♫ ♪ ♫
А в гостиной находиться с Воншиком было уже не так... настораживающе. Он не старался нарушить личное пространство старшего мужчины и вполне уютно себя чувствовал в кресле, почти напротив дивана, на котором разместился сам Тэгун. Телевизор на заднем фоне бормотал что-то не особо связное, то и дело прерываясь яркими всполохами рекламы, а Воншик начинал понимать, что идея с большим количеством алкоголя — пусть и не очень крепкого, — в компании объекта отнюдь не самых платонических чувств далеко не самый лучший вариант. Огоньки света за незавешанными окнами начинали расплываться, перетекая в единое целое, а расслабленный Тэгун казался донельзя красивым в этой обычной домашней одежде и смешных тапочках-зайцах на ногах. Всё это время с начала их маленького пиршества он говорил более чем мало, всё больше слушал Воншика, и его по-настоящему интересные истории, так или иначе связанные с его профессией. И для начала такое положение вполне устраивало обоих. Воншик буквально чувствовал, как его собеседник понемногу привыкает к звучанию его низкого тембра, ощупывает низкий грудной смех и отвечает на него своим — тихим, почти неслышимым за басовым звучанием гостя, но... так и должно было быть. Ким чувствовал, даже сквозь пелену опьянения, что всё делает правильно. И наградой за его терпение вскоре становились занятные комментарии Тэгуна к общей теме, его робкие вопросы и чуть лучащийся от алкоголя заинтересованный взгляд. — ...поэтому я не особо люблю снимать женщин в откровенных и эротических тонах. Проще говоря, обнаженка — это не мой конёк, — тем временем подытожил Воншик очередной свой рассказ, делая ещё один глоток пива и наклоняясь вперёд, чтобы урвать с кофейного столика, заставленного едой, самый лакомый кусочек. — Оно слишком полное, да? — с задумчивым видом продолжая потрошить пачку чипсов, Тэгун всё никак не мог заставить себя не смотреть на собеседника. Во-первых, он так привык — те же пациентки благотворней воспринимали его именно с такой манерой обращения. А, во-вторых, — и это особенно пугало Тэгуна, — смотреть попросту хотелось, потому что Ким, едва ли не насильно затолканный хозяином квартиры в душ, выглядел ещё невероятней, чем он же прежний. Но было ещё и "в-третьих": Тэгун не мог перестать смотреть, потому что только так умел контролировать порывы младшего подкинуть ему в тарелку что-то из закусок. Не то чтобы Тэгун так сильно переживал из-за возможности набрать лишний вес, скорее, его подобные вопросы вообще никогда не беспокоили, но то, с каким упрямством Воншик выполнял возложенные на себя обязанности, порядком раздражало. — Полное что? — оказался озадачен Воншик, и запоздало понял, когда Чон уже принялся взращивать объяснения, которые в его исполнении звучали как-то зачаровывающе и необычно. — Женские тела из-за своей округлости выглядят полными. Вся эта плавность изгибов и линий... они буквально созданы для того, чтобы стать ещё полнее, разрешиться иной жизнью и подарить её миру. Это... правда странно выставлять напоказ. — Но у меня есть работы в этом направлении, которыми я почти горд, — нотки самодовольства в голосе лишь показались Тэгуну — Воншик был взволнован и, взглядом спрашивая разрешения пересесть поближе, быстро листал что-то на экране собственного телефона. Чон с готовностью придвинулся, наверное, слишком торопливо, раз едва не рассыпалось содержимое всё ещё стоящей на коленях чашки, он боялся, что Воншик усмехнётся сейчас, но тот был слишком увлечён поиском. В итоге перед Тэгуном оказалась целая коллекция разных, но в то же время схожих снимков, на которых наготу женщин и совсем ещё юных девушек скрывало что-то невесомо лёгкое. Будь то вода, перья или же складки полупрозрачной