Ни слова о любви

Лараэн, правитель темных эльфов, любил в своей долгой жизни только две вещи: клинки и яды. И был одержим лишь одним существом: Владыкой Ирмелином, светлым сородичем, королем в золотом кленовом венце. Жажда обладания главным сокровищем лесного народа была нестерпима. Светло-каштановые косы, ниспадавшие до земли, хотелось отсечь под корень, утверждая право владения Ирмелином. И чтобы, пока не отрастет коса, светлый эльф из покоев Лараэна и шагу не сделал. До недавних пор это было невозможно. Официальные приемы, долгие расшаркивания, нудные балы: все только ради того, чтобы смотреть на этот несгибаемый стан, чтобы видеть в золотых глазах презрение, чтобы обменяться ритуальными фразами и подписать или расторгнуть очередное соглашение, невзначай касаясь руки, передающей перо. А после – вновь приемы, вновь официоз и уже тошный этикет, но только в тишине и дали от чужих глаз. Заговор. И вот, наконец, плод этого заговора – за решеткой, на привязи, не сломленный, смотрит все так же. И рука сама по себе тянется к клинку. – Как это все понимать? – в голосе Ирмелина сквозила ярость. Красивый венец из кленовых листьев уже давно покоился на другой голове, от королевской магии Ирмелина отрезали. Но он все еще был по-королевски надменен. Лараэн слушал не вопрос, а голос. Ирмелину не нужно было ничего понимать. Или – стоило сказать иначе – он уже давно все понял сам. Просто не хотел признавать. Лараэн улыбнулся, лавандовые глаза, казалось, загорелись потусторонним светом. Рука все еще грела рукоять кинжала на поясе – это успокаивало. Не хотелось бы сорваться в первый же день. Тем более, по углам узкого коридора стояла стража, а стража должна видеть в правителе самоконтроль. Ирмелин с гордо поднятым подбородком попытался встать. Безуспешно. Наверное, его тоже напрягало это резкое положение неравенства: лишь недавно, и полдня не прошло, как они оба были повелителями, а теперь он смотрел снизу вверх. Это просто не могло не напрягать; только напряжение Лараэна отзывалось предвкушением во всем теле, а для Ирмелина могло бы означать страх, будь в нем хоть немного меньше гордости. Впрочем, теперь это был вопрос времени. Ирмелин оглянулся, осмотрел цепь – со всем уважением заковали, поверх рукавов рубахи, чтоб запястья не натер – дернул ее так, что чуть звенья не разогнулись. И косы плеснулись, эти проклятые косы, их вместе обхватить еле хватило пальцев. Лараэн попробовал уже. Интересно, что если привязать его этими косами к кровати? Ах, ну да, кровати в ближайшее время не предвидится. Он наигранно устало провел рукой по волосам. Белым, будто мертвым, и абсолютно коротким – у темных аристократия не отращивала гривы. – Полагаю, пока мы не можем предоставить более комфортабельные условия. Но, уверяю тебя, то, что есть, соответствует твоему новому статусу. Возможно, Лараэн немного приврал. Все прежние королевские рабыни удостаивались небогатых, но просторных покоев. С другой стороны, ему никогда не приходилось лично заниматься их воспитанием. – Я такой же правитель, как и ты... Не знаю, что у тебя за игры, но они мне не по вкусу, темный. И у меня полно дел в королевстве. На лице у Ирмелина была написана такая уверенность, что Лараэн позволил себе краткий смешок. Ему казалось, бывший король увидел достаточно, чтобы понять, что происходит. Но, видимо, разум таков, что скрывает самую неприятную правду. – Это, должно быть, сложно признать, когда единственный сын, которого ты холил и лелеял, учил, готовил к трону, вдруг продает тебя. И ведь с какой благородной целью – защитить свой народ. – Что? – Ирмелин снова дернул жалобно застонавшую цепь. – Что за наглая ложь, Лараэн? Мой сын никогда бы такого не сделал. – Если так, то ты, наверное, все еще чувствуешь на себе королевское бремя? Это скучно, Ирмелин. Скучно, когда ты говоришь такие банальности. Он имел неосторожность слишком приблизиться к прутьям решетки, и Лараэн как бы невзначай протянул руку, погладив его по щеке: темная ладонь на почти белой коже смотрелась завораживающе. Ирмелин тут же отшатнулся. Взгляд его метался по темнице, прыгал по каменному мешку хаотично и панически, но внешне он все еще оставался надменным королем. Король без короны и королевства, какая ирония. Конечно, магии, которую Лараэн называл «бременем», тоже не было. Официально коронованный