юноша в джинсах, черной футболке и такой же расцветки куифе и яшмаке[5], скрывающим пол лица, награждал арабов отточенными ударами. Тэилю не удалось разглядеть даже приоткрытых глаз из-за темноты и отсутствия освещения. Спаситель двигался молниеносно и без особого труда справлялся с четырьмя противниками, которые были выше его на две головы. Тэиль удивленно раскрыл рот, позабыв про жгучую боль и про то, что ему стоит бежать, разглядывал юношу и догадывался, что тот двигается как-то по-особенному, словно в его голове существует заданный алгоритм, нарушать который нельзя. Сделать выпад, ударить, убрать ноги, отойти, отпрыгнуть и с разворота съездить по лицу. Вдруг спаситель выбежал из тени, и его лицо осветила полная, призывно сияющая луна. И Тэиль совершенно потерял дар речи, потому что из-под куифы выглядывали красные пряди того самого подлеца, из-за которого он оказался в этой непростой ситуации. Разделавшись со всей группой арабов, незнакомец начал подходить к изумлённому Тэилю, который проснулся только тогда и испуганно отполз к стене. А что если и он не спасётся от рук этого дьявола, машины убийцы, который так искусно отрубил четверых, то ли убив, то ли предав их временному покою? Тэиль с усилием проглотил встрявший в горле ком слюни. В застывшей тишине это действие было настолько громким, что почудилось, будто и незнакомый боец услышал. Он подошел, посмотрел на побитого, униженного и грязного Тэиля сверху вниз, потом схватил его за локоть и резко поднял. — У меня нет ничего, ни единого дирхама, — взмолился тотчас напуганный вор, позабыв, что перед ним тот, кто его подставил. Им завладел страх за собственную пусть и никчемную, но жизнь. — Сдаются только трусы, — спокойно произнес незнакомец, не сводя пронзительного взгляда с парня, — взялся бороться — борись до конца. А то выглядишь жалко. — Отпусти меня, щенок, — ощетинился Тэиль, вмиг переменившись из-за оскорблений. Он может и вор, но и у него гордость имеется. — Что такое джуро[6]? Я плохо говорю и понимаю по-арабски, — незнакомец не разжимал кулак, дишдаш вот-вот готов был затрещать по швам. — Но я предлагаю тебе свою помощь. — Ты подставил меня! — зашипел Тэиль, пытаясь вырваться, и схватился за руку парня в попытке отодрать её от рубашки. — Ну, ну, прекрати, — незнакомец разжал кулак и приподнятый над землей воришка с грохотом повалился наземь. — Ты посягнул на честь арабской девушки, — с укором проговорил он. — Не я! А ты! — заверещал Тэиль, расширив глаза от такой наглости. — Неважно, — звонко рассмеялся незнакомец, — они из-под земли тебя достанут, а потом убьют или женят. Но скорее первое, учитывая, что ты мелкий воришка. Я предлагаю тебе пересечь границу и залечь на дно в Аджмане[7], туда, куда направляюсь? И потом мы в расчете? Тэиль растерялся. Этот божий дар, выступивший для него сначала карателем, а после спасителем, предлагал ему покинуть место, в котором он загибался всю свою сознательную жизнь и не знал ни дня, когда бы ему не пришлось бороться за кусок хлеба, и отправиться в неизвестность за приключениями, новой жизнью, наполненной открытиями, трудностями и надеждой? Он хотел, желал этого всем сердцем и готов был взлететь от счастья. Куда угодно, лишь бы дальше от своего позорного прошлого, которое напоминало дыру, поглощавшую все его благие намерения, все его принципы и человечность. — С чего я должен тебе верить? – не поддавался Тэиль ударившей в голову минутной радости, пытаясь выстроить хоть какую-то логическую цепочку. Ему бы было достаточно любой глупости. – Зачем тебе помогать мне? Вдруг он работорговец или еще хуже, человек мечтающий отдать за бесценки его на органы каким-нибудь потрошителям? Щедрые предложения не валяются на дороге, особенно перед вором без рода и без особых заслуг. — Можешь не верить и оставаться здесь, — усмехнулся незнакомец, не решаясь сдернуть яшмак и показать