Till I Collapse

One ok rock — Et cetera Чонгук много думал. Над всякой ерундой, над своей жизнью, над переменами. Многое и впрямь поменялось за год. Всё о том, что люди не меняются лишь пафосная демагогия и ущербная пыль. Более того, ни один человек и дня не проживет, не противореча самому себе. Быть одним и тем же, то же что и быть дураком. Каждый час, каждую минуту, каждую секунду мы меняемся, шлифуем свои принципы в зависимости от обстоятельств, меняем отношения в зависимости от симпатий или даже настроения, поступаем так, как говорили, что никогда не поступим. Чонгук думал над этим и мысленно вновь телепортировался в свои шестнадцать: юношеская спесь, запас высокомерия и неуверенности. Жестокая беспринципность, безразборность, желание брать всё и сразу. Потом пару лет бойцовской закалки, совершенно другая песня только с тем же мотивом юношеской спеси: принципность, избирательность, расчет. А сейчас…на словах вроде то же, а только поступки иные, и у Чонгука даже получается придумать всем своим действиям оправдания. Мы меняемся, потому что иначе не выживешь. И после выплеснутой злости, после эмоционального разговора с Валери, перед раковиной в каплях холодной отрезвляющей воды он оценивал своё отражения. Чонгук засмеялся. Горе изменник. Две алеющих отметины на шее. Трофеи его позора. После той ночи, он даже не удосужился посмотреть в зеркало на своё лживое лицо. По сути, они уже были друг другу никем, и Чонгук не нарушил формально никаких обетов верности. Он нарушил правило. Своё, личное. Разбил данное себе слово. Как после всего этого он мог пытаться обещать что-то другому человеку, как он мог повергать жизнь другого человека в пучину, обещая беречь то, что у них зародилось, когда не сумел сдержаться перед собственной слабостью и нашел какой-то мерзкий компромисс с совестью? Предателем Чонгук чувствовать себя не был обязан, но чувствовал. Каждой клеточкой своей души. Этот случай становился еще одной преградой на пути к цели, которую он себе ставил — вернуть их зарождающиеся отношения. А, оказалось, ради чего бросаться в пекло, ради чего? Если он не мог ответить на единственный вопрос, будет ли оно того стоить? Пока он не мог дать ответ себе, смел ли требовать что-то от Валери? Всё был более чем очевидным. Он даже не смог её защитить, как обещал. А сколько было слов и клятв! Ну, почему у него не получается удержать тех, кто ему дорог? Может, он создан для отстраненной жизни и одиночества? После их разговора (как горько ни было бы признавать, возможно, последнего) Чонгук думал над тем, что ему стоит подождать, пока всё более или менее утрясется. Быть может, маленькая передышка позволит ему немного разложить мысли по полкам, чувства рядом по местам, а Валери подарит покой. Но в первый же день коротать время стало невыносимо. Хотелось больше разговоров с ней, хотелось уютных вечеров рядом, хотелось к её рукам и губам. Чонгук с лихорадочным блеском стал сдерживать своё желание вновь напиться и забыться, поэтому кинулся в работу. Оттачивание бойцовского мастерства всю жизнь помогало ему выстраивать принципы. Ему нужно было меняться, чтобы выжить. И Чонгук решил, что сделает себя, как иной искусный кузнец куёт меч. Он стал угрюмее и колючее, мене сдержанным, в глазах появилась вечная тяжесть от «лишних» дум. Даже манера боя из рассудительной и скоростной стала переходить в какую-то безнадежную и жестокую. Окружающие его не узнавали и сторонились. Он в первый же день стал приводить тело в изнеможение, следующим утром запястье прострелила боль, но не остановила его. И более того еще через сутки Чонгук не сдержался выпил стакан виски, сел за руль и приехал ближе к вечеру на тренировку. Он намеренно собирался себя искалечить, просто потому что не справлялся с грузом чувств, которые вихрем штурмовали его сердце, мыслей, которые держали его мозги в кипящем вареве из слов и воспоминаний. И тут Нио, подозрительно прищурившийся и гневно раздувающий ноздри, не выдержал: — Кажется, я тебе предельно ясно объяснил ещё в далеком прошлом, чтобы ты не смел кутить во время тренировок. — О, я не