Владыка... Сменившаяся власть. И магия перешла вместе с короной к тому, кто сейчас занимал трон. У Ирмелина остался только он сам, роскошное облачение, которое Лараэн приказал не трогать, да все еще по-королевски длинные косы. «Что мне теперь делать?» К прутьям он больше не приближался, опасаясь, что темный опять решит его погладить или потрогать. – И зачем я тебе? – Лучше так, чем умереть, правда же? – Это не ответ. Лараэн нахмурился. – Нет, не ответ, – не рассказывать же про то, как проклятые косы хочется завязать вокруг этой тонкой шеи, а потом, когда начнет задыхаться, отрезать и повесить в королевской спальне как главный трофей. В конце концов, если Его Величество решит заняться поэзией, чего от него столько лет не может добиться придворный советник, то займется этим в сезон цветения вишни, у журчащего ручья и с максимальной неторопливостью. А не в темнице, где еще вчера несло сыростью и гниением. – Ты и сам знаешь, для чего Владыкам нужны рабы. Можешь пофантазировать на тему. – У меня никогда не было рабов, – со своим привычным высокомерием процедил Ирмелин таким тоном, словно они беседовали на очередном балу, где темный эльф всячески докучал собрату, терпящему его из вежливости. Глаза у него были золотые, как свежий луговой мед, даже в этом подземелье они светились, приковывая взгляд. Лараэна обычно веселили людские баллады о светлых эльфах, где те поголовно изображались златовласыми и зеленоглазыми. Конечно, всяких изумрудных оттенков у них во взорах и впрямь было куда больше, чем у прочих рас, как и светлых оттенков волос, но вот правитель… бывший правитель… Ирмелин Эллэ был красивее своих подданных, вместе взятых, именно из-за своей неэльфийской внешности. Даже его вероломный и в то же время благородный сын не унаследовал и толики этой странной демонической красоты. Ни красоты, ни характера, ни свободных взглядов. Консервативные светлые смотрели на людей, как на вредителей, в редких случаях – как на врагов. Исторически сложилось, что границы человеческих и эльфийских земель смыкались именно на них, темный же народ прятался дальше и глубже, в землях, куда человеческая нога ступала только по ошибке – и уже не возвращалась. Светлые эльфы, возможно, хотели бы скрыться также хорошо, да только негде. Существуя более открыто, из раза в раз они сталкивались с незваными гостями, ощущали посягательства на свою культуру, выслушивали возмутительные предложения и претензии, пока темные эльфы только наблюдали из тени, с некоторым любопытством изучая и своих собратьев, и человечество. Вместо сдержанного интереса к другой расе, они заполучили вражду, постоянные стычки на границах, череду объявлений о начале и прекращении войн и стабильную головную боль. Технический и нравственный прогресс людей не стоял на месте, но на фоне такого исторического конфликта эльфы не хотели идти на переговоры. Сама идея казалась для них абсурдной. Оттого только удивительно было, каким образом Ирмелин так долго поддерживал свою власть и политику: политику договоров, обсуждений и свобод. То, что у бывшего Владыки светлого королевства никогда не было рабов – это была всего лишь капля в море. Его сын поступил просто: он попросил помощи у Лараэна, чего сам Ирмелин никогда не делал. – И что же я получу за это? – поинтересовался темный эльф. Он был готов к предложению денег или еще какому-то обмену, но то, что сказал наследник светлоэльфийских лесов следом, заставило восхититься его цинизмом даже закаленного Лараэна. – Моего отца. Не отрицайте, я ведь вижу, как вы на него смотрите. – То есть, если я защищу ваше королевство, я получу вашего короля? – Бывшего короля, – поправил его эльфеныш и улыбнулся довольно премерзко. Лараэну оставалось только согласиться. Откровенно говоря, ему нравились идеи Ирмелина, но, скорее всего, они опережали свое время. В успех посольства к людям Лараэн не верил. Стоило лишь немного понаблюдать за человеческим королем, чтобы понять: он стоил принца Аррейна ан Роадана, продавшего своего отца. Так или иначе, началась бы война. И с новым оружием людей, так или иначе, Лараэну пришлось бы вмешаться. Соглашаясь, он хотя бы получал кое-что взамен. Весьма ценное кое-что. В конце концов, если даже мальчишка видел эти взгляды… – Ну а я стану королем, – пробормотал себе под нос Аррейн. Лараэн подумал про себя кое-что не совсем