Наше фирменное заклинание

      Ночь была темной. Луна спряталась за тучами, тяжело и лениво плывущими по небу. Уже наступила осень, и погода портилась на глазах. Ветер заметно усилился, и Гермиона зябко куталась в мантию, пытаясь закрыться от резких порывов, так и норовивших сорвать с нее капюшон. Тусклый свет фонаря освещал мощеную камнем улицу и заросшую плющом стену, бросая причудливые тени, похожие то на торчащие в разные стороны сучья метлы, то на перья свирепого, ощетинившегося гиппогрифа. Изредка переводя короткий взгляд на задумчивый профиль притаившегося рядом с ней в узком проулке между домами Теодора Нотта, девушка ловила себя на мысли, что ей невыносимо хочется, чтобы сегодняшняя операция скорее закончилась. Они стояли на Пемброк-авеню, где на первом этаже одного из жилых домов была размещена та самая небольшая парикмахерская. Когда в прошлую среду они с Ноттом впервые пришли сюда днем, все здесь выглядело иначе — не так пустынно, не так зловеще — и Гермиона никак не могла избавиться от плохого предчувствия. Но Теодор, казалось, не разделял ее страхов. Он молчал, внимательно осматривая окрестности и сосредоточенно прислушиваясь к тишине. В одном из окон заведения горел свет. Ошибки не было. Маггл, хозяин цирюльни, именно сегодня ждал ночного визитера, как и сказал им при встрече.       Когда на прошлой неделе они с Ноттом выяснили, что последняя жертва проклятья старения недавно стригла волосы, то сразу подумали об одном и том же. Гермиона давно подозревала, что причиной потери молодости может быть какое-то темномагическое зелье. Она читала, что в рецепты подобных снадобий, способных изменить внешность человека, всегда входит его частичка. Но где злоумышленникам ее взять? Конечно, там, где люди могут ее оставить. Это могла быть химчистка, маникюрный салон и, очевидно, парикмахерская. И поэтому, когда Оливия Моллиган заговорила о своем визите к цирюльнику, Гермиону словно бомбардой поразило, и она поняла, что это та самая зацепка, которую она искала.       Кстати, она не забыла о том двухнедельной давности разговоре с Ноттом, когда она обвинила его в несерьезном отношении к расследованию, а он предложил ей пари, дав ограниченный срок, за который она должна была значительно продвинуться. И вот они вышли на это место, где маггл продавал волосы своих клиентов неизвестному «мастеру париков», не отказывающемуся даже от коротких локонов и посещающему его только под покровом ночи. При этом хозяин салона красоты не смог описать внешности покупателя, даже приняв веритасерум. Так что Гермиона ликовала — она считала, что выиграла спор. Только вот Теодор, кажется, не собирался вспоминать об этом, делая вид, что никакого пари не было.       — Чему ты ухмыляешься? — тихий удивленный голос коллеги раздался возле самого ее уха. Она и сама не заметила, как на ее лице появилось это выражение полного довольства собой.       — Вспоминаю, как ты щедро выделил мне две недели на прорыв в деле. И вот где мы сейчас, — пользуясь случаем, широко улыбнувшись, поддела его Гермиона.       — Ммм… — промычал Нотт, словно подыскивая нужное оправдание. — Это не считается, — наконец высокомерно сказал он.       — О, почему же? — не унималась Гермиона. Ей явно льстило, что теперь она утерла этому заносчивому выскочке нос. Она с удивлением обнаружила, что ей тоже было весьма приятно в отместку доказать ему, что и он совсем не идеален. К тому же теперь, когда в этом деле она присоединилась к Нотту и добилась результатов, она чувствовала себя значимой и нужной.       — Потому что мы вместе додумались до этого, это не только твоя заслуга, — надменно парировал он.       — Ну, конечно. Это так по-слизерински, — цокнула языком Гермиона. Всем было известно, что выходцы из змеиного факультета учились соперничеству с малых лет и очень не любили проигрывать. В их понимании всегда должны были побеждать или они, или никто. Они считали принятие поражения слабостью, предпочитая хитрить, уходить от ответственности.       Теодору, само собой, не понравилось ее замечание. Громко фыркнув, он повернулся к Гермионе и грозно взглянул на нее сверху вниз из-под своего надвинутого на лицо капюшона:       — Знаешь, не так давно я наивно полагал, что после окончания школы и избавления от зелено-серебристой атрибутики у меня на лбу больше не будет написана принадлежность к факультету, а значит, никто не будет судить по ней обо мне, — прошипел он. — Спасибо, что развеяла мои иллюзии.       