This one. Книга третья. Путь к бродяге

Ровно год назад, 5 мая 2016 года, был опубликован перевод пролога и первой главы This one. Я решила отметить это дело публикацией последней из выложенных автором глав. Наслаждайтесь.       Кеншин проснулся поздно, после полудня. Ночь выдалась длинной, одно задание следовало за другим до самого рассвета, так что он едва урвал несколько жалких часов для сна. Его мышцы горели привычной болью от чрезмерного использования ки, но головная боль уже уменьшилась до постоянной пульсации за глазами, словно кто-то там постукивал игольчатой щеткой.       Сказать по правде, он был крайне истощен.       Он добыл себе немного холодной еды – риса и остатков завтрака. Время обеда еще не наступило, но горничные привыкли к его непредсказуемому графику, постоянно наблюдая, как он приходит откуда-то и снова уходит на работу, так что оставляли его в покое. Он был благодарен им за это. Хотя головная боль и боль в мышцах стали его постоянными спутниками, которые, между тем, напоминали ему, что он все еще может что-то чувствовать, он не думал, что сейчас сможет выдержать даже их благонамеренное любопытство.       Все это было странно, однако. Он мог поклясться, что количество времени, которое мог использовать ки до появления боли в голове и мышцах, существенно уменьшилось. На восстановление же, казалось, уходило все больше времени. Он не занимался измерениями, не записывал значения и не сравнивал их – у него не было на это времени – но явление это его озадачивало. Разве ки не становится проще использовать, когда к ней привыкаешь? По крайней мере, это всегда срабатывало с другими формами обучения – чем больше тренируешься, тем легче становится.       А может все это ему просто кажется?       Что же касается боли в мышцах, недавно он нашел хороший способ облегчить ее. Гостиница, в которой он жил, имела большую баню во дворе, как принято во всех подобных заведениях. Хорошенько отмокнуть в горячей воде было прекрасной идеей для этого полудня. По крайней мере, сейчас у него есть время для подобного баловства.       Кеншин схватил сменную одежду и отправился на задний двор.       Большая ванна была горячей практически целый день и находилась в свободном доступе для всех постояльцев. Тем не менее его никогда не беспокоили компанией. Остальные мужчины знали его привычки и давали возможность побыть одному. Несколько старых соратников знали о его предпочтениях, а новички держались подальше из чувства страха. Кеншин не хотел, чтобы его боялись, но учитывая то, как трудно было бороться со слухами, распространяемыми Накамурой… может, так даже лучше. Спокойнее, по крайней мере.       Быстро вымывшись в предбаннике, Кеншин переместился в ванну и медленно опустился в теплую воду.       Как же хорошо!       Уже конец восьмого месяца, наступает осень. После долгого трудного года повстанческое движение наконец получило некоторый импульс. После смерти Императора Комэя и восхождения на престол кронпринца Муцухито прошло полгода, Ишин Шиши упорно работали над тем, чтобы вернуть себе утраченное влияние, и теперь баланс сил стал более равномерно распределен. Кацура-сан, Сайго-сан и Окубо-сан, трио политических тяжеловесов, работали вместе против движения сопротивления, хотя присутствие Сакамото-сана требовалось довольно часто, дабы удержать их бешеный темперамент в узде. Альянс Чоушуу и Сацумы набирал силу, и числом бойцов, и количеством западного оружия, и политическим влиянием, которым они смогли заручиться.       Кеншин тоже тяжело работал. Иногда он сопровождал Кацуру-сана на встречи, играя в основном декоративную роль, но иногда безопасность Кацуры-сана была под угрозой, и его присутствие становилось жизненно необходимым. Когда же он был не нужен лидеру, то работал с остальными людьми своего подразделения, защищая их или прикрывая поставки оружия, которые доставляли в город контрабандным путем. Везде, где требовались навыки хитокири Баттосая, Кеншин действовал без претензий.       Тяжелая работа заставила его стать более эффективным. Ки он использовал короткими отрезками времени, когда нужно было убрать несколько человек сразу. Убивал он легко, почти рефлекторно. Ему больше не приходилось задумываться. Каждый человек на его пути стал всего лишь целью.       В некотором смысле это было хорошо.       Он мог убивать бесстрастно, используя самые быстрые способы. Он все еще предлагал своим противникам шанс сбежать, но, если они им не пользовались… что ж, они умирали. Он даже не мог вспомнить, когда последний раз убийство оказывалось трудным для него, или когда ему приходилось задумываться о чем-то кроме брони или защиты своей цели.       В некотором смысле это было ужасно – быть настолько нечувствительным ко всему.       Однако только так он все еще мог служить делу. Кеншин поклялся, что увидит конец революции, и без ее силы напомнить ему о лучших днях, ее мудрости объяснить его поступки и логику, было лучше быть именно таким. Только тогда, когда революция свершится, он сможет оставить такой образ жизни.       Иногда Кеншин спрашивал себя, что он будет делать после войны, когда не надо будет больше убивать. Он не имел ни малейшего представления о том, как обеспечить себе средства к существованию, но было бы замечательно стать никем. Ему не придется опасаться признания со стороны незнакомых людей на улице или постоянно искать врагов. Он сможет быть просто человеком и помогать людям, не задавая никаких вопросов.       Восторженный голос вытащил его из размышлений.       – Ты не сможешь понять ее красоты! Она была такой утонченной и элегантной, как самая царственная ойран, но ей не нужны были макияж или богатое платье, чтобы выделиться из толпы! В ее руках были простые цветы, ее длинные волосы были убраны простыми украшениями, челка падала на ее лицо… она была так таинственна и очаровательна, и так привлекательна, что я вряд ли видел кого-то более прекрасного! Мне было позволено только мельком взглянуть на ее лицо, но ее глаза сверкали подобно драгоценным камням, а губы так и манили их поцеловать! О, я должен снова увидеть ее!       – Макото, пожалуйста… – простонал низкий рокочущий голос. – Дай мне хоть минутку покоя и умолкни, ладно? Ты рассказываешь мне об этой загадочной красотке уже несколько дней подряд.       Несколько ошеломленный, Кеншин захлопал глазами. Неужели его чувство ки настолько изношено, что он не замечает людей, пока они не приблизятся настолько близко, что будут слышны их голоса? Или он просто устал, чтобы обращать на это внимание? Он устало потер глаза, пытаясь отогнать сонную расслабленность, а затем сосредоточился на присутствиях ки, приближающихся к нему. Да, вот они. Довольно неприметные, так что легко и не заметить.       Он облегченно вздохнул, пока безобидный звук не заставил его напрячься, широко распахивая глаза в шоке. В соседней комнате раскрылась дверь. Пол заскрипел под шагами пары человек. Шелест одежды, стук ножен, а затем плеск воды…       О боги, эти двое незнакомцев пришли мыться?       Сейчас?       Но почему? Разве они не знают, что он здесь? Это его время для расслабления! Ему до сих пор было больно, и если он сейчас выйдет из горячей воды, то мышечная боль вернется с удвоенной силой, Кеншин хорошо это знал.       Но, может быть, если они увидят его, то передумают мыться и оставят его одного?       Или ему следует окликнуть их, чтобы дать знать, что он здесь? Конечно, они оставят его в покое, если он это сделает?       Однако прежде, чем он смог придумать что-то более или менее остроумное, бодрый голос объявил:       – Хорошо, Хидеёси. Теперь ты счастлив? Я молчал целых две минуты! Этого хватит, чтобы тебя удовлетворить?       – Удивлен, что ты продержался так долго, – рассмеялся более низкий голос.       – Хмммм! Я сделал это только потому, что ты хорошо попросил! Но слушай, ты не думаешь, что есть что-то подозрительное в том, что нас приписали сюда? Тут много повстанцев, но все они ронины из разных провинций. Это совпадение? И этот тип Накамура? Какой неприятный вид у него был, когда он представил нас.       – У Накамуры проблемы, это ясно как день, и прежде чем ты спросишь – нет, меня это не волнует. Что же касается остальных, что ж, люди кажутся достаточно приятными. Но они… эм, старше. Опытнее нас. – Голос сделал паузу. – Знаешь, не думаю, что у нас с ними много общего.       – Я понял тебя, – согласился веселый голос. – Это, должно быть, заговор! Все ребята такие стааарые, наверняка им за тридцать, и все из разных провинций… Я имею в виду, полагаю, что есть какая-то логика в том, что всех чудаков собрали вместе, но можно было предположить, что будет больше людей из Чоушуу. Я немного поговорил с этим Фудзиварой, и он сказал, что…       Дверь в предбанник открылась. Кеншин напрягся и отвел глаза, ссутулившись еще больше, так, что погрузился в ванну по подбородок. Он на самом деле, действительно не хотел сейчас встречаться с людьми.       