конфеты и секс до утра

      Вика стянула с волос полотенце — уже подсохли достаточно, чтобы вода с них не капала. Кинув то на сушилку в ванной, она взглянула на себя в зеркало, еле пересиливая усталость, чтобы нанести на лицо тонер, а после увлажняющий крем. Хотелось, на самом деле, только одного: чтобы этот день поскорее закончился.       Время было ещё раннее; к тому же, завтра выходной. Но, войдя в комнату, Ветрова сразу потушила свет; спальню теперь освещали только несколько свечей на деревянной подставке на комоде и гирлянда, висящая на стене у кровати. Девушка сняла с шеи тонкую золотую цепочку с кулоном в форме сердечка — подарок Паши на их третью годовщину отношений; и два кольца с правой руки — тонкое гладкое обручальное и помолвочное с камнем. Вика терпеть не могла спать с украшениями. Даже с этими, которые носила каждый день. А она собиралась спать в скором времени.       На улице, за закрытыми окнами, угрожающе завывал ветер; в голове всплыло сообщение синоптиков о завтрашних порывах до двадцати метров в секунду и дожде, переходящим в снег. Конец октября, всё-таки. Через несколько дней её день рождения, который она не то чтобы сильно любит. Но из-за своего парня мужа, который каждый год в этот день устраивает ей сюрпризы и дарит лучшие в её жизни подарки — даже немного рада его приближению.       За пять дней его отсутствия она дико соскучилась. Будто пять месяцев прошло. Он улетел в Петербург в понедельник — рано утром, поцеловав её сонную на прощание и уговорив остаться дома, а не тащиться провожать его в аэропорт. Паша не первый раз уезжал в командировку по работе — конференции, деловые встречи и презентации проектов, проходящие с питерскими партнёрами по бизнесу — изначально Пашиного отца, теперь уже его самого. Каждый раз Вершинин звал её с собой — но Вика была с ним только однажды. Её собственная работа не всегда позволяла вырваться, да и Питер Ветрова скорее не любила, чем просто относилась равнодушно. Но сильно любила Пашу, и в этот раз точно поехала бы — обычно он уезжал на три дня, а не на шесть, как сейчас. Грела мысль, что завтра вечером она встретит его в аэропорту и ей не будет так грустно-одиноко дома вечером, как сегодня.       Вспоминая, как раньше, когда жила с родителями, целыми днями могла сидеть в комнате и заниматься своими делами, Вика первые два дня даже одиночеством наслаждалась. Завтракала и ужинала под негромкую музыку с винилового проигрывателя — обеды проходили вне дома; лежала по паре часов в ванне, полностью прочла книгу, разобрала старые вещи в гардеробе. Но на третий день стало уже безумно не хватать совместных шуток, объятий, перерывов на кофе, совместных походов в супермаркет через пару кварталов за полчаса до его закрытия, приглашений постоять у подъезда или на балконе, пока Паша покурит. По вечерам они созванивались в видеочате, но сегодня и этого не было: Вершинин допоздна работал с документами в офисе и предупредил, чтобы Вика не переживала. А настроение, как назло, именно сегодня было ужасное. То ли осенняя хандра запоздала, но пришла резко и с серьёзными намерениями, то ли дело было действительно в том, что Ветрова сильно соскучилась и совершенно отвыкла от вечеров без долгих разговоров. Хотя бы по телефону.       Девушка закрыла небольшую щель между шторами, включила увлажнитель воздуха и легла на кровать, не расправляя ту. Одеяло неприятно охладило кожу — лёгкая шёлковая пижама из шорт и майки не защищала большую часть тела. Подложив под голову подушку и согнутую в локте руку, она взяла телефон. Пролистала истории в Инстаграме — многие вечер пятницы проводили в барах и клубах; ответила на пару сообщений в директе — ничего интересного. Спать не хотелось, но голова как-то противно трещала, поэтому Вика не придумала занятия лучше, чем зайти в Твиттер, в надежде, что за просмотром ленты сон всё-таки начнёт приходить.       