Till I Collapse

Balthazar – Decency Пустующая придорожная кофейня с поломанной вывеской было первым попавшимся на глаза Чону заведением. Внутри звучал вязкий как сахарная топь голос бельгийца со своим знанием точного определения любви, тягучей как ликер. Чонгук, не спрашивая разрешения или согласия Наен, завел её за ручку, как маленького ребенка, в теплое помещение, заказал у недовольно скрюченной женщины за стойкой и себе, и ей по бокалу айриш*. Нужно было успокоить нервы и немного разрядить обстановку, неприятно вклинившейся третьим участником в их пару. Только сейчас Чон заметил, насколько незнакомой выглядит для него Наён без косметики, без привычного лоска и бьющего до неловкости самолюбования внешностью. Тонкая и гибкая тростинка, блаженно трепещущая на ветру, её черные волосы стремительным водопадом огибающие хрупкие ключицы продолжали поражать глубиной цвета и шелковистостью. Он, кажется, впервые, несмотря на бессчетное количество томительных, легких как взбитые сливки ночей, действительно застал её нагой и неожиданно для себя из-за этого ощущал смущение, но взгляда не отрывал. Ему словно удалось приоткрыть завесу скрытого, хорошо и крепко припряченного для кого-то особенного, когда он сам в особенные не набивался и позиционировать себя, как таковым не хотел. Ситуация складывалась паршивая. Столько лет зная девушку лично, Чонгук даже не догадывался о таком плетущемся как тень балласте в виде непутевой мамаши. Хотя, казалось бы, что подобная информация могла изменить в их в довольно прозрачных отношениях, завязанных на взаимной тяге? Говорить Чону сейчас с Наён хотелось очень. Рвалось наружу никому ненужное понимание, соучастие, но глядя на тусклый и безжизненный взгляд напротив, на опустившиеся плечи и подрагивающие губы, Чонгук сдерживался и замыкал уже открывшийся для вопроса рот. Бойцу сложно было представить, какой кавардак бушевал в груди у девушки, даже если его душа, душа стороннего наблюдателя, ныла от увиденного. Может быть, в данном случае лучшим проявлением понимания было бы молчание? Не навязчивые разговоры, а взгляд, касания, поступки. Кофе, смешанный с виски, оставался незамеченным Мин, как и присутствие самого парня, поджидающего удобного момента для начала разговора. Спустя минуту, после того, как им принесли заказ, Наен ожила, сделала жадный, но растянутый глоток айриш. Она то ли не хотела разговаривать именно с Чоном, поэтому лишь украдкой поглядывала на него, то ли на сегодня беседы не прельщали её в целом, но девушка упрямо не шла на диалог. Мин вдруг громко усмехнулась, приосанилась уже привычнее, немного откинулась на стуле, не спуская уверенного, но какого-то злого взора с Чона, сканируя его. Айриш, сверху залитый сливками с ровной, растаявшей гладью из шоколадных крошек, медленно подходил ко дну её прозрачного бокала. В один момент, допив всё одним большим глотком, она с грохотом припечатала стеклянный стакан к столу, поднялась изящно, не растеряв своей горделивой походки, непривычно нетерпеливо облизав губы, подошла к Чонгуку. Злость сверху вниз почти походила на презрение, и абсолютно спокойный Чон выгнул вопросительно бровь, совершенно не понимая поведения Наён. На это еще одна горькая, прожигающая усмешка нарисовалась на её лице, и неожиданно наклонившись к нему, она впилась в его губы требовательным губительным поцелуем. Боец не растерялся, хотя и был удивлен, ответил на поцелуй мгновенно, нетерпеливо ладонью за шею аккуратно притянул Мин ближе, насильно усадил рядом, за что получил ощутимый укус по нижней губе. Кружить голову девушкам Чонгук умел хорошо, но с Мин работало как-то не так, потому что голова шла кругом у него. Растянув сладость сливок и горечь ирландского виски, Наён также резко отодвинулась, кладя ладонь поверх той, что поглаживала её шею. — И что это было? — коснувшись носом чужого, не удержался