***
— Наён, хорошая девушка, а Чонгук? — с вопросительной интонацией высказался старик, когда парень вместе с ним пил чай, посматривая на многочисленных тренирующихся в зале людей. Они мирно расположились с боку на скамейке, где спокойно могли наблюдать за тренировочным процессом, при этом никому не мешая. Чонгук перевел беглый взгляд на учителя и слегка приподнял уголки губ. На его лице промелькнула теплая полуулыбка. Они редко общались со стариком на личные темы, предпочитая книжку какую обсудить, фильм или раскритиковать региональные бои, но о девушках проповедей Чон не слышал, поэтому чуть-чуть был удивлен поднятой темой. Бывший конфликт между ними вроде сам разошелся, и они снова привыкли общаться, как обычно, не упоминая никаких подробностей прошлой жизни главного тренера. — Конечно, — согласился боец, не задумываясь, — а почему ты спрашиваешь? Старик глотнул чая, не переставая следить за своими подчиненными, но думая при этом о чем-то сокровенном, более волнительном. На вопрос не ответил, то ли намеренно, то ли случайно прослушав. А Чонгук изучающим взором прошелся по тренирующейся девушке, которая где-то умудрилась ушибить лодыжку и теперь существенно хромала, попытался найти еще какие-либо изменения, но в итоге остался ни с чем. — Слышал, что в Заре произошло? — неожиданно повернул тему разговора, который даже толком не успел начаться. — Немного, — признался Чонгук, пристроив почти опустевшую чашку рядом на скамейку. — Но толком не разобрался. Честно говоря, даже особо не вникал. — А зря, — цокнул мужчина. — У владельцев Зари проблемы с легавыми, а значит теперь некому крышевать их. Если конфликт не уладят, тогда клуб на время перейдет на легальное положение, тем самым турнир придется приостановить. Чонгук нахмурился. Пауза в турнире для Минхека может закончиться слишком плачевно. Пока он набирает оборот, с каждым разом все лучше и лучше справляясь с поставленной задачей, надо было ковать и ковать, но перерыв может сбить его с накатанной дорожки, может подкинуть времени для подготовки противников мальчишки. Теперь многие бойцы начали воспринимать Тё как угрозу и подготавливали схемы, комбинации, выискивали его слабые места. — Ты-то откуда всё знаешь? — недоверчиво покосился на тренера Чонгук. — Гостил в клубе, видел все своими глазами, — хмыкнул мужчина, продолжая маленькими глотками попивать дымящийся чай. — Это не в тот ли день, когда там народ устроил перестрелку? — поинтересовался Чон, иронично прищурившись и уже догадываясь, что попал в точку. — В тот самый, — пожал плечами старик, посмеиваясь. — Заходишь раз в год и при этом умудряешься оказаться в гуще событий! — поразился боец, удрученно вздыхая. Старик рассмеялся громче. — Это потому что я не растрачиваю себя на пустяки. Я уже не в том возрасте, чтобы тратить своё время без пользы. — То есть в молодости его на пустяки можно тратить? — зацепился Чонгук. — Да и в старости можно! — весело воскликнул старик. — Вопрос в том нужно ли? В молодости опыта не достает, поэтому не получается рассудить, на что стоит тратиться, на что — нет, что — с пользой, что — без, — высказался Тё, уже с озорной улыбкой что-то вспоминая, — в молодости я влюблен был в одну девушку… — Оу, — многозначительно вставил Чонгук, смущенно поджимая губы, — может не надо? — Ты слушай, — сурово обрубил старик, не прекращая задумчиво щуриться, собирая в голове воспоминания, как пазл из обрывистых кусков, — а она тогда с каким-то парнем богатым близко общалась. Они не были парой. Жутко нерешительный он был, всё что-то ходил вокруг да около, ждал чего-то, пока девчонка на него влюбленными глазами смотрела, — старик остановился, посмотрел на Чонгука, который слушал внимательно, несмотря на то, что, вроде