16. Маленький солдатик
28 апреля 2019 г. в 23:18
Примечания:
ВНИМАТЕЛЬНО просмотрите предупреждения.
Произошли существенные изменения.
Всем, кому принесла неудобства, приношу извинения.
Eminem — mockingbird
Лучи закатного солнца прорезались через большие окна вглубь помещения, погружая его тем самым в теплый медовый оттенок, под патокой которого цвет кожи казался бронзовым, а капли пота грязными. Работа шла в самом разгаре, ни один спортсмен не просиживал штаны на скамейке и совершенствовал свои умения, тело и закалял нервы. Тренера безостановочно возились возле драгоценных учеников, наставляя, подавая на золотых блюдцах советы и рассказывая какими должны быть идеальные движения. Редко они сами показывали их. Хоть старший Тё и был отличным, умелым бойцом, которого из него сделали суровые правила улиц и непростые времена, но он не часто демонстрировал собственную технику. Потому что, как настоящий боец, мужчина делал это в своей манере и не делал этого идеально. Ученики впитывали теоретические знания о том, как должны выглядеть удары, показывали получившееся тренерам и стремились к эталону, который был эфемерным для некоторых или который был живой легендой, вышедшей после тщательной шлифовки главного тренера. В этом зале рождались лучшие и знаменитые бойцы, не запрыгивающие на мировой ринг, но являющиеся весомыми фигурами Сеульских площадок. Ученики полагались на личные ощущения и зоркие взгляды наставников, делая тот или иной прием. Единственное, что могло отточить их технику, — практика, которая проходила для самых натренированных каждый раз в субботу в виде товарищеских боев.
И погоня за результатом раззадоривала не столько ученика, сколько учителя, который желал увидеть прогресс от приложенных усилий, желал испытать свою способность истолковывать и вселять нажитый опыт. Это были лошадиные скачки, игра на ставках, азарт. А выиграет ли жеребец, на которого ты поставил все свои усилия? Или же с треском пролетит?
Среди тренеров шла большая конкуренция, им тоже приходилось доказывать мастерство. Но мальчишки и девчонки, пришедшие на учебу, были счастливы до искр в глазах, если любой из них взял бы их именно в этот зал. Ведь за дополнительную плату никто не пробивался, лишь за способности и желание учиться, бьющее ключом, как свежая вода из горного родника.
Главный тренер старался уследить за работой каждого ученика и каждого тренера. Проходя мимо спортсменов, он останавливался и делал какие-то замечания, хвалил, поправлял, подсказывал, стараясь никого не обделить вниманием. Но вот уже неделю Тё не мог сосредоточиться полноценно на своих обязанностях, потому что его взгляд будто магнитом притягивался к маленькому уголку, где пятилетняя девочка неуклюже повторяла всю программу Енки, его главного ученика. Получалось у ребенка из рук вон плохо, но удивляла несоизмеримая стойкость Валери. Братья Тё поспорили на сто баксов о том, сколько продлится интерес девочки и сколько она продержится без поддержки и каких-либо подсказок. Отец поставил на три дня, зная своего ребенка. Нио же по личным соображениям дал чуточку больше — четыре дня. Однако в результате в проигрыше остались оба, девочка продержалась неделю и продолжала держаться.
Она не умела прыгать на скакалке, и в моменты, когда Валери пыталась перепрыгнуть резиновую веревочку, а та змеиным укусом проходилась по её ногам, отцу становилось её жаль. Он стискивал зубы и с трудом отворачивался, но при этом отказывался сдаваться сам и учить чадо основам боевого искусства. Она же была маленькой девочкой, которой не нужно было умение защищаться, а необходима была защита, щит, которым он готов был быть всегда.