Однако вместо удивленных возгласов, которых он ожидал, обладатель веселого голоса помешкал только несколько секунд, прежде чем продолжить.       – О, привет! Извините, что мы беспокоим вас, мы не знали, что в такой час здесь кто-нибудь будет. Не думаю, что мы знакомы. Я Коматсу Макото, новобранец – приятно познакомиться! Пожалуйста, называйте меня просто Макото. Я не справляюсь с формальностями!       Нет никакой возможности проигнорировать этих людей, не так ли? Кеншин тихо застонал и, открыв глаза, посмотрел на новичков.       Один, слишком бодрый и веселый, был стройным высоким молодым человеком с длинными гладкими волосами и энергичной улыбкой. Рядом с ним стоял высокий плечистый юноша, возвышавшийся над ним, как гора. Он немного напоминал Мастера, по крайней мере, Кеншин предположил, что в этом возрасте Мастер выглядел именно так. И выражение его лица было точно таким же. Он смотрел на Кеншина, нахмурившись.       Первый, однако, кажется, вовсе не заметил напряженности момента. Он не стал ждать разрешения или приглашения, прежде чем залезть в большую общую ванну. Он устроился рядом с Кеншином с довольной, счастливой улыбкой на лице.       Другой юноша последовал его примеру.       Кеншин не мог не смотреть на эту парочку в замешательстве. Они что, не узнали его? Они настолько новенькие? И откуда же они прибыли, из какой глубинки, что ни один из них не обратил внимания на его шрам? Его волосы притягивали их взгляды, но не настолько, чтобы счесть их грубыми, и никоторый, казалось, не опасался его присутствия.       – Хм… – Широкоплечий юноша неловко прокашлялся. – Я Асано Хидеёси. Зовите меня Хидеёси. Приятно познакомиться… – Он улыбнулся и жестом показал в сторону Кеншина, явно ожидая ответа.       Кеншин избегал смотреть на них, но все же смущенно ответил:       – О, эм… Химура. Химура Кеншин.       Тщательно скрывая свою панику, он пытался выяснить для себя, должен ли отказаться от прекрасной теплой ванны и уйти отсюда.       – Приятно видеть, что в этом подразделении есть и другие люди нашего возраста! Я уже начал терять надежду, – веселый парень прервал его муки прежде, чем он смог принять решение. – Но я должен спросить… Кеншин? Ничего, если я буду называть вас Кеншин? Ладно, неважно. У вас есть сестра? Потому что, клянусь, вы выглядите так же, как мое последнее увлечение, и если вы знаете ее, может, вы представите меня ей? Я не сталкер, поверьте мне! Но она была так прекрасна в своем фиолетовом кимоно, с цветами в руках…       Все вдруг встало на свои места, и Кеншин почти прикусил язык от удивления. Кровь бросилась ему в лицо, и он закрыл его руками.       – Ах, так вы ее знаете! – Веселый парень подтянулся к нему, как собака, которой показали кость. – Но думаю, я не единственный, кто ищет ее внимания. Пожалуйста, расскажите мне о ней! Хотя бы как ее зовут!       Почему в тот момент, когда ему нужно сбежать, поблизости нет никакой дыры в земле? Почему он не ушел, когда у него была такая возможность? Кеншин снова застонал.       – Эм… у сего недостойного нет сестры, вот что я скажу.       – Макото, перестань! Разве ты не видишь, что раздражаешь Химуру-сана?       – Аааа… Хидеёси! – заныл веселый парень, но затем с преувеличенно разочарованным вздохом сдался. – Ладно-ладно. Я понял, что это невежливо.       – Вот именно, – решительно сказал Хидеёси. – Химура-сан, вы не возражаете, если я задам вам вопрос? Как получилось, что мы не видели вас раньше? Я имею в виду, мы новички, но находимся здесь уже несколько дней. – Его низкий голос было приятно слушать. У него был именно такой мужской голос, обрести который Кеншин мечтал, когда был ребенком. И чего, разумеется, не произошло.       Кеншин взглянул из-под ресниц и столкнулся с двумя любопытными взглядами, направленными на него. И несмотря на свою настороженность, обнаружил, что отвечает на заданный вопрос.       – Ах, ладно… то есть, сей недостойный часто работает ночами и по нерегулярному графику.       – Это все объясняет, – кивнул Хидеёси. – И как долго вы с повстанцами?       – О… на данный момент… четыре года.       – Ого! Как давно! – прощебетал Макото. – Но вы же ненамного старше нас! То есть, я имею в виду, что мне недавно исполнилось двадцать, но мне оказалось нелегко получить работу в Ишин Шиши. Это заносчивые задницы в моей провинции не хотели дать мне шанса доказать мою ценность. Вы, должно быть, очень талантливый! И если я могу сказать… у вас абсолютно устрашающие шрамы! Где вы их получили?       Кеншин никогда не встречал никого более разговорчивого, чем этот весельчак. Всякий раз, когда Макото открывал рот, слова сыпались одно за другим, и за его энергией трудно было поспевать. Смущенный и растерянный, Кеншин посмотрел вниз на свою грудь, но которую показывал Макото.       О, этот шрам…       Недавний, не такой скверный, как прежние раны. Просто небольшой порез, который Кеншин получил по неосторожности.       – Во время отступления при налете Шинсенгуми, вот что.       – Вы сражались против волков Мибу? Как здорово! – взвился весельчак, но поспешно одернул себя. – О, верно – за четыре года, конечно, вы сражались с ними. А что насчет шрама на лице? Я имею в виду этот большой. К тому же на щеке! Как вы ели, пока он не затянулся? Неужели щеку проткнуло насквозь? – спросил Макото, его медово-карие глаза светились весельем. А потом он склонился прямо к Кеншину.       Дрожь пробежала по его спине, и он вдруг ощутил, будто тысячи букашек поползли под кожей. Чувство отвращения было настолько сильным, что Кеншин отпрянул, уперевшись в бортик ванной. Спасения не было никакого. Бессознательно он съежился, стараясь стать меньше, но это не помогло. Его дыхание стало резким, в груди росла тяжесть, блокирующая любой вдох. Капля пота покатилась по виску, а потом на него нахлынули воспоминания.       Шрам в виде креста. Последняя отчаянная атака Киёсато… пересеченная ее рукой.       Глаза его распахнулись, пульс сорвался в бешеный ритм, когда булькающий хрип умирающего мальчика зазвучал в его ушах. Мальчик так отчаянно хотел жить, что не понимал, что уже мертв. Пальцы Кеншина помнили вес меча, когда он вонзил его в позвоночник мальчика и провернул лезвие. Голос в ушах изменил тональность, стал мягче. Булькающие звуки стали глуше, но раздирали душу сильнее. Он помнил этот голос. Тот же самый голос, который стонал от удовольствия и хрипло вздыхал, когда она уставала от его ласк… но теперь она не могла вздохнуть. Она хрипела и выплевывала кровь из легких, пытаясь получить хоть немного воздуха. О боги! Она захлебывалась кровью.       Ее кровь была повсюду, стекала по его рукам, пропитывала его одежду, перебивая аромат белой сливы, который она так любила. А потом ее танто оставило шрам на его щеке, так нежно…       А потом наступила тишина.       Она была мертва.       Она умерла у него на руках, и это была его вина.       Все было его виной.       – Вот черт! Макото, отодвинься! – велел чей-то голос. Большая фигура появилась перед ним, привлекая внимание. Не прикасаясь к нему, не беспокоя его – просто говоря. – Полегче. – Это было обращено к нему. – Сделайте глубокий вдох и успокойтесь, Химура-сан. Макото не хотел ничего плохого.       Но все, что Кеншин видел перед собой, это незнакомца, блокирующего ему выход.       Он должен уйти.       НЕМЕДЛЕННО!       К сожалению, у Кеншина не было возможности отдохнуть поле инцидента в фуро. Он едва успел надеть сухую одежду, как появился посланец с сообщением, что ему следует идти охранять Кацуру-сана. Так что ему пришлось стиснуть зубы, отринуть свою усталость, пойти к себе в комнату, переодеться в официальную одежду, прихватить шляпу, чтобы закрыть волосы, и выскользнуть на улицу с черного хода. Он прокрался до нынешнего места проживания Кацуры-сана боковыми улочками, на случай слежки.       А потом его ожидали два часа полнейшей отупляющей болтовни.       Кацура-сан заметил его затравленное состояние с первого взгляда, но никак его не прокомментировал… до конца встречи.       – Кеншин, что-то случилось? Проблемы с Накамурой?       Кеншин лишь отрицательно покачал головой, пытаясь избежать расспросов. И хотя с Накамурой были некоторые трудности, он вполне удерживал все под контролем. С ним были связаны объем работы, нерегулярный график, и все остальное тоже. Кеншин хорошо понимал свои проблемы. Он больше не мог спать, он не мог нормально питаться – и опять потерял вес, и это стало постоянной неприятностью. Но на самом деле он мог бы справиться со всем этим. Мог бы. Он всего лишь удивился тому, что произошло сегодня утром, вот и все.       