***
После возвращения домой, Тё приняла важно решение — избегать бойца. Ей нельзя было больше подпускать этого сердцееда к себе, хотя бы до тех пор, пока она вновь не станет владеть собой на все сто процентов. Невозможно было перестать на нем зацикливаться, встречая его в день по пятьсот раз. Куда не пойди везде он. В мыслях, в доме, в зале, в телефоне. Горло сжимал аромат его парфюма, глаза застилала лукавая полуулыбка, а в ушах стоял размеренный шепот. Возникла необходимость прекратить и выйти из-под его обаятельного влияния. Поэтому Валери нагрузила себя работой: выпросила в больнице у Миндже побольше ночных дежурств (в больнице ей иногда разрешалось присутствовать на несложных медицинских процедурах, а в основном она работала санитаркой). Так же она устроилась работать курьером, чаще навещала Хоин, которая с серьезной молчаливостью принимала гостью. Они по вечерам создавали идиллию: Валери садилась за вязание, а Хоин читала книги и разгадывала кроссворды. Изредка они смотрели что-то на маленьком телевизоре, но чаще предпочитали тишину вместо неприятной новостной ленты. Первое время план работал успешно, не давая осечек. Где-то около двух дней Валери удавалось по всем фронтам игнорировать бойца. Вероятнее всего, не заставая каждый раз девушку дома, Чонгук принялся настойчиво названивать. Телефон Тё постоянно терроризировали звонки и сообщения. Раздражающий звук мобильного, казалось, гремел даже когда находился в состоянии покоя. Однако и от этого занятия боец устал, возможно, начав понимать, что к чему. Окончательно в том, что парень всё понял, Валери убедилась, получив от него сообщение с лаконичной фразой: «Я заеду за тобой в среду в восемь». Это был явно не конец его упертости, но хотя бы маленькая передышка была объявлена официально. Вернувшись в один из дней домой пораньше, Валери уже не застала Чонгука, а от братика узнала о том, что он не приезжал несколько дней. И тут сердце вспорхнуло в груди. Ему в доме было хорошо или рядом? Неужели он так сильно дорожил этой дружбой, что мог бесконечно названивать, преследовать, чего-то требовать? Или всё же?.. Ведь лучшим для него ходом было бы оставить её в покое, и больше никогда не беспокоить. Они могли бы кивать друг другу при встрече, присылать поздравительные сообщения на праздники и иногда вместе стоять рядом на боях Минхёка… Валери терялась в догадках. Металась от голоса разума, твердившего то, что, казалось правильным. Чонгук серьезный боец. Для него мир — криминал, толстосумы, сделки, большие деньги и красивые женщины. Из всего перечисленного Валери выигрывала только в одном — в криминале. И то косвенно и незначительно, потому что с ним её связывало только прошлое. А сердце банально твердило то, что оно твердит всем влюбленным, — люби. И перед этим, казалось бы, слабым аргументом чаще всего и склонялся голос разума. Хотя в голове была еще одна разумная мысль, объясняющая поведение Чонгука. Он хочет уложить её в постель. В этом сомнений не возникало. Возможно, он был бы удовлетворен несколькими интимными встречами. Её немного удивляло, что именно в ней Чонгук нашел, как в объекте желания, но, немного поразмышляв, решила, что его потянуло на разнообразие. Даже понимание столь отвратительной черты его характера не лишала парня очарования. В этом была вся напасть! Как прекрасен человек в глазах человека любящего. Верно подметил один писатель: «Красота в глазах смотрящего». Тут уж ничего не попишешь. И Валери странным образом зацепилась за подобную мысль, как за спасительную шлюпку. Если же им никогда не суждено быть вместе, взаимно любить друг друга, то стоило ли упускать возможность побыть в ласковых руках, подарить себя, заполучить на миг если уж не сердце, то хотя бы тело возлюбленного? Странным образом в голове перемешивались понятие, от пса Зари до возлюбленного метались «позывные» Чонгука. И Валери начинала потихоньку путаться, клубок катался вокруг, ей чудилось, что у неё какая-та непонятная лихорадка. Все пылало, щеки обжигало независимо от погоды, а через слова окружающих она проходила будто через воду, слыша только шум. Из рук не валились предметы. Она, наоборот, делала все плавно и четко, буквально порхая над землей, только не задумывалась о действиях, в голове проживая другие