Гермиона почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Нотт, видимо, считал себя невинным агнцем, попавшим на свой факультет случайно. Но, насколько девушка успела узнать его поближе, он в точности соответствовал общепринятым представлениям о слизеринцах, что не однажды уже успел продемонстрировать ей своим поведением. К тому же, как неоднократно было доказано, Шляпа еще никогда не ошибалась — об этом Гермиона читала в «Истории Хогвартса».       — Для начала сам перестань осуждать всех. За недостаточную чистоту крови, например, — съязвила девушка, с вызовом взглянув в серые глаза своего оппонента. Если уж он решил предстать перед ней в образе этакой слизеринской белой вороны, то она с радостью напомнит ему обо всех его грехах.       — Я никого не осуждал за нечистоту крови, Гермиона! — взвился Теодор. — Мерлин, ты что же, все колкости принимала за чистую монету? Или ты думаешь, все выпускники Слизерина спят и видят, как бы истребить всех магглов? И, может, еще сжигать их на кострах, прямо как они магов в Средние века? — Гермиона увидела, как наигранно он закатил глаза, умело переходя из защиты в наступление, как в усмешке изогнулись его губы, и собиралась возразить. Но внезапно почувствовала жжение в спине, голова у нее закружилась, а когда она открыла рот, то смогла произнести только: — Это не убийство… печеных… мандрагор...       Но Теодор уже не слушал ее. Она успела лишь заметить, как он только что посмотрел куда-то ей за спину, и тут же внезапно сорвался с места, бросившись на противоположную сторону улицы. Где-то между домами мелькнула темная тень, и Нотт скрылся в том же направлении, преследуя ее. Гермиона хотела достать палочку, но почувствовала, что ее пальцы стали мягкими, словно маршмэллоу. Она не понимала, в какую сторону должна сделать шаг, чтобы последовать за Ноттом. Они оба так увлеклись дурацким спором, что упустили главную цель — подозреваемого. И он воспользовался заминкой, чтобы наложить на нее «Конфундо» и скрыться. Но ее напарник вряд ли позволил преступнику уйти просто так и теперь из-за их глупости вынужден сражаться с ним один на один. Гермиона даже представить не могла, насколько силен волшебник, которому Теодор должен противостоять — ведь они не знали о нем совершенно ничего. Она очень боялась, что с Теодором может случиться беда. Путаясь в полах мантии и опираясь на припаркованные у пешеходной тропинки автомобили, она кое-как пересекла дорогу, а затем, держась за стену, двинулась в переулок. Оторопь сковала ее тело, она не могла определить расстояние до ближайших предметов, и каждый шаг давался ей с трудом. Но девушка все равно упорно продолжала преодолевать расстояние, идя на свет вспышек, мелькающих из-за соседнего дома. Наконец, она свернула за угол и увидела две высокие фигуры в мантиях. Они кружили по небольшому пятачку, извергая из кончиков палочек разноцветные искры. Гермиона протерла глаза и попыталась внимательно всмотреться в их лица, пытаясь определить, который из них Нотт, побеждает он или проигрывает. Но они были примерно одного роста, в одинаковых темных с капюшонами мантиях и двигались очень быстро — а в ее голове, к тому же, была полнейшая путаница. Гермиона попыталась направить на них свою палочку, но не понимала, кого из них должна защищать, и не могла четко произнести ни одного защитного заклинания, не говоря уже о невербальном колдовстве. Времени не оставалось, один из дерущихся начал серьезно сдавать. Он не успел отразить одно из проклятий, сбившись с ритма дуэли, после чего его противнику не составило труда ударить его во второй раз. Третий удар отбросил проигравшего на землю, озарив все вокруг зеленой вспышкой. И победитель растворился в воздухе.       Гермиона похолодела. В глубине души она уже поняла, что случилось непоправимое, то, чего она боялась. Нотт не стал бы аппарировать прочь, оставляя Гермиону одну с поверженным им подозреваемым. Но искра глупой надежды все еще не покидала ее. Нет, Теодор не мог погибнуть по ее вине. Пусть он всегда вел себя как настоящая заноза, он был ее напарником и коллегой. И она не должна была этого допустить, это была полностью ее вина. Оттолкнувшись от стены, она бросилась к лежащему на земле юноше. Опустившись рядом с ним, она сбросила с его лица капюшон и увидела перекошенное от боли лицо Нотта. К счастью, в голове Гермионы стало понемногу проясняться, действие «запутывающего проклятья» стало постепенно сходить на нет. И ей пришло в голову, что, если аппарировать по следам преступника, то можно попытаться догнать его. Или остаться с Теодором… Этот выбор был до крайности прост.       — Сейчас… — Гермиона потянулась к напарнику, помогая ему подняться на ноги, потому что он уже начал предпринимать попытку сделать это самостоятельно, — я перенесу тебя в госпиталь, — дрожащим голосом пообещала девушка. Но она не успела. Опустив ладонь на руку Гермионы, юноша крепко сжал ее предплечье, и она почувствовала, как ее ноги отрываются от земли, а ее тело затягивает в неизвестную ей точку земного шара.       Чавк. Туфли Гермионы наполнились водой, а до ее слуха донеслись звонкие лягушачьи трели. Они с Ноттом стояли в небольшом заросшем камышом болотце, находившемся в овраге, покрытом буйной растительностью. Вдалеке виднелся лес. И на милю вокруг, казалось, не было ни души. Только у самой кромки леса возвышался двухэтажный, окруженный деревьями, заброшенный особняк.       — Что ты наделал? — глаза Гермионы расширились от ужаса. — Зачем ты перенес нас сюда? Тебе немедленно нужно в Мунго! — воскликнула она. Теодор пошатнулся, но она подхватила его. К счастью, несмотря на свой высокий рост, он был худым и, следовательно, не таким уж тяжелым.       — Нет, — с трудом ответил он, хватаясь за мантию на ее плече, чтобы удержаться на ногах. — Ты справишься, — прошептал он.       — Но… — Гермиона потеряла дар речи. — Я не знаю лечебных заклинаний! Я даже не знаю, чем именно тебя прокляли! — срывающимся голосом вскрикнула она.       Юноша распахнул мантию, и Гермиона увидела глубокую рану на его животе. Одежда пропиталась кровью. — Аппарируй нас к крыльцу, — он указал на дом, в котором ни в одном из окон даже не горел свет, — а то я немного промахнулся.       — Нет! — наотрез отказалась Гермиона.       Наверное, Теодор был не в себе, и неудивительно — с такими-то травмами. Он совершенно не отдавал отчета в своих действиях. И она должна была взять на себя ответственность и принять решение за него, а именно, немедленно отдать его в руки профессионалов, чтобы те спасли его жизнь — что она и собиралась сделать.       — Пожалуйста, Гермиона, — не в силах больше стоять на ногах, ее напарник рухнул на колени, продолжая крепко держаться за руку девушки. — Мне нельзя в Мунго. Нам нельзя говорить, что мы упустили подозреваемого. Я очень сильно… я на испытательном сроке в Министерстве, Гермиона. Это будет мой последний провал. Долиш не должен узнать. Никто не должен узнать. Помоги мне…       Гермиона была поражена. Услышав это, она вдруг осознала, какая разительная перемена произошла на ее глазах с Теодором Ноттом. Она не могла поверить, что тот высокомерный, заносчивый и преисполненный самоуверенности юноша, и этот, находившийся сейчас перед ней, уязвимый и уязвленный своим поражением, слабый и вынужденный умолять ее о помощи — один и тот же человек.       Решимость Гермионы поколебалась. Она все еще понимала, насколько рискованно было не отправиться прямо сейчас за квалифицированной помощью, но слова Нотта и тон, которым он просил ее помочь, убедили ее в том, насколько важно для него оставить все в секрете, если он готов даже рисковать собственной жизнью.       Подхватив Теодора под руку, Гермиона аппарировала к крыльцу особняка. Перенеся на себя вес юноши, она направилась вместе с ним к ступеням. В зашторенном окошке первого этажа забрезжил свет. Дверь неслышно отворилась, и на пороге показалась маленькая сморщенная фигурка. Это была домовая эльфийка, одетая в нечто похожее на очень поношенное и многократно заштопанное платьице. Увидев приближающихся гостей, она всплеснула руками.       — Мастер Теодор! — из глаз эльфийки брызнули слезы. — Что с вами случилось? — бросившись навстречу, она поддержала Нотта с другой стороны, помогая Гермионе завести его в дом.       — Все нормально, Мэйбл, — с трудом ответил он. — Это Гермиона Грейнджер, она мне поможет.       