К счастью, Кацура-сан не стал настаивать.       Однако, в этой встрече было и кое-что хорошее – для Кеншина она оказалась достаточно скучной, чтобы он мог просто сидеть и думать об утренних событиях. Но независимо от того, сколько он рассматривал всю эту ситуацию, вывод был один – испытать настолько яркие воспоминания и начать паниковать из-за них – это решительно странно. Он видел не совсем ожившие воспоминания, как раньше. И хотя смерть Киёсато и ее смерть возникли перед глазами внезапно, это было что-то не такое, как прежде. И не было чувства стыда или вины, как прежде. Нет, было что-то еще, что-то незнакомое. Он не знал, как объяснить свои ощущения, но событие встревожило его и даже напугало.       Хотя не похоже, что это повторится.       Неважно, насколько новенькими были эти новобранцы, они видели его шрам, его волосы, и стали свидетелями его безумного поведения. Они наверняка начнут расспрашивать других и узнают, что он тот самый хитокири Баттосай, а затем примкнут к рядам тех, кто шепчется за его спиной, и расскажут всем, каким сумасшедшим он на самом деле является.       Скорее всего, это лишь подольет воды на мельницу слухов, утверждающих, что хитокири были бешеными собаками.       Кеншину так не хотелось думать об этих слухах.       Всего несколько недель назад произошел инцидент, когда убийца Шинсенгуми, Удо Джинъе, потерял чувство реальности и в запале пытался убить людей из своего же подразделения. Его бывшие соратники теперь безуспешно искали его повсюду.       Такое безумие встречалось с обеих сторон, и в рядах повстанцев, и в Бакуфу. Ходили неприятные слухи о хитокири Шишио, о его излишней жестокости и, кажется, удовольствии, которое он получал, растягивая мучения своих жертв.       Кеншин знал, что его защищает Кацура-сан и его высокое положение среди повстанцев, но, вполне возможно, кому-нибудь захочется подорвать влияние Кацуры-сана, нападая на людей, связанных с ним, и в этом плане Кеншин представлял из себя сравнительно легкую мишень. По мере того, как тень войны наползала на страну, не все смотрели благожелательно на наиболее влиятельных людей в Ишин Шиши. Все больше и больше людей искали возможности возвыситься, которые предоставляла революция, независимо от ее последствий.       Кеншин вернулся в гостиницу как раз перед ужином. Редкое явление – гораздо чаще он не присоединялся к общей трапезе. Он не испытывал особого удовольствия от присутствия других мужчин, так что нашел себе место в конце длинного стола, в своем одиноком углу, и попытался затолкать в себя сколько-нибудь еды. Аппетита не было никакого. Он осилил едва ли треть обеда, прежде чем его попытки поесть превратились в бесцельное размазывание крошек по тарелке.       Пара присутствий ки приблизилась к нему, выкинув из мрачных размышлений. Это были гороподобный юноша, Хидеёси, тащивший за собой несдержанного Макото.       Положив палочки, Кеншин выпрямился и подозрительно прищурился.       – Химура-сан, Макото хочет вам кое-что сказать, – сказал ему Хидеёси тихим спокойным тоном. Однако, несмотря на это, многие люди в столовой повернулись в их сторону, ожидая зрелища.       Кеншин стиснул зубы. Почему все, что он делает, вызывает такой интерес? Однако Макото, похоже, не заметил, что стал причиной интереса всех присутствующих в комнате. Долговязый юноша потоптался, потом внезапно поклонился и выпалил:       – Я прошу прощения за произошедшее!       Что?       Кеншин уставился на него, определенно удивленный. Никто перед ним не извинялся. По крайней мере, с такой искренностью.       Он мог бы понять, если бы они сделали это из страха, чтобы избежать его несуществующего гнева. Но, похоже, парень просто извинялся за свою грубость, совершенную ненамеренно… Словно для них он был не легендой, которую следует остерегаться, а просто человеком.       Это было странно.       Но, тем не менее, приятно? Кеншин ощутил, как волна тепла разливается в груди, и уставился на свой поднос, пытаясь подобрать что-нибудь, подходящее случаю.       Ситуация в фуро была странной, но в том не было вины Макото. Юноша просто был в восторге и его любопытство зашло слишком далеко, а Кеншин почувствовал себя загнанным в ловушку. Вопрос о шраме просто выбил его из колеи, в результате чего плохие воспоминания всплыли на поверхность и стали причиной его срыва.       – Это не вина Макото-сана, вот что. Не нужно извинений, – пробормотал Кеншин. Кинув скорбный взгляд на недоеденную еду, он схватил катану и поднялся, чтобы уйти. Не было никакой возможности закончить ужин.       Он едва вышел из столовой, как понял, что странная парочка идет за ним. Зачем? Разве они не получили того, чего хотели? Ради бога, что им еще от него нужно? Повернувшись на пятках, Кеншин выжидательно поднял бровь, приглашая их сказать, что им нужно и покончить с этим.       – Химура-сан… – начал Хидеёси.       На шаг позади него нерешительно топтался Макото… а, конечно, с ощутимым намеком на страх.       Внезапно Кеншин почувствовал, как смертельно устал от всего этого. Он был измучен. День прошел ужасно от начала и до конца, и улучшения не предвиделось. Зная привычки Накамуры, он мог предположить, что у него есть всего пара часов, чтобы подремать, прежде чем этот ублюдок снова загрузит его работой на всю ночь. Кеншин устало вздохнул и отвернулся.       – Вы двое видимо не знаете, что сей недостойный является убийцей. Убийцей, хитокири Баттосаем.       – Знаем.       Кеншин удивленно повернулся. Хидеёси встретил его недоверчивый взгляд торжественным поклоном, без тени страха в глазах.       – Я знал, кто вы такой, в тот момент, как увидел, – сокрушенно признался Хидеёси и поманил своего друга. – А вот этот болван ничего не понял, пока вы не умчались.       – Не говори за меня, Хидеёси, – запротестовал Макото. – Я заметил, я понял, просто у меня не было времени думать о каких-то дурацких слухах о хитокири, потому что я был слишком занят, думая о…       – Заткнись, Макото, – оборвал его Хидеёси со сдерживаемой улыбкой.       Кеншин почти позавидовал тому, как эти двое говорят друг с другом, той ясной связи, которую они демонстрировали. При всем их различии, Хидеёси и Макото, казалось, были не разлей вода. Но какое им дело до него? Они уже извинились, так чего еще они хотят?       – Ах, хм… то есть… если вы все знаете… тогда почему вы преследуете сего недостойного?       – Честно? – Хидеёси пожал плечами. – Вы выглядите так, словно вам нужен друг. Кроме того, было бы неплохо найти кого-нибудь нашего возраста, чтобы приятно провести время. Становится тяжело одному выносить выходки Макото, если вы понимаете, что я имею в виду. – Юноша улыбнулся и шагнул вперед. – Кроме того, вы все здесь знаете, так что могли бы просветить нас.       Кеншин отступил на полшага назад, ошеломленный и почти испуганный. Хидеёси и Макото хотят с ним подружиться? Даже зная, кто он такой? Что, черт побери, с этими ребятами? У него не было друзей… никогда! За исключением некоторых коротких знакомств, да и те нетрудно сосчитать. Он не умел дружить! Последний человек, который стал ему близок, была она, и посмотрите, чем это закончилось!       Нет, нет…       – Нет, – выдохнул Кеншин.       Он сеял вокруг смерть и разрушение. Все, о ком он когда-нибудь заботился, пострадали, так или иначе.       Хидеёси выглядел встревоженным, но дальше не пошел, просто подняв руки в жесте примирения.       – Нет, потому что вы не хотите тратить на нас время? Или нет из-за чего-то другого?       – Эм… о… Сей недостойный… он просто не может. Вот и все.       – Знаете, для человека, который хочет, чтобы его оставили в покое, вы не кажетесь слишком уверенным.       – Эм… о… – Кеншин опять начал заикаться, стараясь подобрать слова, но опять потерпел неудачу. Он покачал головой и поднял глаза, чтобы встретиться с понимающим взглядом Хидеёси и его легкой доброжелательной улыбкой.       – Вы такой милый! – Макото вдруг оказался прямо перед Кеншином, снова вторгнувшись в его личное пространство. Он был так близко, что Кеншин не видел ничего, кроме его медово-карих глаз. А затем внезапно они распахнулись в узнавании. – Это был ты! – Макото обернулся. – Хидеёси! – Он показал на Кеншина и возбужденно закричал. – Он не соврал! У него нет сестры, это был он сам! Химура и был той красоткой, которая сразила меня несколько дней назад! Я не могу забыть эти глаза!       – А? – Хидеёси ошеломленно заморгал.       О нет, этого не может быть. Это просто невозможно. Никоим образом… Кеншин отвел глаза, чувствуя, как краска заливает щеки.       – Химура-сан… в фиолетовом кимоно, с высокой прической, с ведерком ирисов?       – Да! Это должен быть он! – Макото размахивал руками, с энтузиазмом жестикулируя. – Это совершенно восхитительно!       Кеншин замер. Восхитительно? В каком смысле?       – Теперь я могу смотреть на него целыми днями, и будет гораздо легче убедить его принять мои чувства!       Кеншин не имел ни малейшего представления о том, как это случилось, но каким-то непостижимым образом он заимел пару хвостиков. Всякий раз, когда он оказывался в гостинице, свободный от обязанностей, Хидеёси и Макото были рядом как приклеенные. Они присаживались рядом с ним и просто были. Каждый раз, когда весельчак Макото становился слишком навязчивым, Хидеёси одергивал его и вытаскивал из личного пространства Кеншина, но в остальных случаях эта парочка просто болтала без умолку.       Они не делали больше ничего, только говорили, говорили и говорили.       Это было странно.       Неважно, насколько грубым старался быть Кеншин, они не оставляли его в покое.       А что было хуже всего?       Через весьма короткое время они обнаружили, что у Кеншина есть неприятная привычка отвечать на прямые вопросы. Пара начала пользоваться этой его особенностью и вовлекала Кеншина в разговоры, задавая вопросы и ожидая его ответа.       А Макото?       О, этот юноша со своими медовыми глазами был страшен. Легко возбудимый, разговорчивый, несдержанный и еще бог знает что, он с таким обожанием смотрел на Кеншина, что это пугало. Из-за его выходок Кеншин постоянно ходил выбитый из колеи, смущенный и порой совершенно подавленный. Однако по какой-то неизвестной причине внимание Макото к нему не претило.       Ну, если тот не вторгался слишком сильно в личное пространство.       Кеншин не мог сказать, почему дело обстояло так. Может, из-за того, что Макото вел себя так нелепо и смешно? Трудно ощущать угрозу от долговязого юнца, заявлявшего о своих чувствах так громко, что слышали все, а получив отказ, начинавшего вести себя так, словно его сердце разбито, только для того, чтобы через полчаса предпринять новую попытку. Все это было так чрезмерно, что Кеншин решительно не знал, что ему делать.       Почему Макото все равно, кем является предмет его страсти – мужчиной или женщиной?       Почему он так настойчив, несмотря на постоянные отказы?       Кеншин не понимал.       Он не искал отношений ни с кем. Ему была невыносима мысль о близости с кем-нибудь, и он ясно дал это понять. Но Макото был – в полном соответствии со своим именем – искренним.       Это было странным.       И еще более странным было то, что больше он не чувствовал себя бесчувственным.       Его работа была ужасной. Кеншин ненавидел каждое ее мгновение. Питаться было муторно. Спать было трудно даже в самый удобный ночной час. У него постоянно болели или мышцы, или голова, или все сразу. Единственное, что изменилось, так это то, что больше он не был одинок. Нельзя сказать, что он получал удовольствие от компании Хидеёси или Макото и понимал, почему они так настаивают на общении с ним. Большую часть времени он чувствовал себя третьим лишним в их гармоничной крепкой дружеской паре.       Однако они не сдавались.       День за днем они продолжали свои попытки затащить его в свою компанию.       – Вот чего я не понимаю, так это того, почему вы работаете каждую ночь, когда все остальные работают четыре или пять ночей в неделю? – тараторил Макото. – Это несправедливо! Я тоже хочу сражаться! Я хочу сражаться с волками Мибу и побеждать их легендарных мечников в поединках, и получить известность! Я много лет тренировался в кендзюцу, изо всех сил стараясь получить признание моей семьи – и они никогда меня не признавали. Только и слышал – Макото, заткнись, Макото, успокойся, Макото, ты должен стать серьезным и вести себя так, как положено сыну добропорядочного самурая! Неудивительно, что мне все надоело и я ушел. И кстати, к вашему сведению, я умею себя вести тогда, когда это мне нужно, просто чаще всего в этом нет необходимости…       – Ну да, ну да, – Хидеёси страдальчески вздохнул. – Ты совершенный ангел, когда захочешь, я знаю. Но ты задал правильный вопрос. – Он повернулся к Кеншину, задумчиво нахмурившись. – Химура-сан, почему вы все время работаете? Я понимаю, что ваши навыки уникальны, но большинство заданий, мне кажется, вполне может сделать любой из нас. Если не один, так в группе.       Кеншин уткнулся лицом в сгиб руки, избегая их взглядов. Он сидел возле стены, прижимая меч к плечу, как всегда. Поначалу это был способ всегда оставаться наготове, но теперь ему было просто приятно держать меч в руках. В этой же позе он дремал, что сейчас было практически невозможно, когда Хидеёси сидел справа от него, а Макото слева, и оба слишком любопытны и дружелюбны в своей обычной манере.       Боги, как он устал. Непросто было обрести покой в гостинице.       Молчание затягивалось.       Кеншин застонал устало и сдался, бормоча в ответ:       – У Накамура-сана есть небольшой зуб на сего недостойного.       – Зуб? Но почему? – спросил Хидеёси, несколько озадаченный. – Я так понимаю, вы его лучший человек?       – Эм… сей недостойный был вынужден однажды искупать его в реке. – Это была лишь небольшая часть всех проблем, но об этом Кеншин хотя бы мог свободно рассказать. А об остальном он не собирался рассказывать. Это вещи, позорящие и его, и Накамуру. Кроме того, Хидеёси и Макото были слишком разговорчивы, и не было никакой гарантии, что они не распространят эту информацию среди повстанцев.       – Вы действительно окунули этого типа? В самом деле? – оживился Макото. – О, если бы я мог на это посмотреть! Это же прекрасно!       Кеншин посмотрел из-под ресниц, замечая, как глаза Макото засветились от радости, и широкая улыбка растянула его губы. Однако мгновение спустя его выразительное лицо потемнело.       – Думаю, именно поэтому он и выбрал вас своей целью, – пробормотал он. – Ну, хватит о нем. Скажите, Химура, что наши люди делают в свободное время? Я имею в виду, это же столица! Здесь же полно развлечений. Мы здесь всего неделю, но почти все время все люди проводят здесь. Думаю, старикам не скучно, но, Химура, скажите мне, куда вы ходите и что делаете для удовольствия?       – Хожу в город каждый раз, когда есть такая возможность, вот что, – признался Кеншин.       – О! И что вы делаете? – спросил Макото. – Куда идете? В знаменитый Гион? В Шимабару? Какое место лучше всего для азартных игр, пьянства и хорошей компании?       Кеншин смешался. Ему на самом деле хочется объяснять Макото, что каждый раз, когда он выходит в город, он навещает ее? Кеншин судорожно пытался придумать ответ.       – Хм… азартные игры?       – Вы играете в азартные игры? – недоуменно спросил Хидеёси.       Кеншин снова закрыл лицо руками, чувствуя, как щеки начинают гореть.       – Оооо… нет. Сей недостойный не играет в азартные игры.       – Почему? – вклинился Макото. – Это же весело!       – Весело?       – Только не говорите мне, что вы никогда не пробовали? Уу, вы такой скучный! – протянул Макото. – О, я понял! Хидеёси, мы должны взять Химуру с собой играть и научить его расслабляться! Я уверен, что он повеселеет, если его напоить! Напоим этого малыша, и он будет натыкаться на все подряд и путаться в своих прекрасных архаичных выражениях! О, это будет так забавно! И что еще лучше, когда он краснеет, это так мииило! А если он начнет спотыкаться, я помогу ему, и он будет мне признателен и поймет, что я вовсе не плохой парень. О, какая хорошая идея! К тому же так много времени прошло с тех пор, как я последний раз испытывал свою удачу в игре в кости.       Серьезно? Что, черт побери, не так с этим парнем?       Почему они просто не могут оставить меня в покое? Кеншин простонал и закрыл глаза. Как утомительна эта нескончаемая болтовня Макото! И сбежать вряд ли удастся. Куда бы он ни пошел, эти двое всегда следуют за ним.       Он уже пытался.       Это все такая чушь! Он никуда не пойдет с ними. Даже если бы он захотел, то вряд ли смог бы. Отправиться в город, как обычный человек, напиться в общественном месте, это прямой путь к неприятностям.       К счастью, Хидеёси думал точно так же.       – Макото, идея вытащить Химуру-сана из дома, чтобы дать возможность отдохнуть, хороша, но я сомневаюсь, что мы сможем выйти в город с прославленным Баттосаем и напоить его. Мало того, что это глупо, так еще и опасно. Каждый слышал о волосах и шраме Химуры-сана.       – Но… – Макото прикусил губу и надулся. – Я хочу поиграть. Мне не хватает острых ощущений. Это хорошая идея.       – Да, ты прав, но мы не можем выйти отсюда с Химурой-саном, – согласился Хидеёси.       – Но если мы пойдем без милашки, то смысла не будет никакого. Я хочу провести время с ним. – Макото кивнул и, улыбнувшись, бросил быстрый взгляд на Кеншина.       