лицо, — но я не позволю другим людям отвечать за мои оплошности. Убегу, скроюсь, но на другого вину не перекину. Я виноват перед тобой и предлагаю тебе сделку, освобождаю тем самым свою совесть от долгих лет страдания. Тэиль покосился на парня как на ненормального. И незнакомец, посмотрев на него в ответ, так резкого дернулся в его сторону, что у подростка не на шутку дрогнуло сердце, а потом звучно захохотал. — Ах ты, щенок, — заскрипел зубами озлобленный вор. — Я не джуро, — с опасным оскалом предупредил юноша, — я — Пак Чимин. Как тебя звать? — Тэиль, — пробормотал, поднимаясь на ноги подросток, попутно отряхивая дишдаш от пыли и с досадой осматривая его, на некоторые места успела капнуть кровь. Одежда была одной из немногих вещей, которые он купил. На украденные деньги, конечно. — Тэиль? — повторил незнакомец. — Просто Тэиль, — кивнул вор. — Ну, что ж, просто Тэиль, пойдешь со мной или умрёшь здесь за честь арабской девки? – расплылся довольный Чимин, снимая яшмак и открывая лицо. Подросток боялся неизвестности, но отчаянно желал честной жизни, где он был бы равен другим людям, где название человек прозвучало бы гордо, звучно, сильно, как писалось в книгах, которое он читал под небосводом. Он решался довериться незнакомцу, психу, страшному, но сильному и своевольному человеку, который обладал собственными установками и отличался от бездушного окружения Омана[8]. — Шутишь? Я пойду с тобой, — кивнул Тэиль и поравнялся с идущим впереди, — только у меня нет денег, документов, нет по сути ничего. И где ты научился так драться? Это было круто, научишь и меня? — А ты болтливый, — цокнул Чимин, понимая, что повесил на свою шею обузу. С тех пор жизнь Тэиля закрутилась как детская красочная юла, иногда пугая, иногда завлекая, иногда шлепая по рукам. Его ожидали сотни приключений, море эмоций и настоящая, пусть слегка странная дружба. Чимин был для него загадкой, был механизмом с таймером, и порой щелчки в его голове оборачивались плачевными ситуациями для них обоих. Он рисковал, сумасшествовал и поражал своей принципиальностью, и к тому же в его распоряжение были большие деньги, которые щедро отдавались на нужды Тэиля. Дрался Чимин отменно, но так и не показал ни единого приема подростку, сказав, что научить он научился, но учить так и не может. Они провели вместе чуть больше полугода, чудом (обманом) пересекли границу и действительно оказались в Аджмане, в огромном городе, который поразил подростка высотками, людьми, возможностями. Всё здесь казалось иным, недосягаемым, волшебным, даже воздух, деревья, крики птиц и запах моря. Тэиль громко разрыдался, осознав, что его скитаниям, нищете и одиночеству пришёл конец. Только он сильно ошибался. Чимин перевёл его через границу, как обещал, обеспечил временным жильём, одеждой и небольшими средствами на выживание, и оставил на волю судьбы. Планы на будущее рухнули в одночасье. — Ты меня бросаешь? — не верил Тэиль, всматриваясь в глаза напротив в надежде отыскать подвох. — Я выполнил всё, что обещал, — как можно беспристрастнее ответил Чимин, — но ты мне понравился, потому напоследок дам тебе ещё и совет — борись за достойную жизнь. — Джуро, — почти жалобно проблеял подросток, намеренно каверкая слово, которое стало позывным Пака, и не веря, что теряет единственного друга. — Сам ты puppy[9], — с улыбкой бросил Чимин, потрепав по отросшим волосам бывшего вора, и пропал. Напутственные слова, жильё, одежду, деньги, опыт и бессмысленный совет — всё, что осталось у Тэиля от него. По крайней мере, он так думал, но на деле Пак дал ему куда больше, — билет к праву на равную с другими жизнь. Потратив ещё месяц на скитания, Тэиль прибыль в богатый город Абу-Даби, где впервые увидел кровавые, незаконные, подпольные бои и где судьба наградила его ещё одним человеком, который помог ему изменить жизнь до конца. Он познакомился с Чонгуком.

