Мертвецы

Они оба немного задремали, но через некоторое время Джордж ощутил легкий голод. Молодой здоровый мужчина потратил немало сил на любовь и, не смотря на сладкую негу и умиротворение, в котором счастливо пребывал после изрядной порции полученного наслаждения, вынужден был прислушаться к настойчивым позывам, идущим из пустого желудка. – Есть хочешь? – спросил он женщину, доверчиво прильнувшую к нему, обнявшую его обеими руками. Беллатриса внимательно посмотрела на него и неуверенно кивнула. Он поднялся с кровати, оделся и накинул свою рубашку на нее, сам застегнул все пуговицы, внимательно глядя при этом ей прямо в лицо, видно, пытался решиться на что-то запредельное, почти невозможное для себя, потом решительно взял её за руку и повел вверх по лестнице. Джордж не был уверен, что поступает правильно, но удовольствие, разделенное с нею, и воистину подлинная близость с этой женщиной, пережитая ими обоими полчаса назад, не позволила ему оставить Беллатрису в грязной клетке, точно животное. Темный ужасный подвал сейчас будил страшные воспоминания, и каждый дюйм в этом маленьком тесном узилище напоминал о пережитых ими мучениях. Когда он уже открыл лаз, женщина приостановилась. – Ты не боишься, что я сбегу? – дерзко задрав нос, спросила она. Джордж хохотнул и прижал ее к себе, обхватив за талию. – Куда тебе бежать от меня? – спросил он. Беллатриса выбралась вслед за ним из потайного лаза, и когда они добрались до кухни, прижалась к его спине, прошептав едва слышно: – Даже если бы было куда… Джордж закусил губу, чтобы сдержать улыбку. Вот это да! Похоже, Беллатриса Лестрейндж не равнодушна к нему. Он почувствовал это и сам, но услышать подобное невольное признание от этой женщины было несравнимо ни с чем, пусть даже оно было произнесено ею фактически про себя. – Ты можешь помочь? – спросил он, указывая глазами на сковороду. Беллатриса виновато поджала губы. – В моем доме еду готовили эльфы. Я никогда даже не была на кухне. Джордж вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Ладно, придется научить тебя, но это потом… – сказал он, – а пока, может, примешь ванну? Я, тем временем, приготовлю нам что-нибудь. Беллатриса просияла. – Спасибо, – тихо проронила она, когда он помогал ей устроиться в горячей воде с душистой пеной. Джордж улыбнулся про себя. Самый первый день жизни наверху, в его квартирке над магазином, оказался, наверное, единственным, что прошел радужно и без напряжения. Дальше все складывалось гораздо сложнее. Беллатриса была искусной любовницей. Джордж чувствовал, что она делала ради него все, что могла, и даже больше, чем он мог ожидать. Она отдавалась ему вся сполна, до капли, до последнего... В минуты страсти юноша принимал её неистовые ласки, как должное, но после того, как всё заканчивалось, немало озадачивался её поведением. Он ведь не давал ей повода думать, что изменил свое решение относительно ребенка. Ни капли его семени не проникало в тело Беллатрисы, по крайней мере, так, чтобы могла наступить беременность, однако ведьма с завидным упорством каждую ночь, а порой и днем, делала все для его соблазнения. Они мало разговаривали. Джордж предпочитал читать ее мысли. Так было удобнее и… достовернее. Сны ее, как и прежде, были о ребенке, что мучило юношу. А днем… днем ее посещали довольно разнообразные мысли: беспорядочные, сумбурные, больше походящие на обрывки воспоминаний и чувств. Зачастую довольно неприятные. Однажды Джордж, поднявшись из магазина в квартиру, застал Беллатрису сидящей на полу в спальне. Она не заметила его, очевидно, полностью ушла в себя. Он, сосредоточившись, привычно проник в её сознание и ужаснулся. Твою ж мать! Она мучительно перебирала отрывочные воспоминания о зверствах, которые творила сама. Они были просто чудовищны и, наверняка, мучили ее саму, но сама себе, а значит, ему тоже, она показалась столь ужасной, что