веселился, а лечился, — вполне серьезно хмыкнул Чон, наматывая на больное запястье бинт. — Позволь поинтересоваться от чего? — рука в кармане, прямая осанка, приподнятая бровь и в голосе сталь. Нио, к которому он как к отцу. А это того стоило? Чонгук поморщился. — От сердца, — ехидный прищур. Он же бедняга не в курсе, что его племянница разбила ему сердце. Или же все было с точностью наоборот? Чонгук начал, правда, путаться. Нио оставил без комментариев причину аперитива, лишь ещё больше нахмурившись. — Что у тебя с запястьем? Езжай домой и возвращайся, когда будешь в порядке, — что удивительно прозвучало как просьба, не приказ. — А я не знаю когда буду в порядке, — не сдержался Чонгук и повысил голос, чего не позволял себе на протяжении тех лет, что они обучались. Нио был удивлен, но промолчал. — И буду ли, — он ударил грушу. Боль снова дала о себе знать. Чертовы мышцы. Стиснув зубы, Чонгук продолжил отработку ударов. — Ты получишь травму и вылетишь из турнира, — соль на рану. — К черту этот турнир! К черту ваши бои, тренировки и контроль! И к черту вашу силу, если даже она не помогает защищать близких, — Чонгук процедил всё, каждое слово, проводив ударом, и обессиленно рухнул на маты. — Не нужно мне ничего, — воскликнул он и примолк, словно резко выдохся. — Не нужно ничего тому, у кого всё есть, — резонно подметил тренер, озадаченно поглядывая на ученика. — Тогда мне нужно всё, ведь у меня нет ничего, — от отчаяния Чонгук прошептал, зарывшись руками в волосы. Дыхание предательски пытались задушить слезы. Чонгук, устыдившись собственной слабости, укрыл лицо в коленях и подумал о том, каким жалким он выглядит со стороны. Ожидая, что Нио оставит его в покое и просто уйдет, боец не двигался с места и стискивал зубы, чтобы не показать насколько ему больно. Рядом закопошились, и на плечо его совсем неожиданно упала ладонь. Пару раз его приободряющее похлопали. — Да уж, Чонгук. Я столько лет тебя знаю, но впервые вижу, что ты сдаешься перед трудностями, — мужчина по-доброму усмехнулся. — Что у тебя случилось настолько, что даже собственные умения тебе кажутся ничтожными? Чонгук колебался, рассказывать ли тренеру правду? Обычное любопытство или же волнение толкает Нио на такие вопросы? И в целом имеет ли сейчас это какое-то значение? — Я…устал, — уклончиво пояснил Чон, но не соврал. У него и вправду больше нет сил. — Всем нам время от времени бывает непросто. Только это не повод губить себя, — вздохнул мужчина. — Ты думаешь, что сила одного человека способна защитить других? Да, конечно, ты чем-то можешь помочь близкому в тяжелой ситуации, но делать это постоянно — нет. Не зависимо от того, силен ты или слаб. Понимаешь, Чонгук, есть случаи, когда единственный, кто способен помочь человеку, — это он сам. Стержень внутри и только способен оберегать нас от всего. — Но быть вдвоем и бороться со всем вместе — разве так не легче? Тё Нио широко улыбнулся и проникновенно посмотрел на ученика: — Подожди, Чонгук. Так ты заботишься о том, чтобы быть настолько сильным и бороться за двоих, или же хочешь бороться на пару с кем-то? Темный взор бойца пошел еле заметной рябью. Он понял, о чем ему хочет сказать тренер. Да, верно. Чонгук всегда всем пытался быть опорой и защитой. Не удивительно, что он не выдержал и начал теряться в ворохе, где приходилось решать проблемы и придумывать, как со всем справиться. Ведь если посудить, Чонгук пытался облегчить Валери жизнь, переняв её метод решения проблем. Всё и вся делать за других, выскребать из ямы всех, кто дорог, не замечая преград и подобное же желание окружающих. Но его слова о другом. Он хотел союз. Неосознанно, но всегда Чонгук стремился к «взаимобокой» борьбе. Чонгук хотел избавиться от своего одиночества. Только что толку говорить об этом сейчас, когда он потерял…союзника? Хах. Как же всё сложно. — Я, может быть, и на пару с кем-то бороться не прочь, — произнес Чонгук, покачав головой, хотя и сомневался в истинности сказанного. — Ну, никто и не говорил, что будет просто, — посмеялся старик, пытливо щурясь и, кажется, о чем-то догадываясь, — но выбор — это потенциальная борьба. Поезжай домой, Чонгук, и отдохни. Уже сдавшийся и немного остывший чемпион хотел попрощаться и сделать так, как велит тренер, но обоих отвлек пришедший в зал гость. Минхёк за то, время, пока они не виделись, точно изменился. Но сразу же разобраться, что именно стало иным было непросто. Пока он медленно, но уверенно шагал в их сторону, помогая себе костылем, Чонгук пытался его детально рассмотреть. И только когда мальчишка подошел совсем близко, Чон заметил. Взгляд. Или вернее надлом, который поселился в его глазах, которые к тому же сейчас полыхали огоньком злости. Он молча бросил костыль на пол и неожиданно для всех навалился на Чонгука, который успел лишь голову немного приподнять. Минхёк, зарядив ему кулаком по линии челюсти и задев губу, повалил учителя на спину. Расширивший от шока взгляд чемпион, оробел и не шевелился. Уже второй удар летел ему в глаз. Но мальчишку перехватил за талию и оттянул не меньше удивленный Нио. — Верни мне сестру или я убью тебя, — закричал Минхёк, пытаясь выбраться из захвата дяди. — Возьми себя в руки, — спокойно попросил Нио, но сдерживать мальчишку было тяжело. Тот неожиданно оказался чертовски силен. — Что? — Чонгук непонимающе нахмурился, пытаясь сначала разобраться, но сердце его уже гулко билось. — Где Валери? С ней что-то произошло? — Это ты мне скажи? — прошипел Минхёк, дергаясь в руках старшего тренера. — Отпусти меня, я больше не буду об него руки марать, — выплюнул Тё, позабыв про трепетное и уважительное «хен». Нио убрал руки. — Она второй день не появляется дома. Её нет на работе и в больнице. Если из-за тебя с ней что-нибудь случится, я убью тебя. Сомневаться в истинности намерений мальчишки не приходилось. Он горел в пламени из злобы и отчаяния. — Как? — Чонгук, кажется, перестал чувствовать воздух. На автомате поднялся на ноги и вцепился в руки Минхёка. — Ты уверен? Звонил Хоин? Миндже? На работу? Кихену? — Да, — процедил мальчишка, скидывая чужие руки с себя, — как я понял, она вышла с работы, как обычно. Но, — глаза мальчишки заслезились, он чаще задышал, — она не вернулась домой... Мощная читка Эминема разнеслась по залу слишком неожиданно. Минхёк вытащил телефон из кармана в надежде, что это могла быть сестра. Но номер не определился. — Слушаю? — произнес юный боец и через секунду стал белее мела. Словно заколдованный, он протянул трубку в сторону тренера, — это тебя, Чонгук. — Да? — произнес Чон, ничего не понимая. — Знаешь, Чонгук, я терпеливый, но очень не люблю, когда что-то идет не так, как я хочу, — произнес смутно знакомый голос. — Кто это? — Чонгук точно знает этого человека. Точно знает. — Не перебивай меня, — дружелюбно засмеялись по другую сторону аппарата, — иначе я отрежу твоей подружке язычок. Уяснил? На лице чемпиона заиграли желваки, и весь он побагровел. — Не слышу? — весело произнес тот же мужчина. — Уяснил, — процедил Чон. — Замечательно. Я даю тебе час, чтобы добраться по адресу, который скину на твой номер. Ты должен быть один, дружочек. Один. Приедешь на такси. Если я узнаю, что ты кого-то притащил, то вышибу Тё Валери мозги. Если ты не приедешь, я вышибу Тё Валери мозги. Если ты кого-либо предупредишь или проинформируешь, я вышибу ей мозги. Мы с тобой немного поболтаем и, возможно, она останется жива. Тебе понятно? — Да, — твердо произнес Чонгук. — Замечательно, ну, и чтобы ты шевелился быстрее, — в трубке закопошились, — скажи привет своему дружку, дорогая? По ту сторону аппарата воцарилась тишина. — Больно она своенравная, — хмыкнул мужчина, и в следующую секунду послышался вскрик. Валери. — До встречи, чемпион. Чонгук всучил телефон в руки Минхёка и, не говоря ни слова, побежал в тренерскую, захватить бумажник и мобильник, в закромах которого уже покоился нужный адрес. — Что, черт возьми, происходит? — не выдержал Нио, взволнованный не меньше. — Чонгук, пожалуйста, не делай глупостей! — Я верну её, — на бегу произнес Чонгук и скрылся за дверями. Смотря в стеклянные панорамные окна, Тё проследили, как боец запрыгнул в такси и скрылся в ему одному известном направлении.