Она даже улыбнулась неосознанно — шутки и мемы иногда попадались смешные. Прочитала пару тредов о психологии — Ветрова всё-таки и сама по образованию психолог, интересно иногда узнать, что пишут коллеги и как отвечают на вопросы в реплаях; лайкнула фотографии знакомых девушек из модельной школы, где преподавала танцы — в Твиттере все постили нюдсов больше, чем в Инстаграме со строгими правилами. Когда записи тех, на кого была подписана девушка, закончились, начались публикации рекомендованных людей — Ветрова не любила читать их, и обычно из социальной сети выходила, но спать не хотелось по-прежнему, поэтому она осталась. Внимание привлёк твит про то, что давно пора нормализовать, что партнёры могут спать не вместе, а в разных комнатах, чтобы не мешать друг другу. В реплаях кто-то соглашался; кто-то говорил, что жить вместе тогда не имеет смысла, и никакой любви здесь нет и в помине; кто-то писал, что нужно просто иметь два одеяла, чтобы не драться за одно и спать с комфортом. Ветрова усмехнулась: у них с Пашей одеяла правда были разные, и купил второе, кстати, Вершинин, когда устал просыпаться посреди ночи от холода. Вечно мёрзнущая Вика стягивала на себя одеяло любого размера, укутываясь в него как в кокон, независимо от времени года и температуры в квартире. Читая комментарий какой-то девушки о том, что она бы бросила своего парня, предложи он ей спать раздельно, Вика задумалась, что делала бы она в такой ситуации, но лента Твиттера исчезла с экрана, заменившись на входящий вызов. Причём входящий вызов от Паши. — Ты же сказал, что будешь занят, — улыбаясь так сильно, что это даже в голосе было слышно, без приветствия начала Ветрова. — Я и был занят. А сейчас появилось немного свободного времени, и я подумал, что могу позвонить. Ты ведь ещё не спишь? — Вика чувствовала, что он улыбается тоже. Его мягкий голос обретал какую-то особую шелковистость, когда он говорил с ней. Она обожала слушать, как он говорит с коллегами — строго, твёрдо и совсем иначе. А с ней, казалось, ещё немного и замурчит как кот. — Вообще-то собираюсь. День был идиотский. Настроение нулевое. Я устала и мне холодно, — Ветровой на минуту показалось, что она сейчас расплачется. День правда был тяжёлым: начиная от работы, где сегодня из рук валилось всё, что могло, заканчивая порвавшимся ботинком, грубым мужчиной в метро и разрядившимся на середине пути телефоном. Так хотелось именно сейчас прижаться к Вершинину, чтобы он обнял и закрыл от всего мира, шепча ей что-то успокаивающее и гладя по волосам. — Ты ложись под одеяло и представь, что я тебя крепко обнимаю и целую, и засыпай. А завтра расскажешь мне обо всём, что произошло, и я пойду драться с каждым, кто тебя обидел, — Вика рассмеялась, действительно укрылась одеялом и, перевернувшись на спину, уставилась в потолок. — Я не хочу без тебя спать, — на автомате выдохнула девушка, и чуть не продолжила словами из старой песни*. — Да и драться я тебя не пущу. Я так соскучилась, Паш. Мы можем ещё поговорить немного? Расскажешь, как дела? — с надеждой спросила Ветрова, а у Вершинина на этих словах сердце пропустило удар. С утра он ловил себя на мысли, как ему её не хватает — просто крышу сносит. И думать о документах, о сделках и бюджете получалось уже откровенно плохо. Бешеный день позволял только отправить ей пару сообщений — сказать, чтоб не теряла, и узнать, как её дела. А она днём не говорила, что расстроена. И, зная её характер — не потому, что расстроилась вечером, а просто чтобы он не расстроился