После полторы тягостных недели девочка могла отжаться уже трижды, но все так же не умела прыгать на скакалке, а когда пыталась бегать столько же сколько ребята, спотыкалась и падала. С её губ не слетали больше просьбы, лишь колкий колючий взгляд обиды направлен был на отца. Для каждого чужого он готов был уделить полные кувшины времени, а для родной дочери жалели даже горсть. И её наивное восприятие ребенка мешало понять, почему папа не хотел уступить ей.
Через еще одну неделю ребенок вновь пошел на наступление, но зашел с другого фронта.
— Валери так много времени стала проводить с тобой, — мягко заговорила женщина, разогревая для мужа ужин, — она говорит, что ей очень нравится то, чем ты занимаешься. В её глазах так много восторга. За весь день милая так выматывается, что когда приходит, чуть ли не в прихожей засыпает. Дорогой, смилуйся над ней, и научи тому, что умеешь сам, — мягко улыбнулась она, проводя ладонью по натуженной спине мужчины.
Тяжелый вздох вышел уже каким-то безнадежным.
— Она и до тебя добралась, да? — улыбнулся он, а после легкого кивка головы любимой, как-то радостно и одновременно недовольно продолжил, — такая упрямая.
— Не догадываешься в кого она такая? — засмеялась женщина, а заметив в глазах мужа отблеск сломленного сопротивления, села рядышком. — Она сильная девочка, дай ей шанс поверить в это самой.
— Я волнуюсь, вдруг на тренировке она что-то повредит или ей настолько понравится, что она двинется дальше? — все страхи, из которых был сплетен его отказ, вышли на поверхность. — Жизнь на ринге — опасная ставка, а не жалкая игра.
Женщина улыбнулась, пока в груди от тех же мыслей, что роились в голове супруга, сжималось сердце.
— Я тоже, — прошептала она нерешительно, кладя ладонь поверх ладони мужа, — тоже боюсь за неё, но держать подле себя, всегда быть рядом мы не сможем. Пусть лучше сейчас мы дадим ей шанс стать сильнее, нежели шанс сделать ей больно появится у кого-то в будущем.
Взгляды родителей мягко соприкоснулись, тем самым они оба приняли рисковое решение.
Следующее утро Тё началось с раздумий. Несмотря на то, что решение было уже принято, страхи всё равно сидели глубоко в душе, где пустили корни. Он не мог позволить кому-либо обидеть единственную доченьку, которая была лучиком света в его темной жизни. Каждый её шаг, слово, действие были для него воздухом, без которого теперь ему не представлялось ни дня. Весь смысл существования с появлением настоящей семьи, сосредоточился на них. Если Валери было угодно заняться боевым искусством, то он должен был принять её выбор и помочь. И к тому же тогда воспитание и успехи дочери всецело зависели бы от него. То, что Тё заложит в пока еще крошечное тельце, прорастет в будущем. Быть может, все его сомнения связаны с собственными успехами? Быть может, он боится, что его знаний окажется недостаточно для того, чтобы дать девочке то, что она заслуживает? Другой путь с его стороны являло предательство родной крови и побег от прямых обязанностей родителя — сделать ребенка счастливым. Но вопреки этим разумным мыслям, что поселились в его голове после разговора с любимой, он надеялся на то, что интерес Валери не продержится слишком долго, и тогда вопрос решится сам.
Настрой был неуверенный, и начало тренировки проходило невнимательно, даже когда непривычно возбужденный Нио влетел в зал раньше времени, он не обратил на его горящие глаза должного внимания. Обычно состояние Нио было уравновешенным, и мало какие события могли расшевелить в нем живой интерес. Однако Тё продолжил тренировку, попутно приводя разгулявшиеся мысли в порядок.
— Ты не поверишь, что я только что узнал, — дергая брата за рукав, оповестил он, ожидая ответной вспышки в родных глазах.
— Енки, пытаясь сделать этот прием, старайся не терять устойчивого положения, — спокойно пробасил мужчина, все еще не реагируя на бурное желание Нио высказаться и беспрерывно следя за мальчишкой, работающим на ринге.
Ответный кивок от ученика не заставил себя ждать.
