Till I Collapse

Aquilo — It all comes down to this XXXTENTACION — Revenge Когда тебя бьют на ринге, редко думаешь о том, что ты уйдешь неживым. Буквально. Каждый уверен, что выживет, может, останется калекой, но уж точно выживет. И это странно, потому что в таком случае у бойцов не бывает шанса на исповедь. На сожаление и воспоминания, доказывающие, что жизнь прекрасна и что бои не лучшее занятие в мире. У них не бывает мгновения на переосмысление собственных поступков. Смерть на ринге можно назвать несчастным случаем. Хотя каждая смерть, по сути, несчастный случай. Так говорят каждый раз, когда человек не подозревал, что час настал. Но мы редко подозреваем. В старосте этого ожидают, во время тяжелых болезней аналогично. Однако уважающий себя боец, выходящий на ринг, никогда к такому исходу не готовится, потому что верит в свои силы. Когда он погрузился в пучину и стал слышать странные звуки, то окончательно пришел к выводу, что умирает. В теле была легкость, какая-та нёга стискивала всё, в один момент ему казалось, что его тело легкая пылинка, свободно парящая в небе. Всем существом устремился он к свету. Несся в небе, в один момент, попав под сильный ливень. Капли которого начали хлестать его по лицу, затекали за виски, но это его не остановило. Он гордо продолжал передвигаться, вдруг оказавшись в воде, он переплывал через холодный океан, градус которого морозил спину. Звуки, еле различимые в начале принялись нарастать, сбивая его с умиротворенной волны, а свет отдалялся, как сильно бы он не желал его схватить ладонью. Щеку прожгла такая колючая боль, что невольный стон вырвался наружу. — Ну, слава богу, ты очнулся, — послышалось очень близко. Видимо, покой и свет должны подождать. Чонгук попытался открыть глаза. Ничего не вышло. Слишком светло, и в горле, будто гора песка из Сахары. И он весь мокрый… — Воды, — выстонал он хрипло, с трудом шевеля распухшей губой. Челюсть загудела поверх всего остального. — Пиздец, я на это не подписывался, — пробубнил тот же самый голос, и что-то громко шаркнуло, потом где-то над ухом звякнула бутылка, — сначала поднимись, хенним. Боец открыл глаза, разглядев перед собой белый потолок, состоящий из ромбиков. — Где я? — тихо, стараясь не навредить себе еще больше. — Если следующий вопрос будет «кто я», то я съебываю, — отшутился кто-то, кого Чонгук так определить и не смог, — ты в раздевалке. Пару раз моргнул. Перед ним выскочили большие темно-карие (почти черные) глаза и орлиный нос. Оттенок кожи почему-то непривычно бледное. — Ю-то, — запоздало проговорил Чон, и откашлялся слегка. Потом не сдержался и по полной разошелся, кажется, пытаясь отхаркнуть свои бронхи. С боку на пол беспардонно полетел сгусток темной слюни. Рот жгло от металлического привкуса. — Он самый, — без энтузиазма выдал парень, — я уж подумал, что ты не очнешься. Может врача? Голова заметалась по скамейке в жесте отрицания. — Помоги встать? — тихо попросил Чонгук, пытаясь двигать пальцами на руках. Костяшки саднило, мышцы ныли. Ученик схватил учителя за плечи и посадил его ровно, сразу же отпустив. Чонгук опасно пошатнулся, с трудом подавив рвоту, подступившую к горлу. Надо было собраться. Брови свелись к переносице, и он, медленно сглотнув горечь, огляделся. Действительно раздевалка, железные шкафчики вокруг, ярко белая подсветка. Деревянная скамейка, на которой сидит он и напротив еще одна, с кучей барахла сверху. — Ты как? — парень постарался улыбнуться непринужденно, разглядывая его лицо. Но Чон видел беспокойство напротив. — Скажи, насколько херово я выгляжу? — спросил Чонгук, слегка мотая головой и пытаясь привыкнуть к тяжести и боли по всему телу. — Ааа, — протянул Юто, — ты скажи, насколько херово себя чувствуешь? — Неописуемо, — сыронизировал боец. — Вот выглядишь ты еще хуже, — честно признался Юто, оценив работу Джуро, — хорошо он тебя отделал. — Рассказывай. — Что именно? — брови ученика взметнулись вверх. — Всё, что было после того, как я вырубился. — Оу, — Юто притормозил. — Ну, этот чувак свихнулся и, кажется, даже не ощутил, как ты обмяк после джеба и хука. Я думал, ты коньки отбросил, хенним. Мы с Шином с трудом пробились через толпу и отодрали его от тебя. Но это еще хрен с ним. Заря вышла из-под контроля следом, озверев. Они мечтали растерзать то, что от тебя осталось, не иначе. И мы бы не выбрались, если Тэиль не подтянул ребят, которые с психом этим приехали. Ну, собственно еще парочку знакомых из охраны и протащили тебя к раздевалке. — Сколько я пролежал без сознания? — с трудом переваривая информацию, промычал Чонгук, тяжким грузом сбросив ноги на пол, и запоздала выдав: — Спасибо. — Минут пятнадцать, — прикинув, ответил Юто, сделав вид, что не услышал благодарности. — Шин возле двери остался, а те всей компашкой за Джуро рванули, сбросив тебя на меня. Хенним, — Ким немного замялся, но интереса не скрыл, — а ты чего растерялся-то? — Растерялся? — не сразу понял Чонгук, уточнив. — Ну, да, ты так на противника смотрел, будто впервые на ринг встал. Я у тебя такой взгляд наивный никогда не видел, — не стал скрывать Юто. — Понял, — Чонгук прикрыл лицо ладонями, от чего голос его стал приглушенным, — не сейчас, Юто, ладно? — Окей, — парень схватил стеклянную бутылку с другой скамейке, где лежала раскрытая аптечка, из которой повываливались таблетки, рядом — нашатырь, кусок ваты, и протянул старшему, — вот, вода. Может еще чего надо? — поинтересовался Ким, реально переживая за учителя. Такой потерянный, разбитый он никогда ни перед кем не представал. Сейчас трехкратный чемпион не вызвал ничего кроме жалости. Он выглядел жалко. Чонгук не успел