ткани. Девы-дриады смотрели из озёрных зарослей своими изумрудными линзами, ангельски порочная дама обратила свой взор куда-то вдаль, небрежно прикрываясь тонким шелком, смуглое тело шаманки прятали языки пламени поднимающиеся от костра, перед которым она сидела. Воншик же давал краткий, но ёмкий комментарий к каждому снимку, опаляя шею старшего мужчины хрипловатым шёпотом. Тэгун поначалу почти не замечал этого, поражённый не красотой работ даже, а осознанием, что всё это творения сидящего перед ним человека. Ему попросту не верилось, что всё эти фантазии могли уместиться в голове одного фотографа, и он даже рискнул обернуться, нечаянно коснувшись носом чужой щеки, и только после понял, что расходящиеся по телу мурашки — это не совсем заслуга одних лишь профессиональных фотографий. Ким, воспринимая чужое замешательство по-своему, спешно отпрянул назад. Обивка дивана жалобно скрипнула под широкой спиной, на что Тэгун лишь примирительно улыбнулся, наконец решаясь спросить. — Эти идеи... Они зависят от случая съёмок или ты придумываешь их сам? — Воншик так часто облизывал губы, подбирая слова, что Тэгуну почти захотелось узнать: такие ли они мягкие на вкус, какими смотрятся, или же нет. — Обычно заказчики снимков в жанре ню не особо-то щедры на конкретные идеи и уж тем более не блещут фантазией, — тем временем нашёлся Воншик. Давать адекватный ответ было более чем сложно — он играл с огнём сейчас, оставаясь наедине с Чоном в не самом трезвом состоянии их обоих. И главная проблема была в том, что огнём этим был он сам. Он прекрасно чувствовал, как Тэгуна тянет к нему, и едва не дурел от восторга этого открытия. И пусть даже дело было лишь в алкоголе, Воншику крайне сложно становилось держать себя в руках с каждым новым глотком раскалённого воздуха. — Чаще всего заказчики лишь просят, чтобы это было горячо, или мило, или волшебно, в зависимости от случая. Но после обязательно следуют мерзкие фразы в духе: "Оголи ей правую грудь" или "Пусть будут видны ягодицы", и тогда это отвратное ощущение возвращается снова. Ощущение, будто ты находишься в мясной лавке с человечинкой. На этот раз руки Тэгуна всё-таки подвели. Он не уронил чашку, но вот горлышко в миг ставшей скользкой бутылки выскользнуло из рук, пиво с шипением принялось впитываться в ковёр, а ушедший было в спасительную негу рассказа Ким догадался, что сболтнул лишнего, а потому теперь с беспокойством смотрел на Тэгуна. — Что-то не так? — напрямую спросил он, напряженно всматриваясь в лицо старшего, а тот выглядел устало, но вовсе не как человек, которого утомила длительная беседа и выпивка. Он выглядел уставшим от груза собственного прошлого или чего-то столь же обыденного и неистребимого в жизнях многих людей. — Знаешь, всё эти рассказы, конечно, очень похожи на полноценный диалог, но... Воншик, мне тошно от этой игры, — Тэгун задышал чуть быстрее, как человек, готовящийся к прыжку в холодную воду, он набирался сил чтобы закончить мысль. — За эти дни ты узнал обо мне многое, гораздо больше, чем положено обычным знакомым, пациентам и вообще хоть кому-то, но это далеко не всё. Я опасаюсь, что рано или поздно ты узнаешь больше, а я уже привыкну к твоей компании и... Я не хочу привыкать зазря. И я совсем о тебе ничего не знаю. Если подумать, в наших с тобой шкафах наверняка одинаково много скелетов, так много, что под собственной тяжестью они давно уже рассыпались, превратились в отдельные кости, их так много... в общем так, сейчас я принесу нам остатки пива из холодильника, а ты пока настроишься на честные разговоры, а не на правильные их подобия, договорились? Воншик молча и чуть ошалело кивнул. За всё то время, что он провёл в доме Тэгуна, да и, наверное, за весь промежуток дней с начала знакомства, тот впервые сказал так много слов — важной бесценной информации, ведущей к ещё более важному соглашению. Киму не нужно было как-то морально подготавливаться — он едва ли ни с первого мгновения знакомства готов был раскрыть всего себя взамен на сокровенные и интригующие подробности из жизни его так и не состоявшнгося любовника.♫ ♪ ♫