— Ты только взгляни, — все еще не теряя надежды зацепить приобретенной новостью брата, вещал мужчина и неожиданно протянул листок.
Буклетик, «расположившись» перед глазами, перекрыл обзор на Енки. Мученически вздохнув и решив, что стоит действительно отложить ненадолго раздумья о будущем, хотя бы, чтобы зря не тревожиться попусту, Тё перевёл взгляд на младшего брата.
— Промоутеры и маркетологи хорошо делают своё дело, если ты ведешься на яркие оберточки? — хмыкнул мужчина, поддевая детское поведение брата и искренне недоумевая, что же в клочке глянца его так привлекло.
Нио закатил глаза, не оценив остроумный комментарий.
— Это то, что принесет нашему залу еще большую популярность, — воодушевленно защебетал он, следуя за старшим Тё, который медленно расхаживал вокруг ринга, поглядывая на занимающихся и выцепляя недостатки и откровенную халтуру, — вот где теперь будут реализовываться и создаваться легендарные бойцы.
Последняя фраза Нио внутри что-то сковырнула, вынуждая остановиться и все же уделить несколько минут его рассказу. Увидев, что старший тренер готов слушать, мужчина шире улыбнулся, мысленно уже потирая ручки в предвкушение шока и блеска в лице напротив.
— Золотая жила, там собираются все кому нравятся зрелищные бои, открылся он две недели назад, но вокруг только об этом и говорят. Мы должны выставить туда лучших из наших, — протягиваемый буклетик оказался в руках Тё.
На нём были изображен черный силуэт бойца на темно-красном фоне, напомнившего старшему закат солнца.
— «Все восходящие бойцы стоят на нашем ринге. Клуб Заря», — сморщившись и состроив гримасу, прочитал мужчина самую крупную надпись и поднял взгляд на брата, — это что?
— Бои без правил, — как само с собой разумеющиеся ответил Нио.
— Незаконные? — уточнил, нежели спросил Тё, заранее зная ответ брата. После короткого кивка, он второпях, словно пытаясь быстрее избавиться от грязи, всучил листочек в руки опешившего Нио, который ожидал совсем другой реакции, и твердо обрубил. — Мы не будем участвовать в подобном.
Тё неспешно двинулся дальше по залу.
— Но почему? Надо смотреть в будущее, не сегодня-завтра это место станет популярнейшим среди молодежи и богатеньких детишек олигархов. Тот, кто станет ведущим в Заре, будет диктовать правила, катаясь, как сыр в масле, — преградив путь брату, не сдавался Нио.
Ведь деньги и власть были им не обходимы. Они были залогом свободной, независимой жизни, к которой оба они с детства стремились.
— Я сказал, что мы не будем в этом участвовать, — еще раз повторил мужчина, нахмурившись и выразительно заглянув в недовольное, посеревшее лицо Нио, обошел его и наткнулся взглядом на Валери, которая в больших по размеру перчатках пыталась провести удары по груше.
Её поразительное недетское упрямство и сосредоточенный вид вмиг выбили все мрачные мысли, навеянный неожиданными желаниями Нио и собственными переживаниями. Если он сможет научить Валери защищаться, научит давать отпор обидчикам, ведь это же убережёт её от неожиданных поворотов судьбы, в которой она может не раз остаться одна против всего мира. Так пусть сейчас, пока рядом они, родители, маленькая леди спотыкается и падает, сейчас, пока он может сам поднять её и залечить раны, объяснив, как сделать так, чтобы больше не было боли.
— А Валери будет первой чемпионкой Зари? — с упреком через плечо бросил Тё Нио, желая пристыдит его и призвать здравый смысл, — в этом зале никогда не будет проливаться кровь понапрасну.
Понапрасну тоже, что и за деньги, понапрасну тоже, что и за власть.
