Till I Collapse

Poets of the Fall — Carnival of Rust Минхёк не любил школу. Не потому, что корпеть за учебникам он считал никому не нужным занятием, не потому, что ему жутко не хотелось просыпаться по утрам, не потому, что приходилось делать кучу домашнего задания и не потому, что необходимо было учить море всяких вещей, которые непосредственно в жизни никогда бы не пригодились. Тё не любил школу, потому что это было местом скопления людей, ноющих о несправедливости жизни, будучи одними из самых счастливых существ, людей, не умеющих ценить то, что дано им и чего лишены другие. Именно в учебном заведении Минхёку приходилось выслушивать басни о подростковых проблемах, преувеличенных до мировых масштабов, о серьезных чувствах и прочей ереси. Он сталкивался с позерством, подлизыванием, лицемерием. Мальчишка молчал и видел намного больше, чем остальные. Минхёк не считал себя умнее, сообразительнее, способнее одноклассников и одноклассниц, просто знал, что был взрослее их. Такие громкие слова могут многим почудиться обычным бахвальством и желанием показаться особенным на фоне остальных. Но Тё был одним из немногих, кто сталкивался с такими понятиями, как потеря, ответственность и дикий страх. Склизкие лапы взрослой жизни окольцевали его шею и держали так крепко, грозя надавить при любом неправильном решение и перекрошить все позвонки. Он не стремился к зрелости намеренно, не хотел, чтобы она наступала так рано, но вышло, что взросление настало даже раньше положенного срока. Его взгляд, Минхёк знал и сам, наполнен был осознанностью, однако даже она не помогла ему вовремя остановиться. Наступил ли этап взросления в тот день, когда Валери была в руках влиятельного человека, а он был перед ним на коленях? Нет, всё началось гораздо раньше. Как бы Тё не любил учебу, ходить на неё приходилось. Окружающие косились на него больше с презрением, с мыслью: «Кого он корчит из себя? Пытается казаться отстраненным, холодным и крутым?». Минхёк не был ни холодным, ни крутым, но отстраненным — да. Он был неизведанной личностью, дикими джунглями, а неизвестность умеет мастерски как пугать, так и завлекать за собой. Она может заключать в себе что-то хорошее, но чаще все думают о том, что в ней может таиться опасность, поэтому люди сторонятся неизведанного. Ведь если человеку нечего скрывать, если он не затевает что-то темное, то зачем ему закрываться от остальных? Люди пугают людей. Из-за собственных убеждений, принципов, равнодушия к проблемам коллектива, в котором он находился, Минхёк так и не смог завести друзей. Его это не трогало, потому что одиночество — его давний закадычный приятель, и он не знал какого это иметь друзей, — плохо ли, хорошо ли. Тё мог лишь представить, как его за обедом выслушивает другой человек, как он делится мыслями, как они вместе проводят время. Такая фантазия вызывала в нём непонятное противоречивое чувство. Как можно пробраться в душу человека и закрепиться там? Он не знал. Валери сумела разобраться в лабиринте, выстроенном для защиты ранимого подростка им же, и стала дорогим для Минхёка человеком. Но разве он сам способен стать кем-то важным? Для этого надо было что-то сделать, сделать что-то хорошее, но предпринимать что-либо для зазнаек и глупых одноклассников ему совершенно не хотелось. А необходимость в друге была не столь уж и проблематичной. Кто заслуживал помощи? Явно тот, кто в ней нуждался. Минхёк закинул рюкзак неизменно на последнюю парту, достал тетрадь, в которой аккуратно, на удивление, были написаны все конспекты и не было ни одной отметки ниже четверки. Ведь физика для него как алфавит — проста, легка и необходима. Пока длилась перемена, наушники продолжали качать мощные биты афроамериканского рэпа. Тё перевёл взгляд на задний двор, где почти никто не тусовался, кроме троих