ответить, как из-за двери выглянула макушка Шина: — Очнулся? И углядев понуро сидящего бойца, проник в помещение. — Ты как домой поедешь? — опустив все вопросы по поводу боя, который он слил. Шин хорошо понимал, что к чему и молчал. Хотя после непременно Чонгук многое в свой адрес услышит от него — за неоправданные надежды и потерянные на ставках деньги. А пока боец просто мысленно благодарил всех за оказанную поддержку. — На машине, — вяло отозвался Чонгук. — Чтобы наверняка себя добить? — не сдержал колкость Шин, — давай такси вызовем? — Если я оставлю тачку здесь, к утру от неё ничего не останется, — резонно подметил Чонгук, шипя от боли возникавшей из-за трещины в губе. Дверь раскрылась, и Чонгук затаил дыхание. На пороге стояла не менее удивленная Валери, которая с ходу впилась взглядом в лицо бойца. Развевающиеся полы черного, явно накинутого впопыхах и не застегнутого пальто выглядели как-то слишком трогательно и драматично. Укороченные, сужающиеся к низу светлые в бледно-розовую, еле заметную клеточку брюки, в которые заправлена была свободного кроя серая футболка, хорошо сидели и идеально подходили к белым кроссовкам. Всё ей так к лицу, даже розовые волосы в обычном хвосте, не выглядят чем-то лишним и неорганично вписывающим. Так много было амплуа, в которых она хорошо смотрелась, в которых блестяще отыгрывала свои роли. Она была подростком-школьницей, за которую он её когда-то принял, была и бойцом, даже сумела побывать больной, стервозной дамочкой, домашней девушкой. Какая же сейчас перед ним ипостась? Интересно, этот Кихён сказал ей, насколько она хороша сегодня? — Извините, дамочка, — обернувшись, нравоучительным тоном принялся разъяснять Шин, предварительно оглядев какую-то левую девушку, — но на сегодня автограф сессия закончена. — Тогда непонятно, что вы здесь забыли? — состроив непонимание, ухмыльнулась Тё, которая явно не собиралась лезть за словом в карман. — Помогаем с подписанием писем, — отбил Шин фразу этой борзой незнакомки. Что это она себе позволяла? — Оно и видно, — она кивнула в сторону притихшего Чонгука, — у него всё лицо заавтографировано… — Так, — поразился такой прыти Шин, начиная выходить из своего затяжного равновесия. — Оставьте нас, — тихо попросил Чонгук, приостановив разгоравшуюся третью мировую, и выдавил хрипло, — пожалуйста. — Ты её знаешь что ль? Или тебе там последние кусочки мозга отбили? — сухо перед уходом уточнил Шин, которого к двери настойчиво тянул Юто, бывший знакомым с Тё и сообразивший что к чему быстрее. Перед тем, как хлопнуть дверью, мужчина обернулся, оценочным взором пробегаясь по фигуре Тё, которая не сводила взора с одной точки — лица Чона. Дверь хлопнула, и вместе с ребятами, кажется, ушли и слова. Повисло молчание. Чонгук тоже не отрывал взора от девушки, любовался, не выискивая ответов, ничего не требуя, не интересуясь подробностями и в целом не желая рушить идиллию, воцарившуюся в его мирке. Он предположил, что Валери рассматривает и прикидывает увечья, которые он заработал в этом бою. А может просто пытается отыскать глаза на его невероятно опухшем лице. — Почему соврал? — сразу же с ходу, не проявив ни грамма сочувствия, налетела Тё, подходя ближе и стягивая пальто, которое легко прилегло на соседний стул возле аптечки. Она отвела взор, но каждый раз как искоса натыкалась на его лицо, то стискивала зубы. Это Чонгук заметил сразу и улыбнулся. Жалеет его дурака, даже не подозревая, что он проиграл из-за неё. — У тебя было свидание, — пожал он плечами, холодно ответив. — Как ты узнала? — Ты был прав, твой проигрыш поставил город на уши. Валери достала мазь из аптечки и выдавила немного на кончик пальцев. Когда её ладонь оказалась в сантиметре от лица бойца, он отвернулся, пригвождая к месту своим поведением и злобным: — Не надо. Я проиграл, но это не означает, что я — немощный. И столько неприязни, как лавина рухнуло между ними. — Я такого не говорила, — тихо поправила девушка, послушно отодвинувшись, растерев мазь на ладони и убрав тюбик на место. — А твой взгляд сказал, — ухмыльнулся Чонгук, болезненно прищурившись. — Я бы перенесла свидание, если бы знала, — заверила Тё. — Но все сложилось так, как сложилось. Да и к чему разговор? Теперь можешь радоваться, ведь мое самолюбие впредь не подкреплено результатом. — Брось, Чонгук. Никто не желал тебе проигрыша, — произнесла Валери, раздосадованная таким враждебным тоном бойца. — Разве? — наигранно переспросил Чон. Глаза его блестели. — По-моему мы только об этом и говорили, — он усмехнулся тому, как опустилась голова собеседницы, — не стоило сбегать сюда со свидания. Заря того не стоит. «Я не стою того». Пауза, сбившееся дыхание Чонгук поправил одним грузным выдохом. Интерес как всегда рыл ему могилу. — Как прошло? — заинтересованно и ровнее, но также гнусаво из-за носа, который сегодня получил столько ударов, сколько не получал за последние три года чемпионства. — Нормально, — с осторожностью поведала Тё, искоса наблюдая за сменой эмоций на чужом лице, пытаясь что-то поймать, — Ю предложил встречаться. Чонгук взметнул брови, не совладав с эмоциями. Не ожидал. Кто-то явно не теряет времени зря. — Не рановато? — Мы слишком давно друг друга знаем, — хмыкнула она свободнее, видимо, довольная тем, что проследила за переменой чувств бойца. — И что ответила? — заторможено слегка и со сдувшимся агрессивным настроем. Будто проиграв один бой, он пришел на следующий. Может быть, хватит издевательств? — Отказалась, — абсолютно ровно. Чонгук еле сдержал «поздравляю», подготовленное заранее, и насторожился, не послышалось ли. Предугадав вопрос, девушка пояснила: — Ты же видел мой список? Там нет места для свиданок и всякой чепухи такого рода, — нелепо посмеялась, пытаясь разрядить обстановку. — А для меня? — с надрывом, не сдержав порыва. И в этот момент все сдерживаемое так давно, будто схлынуло. Раз и нет. Не просто чувства в отношении Тё, а всё то, начиная с того дня, как он принялся тренироваться и взял жизнь под контроль. Запретил себе слабость, маленькие радости, эмоции. Он сидел, ожидая от неё хотя бы намека какого-нибудь, но девушка как изваяния великих скульпторов вдруг неподвижно застыла. Только взор, эти вечно живые глаза, пленяющие его и завлекающие в море, как сказочные русалки, полны были слов. В них так и струилась речь, а Валери продолжала молчать. Чонгук не выдержал и с блеском, которым обладали больные люди, увереннее переспросил: — А для меня в нем есть место? Девушка крупно вздрогнула, но снова промолчала. Она решалась, а Чонгук просто не торопил. Каким подавленным он сейчас выглядел! Казалось бы, как мог человек, не проигравший ни одного боя на протяжении трех лет, провалиться в одночасье с таким разгромом? Но вот Чонгук сидел и побитым щенком смотрел на неё. Весь изувеченный. И какой-то по-настоящему потерянный. Можно было бы пошутить, успешно увильнуть от ответа, но что-то в его взгляде не позволяла Валери так с ним обойтись. Он столько раз приходил к ней на помощь по первому зову, предлагал сам, что заслуживал один раз получить честный ответ пусть и не на самый скромный вопрос. — Нет, — голос не дрогнул в отличие от Чонгука, но боец продолжал смотреть в ответ, словно читал в серых глазах иной ответ. Девушка проследила за широким спектром сменяющихся на лице бойца эмоций, подошла к нему почти вплотную и посмотрела сверху вниз. Не скрывая жалость, рассматривала серьезные травмы. Нос, возможно, придется вправлять. Как же сильно ему досталось во время боя с Джуро. И он точно заслуживал самый честный ответ на один личный вопрос. — Я думаю, — чуть громче продолжила Тё, указывая себе слева под грудью, — что для тебя есть место вне списка. Чонгук обмяк, окончательно выдохнув девушке в плечо и оказавшись в крепком и надежном кольце девичьих рук. И всё. Не нужно никаких слов, которые больше путают людей, нежели разъясняют истины. Если на душе спокойно, то к чему искать ответы? Копаясь в демагогии можно далеко отойти от правды, которую необходимо всего лишь разглядеть. А чем чаще разводишь беседы, чем усиленнее пытаешься выкопать, почему человек так сказал, зачем заговорил о том-то, тем меньше видишь то, что есть на самом деле, и больше то, что рисует обманутое выражениями воображение. — Поехали, я отвезу тебя домой, — не отпуская парня, дополнила Тё. — Мне надо забрать машину, — полушепотом пояснил Чонгук. — Так я об этом и говорю, — Валери отступила, протягивая ладонь, — давай ключи. — У тебя есть права? — недоверчиво прищурился Чонгук, не решаясь довериться без дополнительного допроса Тё, — ты не говорила… — А ты думал, я тебе все секреты сразу же выложу, — усмехнулась Валери. Чонгук отзеркалил усмешку. Действительно, на что это он понадеялся? — В правом ящике в крайнем кармашке сумки, — указал Чон. Железная дверца звякнула, девушка вытащила черную спортивную сумку парня и, достав ключи, накинула пальто, и приготовилась помочь бойцу подняться. Он, шипя и стискивая зубы начал вставать, перед глазам замаячили темные мушки, пошатнулся, но вовремя пойман был Тё. Он прикрыл глаза, пытаясь остановить головокружение. — Тебе нужно вколоть обезболивающее, — обеспокоенно поделилась мыслью девушка, — купим по дороге. А теперь соберись, ладно? Нужно будет просто дойти до машины. — Насколько там всё плохо? — Надеюсь нас не растерзают, — нервно хихикнула Тё, открывая дверь в самый настоящий ад. Перед глазами сразу же отметился контраст. В раздевалке было очень светло, а в зале намного темнее. Из-за красных стен складывалось восприятие, будто все вокруг пылало, а постоянные полные ненависти выкрики чем-то недовольных людей, которых Чонгук обогащал на протяжении трех лет, нескончаемым потоком были в лицо. Вот оно пламя Зари. Чонгука хлестали беспощадно, поносили самыми грязными ругательствами, желали смерти ему и его близким, и это всё только из-за денег. Они не знали, как он живет, чем он живет, сразу же позабыли его прошлые победы. И всю злобу из-за проигрыша скидывали на человека, на которого ставили, но который их подвел, а не на свою неуемную жажду заработать, ничего при этом не делая. Чем выше ты поднимаешь планку, тем жестче для тебя становятся условия, тем больше тебя пугают падением, тем больше в это падения не верят и тем больше шуму оно наводит, если случается. Прикрываемый охраной (хоть здесь Заря не подкачала), Шином, Юто и еще парочкой знакомых Чонгук с Валери выбрались из клуба, возле которого кучковались компании фанатов, которые тоже не упустили возможности закидать чемпиона грязью. — Ебать он тебя отодрал. Так тебе и надо, зажравшийся сукин сын, — долетело ему в спину вместе с пьяным смехом остальных ребят. Только в салоне автомобиля Чонгук, старавшийся терпеть боль и держать марку серьезности и непоколебимости перед отбросами, следившими за ним на протяжении всего пути, болезненно застонал. Во рту до сих пор кровило, кружилась голова, а припухлость вызывала онемение лица. Кажется, у него раскрошился зуб. Он старался отвлечься, следил за отточенными движениями Валери, которая сначала отпустила немного спинку его сидения (её дыхание щекотало ему шею), не торопясь завела автомобиль и довольно неплохо, красиво надымив, выехала с улочки «Зари». Следил за движением пальцев, обхвативших руль, переключением