***
Спустя час или полтора после начала торжества Чонгук наконец-то вернулся к столу, где застал уже только мужскую компанию, разбавленную присутствием Наён. Он торопливо оглянулся и принялся высматривать волосы цвета сакуры, и только заметив её, возле бара парень успокоился. Присел, налил себе немного рома, глотнул, не сводя взгляда со смеющейся вместе с Мирэ Тё. Еще раз Чонгук обвел взором платье, лоснящееся по девичьему телу. — Мы думали, ты уже не соизволишь прийти, — усмехнулся Тэиль, радушно встретив его улыбкой во все тридцать два зуба. — Что поделаешь, Чонгук сегодня нарасхват, — пояснил Шин. — Ой, сегодня ли? — съехидничал Юто. Но Чонгук не обращал внимания на подколы друзей, продолжая смотреть в направлении бара. Это платье ему определенно нравилось. И цвет помады такой дразнящий — цеплял. Задумчивая дымка окутала его, и Шин безжалостно вернул его в реальность: — Хорошенькая девушка, а? Поладила с Мирэ, удивительно просто, — Мин прищелкнул языком, — определенно лучше, чем все твои предыдущие пассии. Боец перевел двусмысленный взгляд на друга и медленно смочил губы алкоголем, но промолчал. Молчаливую и нравоучительную беседу можно было считать проведенной. — Где ты только нашел её? — поддержал разговор Дохван, тоже едко глянув в сторону бара. Стакан с еле слышным стуком опустился на деревянную поверхность стола. Чона начинал выводить из себя этот разговор. — Приглянулась? — Чонгук выгнул бровь, спокойно поинтересовался. — Еще бы, — шире расплылся Со, честно признаваясь. В его глазах полыхнул недобрый огонёк, как кость встав у Чона в горле. — Девушка интригует, когда хорошо выглядит, но изюминка в том, как хорошо она разбирается в боях, — и тут впервые за весь разговор мимика на лице Чонгука ожила, а взгляд пошел опасной рыбью, — прекрасно разбирается. — А Валери не хочет сама выйти на ринг? — бессовестно подыгрывая негодяю, дразнит Чонгука Шин. — Нет, — чуть ли не с рыком резко проговаривает Чон, поворачивая голову в сторону друга. — Не из тех, кто тренируется, — припечатывает он спокойнее, сам не понимая, откуда такая несдерживаемая злость внутри. Он миллионы раз предлагал Тё встать на ринг, в том числе выйти на соревнования в Заре, но услышав свои же слова из уст другого человека, Чонгук осознал насколько это мерзко и нечестно по отношению к ней. Столько тяжестей ей принесла Заря, бои, столько трагедий выдержало её сердце, продираясь сквозь комья грязи. Она вышла победителем в борьбе с наемниками и с системой боевых клубов, и при этом сохранила и закалила свой дух. Сейчас отпускать Валери обратно в тот мир было бы бесчестным. — Да? — наигранно удивился Дохван. — Милая Наен поведала нам, что техника у неё поставлена, и ей хоть бы сейчас на спарринг. Чонгук бросил недовольный взгляд на Мин и сомкнул челюсти, пытаясь остыть. — Валери — не боец, — с нажимом процедил Чонгук, как бы ставя точку в этом разговоре, осушил стакан до дна и приподнялся, устремившись в сторону бара и затылком ощущая прожигающие его спину взоры. Наверное, принялись обсуждать, насколько он нестабилен. — О чем говорим? — Чонгук полу боком опустился на стул, покоящийся позади Валери, подперев голову ладонью. Тё, удивленная неожиданно возникшим гостем, просияла. И буря внутри Чона странно притаилась. — О том, как Шин вляпался в бои, — Мирэ хмыкнула. — Там есть о чем говорить? — спросил Чон, не обратив внимания на Ни, наблюдая за мирно слушающей Тё. — Конечно, вся жизнь моего брата драматичный анекдот, — просияла блондинка, засмеявшись, но про неё тут же забыли. А беседа потухла, не успев начаться. — Может быть, потанцуем? — Чонгук вопросительно изогнул брови, улыбаясь. — Мы уже танцевали, — как ни в чем не бывало выдала Мирэ, строя вредину. — А я еще нет, — хмыкнул Чонгук в том же тоне, снова не посмотрев на Ни, крепко схватил маленькую протянутую ему ладонь. Они синхронно