— Хочу тебя. Впиться в губы поцелуем и повалить на этот чёртов диван. И будет совсем неплохо, если ты пару раз при этом заедешь мне по лицу — я заслужил, да и награда будет в тысячу раз лучше, чем та ничтожная боль, которую мне придётся заплатить за неё. И я уверен, что ударов от тебя будет не так много, как читается сейчас в твоём злом взгляде, потому что я... — Воншик выдохся, так и оставляя фразу недосказанной, хотя, будь его воля, он бы и не начинал рассказывать всё это таящееся на его тёмной стороне души. Но Тэгун сам просил от него этой откровенности, отчего теперь и сидел с пылающими щеками, действительно несколько разозлившийся, но ещё больше успокоенный. Всё-таки Воншик оставался прежним собой и от этого всё казалось как-то... стабильней. Ким силился хоть как-то разбавить неловкую тишину и продолжил с прежней уверенностью, понимая, что обратного пути из этой откровенности попросту нет. — Я же вижу, с первой встречи почувствовал, что ты не из тех, кто презирает такие отношения. Ты кажешься мне более... — Мединститут. Последний курс. Их было трое и... мне не понравилось. Воншик опешил от этого мгновенно. Ему хотелось переспросить, но он ведь всё прекрасно услышал. Просто не мог поверить в это. Тэгун расценил это молчание иначе. — Понимаю, ты сейчас можешь победно возликовать и заявить, что я мог бы сопротивляться, если бы захотел, но... их было трое. И до того момента я, по крайней мере двоих из них, считал друзьями. — Тэгун, я не... — И если ты сейчас хотя бы вздумаешь проявить сочувствие я ударю тебя очень больно, — так же спокойно продолжил Чон, будто бы и не было этой попытки Воншика извиниться за собственные слова, которые, должно быть, для Тэгуна звучали более чем неприятно. — Ты... их наказали? — в горле пересохло, Воншик отчего-то ощущал себя едва ли не главным виновником произошедшего. И прямой уверенный взгляд Тэгуна не добавлял уверенности в обратном. — Ты говоришь о полиции? — фыркнул Тэгун, открывая новую бутылку и всовывая её в непослушные пальцы знакомого и открывая другую для себя. — Они первоначально знали, что мне не позволит гордость заявить о подобном хоть кому-то. И были правы. Это ведь так... мерзко, полностью отдаться во власть животных желаний. Хотя ведь даже в мире зверей нет такого. Это чудовищно. — Мне так жаль... — прежде чем Ким успел договорить, его губы обожгло болью, он запоздало отшатнулся, глядя на следы крови, которые остались на ладони, прижатой к месту удара. А после поднял взгляд на Тэгуна, в глазах которого горел правильный гнев, чистейшая ярость. — Я предупреждал, — тихо выдохнул он, и, кажется, гнев его немного поутих, сменяясь пустотой. — Сам виноват, — небрежно отмахнулся Воншик, вот только в его глазах старший читал иное. Он видел в расширившихся зрачках боль и изумление, которые таяли так же быстро, как и последние крохи злобы Тэгуна. — Кажется, теперь вновь твоя очередь задавать вопрос. На мой ты ответил прежде, чем мне его удалось подобающе задать. — Хорошо, — Чон кивнул. Было ещё немного неловко за произошедший инцидент, но разве ни чего-то такого ожидал он, начиная эти откровения? По правде, какая-то его тёмная часть надеялась, что для Воншика это станет призывом к действию. — Тогда скажи мне, какого чёрта ты устроил после моего знакомства с Санхёком? — Ты серьёзно