от вопроса Чонгук, не убирая ладонь с шеи, прикосновение к которой учащало сердцебиение. Казалось, как он мог в принципе жить без ощущения бархатной кожи под пальцами. Он пытался заглянуть в глаза напротив, но волосы Наён соскользнув, укрыли от бойца хозяйку. — Ты разве не за этим приехал? — девушка крепче вцепилась в ладонь парня и высвободила шею из под мягко бегающих по коже пальцев. Недавно разгладившаяся морщинка меж бровей Чона вновь залегла, угрюмостью припечатываясь на лице. Он все еще не поспевал за прыткими мыслями и порывами Наён, которая снова поднялась и, размашисто запахнув пальто, спокойно спросила, — к тебе или ко мне? Осознание ударило Чонгука неприятно. Будто плюнули в лицо. Он приехал, потому что просто хотел её увидеть, взглянуть в карамельный омут, коснуться разочек кожи, а за ним и зацепить леденящее холодом сердце. Чон, конечно же, не благородный принц, ожидающий почестей за доблестные поступки, но он и не последний подлец. Раз уж Наен, знающая его так давно такого мнения о нем, то чего ожидать от других? Пелена с глаз, накрывавшая все это время укрывающим платом, вдруг спала. Для старика он — собачонка, для Наен — кобель. Может, Чонгук упустил момент, когда действительно превратился в того, кого презирал? — Стал бы я искать тебя несколько часов в глуши ради секса, — жестоко отрубил Чонгук, опасно играя желваками на лице, Наен лишь брезгливо поморщилась, все еще уверенно собираясь уйти в машину. — Сядь на место, — внезапно процедил сквозь зубы Чон, и девушка, не ожидавшая такого обращения, вздрогнула, но не двинулась ни на шаг, — Наен, я сказал, сядь, — указал он взглядом на стул с той же твердостью в голосе. Девушка, недовольно поджав губы, присела напротив, закинула ногу на ногу, не желая столкнуться с гневом Чона. Она бы соврала, если бы сказала, что его поведение не пугает. Он был нежен и обольстителен с женщинами, но Наен не раз становилась свидетельницей настоящей ярости Чонгука, пусть и в пределах ринга, но все же настоящего гнева, сметающего на своем пути все. — Я думала, нас связывают только такие отношения, — спокойно объяснилась Наен, вновь поджимая губы и ожидая подвоха. — А я думал — нет, — повертывая в руках полный бокал с нетронутым напитком, огорошил Чонгук, пожимая плечами. Но весь вид парня был не таким уверенным, как его слова. — Будем откровенны, Чонгук, — Наен взяла парня за руки и опустила бокал, поймала черный красивый взгляд напротив. Не мужчина — совершенство. — Мы просто спим. Может это и походит на дружбу, но ты приходишь ко мне, когда тебе нужна подружка или когда тебе плохо. И я не осуждаю, я и не против, но просто, зачем ты прикрываешь истину, которая меня не трогает благородной ложью? Оттого что ты карамельку завернешь в обертку от шоколада, она не перестанет быть карамелькой. Чонгук усмехнулся, откинув голову назад. Вот значит как. Он начал, видимо, забывать, что всё их общение нужно только ему. И Наен с ним только потому, что с ним его титул. Черт. Если бы только её цепкий взгляд, её шелковистые густые волосы, вместе с бархатной кожей, сладким голосом так сильно не манили, так сильно не притягивали к себе, как магнит, Чон не стал бы оправдываться, не стал бы открываться. Но сопротивляться самому себе было все тяжелее. — Я приехал, чтобы просто увидеть тебя, — пробормотал он безнадежно, даже слегка смущенно. — Почему же ты не приходишь ко мне, когда плохо тебе? — Наши отношения… — Наши отношения — это наш выбор, Наен-а, — усмехнулся Чонгук, хотя и не хотел разводить демагогию на эту тему, и добавил, — но ты как всегда права. Мне было плохо сегодня, и я приехал к тебе, потому рядом с тобой мне спокойно, рядом с тобой мне хорошо. Наен оторопела от такой откровенности. Боец, крадущий у неё кислород одним своим присутствием, благородно поступающий со всеми нуждающимися, вдруг ни с того ни с сего