курящих парней-старшеклассников. Он безынтересно осмотрел их и приготовился перевести всё внимание в телефон, как из-за угла ещё один рослый парнишка приволок невысокую девчонку, крепко держа за за локоть, и грубо вытолкнул её на землю. Тогда стало уже интереснее, и Минхёк продолжил наблюдать. Девчонка столкнулась с явными издевательствами и с трудом сдерживала накатывающие слезы, но при этом шипела, грозно кричал и, Тё предполагал, что угрожала хулиганам расправой. Он осмотрел одноклассников, среди которых удивленные мальчишки и напуганные девчонки наблюдали за развернувшейся сценой. Нетерпение накрыло с головой. Тё ждал, когда же хоть кто-нибудь двинется ей на помощь. Но никто не двигался с места. Повисший шепот в помещение, как тикающая бомба, накаляла атмосферу, обдавая её тонким мерзким ароматом страха. Они боялись за собственную шкуру, и Тё с грустью понимал, что девчонке никто не поможет. «Если в твоих силах сделать мир лучше, нужно всегда пытаться». Перед глазами всплыл донельзя правильный тренер, со своей странной философией и понятными только ему принципами. Стремное видение в виде Чон Чонгука замаячило совсем рядом, встало на плечо в виде ангела. И Минхёк отказался. Отказался быть таким же, как все, и дорожить лишь собственной шкурой. Ветер снёс со столов стопку листочков, когда Минхёк побежал к выходу, словно только осознав, что этой девчонкой может кто-то точно так же, как и он Валери, дорожить. Задний двор встретил его грязным, склизким смехом и громким девчачьим возмущением. Внутренности поджимались от страха, ведь впервые он выбирал не отмолчаться, а выступить защитником слабых. — Эй, вы! — кажется, громко прокричал Минхёк, но на деле из его уст вылетел лишь чахлый шепот, готовый вот-вот вовсе потухнуть. Собственное "я" билось в конвульсиях, давя на виски и лишая дыхания. Трусливый побег возник уже не таким бредом и бессмысленным существованием, как несколько минут назад. И Тё уже готовился отступить, когда на деле старшеклассники оказались выше, чем он сумел разглядеть через старое окно в школе. Но он, отступая, наступил кроссовком на пустую банку газировки, которая издала ужасный скрип, похожий на скрип дощечек плаца виселицы. Ученики перевели взгляды на щуплого мальчишку в черной толстовке, девчонка посмотрела со злостью на Минхёка, ожидая подвоха. Упоминание всевышнего слетело шепотом с сухих губ, и Тё безразлично, но четко, почти без дрожи сказал: — Нельзя себя так вести с дамой, — это те слова, что впервые он услышал от Чонгука. Фразы тренера придавали магическую силу. — Отпустите её. Никто с места не сдвинулся, но даже через большие треснутые очки девчонки углядывался настоящий шок. — Иди куда шел, — отмахнулся как от комара один из старшеклассников, и все дальше продолжили потешаться над ученицей. — Ты тупой или да? Я сказал, отойди от неё, — адреналин разгонял сердце до максимальной амплитуды; безбашеность и абсолютное отсутствие логики намекали на стоп сигналы. Но тормоза отказали напрочь. Другой повыше, позадиристее, с выступающим вперед подбородком подошел, не церемонясь, зацепился лапами за толстовку и без труда приподнял Минхёка над землей. Сердце ухнуло в пятки, мальчишка нервно сглотнул, но не оступился от защиты нуждающейся. В глубине души он верил, что из захвата уйдет, если соберется. — По-хорошему свали, — лишних проблем и жертв не хотели даже местные отморозки. — Я из плохих, — тише, чем надо бы отозвался Тё, готовясь отхватить смачный удар кулаком, прикрыл глаза. К счастью сзади громом прозвенел взрослый голос учителя: — Джентльмены, разошлись. — Повезло, — выплюнул старшеклассник, и кеды Минхёка прикоснулись к земле. Весь воздух из легких вылетел со свистом через нос. Девчонка, с испачканными гольфами, сидя на земле, во все глаза смотрела на Минхёка. Она была