Кости

      Чьей идеей было перебраться в зал после первой раскуренной на двоих сигареты, вряд ли мог сказать кто-то точно. Это можно было назвать обоюдным согласием, хотя бы потому, что стулья были жесткими и как-то не вязались со всей той невесомостью, которую дарил лёгкий наркотик. Другое дело диван! На нём можно было даже сидеть друг напротив друга. Точнее, только Тэгун находил эту позу удобной, забираясь на сиденье с ногами и устраиваясь на собственных коленях, на манер какой-то милейшей школьницы. Последнее абсолютно чётко пришло в голову Воншику, который вальяжно раскинулся на второй половине дивана и положил голову на его жесткую спинку. Он даже успел представить на Тэгуне плиссированную юбочку, что-то из стандартной учебной формы. Она бы определённо подошла для тонких ног мужчины… за этими фантазиями Воншик даже пропустил часть разговора.       Впрочем, Тэгуну была безразлична невнимательность его собеседника. Хотя он понимал, что единственный, кто сейчас участвует в диалоге — это он сам. Но это не особо расстраивало Тэгуна, как и тот факт, что он всё ещё прекрасно осознавал причину своей болтливости. Это было неважно. Он со смехом вспоминал, как весело было в институте, как много всякой дряни угораздило попробовать его и согруппников «во благо науки». Он вещал, почему лучше не пробовать медицинский спирт, даже если денег нет и на самое дешевое вино, и говорил ещё много чего, довольствуясь кивками и хохотом почти всегда предельно внимательного Воншика. Предельно — то есть процентов на пятьдесят. И всё-таки к концу затянувшегося повествования о старых добрых временах, Воншик стал вновь поглядывать на сигареты, перенесенные на кофейный столик. Тэгун, как ни странно, уловил его посыл, но сказал, что вначале найдёт что-то подходящее для пепельницы и принесёт воды — в горле действительно было очень сухо, и Ким почти вызвался помочь, но не поспевал за действиями Тэгуна. Даже мысленно.       — Теперь у меня будет комплекс неполноценности, хён, — наконец отозвался Воншик, когда относительно успокоившийся старший пододвинул к дивану столик и спешно взгромоздил на него бутылку воды, пару стаканов, и принялся подкуривать разом две сигареты — для себя и младшего. — Кажется, по сравнению с твоими годами студенчества, мои прошли скучно и до ужаса нудно.       — На самом деле, это как рассказывать, — пожал плечами Тэгун. — Всегда, в любой ситуации можно собрать лишь самые сливки и подать только их, упуская всю скуку и прочие неприятные моменты.       — Но ты ведь поделишься со мной и неприятным, верно?       — Верно, — согласился Тэгун, улавливая в чужих интонациях надежду именно на этот ответ. — Ты об этом ещё пожалеешь, но пока можешь считать это наградой за свою пробивную, невыносимую, ужасную настойчивость.       — Не пожалею, — тут же, как-то совсем уж по-детски, бойко отозвался Воншик, делая ещё одну затяжку. Интересно, что бы сказал Тэгун, если бы узнал, у кого Ким взял эти сигареты? Хотя нет, не интересно на самом деле. Всё внимание Воншика приковывали тонкие пальцы, лёгкий неспешно обволакивающий их дым и такой же невесомый голос его собеседника, не пожелавшего спорить и перешедшего сразу к сути.       — Я понятия не имею, почему тебя вообще так заинтересовал этот вопрос. Обычно потенциальные любовники не очень стремятся узнать о тех, кто был до них, знаешь ли. Вне зависимости от пола. И я понятия не имею, дело ли здесь в заразной прозорливости твоего дружка или в чём-то ещё, но копнул ты, надо сказать, в весьма правильном направлении. То есть, совсем не в правильном, там, куда и лезть бы не следовало никогда. И… давай опустим их имена, хорошо?       — Почему? — Воншик не сомневался, что этот вопрос не требовал ответа, а уж тем более ответного вопроса, но всё равно не удержался.       — Потому что я убил их. Обеих, — на этом месте Тэгун замолк, но только чтобы наполнить лёгкие мягким сладким дымом и выпустить его в потолок. Он не ждал какой-то реакции от Воншика — вообще не смотрел на него и даже глаз не открывал, предпочитая переживать накатывающую негу в полной темноте и продолжать уже из неё. — Не скажу, что я сильно жалею об этом. Не скажу, что я горжусь своим поведением. Это было бы так же глупо, как жалеть о том, что помыл руки после продолжительного нахождения в общественном транспорте. Я просто сделал то, что должен был.       — Но…       — И, конечно же, ты спросишь, зачем, и какого вообще такого чёрта, но… месть, знаешь ли. Её никто не отменял. Обе девушки были когда-то возлюбленными двух тварей, которые являлись участниками того мерзкого события в прошлом. Мне ведь не нужно договаривать, чтобы ты понимал, верно?       Слегка дрогнули ресницы. Тэгун приоткрыл глаза, но только чтобы получить кивок от ошарашенного и действительно понимающего всё Воншика.       — Хороший мальчик, — проворковал Тэгун слишком уж мягко. Так, что холод, охвативший Воншика, мог бы показаться абсурдным, но тот не мог ничего с собой поделать. Он курил. Слушал. И молчал. — Обе девушки понятия не имели, кто я, и не знали о том, что вытворяли их мужья до того, как нашли себе маски добропорядочных граждан. Поэтому было довольно просто найти к ним подход, найти их самих и очаровать должным образом. Да, всё это носит одно короткое название — месть. Потому что до обоим этим парням я смог показать всю полноту картины, когда имеешь что-то, а потом оно ускользает у тебя из-под пальцев, тает, а после и обрывается совсем. Да, возможно, это неравноценно. Они ведь всего лишь оскорбили и унизили меня своими действиями, а я разрушил семьи. Но… применимо ли здесь это «всего лишь»? Так сказал первый из них. «Мы всего лишь унизили тебя, а ты отобрал у меня самое дорогое, что я имел!» — сказал он прежде, чем выпустить себе мозги одним точным выстрелом. И вообще-то эта пуля предназначалась мне, но когда он пришел на порог моей квартиры, то почему-то передумал и застрелился сам. На потолке на лестничной площадке до сих пор можно попытаться разглядеть следы его крови и серого вещества, которое, как не удивительно, всё-таки когда-то было его мозгом.       Тэгун прервался, но только потому, что изданный Воншиком звук был слишком уж похож на рвотный позыв. Чон приоткрыл глаза и оказался прав. Позеленевшее лицо Кима говорило само за себя. Он продержался ещё мгновение, прежде чем сорваться в уборную, куда за ним следом неспешно прошел и Тэгун, предварительно затушив окурки — свой и Воншика — в пепельнице.       — Такой впечатлительный, — в голосе Тэгуна сквозило разочарование, но глаза поблескивали нездоровым огоньком. Он ждал, когда Ким умоется и подавал ему бутылку с водой, чтобы тот мог прополоскать рот. Впрочем, Воншик не ограничился одной лишь водой, заприметив на полке над раковиной освежающий ополаскиватель, он воспользовался и им. Чем вызвал у Чона уже не раздражение, а веселье. — Знаешь, что самое смешное? Что он застрелился прежде даже, чем умерла его несостоявшаяся жена. Он узнал о её беременности и… так никогда и не узнал, что ошибся, думая, что это мой ребёнок.       — Это был его…       — Да-да, это было его не родившееся чадо. Возможно, если бы он это знал, то был чуть настойчивее и вернул себе всё. Но в этом то и есть доля юмора — люди привыкли отступать раньше, чем следует это делать. Тебе уже лучше? Вернёмся в зал?       Они ещё стояли друг напротив друга. Воншик, не выражающий ничего своим видом. И явно забавляющийся Тэгун, которого радовала столь бурная реакция собеседника, и он бы никогда не признался, но он испытывал облегчение, наконец-то имея возможность поделиться с кем-то своей историей. Он будто бы делал таким образом её тяжесть не такой ощутимой. И жаждал продолжить, чтобы стало ещё хоть немного легче.       Они действительно возвращались в зал, курить больше не хотелось, потому что и нынешнего эффекта могло хватить ещё на долгое время. Зато Тэгун, впервые за неисчислимо большой срок, действительно ощущал нечто, похожее на голод. На обратном пути он захватил из кухни купленные Воншиком апельсины, и теперь увлечённо чистил их, продолжая рассказ.       — Вообще-то я не собирался никого убивать, но так уж получилось, что у моей первой спутницы в процессе беременности случились некоторые осложнения, она…       — Избавь меня от подробностей, прошу! — почти взвыл Воншик. Но сейчас он бы действительно не перенёс кровавых упоминаний о гибели женщины и её ребёнка. Это было бы в сотню раз хуже, чем слушать о каком-то свихнувшемся самоубийце, встретившем свой конец в нескольких метрах от места, где они находились сейчас. Тем не менее, вид у Тэгуна был такой, будто он и не подумает слушаться. Он улыбался. А после неожиданно затыкал рот Воншика большой долькой кислого фрукта.       — Ешь, нельзя ведь голодать постоянно, — изрекал он слишком уж мстительно, наверняка в одной фразе концентрируя свою ненависть на всех тех, кто хоть единожды посмел упрекнуть его за худобу и отсутствие аппетита. И даже если в горле стоял неприятный ком, Воншик всё равно принялся послушно жевать, стараясь смотреть на происходящее с лучшей точки зрения. Всё-таки Тэгун кормил его с рук, а это было почти что интимно, в особенности те мгновения, когда пальцы Чона дольше положенного касались губ. И пару раз, не удержавшись, Воншик постарался обхватить самые кончики, скользнуть по нежным подушечкам языком, чтобы в следующее мгновение подумать: а не причудились ли эти расширившиеся зрачки напротив? Не послышалось ли это сбитое учащённое дыхание?       — Продолжай, — Ким не был уверен, говорит ли он о желании слушать что-то ещё или же об этой импровизированной кормёжке. Он вообще с трудом соображал, когда в очередной раз, вместо того чтобы отстранить руку, Тэгун наоборот осторожно продвинул её вперёд, погружая палец в жаркую влажность чужого рта. «Банальное любопытство», — успокоил себя Тэгун, не находя сразу сил, чтобы отстраниться и чувствуя, как запорхал язык Воншика по тонким фалангам.       — Хорошо, — слишком уж послушно для себя прежнего отозвался он, когда наваждение наконец спало. Между ними снова была целая пропасть расстояния — незанятая середина дивана, вечность размером с пару длин ладони — достаточно, чтобы оба могли соображать практически здраво. — Я обойдусь без подробностей. Просто скажу, что мог бы попытаться спасти кого-то из них, но мне не был нужен чужой ребёнок, впрочем, как и убитая горем жена, потерявшее своё чадо. Пришлось избавиться от обоих. И всё было до такой степени естественно, что даже своевременно пришедший мне на помощь Джехван оценил ситуацию как критическую и безвыходную. Но я всегда знал, что мог бы спасти кого-то одного. Всё обставили как несчастный случай, и никто даже не попытался искать в произошедшем иные смыслы. Меня это устраивало, а потому я мог продолжить превращать свой план в жизнь. На поиск второго обидчика у меня ушло несколько месяцев и ещё столько же на то, чтобы запудрить мозги его молоденькой невесте. В целом срок получался достаточный, чтобы не вызывать подозрений. Я не спешил, но действовал по прежнему плану. Вот только в этот раз парень даже не узнал меня. Не вспомнил, даже когда устроил за мной слежку. Точнее за своей невестой, но я несомненно попал в кадры нанятых им людей. Ведь я не пытался играть. Мы действительно занимались с той леди всем, чем принято заниматься влюблённой паре: гуляли, ходили в кафе и кино. Это было не игрой. Мне действительно нравилась эта девушка. Я думал, что даже мог бы быть с ней счастлив, мог бы попытаться отпустить все обиды и почувствовать прелести семейного счастья, но… она нашла то письмо, которое я готовился передать её будущему жениху. Хотел напомнить ему всё, чтобы он хотя бы осознал, за что расплачивается…       Её убила моя неосмотрительность. Я всего лишь единожды забыл закрыть ящик в столе с документами, а уже возвращаясь с работы обнаружил его распотрошенным, а почти что состоявшуюся жену — мёртвой. По всем параметрам получалось, что это самоубийство. Но я уверен, что если бы не было того найденного ей письма, которое мне пришлось уничтожить после, то не было бы и этой смерти. А тот парень... её бывший парень. Пожалуй, мне достаточно того, что я видел, как он рыдал на её похоронах. А потом он пропал, и мне все же плевать, куда именно. Вот на этом-то и закончилось моё маленькое мстительное приключение. Потому что главный виновник всего произошедшего мой — страшно сказать! — бывший друг, оборвал все прежние контакты и, кажется, покинул страну. Но теперь, когда у нас есть такая основательная зацепка. Мы найдём его, правда ведь?       Это «мы» било по нервам и без того слишком медленно соображающего Воншика. Он просто не мог свести в единое целое адекватное, вроде бы, поведение Тэгуна и его совершенно безумные страшные слова. Он говорил о мести, о том, что желает вершить её до конца. И это «мы», желаемое в любом другом, но только не в этом, контексте немного сводило с ума. Ким чувствовал себя соучастником. Точнее, он уже им и являлся, потому что был точно уверен, что даже под пытками не расскажет Хонбину о том, что сумел узнать вдобавок к его нечётким подозрениям. Тэгун это молчание расценил по-своему.       — Ну что ты, ну? Только не говори, что ты испугался, — Тэгун чуть приблизился и осторожно зажал подбородок Воншика между своих ладоней. — Ты не должен пугаться теперь, потому что я уже слишком доверился тебе, слышишь? Ну же, не будь таким молчаливым, мне не нравится это!       Пальцы сжались чуть сильней, царапая щёки Воншика коротенькими ноготками. Ким всё ещё не мог произнести ни слова и заворожено смотрел в глаза напротив. Совершенно разумные и без доли сумасшедшего огонька глаза. Когда безумие действительно было нужно, оно, кажется, запаздывало. Тэгун растерялся от такого прямого взгляда и вдруг не смог разозлиться привычным образом. Нельзя было злиться, когда смотрели так потерянно и… предано.       Поддаваясь какому-то совершенно неожиданному для обоих порыву, Тэгун потянулся вперёд, накрывая своими губами чужие. Прижался, а после поцеловал чуть глубже, ещё и ещё раз, пока оттаявший Воншик наконец не понял, что происходит.       Воншик ответил пылко, хоть и с опозданием, крепко хватая Тэгуна за плечи и притягивая его к себе. Потому что догадывался, что тот воспротивится, как только почувствует чужую инициативу. И он был прав. Паучьи пальцы на лице чуть сжались, грозя поцарапать ногтями сильнее, но те, вопреки страшной всколыхнувшейся фантазии, не вонзились в щёки — оставили невидимые царапины и исчезли. Ладони Тэгуна упрямо упёрлись в грудь. Не отталкивая ещё серьёзно, но и не позволяя придвинуться вплотную. Шумно выдыхая, Тэгун сам того не желая, позволил младшему мужчине углубить поцелуй и невольно захлебнулся эмоциями. Потому что подобное будило воспоминания и гнев, и стыд, и унижение, и… в тоже время плавило так, что страшно было в следующее мгновение потерять всё своё естество в этом пекле. И Тэгун, честно говоря, понятия не имел — хватило бы ему силы, чтобы не поддаться в тот момент, если бы ни скрежет проворачиваемого замка во входной двери. Слух всё ещё был усилен наркотиком, впрочем, как и все чувства, и именно этим Тэгуну хотелось бы объяснять свой порыв чуть позже.       — Тэгунни, я дома! Котёнок, ты где? — мелодичный голос Джехвана из коридора звучал исчадием солнечного с ног сшибающего позитива. Слышалась его возня, а после и его быстрые шаги. Чону хватало времени лишь на то, чтобы оттолкнуть от себя Воншика и плюхнуться в кресло, успешно покидая диван, но едва не сбивая кофейный столик по пути.       Так их и обнаруживал вернувшийся Джехван. Растрёпанных. Испуганных. В комнатке пропахшей цитрусовыми и сладковатым дымом.       — Да ладно, — недоверчиво протянул Ли, и крылья его носа подозрительно затрепетали. Он принюхивался, и явно не к тонким ноткам, какие остались от очищаемого Тэгуном апельсина. Видимо, предположил Воншик, Джехван в студенческие годы тоже времени не терял, и знал, с чем имеет дело сейчас. Он деловито покосился на пепельницу, а потом перевёл хитрый взгляд то на одного, то на другого молчащего мужчину. В его голове явно зарождался план, вот только Ким об этом ещё знать не мог, а Тэгун, наученный опытом из прошлого, мысленно застонал и подготовился к худшему. — Не уверен, до какой это степени вообще законно…       — О чём ты? Это обычные сигареты, — попытался включить святую невинность Воншик, понимая, что не отлипающий от бутылки с водой Тэгун не собирается говорить что-либо в их оправдание.       — Серьёзно? — вскинул брови Джехван, а потом вновь переключился на Тэгуна, явно не желая продолжать разговор с малознакомым ему парнем. По крайней мере, пока что. — Тэгун… Ладно он — у него же на лице всё написанное чётче, чем в рецепте врачебном. Ладно он, но ты то каким боком вдруг решил вспомнить молодость?       — Намекаешь на то, что я старый?! — нашелся Тэгун. Вопросы, о наркотиках, обнаруженных в его доме Джехваном, интересовали его сейчас меньше всего.       — Намекаю на то, что теперь у тебя и ответственность побольше. Я думал проверить тебя сегодня и пустить на работу с завтрашнего дня, но теперь не уверен, если честно…       — Джехван, — почти прохныкал Чон. Он знал этот тон, знал. Что от него хотят услышать, но ещё ломался, отчего-то не желая при Воншике признавать собственную беспомощность против этого коварного исчадия компромиссов. А ещё ему действительно хотелось на работу, в свой привычный распорядок дня, лишь бы только не ощущать себя и дальше выбитым из общей цепи звеном. — До завтра ещё полно времени, я успею прийти в себя и…       — Ну не знаю даже. В такой компании, — звонко цокнув языком, Ли вновь перевёл взгляд на Воншика, и тот возмущённо фыркнул, тоже начиная понимать, в чём дело.       — Это похоже на шантаж, — вышло хрипло, в горле пересохло ужасно, но до воды было тянуться слишком далеко, а шевелиться не хотелось совершенно. — Чего ты хочешь?       И да, именно на этой фразе Джехван озарился всеми цветами и оттенками счастья. Он ждал именно этого и дождался наконец! Было что-то восхитительное всё-таки в самой этой формулировке. «Чего ты хочешь?» — и всё. Человек уже подтверждает, что готов исполнить, или постараться осуществить хотя бы то, что ему по силам. То, что захочется Джехвану.       — В общем-то, я многого и не попрошу, — продолжал сиять невиданной щедростью и уступчивостью Джехван, не сводя взгляда с Воншика. — Помнишь того парня, с которым вы навещали меня не так давно в больнице? Тсс! Вот сейчас не смей врать, что никакого парня не было, и что ты вообще не в курсе, о чём я говорю. Так вот… Позвони ему сейчас и скажи, как соскучился по нему или ещё какую-нибудь чушь, но так, чтобы он приехал сюда.       Такого поворота событий Тэгун не предвидел, а Воншик — тем более. Он бы скорее ожидал, что сейчас Джехван заявит, что Ким позарился не на того парня, но нет, кажется, его интересовало кое-что другое. Точнее кое-кто. Немного поколебавшись, Воншик всё-таки извлёк свой телефон из кармана и ткнул в один из номеров, заранее всё-таки надеясь, что Хакён не возьмёт трубку. Но тот ответил почти мгновенно, бодро и заинтересовано. И почти сразу же нелестно отозвался о Воншике с его слёзными извинениями непонятно-за-что. Ким попросил своего хёна приехать по уже известному адресу и отключался на пару мгновений быстрее, чем бы его накрыла совесть.       — Надеюсь, ты его не обидишь, — выдал Воншик как-то по-детски, но все присутствующие в комнате уловили недетский посыл о том, что Ли действительно несдобровать потом, если Хакёну случиться почувствовать себя как-то не комфортно.       — Надеюсь, ты его не часто утешаешь, — слишком уж дерзко парировал Джехван, всего лишь на одно мгновение превращая свою солнечность в испепеляющую злобу. Они поняли друг друга, Тэгун же понял, что здесь обойдутся без него и быстро скользнул на кухню, приоткрывая окно чуть шире и жадно хватая свежий воздух, от которого сейчас требовалось только одно — трезвить.       Входная дверь хлопнула слишком рано, и почти следом за этим звуком Тэгун ощутил на себе чужой внимательный взгляд. Конечно же, это был Воншик. Хотя. В одной из мимолётных мыслей Чона эти двое менялись местами, и Ким летел на встречу своему давнему другу и любовнику, а Джехван оставался здесь. Он ведь всегда оставался рядом. Но сейчас это случилось где-то слишком далеко, в расплывчатой и почти не существующей реальности, в этой был тихий Воншик и его басовитый шепот.       — Он решил встретить Хакёна у подъезда. Тебе, наверное, интересно, откуда эти двое знают друг друга?       — Наоборот, мне кажется, что я не хочу этих подробностей, — Тэгун даже помотал головой, выбрасывая из мыслей дотошные догадки. Он продолжал смотреть в окно, даже если помнил эту картину наизусть. Ему страшно было оборачиваться к парню, который, судя по неспешным шагам, приближался.       — Я не испугался, — тем временем отозвался Воншик. И старшему даже на мгновение показалось, что он выпал из разговора на пару минут, раз теперь не улавливает его сути. Но потом до него дошло всё с предельной чёткостью. — Я просто был обескуражен всем услышанным разом и только, но… это не значит, что я боюсь.       Воншик подошел вплотную, его руки уверенно скользнули от чужих локтей и выше, до самых плеч, чуть сжимая чужие безвольно обвисшие руки-плети. Тэгун не сопротивлялся и от этого становилось хорошо и больно одновременно. Это было не то, чего хотелось Воншику. Ему снова хотелось тот поцелуй, в котором он был лишь принимающим, потому что инициатива от и до принадлежала Тэгуну. Тогда, но не теперь.       — Ты поможешь мне?       — А что я за это получу?       — Всё, что захочешь.       Воншик сделал ещё один шаг до, и уткнулся губами в чужую шею чуть выше выступающего позвонка. Это было скорее ответом «да», чем беспомощным молчанием.