сейчас? — Ким изогнул бровь. — Я прихожу к своему практически начальнику, а тот без лишних усилий уводит важного для меня человека, оставляя меня в стороне, а ты спрашиваешь, какого чёрта?! — Ревность? — Ревность, — Ким ощущал себя побеждённым, да так легко и позорно, что взгляд на собеседника больше поднимать не хотелось никогда. Гораздо проще было расписать тысячи поз для их так и не состоявшегося секса, чем спокойно принять собственную зависимость от другого человека. — Ты уже знаешь, что меня интересует следующим. — Хочешь узнать, почему мне так срочно захотелось познакомиться с Санхёком? Боюсь, отсюда и начинаются самые настоящие скелеты, дорогой мой... друг. Ты уверен, что они нужны тебе? — Я готов принять тебя вместе со всеми твоими скелетами до самых их мельчайших косточек, — и Ким не лукавил, он говорил то, что думал, и ничего не мог поделать с собой. Тело само несло вперёд и вниз, к ногам его хёна. Он просто устраивался на полу, чувствуя, как колено намокает от пролитого пива, и смотрел чуть исподлобья на Чона с искренней преданностью во взгляде. — Старший брат Санхёка — это и есть тот парень, который был зачинщиком всей той мерзости в прошлом. Они с твоим боссом похожи внешне, и я сразу же подумал, что... нашёл его, а неформальное общение с Хёком только подтвердило мои догадки. Так что мне нужен не совсем он, а то, что можно от него выведать. — И чего ты хочешь добиться в итоге? — Воншику было холодно, хотелось отодвинуться прочь, но гладкость скользнувших по скуле пальцев Тэгуна подействовала лучше всяких цепей. Он остался сидеть на месте, принимая скупую ласку и выдерживая на себе лукавый пугающий взгляд. — Я не отвечу, потому что сейчас не твоя очередь задавать вопрос. — Тэгун улыбнулся чуть шире, впервые за всё это время он выглядел настоящим безумцем. — Спать хочешь? И Тэгун действительно больше ничего не сказал. Потому что всё упиралось в чёртовы негласные правила и игра в честность закончилось с лёгкой подачи старшего, который заявил, что узнал всё, что ему хотелось. Ким от нечего делать принялся убираться в гостиной, точнее убрал все банки, тарелки и упаковки от чипсов, которые нарушали наведённый было Чоном порядок. Хозяин квартиры всё это время возился с постельным бельём. И когда Ким вернулся в комнату, пальцы его хёна — паучьи когти — ещё разглаживали складки на простыне, завораживая выветренностью движений. — Хватит так пялиться, — бросил тот через плечо и, тем не менее, не подумал разогнуться моментально. Или действительно не чувствуя чужого тяжелого взгляда на худощавой заднице или, всё же, получая от этого некоторые приятные ощущения. — Ты провоцируешь, — резонно заметил Воншик, чувствуя себя дураком, разглагольствующим обо всем известных истинах. Он прочистил горло, подошел ближе, когда развернувшийся Тэгун подал ему охапку подушек и одеяла, и подумал, что этот раз был последним случаем, когда алкоголь и Тэгун были совместимыми вещами. Воншику не нравилось безумие в чужом взгляде, и он искренне хотел, чтобы оно исчезло. Ну или хотя бы утихло на время. — Не пойму, как тебя взяли на столь ответственную должность… — Легко, — тут же отозвался Чон, медленно смаргивая такую пугающую пустоту из своих зрачков, пляску огней и вообще всё, что мерещилось Воншику. — У меня большой опыт, чистейшая репутация и соответствующее образование. Меня возьмут в любую клинику, но мне хорошо и в этой. Спокойной ночи. Тэгун так быстро менял своё поведение, так быстро менял самого себя, что опешившему Киму почти явственно казалось, что сейчас перед сном они только и делали, что говорили об успешности Тэгуна в его профессии. И Воншик бы поверил в этот самообман, если бы руки не тряслись так сильно.