Джордж, едва сдержал себя, чтобы не наброситься на нее и не придушить в ту же секунду. – Ты отвратительна, – сдавлено прошипел он. Беллатриса вздрогнула, резко обернулась и, вскочив на ноги, бросилась к нему. – Джордж… – она задыхалась от собственных эмоций, грудь часто вздымалась, а глаза дико вращались. – Прости, что тебе пришлось увидеть такое… Я не в состоянии контролировать… Это не потому что я… Я не хочу думать об этом, но не могу… Все ясно. Она знала, что он проникает в ее сознание. Джордж теперь даже не сомневался в этом. По крайней мере, так открыто могла бы и не признаваться… Юноша задавался мучительным вопросом о том, почему она не пыталась сдерживать его проникновений. – Не стоит оправдываться, мне все равно противно на тебя смотреть, – скривившись, процедил он сквозь зубы. Беллатриса проглотила комок в горле и судорожно закусила губы, не сводя глаз со своего юного любовника. – Пожалуйста… – она нервно набросилась на пуговицы его рубашки, – давай займемся любовью. – Нет, – возмущенно оттолкнул от себя женщину Джордж. – Я сделаю все, что ты захочешь… Конечно, она сделает все, в этом не было никаких сомнений. Насколько же это всё отвратительно – пытаться спасти сексом заведомо обреченную ситуацию. Джордж вновь оттолкнул ее, но Беллатрису это совершенно не остановило. Она проворно успела расстегнуть его рубашку и занялась брюками, тогда как он судорожно пытался оторвать от себя ее руки. – Можешь трахнуть меня, как хочешь, как тебе угодно… Только, пожалуйста, не отталкивай меня… – ее голос срывался на высокие тона. Было видно, что она находилась на грани истерики. Беллатриса продолжала бормотать, шарить руками по его брюкам и одновременно стаскивала с себя его рубашку. Как у нее получалось делать оба дела разом, Джордж сейчас был не в состоянии понять; он целиком сосредоточился на себе, в ужасе сознавая, что его тело откликается на ее действия. Значит, вот в чем заключалось коварство ее плана: она решила манипулировать им с помощью секса. «О, дела! – пронеслась злобненькая мыслишка в его голове. – Нашей дамочке захотелось потрахаться? Ну, что ж, я устрою тебе недурную вздрючку, самка». – Заткнись, – тихо, но угрожающе выплюнул он. Беллатриса замолчала и изумленно посмотрела на него; ее поразил неожиданностью этот агрессивный, чреватый серьезными неприятностями тон. Она даже прекратила беспорядочно шарить руками по его телу, лишь поджала губы и вновь открыла рот, явно намереваясь что-то сказать. Джордж не позволил ей вымолвить хотя бы слово. – На колени! – последовал следующий приказ. – Молча. Женщина тут же захлопнула рот, так и не успев произнести ни звука, лишь глубоко вдохнула и нерешительно опустилась на колени перед Джорджем. Он возвышался над ней, словно повелитель, способный казнить, миловать, награждать… Она приподняла голову, ожидая дальнейших указаний. Джордж был вне себя от злости. Он готов был растерзать эту жалкую Пожирательницу за те чувства, которые она заставляла его испытывать. Он чувствовал бы себя гораздо увереннее, проще, если бы она сейчас взбунтовалась, взорвалась, не подчинилась ему, но, увы… Беллатриса стояла перед ним на коленях, смотрела ему в глаза с легким страхом и почти детским удивлением. На лицо ей упала непослушная вьющаяся прядка, что придавало ей эротичности и, в то же время наивности. Вот это простодушное выражение, застывшее на ее лице, безумно и гневило юношу. Нет, нужно вернуть этим чертам, глазам, губам приклеившуюся к ним намертво гримасу ненависти, злобы, коварства, возвратить её движениям столь привычные безумные ужимки. Так будет правильно. – Руки за спину. И открой рот, – жесткий, словно плеть, приказ полоснул по слуху женщины. Она вздрогнула, но, сделав глубокий вдох, безропотно подчинилась. Джордж раздраженно чертыхнулся: с ума сойти, она все делала так, как он приказывал. Сузив глаза, парень расстегнул ширинку, но не