поражена. Вокруг неё на грязной траве рассыпанные, как детали мозаики, лежали учебники и всякая мелочь, выпавшая из рюкзака. Она потянулась за вещами, не говоря ни слова, пока Тё молился про себя и благодарил за спасение небеса. Коротенькие ножки выпрямились, девчонка надменно поправила разбитые очки и грозно сказала: — Не лезь в разборки, если не можешь за себя постоять. Тё возмутился до глубины души, скрипнул от злости зубами, которые грозили раскрошиться прямо во рту. — Ах, что ты! Не стоило благодарить. Всегда, пожалуйста! — он развернулся и подумал над тем, что больше ни одного совета тренера не воспримет всерьез. Мало того, что он чуть не отхватил инфаркт и просто не отхватил, так ещё и вместо простого тихого, смущенного «спасибо» получил надменный тон и недовольство его благородным вмешательством. Он вернулся в класс злющий и раздраженный, но успел только переступить порог, как неминуемо стал объектом всеобщего внимания. Его обступили одноклассники и одноклассницы, и Тё искренне не понимал, что происходит. — Ну, ты даешь! — кто-то смачно хлопнул его по спине в знак уважения, чуть не проломив позвоночник. Минхёк с трудом сдержался, чтобы не треснуть в ответ. — Не знала, что ты такой бесстрашный, — сказала высокая девушка, одаривая его восхищенным взглядом. — А что взамен у девчонки попросил? — ехидно поинтересовался кто-то из толпы, но Тё слышал лишь беспрестанный гул, созданный большим скоплением людей. И он понял. Понял, что чувствует Чонгук постоянно, как и чем подкрепляется его бесстрашие. Ему казалось, что он не сделал ничего особенного и даже избежал страшной участи. Ведь так, по сути, и было. Видимого Минхёк не сделал ничего особенного. Но на деле окружающие укрепили его уверенность в собственной правоте. Тё был единственным, кто нашел в себе смелость вмешаться, и именно она заслуживала такого одобрения. Все видели несправедливость, однако не противостояли ей, потому что не сумели отыскать в глубине души храбрость. Нахождение в себе сил для отпора — это тоже поступок, пусть внутренний, не такой, как избиение морд и постановка наглецов колкостью на место, но тяжелый и по-настоящему героический, хотя бы потому что не каждый на такое способен. Минхёк осознал это в тот момент, и мысленно произнес «спасибо». Учеба прошла незаметно и даже мимолетно на фоне постоянных размышлений. В голове круговерть: раздумья о ближайшем бое, который ему необходимо выиграть. Сомнения накрывали лавиной и не давали продохнуть. Если совсем недавно Тё было наплевать, то нахмуренные брови Чонгука и постоянные замечания как-то начали настораживать и напрягать. Много ли ему удалось достичь за такой короткий срок? Он не мог знать наверняка, потому что ни разу не встал на ринге против кого-то. Чонгук не разрешил ему провести ни одного товарищеского боя, оттого Минхёк даже не подозревал, как именно поведет себя в стрессовой ситуации. Тут над головой словно звезда во мраке засияла лампочка идей, и Тё, с трудом дождавшись конца последнего урока, дернул на задний двор. Если тренер не может дать ему товарищеского боя, то он сам себе его устроит. Во дворе отдыхали одинокие курильщики, но они волновали мальчишку меньше всего. Он искал тех самых ребят, на которых нарвался с утра. Тё осмотрелся, но нужных людей не нашел. Отморозки никогда не оставляли дела незаконченными, значит, должны вернуться. Девчонка в грязных гольфах появилась спустя время вместе с одним из старшеклассников, который крепко придерживал её за локоть, чуть ли не волоча по земле. За ним выползли и его дружки, один из которых знакомый долговязый парень. Неравный бой, один боец против троих неумелых ребят. Внутри разжигалось предвкушение, смешиваемое с небольшим страхом, который отдавался волнующими мурашками по телу. Голос в голове твердо просил: «Давай же, Тё. Не