не горел желанием, — ну, я рассудил раз они не пара, значит, могу попытать счастье. Чонгук прыснул, еле скрывая рвущийся наружу смех. — Что это вас на романтические истории потянуло? — Ну, девчонку я отбил, — не без доли гордости продолжал старик, не обращая внимания на вставки ученика, которые полны были ехидства, — а богатый паренек, сколько потом не пытался так и не смог вернуть её. — А где сейчас-то девушка эта? — уточнил Чонгук, не веря ни единому слову тренера. Лукавство так и исходило от него, редко он бывал в таком настроении. — Да, бросил я её через месяц, — хмыкнул мужчина, поглядывая на дно чашки, где крупинки чая бултыхались, никак не найдя покоя. — Зачем же отбивали? — не понял Чон. — Понравилась, вот и отбил, — пожал плечами мужчина, — в этом-то и дело. Она может и любила того парня и дождалась бы, когда он набрался бы решимости, если бы я не встрял. Если этот несмышленыш что-нибудь предпринял бы, когда я её отбивал, они жили бы сейчас счастливо. И она непременно его бы выбрала. — Но с другой стороны, может она тогда не так сильно и была привязана к тому пареньку, раз с первым встречным ушла, — слишком серьезно подметил Чонгук, кивая головой мол «кто знает», — вы себя сильно не корите. — Там не было великой любви, но это не значит, что она не могла там зародиться. Женщинам нужно внимание. Когда их добиваются, когда ради них готовы чем-то пожертвовать. Ты думаешь: если ты есть, то одним этим уже сможешь влюбить девушку? Как бы не так. Молодо, молодо, — удрученно покачал головой мужчина, не договаривая всей мысли. — Наён — хорошая девушка, — вдруг снова высказался старик, но теперь уже не затормозил, развив мысль до конца, — только общается она с не очень хорошими ребятами… — С каких пор мы у вас «не очень хорошие ребята»? — хохотнул Чонгук, переводя взор с Мин, продолжавшей занятие, на старика, хитро и злостно прищурившегося. — Я не про тебя, — тихо пробормотал старик, — а про Джуро и его компанию. Улыбка сползла с лица Чона в мгновение, и он испытующе глянул на тренера, пытаясь отгадать правду он говорит или врет. Иногда его было тяжело серьезно воспринимать, а после рассказов Валери по некоторым личным соображением он фильтровал информацию, которую ему подносил старик и взвешивал на весах добродетели, которые сам Чонгук и выдумал. — Видел я их в тот же день, — как бы ощутив недоверие ученика дополнил Тё, — из-за них перестрелка и началась. Старик поднялся, отложив чашку рядом с Чоном, и направился поправлять Юонга и его тройку, которой никак не удавалось достойно завершиться. Чонгук уже перемалывал беседу, словно крошил зубами леденец, чтобы её проглотить и не подавиться. Джуро всплывал в слишком многих сферах его жизни, тем самым раздражал, выводил из состояния равновесия Чонгука. Они не встречались на улице, не пересекались даже в клубе, но каким-то образом этому выскочке, каким его считал боец, удавалось гадить везде. Тем самым мрачные мысли в голове Чона по поводу ребят из США только крепли и выстраивались в совсем отрицательное мнение. Они были темными лошадками, их надо было стеречься, как на ринге, так и в жизни. Неужели Наён, не подпускающая к себе таких лихих кобелей, красиво отшивающая главных бабников клуба, закорешилась с Джуро? Даже если и так. Почему так неприятно сосало под ложечкой от мысли, что они могли вместе проводить время за его спиной? Он по статусу Наён был кем? Знакомым? Другом? Приятелем? Но явно не тем, кто мог хоть как-либо пересекать её сношения с другими мужчинами. Чонгук обычно гулял напропалую с теми дамами, которые ему нравились, и не требовал никакой верности от Наён. Они молоды и умеют наслаждаться жизнью. Так почему не делать этого от всей души? Однако в последнее время единственной, кто будоражил его сознание и сердце, была Наён. Причем настолько сильно, что о других он и помыслить не мог. Или просто не пытался?.. ...