успел даже сообразить, что делать дальше, как Беллатриса сама высвободила его член из белья и почти благоговейно обхватила его губами. Ну, надо же, до чего она развратна и понятлива... Только не затем он милостиво позволил ей делать такие вещи, чтобы она порадовала его оральными ласками и решила, что он – вершитель её судьбы – так просто будет вестись на дешевые домогательства, точно бесхребетный кобелина. Эта сучка должна знать, что всё и всегда будет решать только он. Сам. Своей головой, а вовсе не членом. Он обхватил руками ее голову и грубо вогнал вздыбленный пенис ей в горло, задержался там на несколько мгновений, делая ягодицами круговые движения, пока у нее не начались рвотные позывы, после чего так же резко вытащил и схватил ее за волосы, запрокинув ей голову назад, чтобы заставить взглянуть на себя. Беллатриса закашлялась и схватилась руками за его ноги, чтобы не упасть. – Руки за спину, – холодно и угрожающе повторил Джордж. – И смотри мне в глаза. Беллатриса задрожала всем телом, но смиренно послушалась. Он вновь сунул член ей в рот и начал быстро двигаться, глубоко вгоняя его. По щекам женщины текли слезы, когда она начинала задыхаться. Он жестоко и отчаянно трахал ее рот, время от времени задерживаясь в горле, чтобы вызвать очередной рвотный позыв, зажимал ей нос рукой, лишая её всякой возможности дышать. Беллатриса терпела, покорно следуя всем его указаниям: не убирала из-за спины рук и не отрывала от него глаз. Время от времени, Джордж прерывался, покрепче обхватывал за длинные волосы, наклонялся прямо к ней и плевал ей в лицо. Он явно провоцировал ее, дерзко заглядывал ей глаза, словно говорил: «Ну, давай, выкини что-нибудь, дай мне повод…». Ее всю колотило крупной дрожью, но она не предпринимала никаких попыток прервать столь унизительное для достоинства любой женщины действо. Джордж излился прямо ей в горло. Беллатриса, кажется, была готова к такому финалу и проглотила все до капли, потом, подняв на него глаза затравленного зверька, порывисто обхватила его упругие округлые ягодицы и благодарно принялась покрывать короткими беспорядочными поцелуями его пенис и яички, после чего тщательно облизала все почти до стерильного состояния. Юноша оттолкнул от себя любовницу и покинул комнату. Ночевать Джордж остался в комнате Фреда, но сон никак не шел к нему. Едва он закрывал глаза, как перед ним вставали её глаза: черные, полные слез и отчаяния. Он злился на себя за то, что нуждался сейчас в ее тепле и близости. Не утерпев, юноша все-таки вернулся тихонечко в свою комнату и прилег рядом с ней. Беллатриса мгновенно прильнула к нему, почувствовав рядом сильное мужское тело. Уснуть у Джорджа по-прежнему не получалось. Голова просто разламывалась от одолевавших её мыслей. Джордж не мог решить для себя, должен ли продолжать наказывать Беллатрису дальше. Он прекрасно понимал, чего она от него хотела. Ей нужен был ребенок. Только ведь это не повод, чтобы терпеть столь ужасные выходки с его стороны. Почему она была покорна, почему подчинялась грубости, никак не сопротивлялась явному насилию? Ответа на этот вопрос Джордж не находил. Взглянув на нее, юноша зажмурился: такой беззащитной и хрупкой она выглядела во сне. Его губы, противясь желаниям хозяина, потянулись к ней. Он тихо и виновато целовал её волосы, плечи, острые лопатки, словно вымаливал прощение за содеянное им сегодня. Теперь он старался реже проникать в ее сознание. Он понимал, что после всего того, что случилось с этой женщиной, она сильно изменилась. Или это он ее изменил?.. Он не мог сказать наверняка, была ли сейчас опасна Беллатриса Лестрейндж, но от нее прежней, точно, мало что осталось. Порой, смотреть ему на нее было просто невыносимо. Смотреть, зная, какой она была прежде, и видеть совсем другого человека. Или же все это – искусное притворство с её стороны? Часто Джордж задумывался над словами