***

— Чимин, — перед глазами Тэиля пробежала его прошлое в красочных деталях, и он был шокирован таким витком судьбы. Наглый боец, как не старался справиться со своим удивлением и скрыть его за маской дерзости и обмана, не смог. Потому что перед ним предстал тот самый малый, который отправился вмести с ним в неизвестность по первому зову, ни разу не предал и всегда был верен своим словам. Мальчишка, с которым они пересекли границу под присмотром смерти, которая гуляла рядом, Тэиль, который звал его щенком, хотя сам был ниже почти на целый аршин. Он слегка подрос и…набил тату. И не одно. Пак слушал Тэиля, пока они ночевали в конюшне, пропахшей навозом и немного маслом из лампы, на стоге сена, принесенного для резвых господских лошадей. Он мечтал о честной жизни, мечтал о праве зарабатывать, ходить на простую работенку и заводить знакомства, а потом получить право завести и семью. Чимин впервые дни путешествия вместе с арабом был убеждён, что возьмёт его с собой в США и отправить учиться стоять на ринге. Но потом узнал об истинных желаниях Тэиля. Тэиль обречён был быть никем, хотя мечтал стать просто человеком — обычным, независимым, с правом на честную жизнь. Честная жизнь? Звучная, но совсем не похожая на жизнь Чимина. Пак не мог предложить её Тэилю и потому попытался откупиться, хотя и знал о своей сердечной привязанности, знал о том, как туго стянула их с парнем верёвка под названием дружба. Чимин дал ему всё, чтобы начать эту звучную жизнь: деньги, жильё, одежду, опыт, потому что видел в нём друга. Араб же, считавший его лучшим другом, мыслил себя оставленным из-за ненадобности. И после стольких лет Чимин видит его в компании с главным криминальным бойцом Сеула. Он разочарован. Не уж то честная жизнь так быстро опротивела принципиальному арабскому воришке? — А ты всё такой же мелкий, — нагло вставил очнувшийся Пак, на которого внимательно и настороженно смотрели окружающие. — Джуро, — улыбнулся Тэиль, не ощущая в себе ни укола обиды, ни злости, а лишь радость от неожиданной встречи со старым другом. — Так, значит, ты Сеульский боец? — А ты честный человек? — попытался поддеть с долей разочарования в голосе Чимин. — Честный человек и просто спортсмен, — быстро смекнув, к чему клонит Пак, ответил Тэиль и обратился к Чонгуку. — На выходные не строй планов, ты приглашен на мой день рождения. Чон коротко кивнул и скромно поблагодарил за приглашение. — Тэиль, — Чимин, воспользовавшийся моментом, с долей лукавства обратился к арабу и указал головой на Тё, которая представилась тренером. — Вот эта малышка — боец? Все нервно переглянулись, ожидая, что выдаст Тэиль в ответ. Но тот лишь приятно засмеялся, разобравшись в ситуации за долю секунды, и сказал: — А ты не меняешься, — он вспомнил, каким жутким бабником был его друг, и взглянул на Валери, восстановил в памяти поединок, в котором она одолела Наён, — опасная девушка, тебе не по зубам. Тё прыснула, а Чимин, оскалился, еще раз оценивающе осмотрев её, и хотел уже возмутиться замечанию знакомого, но тот его опередил. — Пойдем лучше посидим где-нибудь, расскажешь, чем живешь, — Тэиль забросил ему на плечо руку и потащил вмиг оробевшего Чимина к выходу. Пак был растерян, потому что знал вора совсем другим: неуверенным, напуганным и трусливым. А тут вдруг будто другой человек. Тэиль уже почти успел открыть дверь, но Пак резко остановился, развернулся и обратился к Чонгуку: — Сегодня тебе крупно повезло, чемпион. В следующий раз мы встретимся на ринге Зари, тогда тебе придётся попрощаться с титулом... Еще увидимся, малышка, — Чимин подмигнул Валери и скрылся вместе с Тэилем за дверью. Первым очнулся Минхёк, которого