Till I Collapse

The xx — Intro На запредельной скорости, разметая застоявшуюся пыль с ночных, пустующих улиц Сеула, черный Ягуар рвался вперед в сторону районной больницы. Чонгук не старался объяснить себе причины, по которым он поступает именно так, не пытался даже остановить себя за собственное безрассудное поведение. Он был не в силах сопротивляться тянущей его силе, просто слушал сердце, призывающее его бежать на помощь. Когда это имя сестры его ученика стало для него столь знаковым, что Чон был готов сию же минуту покинуть день рождения близкого друга и, ничего никому не объяснив, да еще и прилично накидавшись, броситься искать пропавшую чужую ему девушку? Наверное, это доля, существенная доля алкоголя, к слову, наполовину выветрившаяся из-за резких новостей, так подкосила парня. Случиться могло многое. И именно это вселяло страх. Ведь Чонгук не знает даже крохотной части из той истории хрупкой девушки, работающей в баре и единственной одолевшей чемпиона Зари. Вдруг те, кто раз уже покусился на её жизнь, пришли закончить дело, а возможно уже успели завершить начатое, снова обскакав его на несколько шагов вперед. Когда он услышал голос Минхёка, то сразу заподозрил неладное, осознал всю плачевность ситуации. Тё никогда не звонит поболтать или же расспросить о каких-то мелких деталях, касающихся тренировок или боев. Только сообщения с суровыми точками в конце, без смайликов. Но тут другое. Безнадежная мольба и просьба о помощи, которую он уже слышал однажды. Почему же Чонгук не может отказать его просьбам? Он не из робкого десятка, чтобы вестись на сопли мальчишки, проявлять жалость ко всем, кого сбивает жизнь с ног. Боится потерять благосклонность своего ученика или же боится того, что Минхёк в случае самого трагичного исхода не сможет оправиться от потери сестры? Или же самый большой страх Чонгука кроится в том, что он больше никогда не увидит розоволосую девушку, которая задолжала ему реванш и кучу разгадок к ребусам, которые ему так и не удалось распутать? Или все же вся соль в том, что Чон просто хороший человек, готовый безвозмездно двинуться спасать обездоленных и несчастных? Чонгук впервые пожелал затянуться сигаретой. Холодный, мерзкий морозный ветер, который лезвиями рвался сквозь открытое окно автомобиля, неприятно хлестал по лицу, помогал слегка протрезветь и привести разбегающиеся мысли в порядок. Долетев в считанные минуты до больницы, Чонгук выскочил из машины и, перетерев с охранником, выбив себе разрешение, уже через две минуты на третьем этаже топтал пол, пытаясь отыскать Минхёка. В коридорах было пустынно. Время было ночное, объявленный среди больных отбой лишил этаж признаков жизни. Все мерно спасли. Возле поста горела все та же лампа, так же не было медсестры. Он хотел открыть дверь палаты Валери, но та чуть не сшибла его с ног. — Чонгук, это беда, — как только увидела парня, взволнованно взмолилась Миндже шепотом, — я отошла всего на полчаса, но её и след простыл. Она ощущала себя виноватой, хотя в чем именно боец уловить не смог. Голова буквально отказывалась соображать, воспринимать, обрабатывать информацию. Мальчишка вышел следом: растрепанный, сонный, уставший. Сразу же поздоровался с тренером - обменялись рукопожатиями, прищуром его оглядел. Минхёк заметил, почувствовал, что у Чонгука в разгаре было веселье, из которого он по первому зову примчался. Примчался спасти его сестру. — Сколько её уже нет? — поинтересовался Чон, поглядывая на часы. — Около шести часов, — пробормотал Минхёк, морща нос. Чонгук раздраженно фыркнул. Предупредить заранее, конечно же, никому в голову не пришло. Надо дотерпеть до полной безнадежности, решив, что Чон спасет из любой задницы, какой бы беспросветной она не была. Чонгук, запрокинув голову, иронично подметил, что закурить хочется все сильнее. Он даже не подозревал, где искать. Спустя столько времени по горячим следам пойти уж точно не получится. — Я запретила ей выходить, и попросила приглядеть Ёнси, чтобы она не сбежала. Но в том то и дело, — провела нервно девушка по волосам, — Валери не выходила из палаты. — Я честно не стал бы тебе звонить, — сказал Минхёк, прерывая медсестру, что не находила себе места, и смерил её снисходительным взглядом, — зная Миндже, она превратила жизнь Валери в тюрьму, вот она и сбежала. Я был уверен, что она вернется через пару часиков. Но я