более чувственные моменты. Валери думала о том, как было бы просто, если жизнь её была обычной. Такой же, как у всех. Будь она самой простой девчонкой, интересующейся модными трендами, искусством и любовью. Будь она красивой или, если бы она хотя бы имела возможность поухаживать за собой, чтобы изучить искусство «нравиться» другим. Будь её график не таким забитым, а жизнь не такой трагичной, шанс стать Чонгуку кем-то больше, она уверена, был бы ближе! А так ей стоило радоваться тому, что она получила. «Исход, который мы имеем, наиболее правильный», — сказал в тот вечер Чонгук. И был снова прав. Ей представилась возможность получить его дружбу и давалась возможность заполучить его тело пусть и на одну ночь. Решение пришло само, хотя Валери и упустила два важных момента. Первое, то, что останется от её сердца после того, как она подарит всю себя, а в ответ получит только тело, будет называться осколки. Второе — в тот вечер Чонгук еще добавил: «Хочется верить в это хотя бы из-за неимения выбрать другой путь или посмотреть другие развития событий». Но оба эти факта Тё проигнорировала, окрыленная мыслью, что на один чертов вечер она сможет позволить себе быть желанной и доверенной в руки одного единственного человека.***
Нервозность поселилась рядом с Чонгуком сразу после вечера проведенного с матерью и Валери в родном доме. После своего проигрыша он долго находился в тени, вдали от криминальной жизни, поглощенный обычными заботами, углубленный в себя, в свои мысли и чувства. Он не ездил в клуб, не говорил с ребятами из «Зари», не виделся со стариком, не отвечал на сообщения знакомых и просто плыл по течению, не решая насущные проблемы, не вникая в суть происходящего, не загадывая наперед. Одно мгновение, и Чонгук будто бы начал новую жизнь. Но то был обманный трюк, фокус, ход конем и отвлекающий маневр. Всё его восприятие было похоже на алкогольное опьянение, приятно затуманившая разум, лишившая серьезности. Такое определенно приятное ощущение, только со своими последствиями, подобно всему в нашем мире. Именно поэтому в один день наступило «похмелье». Наверное, все беды начались с того, что Валери перестала появляться дома, отвечать на звонки и маячить перед глазами, как она делала всегда. Иногда он видел её в университете, в толпе снующих студентов, но стоило бойцу её окликнуть, как девушка тут же растворялась в воздухе, подобно миражу в пустыне. И сначала, пару раз даже, Чонгук подумал ,что она не услышала, много работает, что у неё сломался телефон или стряслось какое-то очередное несчастье, в детали которого Тё его не хочет посвящать. Он придумал много оправданий, перед тем как с безжалостностью палача заключил для себя, что девушка просто напросто его избегает. Это стало новым поражением. Чонгук собственно говоря, после осознания, так удачно стукнувшего его, сразу дал Валери понять, что просёк фишку и что, несмотря на это, он своих намерений не меняет. Хотя как раз о серьезности, о его намерениях Тё мало что знала. И в этом частично была его вина. Чонгук прекрасно помнил эту точную шпильку дружбы, которую в него запустила Валери за столом. «С тех пор и дружим» Он не понимал, что должен сделать, чтобы перенаправить вектор её мыслей с дружбы на романтический лад. Как сделать так, чтобы она видела в нем не друга. Стоило ему самому упомянуть дружбу и, кажется, даже Валери в тот момент почувствовала, с какой неприязнью Чонгук это выплюнул. Еще немного, и он не сможет контролировать своих чувств. Но из проблем это было самое малое. На тренировке нагрузил старик, окрестив его теперь настоящим бойцом. Как-то уже Валери рассказывала, кем она считала истинного бойца. Наверное, от отца взгляд переняла. В новой программе тренировок было много незнакомого, хотя Чонгук уже давно считал, что изучил добрую половину приемов. Об этом он поведал старику. — Чонгук, — на это саркастично выгнув бровь, протянул старик, — в мире никогда ничего не стоит на месте. Даже, когда ты, казалось бы, просто стоишь, земля двигается вместе с тобой. Если ты начинаешь думать, что достиг предела в каком-то деле, значит, ты уже пропустил миг, когда закостенел твой прогресс. И тебя возит только земля. Под натиском всего остального личные терзания даже немного отступили