передач, спокойствием, безмятежно разглаженным лицом, сосредоточенностью. Иногда Чонгук поглядывал на спидометр, где стрелка не спускалась с прилично высокой отметки и на дорогу, по которой они периодами выезжали на встречную полосу. Моментами он вроде отключался, потому что пропустил тот период, когда они затормозили, а девушка исчезла из салона. Чонгук оглянулся, справа горела вывески аптеки, из который через пять минут вышла хмурая Тё. Когда она села за руль, боец устало прикрыл глаза, думая только о том, как не хочется открывать их снова. Но всё же взглянуть на мир вновь пришлось, когда они причалили к дому Тё. Поддерживаемый Валери Чонгук дополз до прихожей, где горел свет, но никого не было, и упал на скамейку. Минхёк уже спал крепким сном. От присевшей помочь с обувью девушки Чон отмахнулся, проверенными движениями ног откинув кроссовки на коврик. Совершив стремительный последний рывок, они вдвоем дошли до гостевой комнаты. — Давай подлатаем тебя, — сказала Валери, и из аптечного пакета полетели шприцы, упаковка ампул, антисептик, бинты, перчатки. — Можно пошутить про медсестру? — заторможено выдал Чонгук, слабо улыбаясь. — Только попробуй. А дальше он помнит исключительно обрывки, хотя очень старался проследить за Тё. Непонятно почему он сразу же ей доверился. Наверное, вспомнив слова Кихёна о её «медицинских» способностях, не стал волноваться. Но это едва ли. Просто Чонгук знал, что на неё можно положиться и что она переживает за него, пытаясь помочь. Волнение другого человека порой лучшее любой заживляющей мази. Сначала ему удавалось углядеть за движением рук, потом он начал падать в какую-то яму, из которой его крючком выцепила струйка резкого запаха нашатыря. Чонгук также помнит испуганный взор Валери и пощипывание в плече — укол. Затем под натиском обезболивающего его начало в несколько раз сильнее клонить в сон. И как бы боец не старался удержать трезвость ума, все же под конец поддался обволакивающей темноте и крепко заснул.

***

В течение недели после боя Чонгук о клубе совсем не вспоминал и просто не придавал факту, что он проиграл, никакого значения. Впервые, с момента как встал на ринг, он лишился первенствующей позиции. На второй день Чон почти не вставал с кровати, просто выбирался из комнаты, прихрамывая, в душ, на кухню, чтобы выпить воды. Аппетита не было, от еды воротило, и всё тело немело от боли. Еще через два дня он наконец-то ощутил возвращение части жизненных сил и съездил в больницу. Сначала к хирургу, чтобы показать нос. В итоге Чонгук после смачного хруста вправленной кости долго крыл всех трехэтажным матом, даже оттирал невольно выкатившиеся слезы. Потом уже немного напуганный (вернее распугивающий своим побитым видом других посетителей больницы) направился к стоматологу. Зуб и вправду разлетелся к чертям, отколотый край задевал щеку. Стоматолог был обеспокоен возможным попаданием мелких частиц в щеку. Всё тщательно осмотрели, сделали снимки, зуб поправили, выписали мазь для пораненной щеки и велели больше не падать с лестниц. Приняв всё во внимание Чонгук махнул домой к семье Тё, ни на мгновение не задумываясь о своей квартире. Телефон разрывался от количества звонков, оповещений, сообщений, Чонгук ответил старику и отзвонился матери, которая приглашала (не просила) приехать хотя бы на денек. Боец понимал, что она невероятно сильно скучает, но отказался, пообещав приехать через две недели с гостем. Это женщину заинтриговало, Чонгук полагал ей предвкушение скрасит ожидание. Валери за неделю Чону удалось поймать всего лишь раз. Она пришла с работы немного раньше, уставшая, разбитая на множество песчинок, которые надо было собирать. В ту секунду Чонгук не увидел своего спасителя, помощника, друга, его ударило другое — осознание, почему именно он проиграл. Причина потери контроля была раздробленность чувств, которые томились в нем по отношению к Тё. На душе от этого стало гнусно, не сказав друг другу ничего кроме обыденных фраз, они разошлись по комнатам. Чонгук плохо спал после этого, разбирая всё по полочкам. К часам трем не выдержав, вспрыгнул, как укушенный каким-то насекомым, и вылетел из дома в ему одном известном направлении. Приехал с едой. Сам готовить не умел, вернее не делал это вкусно и изысканно. И временами боец ощущал себя бытовым инвалидом, хотя расставить всё с особым вкусом на стол всё же сумел. Когда заспанная Тё выползла на кухню в длинных пижамных штанах и белой майке, то не совсем поняла, что происходит. Хорошенько поморгав, в отрицающем жесте помотала головой и скрылась за дверями ванной комнаты. Чонгук буквально прождал с открытым ртом и дергающимся веком, ничего не понимая, выхода Валери, которая уже выбралась к нему более собранным человеком. — Чем это ты занимаешься с утра пораньше? — расслабленная поза, красивая ухмылка, не скрывающая удивления интонация. — Подумал, немного поблагодарить за помощь не помешает? — немного виновато и смущенно почесав затылок, улыбнулся Чонгук. И девушка посмеялась с его интересной физиономии: синяки под каждым глазам, покрытая корочкой губа, да еще и с пластырем на лбу. — Ну что ж, — подойдя ближе и играя на нервах Чонгука, с прищуром ресторанного критика протянула Валери, а потом, поджав губы, стараясь скрыть улыбку, указала пальцем на одну из тарелок, — это чапче*? Чонгук медленно покачал головой, подтверждая. — Ну, тогда, — девушка поднялась, недовольно причмокнув, — благодарность принимается. — И плюхнулась с широкой улыбкой за стол, принявшись к трапезе. Парень прыснул в сторону от развернувшейся перед ним милоты. Они, оживленно беседуя о всякой ерунде, приступили к