ринулся за её сердцем. Наверное, тела ему было мало, он решил схватиться за душу, что уже готова выпрыгнуть наружу за зовом ласкового голоса, ставшего за все время знакомства родным. — То, что я стал свидетелем той сцены, — поджал он губы, выдавая свое волнения шаткостью и ветхостью голоса, — случайность. Если ты хочешь, я сделаю вид, что ничего не было. Теплый, не слишком яркий свет помещения равномерно осветил лицо парня. Его скулу, выделяющуюся во время напряженных разговоров, темный, полуприкрытый рядами ресниц взгляд ночей теплых и летних, губы мягкие и нежные, с которых срывается лишь к ней понимание. Теперь она боится его мыслей. Он может думать о том, что Наен прототип той женщины, которая без стеснения поливала грязью родную дочь, наплевав на все, утонувшей в беспросветной системе спиртных напитков. Что же думает Чонгук, совершенный в своих помыслах о Наен, станет ли он относиться к ней иначе, узнав родительницу Мин? Ведь тень родителей всегда падает на детей. Но Мин повезло побыть дочкой папиной, дочкой обычного астронома без лишних денег, однако дающего всё самое лучшее своему ребенку. — Но ведь все было, — тише добавила она и, не сдержавшись, спросила, — для тебя имеет значение то, что ты видел? Чонгук помолчал, обдумав вопрос, повертев у себя в голове и так и сяк и твердо ответил: — Имеет. Взгляд Наен дал характерную трещину, как разбитое из-за удара крепким кулаком зеркало. Она помешкала немного, попытавшись спрятать неожиданно ставший мокрым взгляд. Дымка застелила глаза беспросветным полотном, а в горле застрял ком. Ах, уж этот бельгиец с сахарной топью! — Потому что для меня важно все, что касается тебя, — голос стал ближе и грубая мужская ладонь, исполосованная шрамами мягко, как перышко опустилась ей на голову, приглаживая смольные волосы, — они не заслуживают тебя, а ты действительно заслуживаешь лучшего. Как голос из далекого детства… Разбитая девушка, оказавшись в крепких объятиях, разрыдалась маленькой девочкой, доверчиво прижавшись к груди Чонгука, трепетно перебирающего длинными пальцами её пряди. От мелких рыданий содрогалась плечи под кашемировой тканью дорогого пальто. Не нужно было больше слов или действий, чтобы доказать насколько доверяет ему Наен, чтобы осознать, кем именно она его считает, если решается разбить образ самой сильной женщины Сеула и размазать соленые слезы о его куртку. Хрупкая грань их отношений переместилась куда-то не туда или же наоборот туда, куда нужно было переместиться уже давным-давно. Но от происходящего щемило в груди, а желание спрятать девушку в руках от всего мира усиливалась с каждым всхлипом. Чонгук просто слушал сердце, не вешая ярлыков, делал то, что считал нужным, даже не предполагаю, что может после пожалеть. — Представляешь, уже завтра приедут Шин и Мирэ, — чуть успокоив Наен и позволив ей уложить голову себе на плечо, поведал Чонгук в надежде переменить ход её мыслей, — кажется, что целую вечность их не видел. — Да уж без Шина Заря не Заря, — усмехнулась в плечо парня умиротворенная Наен, умолчав о его сестричке, с который они были в натянутых отношениях, но в которой души не чаял Чон, воспринимавший её как родную. — Что мы сейчас делаем, Чонгук? — вдруг уронила она и тут же замолкла, понимая, что заново раздувает их полемику. Но Чонгук на удивление абсолютно спокойно проговорил, словно ожидал подобного вопроса: — Что считаем правильным, то и делаем. Вопрос лишь в последствиях. Всё становится понятным: и сам не знает. — Ты поссорился со стариком? — Я так прост? — чуть отстранился и взглянул на девушку Чон, пораженный догадливостью брюнетки. — Тебе больше не с кем ссориться, да и Нио далеко не ангел, — улыбнулась одними губами Мин, незаметно вдыхая запах Чонгука глубже, — но он тебя любит. — Он любит всех своих учеников, — сникнув, отмахнулся Чонгук. — Да, но тебя он любит по-другому.