произошедшая сцена озадачила больше всего. — И что это было? — раздраженно пробормотал он, озвучивая общую мысль. — Новый претендент на титул, — выдохнул Чонгук, прикрыв глаза на пару секунд, затем обратился к Валери, — спасибо. Девушка поджала губы. — Считай, что мы в расчете, — бросила она. — За что? — не понимающее уточнил Чонгук. — За то, что подвёз, а то мало ли, — недовольно поморщилась девушка. — Ах, это, — тут же расплылся Чон, — так я же бескорыстно, как и обещал. — Ага, — как можно безразличнее выдала Валери, но нотки злости и раздражения всё же проскочили в голове. Чонгука это удивило. — Ты должен был остановить это сам, а не вестись на провокацию! — Во-первых, гордость бойца — непростая штука, а во-вторых я уже сказал, что очень благодарен тебе, — задумчиво протянул он. Его слова прозвучали слегка, как оправдание. Она знает так много о правилах его жизни, из-за чего Чонгук всё больше проникается приятельской добротой. — Тэиль должен был стать моим учеником, — внезапно разоткровенничался Чон. Он помнит, как встретил Тэиля в Арабских Эмиратах. Запуганного, жаждущего силы семнадцатилетнего совсем зеленого пацана, но без документов, жилья, работы, без прошлого. Чону это показалось весьма подозрительным, и он пробил его на всевозможных инстанциях. Только ничего не нашёл. Чистый, но уповающий на равенство. Минхёк застыл. Умелый боец, смекалистый, с крепкими нервами и с блестящим самообладанием должен был быть на его месте? Мальчишка поджал губы, и Валери, это заметив, бросила на Чонгука укоризненный взгляд. — Но он отказался, потому что не захотел втягиваться в криминал, — пояснил Чон, рассматривая одну точку в полу, явно что-то обдумывая, и добавил, — я рад, что всё сложилось именно так. Потому что ты подходишь на роль моего ученика намного больше. Ну, можешь продолжать упражнение. — Ты не давал мне никаких указаний, — цокнул Минхёк, всё еще переваривая сказанное, взгляд его так и кричал «ты идиот». Но верить Чону хотелось. — Я про пятнашки, скорость ног отлично повышает. Ты второй раз за день меня спасаешь, — с небольшой улыбкой на устах произнёс Чонгук немного устало, — так что это скорее я твой должник. Валери стушевалась, но оставила бойца без внимания, ничего не сказала и направилась обратно к скамейке. Чонгуку всё больше хотелось узнать об этой девушке, расколоть скорлупу ореха и добраться до сокрытого плода. Чон складывал в голове какие-то частички цельной картины, но пробоин было слишком много, чтобы понять суть изображения. Валери определенно была связана с залом, оттуда со стариком и к тому же была бойцом. Но что-то не вязалось — криминал. Заря место беззакония, помойка для беспринципных, в этом клубе люди действуют по другим правилам — аморальным — и уж точно не такими, каким следует слишком правильная Тё. И это было большущей нестыковкой. Минхёк покорно отыграл последние полчаса тренировки в пятнашки и с удивлением подметил, что ноги гудят от слабости. Он, приняв душ и переодевшись, был готов попрощаться с тренером и отправиться домой, но Чонгук удивил. — Мне всё равно по делам нужно съездить, я подвезу вас, — спокойно изрёк он и в которой раз обратился к девушке, выдавливая усталую улыбку, — я тоже не привык оставаться должником. Валери готова была отказаться, но счастливый до искр в глазах Минхёк сразу же состроил невинные глазки прекрасно подходящие к гладенькой улыбочке. — Ну, раз человеку так хочется, не станем отказываться, — протянул он, думая о том, что жутко хочет отрубиться, а в машине сделать это проще простого. — В тебе говорит меркантильность, — поддевает разочарованная сестра, подозревая о чем думает брата. — Нет, всего