Парень вдруг ощутил жгучее желание назвать её своей, присвоить всю Наён для себя без остатка, иметь такой статус, который позволил бы ему быть уверенным, что ни с какими его врагами и другими личностями, которых он презирал, она не видится и не общается. Его изнутри сжигала страсть, бурная, всепоглощающая. Он не осознавал, что одержим одной лишь мыслью — сделать девушку своей, забывая о том, что Мин мало интересует он сам, а исключительно его статус. Но неистово пляшущее сердце дразнило, подговаривало, подобно приспешнику дьявола, шептала о привязанности Наён к нему, о её благосклонности, о том, что она хочет быть только с ним. Чонгук с трудом трезво соображал. В голове закоротила, и тело было взято под контроль чувств. Пышущий воздухом, как дракон огнем, сметая на пути преграды в виде людей, ошивающихся под ногами, он стремительно бросился к Наён. Хотя мысленно положил к её ногам мир. И он верил, верил, как все дарующие свое сердце, что всесилен и любим. — Чонгук? — вопросительно изогнула бровь спокойная Наён, когда боец схватил её за ладонь и поволок за собой, однако ответа она не получила даже, когда оказалась в маленькой комнатенке, которую все называли тренерской и в которой время от времени ночевал чемпион. В карамельной глади напротив он читал непонимание, волнение, смешанное то ли с предвкушением, то ли со страхом. Нужные слова почему-то не находились, хотя в черепной коробке кипела умственная деятельность по подбору оных. Чонгук очень надеялся, что сумеет верно донести мысли до Наён, но все дольше не нарушая молчания стал в этом сильно сомневаться. — Ты меня пугаешь, — довольно спокойно отозвалась Мин, не скрывая истины, — что-то произошло? — Эм, что с твоей ногой? — испытующе глянул Чонгук на девушку, не придумав ничего более разумного. — Сломался каблук на лестнице, подвернула, — отчеканила Наён фразу, словно ребенок выученный стих, и насмешливо поинтересовалась, — ты для этого отвлек меня и притащил сюда? Чонгук промолчал, лишь отрицательно помотав головой. — Нет, — закрепил он позже словами. — Слушай, — немного устало хмыкнула Наён, удивленная такой незнакомой нерешительностью бойца. Складывалось ощущение, что он собирается прыгнуть с парашютом, а не говорить о чем-то, — давай ты соберешься с мыслями и расскажешь мне после, когда будешь готов. Последняя фраза стала для Чона спусковым крючком. Он взбеленился, даже слышно задышал, не дав девушке сделать и шагу. Он готов! В этом уж Чонгук теперь был уверен точно, тянуть и дальше смысла не было, потому что парень понял, что сможет взять ответственность за двоих. У него не было костюма и красивых цветов, но боец не мог более откладывать и понимал или сейчас или уже никогда. — Наён, будь моей, — споткнувшись, Чонгук твердо договорил, взглянув в её глаза, — девушкой? Взгляд Мин стал нечитаемым. Она всегда оценивала парня, как человека прекрасного во всех смыслах этого слова и знала, что он способен на многое, но чего никогда она от него не ожидала — это такого предложения. Когда Наён перестала видеть правду, упустила миг, в котором Чонгук стал серьезен? В прошлый их откровенный разговор в нем не было и доли той уверенности, желания, пышущего юностью и страстью, с которым он говорил сейчас. И что же должна была ответить девушка, обожествлявшая Чонгука, как мужчину, терявшая разумность мыслей при виде него, при виде его поступков? Он заслуживал в пару красивую, своевольную и ответно влюбленную даму. А была ли такой Мин? Сколько в ней черствости, материализма, граничащего с настоящей бесчувственностью, которую она проявляла в