Runaway, Baby 2

      В особняке семьи Пинкертон царила теплая и нежная атмосфера: когда при подготовке к празднику никто никуда не спешит, а все происходит размеренно и даже как-то лениво-медленно, что придает этому какой-то особенно уютный элемент. Сам господин Пинкертон не успевал вовремя приехать, поэтому заправляли всем, как и в прошлом году, Памела и Пенелопа. Сестры руководили всей прислугой, готовили комнаты, украшая залы, переодически бегая на кухню проверить, как идет составление праздничного меню у поваров, изредка буквально прилипали к окнам, выходящим на площадку перед особняком, в надежде наконец увидеть хоть какую-нибудь машину, не зависимо от того, будет это их родственник, хороший друг семьи, просто посторонний человек, которого они когда-то видели на том банкете, да хоть кто-нибудь из гостей, но как на зло, все приглашенные задерживались.       Мел вот уже несколько минут стояла, смотря на букет нежно-голубых роз, именуемых в простонародье «королевскими» за свою капризность и за требование особого ухода, а затем «рухнула» в него лицом, желая пропитаться их сладким запахом, от которого у нее всегда появлялось состояние эйфории. Со стороны девушка выглядела более чем странно, но слуги, привыкшие к подобному, лишь переглядывались и пожимали плечами, на пару минут останавливаясь, а затем вновь возвращаясь к своим делам. Просто времени ни у кого не было на созерцание странностей девушек, проявлявшихся с возрастом все в большей степени.       Пенелопа подошла к сестре и, крепко взявшись за толстую темную косу, отливающую чуть бордовым на свету из-за не до конца смывшегося тоника, вытянула ее из вазы. Памела недовольно фыркнула, мысленно высказывая нарушительнице блаженного спокойствия свое возмущение и огорчаясь, что они не могут читать мысли друг друга. Развернувшись на пятках, она стремительно направилась к выходу, едва не сбив с ног одного из дворецких и едва не пролетев мимо дверного проема.       Оставшаяся в зале Пинкертон лишь покачала головой и недовольно цокнула, не понимая, что творится сегодня с самого утра с ее близняшкой, сама не замечая за собой многочисленных странных действий, сопровождавших всю ее деятельность вот уже несколько дней. Она не замечала этого, потому что это всегда происходило с ней, если должно было прийти ведение, а вот для Мел это не было характерно.       Видений не было очень давно у обоих девушек, и Пенни не могла отрицать того, что нервничает и даже несколько боится предстоящего. Может, она и не знала, о чем конкретно видение, но в общих чертах могла предположить, что связано оно будет непременно с мьюнианской принцессой и всем, что с ней сейчас творится.       Ситуация становилась все более запутанной, а на ответы — ни намеков. Под тяжестью всех этих вопросов было весьма жутко, но Пенелопа успешно задавливала свое волнение и страх заботами о предстоящих двух неделях сплошного веселья, в которые в их особняке будет гостить так много людей, что они и сказать не могли, сколько же всего будет гостей. Поправив букет, растрепанный парой минут назад сестрой, она опустила руки и втянула в себя сладкий запах, невольно признавая, что странная любовь Мел к этим цветам вполне обоснованна — пахнут они и впрямь просто волшебно.       Отдав приказания слугам, поправив ленту, которая якобы криво была прикреплена, хотя весь зал в общем являлся раем для перфекциониста, она собралась покинуть зал, но путь ей преградил дворецкий. Прокашлявшись и поправив галстук-бабочку и воротник, мужчина привычным тоном сообщил, что прибыли первые гости. Пенни закатила глаза: именно сейчас, когда она была одета в свое домашнее платье, которое никак не вязалось с приемом гостей, а волосы еще были не прибраны, кто-то наконец приехал.       Готовясь к вселенскому позору и многочисленным шуточкам про кошмарный внешний вид дочерей мистера Пинкертона, которым отец так опрометчиво доверил такие важные вещи, Пенелопа размеренным шагом прошла к входной двери. Выпрямившись по струнке, девушка улыбнулась и раскрыла дверь. Перед ней стояла несколько мрачная, очевидно, очень уставшая, с надутыми губами и в расстегнутом пальто, Баттерфляй, в одной руке сжимая чемодан, а другой придерживая от падения капюшон. Взгляд ее был зол и печален. — Привет! — из-за плеч принцессы с двух сторон появились Стар и Марко. Ребята были куда радостнее Мун, и если бы Ее Высочество им не препятствовала, завалили Пенелопу в коридоре и не выпускали из объятий. — Добро пожаловать, — Пенни расслабилась и, улыбнувшись намного искренней, сделал шаг в сторону, пропуская мрачную Баттерфляй в теплый