лестное, но согласился. В конце концов, расширить королевство будет неплохо, а с таким-то королем, начавшим царствование с предательства отца, светлоэльфийские земли долго не продержатся. Что же касается людей, Лараэн знал, как с ними поступать. В конце концов, яды темных эльфов действенны, а клинки разят без промаха, связываться с ними люди пока что поостерегутся. А там можно будет и самим создать оружие, которое в случае чего легко будет повернуть против короткоживущих наглых блох, так и лезущих изо всех щелей. Ирмелина принц Аррейн опоил за ужином. Тот не ждал подвоха со стороны сына, так что выпил поднесенное вино. Снотворное зелье подействовало моментально и очень качественно. Лараэн других и не составлял. Светлый эльф не шелохнулся даже, когда его заковывали в цепи, только слегка ресницы дрогнули, словно он силился пробудиться. Но дурман снова увлек его сознание прочь. А сейчас владевший бескрайними лесами Ирмелин получил в свое распоряжение тюремную камеру на втором этаже подземелий, темную и сыроватую, не самого лучшего качества. Хотя и не самого худшего: здесь не было крыс, было относительно тепло, а постелью светлому эльфу служила не охапка перегнившего сена, а широкая скамья с подобием тощего матраца. Впрочем, даже это было временной мерой. Наконец-то дорвавшийся до самого желанного существа, Лараэн хотел убедиться, что его прекрасный трофей никуда не сбежит. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что из любых комнат можно сбежать, как бы хорошо они ни были заперты. А еще… в чем он признавался даже самому себе лишь с великой осторожностью… следовало защитить Ирмелина от самого себя на первое время. Привыкнуть для начала к тому, что объект обожания теперь всегда будет где-то рядом, за стеной, практически на расстоянии протянутой руки. – Я вернусь позже. Если проголодаешься, позови стражника. Я распоряжусь, чтобы тебе готовили на королевской кухне. – Какое неслыханное благородство, – ядовито процедил Ирмелин, после чего отвернулся и направился к скамье, где и улегся спиной к прутьям. – Мой Повелитель, – осмелился подать голос подошедший темный эльф, чертами лица очень напоминавший Лараэна. – Может быть, распорядиться еще о паре цепей? Боюсь, ваш… трофей скоро снимет с себя имеющиеся. Сын Лараэна всегда был с отцом очень вежлив в присутствии посторонних. Впрочем, как показывал пример Ирмелина, горячие сыновьи объятия и уверения в любви еще ничего не гарантируют. – Распорядись. Пусть возьмут кандалы старого типа, я же говорил, что мне не нравятся эти новые образцы. Он подмигнул Ирмелину, недовольно зашуршавшему на своей койке, и вышел, повелительно похлопав стражника по плечу: – Усильте охрану. Какое, в самом деле, было облегчение, что светлый король больше не король и лишен своей магии. Иначе с его «покоями» пришлось бы славно повозиться. Удержать в четырех стенах того, кто способен эти четыре стены и окружающий их дворец развалить, призвав деревья и разломав их корнями камень? И без того придется немало постараться, чтобы он не зачах и при этом не успел сотворить на крохах собственных сил какое-нибудь заклинание попакостнее. Сын догнал на верхнем этаже и пошагал рядом, снедаемый любопытством. – Мой Повелитель, а откуда у вас такой красивый трофей? – Ах, это… Помнишь юного Аррейна? Твоя сестра очень резко о нем высказывалась, – он дождался кивка, чтобы продолжить, – и, видимо, не зря. Думаю, коронация уже завершилась, к утру вся страна будет знать о преждевременной кончине прежнего Владыки. Или о позорном побеге. Посмотрим, что он придумает. Король умер, да здравствует король. Неприятный малый этот Аррейн. Арвис слегка поморщился, показывая свое отношение к происходящему. – Вот как… Да, довольно прискорбно. И как же отреагирует на это Ирмелин, когда осознает все произошедшее? А самое главное, что ты намереваешься с ним делать, отец? – Когда осознает, верно… Хорошо, что ты это замечаешь. Для него это удар. Мудрецы говорят, мы отрицаем то, во что не хотим верить. Ему понадобится время, чтобы смириться. До тех пор он останется в подземельях. А после… он больше не король, так что и мне нечего стесняться. Ты же знаешь. Это прозвучало хищно. Сын понимающе склонил голову. Осторожность осторожностью, но все-таки у них были доверительные отношения. А Арвис, помимо прочего, отличался особой