тоже и не волновался. — Конечно можем. Мне весь мозг вынесли сегодня, даже пересказывать не хочется — башка и так раскалывается. Главное, что в конце концов всё уладили. Расскажи, что ты сейчас делаешь, — теперь обнять его хотелось не только чтобы найти защиту, но и чтобы он ощутил то же самое — что она всегда ждёт его дома, в любом его настроении и состоянии, и всегда будет рядом. — Я листала Твиттер, — честно отвечает Вика, чуть улыбнувшись. Вершинин эту соц. сеть терпеть не может — называет её самой токсичной и не заводит там аккаунт, из-за чего Ветровой приходится каждый смешной твит скринить специально для него и отправлять в мессенджерах. Вершинин в принципе соц. сети не очень любит (может только совсем немного Инстаграм), но очень любит Ветрову. А она любит их долгие разговоры обо всём за ужином или обедом — и рассказывает ему иногда, что интересного в Твиттере прочитала, или из-за чего там разразился очередной скандал. Паша всегда слушает её с интересом, даже если в теме мало что понимает — Вика так недавно рассказывала ему про тред, где говорилось, почему Тарковского считают гениальным режиссёром — но Вершишин, когда они смотрели «Сталкера», уснул на середине. Ветрова, правда, тогда не злилась ни капли — она признавала, как скучно бывает за просмотром этих картин. А ещё до его отъезда рассказывала об обсуждении всем Твиттером, нужно ли дарить девушкам цветы. У Паши — как и у всех нормальных людей, по его мнению — позиция на этот счёт была очень простая: нужно, и как можно больше. Исключение разве что делались для девушек, которые цветы не любят, или любят, например, комнатные в горшках. Но из всех девушек, с которыми он встречался до Ветровой (а она так и не знает их количество, и он под расстрелом не скажет, как много их было) и из большого числа знакомых — он не мог назвать ни одной, которая бы цветы люто ненавидела и отказывалась от букетов. — И что там на этот раз? Обсуждают, круглая ли Земля? — искренне поинтересовался Паша, а Вика могла со стопроцентной уверенностью сказать, что он сейчас ухмыляется слегка самодовольно и уверенно, но по-доброму. Иногда за такие его ухмылки ей хотелось ему врезать; но она любила его слишком сильно даже в моменты, где он умничал или выделывался. — Лучше. Можно ли спать в разных комнатах, если вы живёте вместе, — на том конце трубки раздался смех, и Вика не смогла сдержаться, засмеявшись в ответ. — Что смешного, Вершинин? У многих в реплаях это серьёзная проблема! — А точной инструкции, когда можно расходиться по разным комнатам после секса, или просто когда вечером пообнимались, нет? — пытаясь придать тону серьёзности, спросил парень. — Ты позвонил и не дал мне дочитать. Может и есть. А тебе-то зачем? Или ты за пять дней отвык от меня, и теперь хочешь спать в гостиной? — Паша представил так чётко и ярко, как Вика сейчас деланно строго нахмурила брови, будто она сидела рядом и разговаривали они вживую, а не по телефону. — Прости, что отвлёк от такого интересного занятия. Хочешь вернуться, или продолжим диалог? — парировал Вершинин, уходя от ответа, чтобы её позлить. — Это зависит от того, считаешь ли ты приемлемым спать отдельно, — хмыкнула девушка, и желание обнять её, целовать её шею так, чтобы она привычно прильнула к нему, теряя способность говорить внятно и гладя его спину, становилось нетерпимым. Паше слишком сильно хотелось, чтобы этот диалог произошёл в их спальне, а не так. — Мне уже некомфортно без твоих ледяных ног и рук, которые ты на меня закидываешь. Некомфортно, что ты не лезешь под моё одеяло, прижимаясь всем телом, перед тем как уснёшь, хотя одеял у нас два. Некомфортно, когда ты не целуешь где-то между висков и скул. А сейчас я и так