***

Пестрые, черные, розовые, коричневые, потрепанные, кожаные, маленькие, большие лакированные, замшевые, резиновые чемоданчики на колесиках мелькали перед глазами как мальки в грязной и застоялой воде; все спешили куда-то, не замечая других людей вовсе, сбивали вышедших из потока и не удосуживались принести извинения, полагая, что виноваты не они, а кто-то совсем другой. Зачем ждать от человека, что он возьмет ответственность за свою необъятную, переплетенную нитями судьбы жизнь, если даже в повседневных мелочах мы не способны отвечать за свои поступки? Ведь всегда легче отгородиться от всего, сделать вид, что тебя это не касается, тем более, когда неприятности создаются не у тебя, а другого. Голос спокойный и размеренные называл рейсы и время отправки, предупреждал, просил быть внимательными и раз даже объявил о пропаже маленького ребеночка где-то на территории аэропорта. Вокруг и вправду было беспокойно. Семьи, возбужденные долгожданной поездкой, проявляли интерес ко всему подряд, мужчины в деловых костюмах, как правило, поспешно поглядывали на часы и домиком сводили аккуратные полосочки бровей, девушки под ручку с любимыми не сбрасывали с лица улыбку, а индивиды с большими сумками, туристы, держали себя раскрепощено и даже немного развязно. Ведь в месте, где ты никого не знаешь, куда приехал погостить, можно побыть абсолютно свободным, зная, что никто не знает тебя и что через недельку полетишь обратно. А некоторые допускают мысль, что в чужой стране можно держать себя несносно, вести себя некрасиво, не предполагая то, что в данный момент являешься представителем целой нации и непременно оставишь впечатление обо всех. Как говорится одна паршивая овца всё стадо портит. Хотя в мире, где правит эгоизм, думать о таких вещах вероятно и не нужно. Да и думы о таких вещах не воспитывают уже в нынешнем поколении, считая подобное неважным, не практичным и даже доставляющим неудобства. Подпирая одну из колон в зале ожидания, Чонгук с интересом осматривался, выискивая в толпе нужных ему пассажиров, прилетевших из Берлина, но они все не находились, что заставляло бойца слегка волноваться. Он уже успел переждать минут двадцать, в течение которых стройная не слишком привлекательная девушка, сидящая напротив него на стуле, не сводила с него кокетливого взгляда. Её можно было понять, ведь сегодня он выглядел, как айдол с обложки популярного журнала. Его лицо прикрывала темная маска, напускавшая загадочности и некоторой холодной отстраненности, а разделенные пробором волосы открывали лоб и черные брови, делая из него холенного и завидного жениха в дорогих брендовых джинсах и черной шелковой рубашке, выгодно выделяющей его мускулистое тело. Хотя даже так Чонгуку казалось, что он недостаточно привел себя в порядок, чтобы хоть немного презентабельно выглядеть на фоне всегда превосходного Шина, которому без сомнений хотелось соответствовать. Если бы не ребята, которые с минуты на минуты должны были появиться в пределах этого здания, то возможно в его кармане уже валялся бы номер телефона девчушки с русыми вьющимися волосами. Прождав еще пять минут впустую и наткнувшись на зрелище отличной задницы наблюдательницы, уронившей купюру, Чонгук не стерпел, решив не упускать такой шанс и, сделав решительный шаг, оказался подле кокетки, с которой легкой завязал непринужденную беседу. Девушка, несмотря на весьма бойкие переглядывания доселе, оказалась особой стеснительной, смущалась на протяжении всего начального этапа разговора, но после нескольких удачных шуток расслабилась, начав повествовать о сестре, которую дожидалась из Рима. — Она выбилась ненадолго с работы, потому что задолжала мне поход в ресторан, в который мы планировали сходить в день моего рождения, — откровенничала девушка. — Так у тебя день рождения? — состроил пораженно-радостный вид Чонгук. — Через два дня, — засияла она, неловко заправив прядь за ухо. — Может, дашь свой номер телефона, я бы очень хотел тебя поздравить, лично договорившись о встрече? — усмехнулся парень, доставая телефон и нисколько не сомневаясь