проницательностью. – Я распоряжусь, чтобы ему подавали еду с большим количеством трав. Светлые эльфы тяготели больше к растительной пище, нежели к мясу. У темных эльфов земледелие особым почетом не пользовалось, так что Ирмелина, помимо прочих испытаний, еще ждала и не слишком-то привычная для него еда. Хотя, с другой стороны, все лучше, чем та дрянная похлебка, которой кормили остальных заключенных. Ее стыдно было бы дать и бездомной собаке. – Очень предусмотрительно с твоей стороны. Как твои успехи в фехтовании? В шахматах? Принц, разумеется, с раннего детства получал достойное образование. Всеми дисциплинами его старались заинтересовать (еще одна революционная мысль, которую Лараэн разделял с Ирмелином), все преподавали с разных сторон и порой разные наставники. Казалось бы, образовательный процесс должен был давно закончиться, Арвис давно достиг совершеннолетия. Но, следуя примеру отца, он придерживался мнения, что учиться следует всю жизнь, и продолжал совершенствоваться. – Наставники время от времени расщедриваются на похвалу, так что, смею надеяться, кое-чего я достиг. Лараэн одобрительно кивнул. Впереди послышались голоса, принцесса Сартана, дочь правителя и близнец Арвиса, снова спорила о чем-то с учителем фехтования, отстаивая свою точку зрения. Эти двое языками сцеплялись по поводу и без оного, что случалось куда чаще. Единственным местом, где они находили общий язык, был тренировочный зал. – Пользу какого северного боевого искусства она доказывает тебе на этот раз, мастер Иларэсс? – Лараэн прервал их спор, и Иларэсс тут же поклонился. Старику было уже тьма знает сколько лет, он знал короля с пеленок, но никогда не забывал традиции. Сартана только всплеснула руками и закатила глаза. – Мы не об этом, отец! Иларэсс кашлянул, высказывая свое сомнение. – Не совсем об этом, – поправилась Сартана, и двое, отец и сын, единодушно спрятали улыбки, посмотрев куда-то в сторону. Честно говоря, эта встреча помогала развеяться и в то же время напрягала. Сейчас на уме у Лараэна было только одно: как бы побыстрее избавиться ото всех, разогнать вон весь дворец, опустошить комнаты, залы и коридоры и побежать вниз, приникнуть к решетке, протягивая руки к этому прекрасному существу, скованному и запертому так близко и так далеко… – Как насчет небольшого спарринга, отец? – Арвис снова все прочел по глазам. Спарринг… Да, это то, что помогло бы ему сейчас, избавило бы от лишних мыслей и от мыслей вообще. Единое движение тела и клинка, очищающее разум. Лараэн кивнул. Сартана и Иларэсс остались в коридоре, ругаться о чем-то своем, Повелитель вместе с сыном прошли в зал. – Надеюсь, это поможет тебе, отец. Арвис пытался заботиться об отце, чья одержимость светлым Владыкой секретом не была ни для кого. Кроме самого Ирмелина, наверное. Не то чтобы об этом кто-то распространялся или вообще говорил вслух. По большей части замечали приближенные и те, кто присутствовал на международных приемах. Сложно не заметить, когда Повелитель, уставший, идет в покои рабынь, слуг отсылает прочь, а за ним шлейфом искрится воздух. Лараэн взял оружие и встал в стойку. Два легких парных клинка словно вросли в руки. Краткий кивок, ответный кивок от Арвиса – и они сорвались. Повелитель темных эльфов с удивлением выяснил, что, оказывается, сын способен оказать ему в бою достойное сопротивление. Зал быстро наполнился непрекращающимся звоном, и, наступая, обороняясь, перемещаясь, уходя от очередного опасного удара, Лараэн почему-то вспомнил про звон колоколов. Это была странная и немного грустная история. Однажды засланный в человеческий город наблюдатель вернулся с рассказом о людской религии. Байки о едином боге, церквях, крестах и людях, отдающих деньги другим людям за божественное прощение и счастье в посмертии – все это вызывало у темных эльфов только смех. Но тогда Лараэн выхватил из рассказа кое-что другое. Колокола, сказал он, ты говорил о колоколах. Наблюдатель согласился. Да, ответил он, в церквях несут службу утром и вечером, и тогда бьют в огромные колокола. Ничуть не похожие на наши маленькие колокольчики, эти гиганты поют длинные гортанные песни. Лараэн приказал отлить несколько колоколов и научиться играть на них. Приказ был выполнен и был найден талантливый звонарь. Но такая громкая музыка разрушила всеобщий покой и никому не пришлась по