***
Несомненно, с момента их прощания изменилось очень многое; долгие месяцы не прошли даром. Гера наконец почувствовала себя на родине как дома — судя по тому, как органично на ней смотрелись традиционная одежда и украшения. Размеренная жизнь избавила Синдуллу от чрезмерной худобы в теле и от тревожного блеска в глазах: та озабоченность, что была заметна во взгляде представительницы имперского гражданского управления, носила совсем иной характер. Лицо и жесты сохранили прежнюю выразительность, но теперь даже мельчайшее движение носило на себе печать достоинства, неведомую прежней Гере — повстанке, беглянке… наконец — пленнице. На миг Траун даже ощутил тоску по той власти, которую ощущал, общаясь с Синдуллой в рилотском штабе. Однако это был его выбор — вдохновить её стать свободной и по-настоящему сильной. Его осознанный выбор, продиктованный не в последней степени долгом службы — все мало-мальски значимые действия Трауна обязаны были нести пользу Империи; и сейчас, наблюдая то, как преобразилась Гера, он понял, что не прогадал. — Сложнее было найти время, чтобы связаться с вами, — парировала Гера. — К тому же… впрочем, сейчас это едва ли имеет значение. Не сомневаюсь, что ваша служба проходит столь же эффективно, как и моя, и раскрывает широкие перспективы. — Для меня это было бы честью, — без тени фальши отозвался Траун — впрочем, отмечая, насколько иронично звучат эти формальные похвалы в адрес взъерошенного чисса в светло-серой гимнастёрке, не знаменующей ни рода занятий, ни звания. — В то же время спешу развеять ваши иллюзии: едва ли здесь безопаснее, чем там, где находится ваш флот. Где бы вы ни были, гранд-адмирал. — Гера сдержанно покачала головой; тонкие цепочки-серьги из белого металла метнулись из стороны в сторону, как в замедленной съёмке. — Почти каждый день я получаю известия о попытках проведения терактов на Рилоте. Часть из них удаётся предупредить ещё на этапе подготовки, но случаются и печальные исходы. Не все тви’леки успели проникнуться доверием к Империи, и среди колеблющихся вовсю орудуют те, кому невыгодны перемены… Сейчас я в чём-то понимаю отца. Не зря он сделал свой дом своей крепостью — во всех смыслах. Иногда мне кажется, что иная жизнь на Рилоте просто невозможна. Каждый день война… — Если имперские силы продолжат защищать тви’леков от преступных кланов и их выгодополучателей, то рано или поздно порядок будет установлен, — вкрадчиво произнёс Траун, прекрасно понимая, что его слова отражают лишь самую поверхностную сторону вопроса. — Это правда, — подхватила Синдулла. — Однако так ли он желанен для жителей Рилота?.. Вот в чём я сомневаюсь. Не все видят смысл честно трудиться. Для кого-то не зазорно продать свою дочь работорговцам или пустить на свои земли тех, кто незаконно добывает рилл, а потом жить припеваючи. Впрочем, вы наверняка заметили всё это куда раньше, чем я, — она со вздохом пожала плечами. — Скорее, вам было труднее в это по-настоящему поверить, — заметил он. — Со стороны виднее вовсе не потому, что сторонний взгляд более остр — он лишь беспристрастен. Синдулла сжала зубы и сверкнула глазами. — Я не собираюсь сдаваться, гранд-адмирал. Пусть это и самая тяжёлая из войн, которую мне приходилось вести. — Именно поэтому сделать на Рилоте то, чем сейчас занимаетесь вы, не под силу никому иному. Далеко не все решаются браться за дела, которые кажутся безнадёжными, а здесь многое зависит именно от решимости — невероятно многое… Если ковать металл, он рано или поздно примет нужную форму. Гера жёстко усмехнулась, глядя ему прямо в глаза. — Главное, чтобы сопротивление металла не оказалось непомерно сильным. — Только не для Геры Синдуллы! — совершенно искренне воскликнул Траун и улыбнулся ей, приглашая перевести беседу в более оптимистичную плоскость. — Ведь в вашем окружении немало тех, кто так же страстно, как вы, желает Рилоту мира и процветания? — О, разумеется, — отозвалась Гера. — К слову, Гекто’руо неплохо справляется. Чувствует себя тоже неплохо, хотя его до сих пор часто мучают кошмары… как мне сообщают из медслужбы, — с улыбкой добавила она — вероятно, заметив отблеск невольной ревности во взоре собеседника. — Впрочем, я не вменяла себе в обязанность с ним нянчиться. Он вполне взрослый и самостоятельный тви’лек. Его злоключения в чём-то даже пошли ему на пользу. Как, впрочем, и