Мужчина и сам не понял, как оказался рядом с малышкой, которая трясла рукой, которая после неправильного и не рассчитанного удара, ныла и болела. Она подняла глаза на мужчину, который присев на корточки излучал теплоту и отцовскую любовь, поддержку.
— Будь сильной, — он бережно передвинул её левую стопу вперед. — Стой — крепко, — чуть переместил правую ножку, улыбнувшись под действием щемящей нежности в груди. — И никогда не уходи с ринга, пока противник не упадет, — Тё заглянул Валери в глаза, в которых отражался детская благодарность и доля непонимания, — или противник, или ты. — Запомни навсегда, Валли, бой идет, пока кто-нибудь не упадет, — мужчина погладила девочку по щеке. — Вся наша жизнь — борьба.
Нио, опустив взгляд и сжимая в руках рекламную брошюрку боев без правил, слушал наставления брата, который впервые ставил на ноги бойца девушку. Его маленькую племянницу, глаза которой искрились после любой удавшейся шалости или после приятных и веселых моментов. Но неужели брат не хотел ради её обеспеченного и светлого будущего поступиться своими принципами, взрастить Валли как принцессу, живущей в изобилие всего того, что пожелает её доброе сердце? Нио понимал, что сейчас не сможет доказать старшему, насколько он прав, и с крохотной затаившейся обидой решил, что стоит подождать, пока придет время, с течением которого не сможет совладать и Тё.
Ребенок часто закивал, как китайский болванчик, кажется, и части из сказанного родителем не поняв, а другую вовсе прослушав, и улыбнулся, освещая затхлую мглу в душе отца. И их дни стали отныне общими, но, тем не менее, одно осталось незыблемым — мужчина жалел девочку, не превышал нагрузку, как с мальчишками, и отдавал знания по чуть-чуть, как лекарство по маленькой ложечке. Не больше назначенной нормы. Но усердие и порыв, с которыми ребенок кинулся в обучение поражало всех вокруг: занимающихся, тренеров, дядю и родителей. Она не казалась пятилетним дитем, не способным осознать всю важность ситуации, всю подноготную обучения основам боя, а, напротив, представала в свете полной серьезности, больше похожей на взрослое взвешенное решение. Её глаза горели огнём, желанием, любимым делом, и, несмотря на то, что в силу слабости детской, слабости девчачьей, у неё мало что получалось с первой попытки, она никогда не останавливалась, не унывала. Порой подолгу не понимая, почему у неё что-то не выходит, Валери решалась на откровенные вопросы о том, почему у неё не получается так же хорошо, как у Ёнки или почему мальчишки добиваются результата быстрее. У отца на то было маловато весомых аргументов. Один, что это все с непривычки, а другой, потому что она их всех младше.
А третий Валери хранила у себя в груди: « Не ной и у тебя все получится».
Однако уже через месяц у девочки сложился свой индивидуальный график, который она могла выполнить. И даже здесь Валери не отличалась ничем кроме упорства. Она двигалась медленнее, отжималась меньше, подтягиваться вовсе не умела, а, прыгая на скакалке, держалась полминуты, в отличие от других самых близких к её возрасту восьмилетних бойцов. Но мысль, что однажды она встанет на этот темный зарезиненный ринг и, очерчивая взмахом собственных рук воздух, сможет одержать победу над теми, кого тренирует отец, помогала бежать вперед без оглядки.
Мама вечерами любовалась широкой и счастливой улыбки дочери и такой же, но нарочно запрятанной улыбкой мужа.
Время утекало, как песок сквозь пальцы, но Валери не сдавалась. Совсем детская стойкость всё же дала трещину, и через два месяца, когда папа в который раз отказал ей в просьбе о товарищеском бое с восьмилетнем мальчишкой — Бо, восприняв всё в шутку, она расплакалась… Скрывшись ото всех, не показав свою маленькую слабину, которую она проявила под напором отцовской настоящей взрослой упертости. Валери должна была вырасти в глазах собственного отца, должна была стать такой же бабочкой, таким же тигром.