Беллатрисы о том, что он, захлебываясь местью, превратился в жестокого скота, мало чем отличающегося от нее или любого другого Пожирателя Смерти. Было мучительно признавать очевидное: она, в некотором роде, была права. Ведь он, на самом деле, совершил чрезмерно много мерзости в попытках притупить свою боль. Да, Беллатриса была виновна во многих злодеяниях, но разве Джордж Уизли – Господь Бог? Или он решил подменить собой весь Визенгамот? И где границы наказания? Сколько она еще должна выстрадать, чтобы он насытился её мучениями, точно пиявка, и отвалился от нее, оставил, наконец, в покое? Сама Беллатриса словно и не замечала его метаний, и Джорджу ничего не оставалось делать, как только обнимать ее, целовать припухшие губы, ласкать податливое отзывчивое тело. В этом смысле его тоже многое смущало. Он был поражен, когда понял одну нехитрую вещь: ей нравилось, когда он брал её сзади. В эти минуты она бывала такой откровенной, так бесстыдно и маняще подставлялась ему, а он, откинув голову и прикрыв глаза, со всей одури грубо мял груди, сжимал её за талию, после чего резко входил в исходящее жаром и истекающее соками лоно, теряя разум от невыносимой сладости и бешеного вожделения. Странно, ведь, в основном, именно так он насиловал ее в подвале, а теперь она стонала до хрипоты, когда они оказывались в такой позиции, извивалась под ним и испытывала настолько бурный оргазм, что доводила его до сумасшествия огнем своего тела и умоляющими стонами. Это было странно. Так не должно было быть. Между ними вообще не должно быть секса. На что она рассчитывает каждый раз, когда он овладевает ею? Что однажды он забудется и все-таки кончит в нее? Не дождется… Может, Беллатриса надеялась, что он снова оступится. Так уж случалось в этих диких, неистовых, совершенно сумасшедших отношениях между ними, что его намерения расходились с делом. Она же видела, понимала, что Джордж не собирался убивать своего ребенка. Стоило лишь злобе и гневу завладеть его разумом, и он без колебаний сделал это, хотя, может быть, и не хотел такого финала. Теперь же, в отличие от той ситуации, она не давала ему ни единого повода для раздражения. Джордж чувствовал, что просто растворялся в этой женщине. Она медленно, но верно вбирала в себя все его существо без остатка. Ему было очень тяжело со своей любовницей. Особенно, если учесть тот факт, что он по-прежнему ненавидел ее. Джордж действительно искренне полагал, что так оно и есть. Или старался убедить себя в этом. Только вот руки его жили собственной жизнью и сами собой нежно, едва касаясь кожи, обнимали Беллатрису, когда он овладевал ею. Легиллименцию в отношении этой женщины он применял теперь совершенно непроизвольно. Все происходило само собой, словно это было некоей невербальной формой общения. Обо всех её мыслях, желаниях, эмоциях он привык узнавать именно этим способом. Ни с одним другим человеком у Джорджа не удавалось так полно и глубоко применять эту науку на практике. Вероятно, сказалась особая энергетическая связь, которая возникла между ними. И еще – время. Долгое время, за которое он не просто проникал в ее сознание, но и вкладывал в него свои чувства. Юноша словно подчинил себе ее разум, научился им управлять, хотя подозревал, что такие мысли рано или поздно сыграют с ним злую шутку, если он не прекратит упиваться чрезмерной самонадеянностью. Беллатриса Лестрейндж не была идеальна. Слишком многое в ней его раздражало. Например, то, что эта несносная делала со своими прелестными волосами. Когда порой она уходила в себя, то просто садилась на пол, хваталась за прядку, долго накручивала ее спиралькой на палец, после чего завязывала на ней несколько узелков. Джорджу потом подолгу приходилось распутывать эти дурацкие колтуны и причесывать любовницу. Она отказывалась носить иную одежду, кроме его широких футболок и рубашек. Это тоже было предметом