встали, Валери оглядела зал, а Чон, уличив момент, подмигнул Мирэ, которая тут же серьезно выгнула брови. Видимо, она уже успела напиться. Они прошли к пустующему месту, закружились в медленном танце. Чонгук трепетно сжимал ладонь девушки, другую положил ей на талию, невинно поглаживая. Оба изучающее рассматривали друг друга, и хотя никто не просил их понижать голоса, но разговаривали вполсилы так, чтобы слышно было только им. — И как тебе празднование? — с самого начала, как Чонгук задает этот вопрос, голоса с фона отходят дальше. — В целом неплохо, но не ощущается самого празднования. Будто все собрались просто, чтобы хорошо расслабиться. — Я думал это и есть празднование, — улыбнулся Чонгук, опаляя ухо девушке горячим дыханием. — Они же собираются в твою честь, — отклонилась назад Валери, чтобы заглянуть в сверкающие напротив глаза. Он сегодня невероятно красив. Черная шелковая рубашка, плотно прилегающая к крепкому телу, надетый поверх черный пиджак с золотистыми узорами на шалевом лацкане, приталенные брюки. Всё выглядит дорого и притягательно. Смольные волосы разделены пробором, так что видно прямые брови и лоб, взгляд глубокий, затягивающий. — Мне приятно знать, что они собираются расслабиться в мою честь, — он хрипло смеется. — Ты поприветствовал уже всех гостей? — спрашивает, с интересом разглядывая серебряные серьги в его ушах и касаясь пальцами парня почти у самого горла сквозь плотную шелковую ткань рубашки. Приятная на ощупь. — Еще нет. — Жаль, — коротко говорит Тё и замолкает. — А мне-то как, — роняет он и неожиданно произносит, — Валли. — Не называй меня так, — морщится девушка, удивленно на него поглядывая. Взгляд игривый, но весь он какой-то мягкий. — Почему? — беззаботно спрашивает Чонгук, внезапно приостановившись, расцепив ладони и очертив костяшками скулу девушки. Это позволяет почувствовать особенность. — Решил попробовать, тебе не нравится? — участливо допытывает. — Ты никогда меня так не называл, непривычно слышать это от тебя, — указывает на очевидное Тё, неожиданно смущенно опуская голову. — Может самое время привыкнуть? — щурится Чонгук, не отнимая запястья от лица девушки. Громкие разговоры со стороны входа разрушают установившуюся интимность момента и отвлекают бойца. Чон, тяжело вздохнув, смотрит на нарушителей покоя и хмурится. Вновь важные персоны. — Спасибо за танец, но мне надо идти, — с сожалением роняет он, еще минуту смотря на неё, после чего уверенным шагом направляется к гостям, вновь заставляя любоваться своей спиной. И вечер снова идет своим чередом, тихо переходя в ночь. Валери возвращается к Мирэ и просит у бармена стакан сока. — Надо же, Чонгук так мил с тобой, не как обычно, — пробормотала Ни. — Он часто знакомит вас с девушками? — выгибает брови Тё, пока голос её приобретает твердость. Весь вечер её преследуют эти странные намеки. — На день рождение? — фыркает девушка, отмахиваясь ладонью. — Ежегодно, всегда разные дамы, — и после этих слов Валери ощущает, как в груди колит, — но как ты и сказала, ты просто выделяешься.***
Indieivision — Revival После танца Чонгук больше не подходит к Тё. Он постоянно маячит перед глазами, кажется, что разговаривает со всеми и не находит времени только для неё. Впрочем, он и не обязан. Чонгук не обещал, что весь вечер проведет рядом. Что это за мысли такие? У него целый зал друзей и знакомых, которые также ждут внимания, как и она. Чем Валери лучше остальных? Ответ находится быстро, и за ворохом таких мыслей настроение стремительно начинает падать, а скука зажевывать ленту времени. Большинство собеседников напились, Мирэ отправилась плясать и разговаривать с людьми, Шин кинулся её останавливать и пытался утихомирить, прося не позорить его честное имя, Юто почти сразу же покинул праздник, попрощавшись только с Чоном, Вону и Дохван отправились к другим знакомым. А за