Через три месяца они впервые работали с грушей. Девочка достигла определенных успехов, вытянулась в росте, обрела ели заметную глазу силу в руках и ногах, вытянулась, вследствие чего заметно похудела. Это огорчило устающую маму, которой совсем ( по словам папы) нельзя было переживать, ведь она хранила под сердцем его. Тогда Валери стала выпрашивать научить её готовить в надежде, что это сможет как-то утешить женщину. Куклы, с длинной шевелюрой и ярко подкрашенными губами в розовых, голубых и бирюзовых платьицах, красные грузовики, полицейские машины и машины скорой помощи, врачебные наборы, кубики и плюшевые зверинцы были забыты всеми, кроме матери, которая вытирала с них пыль и бережно расставляла на свои места. Даже планшет с кладезем мультиков был забыт и покоился на столе вместе с изрисованными тетрадями и раскрасками. Всё время Валери уходило на мечту, на воздух, на зал, на маму и папу. И именно в ту секунду, когда Тё поставил дочь перед первым, пусть и мнимым, непобедимым противником, каждый осознал, что она дочь главного тренера, унаследовавшая его гены. Обученные приемы, которые девочка практиковала на лапах, которые, казалось, получались сносно в совершенном в другом, более ярком, искристом свете заиграли возле груши. Валери двигалась, не теряя стойки, но и не задумываясь о ней. Её ноги, будто с рождения не знали более никакого иного положения, чем положение бойца. Пусть в руках еще не было дюжиной мужской силы, не было и блестящего исполнения ударов, но ноги позволяли девочке танцевать вокруг груши, а смех, подобно звучанию флейты дарил покой, надежду на лучшее будущее.
...Однако еще через месяц девчачий смех полный жизни, юности, цветения оборвался в здание родильного дома.
Лили не выжила.
Вокруг стояла беготня, напоминающие змеиное шипение перешептывания, но Валери, не осознающая, маленькая хрупкая, ждала лишь момента, когда сможет увидеть братика, кроху, которого все они заждались.
Папа упал на колени возле белоснежной кровати, на которой мама уставшая, но все еще такая красивая покоилась, словно прилегла отдохнуть, и разрыдался как приглушенно орущие в соседних палатах младенцы. Валери испуганно сжимала в объятиях мишку, и наблюдала за тем, как он ломался. Сильный мужчина, который учит быть стойкими других, вмиг поседел, его щеки обвисли, лицо обступили непонятно откуда взявшиеся морщины, отец растерялся, остался один без своего света во тьме, без любимой, без красок, без жизни. Один против всего мира.
Свет, льющийся из коридора, внезапно преобразился в продолговатую, сжирающую тень, Валери испуганно крепче сжала мишку, отходя к стене и не понимая, что происходит.
— Ваш сын, — нетвердо, несмело проговорила медсестра, поднеся маленький почти белый сверток к мужчине, — мы сожалеем.
Мужчина грубой рукой стер слезы, дрожащими ладонями прижал это кричащее нечто к груди.
— Валери, — с надломом, с болью, с любовью и ненавистью, — попрощайся с мамой и познакомься с братиком.
Девочка, осознав пришедшее к ним несчастье, уронила медведя и истошно закричала. Вопль пронзил окружающих дрожью, иглами и стрелами отца. Мама…Её мамочка, она не могла поверить, её любимая мама не может оставить их одних. Лили же говорила, что никогда не покинет их, всегда будет рядом, любить и дарить радость, внеземную, как лучшая фея, как самая мудрая королева и самая красивая женщина, которую когда-либо видела Валери.
— Нет, — снова закричала девочка, не уловив того мгновения, как оказалась рядом с матерью, как целовала её заледенелую ручку, посиневшие губы, как умоляла её открыть глаза, выпрашивала вернуться, обещала слушаться, обещала всё и сразу. Но ни одна молитва не достигала адресата, безмолвно ушедшего в иной мир.