отношении тех, кто давал ей лучшее. Но Чонгук давным-давно стал отдавать что-то больше похожее на искреннюю заботу, соучастность. Сможет ли она быть с ним, если он лишиться звания непобедимого, будет ли благосклонна, сможет ли так же смотреть на него влюбленным, ласкающим взором, если титул получит кто-то другой? Станет она для него утешителем? Где трепет, восторг, симпатия, которым Наён сыпала неустанно на Чонгука, когда он еще открыто говорил ей, что никому не принадлежит и принадлежать не собирается? Где то желание, быть его единственной? Быть просто его? Девушка как от волны, отталкивающей её, отшатнулась на шаг от Чона. Опорную ногу в районе лодыжки пронзила ощутимая боль, вместе с ней о себе напомнил Джуро, не покидавший голову уже более суток. Рассудительный, стойкий, дерзкий, дарящий чувства какого-то благоговейного восторга. От воспоминаний, где Джуро нес её на руках к Тэилю, где подтрунивал, но при этом бережно, как дорогую вазу, внес в квартиру, с беспокойством слушал врача и даже сожалеющее взглянул на неё, быстро скрыв минутное проявление жалости к ней в развернувшейся ситуации, по телу бежали мурашки… Разве могла Наён ответить на предложение Чонгука положительно, когда в душе чувствовала такую противоречивость, такой открытый конфликт, сверлящий изнутри? Нет. Это даже для её чёрствой души было бы беспощадным. Она не могла отдаться на волю парня, которого ценила и будет ценить всегда, если ощущала, что тем самым станет обманывать его. Мин все еще может повестись на бурные романы и безудержных парней, которые способны превосходить самих себя. — Нет, — тихо ответила Наён, рассматривая черты лица парня, от которого ей когда-то хотелось услышать слова любви. Когда-то, но не сейчас. Он все также красив, только после сказанных слов в черном омуте прошла какая-та некрасивая рябь. — Нет, — чуть громче, стараясь придать голосу твердости, повторила девушка, тем самым убеждая и себя. Что она наделала!? Откуда в ней неуверенность, откуда нерешительность в обществе Чонгука, один взгляд на которого щемил сердце, томительно запуская приятную негу по телу? Он выглядел пораженным ответом, котенком, которому обещали дом, но которого выкинули прямо у порога. Почему-то ему верилось в симпатию со стороны Наён, а он так обманулся. Чон горько усмехнулся, покивал несколько раз сам себе и еще раз усмехнулся, примиряясь с ролью отвергнутого. — Ам, — Чонгук неловко повел плечами, не зная, что именно должен теперь сказать. Вот он и прыгнул с парашютом, только в результате последний не раскрылся, расплющив его о землю. Как же обидно и неприятно быть использованным! Чонгук никогда не думал, что он идеален, но свято верил в то, что заслуживает воздыхания им сами, а не его статусом. Чон, черт возьми, был уверен, что для Наён он значит чуть больше, чем титул и просто соблазнительный ухажер. Был уверен в том, что у него есть шанс и что вся проявленная им забота, продиктованная искренними чувствами, растопила льдинки в её сердце… Она выглядела растерянной не меньше, чем он. И это было странно. — Тогда я пойду, — еще тише проговорила Наён, пугаясь звука собственного голоса. — Мне жаль, — проронила она перед уходом, посмотрев настолько жалостливым взглядом, что Чонгуку стало противно от самого себя. Боец не стал провожать её, смотреть в спину, не пытался запомнить черты лица и впитывать черный цвет роскошных волос, запах бойких духов. Если вычеркивать, то лучше на подходе к сердцу. Так не больно. А что ты хотел от чемпионки Зари и первой красавицы клуба? Что она падет к твоим ногам, потому что ты продержался на первых местах среди дураков? Лучше на подходе к сердцу, чем вместе с ним.***