назад. Чонгук набрался смелости после разговора с Нио и съездил в Зарю. Поменялось там многое. Например, заставка на главном экране, где теперь на повторе крутили, как Джуро очень хорошим хуком (Чонгук заценил со всех сторон) отправлял его в нокаут. Жалкое зрелище. Его безвольное тело, напоминало кусок протухшей отбивной. Чонгук криво усмехнулся, трижды просмотрев этот эпизод. В окружении благоговейный трепет, к слову, немного спал и позади него теперь стоял шепот, в котором его поносили или вверялись ему. Один подвыпивший малый даже толкнул его, борзо предъявив ему какие-то претензии. Чонгук стерпел, безразлично направившись дальше. Но когда наглец не отстал, преградив ему путь, и второй раз попытался прикоснуться к бойцу, Чон взглядом окатил его ледяной волной. Паренек трухнул, остановился и, процедив сквозь зубы что-то неразборчивое, прошел мимо. Удача явно отвернулась от Чонгука, потому что там же ему посчастливилось повстречать Чимина, мило ворковавшего с Наён. Последнее удивило лишь чуть-чуть, теперь его уже не волновали другие женщины и в топь не тянуло. По крайней мере, не в эту. Девушка, придерживая изящно бокал с бордовой жидкостью, хитро улыбалась, пока не заметила Чонгука. Лицо её за секунду побелело, будто она увидела призрака. Хотя отчасти, если верить, что титул чемпиона — это то, что Мин в нём всегда видела, значит, он и есть призрак. Эта мысль позабавила Чонгука, и на его лице расплылась легкая полуулыбка. Как раз в этот миг развернулся Джуро, чтобы посмотреть на то, что так испугало его спутницу, и в миг переменился сам. Он оскалился, как собака, приготовившаяся прыгнуть на врага. И именно это удивило Чонгука больше всего прочего. Не было во взгляде Чимина надменности, радости или гордости, что могло означать только одно. Джуро не чувствовал себя победителем. О, какое это лишение, когда то, за что ты боролся долгое время, вдруг в финальный миг достается тебе просто так. Будто не твои старания привели к успеху, а случайность, чье-то великодушие или что еще хуже — удача. Но Чонгук не стал на этих ребятах заострять внимание, поэтому быстро оседлал барный стул, за которым в течение ночи нажрался в зюзю, сам того не заметив. Он редко напивался в хлам и не шибко любил тех, кто не умел пить. Но сначала стопка, потом вторая и так до бесконечности. Не заметил, как все вокруг происходящее его подкосило. — Чемпион, — кто-то приторно надушенный свалился на его спину и задышал в ухо, — хочешь утешу тебя? Боец развернулся, сфокусировался и с тупым безразличием оглядел знакомую куртизанку и клочки, которые тяжело было назвать одеждой. — Тебя саму…уть…утешать надо, — заплетаясь в словах, выдал Чон и полез ладонью в задний карман джинс, достав оттуда пачку банкнот и щедро прилепив их к груди красавицы, с непониманием поглядывающей на него, договорил, — на, купи себе нормальную одежду. Только проронил и тут же получил по лицу звонкую пощечину. Заслужил. — Урод, — процедила разобиженная дама и зашагала прочь. — Мало дал видимо, — душевно и шепотом поведал Чонгук бармену. В ту ночь он не дебоширил. Возможно, стал локальным мемом из-за пьяной походки, но не ссорился ни с кем (не беря в расчет чувствительную проститутку). Дошел до машины, сел было за руль и хотел ехать. Только неожиданно вспомнил: «Не садись за руль, ладно?». Огонёк в душе согрел, и Чонгук повернул ключ обратно. Опустил сидение, быстро заснул с улыбкой на губах и тоской в сердце.***
В пятницу было душно. Солнце поднялось высоко и безжалостно прожигало головы прохожим, забывшим натянуть кепки, шляпки и платки. Не попавшие в тень городских высоток деревья, уныло тянулись листьями к земле, и доверительно шелестели от редкого порыва ветра. И асфальт, и бетонные сеульские коробки, и песок возле Хангоя излучали тепло, перенасытившись солнечными лучами. Все вокруг утопали в поту, раскидывали джинсовки, пиджаки, а прохладительные напитки и мороженое разлетались у уличных торговцев, в киосках и с витрин магазинов с удивительной скоростью. Чонгук весь день проходил в майке и шортах, хотя планировал решать важные вопросы в рубашке. Он, пожалев себя, бегал налегке и с открытыми окнами рассекал дороги в салоне Ягуара. Чонгук в свой день рождения рано встал и с утра принялся разгребать насущные