Милашки? Это-то откуда взялось?       Кеншин покраснел и отвернулся.       – Кроме того, я не очень хорошо знаю город, – продолжал Макото. – Как и ты. Или тебе напомнить, как ты потерялся в первый день? Единственные города, которые хоть сколько-нибудь нам знакомы, это Осака и Хиросима.       – Я не говорил, что мы должны идти без Химуры-сана! – запротестовал Хидеёси. – Я говорю о том, что мы не можем выйти отсюда. Но у тебя же есть кости? Что если мы сыграем здесь? Кроме того, я сомневаюсь, что Химура вообще знает, как надо играть, так что мы можем научить его основам.       – И правда! – восторженно отозвался Макото и умчался к своему футону и пожиткам, лежавшим рядом.       Кеншин наблюдал за тем, как он роется в своих вещах, с ошеломленным смирением.       – Может ли сей недостойный возразить?       – Нет. – Хидеёси виновато пожал плечами. – Если вас оставить в покое, вы же просто будете сидеть в задумчивости в своем углу, а потом пойдете работать на всю ночь.       Что ж, Кеншин не мог этого отрицать. Но азартные игры? Он никогда не играл в азартные игры, но что еще делать вечером? Через пару часов работа найдется для всех: обычно охрана встреч, ничего выдающегося или особо опасного, к чему, тем не менее, нужно относиться со всей серьезностью.       В такое время он, как правило, расслаблялся и успокаивал себя. Он вовсе не «задумывался», как это охарактеризовал Хидеёси. Он просто… ну ладно, он пытался думать о ней, чтобы вспомнить их время.       Кеншин вздохнул.       Ну хорошо-хорошо. Он задумывался.       Игра оказалась простой – бросить пару кубиков и угадать, какое число на них выпадет – четное «чо» или нечетное «хан», и сделать ставку. Несколько раундов Кеншин наблюдал, как играют Макото и Хидеёси друг против друга. Но несмотря на то, что он понял логику игры, было нечто, чего он не мог понять…       – В чем смысл игры?       – Получать удовольствие, конечно! И в деньгах, которые я могу выиграть у Хидеёси! – весело объяснил Макото, встряхивая кости в руках и бросая их.       – Нечет, – окликнул его Хидеёси.       Секунду спустя кости перестали кувыркаться… и Хидеёси длинно выдохнул.       – Но почему Хидеёси всегда называет неправильно? – спросил Кеншин, искренне озадаченный.       – У него просто нет моей удачливости! – Макото улыбнулся и протянул руку к Хидеёси. Побежденный юноша застонал, но послушно порылся в своем кошельке и вытащил сумму, которую только что проиграл. – Скажи, милашка, ты готов поставить свою удачу против моей? Игра в три хода. Мы все назовем число, и тот, кто назовет точнее, выиграет.       Кеншин нахмурился, но после секундного размышления слегка кивнул. Он все еще был озадачен. Игра не имела особого смысла, но ставки были небольшими – всего три бронзовые монеты на кон, не стоящие слез в случае проигрыша. Макото с легкостью отдал кости ему, предоставляя возможность бросить их. Простые кубики, вырезанные из кости, неравномерно изношенные и закругленные по краям, с обозначенными по сторонам точками.       Держа их в руке, Кеншин не мог не спросить снова.       – То есть сей недостойный может бросить их и назвать свою ставку, пока они еще в воздухе?       – Конечно, – подтвердил Макото. – В большинстве игорных домов дилер делает бросок, используя специальную чашку, но здесь все свои. – Он усмехнулся и кивнул. – Давай, потряси их. Я говорю, что будет пять и пять, чет.       Хидеёси любовно усмехнулся.       – А я говорю три и два, нечет.       Кеншин встряхнул кости в сложенных руках, как делали другие, и бросил их.       – Три и пять, чет.       Кости покатились по татами, остановились…       – Три и пять, чет, – сказал Хидеёси. – Удивительное везение, Химура-сан.       Макото смотрел на кости, надувшись.       – Просто новичкам везет! – Он вынул поставленную сумму из кармана с явным недовольством и положил рядом с Кеншином. – Теперь я бросаю!       Кеншин отдал кости, более растерянный.       – На этот раз… – Макото задумчиво потер подбородок. – На этот раз, безусловно, будет пять и два, нечет.       – На этот раз я говорю чет. Три и один.       Кеншин не был уверен, что он здесь забыл, но когда Макото перестал трясти кости и выпустил их, он крикнул:       – Один и один. Чет.       Кости прокатились…       – Один и один, чет. Снова точно. – Хидеёси нахмурился. – Как ты это делаешь?       – Эм… – Кеншин поколебался, прежде чем склонить голову набок в смущении. – Хм, сей недостойный смотрит на кости, и когда видит, как они лягут, называет их. В такой игре это несложно, вот что я скажу.       – Ты видишь, как они лягут? – разинул рот Макото, тыкая в Кеншина пальцем. Лицо его сменило целую гамму эмоций – шок, разочарование, гнев, изумление, прежде чем остановиться на злости. – Вот это да, милашка! Ты мне так нравился, но ты бьешь меня на моей же территории! Сделаем это снова, правильно, с дилером, с чашкой, чтобы скрыть кости! Тогда тебе придется догадываться, как и нам!       – Макото… – прошипел Хидеёси, стараясь успокоить своего друга.       Громкий хрипловатый голос прервал их.       – О, ребята, вы играете в кости?       Это был Фудзивара-сан, один из немногих оставшихся от старого состава. Его все знали, как представителя их подразделения, и только потому, что он был в нем дольше остальных.       – Забавно! Я могу присоединиться к вам?       Макото поднял голову, и его глаза сразу остановились на чашке для игры в кости, которую Фудзивара держал в руках.       – Конечно! – с восторгом воскликнул Макото. – Пожалуйста, присоединяйтесь к нам!       Так у них стало три игрока и дилер, на роль которого вызвался Хидеёси. По всей видимости, он проиграл всю свою мелочь и не хотел тратиться больше. Все отлично всех устраивало. Хидеёси был известен своим спокойным характером и, казалось, уже понравился большинству мужчин.       Игра началась.       В этой версии игры дилер встряхивал кости внутри чашки, переворачивал ее на пол, а затем ожидал, пока все сделают свои ставки. Затем чашку поднимали, и тот, кто был ближе всего к истине, забирал все деньги, поставленные на кон. При таком подходе явная непредсказуемость игры наконец настигла и Кеншина, и ему тоже пришлось угадывать, как и всем остальным.       И чаще всего он проигрывал.       Время от времени и ему приходилось лезть в кошелек. Его это не слишком расстроило – ставки были небольшими. Однако он мог бы обойтись без самодовольной гордости Макото, собравшего самую большую кучку монет. Фудзивара был самым постоянным игроком из них – он побеждал только для того, чтобы проиграть в следующем туре, и в итоге оставался ни с чем. Это было несколько странно. Зачем кому-то играть без желания выиграть побольше? Словно он хотел играть ради самой игры.       Кеншин его не понимал, но сдаваться тоже не собирался. Игра не казалась ему особенно веселой. Удача это просто удача, и не было никакого смысла уповать на нее, просто надеясь на лучшее. Однако искра любопытства разгоралась в нем – можно ли предсказать результат, когда кости не видно?       Когда кости падали на пол открыто, было легко увидеть, как они лягут. Сражаясь, он двигался быстрее противников, предугадывая даже малейшее их движение. Кендзюцу это внимание к деталям, в конце концов.       Но сможет ли он теперь предсказать, как упадут кости?       Игра вдруг снова стала интересной. Он начал смотреть на руки Хидеёси, обращая внимание на то, как он трясет ими чашку. Кости создавали довольно отчетливый шум. Недолго думая, Кеншин направил каплю ки к ушам, чтобы улучшить слух и следить за звоном костей, и закрыл глаза, пытаясь представить эти движения.       Большие руки встряхивали кости в устойчивом ритме, кубики попадали на стенки чашки, ударялись друг о друга, крутились…       Между костями и их сторонами не было большой разницы, но, когда кубики попали к нему в руки, он заметил, что они были несколько неравномерно изношены. Если он запомнил все правильно, что сторона с тремя точками была более округлой, и должна издавать немного другой звук, если он сможет это уловить.       Да, этот более мягкий звук – он звучит немного по-другому, не так ли?       Кости вращались и крутились, а затем внезапно ударились о татами с такой силой, что даже оглушили его, потом прокатились и остановились.       Тишина была оглушительной.       Кеншин потер ухо, отпуская ки. Как раз вовремя, потому что Макото был готов сделать свою ставку.       – На этот раз будет два и два, чет, и даже ты, милашка, отдашь все свои деньги мне!       Фудзивара хрипло рассмеялся.       – Сейчас посмотрим! Я говорю, что будет три и шесть, нечет.       – Нет, – сказал Кеншин и, действуя по наитию, предположил, – три и один, чет.       Хидеёси поднял чашку и ахнул от удивления.       – Три и один, чет. Точно! Химура-сан выиграл.       – Нет! Первый точный бросок в игре, и он уходит к милашке! – завопил Макото. – Моя госпожа удача, почему ты отвернулась от меня?       Легкая ухмылка тронула губы Кеншина, и он вежливо поклонился, протягивая руку за выигрышем. Фудзивара-сан проиграл с улыбкой, а вот Макото надулся и ворчал, как ребенок, и это вдруг сделало все происходящее гораздо более приятным, чем можно было бы представить.       Кеншин прикрыл рот рукой, стараясь не показывать своего веселья.       Сейчас… он сможет сделать это снова?       Ответ был и да, и нет. Даже когда он прислушивался к мягкому звону костей, малейший шум отвлекал его. Однако, чем дольше он слушал, чем дольше наблюдал за движениями Хидеёси, тем точнее становился в предположениях, и внезапно одна из победных серий принадлежала не Макото, а ему. Постоянное использование ки привело к тому, что уши начали побаливать, но этого было недостаточно, чтобы заставить его остановиться. По крайней мере, сейчас.       И было что-то забавное в постоянных проигрышах Макото. Весельчак реагировал так драматично. При каждом проигрыше он обязательно громко ругался и ожесточенно жестикулировал, так что это шоу начало собирать аудиторию. Практически каждый человек в комнате заинтересовался их игрой. Некоторые следили с почтительного расстояния, а некоторые подошли и присели рядом.       Даже не замечая этого, Кеншин начал улыбаться. Попытка предсказать положение костей была сложной задачей, но этот способ использования ки никому не вредил. И Макото… несколько дней Кеншин был вынужден безостановочно выслушивать его болтовню, выносить нелепые попытки флиртовать и бесконечный поток эгоистичных, подчас бессознательно грубых, высказываний. Он уже был на грани срыва, если быть честным с самим собой.       – О, госпожа удача, почему? Что я сделал, что ты оставила меня? – вопил Макото, театрально размахивая руками. – В этом нет никакого смысла! Я хорош в азартных играх. Кости были моими верными друзьями много лет, а эти вообще моя пара! Почему они предпочли милашку? Хидеёси, это несправедливо! Как я могу произвести впечатление на милашку, если он раз за разом бьет меня?       – Успокойся, Макото, – сухо усмехнулся Хидеёси. – Проигрывать это совершенно нормально.       Однако люди, собравшиеся вокруг них, чтобы понаблюдать за игрой, казалось, тоже думали, что что-то не так, и, усиливая слух с помощью ки, Кеншин не мог не слышать их шепотков.       – Точная догадка два раза подряд? Хм, это удача демона.       – Едва ли удача. Это, должно быть, какое-то колдовство. Обратите внимание, как Баттосай закрывает глаза перед тем, как объявить ставку.       – Думаете, он обманывает? – спросил первый, явно встревоженный.       Кеншин замер от удивления. Он даже и не думал обманывать, но получается, что он мошенничает?       От этой мысли под ложечкой неприятно засосало, и малейшие следы улыбки исчезли с губ. В некотором смысле использование ки можно было назвать мошенничеством. В конце концов, он использовал навык, которого не было у других игроков, и это давало ему преимущество перед ними в игре на деньги. О боги… разве это не воровство? Но ему не нужны их деньги! Он даже не хотел играть, но они не дали ему возможности сказать нет. Он начал использовать ки только потому, что это был интересный вызов его способностям, и потому, что Макото чертовски его раздражал.       – Какого черта вы там говорите? – требовательно спросил Макото. – Милашка жульничает?       И вдруг Макото пополз прямо над игровым полем, чтобы взглянуть на Кеншина. Он был близко, слишком близко, и все, что мог видеть Кеншин, это его медово-карие глаза, нацеленные прямо на него.       – Милашка, скажи, что они лгут. Ты не можешь использовать чертову магию для жульничества!       Тишина повисла в комнате.       – О… Эм… – Кеншин начал заикаться, глядя перед собой дикими глазами. – Эм… так сказать, сей недостойный… эм, он пытается предсказать траекторию движения костей. – Он откинулся назад и прижался к стене, бессознательно пытаясь увеличить дистанцию между собой и Макото.       – Ха! Я это знал! – объявил кто-то из толпы.       Макото наклонился еще ближе, подозрительно прищурившись.       – Что… – Фудзивара-сан откашлялся. – Химура-сан, как вы это делаете?       Этого не должно случиться. Не должно. Люди не понимают, что такое ки. Никто, кто ее не использует, не сможет этого понять. Так было всегда. Но сейчас все присутствующие в комнате смотрели на него, ожидая объяснений, и он должен им что-то сказать. Кеншин прикусил щеку, пытаясь придумать хоть что-то, что-нибудь, что он мог сказать им, что-то, что не будет звучать как безумный бред.       Но прежде, чем ему удалось подобрать слова, Макото вскочил на ноги.       – Заткнитесь все! Милашка не жульничает! Он не видит кости, не касается их. Он не делает ничего, чтобы обмануть нас, не так ли? И неважно, что он пытается предсказать результат – мы все это делаем. Так что с того, что он все правильно сказал несколько раз подряд? В остальные разы он проигрывал. И если и говорить о мошенничестве, то реальный шанс имею только я, потому что это мои кости!       Люди посмотрели на Макото в полном оцепенении. А потом скрипучий смех нарушил тишину.       – Проклятье! Парень, ты почти обманул все нас своим театральным представлением! – Фудзивара-сан поднялся и похлопал Макото по плечу. – Ты так эффектно сыграл. На секунду мы все были убеждены, что на костях используется какая-то магия, и превратились в маленьких мальчиков, боящихся собственной тени. Посмотри на Химуру-сана – ты испугал даже нашего лучшего человека.       И все напряжение в комнате внезапно схлынуло. Люди усмехались, смеялись, некоторые даже делали рукой старинный знак против зла, но ни один не стал утверждать, что человек может использовать магию, чтобы управлять костями или предсказывать их движение. В конце концов, самый уважаемый человек в группе считал, что подло так думать.       Фудзивара-сан снова покашлял, привлекая внимание.       – Ладно, ребята! Уже поздно, а перед нами длинный путь к усадьбе, которую мы сегодня охраняем. Так что давайте поторапливаться! Я всегда вам говорил, что лучше прибыть раньше, чем позже!       Кеншин смотрел на всех в замешательстве. Что только что случилось? Почему Макото защищал его? И почему Фудзивара-сан так легко отступился? Зачем они подвергают себя риску ради него? Почему их это волнует?       Он ведь напортачил.       – Эй, все нормально. Не надо так пугаться, – тихо сказал ему Хидеёси, сидя на коленях рядом с ним. – Макото иногда выходит из себя, но это не значит, что он в плохом состоянии. И было круто, когда вы выбили его из игры. Было весело, правда?       Весело? Кеншин нахмурился. Он и правда неплохо провел время, но…       – Сей недостойный, хм… вероятно, жульничал, вот что, – признался он, со стыдом глядя в сторону.       – Это как? – полюбопытствовал Хидеёси.       – О… эм… так сказать, он использовал ки для улучшения слуха и прислушивался к звуку костей. И руки… сей недостойный наблюдал, как вы трясли чашку и пытался предсказать движение костей, вот что.       – Ки? А что это?       – Это энергия. Внутри людей. – Кеншин запнулся. – Некоторые люди могут научиться ее использовать, чтобы чувствовать других людей, усилить ощущения, движения и так далее.       – Так, погодите, дайте разобраться. Вы использовали то, что есть у всех людей, но что лишь немногие могут использовать… и вы беспокоитесь, что это был обман? – Хидеёси сделал паузу. – Похоже, что для вас это тоже не так просто.       – Нет, – признался Кеншин.       – Вот вам и ответ, – решил Хидеёси. – Полагаю, что многие люди не решатся играть с вами, если вы будете все время выигрывать. Но когда играешь с друзьями, дело не в игре, не в выигрыше или проигрыше. Мы просто хорошо проводим время. Вам понравилась игра?       Кеншин заколебался.       – Хм, это было… интересно, предсказать, как лягут кости, вот что. И Макото…       – О да, то, как вы побили Макото, было забавным, – рассмеялся Хидеёси. – Жаль, что мне не удалось сделать то же самое. Когда он побеждает раз за разом, то становится просто невыносимым. Он неумерен во всем. В первую нашу встречу он очистил мои карманы полностью. В любом случае, вы нашли забавным предсказание результата? И вы делали это, наблюдая за моими руками? Вам будет труднее, если я поменяю свои движения?       – Да.       – Тогда в следующий раз я так и сделаю. Просто для того, чтобы вам было труднее. – Хидеёси поднялся на ноги.       – О… Эм… – Кеншин уставился на него. – В следующий раз?       – Конечно! – Хидеёси улыбнулся. – А сейчас пойдем. Нас ждет работа. – И он направился к своим мечам, и Кеншин наконец заметил, что комната пуста.       