в своей победе. — Прежде чем согласиться, — раздался бодрый и громкий голос прямо позади сидений, — я должен предупредить, что парень перед вами весьма ветреный. Оба развернулись: Чонгук недовольно цокнув, а девушка с явным непониманием на лице. Перед ними стоял стройный и подтянутый мужчина в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, одной рукой придерживая кожаный без какой-либо царапинки дипломат, а другую оставив в покое в кармане отутюженных черных брюк. Карамельный ровный тон кожи не обладала ни одним изъяном, растянутая пренебрежительная полуулыбка ослепляла своей белизной, ясный и твердый карий взгляд с зеленой поволокой лучился какой-то необъяснимой надежностью. Его не слишком короткие, но и не слишком длинные волосы, аккуратными прядями спускались у висков, а острая четко выделенная линия челюсти придавала мужественности, которая не сбивала могучей волной, а опять же обнадеживала. Все в этом человеке было гармоничным от лакированных, начищенных ботинок, в которых можно было разглядеть отражение потолка, до белоснежной рубашки, расстегнутой у горла, открывающей вид на шею и поблескивающую серебристую цепочку. — К тому же обладает кучей дурных привычек, — вздохнул тяжело он, не сдвигаясь с места и прибавляя лицу удрученности. Только Чонгук хотел достойно ответить, но, волей неба, теперь уже перед сидением с опережением послышался полу вздох с последующей тирадой. — Дорогая моя, подумай хорошенько, прежде чем так сглупить. Учится несносно, работа нестабильная, ваши дети будут видеть отца только по церковно-календарным праздникам, — пулеметной очередью пролетело в воздухе. Очаровательная блондинка с коротенькой стрижкой и густой челкой в черной шляпке в форме котелка и кремовом легком сарафанчике повторила удрученный вздох мужчины. Возле неё покоился черный мини чемоданчик на колесиках, ручку от которой она элегантно придерживала. Глаза цвета ириса с зелененькой хитринкой шаловливо поблескивали, девушка изогнула тонкие губы в подобие доброжелательной улыбки. — Пристрастие к виски непременно приведет к любовнице сразу после медового месяца, — мужчина снова обратил внимание сидящей рядом с Чоном девушки на себя. — А любовница к ребенку на стороне, — ужаснулась блондинка, округлив кукольные губы и всплеснув руками. — Машину придется продать из-за алиментов, — призадумавшись, выдал первый. — А дом, заложенный в покерной игре, вряд ли получится вернуть, — притопнула девушка каблучком, сожалеющее пожав плечами. — Вернуть вряд ли что удастся, — согласился мужчина, тут же противопоставив, — но отдавать придется много. — Хотя вам с двумя работами возможно и под силу будет исправить положение, — подошла ближе блондинка, осмотрев критически девушку. — Можно просто обойтись темной дорожкой проституции, — перетянул одеяло мужчина, поглядывая на опустившего голову Чонгука. — Но хотя с днем рождения он вас действительно поздравит. Будьте уверены. — Возможно, даже подарит подарок, — хмыкнула особа в сарафанчике, согласившись. — Красное белье. — Кружевное, — поддержала блондинка. — И ошейник. — С шипами. Девушка, все еще сидящая рядом с Чоном стала багровой от смущения и негодования как спелая вишня, поглядывала в ужасе с первого нарушителя покоя на второго, потом вдруг торопливо встала, пробормотав что-то о том, что телефон сдала на ремонт, поклонившись, стремительно утонула в толпе зевак, спешащих на свои рейсы. Вдруг понуро опустившийся Чонгук запрокинул голову назад и дьявольски расхохотался, привлекая внимание многочисленной толпы. Тень улыбки пробежала и на лицах комедиантов. — Это вам нужен ошейник, — успокоившись, проговорил Чон, — бешеные. Налетели, а если бы у неё случился инфаркт? — громко цокнул он. — Это меня чуть не хватил инфаркт, — фыркнул мужчина, лениво обойдя сидения и плюхнувшись рядом с бойцом, — когда я увидел тебя рядом с этой простушкой. Ты что же пропил свой вкус? — Шин, — осадила мужчину блондинка, снизив тон, — тебе стоило быть потактичнее. Просто девушка не умеет сочетать одежду с макияжем, а возможно она дальтоник. — Иногда мне