подведи». Главный пункт — держать стойку. — А ты не такая смелая, какой хотела казаться, — прогоготал слегка полненький паренек. — Пошел ты, — безрассудно выплюнула девчонка. Минхёка заметили сразу. — Твой защитник что ль? — глумливо поинтересовался высокий. — Я его не знаю, — недовольно прошипела девчонка и бросила пронзительный взгляд на Тё, — вали отсюда, пока цел. Тё не слышал почти ничего, лишь судорожно вспоминал, что нужно делать. Стойка, джеб, тройка, блок, — все понятия, как в воронке кружились в голове, не желая становиться в правильный порядок. Чего же он боялся? Боли, унижения, медленно подступающего страха, который как карманник, готовился стащить честно нажитую смелость мальчишки. — Отпустите её, — снова попросил, не провоцируя. — А то что? — огрызнулись в ответ. Отморозкам в радость, если находится желающий побыть грушей для битья. Тё может и груша (хотя скорее овощ), но точно не для битья. — Нам придется подраться, — радостно просиял Минхёк, отчего остальные напряглись. Ненормальный подход. Долговязый собирался вновь зацепиться за одежду, чтобы припугнуть, но Минхёк принял стойку и повторил то, что сотни раз делал в зале. Он взял и просто обошел отморозка за счёт собственной скорости. Вокруг повисла тишина, раскачиваясь, подобно школьной качели. Удивление пронзило всех, даже самого исполнителя трюка. Это было просто. Движения противника слишком медленны, чтобы их бояться. — Ну, так что? — усмехнулся довольно Минхёк, ощущая странное бурление внутри, — отпустите? Долговязый почувствовал себя униженным, развернулся, прорычал как хищник, — злился, сжимал кулаки. Вот-вот набросится. Ожидаемо кулак пошел в дело, но мимо, потому что Минхёк снова легко и быстро увернулся. Он ощутил, что танцует, чувствовал, что сильнее, быстрее, и на миг забыл, что перед ним не бойцы. Самолюбие требовало какой-либо подпитки, чтобы не раскрошиться. Подбежал второй, который поплотнее, неожиданно резко замахнулся, Тё чудом уклонился и даже присвистнул, делая парочку шагов назад и теряя стойку. Он опустил голову и заново расставил ноги, но тут же получил жгучий удар по скуле. Удар мощный, такой что, Тё упал на землю и на него попытались навалиться две огромные тушки. «Вставай» — рычанием прозвучал голос тренера, и Тё перекатился в бок по холодной, сырой земле, вспрыгивая на ноги и неосознанно выставляя блок от одного из хулиганов. Минхёк провел апперкот, фонтан крови брызнул из носа старшеклассника, а собственный кулак адски заныл. Мальчишка стиснул зубы, потряхивая кистью. Он ведь голыми руками в зале работал, так какого хера? Боль быстро выбила его из игры, и второй налетел на него с тумаками, Минхёк разозлился и прописал ему с ноги фронт-кик под удивленное «вау» девчонки и пацана, который её держал. Двое лежали поверженными на земле, мальчишка шипел от боли в руке, но дышал ровно, потому что знал, что не устал. — Ты следующий, — пафосно кивнул он в сторону третьего парня, который мелко затряс головой, отпустил девчонку и трусливо убежал. Щека у Минхёка горела огнём от боли, а кулаку срочно требовался лёд. — Это было круто, — девчонка поднялась, отряхивая безвозвратно испачканную одежду. Она уже жалела о прошлых высказываниях, ведь защитник оказался способным. — Спасибо. Тё неловко почесал затылок, неожиданно засмущался. Он не ей помогать пришел, а себя тестировать. Мысленно плюнул на всё. — Да, забей, не для тебя старался, — он развернулся, собираясь уходить. — Подожди ты, — вдогонку завопила девчонка, догоняя, — как мне тебя отблагодарить? — Я же сказал, не надо мне благодарностей за то, что я сделал чисто случайно. Благодари случай, — посоветовал безразлично Минхёк, подхватил с земли рюкзак и направился домой. Девчонка проводила его растерянным взглядом. Чуть позже на её губах расцвела счастливая полуулыбка.