столом остались Наён, Тэиль и еще пару лиц, которые Валери приходилось встречать в зале, но с которыми ей решительно не о чем было говорить. Именно поэтому она не покидала больше пределы бара, лениво пролистывала социальные сети в телефоне до тех пор, пока в голову не закралась мысль заказать такси и укатить домой. Когда рядом с ней опустилась фигура Дохвана, то она уже копалась в приложение для вызова такси, однако с ней заговорили. Во избежание каких-либо казусов на празднике Чонгука Валери вынуждена была ответить. — Разбирающаяся в боях женщина почти что миф. Но вот он передо мной, и что же дальше? — проговорил он. И Тё по интонации поняла, что мужчина пьян. — А как же Наён? — к чему-то взболтнула Валери, хотя не намеревалась поддерживать этот бессмысленный, пустой разговор с человеком, который ей неприятен. — Женщина может хорошо драться, — приподнял Дохван палец вверх, не переставая бегать взором по телу девушки, — но чтобы хорошо разбираться в боях… Хотя теперь и это кажется реальным, — пробормотал он, осушая наполненный виски стакан. Валери выдержала необходимую паузу и, мысленно решив дождаться такси на улице, приподнялась. — Всего вам хорошего, — на прощание бросила Тё, опустив обе ноги на паркетный пол, и громким стуком каблуков, как бы закрепляя конец этого провального вечера. — Подожди, — прыткость бойца не притупил даже алкоголь. Девичья ладонь оказалась в крепкой хватке, а внутри всё тревожно задребезжало, словно толкнули стол, и вся посуда на нем заколыхалась, грозясь упасть и разбиться. — И почему он? — задает мужчина бессмысленный вопрос и усиливает и без того болезненную хватку. — Где таких достает? — бормочет дальше, не скрывая своего бушующего раздражения в душе и грязного желания во взгляде. — Как на счет ночи? — бесстыдно предлагает он, и горло девушки начинает неприятно саднить. — Ну, сколько Чонгук тебе платит, я заплачу в два раза больше? — громко спросил Дохван, и глаза предательски начало жечь. К одному единственному вечеру во всей её непростой жизни, наполненной людьми, вызывающими страх, тех, кто был всегда сильнее и кого она искренне боялась, Тё готовилась так тщательно. Об одном единственном дне в своей жизни Валери перебрала в своей черепной коробке сотни вариантов развития событий, один слаще другого. Один единственный вечер за последние несколько лет казался ей проходящим полностью для неё. Один единственный вечер, в котором она хотела позволить побыть себе женщиной, которой есть, кому защитить. Побыть той женщиной, которая следует, а не той, которая ведёт. Весь этот наряд, подобранный с таким трепетом, облюбованный и подготовленный с невероятной щепетильностью, теперь вызывал только отвращения. Никто не оценил его по достоинству, никто не обратил и внимания, зато каждый облил грязными намеками, фразами с двойным дном или же напрямую сказал гадость. Что говорить о других! Когда человек, для которого всё это готовилось, не удостоил её даже приятного взора! А теперь Валери безропотно принимала беспочвенные оскорбления, неспособная на них достойно ответить, просто потому что защитную экипировку проще снимать. Но вот в одно мгновение обратно она, увы, не натягивается. Особенно поверх изящества и нежности. Поэтому Тё стояла на высоких каблуках, в роскошном платье, маленькая и хрупкая, и не могла дать отпор. Или же не хотела, желая в последний раз насытить память обидой, чтобы больше не возникало желания защиту снять. — Отпустите, — тихо попросила она, отупелыми глазами смотря на свое скованное запястье. — Ну же, сколько стоит ночь с красавицей, разбирающейся в боях, а? — спрашивает Дохван еще раз. Валери кажется, что рядом затихают голоса гостей и все только на них и смотрят, шея идет пятнами, и девушка впитывает в себя момент, запоминает до мелочей. — Что здесь происходит? — слышится позади, и Тё не хочет оборачиваться, потому