кажется, что единственный дальтоник среди нас, это наш милый Чон, — усмехнулся мужчина, поправляя воротник рубашки, которая и так находилась в идеальном положении. — У неё была отличная задница, — расплылся в мечтательной улыбке Чонгук, ни капельки не обидевшись на подколы друзей. — Правда? — изумилась девушка, попытавшись ухватить взглядом давно растворившуюся в воздухе дамочку. — Я полагала, что для таких дел у тебя есть Наен? Конечно, она далеко от идеала, но у неё хотя бы отменное чувство стиля. — Чон свободный кобель, — хмыкнул, не поведя и бровью, Шин, — а это значит — одной Наен он может себя не ограничивать. Недолюбливавшая чемпионку Мирэ не стала что-либо противопоставлять брату. — В этом ты, к счастью, прав. Жду не дождусь, появления той, что станет единственной, — заулыбалась воркующее она, чуть наклонившись вперед и трогательно потрепав Чонгука, как младшего братишку, за щечку. — Единственной, кто не купится на его смазливую мордашку? — шутливо уточнил мужчина. — Может, обсудим что-нибудь кроме моей личной жизни? — повел бровью боец, все еще улыбчивый, но немного недовольный тем, что они в разговоре в подобном ключе коснулись Мин, с которой он еще вчера так хорошо провел время. — Предлагай? Когда мы уезжали, самой животрепещущей темой в Сеуле была твоя свобода, — напомнил Шин. — Я бесконечно счастлива нашему воссоединению, — встряла вновь Мирэ, капризно надув губы, — но давайте переберемся куда-нибудь в более подходящее для бесед место? — Действительно. Тем более то, о чем я вам собираюсь рассказать, требует конфиденциальности, — кивнул Чонгук, поднимаясь с места, — только где ваш багаж? — Отправили доставить на квартиру, — блондинка. — Там было колоссально много барахла, — невозмутимо поведал Шин, увереннее перехватывая дипломат, и направляясь в след за Чоном. — Ты же знаешь, Мирэ нахватала столько ненужного, что, наверное, для вещей придется прикупить отдельную однушку. — Хватит иронизировать, Шин, — отмахнулась девушка от жалоб брата, как от назойливой мухи, — Чону не интересны твои мирские страдания. — Ох, я скучал по вам, — еще раз хохотнул Чонгук. Все трио единогласно перебралось в корейский ресторан на Мендоне с отдельными вип столиками и отличным, на взгляд Шина, жареным мясом. После долгой дороги ребята не на шутку проголодались, и не успевший позавтракать Чонгук без уговоров согласился пообедать. Заказали куриный бульон с плодами жожобы**, жареную говядину и бутылку сакэ на двоих с Шином, для Мирэ зеленый чай с бергамотом. Официанты принялись расставлять в маленьких тарелочках кимчи, маринованные листья салата, кунжута, сушёные анчоусы в соусе и рис, пока Шин заинтригованный поглядывал на молчащего Чонгука, на лице которого отражалось нетерпение. — Ну, говори уже, нашел? — после того, как официант скрылся за дверями, спросил мужчина, не затягивая. — Нашел, — горделиво раскрыл плечи Чон, откинувшись на кожаном диванчике. — Я же правильно понимаю, что мы говорим о твоем долгожданном ученике? — склонила на бок голову Мирэ, сняв шляпу и положив её рядом с Чоном на пустующее место. Чонгук кивнул. — Я познакомился с ним, как только вы улетели, — просиял Чонгук, мысленно припоминая, — помог ему отвязаться от Донхена. Он задолжал ему денег. — Так он шалит со ставками? — недоверчиво покосился Шин так, будто сам не было зависим от них. — Нет, — покачал Чонгук головой, — попробовал раз, и то назло…родне. Боец все еще колебался рассказывать друзьям о Валери или не стоит. Она вроде относилась ко всей сложившейся ситуации напрямую, но поведать чете Ни о ней, означало признать её важность, значимость в данной истории. К тому же пришлось бы значительно увеличить время рассказа. — Тяжелый характер? — вновь уточнил Шин, поедая кимчи и явно намекая на изъяны ученика. — По телефону ты дифирамбы пел в честь мальчишки… — Так я продолжаю завывать, — искривил губы в улыбке Чонгук, потерев подбородок, — не слышно? — Не воспринимай придирки Шина всерьез, Чон, — укоротила вспышку Мирэ до этого не вступавшая в беседу, дружелюбно взмахнув ладонями в воздухе, — он