♫ ♪ ♫

      Хакён не особенно торопился на встречу. Было что-то в голосе Воншика такое, что позволяло ему медлить. Он вообще прекрасно научился читать этого парня по интонациям, вот и теперь, вместо невнятных просьб о приезде он слышал целый набор данных вроде: «Да, хён, конечно же, ты можешь спокойно продолжить отмокать в ванной и только после, тщательно подобрав наряд, добираться сюда». И Хакён так в общем-то и делал, только вот чертыхался трижды, когда понимал, что в голосе Воншика и намёка не было про сюрприз в виде нового, весьма раздражающего одним своим существованием знакомого.       — А ты выглядишь без этого дурацкого парика даже лучше, знаешь? — прошелестело над ухом раньше, чем Хакён подошел к двери подъезда. Он только теперь обращал внимание на окружающий мир, выныривая из гармонии собственных мыслей, и тут-то его и ловили, но, как ни странно, ни в крепкие нахальные объятия, а лишь в сеть из туго сплетаемых слов.       — Чёрт.       — И голос твой гораздо лучше, когда такой. Бархатный, нежный и абсолютно мужской, — Джехван не спешил менять своего положения, так и оставаясь за спиной мужчины, а тот не желал разворачиваться к незримому собеседнику лицом. Всё равно он понимал по голосу, кто это. И так оставалась призрачная надежда, что всё происходящее всего лишь видение. Очень реальное видение.       — Что тебе от меня нужно? — как можно более непринуждённо спросил Хакён, всё ещё вглядываясь в дверную гладь. Чтобы попасть внутрь, ему требовалась помощь Воншика, это был абсолютно не тот случай, когда он мог гордо уйти прочь, хлопнув дверью перед чужим длинным очаровательным носом.       — Да нет, я скорее думал, что вдруг тебе снова нужно что-то от меня. Врачебные услуги, например. Рабочий день ещё не подошел к концу, так что я мог бы…       — Твои услуги?! Серьёзно? — и тут невыдержавший Хакён порывисто обернулся. — Да это тебе мои услуги нужны. Если хочешь знать, у тебя налицо все признаки гиперсексуальности, я бы порекомендовал тебе несколько курсов гипносуггестивной психотерапии, потому что…       И тут опешивший было Джехван расплылся в довольной понимающей улыбке, чем заставил Хакёна оборвать свою гневную и излишне профессиональную тираду на половине фразы.       — Коллега? — голос Джехвана прозвучал со здравой долей интимности, да та просто хлестала через край, и возмущённый, часто-часто хватающий воздух Хакён просто не нашелся, что возразить. А ещё заметно остыл, потому что его вспыльчивость всегда приводила к такому, что в ссорах, что в сексе: яркий взлёт и умиротворённое блаженное падение. Вот и теперь, будучи расслабленным, он мог посмотреть на Джехвана без того высокомерия, которое использовал с незнакомцами, ну или почти незнакомцами, обычно. И, к его удивлению, тот совсем не походил сейчас на героя-любовника. Скорее на растерянного мальчишку, кичащегося самоуверенностью и всемогуществом, но не очень успешно. — Я знаю, что у нас всё началось чертовски неправильно, и будь уверен, что я однажды выпытаю, почему всё произошло именно так, но давай всё это случится спустя несколько нормальных свиданий?       Немного помявшись, Джехван всё-таки закончил фразу, отводя взгляд прочь.       — Ты не выходишь у меня из головы.