***

Всю дорогу Чонгук перебирал в голове своих знакомых. Он точно слышал этот голос раньше. Возможно, это был какой-то вскользь прошедший человек, но в том, что они разговаривали, Чонгук не сомневался. Во времена, когда он только начинал карьеру бойца, знакомств было много, и даже если бы он захотел, не вспомнил бы каждого. А после стремительного взлета калейдоскоп из людей кружил ему голову. Поэтому мыслить пришлось по иному пути, отвечая на вопрос — кому он насолил. Только список в результате, кажется, не сузился, а расширился. Впрочем, о своих врагах Чонгук знал слишком мало, отчасти потому, что никогда не обращал внимания на говоривших вслед. Ведь ненавистники боялись его и шептались только за спиной. Из-за волнения мысли путались, и даже казалось, что ответ, за который ему удалось ухватиться, ускользает. Подъезжая по присланному адресу, Чонгук начал активнее поглядывать в окна. Около четырех фонарных столбов, размещенных по периметру, помогали разглядеть что-то в подступавшей темноте. Впереди покоилось здание, огороженное относительно новым железным забором, что было странно, потому что перед ним была заброшка. Совершенно точно Чонгук знал, что впереди какое-то недееспособное здание. Посеревшая и заросшая мхом двухэтажная постройка, в которой местами отсутствовали окна и двери, но забор — новый. Перед калиткой покоился черный Хаммер и двое весьма не очень дружелюбных ребят. Чонгук расплатился с таксистом, который, кажется, был рад, что уезжает отсюда в целости и сохранности. Теперь круг из подозреваемых сужался, потому что тот, кто его сюда «пригласил» определенно не стеснен в деньгах. От лишних разговоров ребята отказались, и один из них, сказал следовать за ним. Автоматизированные ворота раскрылись, и Чонгук, напряжено стискивая челюсти, зашагал вслед за охранником. Внутри оказались голые стены и очень мало света, хотя судя потому, что боец не спотыкался на каждом шагу, то здание было прибранным. Они достаточно долго плутали по коридорам первого этажа, пока не оказались в большом темном зале, где посередине стоял освещенный светом ринг, обставленный железными прутьями. И ни души, только какой-то навязчивый шум в отдалении. Охранник приказал ждать, но сам ушел, оставив Чонгука в недоумении. Сейчас боец ощущал себя беззащитным и как никогда глупым. Он был в какой-то ловушке, наверняка. Только когда на кону жизнь Валери, выбирать не приходилось. Почему же ринг? — Великий чемпион, — от внезапно раздавшегося голоса Чонгук вздрогнул, — неграненый алмаз. Самородок с большим будущем. Чон Чонгук… Боец стал оглядываться, пытаясь сообразить, где находится говорящий. Этот голос… — Наверное, я должен быть очень горд, что сам чемпион Зари пришел на встречу со мной, — иронически усмехнулся голос. — Кто ты? — Чонгук кружился, все больше злясь на всё происходящее. Он знает его, они знакомы! — Ааа, какая досада! Ты меня даже не помнишь. Но я помню тебя слишком хорошо, твоё ненавистное лицо всю жизнь меня преследует, — произнес мужчина раздраженно, — сколько наглости, сколько спеси... Тебя не удивляет, что ты столько лет держался без единого проигрыша? Удивительно, — немного тише сказал он, — правда, удивительно. Такой взлет, такая скорость… Я видел твой проигрыш, нелепая случайность, в который ты спустил всё. Великий чемпион. Но даже твой проигрыш не превратил твою жизнь в то, во что ты превратил мою. — Что тебе нужно? — Чонгук не выдержал, перестав крутиться и вслушиваться. — И всё же что тебя выбило из седла? Ведь не мог же ты просто так потерять над собой контроль? Конечно же, нет. Но я объясню тебе, как всё было. Тё Минхёк, — Чонгуку оставалось только поражаться тому, насколько много о нем знает этот человек. — Всё началось