съездил домой там её нет, и она не берёт трубку. Даже побывал у неё на работе. — В баре? — удивленно вскинул брови Чонгук, не представляя, как мальчишка туда попал. Непонимание отразилось на лице Тё моментально. — В баре? — простодушно переспросил Минхёк, поведя плечами и не уловив поначалу, о чем говорит тренер. Однако смекнув суть дела, поправился: — Не в баре. Она работает еще в магазине, но там её тоже сегодня никто не видел. Чонгук усмехнулся, возведя очи к потолку от поразительности ситуации. Он начинал уставать от количества загадок на одну маленькую девушку. — Так, где нам её искать? — попытался быстрее добраться до сути выпивший Чон, ощущая неприятное покалывание в висках. — Есть одно место, куда она могла поехать, — задумчиво протянул Минхёк, — но это далеко. — Я на машине, — коротко пересекает все ненужные никому фразы Чонгук и разворачивается. Тишину коридора разрывает пополам неприлично громкий и знакомый смех. Все трое перевели взгляд на лестничный пролет, из которого показалась пропавшая, но не одна, а с черноволосым пареньком. Невысокий и улыбчивый, как летнее солнышко, с заостренным носом. Чонгук цокает, припоминая, что встречался с ним в университете, когда беседовал с Валери. Его для этого позвали? И кто сбегает из больницы на свиданку? Легкое раздражение начинало возрастать. Улыбчивый придерживает её за руку, потому что она еще хромает, а в другой его руке покоится наполненный пакет и железный костыль. Валери выглядит хорошо, и как видно ей ничто не угрожает. Она замечает Чонгука первым и останавливается, испуганно уставившись на него, словно он призрак. В глазах девушки нет былого презрения, но сейчас ему кажется столь незащищенным и раскрытым этот ясный взор, будто Чонгук застал её врасплох. Чон замирает, замечая там блеснувший упрёк. А Валери, кажется, сразу понимает, что произошло. Минхёк спокойно махает черноволосому парню, который кивает ему в ответ, но не подходит, а переводит взгляд на девушку, которая благодарит его и прощается с ним, похлопав его по плечу. Не похоже на прощание влюбленных. Оперившись на костыль, держа в руках пакет, она подходит к ним, не отрывая своего взора от Чона. Намерения отчитать всех ощущаются отчетливо. Чонгук думает, что первым с этим столкнётся, но она неожиданно переводит свой внезапно колючий взгляд на брата. — Минхёк, ты снова так сделал, — мальчишка дует губы, но виноватым себя явно не считает. Она вздыхает и холодно договаривает, — вызови такси и поезжай домой. — Где ты была? — недовольно скрещивает руки на груди Миндже, не понимая, почему не звучат оправдания или же хотя бы извинения. — Тебя никто не отпускал. Мы волновались и искали тебя всё это время, сходя с ума от неизвестности. Не веди себя так, будто твоё отсутствие никого не потревожило. Чонгук продолжает молчать, пьяно поглядывая на все происходящее, и удивляется тому, что происходит дальше. — Миндже, хватит, — леденяще и твердо прерывает Тё, сдерживая уже клокочущую ярость, — я не маленькая и могу о себе позаботиться. Я благодарна за то, что ты мне помогла, правда, но я не просила… — Валери, не надо, — вмешивается мальчишка, чувствуя надвигающую бурю, протягивая руки к сестре, но та отмахивается. — Я сказала, езжай домой! — чуть прикрикивает она, и Минхёк вздрагивает, опустив взгляд и не проронив ни слова, уходит, а Валери с разочарованием вопрошает, — это ведь ты рассказала Хоин? — Откуда ты? — удивляется медсестра, опешив из-за прозвучавшего вопроса. — Так это правда? — тихо спрашивает Тё, всем своим видом прерывая попытки Миндже объясниться. — Я не хочу разговаривать с тобой, не сейчас. Чонгук видит во второй раз такой всплеск эмоций со стороны девушки. Абсолютно на его вкус необоснованный взрыв. Медсестра стоит, сжимая кулаки от досады, немного топчется на месте, не выказывая своих эмоций и от обиды поджимая губы, уходит вслед за мальчишкой. Валери не провожает взглядом ни одного из них и, тяжело вздохнув, переводит всё своё внимание на Чонгука. И вот очередь добралась и до его важной персоны. «Ну, наконец-то, — усмехается внутренне, — дождался». — Что ты здесь делаешь? Вернее, зачем ты согласился приехать? — она разобижена, и это видно так отчетливо, что Чонгуку становится забавно от всей сложившейся ситуации. Все же, как бы женщина не пыталась перенять многие мужские качества, говоря, что разделений никаких