завтраку. Благодарность воспринята была намного лучше, чем ожидал Чонгук. Может потому что Валери не ожидала такого жеста от бойца и была удивлена? Порой благодарности, которые сваливаются на твою голову совсем неожиданно, радует вдвойне больше, чем ожидаемые приятности. Когда они уже распивали сделанный Тё имбирный чай, то Чонгук вспомнил разговор с матерью и решился на непростой разговор с Валери. — Недавно мне позвонила мама, сказала, что скучает и ждет в гости. Я и вправду давно её не навещал. — Думаю, тебе не стоит лишний раз заставлять её переживать, — с легким оттенком грусти проговорила Валери, изучая бледное отражение силуэтов в желтом напитке. На её лице проступили линии, оставленные сердечными ранами, которые в течение жизни с нами остаются. Их оставляют самые большие потрясения на нашем пути. Настолько большие, что именно они делают нас теми, кем мы являемся. — Я понимаю, но бывает трудно навещать её часто во время турнира, — вздернул брови Чон, неоднозначно хмыкнув. — Она не знает? — вопрошающе взглянула девушка в его глаза. — Нет. — И ты не хочешь… — Нет, — абсолютно твердо, — я знаю, что так ей будет спокойнее. Но через две недели я обещал ей, что приеду вместе с тобой. Стоило Чонгуку договорить, как девушка подавилась чаем и громко закашляла, прикрыв рот ладонью. — Что ты ей сказал? — сиплым из-за кашля голосом переспросила она. — Что приеду вместе с тобой, — спокойно повторил боец, невозмутимо делая глоток из своей белой чашки. — Я приглашаю тебя в гости. — Почему я? — все еще ничего не понимая, уточнила Валери, напрочь забыв про чай. — Мне кажется, это не очень хорошая идея. Спасибо за приглашение, конечно, но я отказываюсь. — Отказ не принимается. Это замечательная идея. Из всех моих знакомых, ты меньше всех связана с боями, — девушка скептично на него посмотрела. — Хорошо, соглашусь, не самый лучший аргумент. Ну, на данный момент точно. А маме так хочется убедиться, что я не затворник, — скептицизма в лице напротив стало больше в несколько раз. — Всего одна поездка? — умоляющим тоном протянул он. — Нет, — воскликнула девушка, — твоя мать несчастная женщина, у неё сын — идиот. А ты еще хочешь привести меня к ней? — сделала ударение на предпоследнем слове. — Вы поладите, — Чон улыбнулся. — А если нет? — Не думай об этом. — Ясно. Весь завтрак испортил, — Валери удрученно поднялась с места, забыв про недопитый чай, горьким вкусом осевший у основания языка и, развернувшись, направилась в свою комнату, оставив Чонгука разбираться с посудой и наводить порядок.

***

После разговора на кухне, Чонгук не упоминал больше о поездке, решив вернуться к этому чуть позже с более правдоподобными аргументами, которые не понятно где нужно было искать. Вот как объяснить человеку причину спонтанных желаний, подсказки собственной интуиции, чтобы всё звучало убедительно, а не сумасбродно? Он верил, искренне верил, что Валери сможет подобрать ключик к сердцу его матери. А последняя очень обрадуется, что Чонгуку есть с кем «погулять». Столкнуть их сейчас казалось ему прекрасной идеей. Валери так многое раскрыла ему о себе, позволила прочувствовать её трагедию чуть глубже, что Чонгук не мог не ответить тем же. Он хотело раскрыться перед ней, предстать тем, кем он являлся, а не тем, кем он казался, выходя на ринг. О боях Чон не думал совершенно. Последствия его разгрома не подбирались к нему близко, поэтому существенных изменений он не ощущал. Он не ездил в Зарю. Это автоматически вычеркивало половину людей, которые могли испортить ему настроение, не посещал злосчастные клубы и бордели. Также со стариком еще не виделся (тот вновь оказался где-то за пределами досягаемости), хотя успел по телефону перекинуться парой фраз. Нио говорил о том, что Чон теперь официально достиг иного уровня понимания боев и обещал пояснить всё подробнее при встрече. Окружающие его спортсмены лишь подбадривали, говоря «со всеми бывает», Минхёк не совсем был в теме, хотя о ситуации знал и, честно говоря, даже слишком пофигистично отнесся к этому. На первый взгляд. Зато утешил Чонгука мальчишка, ехидно посмеиваясь, просто потрясающей фразой: — Надеюсь, тренируешь ты лучше, чем тренируешься. Никакой жалости, лишь уверенность, что Чонгук выдержит не только проигрыш, но всё то, что последует после него. На Чонгуке всё быстро заживало, поэтому через две недели его лицо действительно вернулось к прежнему виду. Хотя корочка на губе еще не до конца спала и слегка портила картину. Но он знал, что подобная мелочь никак не расстроит мать. Можно скинуть на перенесенную простуду или же прочувствованную страсть (в совокупности с привезенной девушкой должно было выглядеть правдоподобно). За день до поездки Чонгук поставил Валери перед фактом, что завтра они поедут в гости в его родной дом. Девушка стойко приняла во внимание всё сказанное бойцом и твердо сбросила трубку, хотя на следующий день после полудня, открывая перед ним дверь, светилась мягкой полуулыбкой. На ней белая футболка, поверх которого накинут был вельветовый сарафан бледно персикового цвета. Волосы собраны в невысокий хвост, в лице простота и печалящая худоба, с которой Чонгук собирался развязать войну. Всё аккуратно и мило. Валери подготовилась, что, несомненно, Чонгука обрадовало, хотя её взгляд был нечитаемым. Улыбку натянула, но ощущала себя явно иначе. — Это плохая идея, — переступая порог, вместо приветствия бросила девушка. — Это прекрасная идея, хотя бы потому, что ты так мило нарядилась, — сказал Чонгук, непривычно для всех, раскрыв дверцу автомобиля для Валери. Как-то уж слишком странно он себя вел последние недели. Может этот Джуро перестарался, и