Все остальные мужчины уже собрались и ушли. Пошатываясь, Кеншин тоже поднялся на ноги.       Когда все они отправились в ночь, он не мог не заметить, что впервые за многие годы не чувствовал себя подавленным, одиноким или нечувствительным ко всему, страшащимся того, что может произойти.       Нет. Сегодня он был простым солдатом, делавшим свою работу так же, как и остальные люди.       Через неделю, сразу после полудня, когда Кеншин доедал свой «завтрак», Макото подошел к нему, один.       Вполне понятно, что Кеншин насторожился. До сих пор этот энергичный молодой человек подходил к нему только чтобы сообщить о своем намерении «посвататься» к нему – фу, слово-то какое! Или потому, что хотел привлечь его внимание к… хотя нет. Единственное, что было на уме у Макото, был флирт или разные способы понадоедать ему. Где же Хидеёси? Этому уравновешенному юноше можно было доверить управление этим несдержанным юнцом.       – Милашка! Мог бы…       Кеншин действительно, на самом деле не хотел иметь никакого дела с неудачными попытками Макото флиртовать с ним, по крайней мере, прямо сейчас. Он только что проснулся. Поэтому он прервал его довольно грубо.       – Нет, мне это не интересно, вот что.       На короткое мгновение челюсть Макото отвисла, а потом он отпарировал.       – Ты даже не знаешь, о чем я хотел спросить! – Он наклонился ближе, прищурившись. – Ты точно не заинтересован? Я неприятный тип или плохо выгляжу? Разве не может быть между нами хоть какой-то солидарности или дружбы? Фудзивара сказал мне, что ты тоже предпочитаешь мужчин, и раньше у тебя даже был наставник! Я не старый и не настолько выдающийся, как некий морщинистый лысый старикашка, но я могу делать абсолютно безнравственные вещи своим…       Черт побери! Кеншин стиснул зубы и посмотрел вниз, пряча глаза за длинной челкой. Неважно, что он ему говорил, казалось, не было никакого способа заставить этого идиота поверить ему. Что ему сделать, чтобы поставить точку? Кроме убийства и нанесения тяжких телесных повреждений он уже перепробовал все! А теперь еще Фудзивара-сан пошел и рассказал этому дураку о слухах насчет Ито-сана и его!       Лучше прояснить все сейчас, пока он не растерял последние остатки своего терпения. Голосом, полным угрозы, Кеншин прошипел:       – Макото-сан, сей недостойный не заинтересован в отношениях ни с кем. Вообще.       – Что? Ни с кем? Вообще? Что, черт побери, с тобой? – Макото был несказанно удивлен. Он сделал глубокий вдох, словно собирался продолжать свою болтовню, но вдруг вместо того, чтобы начать, сглотнул и ударил себя по щеке. – Нет! Я не позволю тебе снова отвлечь меня! Я хотел попросить тебя о чем-то важном! Не то чтобы стремление к твоей любви было неважным для меня, но… Ах, я о Хидеёси.       Кеншин поднял голову, заморгав как сова. Макото, веселый непочтительный Макото, стоял сейчас прямо, как ружейный шомпол, избегая его взгляда и сжимая руки в кулаки. Он снова делал глубокий вдох, а потом затараторил:       – Хидеёси первый раз убил сегодня ночью, и теперь он со мной не разговаривает! Он даже не хочет находиться рядом со мной! Я не знаю, что с этим делать! Я имею в виду, что никогда не имел шанса убить кого-нибудь из этих собак Бакуфу, так что откуда мне знать, что сказать ему? Но потом я вспомнил, что из всех людей, которые здесь находятся, Хидеёси любит тебя. И ты знаешь все об убийствах. Я имею в виду, что ты стал практически легендарным из-за того количества людей, которых убил, и своей ледяной выдержки на работе. Так что на самом деле нет никого, кто бы лучше всего рассказал Хидеёси о том, какая чушь его ненужный драматизм, и встряхнуть его. Кроме того, я сегодня хотел пойти в город, но не хочу идти один, так что…       Кеншин так и сел там, где стоял, пытаясь разобраться в тираде Макото, но потерпел оглушительную неудачу. Этот идиот ссылается на миссию по охране, на которую их отправили прошлой ночью?       Прошлой ночью… их отряду и двум другим было поручено охранять важное совещание между Сайго-саном, Кацурой-саном и Сакамото-саном, которое проводилось в поместье Сузу-я, но отряды Айдзу устроили на них засаду. На раннем этапе схватки Кеншину пришлось иметь дело с хитокири из Айдзу, так что он потратил довольно много времени, чтобы разделаться с ним в бамбуковой роще, окружавшей усадьбу. Ему не удалось увидеть, как остальные справились со своими схватками, но, судя по всему, все закончилось вполне благополучно. Повстанцы потеряли только пятерых – двоих убитыми и троих ранеными – и ни одного из их отряда.       Хидеёси убил кого-то и плохо это перенес?       Кеншин нахмурился, пытаясь вспомнить. Когда произошло его первое убийство? Это должно было быть довольно давно, когда он не был настолько нечувствительным, что убивал легко. Память раздражающе напомнила: самураи и горящая деревня, и защита кого-то. Кеншин потер лоб, пытаясь вспомнить. Это было так давно. Сколько ему было? Одиннадцать? Да, что-то около того.       Это слишком… рано.       Как он отвратителен! Даже будучи ребенком, он уже был убийцей!       Чья-то рука схватила его за плечо.       – Эй, милашка! Ты здесь или нет? Я просил тебя…       Дрожь пробежала по позвоночнику, и Кеншин распахнул глаза. Макото прикасался к нему! Он с шипением отпрянул назад.       – Не трогай меня!       – Хорошо-хорошо! О боже, успокойся! – Макото поднял руки в знак капитуляции. – Я не буду трогать тебя. – Он усмехнулся. – По крайней мере, пока ты сам не захочешь.       Кеншин сделал глубокий вдох и закрыл лицо руками, пряча глаза и румянец смущения, заливший щеки. О боги! Неужели он настолько сломлен, что простое прикосновение или шаг в его сторону так сильно действует на него?       Он покачал головой. Это не имеет значения. Просто еще одна сумасшедшая история, которая с ним произошла, и ничего больше.       – Что вы хотите, чтобы сей недостойный сделал? – спросил он, сдаваясь. Он не хотел, чтобы Макото заострял внимание на его глупом поведении. Последнее, что ему нужно, чтобы его проблемы стали известны остальным повстанцам, а весельчак нисколько не фильтровал то, что говорил всем подряд.       – Я подумал, что ты мог бы поговорить с Хидеёси, помочь ему преодолеть его печаль, – сообщил ему Макото. – Это просто убивает меня. Что такого особенного случилось? Мы сражаемся за революцию, так ведь? Убийства должны быть данностью для всех нас.       Слушая эти логические выкладки, Кеншин не удивился тому, что Хидеёси не захотел говорить с Макото, и сам того не желая, наклонил голову.       – О! Здорово! Спасибо! – Макото был в восторге. – Я обещаю, что прощу тебя за то, что ты обыграл меня в кости, если ты поможешь моему другу! – А потом, ни о чем не задумываясь, он весело убежал.       Какого черта? Кто, дьявол побери, может говорить такие вещи с таким бесстрастным лицом? Как этот идиот всегда раздражает его, заставляя чувствовать себя так неловко и неуютно. Кеншин смотрел ему вслед совершенно смущенный.       А потом его настигло осознание.       О нет!       Он уткнулся лицом в сгиб руки. Ему хотелось кричать и плакать. Он сделает все, все, что угодно, только бы вернуть назад последние две минуты своей жизни и не обещать того, что он, видимо, только что обещал.       Хидеёси был во дворе. Он сидел на крыльце и глядел в пустоту. Он выглядел так, что сразу становилось понятно, что ему не нужна компания или пустые разговоры. Его ки ощущалась слабой, но нестабильной, сигнализируя о том, что что-то темное творится на душе у этого человека.       Кеншин был знаком с таким настроением. Так он чувствовал себя довольно часто. Но что он знал о разговорах с людьми или, тем более, о способах ободрить их?       Абсолютно ничего.       К тому же он познакомился с Хидеёси всего две недели назад. Он почти ничего не знал о нем или о его жизненных обстоятельствах. Однако даже ему было понятно, что с Хидеёси что-то не так. Эта задумчивость, угрюмый взгляд… это было так непохоже на сильного, надежного Хидеёси.       Может, нашелся бы кто-то более способный, чтобы взять на себя эту задачу? Но никто не знал этих новобранцев особенно хорошо. Странная парочка проводила время исключительно с ним. Ну, они больше доводили его до точки кипения, но…       Он пообещал помочь.       И, к тому же, даже если Кеншин ничего не понимал в разговорах с людьми, он был абсолютно уверен, что Макото еще меньше подходил на эту роль. Так что он вышел из дверей, откуда наблюдал за Хидеёси, и присел неподалеку от него.       Оперевшись на колени, Кеншин уставился в траву, пытаясь придумать, что ему сказать.       Хидеёси опередил его.       – Выражение его лица расстраивает меня больше всего, – сказал он низким рычащим тоном. – Знаешь, он побеждал. Усмехался, потому что был уверен в победе, а потом посмотрел вниз и увидел меч, торчащий из груди. Он выронил свою катану и попытался схватить мой клинок. Я не знаю, зачем. А потом он понял, что уже мертв. Он знал, что назад дороги нет. Его охватил страх, и его глаза… они были такими безнадежными…       Кеншин закрыл глаза и тихо выдохнул. Он точно знал, о чем говорит Хидеёси. Он тоже ненавидел этот взгляд. Но в его случае его противники погружались в пучину отчаяния в ту секунду, когда видели его волосы, его шрам, и слышали, как их товарищи шептали слово «Баттосай».       Он не знал, что делать со своими руками. Его пальцы дрожали от необходимости схватиться за что-нибудь, направить куда-то свою нервную энергию. Мечи были на поясе, слишком высоко, так что он принялся теребить рукав.       – Это не станет легче, – сказал он наконец. – Если же станет… значит, с тобой что-то не так.       Это была правда. Никто не должен был быть способен убивать как он, холодно и бесстрастно. Словно это так легко.       – Убивать людей необходимо. Чтобы революция стала успешной, чтобы мы смогли построить новый мир. Жизни наших врагов – это жертвы, принесенные ради этого дела. Но они тоже люди, и мы никогда не должны забывать об этом. – Кеншин пытался облечь свои беспорядочные мысли в слова. – Кендзюцу это искусство убивать, несмотря ни на что. Так что пока ты борешься за свои убеждения, по достойной причине… можно научиться терпеть боль, которую приносит меч, вот что.       – Не думаю, что я смогу, – прошептал Хидеёси, и его голос сорвался.       Ссутулившись, чтобы стать меньше, Кеншин ожесточенно сжал ткань рукава. Какой из него помощник! Он только делает все хуже!       Хидеёси задышал отчаянно, резко и сильно вдыхая и выдыхая. Молчание между ними накалялось.       Кеншин чувствовал себя подавленным только от того, как слышал, как юноша боролся со своими эмоциями. Он не мог вымолвить ни слова!       – Знаешь, я всегда был неудачником, – резко сказал Хидеёси. – Четвертый сын купца, бездельник на замену. Моих братьев учили основам бизнеса, а я не заслужил ничего, кроме базового образования. А потом, в один прекрасный день, мой старик вернулся из поездки с каким-то самураем, охранявшим его. Уважаемым и известным мечником. Отец хотел, чтобы я стал его учеником, но только одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что я не смогу. Отец никогда не давал мне забыть об этом. Он говорил, что я должен был убедить его, что я легко смог бы получить такого известного мечника в качестве учителя и занять место его единственного ученика. – Хидеёси усмехнулся, наполовину сердито, наполовину весело. – Знаешь, много лет я действительно ревновал к этому ребенку. Я научился кендзюцу ему назло. Я мечтал, что когда-нибудь встречусь с ним и докажу, что я так же хорош, как и он.       Кеншин не знал, что ответить, так что просто пожал плечами и начал вытягивать нитку из рукава. Такие истории были обычным явлением. Кендзюцу можно было научиться либо с Мастером, либо присоединившись к какому-нибудь додзё. В крупных городах часто было несколько конкурирующих школ, а в сельской местности легче было найти обучение один на один.       – Думаю, что я потерпел неудачу даже в этом, – самоуничижительно усмехнулся Хидеёси. – Я убил одного человека и превратился в развалину. Может, мой старик был прав, сказав, что я ни на что не годен.       Напрасная критика, подумал Кеншин.       – Не стоит говорить, что ты неудачник. Но причины для борьбы… вот что важно, – сказал он мягко, в первый раз ощущая, что наконец-то говорит что-то осмысленное. – Причина, по которой сей недостойный совершил первое убийство, заключалась в том, что несмотря на то, насколько это было больно, он знал, что это было правильно, вот что.       Тогда он убил, чтобы защитить. Это была хорошая причина. Это было правильным поступком. Но, оглядываясь назад… Если бы он не вмешался…       Кеншин нахмурился.       – Или он так думал, – добавил он машинально.       – Так что насчет твоего первого убийства? – спросил Хидеёси. – Я имею в виду, что впервые услышал слухи о Баттосае года два назад, но ты говорил, что уже четыре года в Ишин Шиши.       – В то время сей недостойный был просто невежественным учеником и подрался с двумя самураями. Он убил их обоих, чтобы защитить девочку, но сейчас, оглядываясь назад… вероятно, он сделал ее жизнь труднее своим поступком.       – Как ее зовут?       Кеншин не видел смысла скрывать это, так что ответил.       – Мия.       Ки Хидеёси упала от мутного слабого ощущения к морозной холодности.       – И теперь ты жалеешь об этом? – Его голос был напряженным и нервным, почти злым.       Кеншин не задумывался, почему. Потому что, делая подобный плохой выбор, он тоже был зол сам на себя. Хорошо, что Хидеёси понял, каким неудачником был и он сам.       – Иногда, – признался он. – Не о том, что защищал ее, нет. Но о глупости и несправедливости, которая стала причиной стычки? Действительно жалею.       Тишина, повисшая между ними, затянулась надолго, пока Хидеёси не нарушил ее.       – Этот мальчик, которому я завидовал. Я на самом деле пошел искать его. Это было первое, что я сделал, когда покинул Хиросиму. Было нелегко найти слухи о нем, но я искал и, наконец, нашел других людей, которые видели его. А когда я наконец встретился с ним, то понял, что не могу злиться или ревновать. Мальчик, которому я завидовал, вырос, но был таким несчастным. Талант и великий учитель не принесли ему в жизни ничего хорошего. И когда я увидел его, то понял, что я могу быть лучше и отпустить мою неприязнь к нему. – А потом, по какой-то непонятной причине, ки Хидеёси стала теплее. – Спасибо за напоминание, Химура-сан.       Кеншин взглянул на Хидеёси, озадаченный неожиданным поворотом его настроения.       – И спасибо за твою мудрость в поиске причин для борьбы. Я уже почти забыл это, но у меня тоже были причины присоединиться к революции. Я только что чуть не заблудился в своих воспоминаниях и старых страхах.       – О… – Кеншин уставился на него.       – Знаешь, я солгал рекрутеру о своем имени, – улыбнулся Хидеёси. – Я не самурай, не принят в клан. Я просто сын купца, и эти люди начали бы смотреть на меня сверху вниз, если бы узнали. Но Макото решил сжульничать и настоял, что я не должен позволить такой мелочи, как моя несчастная семья, остановить меня от борьбы за лучшее будущее. Революция даст равные права всем, положит конец бессмысленным самурайским привилегиям. Это все устарело. Кроме того, у меня есть девушка, которую я встретил в Осаке, когда охотился за слухами, – подмигнул Хидеёси. – Я бы хотел вернуться героем и бросить все к ее ногам.       Поднявшись на ноги, Хидеёси подошел и протянул ему руку.       – Давай, пойдем. Я умираю от голода.       Кеншин с опаской посмотрел на протянутую руку. Он не знал, какого рода прикосновения могли вызвать в нем тревожные чувства, и не хотел рисковать, так что поднялся сам.       Улыбка Хидеёси слегка дрогнула. Поняв свою ошибку, Кеншин сделал рукой жест, означающий «только после вас», надеясь успокоить юношу. Хидеёси оживился.       – Да, верно, маленькие шаги, я могу это сделать.       Почему такая мелочь может иметь такое значение, Кеншин не понял. Честно говоря, он не знал, почему Хидеёси это так волнует. Они не были друзьями. По крайней мере, Кеншин не считал их друзьями – он не хотел ни с кем дружить. Было гораздо лучше быть одному, чем беспокоиться о других.       Но после этого разговора он начал уважать Хидеёси.       Что же касается Макото…       Как, черт побери, два таких разных человека могут быть друзьями?       Они добыли на кухне немного еды, и Хидеёси уже одолел половину, когда Кеншин наконец решился спросить об этом.       – О, этот идиот со мной на протяжении многих лет, – нежно сказал Хидеёси. – Мы обучались кендзюцу в одном додзё, там, в Хиросиме, и с тех пор вместе, и в радости, и в беде. И если ты думаешь, что сейчас Макото ужасен, то представь его в пятнадцать лет!       Может, это и объясняет что-то, но…       Нетерпеливый окрик прервал его размышления.       – О, милашка! Ты привел в чувство моего приятеля! Я знал, что могу доверять твоим выдающимся знаниям в деле кромсания людей на куски. Ты выяснил, что с ним не так! Как и обещал, я прощаю тебя за то, что ты побил меня в кости, и вообще всю твою раздражительность!       Ради бога! Кеншин быстро зарылся лицом в сгиб руки. У него не было никаких приличных слов для этого надоедливого идиота! Ему хотелось кричать, но он произнес только слабое «Орооо.»       А когда позже вечером Накамура объявил о миссии по охране контрабанды оружия для трех бойцов, Макото вызвался добровольцем…       И Кеншин не возражал.