нет, и качества нужно относить к человеку, а не к полу, особенностью исключительно каждой из прелестных созданий является поразительное умение становиться обиженно-милыми. Чон издает парочку смешков, понимая, почему стал объектом, для выпускания пара. Ей не нравится, что он вновь ринулся помогать. Так вот что так задевает Тё. — Я не знаю, — честно признается парень и выдыхает. — Ты пьяный?! — полу вопросом, полу утверждением выдает Валери, изумленно вскидывая брови. — Разве, что немного. А ты зла, — делиться фактом он, протягивая ладонь к пакету, который девушка отдает сразу же. Действительно тяжелый. — Разве, что немного, — копирует она его манеру. — Я бы не сказал, — пожимает парень плечами, засовывая свободную ладонь в карман. — Так не говори, — ворчит она и любопытствует, — и на чем ты приехал? — На машине, — хмыкает Чонгук и улыбается, — как ты выбралась из палаты? Валери серьезничает и, вновь окунувшись в тягостные мысли, выдает: — Через окно. Чонгук смеется вслух, да так долго, что Валери не может не улыбнуться в ответ, при этом шикая и призывая его быть потише. Это как-то лишает обстановку напряжения напрочь. Беззлобный смех — то, самое средство от печали и угнетения, которое способно развеять самые густые тучи. — Ты можешь приехать завтра? — неожиданно замявшись, интересуется она, комкая рукава толстовки, что дает понять Чону, что просить о подобном ей неловко. Она должна понимать то, какого ему такое от неё слышать. — Если ты не занят, конечно, — добавляет сразу же, обозначая тем самым, что не претендует даже на его личное время. — Я, — устало вздыхает неожиданно Чонгук и смотрит пронзительно. — Я могу многое и мне несложно, Валери, правда. Но давай ты разберешься сначала, стоит ли мне приезжать или нет, отчитанным в третий раз за проявление своей добродетели я быть не хочу, — неожиданно признается парень, что постоянная холодность его трогает не меньше, чем её его доброта и участливость. После сказанного он прикусывает губу, понимая, что объяснил чуть больше, чем хотел. — А когда был первый? — с особым чувством промолвила Тё, хлопая глазками. — Не умничай, — закатывает глаза парень, поражаясь этому желанию быть в каждой бочке затычкой. — Я разобралась, — грустно, но твердо изрекает Валери. — Завтра к шести? — все же уточняет, не совсем уловив намерения Чона. — Тебе ведь нужны ответы? — как еще один весомый аргумент, и у бойца загорается и без того полыхающий взгляд. — Много времени это займёт? — раздумывая, выпрашивает. Он снова ведётся на поводу её загадочности. — Весь твой вечер, — признается она, как в чем-то постыдном, и снова улыбается. Чонгук посмотрел на неё из-под челки, невольно подметил, что даже улыбки у неё выходят, наполненными грустью. — У тебя хорошее настроение, — снова не дав четкого согласия, поделился он своим наблюдением и развернулся в сторону её палаты, скрывая ответную улыбку. — Ты недавно говорил о том, что я злая, — хмыкнула Тё, направляясь следом, опираясь на костыль. В палате было холодно, из открытого окна дул сильный ветер. — На мой взгляд, у настроения может быть только один цвет — хороший или плохой. Злой, веселый — всего лишь оттенки, — прошел он к тумбочке и положил на неё пакет, после чего дойдя до окна, закрыл его. — Я думаю мне пора, — проверил на телефоне время Чонгук. — Спасибо, — сказала она, и Чон думает, что это благодарность за донесенный пакет, но не уточняет, неожиданно ощутив сонливость. — До завтра, — с некой надеждой добавляет и смотрит, смотрит, пытаясь что-то добавить, но не решаясь... — До встречи, — вновь размыто изрек и скрылся за дверью, неспешно направившись к лестнице. Уже почти дойдя до нее, до парня долетели отголоски шагов. — Чонгук, — окликает его довольно громко и неожиданно. Чон удивленно поворачивается в сторону стоящей в коридоре потупившейся Валери, которая уловив, что он услышал, попросила: — Не садись за руль. Вызови такси, ладно? Чонгук посмотрел в глаза девушка, пытаясь отыскать подвох, но не найдя, нежно улыбнулся, обещая списать свои поступки на крепкий алкоголь на пустой желудок, и, не ответив, ушел. Он спустился вниз, где простоял пять минут, согревая неожиданно замерзшие ладони в ожидание такси, в котором его совсем разморило. Чонгук, с трудом не уснув в салоне рядовой иномарки, доехал домой и, не запомнив, как добрался до квартиры, крепко заснул.