выбил из него здравый смысл? Тё было непривычно от его мягкости и галантности. Ей все еще неясна была суть этой поездки, почему ему так резко приспичило знакомить его с матерью. Они друзья, конечно. В этом не оставалось сомнений, хотя вслух об этом несказанно ни слова. Столько всего уже вместе прошли, что глупо даже поднимать такую тему. Но правильно ли всё это будет? Не поймет ли мисс Чон всё происходящее превратно? Валери о многом думала. Например, о том, что за всё, что ты получаешь рано или поздно надо платить. Изначально, при первом знакомстве, Чонгук автоматически стал для неё олицетворением Зари, той грязи, которой покрыт был ринг клуба, тем ненавистным прошлым, тесно переплетающимся с боями. Она поспешила, но ничего другого не представлялось, даже несмотря на то, что вел себя Чонгук достойно всегда. Валери постоянно опасалась, что в одно мгновение он предоставит счет, который будет для неё каким-то занебесным. Только время шло, дни сменяли друг друга, события захватывали на свою карусель Тё, проблемы приходили, уходили, а Чонгук не покидал, спасал, выручал, поддерживал, завораживал силой, спокойствием, возникающий в самые решительные мгновения и не требовал ничего взамен. После случая с наемниками состоялся их поцелуй на Хангое. Сейчас он казался уже таким далеким. Тем не менее, Тё помнила тот день, хотя тогда не предала произошедшему особого значения. Просто момент, который подтолкнул на выплеск накопившегося внутри и подвел их к чему-то новому. Он был хорош. Валери не составило труда отметить это еще при первой встрече. Всегда был приятно одет, не повышал голоса, внушал надежность и сам решал, что правильно, а что нет. В меру силен, раздумчив, смазлив. И на такое легко, очень легко было засмотреться, хотя Валери постоянно себе говорила, даже уговаривала — стойко держаться на расстоянии от искусителя и не поддаваться его очарованию. Чонгук был тогда и есть сейчас винт, сердцевина криминального механизма, таким как он не нужно верить ни в коем случае… Но так многое уже оставалось позади, так многое подкрепляло уверенность и выстраивала мост доверия, что было по-настоящему страшно. Их поцелуй в доме — это было для Валери совершенно непонятным шагом со стороны Чонгука. В тишине, в абсолютном спокойствии, неожиданные вопросы, прикосновения и вдруг его взгляд — полная чаша, омут памяти, в котором её и только её отражение. Тогда он был нестабилен душевно, что-то в нем стягивало его спокойствие, что-то медленно тянуло его ко дну, но для девушки совершенно непонятное, темное. И она решила, твердо решила позволить ему таким образом поделиться стенаниями, решила поддержать и не дать опуститься еще ниже. Тем более его обаяние работало всегда и ни на секунду не сбавляло осаду её сердца. Сказать ему — нет, — трудно, но гораздо сложнее дать запрет себе, не позволять поддаваться на его слова, тон, голос, поступки, тело, выдержку и взор. Тё старалась не придавать особого романтического смысла этим действиям, чтобы зря не доверяться и не калечить сердце. Просто в прошлый раз — момент, здесь — поддержка, там — шалость. После встречи с наркоманом — обоюдно душащее желание, страсть, порыв. Они достаточно проводили времени друг с другом и много времени уделяли разговорам, но как тяжело было порой его понять! В тот день, когда она отдыхала, и её свидание, немного подпорченное признанием Кихёна (о чувствах которого она знала давно), но все равно приятное, подходило к концу, на улице совершенно случайно её слух выцепил часть фразы, в которой было всего два слова: «Чемпион проиграл». Краски вокруг как-то разом померкли, звуки выключили, а слова эти поставили на повтор вместе со странным поведением Чонгука в последние дни. Дальше все как в тумане, пятнами, отрывками, в которых тонуло прощание с Ю, разговор с таксистом, бойня у дверей Зари и многое-многое еще. Всё вплоть до их встречи в раздевалке. В момент критический приоритеты расставились сами собой. И именно в то мгновение Тё поняла, что уже доверилась, прониклась и ни в кем случае не должна усугублять то, к чему уже пришла. Необходимо было раз и навсегда разорвать сомнения (разорваться сердцу от переизбытка чувств). Чонгук был другого мира, Чонгук был птицей совершенно другого полета. Он был шкатулкой сюрпризов. Тё нужно было бежать. Всё это, безусловно, так. Только, кажется, Чон играет в какую-то абсурдную комедию, в одной из частей которой приглашает её на знакомство с матерью. И тут-то сердце забилось в груди по иному сценарию. Раз он делал этот шаг, значит, воспринимал все куда серьезнее? Надежды, надежды... И снова! Как сложно его понять! Всю поездку Валери улыбалась, как кукла, односложно отвечая на все вопросы, несмотря на попытки Чонгука её расшевелить, разговорить. В одно определенное мгновение энтузиазма поубавилось и у парня. Тё, конечно, стало немного совестно, но что она могла поделать, если с трудом осознавало, что происходит вокруг? Еще и мерзко сосало под ложечкой… День выдался пасмурным, после обеда еще немного выглянуло солнышку, но день явно был непогожим. За окнами Ягуара стремительно менялись лица, дома, магистрали, и они ехали довольно долго в сравнение с привычными для них поездками. Родной дом Чонгука выглядел меньше, чем её собственный, но на него было приятно смотреть. Европейский, одноэтажный сразу же навевал какую-то теплоту, легкость, свет. В нем теплилась жизнь, в нем не существовали, а жили. Светлые почти белые стены в совокупности с красной отделкой смотрелись хорошо. Вымощенная камнем дорожка прямо вела к открытому пустующему крыльцу, возвышающемуся на одну ступень. Очень все просто и