лишь измученные ноги, — фыркнул мальчишка, после чего посмеялся на пару с Чонгуком. — Ну, тогда позвони мне, как доедешь, мало ли что в голове у этого человека, — кивнула Валери в сторону Чона, который закатил глаза. — Мне нужно на работу, — как бы разъяснила она для чемпиона. — Мне не трудно, и тебя подброшу, — пожал плечами Чонгук. Вокруг скапливается непонимание, недомолвки, подозрения, но каждый упрямо молчит и отбивается, как может. Мальчишка внутренне пугается чрезмерного интереса тренера к сестре. — Не стоит утруждаться, — безразлично ответила девушка, и Чон не стал настаивать. — Кстати, завтра тренировки не будет, — предупредил тренер после минутной паузы и отправился в тренерскую. — Почему? — Минхёк бросил вопрос вдогонку. Чон скрылся в тренерской, и слышно были лишь его шаги и шуршание каких-то бумаг. — У меня будет бой, так что отдыхай, — возвратившись, пояснил он, прихватив ключи от автомобиля и надевая на запястье дорогие часы. — Это уже отборочные? — заинтересованно продолжил спрашивать ученик, выбираясь из здания. — Второй бой, — кивнул Чон, выходя вслед за Минхёком и его сестрой. — Я бы хотел посмотреть, — пробубнил мальчишка, искоса поглядывая на Валери. — Так приходи, — предложил Чон, не понимая в чем проблема. Минхёк щенячьими глазками посмотрел на сестру, которая озиралась по сторонам, делая вид, что не видит стараний брата. Ночной город действительно завораживал отблесками, отражением витрин и гудящими автомобилями. — Даже не думай! — предупреждающе прошептала Валери, ясно давая понять, что никуда не пойдет. — Но я хочу! — Тогда иди, — кивнула Тё, но так устрашающе, что даже Чон слегка поежился. Минхёк промолчал, грозно насупился и подошел к машине тренера, ловко запрыгивая внутрь после мигания фар. Он обещал, что больше не пойдет вразрез словам сестры, и сдержит обещание. В машине приятный запах, тихое бормотание альтернативщины по радио. За рулём Чонгук максимально расслаблен и кажется намного мягче, чем он есть на самом деле. Минхёк осторожно подтянулся на сидение и неуверенно, но с интересом спросил: — Почему тогда в клубе ты нам помог? Чонгук молчал, но позже перевел сдержанный взгляд с боковых зеркал на мальчишку. — Вы же нуждались в помощи, разве нет? — Да, но, — мнется подросток, — ведь остальным было все равно. Там было столько народу, и никто из них не помог. — Помочь может только тот, кто сам не боится. Как бы не было жалко кого-то, своя шкура всегда дороже, — хмыкнул Чон. — Если в твоих силах сделать мир лучше, нужно всегда пытаться. Наверное, поэтому когда-то я и помог Тэилю. Мальчишка задумался, развернув голову в сторону окна и принявшись рассматривать горящие вывески билбордов, реклам и бредущих вдоль тротуара людей, думая о том, что возможно кому-то из них необходима именно его помощь. [1] Дишдаш —традиционная мужская долгополая рубаха с длинными рукавами у арабов, как правило, белого цвета. [2] Куфия (также ее называют шемаг или гутра) — это четырехугольный платок, сложенный треугольником, которым мужчины в арабских странах покрывают свои головы. Сверху надевается укаль — обруч. [3] Дирхам — основная или разменная денежная единица нескольких арабо-говорящих государств. [4] Шахерезада — героиня сказочного цикла «Тысяча и одна ночь». [5] Яшмак — платок, закрывающий рот. [6] Джуро — почти щенок с арабского, в данном случае Чимин не совсем верно услышал бормотание Тэиля. Там звучит что-то среднее между "Джару" и "Джуро". [7] Аджма́н — город в Объединённых Арабских Эмиратах. [8] Оман — государство в Передней Азии, на юго-востоке Аравийского полуострова. Граничит с Саудовской Аравией, ОАЭ и Йеменом. [9] Puppy — щенок.