Уши эльфийки задрожали, когда она с надеждой в глазах посмотрела на девушку. Гермиона заметила, что ее глаза уже были красными от слез, как будто она не переставая плакала, как минимум, неделю. Но поверить в то, что Теодор причиняет зло своему эльфу, она не могла. Несмотря на все его недостатки, он никогда не казался ей жестоким человеком. Да и рассуждать на эту тему сейчас было некогда, у себя в голове Гермиона уже перебирала все возможные способы остановить кровь и залечить рану Нотта.       Когда дверь за ними захлопнулась, помещение, в котором они оказались, осветили висящие на стенах подсвечники, и Гермиона смогла увидеть, где они находятся. Это была просторная гостиная с малым количеством мебели и двумя квадратными колоннами, поддерживающими потолок. Напротив двери возвышался массивный камин, жар в котором почти сошел на нет, и угли тлели на последнем издыхании, почти не давая тепла. Диван, два кресла, журнальный столик и полукруглый ковер возле камина образовывали небольшой уютный уголок. Остальное же пространство было ничем не занято, если не считать вытянувшегося вдоль одной из стен шкафа-библиотеки и больших часов с маятником, чье монотонное тиканье эхом отражалось от стен полупустого дома. Гермиона с эльфийкой помогли Теодору добраться до дивана. Он неловко опустился на спину, издав тихий протяжный стон.       — Мэйбл, — обратилась Гермиона к эльфийке, попутно разрывая одежду на животе юноши, чтобы освободить его рану. — У вас дома есть экстракт бадьяна? — однажды Гермиона уже излечила этим экстрактом Рона, расщепившегося во время неудачной аппарации. И, к сожалению, после этого у нее не осталось ни капли.       — Нет, мисс, — тихонько пропищала эльфийка, и по ее щекам потекли крупные слезы. Гермиона выругалась про себя. Глупо было надеяться, что столь сложный эликсир, приготовить который под силу лишь очень опытному зельевару, мог находиться в домашней аптечке Ноттов.       — А что есть? — спросила Гермиона, внимательно осматривая рану и перебирая в голове все проклятья, сопровождающиеся зелеными искрами. Стоны Теодора стали повторяться с пугающей частотой.       — Кипяще-очищающее зелье, — дрожащим голоском ответила домовая эльфийка. Нотт замолчал, и, бросив на его лицо беглый взгляд, Гермиона увидела, что он отключился. Гермиона почувствовала, как ее начинает охватывать паника, но заставила себя сосредоточиться.       — Подогрей и давай сюда, — кивнула она, решительно засучив рукава. — А еще принеси мне пинту сока хорклампа, слизь флоббер-червя, семь клыков чизпафлов, два жала муховерток, мяту, сок взрывных ягод… мандрагору, капли медовой воды, слизь мозговых слизней, лунную росу, порошок из кореньев асфоделя, измельченный бадьян, кору волшебной рябины, лепестки цветов дикого чеснока, кровь саламандры, десять хребтов рыбы-льва, рог единорога, аконит… и… оловянный котел, — выговорила Гермиона на одном дыхании, с надеждой глядя на Мэйбл. Эльфийка, услышав это, на мгновение замерла, а затем с тихим щелчком испарилась.       К тому времени, как рана Теодора начала затягиваться, прошел всего час, но Гермионе он показался вечностью. Удивительно — но она смогла сварить довольно приличное зелье Виггенвельд (1) — хотя от волнения ее руки тряслись так, словно ее ударило током. Затем она промыла рану кипяще-очищающим зельем, после чего обработала приготовленным отваром. Она выжидающе сидела на полу рядом с диваном, проклиная себя за то, что послушала Нотта вместо того, чтобы перенести его в Мунго. Наконец его ресницы затрепетали. И стоящая все время рядом эльфийка бросилась к нему, обвивая его шею маленькими сморщенными ручками и беззвучно рыдая.       — Ну-ну, со мной все хорошо, — успокоил он ее, легонько похлопав по тощему плечику. Гермиона испытала долгожданное облегчение, но вместе с ним вернулось и негодование.       — Как ты мог заставить меня сделать это? — воскликнула она, гневно уставившись на Теодора. В уголках глаз предательски защипало. — Что, если бы ты умер?       — Но я же не умер, — беспечно возразил он.       — Тебе повезло! Судя по всему, это было всего лишь проклятье «Вердимилиус» (2)! А если бы это было «Экспульсо», (3) и тебя разорвало бы на мелкие кусочки? У меня нет с собой экстракта бадьяна!       — Неужели? — на лице Теодора отразилась задумчивость. — Очень интересно…       — Что может быть в этом интересного? — не поняла Гермиона, все еще пыхтя от возмущения.       — Подумай, он ведь легко мог убить меня, — заметил юноша, вглядываясь в лицо девушки, чтобы видеть ее реакцию на его слова, — но не убил. Почему?