приятно. Даже вокруг низенькая травка, по окраине ограды клумбы цветов, недалеко красиво и аккуратно выкрашенный отдельный хозяйственный деревянный домик, цвет которого обладал очень насыщенным оттенком, будто был покрашен совсем недавно. На крыльце мало что могло уместиться, вероятно, поэтому оно и пустовало. Парень не стал пропускать гостью вперед в неизвестность, а провел за собой и бережно прикрыл дверь, когда она вошла. Маленький коридор, отсутствие простора, который обычно встречал Тё в своем доме, сразу слегка прибавили напряжения. Справа находилось две двери, слева тоже, но само пространство уходило вглубь и в конце сворачивало вбок. Чонгук привычно принялся стягивать с ног обувь, вслушиваясь в тишину, оцепившую коридор. Только где-то глубоко слышно были чьи-то переговоры. — Мам, — неожиданно громко произнес парень. Валери подтолкнул его голос, и она тоже сняла кроссовки, следом аккуратно разместив их на коврике. Из-за угла выглянула удивленная женщина с глазами Чонгука. Тонкие брови подлетели чуть выше, когда она бегло рассмотрела Тё, немного сконфуженно выглядывавшую из-за спины сына. — Чонгук, — взгляд потеплел, и широкая улыбка озарила её немолодое лицо. Подойдя к сыну, женщина заключила его в крепкие объятия. Чонгук без лишних слов обнял мать в ответ. Женщина отступила, нежно ладонью прикоснувшись к щеке сына. Тосковали по родному. Валери ощутила на мгновение себя лишней, от неловкости потерла руку ладонью и отвела взор. Не хотелось подсматривать, быть воровкой такого прекрасного мига. Чонгук легко улыбнулся, развернувшись указал на Тё: — Мама, познакомься — Валери, Валери моя мать — Сониль. Глаза в глаза. Тё поклонилась, и её уста разомкнулись быстрее, чем она успела всё обдумать: — Приятно познакомиться. У Чонгука ваши глаза. Шея от сказанного пошла бледно розовыми пятнами. Женщина снова приподняла брови, а потом рассмеялась. — Я тоже рада знакомству, Валери, — она еще раз осмотрела её, задержавшись на интересном цвете волос. — Давайте мыть руки и к столу, давно вас жду, всё уже стынет. Сониль отправилась на кухню, а Валери словила внимательный и серьезный взор Чонгука. Неловкость процветала. Мог бы и поддержать! — Пойдем, — только и всего сказал он, откашлявшись, и повел её в ванную комнату, откуда они, помыв руки, причалили к накрытому столу, покрытому бледно-персиковой скатертью. С головы до ног обступили приятные запахи. Пахло жареным мясом, специями и пряностями, а также ощутимо запеченной рыбой, блинами, имбирем и духами. Расселись очень интересно, Валери напротив Чонгука, мать опустилась на стул во главе, сама почти не ела, но постоянно подливала остальным, прося попробовать и не стесняться. Потом Сониль спрашивала Чонгука о его делах, о учебе, работе, поинтересовалась о нескольких людях (имена практически все были для Тё незнакомыми). Валери ела тихо и много (аппетита ей было не занимать), пробовала по чуть-чуть, пару раз похвалила хозяйку и в целом продолжала внимательно и благодарно слушать, рассматривать обстановку. Чонгука вовсе будто вычеркнула из списка живых существ и посматривала на него, как на предмет мебели, женщине же улыбалась искренне и пару раз даже умудрилась удачно пошутить. В конце концов добрались и до неё. Сониль с нескрываемым интересом гоняла девушку по биографии, но в пределах разумного. — Валери, сколько тебе лет? — Мне двадцать. — Наверное, ты еще учишься, да? — Учусь, и работаю. — Какая ты молодец, а на кого? — На биофизика, — не сдержав усмешки, ответила Тё, — а работаю официанткой. — Всё успеваешь, наверное, твои родители тобой гордятся, — Сониль перевела короткий взгляд на Чонгука. Она точно была горда своим сыном. — Я — сирота, — без тени грусти пояснила Валери, отпив немного соку. В следующее мгновение ощутила хрупкую ладонь на своей руке. — Мне очень жаль, — дополнила женщина. — О, что вы, ничего страшного, я их почти не помню, — поспешила успокоить её Тё для верности помахав свободной ладонью как на что-то не имеющее значения. — А где вы познакомились? — она переменила тему, мечтательно прищурилась, подперев запястьем лицо. И почему складывалось ощущение, что она видит в них парочку? Ну, только идиоты так официально знакомят с родителями друга! — Мы пересеклись в универе, — пояснил Чонгук, тоже лукаво глянув на Тё, — на одном потоковом занятие, там нас и представили друг другу общие знакомые. Даа, тяжело забыть общих знакомых из Зари, например, Донхёна. — Точно, с тех пор и дружим, — безапелляционно и с удовольствием привнеся дополнение от себя, заключила Валери, тут же став эпицентром внимания. Все до единого поглядели на неё удивленно, а она специально состроив спокойствие, принялась допивать сок. Главное непоколебимо себя держать, остальное не волнует. Досидели еще минут пять в тишине. Потом Сониль принялась прибирать, Валери вызвалась помочь, а Чонгука отправили в гостиную — передохнуть. А то устал, пока действовал девушке на нервы. Он, немного поворчав, послушался. Остались наедине с миссис Чон, почти не говорили, пока Тё на глаза не попался журнал на котором моток синего цвета и спицы. — Что вяжете? — она кивнула на подоконник. — А это, — посмотрев на начало своей работы, женщина пояснила, — только учусь. Носки, интересуешься? — Меня учила бабушка, старательно наблюдала, ругалась, когда замечала, что я ленюсь, — посмеялась Валери. — Какая удача, — женщина расторопно подошла к подоконнику, — как раз не понимаю, как делать один из узоров. Сониль раскрыла журнал, указала на момент, на котором остановилась. Валери пододвинула стул, села рядом, принялась описывать в воздухе движение петель. Она подсказывала, иногда