ужасно соскучился по тебе, а ты ещё задаёшь такие вопросы, Вика, — с ноткой укоризненности, но серьёзно ответил Вершинин, еле сдержавшись, чтобы не пошутить обо всём этом диалоге и не вывести её на эмоции. Ему очень нравилось, как она злится и психует — в шутку, конечно же. Но он и правда соскучился так, что шутить хотелось не так сильно, как хоть немного порадовать её. — Прости меня, моя любовь, — снова слова из песни, произнесённые очень тихо**. — Я очень люблю тебя, — в миллионный раз призналась Ветрова, хотя он прекрасно знает это и почти шепчет ответное «и я тебя безумно люблю». Вика не помнит ни одного раза, чтобы он ответил простое «и я тебя» — и для неё это дорогого стоит. — Мне тоже не хватает касаний и тебя, — Паша знает, как она ненавидит, когда её просто случайно задевают незнакомые или малознакомые люди — не говоря уже о касаниях намеренных, типа хлопнуть по спине во время шуток или тронуть за плечо, окликнув. И знает, что с ним всё иначе: Ветрова не тактильный человек даже с друзьями, но с ним ведёт себя ласково, словно кошка в марте. Вершинин прекрасно знает, как ей нравится, когда он гладит её плечи, спину, тонкую талию и бёдра — постепенно опуская руку всё ниже, пока она целует его до одури нежно. Она продолжает спустя пару секунд паузы: — У меня губы покусаны до крови. Снова будешь злиться, когда будем целоваться, — вздыхает она, а в нём ураган эмоций: хочется завершить звонок, лишь бы она не говорила ему такие вещи сейчас. Она кусает губы когда нервничает — оттого он и злится. Не от шершавых прикосновений — ему, если честно, это даже нравится, — он злится потому, что причины обычно незначительны. Ветрова воспринимает всё близко к сердцу: любые заминки, мелкие неприятности и всевозможные способы себя накрутить. А он с самого начала их отношений всё старается научить её относиться к жизни проще. С переменным успехом получается. — Буду, потому что их покусал не я, — отвечает голосом немного севшим, и Вика, всё ещё глядя в потолок, улыбается. — Давай прощаться, потому что ещё несколько таких твоих фраз таким голосом, и я… — И я тоже, — перебивает она, не дав закончить. — Хорошо, что ты позвонил, — Ветрова встаёт, туша горящие свечи и выключая гирлянду. Он желает спокойной ночи, уточняя, ложиться ли она спать — она подтверждает и желает спокойной ночи в ответ. Перед тем, как положить трубку, напоминает, что будет ждать его в аэропорту завтра, и, отключившись, убирает телефон на тумбочку у кровати. Сна так и нет; после разговора даже больше, чем до этого, — но даже из другого города и всего одним глупым диалогом о посте в Твиттере он вернул ей ощущение «дома» — не места, а состояния.       Вика лежит под одеялом, закрывшись почти с головой — прошло, скорее всего, больше часа после того, как она попрощалась с Пашей, — сон пока поверхностный, но мысли, роящиеся в голове, заглушил. Она зарывается лицом в подушку, отдалённо слыша, как по паркету привычно застучали когти их собаки, и Верта тихонько рыкнула, из комнаты выходя. Ветрова бы не обратила внимания, но слышится звук ключа в замке — и ключ поворачивается. Она соскакивает на кровати, скинув одеяло — Верта не рычит больше и звуков вообще не издаёт, что, в принципе, показателем не является — хаски не охранники и воров или маньяков — а кто ещё может пытаться войти в квартиру ночью? — ловить не умеют. Ветрова прижимается к стене у входа в спальню, а сердце уходит в пятки, зато его удары отчётливо раздаются в голове; дверь, судя по звуку, открывается, и девушка прикидывает, что тяжелое есть в комнате, но собака в коридоре начинает радостно скулить. Из темноты квартиры проявляется тонкая полосочка света — светильник у входа, о котором вор никак знать не мог.       