***

— Ты всё же приехал, — констатирует факт Валери, слегка поджимая губы, чтобы не улыбнуться, встречая гостя в своей палате в пятнадцать минут седьмого. — Извини, немного припозднился, — коротко изъясняется Чонгук, не выражая ни капли раскаяния, а делая все, как всегда, для галочки. Он выглядит замечательно, несмотря на то, что весьма неплохо провел вечер в компании приличного количества алкоголя. От лица так и веет свежесть, черная рубашка, заправленная в светлые местами порванные джинсы, выглядит невероятно опрятно, а длинная не застегнутая легкая куртка из непромокаемого материала и красная шапка служат сигналом о том, что на улице пасмурно и холодно. Парень выглядит замечательно, и Тё мысленно шикает, потому что еще и слишком дорого. — И так я здесь, — отрывает Чон девушку от рассматривания и принимает выжидательную позицию. Боец действительно приехал только в надежде получить ответы на вопросы, которые томят его с первой минуты знакомства с Тё Валери. Подталкиваемый тупым концом меча-любопытства, который не ранит, но каждым толчком раздражает, Чонгук был недоволен собой. В противовес этому самолюбие грелось, нежась в осознание нужности и необходимости людям. Он не к месту фыркнул. — Да, я вижу, — растерянно выговорила девушка, наконец-то оживая, схватила с кровати длинную коричневую курточку на замке с меховым капюшоном, и, стискивая зубы, натянула её поверх черной водолазки, — съездим в одно место тут недалеко. Ребра еще не зажили, да и пальцы тоже, а синяк, кажется, только посинел. Удивительно как её челюсть выдержала удар такой силы. Еще и хромает, что подсказывает — нога болит, и железный костыль, как надежный помощник, всегда рядом. — Как это связано с тем, зачем я приехал? — парень идет следом, не успев даже предложить поддержку. — А зачем ты приехал? — полуоборотом спрашивает девушка, нажимая на кнопку лифта и ухмыляясь. — За ответами, — поясняет как самое, что ни на есть элементарное Чонгук. Двери лифта разъезжаются и оттуда выползают молодые специалисты и люди в домашних тапочках. — Ну, вообще-то, — прихрамывая, забралась Валери в лифт, отстукивая костылем удары, и, нажав нужный этаж, обернулась к Чону всем корпусом, — ты приехал за мной. — А теперь, конечно, мы едем за ответами, — гаденько просияла девушка, замечая весь скепсис на лице бойца. Чтобы не раздувать очередную стычку Чонгук молчал почти всю дорогу, а девушка переключала с экрана-паутинки своего мобильника музыку, которая играла в салоне по великодушному разрешению хозяина автомобиля, и временами указывала, куда нужно свернуть. Поплутав немного по дворам по глупости Валери, которая оправдалась тем что, пешком все выглядит по-другому, они прибыли к онкологической клинике в шесть этажей. — Ну что скажешь? — как-то блекло поинтересовалась девушка, выйдя из машины. — Что у тебя неплохой музыкальный вкус, — хмыкнул Чонгук, хмуро оглядывая здание и не решаясь добавить что-либо по существу. Тё прыснула в кулак, а Чон снова скрыл свою улыбку. — Это плейлист Минхёка, — заулыбалась она, направляясь к зданию. Вопросов с каждой секунды было все больше. Но Чонгук именно сейчас чувствовал происходящее очень тонко, в один момент он понял, что события напоминают ему назревающий фрукт. И Валери лучше него осознавала, что не сможет скрывать этот плод, а если и скроет, то рано или поздно он или лопнет, или увянет, отталкивая своим ужасным запахом всех, кто хотел его когда-то съесть. Эта поликлиника была наполнена людьми, и в ней как во всех заведениях данной специфики пахло медикаментами. Унылое оживление, стоявшее в коридоре, среди людей, на чьих лицах было много ярко выраженной скорби, сразу направило мысли Чонгука в мрачное