раздражения. Да, она никуда не выходила, никто, кроме него, не видел ее, смысла наряжаться, действительно, не было, но Джордж все равно дулся, потому что она ни в какую не хотела себя приукрасить для него хотя бы чуть-чуть. Не меньшую, если не большую досаду вызывал тот факт, что эта чертова фифа была абсолютно беспомощной в хозяйственном плане. Беллатриса вообще ничего не умела делать по дому. Все, за что бралась его незадачливая любовница, валилось из рук, разбивалось, пачкалось, терялось, а если она пыталась применить бытовую магию без палочки, выходило совсем ужасно. Джордж косо поглядывал на ее попытки справиться с посудой или собственной прической и вздыхал. Он совсем не был уверен, в том, что ему вообще нужна эта женщина и эти безумные отношения. Отдать мракоборцам он ее, конечно, тоже не мог, поэтому однажды ночью просто тихо сказал: – Я хочу, чтобы ты ушла. Беллатриса подскочила на месте, поднялась гибким кошачьим движением и уставилась на него своими бездонными, почти безумными от отчаяния огромными глазами. – Что? – только и сумела выдавить она из себя; даже столь короткий вопрос дался ей с трудом. – Дверь магазина открыта. Ты можешь взять мантию, вещи какие захочешь… Сейчас ночь, ты можешь успеть ускользнуть. Ты свободна. – Ты не можешь прогнать меня вот так – ни с того, ни с сего! – угрожающе, с придыханием, выпалила она. – Очень даже могу! – тоже не выдержал Джордж и уселся на постели. – Убирайся! Ноздри Беллатрисы раздулись от гнева, она зло сощурилась и сделала резкое движение изящными пальцами в направлении стола, на котором лежала палочка Джорджа. Юноша, словно в замедленной съемке, изумленно наблюдал, как его палочка летит по воздуху и послушно приземляется в руку ведьмы. Он не шелохнулся, внимательно наблюдая за ее рукой. Тем временем Беллатриса приставила палочку прямиком к его горлу. – Ты не посмеешь меня выкинуть, если я этого не захочу, – хрипло заявила она. – И что ты сделаешь? – насмешливо спросил Джордж. Он почему-то совершенно её не боялся. Его, наоборот, вдруг начала забавлять эта ситуация. Он взглянул прямо ей в глаза, она же, в свою очередь, немигающим взглядом уставилась на него. Два хищника сошлись в немом поединке. И как знать, кто окажется сильнее. Джордж бросал ей вызов, будучи совершенно безоружным. Его глаза, словно насмехаясь над ней, говорили: «Попробуй только выкинуть хоть что-нибудь неподобающее, и я одолею тебя голыми руками». Конечно, он понимал, что вел себя чрезмерно самонадеянно в этой ситуации. Круцио Беллатрисы Лестрейндж – страшная вещь, но, вероятно, зашкаливающий адреналин дал Джорджу такой прилив сил, что казалось, он и впрямь способен на что угодно. Она вызывающе смотрела на него больше минуты, не убирая палочку. Что-то промелькнуло в ее глазах – то ли отблеск безумия, то ли искра превосходства. Джордж почувствовал, что она на грани, и продолжать изводить ее сейчас дурацкой бравадой действительно себе дороже. Он спокойно положил руку на ее колено и тихо сказал: – Опусти палочку. Беллатриса тяжело дышала, грудь её высоко и яростно вздымалась. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она, с трудом сдерживая магию, бушевавшую у нее внутри, совершила резкий выброс кистью в сторону двери, ведущей из комнаты в узкий коридорчик. Из палочки вырвался поток пламени, который, к счастью тут же потух. Вот только его дверь и часть стены превратилась в угольки. Женщина прикрыла глаза, затем изо всей силы швырнула палочку в Джорджа и, поднявшись с кровати, стремительно покинула комнату. Юноша выдохнул. Признаться, он ждал от нее чего-то подобного. Это был только вопрос времени. И что делать теперь, он не знал. Сначала ему показалось, что она и впрямь решила уйти, но потом услышал какой-то шум снизу. Пришлось взять себя в руки и поспешить вслед за своей сумасшедшей любовницей. Джордж нашел ее в той самой маленькой комнатке с