К вечеру погода ухудшилась. Заморосил дождь. Небо затянула сплошная серость, заточив город в уныние. На улицах зашелестели плащи и стали заметны зонтики, число которых увеличивалось подобно грибам в лесах. Лобовое стекло автомобиля то и дело покрывалось мокрой пленкой, которую безостановочно чистили дворники, улучшая видимость на дорогах. Чонгук сидел, облокотившись о спинку кресла, и прослеживал траекторию скатывающейся по стеклу дождевой капли. День не задался. После разговора с Наён, сердце безостановочно клокотало, напоминая о том, что оно не разучилось чувствовать и умеет болеть. Не получалось собраться, работа не клеилась, а мысли, которые Чонгук насильно оттаскивал, возвращались к моменту разговора с Мин. И что уж врать, и к другим совместным мгновениям. Ему даже не столько было больно, сколько обидно. Он так искренне верил, что нужен ей без титула... Выплескивать душевный ураган Чонгук приучен не был, только укрощать. Поэтому он пытался подавить в себе зверя, готового растерзать первого попавшегося под руку юнца, пытался противиться ветру и скрыть в себе горечь. От раздумий затрещала голова, будто внутри что-то пульсировало, пытаясь выскочить наружу. Сейчас бы ему не помешали стакан хорошего коньяка и дружеский разговор, но вставал вопрос: «Где взять человека, который поймет и не станет спрашивать лишнего?» Тэиль сегодня слишком часто вертелся рядом с Мин, потому сразу вылетал из списка потенциальных собеседников. Шин мало воспринимал Чонгука, как человека пригодного для отношений, Мирэ вовсе не воспринимала Наён. Минхек был слишком юн, старик слишком стар, мама слишком заинтересована в его счастье, поэтому любое его страдание причинило бы ей боль, а подобного допустить Чонгук не мог ни в коем случае. Но активные размышления навели на человека, увидеть которого сейчас он был бы не против. Чонгук вытащил из кармана серой толстовки телефон, вбил маршрут и аккуратно выехал с парковки на главную дорогу, быстро набирая скорость. Движение было плотным, вероятнее всего, из-за непогоды, разразившейся так неожиданно и тем самым заставшей врасплох жителей Сеула. Вся поездка в сумме заняла минут двадцать, если бы не авария на одной из улочек, предположительно доехал бы и за десять. Ближе к месту назначения машин становилось всё меньше, а шатающихся под дождем пьяниц всё больше. Вывеска бара горела также ярко, а шум, доносившийся из-за дверей, намекал на кучу посетителей, укрывшихся от дождя в заведение. Чонгук припарковал Ягуар на противоположной стороне и, накинув капюшон, быстро добежал до козырька бара и, оглянувшись и еще раз поразмыслив над правильностью своего поступка, смело зашел в помещение. Шум ударной волной накрыл Чонгука, который сразу приметил разбушевавшуюся мужскую компанию, испускавшую больше всего возгласов и поросячьих визгов. Он поморщился, голова загудела с новой силой, продолжая безостановочно пульсировать в районе висков, озираясь, он наткнулся взглядом на нужного человека. Неизменно смирившийся с происходящим свинцовый взор, даже можно сказать, что отрешенный от реальности. Белую рубашку, идеально выглаженную и заправленную в короткую юбку, дополняла легко повязанная черная ленточка. Все точно также. Будто Чонгук пришел сюда впервые, увязавшись за почти незнакомой девушкой из-за любопытства. Но сейчас он знал о ней достаточно, чтобы видеть больше, чем обычного прохожего с улицы и чтобы отметить, что эта форма довольно милая. Глаза девушки, столкнувшиеся с его взором, удивленно расширились. Чонгук попытался тепло и легко улыбнуться, но вышло коряво, поэтому, не теряя времени, он отвернулся и разместился за свободным столиком. — Что ты здесь делаешь? — буквально вслед за ним прошагала Валери, выражая открытое недовольство в шипение. — И тебе привет, — пожал плечами Чонгук, складывая