брала сама в руки спицы, вспоминала и медленно, разжевывая, поясняла, а потом наблюдала, как женщина повторяет. И каждый раз как у неё что-то получалось, то её простой радости такой незначительной мелочи не было предела... Под присмотром этого человека вырос Чонгук? Он получал любовь, эти взгляды и понимание, его ждала теплая и вкусная еда, ласка, и он никогда не допускал мысли, что одинок? А где был в эти моменты его отец? Почему он выбрал именно Зарю, а не обычную профессию, самую обычную жизнь среднестатистического человека? Так много она о нем не знала. Или скорее, как мало ей было известно о его судьбе. И как сильно это увеличивало между ними расстояние. — Валери, — пронаблюдавший уже добрую четверть часа за двумя занятыми дамами, за их занятием и улыбками, Чонгук наконец-то дал о себе знать, — пойдем прогуляемся? И бывают секунды, когда ты на минуту понимаешь всё, что происходит, всё, что к тебе чувствуют. На целую секунду ты обретаешь уверенность во всем происходящем, но уже следом теряешься в реальности и в песне разума, всё дальше уходя от истины, которую легко увидеть в чужих глазах. …На улицу опустилась прохлада, как раз закат обволакивал розовато-оранжевым обручем окрестности. Чонгук не стал обгонять девушку, поравнялись с ней шагом, и медленно вместе они двинулись вперед. — Что скажешь? Было страшно? — Чонгук совершенно не имеет совести, раз умудряется еще и задавать такие провокационные вопросы. — Было и есть неловко, — честно признается девушка, запихивая смущенно руки в карманы сарафана. — Но у тебя классная мама, — дополняет она, хотя точно и сказать не может насколько искренне говорит. — Я знаю. Кажется, ты ей понравилась, — улыбается Чонгук, прищурившись заглянув в лице идущей рядом Тё. — Хорошо если так, — не стала возражать Валери, продолжая шагать и наслаждаться менее задымленным в пригороде воздухом. Потом выдержав необходимую паузу, решилась на серьезный вопрос: — А что с отцом? Ни один мускул на лице парня не дернулся, и он также безмятежно продолжал прогуливаться. — Он ушел, когда мне было шестнадцать, — сделав глубокий и грузный выдох, заговорил Чонгук, даже слегка улыбнулся, словно и вправду не ощущал никакой тяжести, будто не влачил за собой груз маленького и обиженного ребенка. — А ссоры начались намного раньше, точно и не скажу когда. В конце концов если бы он не ушел, то я никогда бы не набрался смелости прийти в зал, никогда бы не познакомился со стариком и не стал бы чемпионом. Исход, который мы имеем, наиболее правильный. Хочется верить в это хотя бы из-за неимения выбрать другой путь или посмотреть другие развития событий. — И с тех пор ты его ни разу не видел? — Никогда, — усмехнулся Чон, — ему не было интересно, что со мной, как я. Кроме того он даже ни разу не вспомнил обо мне на день рождение. Просто взял и вычеркнул меня из своей жизни. — Почему ты не нашел его сам? — не понимая, уточнила Валери. — А зачем? — искренне недоумевающим тоном задал встречный вопрос Чонгук. — Я не из тех, кто навязывается, Валери. Если я ему был бы нужен, он вернулся бы ко мне, к своему ребенку. Тут Тё замолчала, остановившись на одном из поворотов и не последовав за парнем, который не сразу заметил, что девушка рядом затормозила. Маленькие ладони сжались в кулаки. — Я не знаю, где сейчас мой отец, что с ним, жив ли он. А если и мертв, не знаю даже, где его прах. Я ненавижу его за ту боль, которую испытала по его вине. Но если у меня был хотя бы самый ничтожный шанс однажды встретить его и спросить у него, зачем он так поступил, я бы, не задумываясь, схватилась за него… Одно его слово, одно слово, которое я посчитала бы достойным, и, быть может, он заслужил бы мое прощение. Ты не знаешь, что именно имеешь, Чонгук, а из-за своей обиды упускаешь слишком много. Боец замолчал, поднял взгляд и просто улыбнулся, смотря за Валери. Этот дух продолжал поражать его. — Жить мыслями о причинах его поступка — все равно, что не жить, — произнес он спокойно. — Пойдем еще немного погуляем, — закончил Чон и устремился дальше. Больше беседу не возобновляли, неспешно прошли где-то квартал и повернули обратно. Ночь заволокла пару в свои сети, на небе замерцали первые звезды. Ничего не спрашивая, Чонгук стащил с себя толстовку и накинул на девушку, задержав ладони поверх ткани на плечах. — Замерзнешь, — пояснил он и на миг поднял глаза на небо, — на следующей неделе в пятницу у меня день рождения. Хочу, чтобы ты пришла. И как тут устоять? Когда мерцанье звезд несравнимо с блеском души в глазах некоторых людей. Ах, надежды. Как ласковы вы порой прижимаете к своей горячей груди. — Все будет проходить с размахом на большую публику. Всё планировалось почти полгода и, если я сейчас, после проигрыша, отменю празднование, все вокруг посчитают это слабостью. Ресторан и огромное количество незнакомых людей, — Чонгук поморщился, собираясь с мыслями, — и тех, кто жаждет увидеть меня раздавленным. Хочу, чтобы в этой толпе был хотя бы один дорогой мне…друг, — проговорил боец и, сведя брови у переносицы, торопливо уставился на собеседницу. Друг. Ах, как чудно. Было бы если бы не так. — Спасибо за приглашение, не знаю, — торопливо пробубнила девушка, — посмотрим, как сложится с расписанием на работе. И мне жарко, — припечатала она, ловко скинула толстовку и вложила в руки оторопевшего от прыти Чонгука, — пойдем, ты еще должен отвезти меня домой. И тонкий стан, который сладко приобнял ночной холод, бегло отдалялся от Чонгука, злобно цыкнувшего и ринувшегося догонять Валери. Чапче* — лапша, обжаренная с овощами, мясом и грибами и приправленная соевым соусом и кунжутным маслом