Вика резко, хоть и бесшумно, из спальни выходит и замирает у двери, смотря на Вершинина, который сидит на корточках у порога, трепя хаски по голове, пока та пытается прыгнуть на парня. Он, видимо, замечает тень, и поднимает глаза как раз в тот момент, когда она начинает говорить: — Паша, блять, как же ты меня напугал, — но уже через несколько секунд оказывается в его объятиях — крепких настолько, что весь страх уходит. — Какой же ты придурок! Что ты тут делаешь, и почему ты мне ничего не сказал? — она несильно ударяет его по плечу, пока он смеётся во весь голос и продолжает прижимать её к себе так, что она не может отодвинуться даже на сантиметр.       От неё привычно пахнет фруктовым молочком для тела и кондиционером для волос; она сонная, а её кожа слишком приятно тёплая после осеннего ночного холодного воздуха. — Отпусти меня, я хочу посмотреть в твои бесстыжие глаза! — всеми силами пытается вырваться из его рук, но сил, если честно, не так уж и много. — Я хотел сделать сюрприз, — в очередной раз вдохнув аромат волос, уткнувшись в её макушку, честно говорит он. — Решил проверить, успею или нет на последний Сапсан — ну и успел, как видишь, — всё ещё со смешинкой в голосе объясняет он, но просьбе — хотя скорее приказу — подчиняется, выпуская её из рук. Она действительно смотрит в любимые синие глаза, а он в её карие — но отрывается от них, замечая растрёпанные волосы, тонкую шёлковую пижаму с глубоким вырезом и слишком короткими шортами и слегка покрасневшие щёки. — А ты не рада меня видеть? По телефону ты была настроена иначе, — наклоняется поцеловать её, и в поцелуе не может сдержать улыбку — губы действительно сухие и покусанные, но она понятия не имеет, как ему плевать на любые детали — главное, что он дома и рядом с ней. — Ты реально дурак, — шепчет она, отрываясь от его губ и чувствуя, как он опустил одну бретельку майки, проведя пальцами по острой ключице. Она накрывает его руку своей, но кружево на место не возвращает. — Так и будешь стоять на пороге? — Просто даю время прыгнуть из окна твоему любовнику, — ухмыляется он, снимая куртку и разуваясь. Ветрова куртку из его рук забирает, вешая на крючок рядом со своей — и эта картина такая родная и домашняя, что бабочки в районе живота устраивают перестрелку. — Прыгать с двенадцатого этажа — идея плохая, — подыгрывает она. — Я спрятала его в шкафу. Ты туда пока не заглядывай, ладно? — он снова обнимает её, но сейчас со спины. Ветрова ловко поворачивается к нему лицом, приближаясь губами к губам на расстояние минимальное — ещё несколько сантиметров, и они соприкоснутся. — А как ты догадался о любовнике? — смотрит прямо в глаза, когда Вершинин сжимает её талию, будто на секунду поверив, что любовник реально существует. — Потому что ты слишком красивая в таком виде, — целует шею, разрывая зрительный контакт, заставляя её чуть слышно застонать и обхватить его плечи сильнее. — Будто знала, что я приеду раньше, — Ветрова не отвечает, а Паша замечает, как сбилось её дыхание. — Ну и обручального кольца на тебе нет, — ухмыляется он, а Вика смеётся, оттолкнув его. Он тоже смеётся, идя в ванную, чтобы помыть руки. Он помнит наизусть все её привычки — и снимать на ночь кольца тоже. — Прости, что напугал тебя. Я так резко сорвался, что особо не продумал момент проникновения в квартиру. А потом ещё наш разговор… — То есть ты разговаривал со мной, уже находясь в Москве? — Ветровой хотелось прибить его прямо в ванной, у раковины, пока он вытирал руки полотенцем. Жаль, что она всё-таки в их спальне ничего тяжелого не нашла. — Да, — без обиняков подтверждает он, и, подхватив её под бедра, заставляет обнять его торс ногами. Она наклоняется к