проблемы. Разбирался с нескончаемыми делами и бумажками в зале, потом на легкой и щадящей тренировке провел время со стариком, который поздравил его вторым после матери. Целесообразным было бы подарить деньги, но они оба крутились в криминальном мире, где этого добра было в достатке, поэтому ценились подарки, подобранные с особой чуткостью и вниманием. Нио подарил ему швейцарские часы, прекрасно зная о его любви к ним, порядку и пунктуальности. Впрочем, несмотря на не оригинальность подарок был дорогим и с изюминкой. На обратной стороне была выгравирована фраза: «Всему своё время». Для бойца лучшего девиза было и не придумать. После двух Чонгук съездил в снятый для проведения праздника в его честь ресторан и убедился, что подготовлено всё и не возникает никаких непредвиденных неприятностей. Его с почтительной вежливостью заверили, что всё будет проведено в лучшем виде. Но боец, конечно же, перепроверил всё от и до, оставшись довольным. Затем он заехал домой, бегло переоделся и отправился к матери, у которой прогостил добрых два часа. Она расспрашивала о том, празднует ли он свой день рождение, на что парень отвечал: «Немного посидим с друзьями». Этого Сониль было вполне достаточно, правда, она еще не без удовольствия задела тему о его «подруге». О Валери Чонгук говорил мало, желая ограничить мысли о ней до вечера, просто потому что скучал по девушке и хотел как-то избавить себя от ожидания, отвлекаясь на реальность. От матери он тоже получил подарок коллекционную книгу (качественную и, вероятно, очень дорого обошедшуюся). Чонгук был счастлив, удивленный мыслью, что близкие ему люди знали о его любимых вещах и так готовились к его двадцати четырем годам (по корейскому исчислению даже двадцати пяти). Когда Чонгук вернулся на квартиру подходил шестой час. Он перекусил, приготовив омлет и выпив чашку кофе, сходил в душ, отутюжил рубашку и брюки, принарядился, надушился и отправился к дому семьи Тё, чтобы забрать девушку. Минхёку он тоже предлагал прийти, но тот сразу же отказался. И Чонгук вполне понимал, почему. Чем ближе Чонгук подъезжал, тем сильнее ладони потели, хотя к вечеру духота существенно спала, но было жарко. Возле двери, когда ему открыл Минхёк, с обычной усмешкой встретивший его, он осознал насколько сильно скучал по этой семейке. Мальчишка, запихав руки в карманы свободных черных треников, босиком и в сером свитшоте, кивнул тренеру, зазывая войти. — Валери сейчас спустится, проходи. Чонгук направился за непривычно вежливым учеником и оказался на кухне. Присаживаться не стал, облокотился об косяк. — Хочешь чего-нибудь? Может чай, кофе, какао, воды, пойти домой? — О, первую минуту я уже подумал, что не туда попал. А, оказывается, зря переживал, — улыбнулся Чонгук. — Ты на год постарел, а не умер, так что к чему любезничать? — хмыкнул Минхёк. — К тому же я выполнил то, что должен сделать хороший хозяин… — Предложил уйти? — Впустил тебя в дом. Чонгук рассмеялся, добавив: — И на том спасибо. — За спасибо сестру в чужие руки не вверяют, — криво усмехнулся Минхёк, присев на свободный стул. — Предлагаешь заплатить тебе? — шутливо поддержал Чонгук, не заостряя внимания на прозвучавшем в голосе ученика недовольстве. — Предлагаю не косячить, — мальчишка поднял вверх один палец, потом выставил второй и третий, — не обижать её и не давать в обиду. — Ну, первое стоило сказать Валери, — Чонгук разулыбался, совсем подтаяв от такого чуткого и бережного обращения Минхёка к своей сестре, — а в остальном, она сама кого хочешь обидит. — Может быть в другое время, но сегодня все по-другому. — Эй, я всего лишь на год постарел, а не умер. — А я и не про тебя, — загадочно расплылся Минхёк, попытавшись улыбнуться, — кстати, с днем рождения. — Ох, ты так крипово улыбнулся, — постарался изобразить испуг, наигранно проблеял Чонгук, скрывая за этим своё смущение. — Ох, ты так ужасно сыграл, — послышалась усмешка позади, и боец резко обернулся, не заметив, как бесшумно к нему подобрались. И его сердце на долю секунды замерло. Перед ним знакомые черты лица, немного украшенные косметикой: в глазах искорки довольства, губы красные, яркие, скулы привычно очерчены. И видно, что человек напротив отдохнул, возникла даже еле заметная припухлость (наверное, от долгого