что узнает этот голос в мгновенье. — Чонгук, дружище, — скалится Со, — давай договоримся? Ну, сколько ты хочешь за свою ночную бабочку? — Я хочу уйти, — тихо роняет фразу Валери, но не позволяет опуститься ни одной скопившейся слезинке. Слышит ли её кто-нибудь? Она начинает ощущать свободу на ладони. Чонгук насильно отдирает чужую руку, снимает пиджак, подает его девушке: — Накинь, на улице холодно, — в голосе умеренность, интонация мягкая. Она вдруг поднимает серые глаза и смотрит. Послушно выполняет; пиджак устраивается на её плечах. Чонгук разворачивается, чтобы уйти следом. — Да, брось, Чон, — мужчина, кажется, не замечая накалившейся обстановки, продолжает, — одна ночь? Не станем же мы ссориться из-за элитной шлюхи? Не успев ступить и шагу, Чонгук разворачивается, отстегивает пуговицы рубашки на запястьях, подкатывает рукава выше локтей. Дальше звенит бутылка коньяка, сбитая телом Дохвана, который сразу же изумленно хватается за хлынувшую из носа кровь. Но на этом Чонгук не останавливается, он легко приподнимает грузного и мощного Со, выворачивает ему руку и склоняет к ногам пораженной девушки, которая только сейчас замечает напряжение сковавшее лицо чемпиона: взбухшие вены на шее, играющие желваки, стиснутая челюсть. Взбудораженный и злой взор, спавшая с одного бока прядь угольных волос наделили его обычный и спокойной вид бешенством. — Извинись, — цедит он, а когда слышит невнятное бормотание, заводит руку еще выше до осязаемого хруста. — Извини, — вскрикивает Дохван, — извини, черт возьми. В ту же секунду Чонгук расслабляет кисти, и пьяный боец, стонущий от боли утыкается лицом в паркет. — Мы уходим, — кивает он Валери, и она ступает первой на каменную дорожку, ведущую к выходу, а за ней следует Чон, провожаемый множеством взглядов. Всё происходит как во сне. Девушка не помнит, как они заходят в лифт, как пережидают время спуска. Но помнит миг, когда они оказываются на улице, где все укутано приятной прохладой. Тё усмехается и под взором следующего за ней Чонгука стягивает с ног туфли, те самые, которые ей очень хотелось надеть. — Что ты делаешь? — спокойствие его голоса только прибавляет решимости. В них, в этом платье и в этих туфлях, и только в них она видит причину неудачного вечера. С импульсивной злостью она хватает их, пытается выкинуть в первый попавшийся мусорный бак. Только Чонгук перехватывает её и полетевшие в дальний полет туфли. Огоньки стоящего у обочины Ягуара мигают, и боец открывает с пассажирской стороны дверцу, просит присесть. Валери устраивается, не успевает закинуть ноги в салон, как боец присаживается перед ней на корточки, вздыхает и смотрит. Ну, вот и внимание. Ну, вот разговоры и сердечный приступ что ль? Затем он делает то, что при других обстоятельствах Валери никогда бы ему не позволила. По крайней мере, она пытается себя убедить в этом. Чонгук касается её лодыжки и вдевает сначала первую туфлю, потом вторую. Он так неторопливо зацепляет застежки, что голова начинает идти чуть ли не кругом от непонимания всего происходящего. Обида уже затухла, а глаза просохли. Даже больше. Они вдруг засияли. — Эти туфли, — не отнимая пальцев от уровня застежки, произносит тихо Чон и словно хочет прожечь взглядом, смотрит, а потом медленно, еле касаясь подушечками, ведет вверх по ноге. По телу бегут мурашки. — Это платье, — он касается подола искристой ткани и поднимает взгляд к лицу девушки, — ты невероятно красивая. — Вдруг говорит он. — Я был настолько поражен, что ни разу тебе об этом не сказал, надеялся, что взгляд меня и так выдает, — Чонгук сводит брови к переносице, а потом вдруг отворачивает голову и бормочет, — а эти губы…весь вечер сводили меня с ума. И он снова обреченно выдыхает, прикрывая глаза. От откровения Валери не становится неловко. Сердце волнительно трепещет, надсадно работает как заведенная