To the touch

      — Так, ну-ка попробуем! — Флитвик в предвкушении потер руки. — Перо, пожалуйста! — негромкий хлопок, сопровождающийся звоном стекла, свидетельствовал о том, что очередной эксперимент не увенчался успехом. — Нет, я решительно не могу понять, почему артефакт не работает! — горестно вздохнул профессор. — Все ведь выстроенно согласно законам, почему же он не слушается команды?       Гай задумчиво перебирал пальцами цепочку на запястье, прокручивая в голове последовательность действий, в поисках возможной ошибки. Вот уже около недели они с Флитвиком бились над созданием бездонного мешочка-артефакта, который реагировал бы на голосовые команды владельца, выдавая то, что необходимо без использования манящих чар. Но что-то определенно шло не так. Выдавать-то он выдавал, вот только совсем не то, что просили, да еще и норовил выстрелить предметом так, чтобы попасть по лбу владельцу, хотя, по задумке, предмет должен был прилетать прямо в руку.       — Послушайте, Филиус, — поразмыслив некоторое время, медленно произнес Гай, — а что у нас уравновешивает руну восприятия голоса?       — Как что, заклятие подчинения, конечно! — удивился Флитвик.       — Мм… Это которое одновременно завязано на точный поиск? — уточнил Гай.       Флитвик, казалось, растерялся.       — А ведь точно! Вот почему он ведет себя, как сумасшедший! Нарушен баланс! — он даже подпрыгнул от возбуждения, но уже в следующий момент нахмурился. — Но, если мы заменим его на что-то другое, это может спровоцировать появление у артефакта собственной воли, а это совершенно недопустимо!       — А что, если заменить его руной частичного подавления? Это даст пространство для маневра, а если еще добавить привязку к заклятию расширения, тогда вся самостоятельная деятельность артефакта будет направлена внутрь, то есть на поиск, понимаете?       — О, но это же совершенно не по правилам! Так не делают, это… Я обязан это попробовать! — от нетерпения голос профессора затряслись руки. — Так, здесь у нас все верно… Ага… Руной частичного подавления говорите… Интересно, очень интересно… Ну-ка. Перо, пожалуйста! — на этот раз раздался лишь тихий шорох, а затем восхищенный вопль Флитвика. — Превосходно! Просто превосходно! Гай, но как вы до этого додумались? Это же противоречит всем законам артефакторики!       Гай усмехнулся.       — Видите ли, я считаю, что единственный способ добиться развития — постоянный поиск нового. Любой прогресс основывается исключительно на разрыве старых шаблонов.       — Да вы новатор! — восхитился Флитвик. — Это такая редкость сейчас, скажу вам по секрету, — он перешел на доверительный шепот. — Даже среди молодежи, не говоря уже о взрослых, опытных магах. Сколько я ни стараюсь привить своим рейвенкловцам любовь к исследованиям, все зря! Подавляющее большинство радостно довольствуется тем, что есть, совершенно не желая выходить за рамки условностей. А жаль! Как много чудесных открытий могло бы ожидать магический мир!       — Но ведь есть и те, кто идут дальше, — Гай приподнял бровь. — Те, кто не хочет довольствоваться рамками…       — О, разумеется, — вздохнул Филиус. — Но, к сожалению, их очень мало. И уж совсем единицы способны пойти против системы в чем-то действительно важном, не ограничиваясь маленькими хитростями, вроде нашей. Впрочем, встречаются и такие, но редко, крайне редко. Последний, кто осмелился на подобный шаг, к несчастью, плохо кончил, а ведь такие надежды подавал… — он расстроенно покачал головой и вдруг сменил тему: — Что скажете насчет стаканчика огневиски перед сном?       — Не откажусь, — улыбнулся Гай, чувствуя, что они очень удачно подобрались к интересующей его теме. — Полагаю, говоря о подающем надежды, вы имели в виду Тома Реддла?       