Застывший отец не в силах был вымолвить ни слова. Боль утраты словно заледенила внутри горячее сердце бойца. Там больше не было места свету, не было места радости, там были слабость и боль.
Все мы всесильны, пока не происходит то, что нам не под силу изменить.
Даже маленькая жизнь, ради которой Лили отдала свою, которая теплилась на руках мужчины, не могла согреть и разогнать мороз, разлившийся и бегущий по коже.
Разбитая до ужаса увиденной картиной медсестра попыталась отстранить девочку от матери, но наткнулась на ярое сопротивление, на силу, бьющую ключом в маленьком на вид тельце.
— Не трогайте, не отдам, нет, — повторяла, разгоняя все больше нечеловеческого крику.
Всё лицо её покраснело от натуги, от слез, а набухающие вены готовы были разлетятся в клочья от еще одного отчаянного воя.
Прибежал врач, еще две медсестры, которые помогли скрутить девочку. Детскую руку пронзила боль, а сознание впало в карусель под действием успокоительного. Глаза ненадолго закрылись.
Звенящая пустота в ушах, знакомые силуэты и предметы вокруг искаженные приобретали свои формы из причудливых темных зигзагов и волн. Белый потолок перед глазами, надежда в сердце на то, что всё страшное, казавшееся недавно произошедшим всего лишь самый ужасный кошмар, после которого она попросится спать в комнате с мамой. С Лили.
Девочка резко села, так что синее тяжелое одеяло чуть сползло с неё, а опухшие глаза запульсировали, разлилось неприятное онемение, будто под кожей сидело противное существо, тянущее вниз. Тяжесть, якоря и гири, подвешенные к рукам и ногам.
А рядом с её кроватью незнакомая резная, светлая колыбельная, над которой неспешно плывут по воздуху, под чудесное звучание крылатые бирюзовые рыбки из стран, где живут сказки, драконы, принцы и принцессы. На её кровати сидит невысокая статная женщина, уже в возрасте, с слегка сгорбленной спиной. Бабушка Хоин, всегда ругающая папу и со строгим взглядом.
Раздался визгливый плачь из недр маленькой колыбельки. Раздался и разнесся по квартире, как церковные колокола, возвращая Валери к белым стенам родильного дома.
— Валери, познакомься с братиком.
Этот ужасно белый сверток, маленькое существо из-за которого не стало Лили. Та самая новая жизнь, которая отобрала у них с папой маму. Чудище, напоминающее несуразную тень, демон, крадущий счастье из солнечных семей и добравшийся до них. Ненависть тягучим бальзамом заполнило пустоту в детском сердце. Глаза уже были не способны на слезы, но она ненавидела, каждой клеточкой ненавидела маленького человечка, появление которого они ждали, как праздника, но который принес им лишь траур.
— Нет, — твердо сказала Валери, словив испепеляющий взор женщины. — Я. Сказала. Нет. Лучше бы он не рождался! — закричала девочка, срывая голос и слетев с кровати, понеслась в соседнюю спальню, где мечтала застать мать, но нашла лишь отца, превратившегося в незнакомца: в белоснежной рубашке на коленях перед кроватью, плачущий, осунувшийся, не отпустивший, с бутылкой, зажатой в ладони.
Тихо и дождливо потянулись следующие дни. Капли барабанили под громыхание молний на сгустившемся цементном небе. Небольшие, скромные похороны, где собрались только самые родные и далекие родственники с родины матери, прошли как заунывная растянутая песнь. После необходимых церемоний произошло долгое прощание, где отец так и не очнулся от удара.
В этот раз бой проиграл он.
Заботы о мальчишке, которого назвали Минхёком, упали на старческие плечи Хоин, которая пыталась ухаживать за всей сломленной семьей Тё.