с того самого дня, как ты его спас. Две тысячи долларов за какого-то незнакомца? — голос преобразился в хохот. — Безрассудство. Но ты знал, на что ставить, у мальчишки ведь задатки. А сестра целый сгусток приятных сюрпризов. Я оценил её характер, натравив на неё наемников. Знаешь, хорошо, когда папаша мертв, а долги его живы и ими можно прикрывать любой саботаж, — он рассмеялся. — Да, целая семейка с блестящими данными. Но наемников трое, а она, увы, одна, — жалостливо протянул он, прищелкнув языком, — и тогда-то стало любопытно, почему же Чон Чонгук, великий чемпион Зари, рвёт и мечет, спасая какую-то серую мышку. Скажем так, мне стало слишком любопытно, и я случайно подложил на рабочий стол До Джунга дело Тё Валери. Ай да молодец следователь, он неплохо вцепился в твой хвост, — где-то одобряюще захлопали. — И не только в твой. Пока Заря цапалась с легавыми, я делал всё возможное, чтобы твой щенок не попал туда. Он хорошо бился, только так расстраивался, что самый лучший кровавый клуб от него ускользает. Я надеялся, что Со сможет тебя одолеть, но его самомнение слепит ему глаза, чтобы видеть твои удары, — чертов голос, чертов голос. — Всё шло, как надо, пока твой угонщик не слил тебе информацию, а сестричка Тё не вцепилась в шею наркомана, который еще и один из лучших информаторов в городе. Пришлось ему отсыпать хорошего товара, чтобы он назвал вам имя Донхёна. И ты действительно подумал, что у этого слизняка хватит смелости перейти тебе дорогу? Идиоты… Я так мечтал увидеть то, как ты страдаешь. Только даже проиграв, ты не сломался. Но я не отчаивался, ведь питал самые лучшие надежды в отношении Минхёка. Хороший спортсмен, не твоя одаренность, конечно, тем не менее. А вот наемников, — растянул мужчина слова, — трое, а он, увы, один. Господин Кан действительно сыграл небольшую роль, скорее денежную, но не был инициатором. Хоть где-то ты не преуспел. Сколько щенок будет восстанавливаться? Месяц, два? — голос разразился противным смехом. — Даже так, ты оставался невероятно спокойным. И я гадал, гадал, что же может сломить непоколебимого чемпиона. А всё оказалось так банально и просто. Ты развалился из-за какой-то девки, — он разочарованно выплюнул последние слова. — Даа, конечно, характер. Удивительно, как она смогла в первый раз отделаться только порезам и навалять моим людям. Жаль, что второй раз ей не так повезло… Ты спрашиваешь, кто я? И что мне нужно? Я — твоя тень Чонгук. Ты поверг мою жизнь в пучину. Только из-за тебя каждый мой день стал кошмаром, — голос стал приближаться. — Пока ты купался во славе, я валялся в плевках твоих фанатов, — где-то по ту сторону ринга послышались шаги, и Чонгуку показалось, что он начал понимать. — Пока ты стремительно летел вверх, я скатывался вниз. И во всём виноват ты. Это сейчас проиграть чемпиону — милость, которой многие гордятся. Но тогда, — и у Чонгука в голове щелкнуло осознание, — это было позором. Маленький, щуплый и неуверенный в себе подросток. Зажатый и напуганный как дикий олень, — голос стал повышаться, переходя на раздраженный крик, — как ты мог одолеть меня? Сопляк, впервые встающий на ринг, — и тут перед Чонгуком предстало его прошлое. — Исин? — глухо произнес боец, оглядывая представшего перед ним человека. Темно синий костюм, уложенные на один бок смоляные волосы. Глаза, когда-то давно бывшие горящими и себялюбивыми угольками, теперь представляли застывшую темную лаву. А розовый шрам, выползший из-за виска и устремившийся к подбородку, уродовал некогда привлекательное лицо. След, которым наградил его Чонгук. — Я столько лет ждал, искренне веря в твоё падение. Но ты всегда выходил победителем. В этот раз я заставлю тебя страдать, ты заплатишь за всё, что сделал