Он вспомнил, как Хагрид, во время одного из чаепитий, поделился с ним печальной историей о том, как, а главное — благодаря кому, его исключили из Хогвартса. А позже сокрушался, вспоминая как ловко молодой Том Реддл очаровывал всех вокруг. Никто и предположить не мог, что со временем он превратится в Того-Кого-Нельзя-Называть. Ну разве что Дамблдор, великий человек, видел насквозь его подлую натуру, потому и заступился за Хагрида, когда того обвинили в незаконном содержании в школе чудовища, убивавшего грязнокровок, хоть и не смог найти доказательств его невиновности.       — Вы знаете? — с легким недоумением, но без ужаса, часто сопровождающего упоминания о Волдеморте, спросил Флитвик, зазвенев стаканами, а затем вздохнул. — Да, говоря откровенно, мистер Реддл был выдающимся молодым человеком. Любой британец, скажи я такое в открытую, счел бы меня сумасшедшим, но с вами, как с человеком не имеющим никакого отношения к той страшной войне, я могу себе это позволить. Неординарная была личность, я бы даже сказал — гений. Умел заинтересовать своими идеями других и лидерскими качествами был наделен в полной мере, оттого за ним и пошли столь многие…       — Вы разделяли его идеи? — с некоторым удивлением спросил Гай, делая глоток обжигающего напитка. — Насколько мне известно, он был одержим сохранением чистоты крови и порабощением магглов?       — Что вы! — замахал руками Флитвик. — Эти его идеи я, разумеется, не поддерживал!       — Эти? — тут же насторожился Гай. — Они были не единственными?       — О, нет, конечно! Если бы он был лишь сумасшедшим фанатиком, жаждущим мирового господства, разве удалось бы ему собрать столько сторонников? Нет, изначально его целью было развитие магического сообщества. Он считал, и небезосновательно, что волшебники застряли в средневековье, что необходимы реформы, способные улучшить экономику, поощрять развитие науки и перестать делить магию на светлую и темную. Конечно, идеи его были чересчур революционными, а потому были обречены на сопротивление с самого начала, но они были отнюдь не лишены здравого смысла.       Что до чистоты крови, то здесь все далеко не столь однозначно. Том Реддл высказывал соображения, что магглорожденные студенты, возвращаясь после окончания Хогвартса в мир магглов, повышают риск обнаружения магического мира, и поэтому необходимо тщательно следить за тем, чтобы все они могли найти свое место в волшебном сообществе. И здесь снова встает проблема устаревшей структуры нашего мира, ведь волшебник, получивший образование, сталкивается с огромными проблемами при устройстве на работу, ввиду отсутствия достаточного количества рабочих мест.       — То есть, о господстве магов над обычными людьми речи не шло?       — О господстве нет, Мерлин упаси! Все это проявилось значительно позже! Сначала были лишь рассуждения о том, чтобы обучать магглорожденных волшебников отдельно от чистокровных, ведь разница между ними неоспорима. Дети, едва узнавшие о магическом мире, нуждаются в его подробном изучении, освоении традиций, законов и прочего, в то время как в чистокровных семьях детей учат этому с рождения. Знаете, ведь после окончания Хогвартса Том Реддл дважды просил предоставить ему должность профессора Защиты от Темных Искусств…       — Да, я слышал об этом.       — Так вот, я думаю это было связано как раз с тем, что он желал оказывать влияние на подрастающее поколение, чтобы в будущем было больше шансов изменить положение дел. Однако, Дамблдор отказал ему, видимо, не одобряя его увлечений самими Темными Искусствами.       — И что же случилось после? — с интересом спросил Гай. — Как вышло, что умный, амбициозный молодой человек превратился в само воплощение зла? Ведь, как я слышал, то, что творилось в конце семидесятых…       — Ужасное было время! — содрогнулся Флитвик. — Ужасное. Признаюсь, я понятия не имею, что произошло с тем юношей, которого я учил. После завершения учебы он исчез на какое-то время, говорили, что он путешествовал, постигая все новые и новые магические науки, но когда вернулся… О, это был уже совершенно другой человек. Жестокий, одержимый властью, извративший собственные идеи до неузнаваемости, одно слово — безумный. Я до сих пор представить себе не могу, что же так повлияло на него, однако факт остается фактом. Теперь он заставлял людей следовать за собой уже не убеждениями, а силой, буквально стирая с лица земли каждого, кто смел сопротивляться. А магический потенциал у него всегда был выше среднего, даже не учитывая все те знания, которые он приобрел за годы путешествий, прибавьте к этому устрашающие символы, вроде черной метки, громкое имя и полное отсутствие жалости, и вы поймете, почему среди волшебников поднялась паника. А напуганные люди, как известно, не способны оказать достойное сопротивление.       — Однако, Дамблдор пытался…       — Альбус Дамблдор — исключительно могущественный волшебник, — кивнул Флитвик. — Он доказал это, победив на дуэли предыдущего Темного Лорда, Грин-де-Вальда, и тем самым завоевав расположение и любовь всего магического сообщества. И это дало ему огромное преимущество, когда он организовывал Орден Феникса. Люди пошли за ним, потому что знали, если кому-то и под силу победить Того-Кого-Нельзя-Называть, то только ему. Ну, а после произошла эта трагедия с Поттерами, разом избавив Британию от гнета Темного Лорда и обратив в бегство его сторонников.       — Какая удача, — не сдержав иронии заметил Гай. — Я имею в виду, каковы были шансы остановить его, не появись этот волшебный ребенок, каким-то неведомым образом победивший сильнейшего темного мага?       — Этого мы, к счастью, уже никогда не узнаем, — тихо сказал Флитвик.       Гай едва заметно хмыкнул. Почему-то ему казалось, что скоро такой шанс может предоставиться.

***

      Кладбище в Годриковой Впадине ничуть не изменилось за тринадцать лет, прошедших с того дня, когда здесь были похоронены Лили и Джеймс Поттеры, отдавшие свои жизни ради спасения единственного сына.       Северус Снейп глубоко вдохнул свежий вечерний воздух и прикрыл глаза, ожидая, когда исчезнет легкое головокружение от аппарации.       Тринадцать лет… А он до сих пор помнил слепой ужас, охвативший его при виде полуразрушенного дома, будто это было вчера. Помнил пустой, устремленный в никуда взгляд Джеймса, хрупкую фигурку Лили на полу в детской, с разметавшимися рыжими волосами и неестественно вывернутой рукой, отчаянный детский плач… И острое, выжигающее изнутри чувство вины, ведь не сообщи он Волдеморту о пророчестве, они все остались бы живы. Она осталась бы жива.       Белые мраморные надгробия отчетливо выделяются на общем сером фоне, будто сияя в сгущающихся сумерках мертвенным лунным светом.       — Привет, Поттеры, — тихо здоровается Северус, опуская к подножию памятника букет свежих орхидей. — Это снова я. Как всегда.       Он приходит сюда каждый год. Каждое тридцать первое октября на протяжении последних тринадцати лет. Просто потому что не мог не приходить. Не мог не почтить память любимой женщины и некогда ненавистного Поттера, не мог не попросить в очередной раз прощения за то, что невольно стал косвенной причиной их гибели. А после, за то, что не смог уберечь их сына, доверившись обещаниям Дамблдора. Снова.       — Еще один год пролетел, представляете? — тихий шепот вырывается вместе с паром, растворяясь в холодном осеннем воздухе. — Еще один чертов год, такой же пустой и бессмысленный, как все предыдущие. Хотя, похоже, в скором времени нам предстоит новая война… Все эти волнения, сообщения об убийствах… Дамблдор молчит, как партизан, но я чувствую — он что-то знает. Да и метка темнеть начала, а это уже совсем плохо… Но мне все равно. Если все начнется сначала, я даже пытаться не буду, уеду куда-нибудь, вон, меня давно во Францию зовут, в парижское сообщество зельеваров, сам не понимаю, что я до сих пор здесь делаю. А они пусть воюют, сколько душе угодно, плевать.       