комодом, что закрывала лаз в подвал. Очевидно, она пыталась отодвинуть комод. Стена была исцарапана, ногти на маленьких руках Беллатрисы содраны чуть ли не до крови. – Белла, что ты делаешь? – устало спросил Джордж. Она резко обернулась, он увидел, что губы женщины дрожали. – Я хочу обратно в подвал! – тяжело дыша, заявила она. Джордж прикрыл глаза и обреченно сел прямо на пол. Она была еще сложнее, чем он мог предположить. – Я буду сидеть в клетке, – тем временем продолжала Беллатриса. – А ты будешь… Она не смогла закончить, из глаз ее покатились слезы. Джордж весь сжался внутри. Видеть её такой было просто невыносимо. – Иди сюда, – тихо сказал он, приглашая ее незатейливым жестом в свои объятия. Беллатриса среагировала мгновенно – села рядом с ним на пол и прильнула головой к его груди. Он гладил ее по волосам, пока она не прекратила плакать. В душе Джордж не мог не чувствовать вину за то, что сотворил с этой женщиной. Наверное, было бы лучше, если бы она умерла во время битвы от заклятия его матери? А, может, правильнее было бы, чтобы Беллатрису Лестрейндж полуживой нашли мракоборцы и отправили в Азкабан, потом судили. Она бы, по крайней мере, осталась верна себе, и если погибла, то погибла счастливой. А что теперь? Он научил ее любить, но не желал давать то, чего она больше всего хотела на свете, не желал простить, обрекал на постоянные терзания. Они просидели так некоторое время, пока она полностью не успокоилась под нежными прикосновениями его рук. – Почему ты не восстанавливаешь магазин? – тихо спросила она. – Не хочу… – сдавлено ответил Джордж. – От меня прежнего мало что осталось. Без Фреда… Беллатриса подняла голову и переместилась, взяв его за руки, потом внимательно смотрела ему в лицо. – Твой близнец… Это из-за него ты?.. Она не закончила вопрос, а Джордж уже кивнул. Он так и знал, что вопрос о том, не из-за Фреда ли он превратился в садиста, истязающего ее, рано или поздно прозвучит. Говорить об этом было непросто. Они посидели некоторое время в полной тишине. Беллатриса в это время осторожно гладила его по щеке. – Ты никогда не смиришься с тем, что я одна из них, да? Джордж внимательно посмотрел на женщину, сидящую рядом с ним, и покачал головой. Нет, наверное, он никогда не сможет смириться. – А я никогда не смирюсь с тем, что ты – предатель крови! – вдруг дерзко и громко заявила она. Джордж задохнулся от такой наглости. Некоторое время он возмущенно смотрел на нее, а его Беллатриса в этот момент лишь дерзко ухмылялась. – Кто-то тут нарывается? – шутливо оскалившись, прорычал юноша. И, повалив ее на пол, прикусил шею. Женщина расхохоталась. На удивление, ее дерзкий выпад разрядил тяжелую гнетущую атмосферу, и Джорджу стало гораздо легче. Он осторожно прикусывал ее кожу, перемежая укусы с легкими поцелуями, а она хохотала так счастливо, что хотелось рассмеяться вместе с ней, почувствовать себя беззаботным и отчаянным. Вот только ледышка неприятия и недоверия, поселившаяся в самом его сердце, не позволяла ему вернуться к этому счастливому чувству. Хотя сейчас даже сама эта ледышка напоминала о том, как его душа жила, пела и смеялась. Поэтому он просто продолжал отстраненно улыбаться; ему достаточно было просто слышать смех пускай чужой. Сам он пока был не в состоянии оценить жизнь и её бесценные дары. Когда она выдохлась, то притихла под ним и принялась перебирать его волосы. – Давай восстановим магазин, – наконец, сказала она. – Я не хочу, – поморщился Джордж. – Я помогу тебе. – Ты – сумасшедшая, – прошептал он, вновь нежно поцеловав ее в шею. Потом неожиданно посуровел, поднял на нее глаза и серьезно заявил: – Если ты еще раз возьмешь мою палочку, я откушу вот эту наглую ручонку! – он впился шутливым укусом в тонкое нежное запястье. Беллатриса в ответ только хищно облизнулась. Восстановить магазин оказалось довольно просто. Все прежние товары хранились на