нраву. Несколько раз Лараэн, тоскуя по странному глубокому звону, порывался навестить людской город, и столько же раз отказывался от этой глупой затеи. Слишком небезопасно. Очередной удар выбил из правой руки клинок. «Замечтался», – понял Лараэн. Пелена азарта заволокла глаза, все мысли вылетели из головы, и он пошел в наступление. Через пять минут Арвис лежал на полу, а лезвие метило ему под подбородок. И отец, и сын, оба тяжело дышали. – Ты отвлекаешься, – неодобрительно заметил Арвис. – Причем не вовремя. Лараэн усмехнулся, убрал клинок и отошел подобрать второй. Этот отчитывающий тон… Ему нравилось, когда в семье они могли быть честны друг с другом. Лучше так, чем заискивающие предатели по углам. – Надеюсь, в настоящей битве такого бы не случилось. Впрочем, как знать… А вот ты действительно уже напоминаешь лучших фехтовальщиков королевства. Если бы только чуть меньше полагался на зрение. Как у тебя получается вслепую? Ты ведь уже пробовал? Арвис вздохнул и развел руками. – Пока что не очень, я не могу отточить слух и ощущение положения в пространстве. – Ясно-ясно. Не переживай, Иларэсс говорит, я тоже в этом отвратителен. Возможно, это все наследственность? Нет, вряд ли, ты ведь обгонишь меня уже через пару лет. Лараэн улыбнулся. Зал располагался на одном из последних этажей, и в окнах теперь брезжил рассвет: солнце огромным розовым цветком растекалось по горизонту, далекому и недостижимому, прячущемуся за чередой гор и суровых хвойных деревьев. Где-то там, внизу, город просыпался – не от этого прекрасного и одновременно болезненного света, а по своему внутреннему распорядку и огромным и древним магическим часам при дворце. Просыпались и контактеры со светлым королевством, должные скоро принести весть о новом Владыке Аррейне, просыпалась и аристократия с ее нескончаемыми претензиями и «дельными» предложениями, просыпались простые рабочие, кормящие страну. Взгляд застыл в окне, не было сил не то что оторваться, а даже моргать. Глаза быстро высохли и начали щипать и слезиться. – С вечера не видел никого из знати. Они все продолжают гудеть о перераспределении планов на будущий месяц? Казна-то ведь не резиновая. – Они этого пока что не понимают. Считают, что наши горные выработки способны обеспечивать королевство. Все-таки, на золото и камни все падки, а уж на то, что выходит из-под рук наших ювелиров – так и тем более, – Арвис поставил клинки на стойку для оружия. – Я навещу твой трофей, посмотрю, не возобладала ли его гордость над здравым смыслом. Он вполне может удавиться на своих косах. – Спасибо. Через час присоединяйся ко мне в столовой и Сартане передавай. Сегодня поедим пораньше, днем будет много работы. Когда Арвис ушел, Лараэн прошелся вдоль стойки, касаясь по отдельности каждого эфеса. – Когда-нибудь ему не на чем будет вешаться… Предвкушение вновь прокатилось по горлу, но не разбушевалось, не находя места в слегка уставшем после спарринга теле. Лараэн развернулся на каблуках и вышел из зала. – Ирмелину отнесли еду. На удивление, он обладает отличнейшим аппетитом, – доложил Арвис, перехватив отца на середине пути к столовой. – Стражники говорят, что пленник после твоего ухода взбодрился. Отжимался, гремя цепями. Лараэн подумал о терпком запахе пота, наполнившем камеру, и о каплях, скатывающихся по идеальному лицу. Ему все чаще хотелось запретить упоминать о существовании Ирмелина в своем присутствии, хотя, с другой стороны, он был готов двадцать четыре часа в сутки сидеть напротив решетки и наблюдать, отправив стражу управлять королевством. Очень жаль, что никто бы не оценил такой опрометчивый поступок. – Хорошо, если он не потеряет форму. Но очень уж похоже, будто он хочет сбежать. Только куда? Сунуться в светлые земли теперь для него равноценно самоубийству. Надеюсь, они не расслабляются? Усилили охрану, как я и приказал? – Восемь стражников у камеры. Восемь наверху. Четверо на лестнице. Вряд ли он решится вступить в поединок... Да и из камеры ему не выйти. – Хорошо. Я бы не был так уверен. Лучше лишний раз посомневаться, чем потом столкнуться с последствиями. Они вошли в столовую: скромный и темный зал. Приятный полумрак скрашивал однообразные узоры на стенах, лишь в одном месте украшенных огромным полотном со скучным пейзажем. Камин у дальней стены слабо тлел. Здесь всегда было тихо и