русло. — Добрый вечер, — блондинистая женщина лет тридцати пяти, сорока за столом регистратуры оторвалась от бумаг, и подняла свой взор. — Добрый, Валери, — потерянно улыбнулась она в ответ, но, рассмотрев посетительницу получше, нахмурилась, — что с тобой произошло? — Неудачное стечение обстоятельств, поскользнулась на работе и уронила коробки с посудой, — рекой полилась ложь из уст Тё, и Чон невольно поморщился. Да уж подскользнулась она смачно. — Но со мной уже всё в порядке. — Ты к Хоин, да? — Да, так много всего навалилось, что не могла её навещать, — улыбнулась девушка и прежде чем сотрудница успела что-либо добавить, она указала на Чонгука, — мой приятель с универа, запиши и его тоже. Чон Чонгук. Женщина хмыкнула и кивнула, проводив их двусмысленным взглядом. На лифте поднявшись на пятый этаж, девушка остановилась возле палаты номер сто двадцать три. — Я...позвала тебя, — посмотрела Валери ему в глаза, напоминающие загадочный омут со своими правилами, и грустно улыбнулась, — потому что ты мне чужой. Для того чтобы пересечься с человеком который за стеной, мне нужно мужество, которого у меня нет сейчас. Просто твое присутствие, только без жалости, пожалуйста, — взмолилась Тё. — Тебе не кажется это обманом? Ведь единственное в чем ты действительно нуждаешься — это жалость. Я помог тебе и Минхеку несколько раз, и думаю было бы ошибкой выбрать человека, умеющего сострадать тем, кто несчастен? — поделился Чон. — Ты боец, Чонгук. И как боец, ты никогда не станешь сострадать тому, кто проиграет, — Чон не нашел, что возразить. — Представь, — усмехнулась она, — я боец, вышедший на ринг неготовым, а за этой дверью противник, оттачивавший свое мастерство годами. Пожалуйста, не подведи меня, — выдохнула девушка и, не дождавшись кивка Чона, открыла дверь. Через просторные окна лился дневной свет, мягким потоком обволакивая всё, что находилось в комнате. На подоконнике начинали цвести светло-алые пуансеттии, несколько концов лепестков которых уже видели и впитывали дневной свет. Возле них стояла уже старая женщина, одетая в спортивный костюм. Чонгук мог видеть её лишь со спины, потому что она поливала комнатные растения водой, что тихо струилась из маленькой темно-зеленой леечки. Она не была слишком полненькой, но и не выглядела слишком худой, а обладала стройностью, к которой большинство женщин приходили с годами. Темные, исхудавшие ладони, на которых виднелись четкие прожилки говорили о трудной работе, которую они выполняли. Седые и жидкие волосы казались очень длинными, потому что были собраны в большой пучок на затылке. Прежде чем кто-нибудь из них успел что-либо сказать, спокойный голос развеял установившееся молчание. — Представляешь, забыла их полить с утра. Проходи, Валери, не стой у порога. — Здравствуй, Хоин, — дрогнул голос девушки, и она подошла ближе к больничной койке. — Здравствуйте, — проронил и Чонгук, не улавливая и части происходящего, но старающегося держаться вежливо и почтительно. — Миндже сказала, что ты была в больнице, — с утвердительной интонацией поведала женщина, и Чонгуку показалось, что он уже слышал подобную твердость в голосе. Она обернулась, посмотрел сквозь Чона и перевела взгляд на Валери, которая растеряв всю свою уверенность, теребила край куртки. Лейка опустилась на подоконник очень громко, как камень, упавший на плиту с большой высоты. — Значит правда. Старушка была низкая, но с безукоризненной для её возраста осанкой, маленький нос, и глаза твердые, сурового разреза. Застывший во льдах взгляд способен был разрезать сталь своей отчужденностью и твердостью. Она подошла ближе к прикроватной тумбе и налила стакан воды, который сразу же опустошила. Ходила она