коридор, где она моментально «оттаяла». Стар и Марко вбежали следом чуть ли не вприпрыжку, дружно даря Пинкертон объятия, которые были холодны из-за снежинок, оставшихся на одежде ребят. — Надеюсь, вы хорошо добрались. Судя по вашему лицу, принцесса, вы добрались прекрасно. Хватит дуться, больше народу — веселее праздники, — она щелкнула подругу по носу. — Помнишь, где была твоя комната в том году? Так вот, она все там же. Памела, ну ты где?! — Я уже иду! — Мел выбежала в коридор и запрыгнула на принцессу. — Я так соскучила-а-ась! И по вам тоже, — добавила она, обращаясь к Марко и Стар, которые тихо смеялись над тем выражением, которое приняло лицо Мун в момент появления Памелы. — Я полагаю, провожать их до комнат опять мне? — Пойду распоряжусь, чтобы нам сделали чай, — Пенни уже подняла ногу и почти пересекла порог коридора, ведущего прямиком на кухню, но была прожжена взглядом сестры. — Удачи вам. Мел, не спутай комнаты, всех жду в гостиной. Не зли-и-и-ись, — протянула девушка, увернувшись от какого-то шарообразного предмета, полетевшего в нее благодаря сестре. — Давайте быстрее, никто же не хочет, чтобы чай остыл? — Пенелопа побежала по коридору, чтобы больше ничего не попало в нее, ведь предметы сестру окружали не только круглые, но и с острыми углами.       Памела устремила вслед сестре настолько злой взгляд, что раздражение ее могли почувствовать все присутствующие, стоя в другом конце коридора. Мун впервые за сегодняшний день улыбнулась, став свидетельницей маленькой ссоры между сестрами, потому что ей это показалось весьма милым и забавным.       С самого утра ее преследовали неприятности. Сначала она пролила на любимый свитер кофе из-за неуклюжести одной из служанок, затем славно поссорилась с матерью, которая была очень расстроена тем, что любимая дочурка так обходится с ней и вынуждает ее на целых два дня уехать к нелюбимым родственникам, потом ее достала Раберфлай, бесконечно болтавшая на протяжении всей поездки что-то Диазу, который молча слушал ее. И все это вместе превращалось в жуткую гремучую смесь, склоняющую Мун к тому, чтобы выйти из себя и не заходить обратно в течение пары часов.       Следуя за Мел, которая что-то бормотала о том, как же ее достала сестра, и что неплохо было бы им немного побыть порознь, отдохнуть как следует друг от друга, принцесса упорно игнорировала абсолютно все вокруг, стараясь не наткнуться на еще какой-нибудь раздражитель. Марко поравнялся с ней, пропустив вперед Стар и с любопытством заглянул в голубые глаза Баттерфляй, глядящие в пол и не замечающие его. — Принцесса, все хорошо? — спросил он, не отводя от нее взгляда, надеясь понять, что беспокоит Ее Высочество. — Да. Все хорошо, — все так же глядя в пол, равнодушно ответила ему девушка. Наконец посмотрев на парня, она заметила в его глазах не только любопытство, но и волнение. За нее. — Не стоит беспокоиться. — Но ты выглядишь…       Баттерфляй, не дослушав его, ускорилась и в несколько шагов оказалась около Памелы, подхватив ее под локоть и о чем-то с ней заговорив, несколько оживившись, а может, пытаясь таковой казаться.       Марко не расстроился от этого, но неприятный осадок такое поведение принцессы оставляло. Он с самого начала их поездки заметил, что девушка не в самом лучшем настроении и просто хотел узнать в чем дело и по возможности помочь ей. Диаз догнала Стар и вцепился в ее руку, наклоняя к себе, чтобы сказать что-то, чего никто не должен слышать.       Краем глаза это заметила Мун. Парень говорил что-то на ухо Раберфлай, полукровка хмурилась, качала головой, так же шептала что-то ему, в конце диалога просто выдернула свою руку из рук Марко и, надув и без того пухлые губы, отстранилась от него, очевидно, чем-то недовольная. Принцесса нахмурилась и переглянулась с Пинкертон, которая кивнула ей в знак того, что понимает: тут точно что-то не так, а что — необходимо выяснить. По каким причинам эти двое решили отправится сюда следом за Баттерфляй? Она была уверена — они ничего не делали просто так, и в каждом их действии был скрытый смысл, понятный только им двоим. — Принцесса, это твоя комната, — Памела чуть толкнула дверь, и та плавно открылась. — Располагайся, через полчаса ждем внизу, впрочем, можешь не торопиться, мы подождем, — Мел с самого начала выглядела несколько безэмоциональной, все ее слова звучали равнодушно и холодно, словно за нее говорила машина. Мун не обратила на это внимания — она сама выглядела и вела себя не намного лучше Пинкертон.       