Мужчина не смог долго находиться в квартире, где каждый угол напоминал о ней, душил, где мерещились любимые глаза, и перекочевал в зал, в котором не вставал с постели и медленно дотлевал. Сына на руки он больше ни разу не взял.
Валери, оставшаяся с бабушкой, жила как в неволе. Она не желала даже близко подходить к мальчику, за которым трепетно следила женщина, и через каждое слово шипела о своей ненависти к нему, пока Хоин называла её «несносным ребенком». Однажды не выдержав разлуки с отцом, она позвонила Нио:
— Дядя, — рыдая в трубку, просила она, — отвези меня к папе.
Нио не сумел отказать просьбе племянницы и приехал за ней, после небольшой перебранки с матерью, отвоевав девочку, уехали вместе в зал, который в последние дни пустовал. Тренировки были временно отменены из-за траура. Все горевали вместе с семьей Тё.
В нем было все так же свежо и светло, через большие окна воровато проникали лучи. Даже полы пахли моющим средством, что говорило о том, что мужчина продолжает заботиться об этом месте. Мама всегда поддерживала работу отца и по-настоящему, по-своему любила зал, где зажигались детские мечты.
Ладонь Валери выскользнула из хватки дяди, и она помчалась к груше, по пути сбрасывая с себя рюкзак вместе с мишкой, а после и кроссовки. Ей было больно, в груди нещадно горело, а слезы вновь вырвались наружу. Папа научил её стоять, научил её бить, и теперь это всё стало ей отдушиной.
Удары выходили мощными, она била, наплевав на острые разряды в руках, вены взбугрились от натуги и стараний, но Валери почувствовала, что ей этого мало, мало, чтобы выплеснуть отчаяние, поглотившее как яд всё тело и душу. Девочка зарычала, делая короткие вздохи, но не переставала бить.
…На втором этаже Тё смотрел бессмысленным взглядом в стену. Больше не было просвета, не было даже стимула жить дальше. Из отдаленных закоулков собственного заточения, он различал чьи-то удары, вздохи, но ему было плевать. Воображение. Он знает. Его бой подошел к концу, а что будет с остальными, стало безынтересным.
Однако крик подбитой чайки показался ему до скрежета в сердце знакомым, и он настороженно приподнялся, прихрамывая, направился в сторону лестницы. Зрение подводило, в дальнем углу он видел лишь крохотное пятно, который как магнитом тянул к себе. Мужчина направился дальше к огоньку, что пытался загореться снова ради тепла.
Там была его маленькая леди. Он помнит, она теперь уже стойко пытается держаться одна, бьется с противником, который проминает взрослых с пол тычка — отчаянием. Маленький солдатик с серебряными глазами и крохотными запястьями.
Тё подошел совсем близко, подполз к беснующейся девочке, которая продолжала кричать. Такая красивая, с такими же светлыми волосами, с тонкими алыми губами.
Она — живой, дышащий отголосок его любимой Лили.
— Ты упал, папа, — рыдала Валери, перестав вымещать свою злость на груше, — упал, но бой продолжается. — Ты обязан встать, я не хочу потерять и тебя, — шепчет, уже находясь в объятиях.
Частичка Лили.
— Мы будем стараться, — сказала мужчина в ответ, поднимаясь и преодолевая давящую на плечи слабость, — вставай, вставай, Валли. С этого момента мы будем тренироваться.
Нио был тронут тем, что ему довелось увидеть в ту минуту. Он наблюдал за двумя расколотыми половинками, ищущими утешения друг в друге, в общем деле, которому в недалеком будущем они посвятят жизни.
Зал стал полыхать. Безжалостно разрезая высотки, пробиваясь в щели между домами, кровавая заря сантиметр за сантиметром поглощала помещение. Клиньями багровые полоски дышали им в спину, создавая на противоположной стене искаженные гигантские тени. Они работали вдвоем; удары, шаги и дыхание мерно овладевали всем вокруг. Маленький солдатик ковал броню, начав по-настоящему готовиться к бою с судьбой.