с моей жизнью, — мужчина произнес это пугающе спокойно. — Но как тебе удалось… — Как мне удалось что? Поиграть с твоей жизнью? — Исин тихо начал смеяться, медленно и верно принимаясь истерично хохотать. — Ну, просто же, Чонгук, просто. Я собрал всех, кто тебя ненавидит, и обещал им то, чего они так желали — твои страдания, — мужчина улыбнулся, кружа вокруг ринга. — Это спорт, у меня не было никогда к тебе или к кому-либо еще личных счетов, — намеренный мирно расстаться Чонгук пытался вразумить, кажется, сошедшего с ума человека. — Да-да, у тебя не было личных счетов. Но будут, — ровный ряд зубов кровожадно блеснул. — Спорт или не спорт. Какая разница, Чонгук? Я ненавижу тебя, и ты пожалеешь, что родился на свет. Чемпион промолчал, обдумывая, как поступить. Выходит, что всё это время преследовали именно его. За происходившим вокруг стоял только один человек. — Хорошо. Твоя ненависть принадлежит мне, — голос Чонгука был невероятно твердым и уверенным, — и разбираться ты должен со мной. Отпусти, Валери. Она здесь ни при чем. Исин сделал вид, что раздумывает и наигранно выдал: — Не могу. Понимаешь ли, я столько раз пытался тебя унизить, задеть за живое, но мне не удавалось. Стоило один раз поглумиться над её братом, как она тут же от тебя сбежала, а ты расклеился, — на втором этаже загорелся свет. Он осветил стеклянную будку, похожую на ту, в которой стоит пульт управления от аппаратуры зала. Еще молодой парень с какой-то татуировкой под глазом держал у виска привязанной к стулу Валери пистолет. От её вида у Чонгука болезненно сжалось сердце. Растрепанные волосы, рана над бровью, из которой сочилась кровь и синяки, усеянные по телу. — Она жутко неугомонная, пришлось преподать ей урок. Или ты хотел, чтобы на её месте оказалась Чон Сониль? Чонгук вздрогнул от упоминания матери, метнув в Исиня полный ненависти взор. — Я так и думал, — произнес бывший боец. — Впрочем, перед тем, как я поиздеваюсь над твоим телом, хотелось немного помучить душу, — он махнул рукой, указав в сторону стеклянной будки в подтверждение своих слов. — Только странный ты парень. Бросаться ради неё в очевидную мышеловку, и при этом трахать женщин на стороне. Но перед Миён тяжело устоять. Чон снова посмотрел в сторону Тё. Расстояние было довольно большим, настолько, что не видно было её взора. Рот ей заклеили, но она пыталась что-то промычать, мотала головой, вероятно, предупреждая Чонгука не делать поспешных выводов. Хотя, что решать, когда на кону её жизнь? Остается принимать условия. — Думаю, не стоит говорить о том, что будет, если начнешь делать глупости? — боец коротко кивнул. — Прошу на ринг, чемпион, — сказал Исин и развернулся, зашагав туда, откуда вернулся. Свет на втором этаже погас. Чонгук открыл железную клетку, забрался на ринг, затянул потуже шнурки от кроссовок. Где-то продолжал стоять гул. Человеческие голоса, смутно различимые, но Чон разобрал. Люди. Совсем близко. — Правила просты, — свет на втором этаже вновь замигал. Исин уже был рядом с Валери. — Знакомься со своими соперниками, — к нему в клетку залезло двое: один из них громадный парень — настоящая гора мышц; а второй уже точно боец, сразу видно техничный до нельзя. С каждым из них Чонгук бился в прошлом, и помнит очень смутно. То было слишком давно, чтобы это помнить в мельчайших деталях. — Победишь, и я вас отпущу, — Чонгук с сомнением посмотрел на своих соперников. Но против двоих выстоит ли он? — Валери получит ровно столько ударов, сколько сделаешь ты, — Чонгук взглянул на девушку и стиснул зубы, — и главное правило — ни-ка-ких правил. Гул, который прежде казался далеким, стал заглатывать тишину в помещении. Столб света ярким потоком осветил ринг, зал стал тонуть в