***

Ягуар с визгом прочертил черную полоску на асфальте и затормозил возле загородного домика, из-за которого во все стороны распространялись лучи искусственного света, мощные музыкальные басы, пронзительные визги и крики. Все трое, находившиеся в автомобиле, потихоньку выбрались из салона, ощутили ночную прохладу. Минхёк поджал губы, думая над тем, что не в подобном месте хотел бы начать карьеру бойца, но жеребьевка не оставляла право выбирать непосредственно за бойцом. Все новички участвовали в жеребьевке места, среди которых есть «Заря» и еще куча всяких заведений на порядок ниже. Но именно Тё попался притон под названием «Джунгли». Чонгук уверенно повел за собой ученика и Валери, подошел к воротам, где бравые охранники пропускали каждого, продолжительно осмотрев и допросив. Но Чона не остановили, кивнули в знак приветствия, поклонились в знак уважения и освободили путь. Чемпиона знали даже там, где он впервые появлялся. Слухи шли вперед человека. — Они со мной, — моментально пересек попытку охранника остановить Валери и Минхёка, Чонгук. — За тачкой пригляди, — без колебаний дополнительно кивнул он ему в сторону Ягуара. Железные из-за темноты неизвестного цвета ворота медленно открылись, и Тё мысленно пожелал провалиться внутрь огромной толстовки, которую любезно одолжил тренер. Мальчишка не мог понять, почему не ощущает мандража перед первым боем, его напрягал факт отсутствия сомнений и страха. Почти стальная уверенность оплела его, как крепкие портупеи, в них запрятаны несколько месяцев изнурительных тренировок, нервотрепки и ключевых советов тренера и, что немало важно, правильное питание. А ещё последняя потасовка, произошедшая в школе. Тренера чрезмерное спокойствие ученика волновало не меньше. Либо Минхёк мастерски прятал эмоции, демонстрируя актерскую одаренность, либо его пофигизм достиг поразительного апогея. Чонгук даже не рассматривал варианта, в котором Тё — самоуверенный боец. Но первый опыт всегда важен, потому что прекрасно показывает, куда плыть дальше. Если сейчас Тё сможет твердо одержать победу, то курса они не сменят, а если с треском провалится, то придется его вытаскивать из-за ямы неудачи. Собирать по кусочкам самолюбие Чонгуку не приходилось, но он знал, какого это тонуть в недовольстве собой. В доме не горело ни единого огонька, и ребята интуитивно обошли его, начиная понимать откуда шум, свет и прочие атрибуты, объяснявшие, что именно здесь проходят бои без правил. Перед их глазами развернулась огромная площадка. Вместо ринга голый камень, об который один из бойцов усиленно бил и без того окровавленную голову противника, площадка была огорожена железными прутьями, ухватившись за которые неадекватная толпа, неистово, пронзительно, подобно животным требовала не оставлять в живых проигрывающего бойца. Минхёк поморщился от отвращения, но совершенно не испугался, даже не подумал о том, что на месте второго мог быть он. Не впечатленным остался и Чонгук, которому важнее было найти организатора и представить нового кандидата, нежели лицезреть бездарный, безвкусный, неумелый бой двух дикарей, обдолбанных в хлам. Как может подобное кому-то нравиться? Всё это транслировали с боку на большом телеэкране, где можно было разглядеть в мельчайших деталях подробности. Над рингом высилась железная «корзинка» без крыши и без стен, в которой парень с дредами и татуировками разогревал толпу. От зрелища пугалась Валери, воображение которой взметнувшейся волной сносило умиротворенность и собранность, предоставляя картинки того, как врач собирает полуживого