руки в замок перед собой, и произнес так, будто предположил, — пришел выпить? — Да брось! — не поверила Валери, воскликнув чуть громче, чем обычно, и тут же оглянувшись, выискивая тех, кто мог это слышать. — Ты не так плохо зарабатываешь, чтобы пить в подобных местах! — уже тише указала на очевидное она. — Захотелось чего-то новенького? — не отставал от своего боец, скрывая лукавую усмешку, вызванную реакцией девушки на всё происходящее. Тё грозно посмотрела на Чонгука, пытаясь тем самым заставить говорить правду. Но парень был невозмутим, хотя его взгляд выдавал какую-то уличную тоску. Словно ей удалось заглянуть в окно, где погода стояла просто ужасная. — Хорошо, — выдохнула она, словно примирившись с недоразумением, нарисовавшимся перед ней, — что будете заказывать? — Кофе и мороженое, — брякнул первое, что пришло на ум, Чон, даже не взглянув в содержание предлагаемого меню, — на твой вкус. Валери, странно поглядывая на бойца, быстро начеркала себе в блокнот заказ и отправилась в сторону кухни. Громкий несдержанный свист отвлек Чонгука от созерцания спины официантки, шустро отдалявшейся от его столика. Шумная и весьма подвыпившая компания, члены которой использовали активную жестикуляцию и такие увесистые выражения для изъяснения собственных мыслей, вроде, мирно проводила время. Но возня, гогот, звяканье посуду звучали так, словно возле уха Чонгука безостановочно били в гонг. Голова, кажется, расходилась по швам, и все содержимое желудка готово было выскочить прямо на стол. Однако Чонгук терпеливо дождался возвращения задержавшейся официантки вместе с его заказом. На серебристом и потертом местами подносе покоились невысокий бокал с фисташковым мороженым и чашечка хорошо заваренного американо, от которого извилистой дорожкой поднимался ароматный дымок. Теперь уже усталая, но искренняя улыбка пролегла тенью на губах Чонгука. Крепкий напиток ему сейчас действительно не помешает. Как только Валери расставила всё на стол с быстротой и изяществом бывалого трудяги, она хотела что-то спросить, но с самого шумного конца прилетела красноречивая просьба: — Официанточка, принеси еще пива?! Лишь легко хмыкнув себе под нос и ничего более не добавив, Валери направилась к подозвавшим ей мужчинам и с адским терпением и внимательностью записала всё требуемое, которое незакономерно вылетало то от одного, то от другого. Причем недвусмысленные взгляды и выражения выливались на девушку вместе с остальными фразами, тем не менее, она легко сохраняла невозмутимость, не грубила, не поддерживала грязную игру, как любили делать другие официантки Black barrel. Чонгук, с интересом наблюдая за девушкой, ложечкой черпнув чуть-чуть мороженого, которое оказалось приятного мятного вкуса, запивал его американо, которое божественным теплом разлился внутри, успокаивающе воздействуя на нервы. Оно было вкусным! В это дыре есть на что-то годная кофемашина или бариста?! Вернувшись уже через пять минут с обширным заказом, что было куда быстрее, чем готовились его мороженое и жалкая чашка кофе, Валери принялась, немного наклонившись к столу, расставлять тарелки и кружки. Чонгук продолжал следить за ней, ощущая, как головная боль уже поддевает глаз, отчего он морщился. Мужчина на вид лет тридцати с недельной щетиной потемневшим взором рассматривал фигуру официантки, не скрывая перемигивался с собутыльниками. Желваки на лице Чонгука опасно задвигались, отвращение поползло по венам, а злость и головная боль резко усилились. Он сделал еще глоток американо, не отворачиваясь и выжидая. К тому моменту Валери закончив с растановкой, разворачивалась, чтобы покинуть застолье веселящихся пьянчуг, но тот самый тип схватил её за руку, развернув к ним лицом. — Может ты