просто волнуется за свои деньги, которые уже отложил для ставки на Минхёка. Шин фыркнул, достойно выдержав выпад сестры, приподняв критически бровь, продолжил: — Как прошел его первый бой? Чонгук только успел расплыться в широкой чеширской улыбке, как официант, предварительно постучавшись, внес главное блюдо. Посидев немного в тишине и дав друг другу остыть, молодые люди возобновили беседу, когда парень скрылся за дверями вип зоны. — Блестяще. Он сделал всего один удар… — И с треском проиграл? — воскликнула Мирэ испуганно. — Я так и знал, — не отрываясь от пищи, продолжил Шин, строя разочарованность. Боец тяжело вздохнул, показывая уровень безнадежности слушателей, который демонстрировали ребята, то и дело, прерывая его. — Напомните, почему мы все еще дружим? — хмыкнул он. — Он сделал всего один удар, и победил, — гордо вскинул голову парень, выпятив грудь вперед. Ведь в этом была его заслуга, и шок, возникший на лицах напротив, вызвал волну удовольствия в душе Чона. Приятно, когда людей поражает масштаб того, чего ты достиг. В такие минуты в голову не приходит мысль о том, что они от того и поражены, что мало верили в тебя, твой успех и твои способности. Взор Шина покрылся рябью, и он, притормозив с поеданием мяса, словно вживую ощутил запах вкуснее, приятнее, запах чистой прибыли. Выгодных ставок этот мужчина не пропускал, как иной залихвацкий кобель юбку. Внимательно анализировал потенциал, соперников, тренеров и безошибочно делал выборы, которые казались окружающим сумасшествием. Он вступал в опасную игру, идя в обход влиятельных людей. И надо признать неплохо поднялся, раскрутив свой рекламный бизнес. — Врешь? — прищурился он, пытаясь раскусить какой-либо подвох. Мирэ подозрительным взглядом окинула брата. — Нет, взглянешь на турнирную таблицу сам, если мне не веришь. И подними там челюсть с пола, — посоветовал он, ухмыляясь, как кот насытившийся сметаной. — Я же говорила, что Чонгук способный малый, — просияла девушка. — Талантливый человек… — Человек с деньгами, — покивал Шин, доставая из бумажника пяти тысячную купюру, и отдал её сестре. — Да, ладно, — протянул Чонгук. — Вы спорили на моего ученика? — пораженный Чон чуть не выронил палочки. — Конечно, нет, — закатил глаза мужчина, словно услышал самую несусветную глупость, которую только мог произнести Чон. — Спорить на Минхёка, которого совсем не знаешь, — глупо. Спорили на тебя и твои возможности. Как видишь, Мирэ верит в тебя больше, чем я. — Твоё недоверие приведет тебя к банкротству, — поддела девушка, ловко пряча выигрыш в карман сумочки. Чонгук лишь улыбкой сопроводил их обмен любезностями, задумавшись на счет розоволосой девушки. О встрече с ней хотелось рассказать и в тоже время, хотелось все утаить. Она ведь сыграла важную роль во всей этой истории. Можно даже сказать главную. Только из-за неё Чон познакомился с Минхёком, заполучил его в ученики и смог завладеть доверием. — Кстати хотела спросить еще в аэропорту. Что у тебя с щекой? — задумчиво осмотрела лицо Чона Мирэ. — В бою зацепили? — тише добавила. Боец опешил от возникшего вопроса, машинально прикоснувшись к лицу. Он и забыл о том, что у него на щеке налеплен телесный пластырь. Со временем, после того как Миндже сняла швы, он начал забывать о существовании раны. — Нет, — решился Чонгук и твердо произнес, — я подрался с наёмниками, когда вступился за сестру Минхёка. — Вау, — выдала удивленно-восхищенная Мирэ, захлопав глазками, — да ты тут, я смотрю, не скучал. Охмурял девушек? — Уже успел уложить её в постель? — без стеснения расплылся Шин, делая глоток алкоголя и не сомневаясь в последовательности событий. — И в мыслях не было. Зато она уже успела уложить меня на ринг, — хохотнул Чонгук, припоминая свой первый и тотальный проигрыш. Мужчина подавился сакэ и закашлял, растеряв самообладание и показав насколько поражен. Да, уж. Тё умела удивлять. Айриш* – это ирландский напиток, который готовится из горячего кофе и ирландского виски. Жожоба** – вечнозеленое кустарниковое растение, из плодов которого получают целебные экстракты и масла.