медленно, прихрамывая и тяжело кашляя при этом. — Ты снова, да? — сухо высказалась женщина, обращаясь к Валери, кивая самой себе. — После стольких лет, стольких обещаний ты вновь вступила на эту тропу? Этого и стоило ожидать от его дочери. Мерзкая девчонка, убирайся с глаз моих, — прохрипела Хоин, не повышая свой тон и указывая дряхлой ладонью в сторону двери. — Хоин, остановись, ты всё неверно поняла, — начала оправдываться Тё, подойдя к женщине, она еле коснулась её ладони, — я… Уверенная пощечина горячим хлыстом прошлась по щеке Валери, которая склонила голову вбок, но не проронила ни слезинки. Лишь мельком, виновато, извиняясь, посмотрела на застывшего у входа Чонгука, который спрятал свою жалость глубоко, так же как и сжавшиеся кулаки в широких карманах куртки. — Что я неверно поняла? Что ты вновь связалась с кровью и грязными деньгами, которые погубили всю нашу семью? Твои слова не стоили ничего, ни жалкого вона… Да еще мальчишку Зари притащила, — с презрением покосилась она на Чона, который расширил глаза. — Я не наивна настолько, чтобы поверить твоим жалким россказням, — женщина старалась держаться твердо, но боль, старческая боль и обида на родство читалось на её морщинистом лице. — Я упала на работе. Поскользнулась на мокром полу и разбила всю посуду в коробках, часть свалилась на меня. Чон Чонгук — не боец, он спортсмен, занимается плаванием, случайно заметил меня. Если бы не он, я бы долго провалялась без сознания. Хоин, — пламенно обратилась девушка к старушке, — не означает ли всё это, что ты мне не доверяешь? После стольких лет и стольких выполненных обещаний, одно недоразумение способно разломить твоё доверие? — Я хотела услышать правду, а не ту официальную версию, которую ты преподносишь всем вокруг. Врать ты как не умела, так и не умеешь, — сурово отрезал Хоин, — дело не в моем доверии, а в том, что ты продолжаешь врать. Никогда не останавливалась. Я много лет наблюдала за твоим отцом и его жизнью, даже зная это, ты решила, что я не смогу отличить бойца от пловца? Так, — набрала старушка воздуха в легкие и, прокашлявшись несколько раз, спросила повторно, — что же случилось на самом деле? Звук, шипящего радио, заполнил пространство, помогая перевести дыхание каждому. — Они вновь пришли, — сокрушенно поведала Тё, сдавшись, и указала на парня, — я в большом долгу перед Чонгуком. Если бы не он, всё закончилось бы иначе. Глаза старушки расширились, и её лицо, на котором четко виднелась печать старости, вытянулось. — Что с Минхёком? — спросила она, позабыв о своём гневе. — С ним все хорошо, Чонгук спас его, — позволила себе ненадолго улыбнуться Валери. — Видимо деньги не успели в вас до конца сжечь человека, — сдержанно обратилась Хоин к Чонгуку и слегка поклонилась, — спасибо. — Вам стоило послушаться меня и уехать, — договорила она для Валери. Весь её вид источавший минуту ранее уверенность, ярость и гнев сменились усталостью и безнадежностью. — Я не стану убегать. С ринга можно спуститься только после отсчета рефери. Или на носилках, или уверенно по лестнице к публике. Хоин, — Тё заулыбалась, и её побитое лицо выражало истинную радость и какую-то незнакомую Чону доселе свободу, — бой идет... — Пока кто-нибудь не упадет, — продолжила пожилая женщина, качая головой, — я помню Валери. Всегда помнила. Но будь осторожна, ведь тем, кто упадет в следующий раз, можешь быть ты. Женщина вновь обратила свой резкий взор к окну, разговор на сегодня можно было считать законченным. Чонгук стоял, с трудом переваривая информацию, и когда его взгляд встретился с серыми глазами девушки, он, теперь уже не теряя времени на раздумья, не колеблясь, протянул ладонь, чтобы поддержать Валери и не дать ей упасть.