его лицу, взъерошивая пальцами светлые волосы, и проводит кончиком носа по щеке, пока Вершинин несёт её в спальню. — А завтра? Разве у тебя не было дел с утра? — он опускает её на кровать, но Вика обнимает, не дав отпрянуть — он облокачивается на локти, целуя её вместо ответа. Вскоре отрывается — она подцепила холодными пальцами край худи, стягивая ту с парня. — Заставил закончить всех всё сегодня, — тихо отвечает, пробираясь рукой под её майку, и Ветрова теряет нить диалога, переключаясь лишь на его руки и свои попытки справиться с его ремнём.       Когда одежда валяется на полу, а они лежат на кровати, прижимаясь друг к другу, время уже далеко за полночь. Девушка невесомо касается губами его шеи, лёжа головой на его плече и гладя рукой ключицу. Паша гладит её по слегка выступающим рёбрам — при желании их можно пересчитать, — и говорит негромко: — У меня столько раз спросили сегодня, что случилось, из-за чего я так резко сорвался вечером на Сапсан, — Вика молчит, обнимая его крепче. Знает, что он сейчас продолжит, а он кладёт руку поверх её руки — и Ветрова может поклясться: она бы всю жизнь лежала с ним вот так. — Не знал, как отвечать. Когда говорил, как есть — что соскучился по жене — смотрели, как на ненормального. — Я иногда забываю, что я твоя жена, а не девушка, — усмехается брюнетка. — И сколько мы уже вместе — тоже. — «Посмотрим, будешь ли ты так же петь про счастье и любовь через несколько лет», — передразнивает родителей Ветровой Паша, и она смеётся. Странно осознавать, что её семья не верила в эту любовь тогда, когда они встречались всего год, да и сейчас не слишком верят. Скорее просто с существованием Вершинина смирились. — В одном они были правы, — задумчиво произносит Вика. — Не знаю как для тебя, но для меня кое-что правда изменилось. Люблю я сильнее, чем тогда. И намного. — Знаешь, ещё как знаешь, — он снова целует в макушку, улыбаясь — она это даже в темноте чувствует. — Прости только, что я без цветов приехал. Всё закрыто. Куплю завтра, ладно? — Те, которые ты присылал курьером, ещё не завяли. Да и чёрт с цветами. Я не сказала, как я рада, что ты приехал раньше… — Было немножко не до разговоров, — серьёзно вставляет Вершинин, а Вика смеётся и легко кусает его за шею — так, чтоб не осталось следа — всё-таки они уже серьёзные и взрослые люди. Ну, по крайней мере, так думают вокруг. — Кстати, отпусти меня, чтобы я достал второе одеяло, — смеётся Паша, а Вика слушает этот смех будто впервые — слишком нравится, — но не убирает голову с его плеча и не убирает свою руку с его груди. Одеяло действительно на кровати только одно — причём его, а не Викино. Вершинина до глубины души умиляет, что пока живёт одна, она никогда не спит под своим и не спит на своей стороне кровати. — Не отпущу. Я слишком соскучилась, — парень знает, что сегодня она действительно от него на миллиметр не отодвинется — убирает руку из-под её головы, но только чтобы сдвинуть подушки максимально близко и улечься поудобнее. Ветрова отворачивается, прижимаясь к его груди спиной, и шумно выдыхает, когда он обнимает её в таком положении. — Одеваться не будешь, чтобы не замёрзнуть? — Вика радуется, что в комнате темно, и он не увидит её покрасневших щёк. Некоторые его фразы заставляют её чувствовать себя той же семнадцатилетней школьницей, что и в начале отношений. И смущаться так же, как тогда. — С тобой тепло, — Паша легонько щекочет её рукой, что устроилась на её животе и груди. — К тому же раздел меня ты — вот и переживай теперь, — блондин снова бархатно смеётся, и всё так спокойно и уютно, что в сон девушка проваливается довольно быстро, в отличие от попыток уснуть до его приезда.       Одеяло сегодня одно на двоих.