звуках. Вокруг внезапно стало очень много людей. Незнакомых, пьяных и накуренных. Но Чонгук смотрел только наверх, где крутила головой Валери, поэтому пропустил первый же удар, нанесенный техничным парнем. Боец, пошатываясь, встал, хотел с рыком кинуться вперед, но вовремя себя отдернул и прошел под рукой большого парня. Никакого рукоприкладства, только защита. Дело — дрянь. Надо просто собраться. Злость и страх лишают контроля над телом и разумом. Из любой мышеловки, в которой ты оказался, есть хотя бы один выход — поднять рычаг, который тебя прищемил. Чонгук пытался сообразить, как одолеть соперника, не прибегая к прямой атаке. Он мысленно гулял в своих прошлых тренировках, боях и нескольких потасовках, смотрел на себя со стороны и внимательно вслушивался в голос тренера, который восстанавливал в своем сознание. Это Чонгука успокаивало. Хотя было довольно тяжело сосредоточиться, когда приходилось бешеной пчелой гоняться по рингу, отгоняясь от двух рослых парней. И долго Чонгуку держаться не удавалось, рано или поздно, они его догоняли, и начиналась мясорубка, в которой, подставляя руки для защиты одной части тела, он получал по другой. Хрустели его кости — толпа встречала одобрением; капала его кровь — люди ревели от восторга. И Чонгук думал, думал о всяком. И о ерунде, подобно чужой и незаслуженной ненависти. В этот момент он был для всех лишь куклой, очередной для битья. Поглумиться от души и выкинуть. Чемпион стискивал зубы, не позволяя себе закричать или даже жалко застонать. От усилий он даже прикусил и без того кровавую губу. Он не может ударить их. Он не может поднять руку, зная, что этот удар прилетит по Валери. И боец продолжал держать оборону. Его били руками. Его били ногами. Им протирали пол и считали решетки. Он терял на несколько секунд слух. Он терял зрение, потому что левый глаз заплыл из-за огромного синяка. В один момент Чонгука осенила спасительная мысль. У него всегда было преимущество в виде скорости. А соперников было двое: один сильный, но, откровенно говоря, тупой, другой не настолько сильный, зато с блестящей техникой. Пользуясь своей скоростью, Чонгук попытался их столкнуть. И к своему удивлению в первый раз это у него получилось: громила со всей дури зарядил по товарищу, который даже отлетел в другую сторону. Крику вокруг поубавилось, никто не мог осознать, как чемпиону удалось провернуть что-то подобное. Но больше Чонгуку не посчастливилось, и его продолжали избивать. Он жалко продолжал прикрываться. Не было, наверное, и сантиметра на теле не запятнанного кровоподтеками. Стала кружиться голова. Не хватало воздуха, весь ринг залила его кровь. Пока его соперники были целыми, за исключением сбитых казанков. Ему было жаль, что всё так повернулось. Пока его будут бить, он ничем не сможет помочь Валери. Когда его отключат и подавно. Чонгук находился в полнейшей растерянности. Он не знал, что должен делать, и начинал терять надежду. До заляпанного кровью уха стал долетать чей-то приглушенный крик. Задушенный рыданиями крик. — Чонгук, бей! Открыв пошире подбитый глаз, он из-под спавших и слипшихся из-за пота и крови волос посмотрел наверх. Там кричала Валери, стуча кулаком по стеклу, вырываясь из рук Исиня, который, раздувая ноздри от злости, пытался обратно привязать её к стулу. Чонгук не может так поступить. Не может своими руками навредить ей. Он и так сделал достаточно. — Чонгук, пожалуйста, — захлебываясь рыданиями и раздирая горло криками, умоляла Валери. И в эту секунду что-то происходит не только вокруг, но и в душе чемпиона. Всё становится таким предельно простым и понятным. Самая сильная девушка, которую Чонгук когда-либо встречал. И, кажется, единственная, которой он настолько сильно дорожит.