останешься? — заплетающимся языком пробубнил он, бросая приятелем гадкую усмешку. — Нет, — спокойно ответила Тё, без усилий высвобождая руку и снова пытаясь уйти, но тут её схватил другой мужчина. — Эй, тебя попросили остаться, — чуть грубее пробормотал он, безуспешно дергая Валери на себя. — Уберите руки, — предварительно подавив в себе ругань, вежливо попросила Тё, но просьба была проигнорирована, а вместе этого еще одна ладонь схватила её выше локтя, — убери руки, осел! — Тебе за что платят? — повысил голос какой-то тип с боку, привставая и случайно опрокидывая стакан с пивом. — Делай, что тебе говорят! Валери смерила его убийственным взглядом, забрыкалась, как только её вновь потянули на себя, и вскрикнула, когда не удержала равновесия и покатилась в лапы к этим ублюдкам. Плечо внезапно прожгло адской болью, и девушка полетела назад от стола, не понимая, что произошло, чудом удержав равновесие. Перед глазами, как из лампы джин, всплыл Чонгук, припечатавший кулак сначала по лицу одному, который сразу же, опрокинув стул, скатился на пол, а потом и второму, полезшему отомстить за собрата. Валери замерла не в силах выдавить хоть слово, жадным взором скользя по бойцу, который, вступившись за неё, бил морды. От Чонгука исходила животная сила, губящая ярость, он стискивал зубы, а его грудь, скрытая под толстовкой, ходила ходуном, руки и ноги, отточено рассекали воздух. Вышибалы, которые мирно смотрели за грязными поползновениями клиентов к официанткам, сразу же подлетели к Чону, посмевшему ударить их посетителя. Но Чонгука уже невозможно было остановить, и он беспощадно сцепился с двумя амбалами, на две головы выше него самого. Его это ни сколько не пугало, поэтому он щедро размахивал кулаками, выбивая дух из местных блюстителей закона. Поднялась возня: сбежались официанты и администратор, как муравьи на сахар, а хилый бармен, разинув рот, не двигался с места, боясь, что и его приплетут к разборкам, остальные посетители, пьяными возгласами разбавляли удары от кулаков. Но тут уже встрепенулась Валери, смекнувшая, что с двумя рослыми мужчинами в бесконтрольном состоянии Чонгук не справится. Хотя по разъяренному виду бойца нельзя было сказать, что он сдает. — Чонгук, — испуганно закричала она, пытаясь хоть как-то сориентироваться и оттащить хоть кого-нибудь, — хватит, остановись! — Чонгук, — Валери схватилась за его запястье, которое он тут же агрессивно отдернул, тогда, отчаявшись и зажмурив глаза, она бросилась вперед и, окольцевав его из-за спины за талию руками, закричала громче, — хватит! Он тяжело дышал, один раз дернувшись, но остановился, скосив взгляд на девушку, прилипшую к его спине. Тё отпустила его, тотчас же её грубо оттолкнули вышибалы и, воспользовавшись тем, что боец успокоился, накинулись на него, скрутив за спину его ладони, повели к выходу. — Какого черта? Пусти меня, я сам пойду, — забрыкался Чон, оглядываясь на нерешительно взирающую на него и покрасневшую Тё. За пределами клуба воздух оказался прохладным. Дождь прекратился, но небо все также было затянуто серыми сгустками. Чонгук с трудом удержался, не скатившись на асфальт кубарем, когда двое вышибал бесцеремонно выбросили его на улицу, прибавив, что в следующий раз без серьезных травм он не уйдет. На угрозу парень лишь коротко хохотнул. Злость отступила, весь пыл, горевший внутри еще с утра, будто ветром сдуло. Чонгук не ощущал ничего кроме полнейшего опустошения и легкости, пришедшей вместе с уходом головной боли. Теперь он хорошо понимал, что именно наворотил. Его-то выпустили на волю, а вот Валери осталась там разгребать то, что он, не подумав, сделал. *...уже как два месяца — в Южной Корее учебный год разделен на два семестра. Первый начинается с первого марта.