братика в больнице. Она неосознанно крепко вцепилась Минхёку в плечо, продолжая наблюдать за разливающейся на камне темной кровью. — Валери, что ты делаешь? Мне больно, — через минуту двинул рукой мальчишка, ощутив нереальное давление на руке, бросая через плечо на сестру недовольный взгляд. Девушка словно опомнившись, неловко убрала ладонь, стушевавшись, пробормотала: — Прости. Отдаленность подобного места — дело понятное. Люди, повадки и действия которых лишены сути и логики, а поступки подкреплены лишь одним — желанием чего-то нового, адреналина, сумасшествия определяли наличие бардака во время боя. Среди толпы зверствующих были даже дети известных, богатых, успешных, влиятельных людей, которые пользовались доверием населения, пока их дети, за которыми они не уследили, баловались белым порошком и кровавыми зрелищами. Чонгук нервно топал кроссовком по земле, соображая, что делать дальше, но бойкий, пронзительный голос комментатора пронес по всей площадке: — Иииии, победителем становится Неукротимый Сэээм, — названный «боец» озверел прямо на ринге, демонстрируя физическую силу и умственные способности, — впереди нас ожидает кровавая ночь, которая… Комментатор резко оборвал речь из-за подошедшего мальчишки, который нашептывал ему на ухо весть. Толпа готовилась подняться и разодрать ему глотку из-за возникшей паузы. — Подождите, — протянул парень с дредами, из-за волнение глаза его и без того огромные расширились. И он сделал вид, что делится секретом. Народ притих. — Мне только что сообщили ошеломляющую новость. Сегодня на этот самый грязный ринг взойдёт впервые для того, чтобы биться за титул, ученик трехкратного чемпиона «Зари» — Чон Чонгука. Орава сорвалась с цепи, и пронзительный визг поднялся на всё пространство сразу после оглашения известного всем любителям боев без правил имени. — Он будет биться здесь и останется или разможённым, распластанным на этих камнях или же отстоит честь лучшего бойца «Зари», — завопил, надрываясь, краснея, пыхтя комментатор. Минхёк заткнул уши и молился, чтобы всё закончилось как можно быстрее. Чонгук разочарованно покачал головой и приступил к решительным действиям. Ему не нравилось это показушничество. Незаметность в подобном месте им бы не помешала. — Чонгук? — Да? — Что будет, если я проиграю? — спросил Минхёк чисто из любопытства, но Чонгук понял, остановился, развернулся, чтобы заглянуть ученику в глаза. Серьезный разговор стал неизбежен. — Ты не проиграешь, — нервно заверила сестра вместо запаздывающего тренера, который явно готовился к лекции. — Минхёк, послушай, первый бой важен для тебя не победой, — выдохнул Чон. А Минхёк удивленно захлопал глазами. — Ты должен понять, действительно ли прав был я, выбрав тебя. Сможешь ли ты простоять на ринге в течение, как минимум двух лет, пока не получишь титул? Обучиться всем азам техники не означает стать бойцом. Некоторые проводят в залах полжизни, но при этом не выходят никогда на ринг, а кто ни в жизнь не был в спортивном зале, дерется на улицах. Бойца определяет характер, бойца определяет стержень вот тут, — постучал Чонгук по тому месту, где пряталось сердце Тё. Эти слова осели, как зерна на молодой, крепкой и плодородной почве, скрылись на время, — пока, но всем хотелось верить, что однажды они вырастут пышными крепкими деревьями, которые подарят сочные, вкусные плоды. Они подошли ближе к рингу, надеясь, что их не заметят раньше времени. Но уже спустя минуту хождения в толпе, люди впереди начали бесноваться, одаривая восхищением Чонгука и с какой-то неописуемой дикостью поглядывая