машина, гудит в ушах и заставляет млеть. Рассудок встает на сторону этого сумасшедшего моторчика и отдает импульс. Тё легко притрагивается к плечу бойца и шепчет: — Чонгук, посмотри на меня. Он повинуется, успевает только поднять голову, как в него врезается губы, к которым он мечтал прикоснуться весь вечер. Она целует легко и приободряюще улыбается ему после. Так что Чонгук не сдерживается и более страстно впивается в алые губы, слизывая малиновый тинт. Дверца машины открыта, зеркальные окна позади позволяют свободно наблюдать за целующимися, которые ничего не замечают. Они отрываются намного позже и почему-то оба счастливо улыбаются. — Я отвезу тебя домой, — говорит он, не убирая ладони с колена, и неожиданно натыкается на отказ. — Нет, — сердце бьется, но губы все равно размыкаются, — поехали к тебе? Ягуар плавно трогается с места. На дорогах полно машин, и они вдвоем не торопятся, впереди еще есть время для них. Притормозив на светофоре, оба как половинки магнита склоняются над коробкой передач, и вновь безудержно целуются до тех пор, пока кто-то сзади разъяренно не сигналит на стопорящих на дороге. И так проходит весь путь, пылко, страстно, временами ласково. У самых дверей квартиры руки снова вплетаются в волосы, голова дурманится чувствами, губы бороздят шею и ключицы, оставляя расцветать алые цветы порыва. Так много эмоций, что ласки кажутся бесконечными, а чертова дверь такой неприступной. Но она все же поддается, и пара оказывается в квартире. Валери осматривается. Минималистично. Зато какие прекрасные окна и какой в них пленительный лунный свет, озаряющий каждый угол помещения! Возникшая пауза слегка остужает пыл, усмиряя желание и уступая место еще большей чувственности. Чонгук снимает ботинки, а Тё устраивается на тумбочке сбоку, чтобы стянуть туфли. Но её опережают мужские пальцы, оцепляющие застежку, бережно поглаживающие выступающие косточки. Грубая ладонь бойца проходится по коже как перо. На коленке Чон оставляет поцелуй, поднимается выше, вновь находит губы, притягивая девушку за талию. Его шёлковая рубашка послушно стелется под ладонью, а пуговицы легко выползают из петель. Они кружатся по комнате, не отрываясь друг от друга, не думая, отдаваясь во власть чувств, которые больше не получается сдерживать, которые откровеннее всех слов. Замок позади платья скользит вниз, и прикосновение к спине ощущается горячей волной. За оголяющимся женским плечом следуют губы и влажные поцелуи. Рубашка вместе с платьем спадает на пол. Кровать прогибается под тяжестью пары, помещение заполняется полувздохами и тихими поощряющими стонами. А поток лунного света освещает обнажающиеся друг для друга тела. Чонгук опускает бретельку бюстгальтера и припадает к раскрывшемуся участку на плече губами, медленно, изучая, опускается ниже. Как давно он начал грезить об этом теле? Как давно он увидел впервые этот плоский живот, к которому теперь может смело прикоснуться? Он целует, касается, бредит, желая остановить дребезжащее сердце. Валери притягивает его за шею ближе, распадаясь на атомы в море наслаждения, путаясь пальцами в густых вихрях, любуясь и ласково поглаживая крепкое мужское тело, цепляясь за него от переизбытка чувств. Никто и не подумает о завтра, когда дело идет сейчас, когда так тяжело сказать себе нет и когда так хочется. Когда касания раскрывают суть, когда тела стремятся стать ближе, слиться воедино, познать любовь на нагретых жаром простынях. И без слов на волне возбуждения окунуться в дурманящие эмоции, мять постель до самого рассвета, бесстыдно заставшего их в объятиях друг друга, в сплетение рук и ног. Целовать и целоваться, оставляя печать страсти на чужом теле, любоваться первозданной красотой, пока не устанут губы от горячего шепота, приятных слов на кончике языка и мелодичных стонов, уснуть измотанными вместе уже в наступившем завтра.