Взгляд черных глаз медленно скользил по золотым буквам, знакомым до последней черточки.       — Ты, Джеймс, скорее всего назвал бы меня трусом, сказал бы, что я бегу, как крыса с тонущего корабля… Наверное, так и есть. Но я не могу найти ни одной причины, по которой мне стоило бы снова ввязываться во всю эту грязь. Я поклялся в верности Дамблдору только ради того, чтобы защитить вашего сына, когда придет время… Чтобы не дать ему втянуть мальчика в свои политические игры… А теперь в этом нет никакого смысла. Он исчез тогда, пять лет назад, вместе с Гарри…       Сердце привычно кольнуло при воспоминании об огромных зеленых глазах на худом личике. Ее глазах.       — А в Хогвартсе очередной преподаватель ЗОТИ объявился, — желая отвлечься от неприятных мыслей сменил тему Северус. — Самому с трудом верится, но, похоже, Дамблдору в кои-то веки повезло. Еще одного кретина вроде Локхарта или оборотня в преподавательском составе Попечительский совет ему бы не простил. Прайдер, конечно, наглый, самоуверенный тип, но дело свое знает, может, хоть чему-то сможет научить этих оболтусов. Если успеет до конца года. Мне даже интересно, что случится в этот раз? Разве что, на него еще одна змея нападет, а меня рядом не окажется?       Память услужливо подсунула образ бледного как смерть парня, лежащего без сознания на скамье в его кабинете.       — Одного не могу понять, какого дракла ему от меня нужно? Я уже только что прямым текстом его не посылал, а он все: «Доброе утро, Северус», «Как настроение, коллега?» — Снейп скривился, очень точно копируя доброжелательные интонации. — Ничем его не проймешь! Да еще и Спраут с Флитвиком как-то подозрительно приветливо себя вести стали. Не иначе это заразно!       Действительно, последнее время Северус стал замечать изменения в отношении к нему коллег. Профессор Спраут вдруг ни с того ни с сего стала спрашивать, не нужны ли ему какие-нибудь ингредиенты для зелий, а то у нее в теплицах как раз подрастает новый урожай, которым она готова поделиться. Филиус после их показательной дуэли пригласил к себе на «рюмочку чая». Даже Минерва, всегда лишь сухо кивавшая ему при встрече, неожиданно начала здороваться и пару раз улыбнулась, что вообще случалось крайне редко. Ни одного логичного объяснения таким неожиданным знакам внимания Северус найти не мог, а оттого напрягался и замыкался еще больше, чем обычно. Он по опыту знал, что просто так никто заботы не проявляет, за этим всегда стоит какая-то цель. Вот только какая?       Солнце давно скрылось за горизонтом, в темном небе мерцали далекие звезды, а Снейп так и сидел на небольшой деревянной скамеечке возле могил, бездумно глядя на букет белых орхидей на земле. Лили любила орхидеи.       — Ладно, — он наконец заставил себя вернуться в реальность, где в Хогвартсе его еще ждала стопка непроверенных эссе, — наверняка, я вам надоел до зубовного скрежета своими излияниями… Хорошо, что вы не можете меня прогнать, — губы тронула кривая улыбка. — Впрочем, я уже ухожу… У меня сегодня есть еще одно дело. Да, я снова буду пытаться, — он упрямо сжал зубы, будто ожидал, что его станут отговаривать. — Я знаю, это отдает маразмом, но я все равно буду варить это чертово зелье каждый год, пока однажды оно не приведет меня к вашему сыну или не почернеет, что будет означать… — он прикрыл глаза. — Я просто не могу не делать этого, понимаешь? Ты должна меня понять, ведь ты сделала бы тоже самое, правда? Ты сама всегда говорила, что нельзя сдаваться, пока есть хоть крошечный шанс… А пока у меня нет прямых доказательств его смерти, шанс есть. И я обязан его использовать.       Глухая тишина прерывалась лишь легким шорохом сухих листьев, подгоняемых ветром. Северус бросил последний взгляд на мраморные надгробия.       — До встречи в следующем году, Поттеры… Если, конечно, я его переживу, — тихо добавил он и аппарировал с негромким хлопком.       Ночь обещала быть долгой.