Оказавшись в комнате один на один с собственным мыслями, Баттерфляй просто упала в кровать и уставилась в потолок, нахмурив брови. Ей не больно, не плохо, она не в отчаянии и не напугана происходящим, так что с ней тогда, чего ей не хватает? Впрочем, Ее Высочество вполне догадывалась, в чем же причина этого состояния, но отчаянно отрицала такой вариант, не желая и мысли допускать о том, что причина ее страданий есть Тоффи и бессонница, вызванная снами о нем.       Мун и думать не желала, как страстно хочется прикоснуться к холодной коже ящера, поговорить, вцепиться в сильные плечи и носом уткнуться в грудь, стоя на цыпочках, не дотягиваясь до шеи. А он бы поднял ее за талию, посмотрел на ее лицо, на котором еще был отпечаток чего-то детского и беспечного, и крепко обнял бы, а его хвост, как будто имеющий отдельный от своего хозяина разум, обвился бы вокруг ее тонкой тонкой лодыжки, и они бы стояли так долго, в тишине, слушая дыхание друг друга и боясь, как бы это дыхание не прервалось.       Девушка протянула руку к чемодану, запустила её в карман и достала палочку. Она глядела на голубой кристалл, свое отражение в нем и снова думала обо всем: и о Стар, и о Марко, об этих странны чувствах, которые принцесса к нему испытывала, про затишье перед бурей, которую она уже устала ждать, поэтому была бы не против, если бы все началось вот хоть прямо завтра утром. Но мысли ее сводились к одному и становились с каждым разом все более неприемлемыми. Щеки Мун краснели, все лицо ее начинало пылать, и она, стиснув зубы и зажмурившись, старалась найти любую другую тему для размышлений, даже слишком болезненную, но как можно более далекую.       Наконец, она решилась сконцентрироваться на палочке. Семейная реликвия перестала вести себя так странно, как раньше, — более не нагревалась беспричинно, — но трещина по прежнему не исчезала, что волновало и Мун, и Глоссарика, и даже королеву, которая как сердцем чувствовала, что с палочкой что-то не в порядке. Она регулярно интересовалась у дочери, как проходило ее обучение, акцентируя внимание конкретно на волшебном оружии, но принцесса ничего ей не говорила, уходила от темы или же отвечала сухими односоставными предложениями — и этим только увеличивала волнение Паллады. — Мы-ы-ыльный, — Баттерфляй подняла руку и замерла, резко на выдохе закончив заклинание: — Дождь! — мелкие капли покрыли ее всю, моментально высыхая, а комнату застелил густой туман.       Он рассеется.       Через пару минут.       Но не в ее голове.       Прижав к себе палочку, Мун свернулась калачиком. Послышался тихий, болезненный стон, предвещающий слезы. Она прерывисто дышала, что-то кололо в груди, норовя проткнуть насквозь, девушка, как рыба, выброшенная на сушу, безвольно глотала ртом воздух, которого катастрофически не хватало. — Принцесса, ты идешь? — Марко приоткрыл дверь, но в комнату не заглядывал, только остановился, прислушиваясь. — Мун? Мун, в чем дело?! — он бросился к ней.       Через несколько минут Стар заглянула в комнату следом за Диазом, незаметно и для самого Марко. Она знала, что он зайдет за ней.       Парень уже крепко держал дрожащие плечи девушки, рассеянным, торопливым взглядом осматривая лицо мьюнианской принцессы, ее мокрые красные щеки, задерживая взгляд на раскрытых губах. Мун пыталась что-то сказать, но из груди вырывались лишь хрипы, и она не могла больше сдерживаться. Баттерфляй рухнула в объятия Диаза и в голос зарыдала. — Мун… не надо… не надо плакать… что случилось? Расскажи мне, — Марко не мог подобрать слов, ведь даже не знал всей ситуации. Но в какой-то момент понял, что не надо никаких слов, достаточно поглаживать ее по волосам и обнимать.       Принцесса подняла глаза на него и последний раз всхлипнула, удивленно глядя на парня и приходя постепенно в себя, не совсем осознавая происходящее. Она еще не могла говорить, заикалась и шмыгала носом, вздрагивая всем телом. И такой прелестной она казалась в этот момент, настолько хрупкой и беззащитной, что он чувствовал: ей нужна защита, ей нужен кто-то, на кого можно положиться и кому можно довериться. И Диаз решил — именно он будет таким человеком.       В конце концов, любить кого-то ведь не против законов времени и пространства?..       Марко наклонился ближе к Мун и поцеловал. Баттерфляй на мгновение захотела оторвать ему голову за позволение себе подобной чрезмерной вольности и… не смогла ничего сделать.       Она не хотела ничего делать.       Стар тихо закрыла дверь и, опираясь на нее спиной, скатилась на пол, зажимая рот рукой, смотря пустым взглядом в пространство перед собой. — Но… я… я же… Марко… будущее… я же люблю… — вырывались какие-то обрывки фраз безвольными жалкими хрипами.