складе. Думать сейчас о новых «вредилках» Джорджу не очень хотелось, но старые, вполне можно было пустить в оборот. За день до открытия Джордж стоял посреди помещения, осматривал полки, проверял, всё ли в порядке, и думал о том, что это открытие «Всевозможных Волшебных Вредилок» было плохой затеей. Любая яркая коробочка, каждая игрушка, розыгрыш отдавались в сердце болезненным уколом. Что за мазохизм? Зачем он согласился на это? Ему вдруг просто захотелось расплакаться, как маленькому. Джордж вздрогнул, когда она тихо приблизилась и обняла его за талию. Он повернулся к ней и прижал Беллатрису к груди. Ее густые темные волосы касались его подбородка. Юноша прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением хрупкого женского тела в своих объятиях. Она была такая маленькая, такая худющая, что напоминала ребенка, о котором нужно заботиться, защищать. Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк – одна из самых сильных и опасных ведьм в современной магической истории – казалась такой беззащитной в его огромных руках. Джордж, наверное, никогда не признался бы себе в этом, но когда он чувствовал, как она обнимает его, в его сердце зарождалось нечто теплое и нежное. Это успокаивало и притупляло боль, словно ее объятия ставили магическую преграду между сердцем и тем, что ранило его. В день открытия магазина собралась вся его семья, друзья, знакомые. Даже Анжелина пришла. Джордж пил вместе с друзьями и родными шампанское внизу, принимал поздравления, выслушивал лестные комплименты о том, как он хорошо выглядит и как он здорово восстановил магазин, а в это самое время его женщина тихонечко лежала на кровати наверху, запершись изнутри. Молли, наконец, улыбалась, глядя на воспрянувшего духом, почти прежнего Джорджа. Рон предложил брату помочь с делами, и хотя Джордж отчаянно нуждался в помощи, принять ее никак не мог. Любой помощник мог ненароком обнаружить Беллатрису в подсобных помещениях или квартирке наверху, и тогда ей конец. В один из первых дней работы отсутствие помощника стало сказываться сильнее. На кассе стояла огромная очередь, и Джордж не мог покинуть магазин. Он прекрасно расслышал шум, доносившийся сверху. Посетители не замечали этого, ибо в магазине и так было оживленно, а вот Джордж явственно различал на слух, что происходило в торговом зале, и что происходило наверху. Едва дождавшись, когда за последним покупателем закроется дверь, юноша стремглав бросился наверх. Картина, которую Джордж застал на его маленькой кухоньке, заставила его улыбнуться. Раньше он попросту расхохотался бы при виде столь комичного зрелища. Беллатриса в хозяйственном порыве разрушила всю кухню. Повсюду валялись продукты, стены и мебель были обожжены, сама она была вся в саже, а кончики волос обгорели. – Не вижу ничего смешного! – разъяренно выкрикнула она. – Твоя кухня не подчиняется моей магии! – И за это ты решила ее уничтожить? – хохотнул Джордж. – Она сопротивляется мне! Нет, ты представляешь такое! Джордж приблизился к своей любовнице, но Беллатриса оттолкнула его. Тогда он подхватил ее на руки и, прижав к столу, поцеловал. Она некоторое время еще дулась, но чем напористей он был, тем более охотно и пылко она отвечала на поцелуи. Джордж принялся водить руками по ее бедрам, прикрыл глаза, дыхание его участилось… И вот тут-то всё это случилось. Мракоборцы во главе с Гарри Поттером ворвались быстро и сразу со всех сторон. Джордж быстро оценил обстановку и расстановку сил. Сопротивление было пустой тратой сил, но юноша все же решил сделать попытку не расставаться просто так с тем, что принадлежало ему. Он закрыл женщину у стены своей спиной и выхватил волшебную палочку. – Опусти палочку, Джордж, - спокойно сказал Гарри. – Не вреди себе. Юноша, тяжело дыша, бросил на друга тяжелый взгляд. – Я не могу отдать ее вам, – просто сказал он. Битва была короткой и бессмысленной.