сна), ушли мешки под глазами. По одному плечу рассыпались бледно розовые волосы, словно шелк накрыл его, на другом плече на ремешке висела небольшая сумочка. А маленькое тельце, как подарок, завернуто было в поблескивающее мелко ажурное платье светло кремового (почти белого) цвета. Оно плавно повторило изгибы девушки, остановившись на сантиметр выше маленьких коленок. Никаких вырезов и ремней и тонких лямок, зато на ногах на высоком каблуке туфли, обшитые белой прозрачной тканью, с игривой застежкой на щиколотке и открытым носком. Рукава платья дошли до запястья, и можно было углядеть лишь бледную шею и ключицы. Чонгук выдохнул, вернув к лицу девушки взгляд, немного кашлянув и растерявшись, он проговорил: — Ну, пойдём? Улыбка на её губах лучисто засветилась, Чонгук вздрогнул. И они оба двинулись к выходу. Проходя по этому маленькому коридору к входной двери, Валери успела дать целый список указаний Минхёку, лениво бредущего позади. — Да-да, я всё понял, играть со спичками, закатить тусу, бить посуду, — проворчал уставший от нотаций Тё, — эй, хён! Не забывай о чем мы говорили, я был предельно серьезен. — Я понял, — заверил Чонгук, пропустив Валери вперед. — И чтобы в одиннадцать были дома, — прокричал им вслед Минхёк. И звонкий смех парочки разнесся по вечерним улицам. Напротив многоэтажного здания, где притормозил Ягуар спустя двадцать с лишним минут было достаточно многолюдно. Останавливались такси и люксовые автомобили, из которых то и дело выплывали дорогие на вид женщины, серьезные мужчины при полном параде: выглаженные и накрахмаленные рубашки, вычищенные ботинки, кристальная улыбка, как прожектор освещающая путь во тьме. С самим заведением Валери не была знакома. Даже больше она не догадывалась о его существование. Это было объяснимо суммой среднего чека этого места. Огромные, неподъемные цифры, которые по карману только тем, кто владеет собственным делом или тесно связан с криминалом. Сказать, что Тё удивилась нельзя, но она отметила, что в ее глазах Чонгук был не настолько богат. Кажется, Заря ценила несокрушимого бойца очень и очень высоко. Самым завораживающим была зеркальная поверхность всего здания. И лишь почти на самом верху многоэтажки огни потоком пробивались на улицу. На остальных же этажах отсвечивал не такой яркий свет. Валери первым делом, выйдя из салона, обратила внимание на верхушку, запрокинув голову. Чонгук заметив это, коротко дополнил, указав наверх пальцем: — Нам туда. Стеклянные двери раскрылись перед ними. Только они успели войти в помещение, как возле них материализовалась девушка в белой блузке и черной юбке карандаш, с туго затянутыми пшеничными волосами и абсолютной улыбкой без изъяна. На такую улыбку, чем дольше смотришь, тем тебе становится неуютнее, поэтому одного короткого взора достаточно для ответного приветствия. Девушка-хостес должным образом поприветствовала Чонгука и даже сказала Валери «мисс Тё», что не могло не заинтересовать последнюю. Чонгук сам ко всему подготовился и всё контролировал? Очень на него похоже. Ступая по узорчатому паркету, Валери рассеянно осматривалась, пытаясь хоть что-то изучить детальнее. Но все моментально отскакивало от сознания, не закрепляясь в нем ни на секунду, что говорило о том, что она нервничает и довольно сильно. Освещаемые теплым, но достаточно ярким светом красивых люстр они, сопровождаемые хостес добрались до лифта и в полной тишине доехали до двадцатого этажа, прошли до деревянных узорчатых дверей, возле которых Чонгук притормозил и ладонью попросил девушку не торопиться, после чего обратил все внимание к Тё. — Не переживай, ладно? — мягко улыбнулся он. — Я и не переживаю, — соврала Тё, снова показывая зубы. — Так держать, — не стал спорить Чонгук, хотя и не поверил её словам. — Я хочу, чтобы ты хорошо отдохнула сегодня и ни в чем себе не отказывала. — Хорошо, когда я напьюсь и начну танцевать на столе, не пожалей о том, что сказал, — она высоко подняла голову, фыркнула и взялась за ручку, готовая уверенно раскрыть дверь, но толкнуть не успела, как поверх её ладони опустилась грубая ладонь Чонгука. Он, не теряя времени, надавил на ручку. Последняя уверенно щелкнула, и вихрь звуков и света окутал их мощной волной, подобно той, которая окутывает купающихся в море.