на Минхёка. Девушку же практически никто не замечал. Но зрители ни на минуту не замолкали, громкие выкрики били по ушам, и временами даже брызги чьих-то слюней омерзительно прилетали по лицу, заставляя морщиться, сжимая кулаки из-за невозможности что-либо изменить в ситуации. Наконец-то добравшись до рефери, а значит и до ограждения, за которым они были в относительной безопасности, Чон объяснился и представил ученика. Чонгук был крайне недоволен раскладом дел, но пути назад не было. Стена, которая не позволит даже развернуться. Выбор сделан, монетка брошена. Теперь всё отдавалось в руки Минхёку, которому тренер нашептывал в самое ухо важное. Концентрация растворилась, стоило дверям этой клетки раскрыться, а рингу опустеть. Ладони предательски запотели, и страх-змея окольцевала шею, пугая. Желание сбежать распространилось по телу юного бойца опасным ядом. — Ты понял меня? — как из-под воды вынырнул мальчишка, мелко кивая тренеру, заглядывая в его близко находящееся лицо, хотя не слышал перед этим ни единого слова. Потерянный взор сестры из-за широкого плеча заметен был слегка, но Минхёк перед тем как взойти на ринг видел последним именно его — несобранный, испуганный, больной. Валери страшно, и она впервые боялась, что не сможет уберечь брата. Её потряхивало, и побелевшими губами она не издала ни звука, едва ими шевеля. Оттуда слетала мольба. Зачем он борется? Зачем вышел на ринг, скинув предварительно толстовку? Зачем слушает скандирующую толпу? Зачем ему всё это? Чон Чонгук, бои, тренировки, старания? Он знал ответ. Ему необходима сила… Минхёк на секунду пугливо развернулся. За железной решеткой — серебристая гладь, расплавленный свинец жгучими каплями ударил по сердцу. Ему необходима сила, чтобы больше никогда не видеть её слёз. Напротив, в углу, лысый, смуглый парень крепче телосложением и примерно одного с ним роста. Минхёк принял стойку и выжидающее переправил глаза на рефери, улыбка которого не нравилась ему также как толпа, этот дом, ринг, клетка, день, минута и тошнотворный комментатор. Раздражало неимоверно, но нельзя поддаваться всему ненужному, отвлекающему. Собраться только на противнике, который почему-то становился ближе. Зрачки вмиг расширились и, молниеносно, буквально за секунду передвинувшись вбок, Минхёк успел заметить, как сжатый кулак пролетел со свистом прямо перед носом, чудом не задев его. Сердцебиение совершило сумасшедший скачек, и как бы отбив начальный удар, пустилось в дикую чечетку. Бой на выживание начался. Ринг был огромен, ноги перенапряжены, и двигать ими неожиданно стало больно. Минхёку казалось, что скорости катастрофически не хватает, когда на деле он двигался за счёт адреналина быстрее, чем на тренировках. Но критически воспринимающий ситуацию мозг играл на нервах, дергая чувствительно, неприятно. Страшно, страшно, как же, черт возьми, страшно! «Возьми себя в руки и схвати победу за грудки! Ну же!» Противник гонялся за ним, атаковал беспрерывно, но Минхёк успешно уклонялся, считая, что исполнение бойца явно хромает на обе ноги, да и движения медленнее, чем его собственные. Критика придала капельку спокойствия. Дыхание напротив прервалось резко. Брешь в чужой дыхалке, заминка, возможность для атаки. Что же там сказал Чонгук? Он ведь дал какое-то напутствие на счёт первого удара. Вернувшись в реальность, Минхёк подметил, что ни черта не слышал, и решил сделать по-своему. Он отодвинулся для исполнения удара на несколько шагов назад. Чонгук, наблюдавший за боем, испуганно расширил глаза, с губ его слетело безнадежное: «Блять».