спокойно, ни лишней вычурности, ни присутствия посторонних. Никогда не проводились приемы, никогда не приглашались послы, ученые; даже приближенные, вроде главного советника, появлялись тут лишь в виде исключения, когда дела не терпели отлагательств, а Повелитель изволил срочно отобедать, пока не потерял сознание от истощения. Стоило Лараэну и Арвису занять свои места, как прислуга тотчас стала подавать на стол легкие, но сытные блюда, редкие для здешних мест фрукты и, конечно же, кофе. Еще через пять минут прибежала Сартана (вернее, в столовую она вплыла, как подобает принцессе, но по растрепанным волосам все было понятно, как всегда). – Приятного всем аппетита. Это было единственным, что Лараэн произнес за всю трапезу. Дети ответили молчаливыми кивками. За едой здесь болтать было не принято. Трапеза с разговорами – это приемы, торжественные обеды и званые ужины. Возможность поесть в молчании и не торопясь была бесценна для правящей семьи. После завтрака началась привычная рутина. Тишина отступила надолго, сменившись постоянным шуршанием бумаг. Поплыли канцелярские чиновники, аристократы, купцы, простые горожане, дорвавшиеся до аудиенции. Вопреки устаревшим представлениям (сейчас проводились работы по устранению всей этой ерунды), ежедневная рутина Повелителя вовсе не состояла из увеселительных прогулок, чаепитий и чтения книг в дальнем углу дворцовой библиотеки. Бумаги требовали подписания, законы – рассмотрения, суд которую неделю не мог разобраться с беспрецедентным делом, все, кому не лень, требовали себе долю из казны, а между тем стоило помнить, что через месяц праздник Двух Лун, грандиозный фестиваль, большая ярмарка и визит нового Владыки Аррейна для официального подписания договора между королевствами. Все это требовало внимания, взвешенного решения и аккуратной состыковки с тем фактом, что в западном районе на скот напала какая-то зараза и мяса было чуть ли не в три раза меньше обычного – пока не голод, но уже плохо. Лараэн переходил из кабинета в кабинет, половину слов советника пропускал мимо ушей, едва заслышав старую песню, с кем-то ругался, кого-то ставил на место: все было как в тумане, как будто он только смотрел издалека, а вместо него говорил кто-то другой. Сложные государственные дела, требующие недюжинной решительности и возлагающие на плечи невероятную ответственность, решались быстро, по привычке. За опытом лет любой вопрос просматривался на несколько ходов вперед и будто сам подсказывал нужное решение. И все же где-то внутри Лараэн чувствовал давление каждого своего слова и действия. В его голове в постоянном натяжении держалась огромная паутина, которую он плел, глядя на лунный свет, указывающий путь: тысячи фактов, деталей и мелочей, которые всегда нужно было помнить, лежали на этой паутине, крепко сплетенные между собой. Честное слово, он предпочел бы читать книжки, пить чаи и лишь изредка командовать армией, чем заниматься всем этим. Иногда казалось, что ответственности было больше, чем власти. Интересно, как с этим всем справлялся Ирмелин? И справится ли новый Владыка? Кажется, пора понемногу присматриваться к землям светлых… Возни будет куда больше, но можно назначить Арвиса наместником, это снимет часть забот. Лараэн хмыкнул про себя: вот уже и короля мало, теперь нужен и трон. Он не то чтобы был особенно жаден до власти. Как уже упоминалось, чужие территории не входили в список его великих страстей. Но королевство развивалось, росло, не тратило бесценное время на глупые распри с людьми, а оттого требовало расширений. Пока что все новые поселения уходили глубже под землю – высоко в горах селиться было неудобно, на уровень выше уже начинались залежи вечного снега – но вечно так продолжаться не могло, все богатство культуры темных эльфов могло расцвести лишь под бескрайними небесными просторами. Вместо полноценного обеда опять получился лишь слабый перекус: в королевские конюшни пригнали высококлассного скакуна, еще почти жеребенка, как раз такого Лараэн хотел подарить Сартане, зная о ее страсти к разному зверью. Пришлось идти смотреть и торговаться, а стоило торгам закончиться (в пользу Повелителя, разумеется), как дела снова закружили и утянули в бездонный омут. До самого вечера Лараэн не мог вздохнуть свободно. В одиннадцать дворцовые ворота закрылись и медленно опустилась тишина.