Зарисовка третья. Аэропорт
13 января 2017 г. в 12:54
— Привет, — почти прошептал он в трубку. — Я попрощаться.
— Ну нельзя же так! — сразу накинулась она. — Ну, подумаешь, какой-то мудак психанул, а ты-то чего?!
— Ничего.
— Слушай, так не пойдет, — вздохнула она. — А как же родители?
— Не смеши меня, — скривился он. — Я уже давно для них взрослый и… чужой. Переживут.
— Не говори глупостей! Ты им по-прежнему дорог. Ты же их ребенок, каким бы не был.
— А какой я? Нет, правда, скажи мне.
— Не начинай, — перебила она и тем самым пресекла неудобный разговор на корню.
— Да я, собственно, и не думал, — теперь вздохнул он, потер подбородок, заросший четырехдневной щетиной. — Приедешь провожать?
— Провожать? Да мы довезем тебя, все как полагается.
— Тогда я жду.
***
— Может, останешься? — не унималась она, разглядывая его наспех собранные сумки. — Зачем же сразу вот так?
— Да это не сразу, Аньк. Это уже давно началось и к этому стремилось. Так что все закономерно.
— Не умничай.
— Тогда не спрашивай.
— А что мама?
— А что она? — усмехнулся он. — Сказала, что работает и проводить не сможет. Но, скорее всего, из-за папы.
— Конечно же, нет, — возмутилась она. — Мама уже давно перестала следовать его мнению.
— Мне пофиг, пойми! Поехали уже.
***
— Сразу, как приедешь, позвони! — наказала она. — Или маякни, я сама тебе перезвоню. Денег побольше закину и перезвоню.
— Хорошо.
— И не тупи там.
— Офигела?
— Не психуй. Все будет нормально.
— Хорошо.
Обняла. Крепко и долго. Знает, что не «хорошо» ни разу. Понимает, что не скоро еще вот так обнимет. У выхода машет, часто моргая. Ясное дело, плачет. Он и сам проморгается вот сейчас и снова обернется, чтобы еще раз посмотреть на нее. Повернулся, а ее уже нет. Ушла, пропала, смешалась с толпой и в новогодней мишуре. И тут он увидел: все чужие, нет больше ничего родного в его городе.
Одна только мысль, как острый тонкий осколок, саднила под кожей, кровоточила — не сказал, не попытался, не побежал за любимым. Не простил, не умолял вернуться обратно. По звуку хлопнувшей двери понял, что — всё, нет у них и между ними больше ничего, кроме совместного прошлого. Нет будущего. И не надо. Не должно быть.
Но что-то еще, самое последнее, не было сделано.
Набрал до разрывающей боли знакомый номер. Уткнулся в ледяной автоответчик.
— …оставьте сообщение после сигнала.
— Привет, — почти прошептал он. Голос сорвался, утонул в навернувшихся слезах, застрял под твердым комом в горле. — Я попрощаться…
И молчал. До тех пор, пока не звякнул короткий сигнал в трубке. Оставил все слова в себе, отправив в записи лишь шум аэропорта.