мне… — Несомненно, — ответил Траун. — Вы очень изменились с нашей последней встречи. — Я знаю, — улыбнулась Синдулла; и Траун с удивлением поймал себя на том, что не смог до конца прочитать значение её улыбки. Возможно, виной тому было качество голосвязи — оно всё же оставляло желать лучшего; но главной причиной он счёл то, что его незаметно покинула свойственная ему отстранённость. Рилот с его грубоватой наивностью и непосредственной откровенностью диктовал им обоим свои правила, втягивал в свою атмосферу — не резко и властно, а так, как ребёнок, который хватает взрослого за руку, приглашая в игру. Однако от участия в этой игре невозможно было отказаться. В каком-то смысле, впрочем, Траун пошёл на это сознательно. Гера, такая далёкая и такая близкая, выглядела сейчас уверенной и счастливой — если это было и не совсем так, ей хватало сил скрывать обратное. В обоих случаях она явно не нуждалась в снисходительном утешении. И всё же, всё же… Пауза несколько затянулась. Синдулла всё ещё улыбалась Трауну; он же безмолвно всматривался в голограмму, что голубела в полумраке каюты. Скоро всё закончится, а дальше их вновь ожидает досадная неопределённость — пусть и не столь безысходная, как после горького расставания. — Мне пора, — наконец вздохнула Гера. — Так вышло, что у меня осталось немного свободного времени перед обедом. Знаете, как раз столько, чтобы успеть обсудить пару насущных вопросов… с моим адмиралом, — после небольшой паузы добавила она. Внутри что-то ощутимо ёкнуло — словно наконец разрешилась какая-то потаенная тревога. Траун на редкость нечасто испытывал что-то подобное: не в его характере было позволять себе зависимость от кого бы то ни было — особенно тонкую, невысказанную и неуловимую, которая затрагивает чувства и гнездится внутри, будто магнит, тайком подложенный под старинный компас… Похоже, Гера до последней секунды сомневалась, стоит ли произносить эти слова. Когда Траун осознал это, ему стало легче: по крайней мере, Синдулла рисковала, в сущности, тем же, что и он — пусть и в более скромных, всего-то планетарных масштабах… — Надеюсь, вы помните, что я… — сорвалось с его уст. Договорить, впрочем, ему не дали: в кабинете Геры с шумом отворилась дверь. — Госпожа Синдулла, вас до сих пор нет в столовой, мы беспокоимся! — Сейчас подойду, — ответила Гера, повернувшись к Гектору; тут Траун заметил, что её серьги, что крепились у основания слуховых конусов, соединялись между собой тонкой проволокой на затылке. — И прошу, перестань врываться без предупреждения. У меня важные переговоры! — Виноват, — пробормотал тот и, судя по звуку, мгновенно ретировался. Гера очаровательно вздохнула и пожала плечами. — Иногда с ним очень сложно. Но я помню, как упорно вы перевоспитывали капитана Славина, и это даёт мне надежду. — Не смею вас больше задерживать, госпожа Синдулла, — улыбнулся Траун. — До встречи. Гера коснулась губ кончиками лекку и, прежде чем растаять в полумраке, отправила собеседнику воздушный поцелуй. Лучшего обещания новой встречи нельзя было и вообразить.***
Сеанс связи был давно окончен; однако гранд-адмирал не спешил покидать своего места за столом. Вспышки эмоций постепенно уступали место привычному узору размышлений; от точки к точке тянулись связующие нити, сплетаясь в чёткий план. Поразмыслив, Траун довольно резким жестом открыл ящик, где хранились личные вещи, и извлёк на поверхность стола предельно лаконичную деревянную шкатулку — дерево в Галактике давно стало роскошью и, по мнению гранд-адмирала, в дополнительных украшательствах не нуждалось. Крышка шкатулки открылась с тугим тихим звуком, открывая взору содержимое. В неярком сумеречном свете поблёскивали две тонких отшлифованных пластинки из редкого опалесцирующего камня; в каждой было просверлено отверстие для шнурка, чтобы их можно было носить на шее. В целом, несмотря на нетипичную для рилотской культуры утончённость исполнения, эти вещицы прекрасно подходили для предложения руки и сердца согласно местному обычаю. Траун ещё немного полюбовался загадочным блеском камней и закрыл шкатулку. Рядом с ней в ящике хранился широкий узорчатый пояс — ещё один подарок для Геры. Несомненно, он украсил бы любой традиционный наряд; но истинное назначение пояса было куда занимательнее — и знать о нём достаточно было лишь получательнице.