30 августа 2023 года, Майами
Если пройти вглубь юго-западной третьей авеню города Майами вдоль Кубинского Мемориального бульвара, то по правую сторону можно увидеть небольшое здание из белого кирпича. Зайдешь в него - и увидишь полную разруху современной индустрии и выйдешь, закатив глаза. Но если в твоем кармане завалялась волшебная палочка, то стоит всего лишь стукнуть ее кончиком по нужному кирпичу, как дверь из маленькой и неприглядной станет похожа на ворота, покроется медными завитушками, и у вас возникнет желание толкнуть ее, чтобы узнать, какие тайны она за собой скрывает.
В глубине маленькой, но уютной лавки сидел ссохшийся старик. Очки съезжали у него с носа, в бороде были видны крошки, но руки, перебирающие магические травы, были тверды, не дрожали и правильно делали свое дело. Старик отложил в сторону последний отсортированный пучок листьев мандрагоры, засунул извивающиеся побеги черного златогривника в водонепроницаемый кожаный мешочек и отошел к прилавку.
Он любил порядок и чистоту: товары стояли на прогнутых полочках в алфавитном порядке, бирки были приклеены ровно и аккуратно, а названия - выведены твердым круглым почерком, пучки душистых трав в маленьких флаконах мелькали по периметру всего помещения, а в дутых из толстого стекла колбах плескались разноцветные зелья всех оттенков: от темно-лилового до нежно-карамельного.
Дощатый пол был устлан половиками, под длинными полками с книгами - как в библиотеке - стоял старый, потрепанный временем плюшевый диван с подушками в кружевных, чуть смятых, наволочках.
Он сам вышивал их, когда было время. От покойной жены ему достались спицы, а он за работой часто наблюдал, как она вяжет их внукам свитера. Внуки давно уже выросли, дети стали старыми и забыли о нем, но мистер Беркинс до сих пор чистил кресло почившей супруги от пыли и протирал ее швейную машинку.
В левом углу, прямо около окна, прикрытого выцветшими оранжевыми занавесками, поскрипывал древний граммофон, издававший звуки давно ушедших дней, проигрывая старые песни и мелодии.
После небольшого скрипа раздались начальные ноты симфонии "Золотая Афродита", сочиненной Мусидорой Барквиз еще в 17 веке.
Он нашел эту пластинку у друга-старьёвщика.
Прозвенел входной колокольчик, и он прекратил вязать, поднимая голову.
У него было несколько постоянных покупателей. Сегодня он ожидал увидеть друга - тот прибыл вчера из Франции и привез ему пластинку "La vie en rose". Но нет, это был не Бертрам. Это был кто-то незнакомый.
Первое, что бросилось в глаза - растрепанные волосы до плеч цвета дешевой сахарной ваты. Такие же грязно-голубые, чуть выцветшие на солнце.
Мистер Беркинс поднялся и осознал, что выше новоприбывшего. Странно. Он к такому не привык.
Пока новый покупатель рассматривал товары на полках и листал список трав, мистер Беркинс изучал его, нет-нет, да поглядывая на посетителя поверх очков.
Девушка.
В коротких-коротких шортах, обнажавших тонкие бледные ноги, черных ботинках и небрежно расстегнутом длинном ярко-желтом балахоне с капюшоном.
Сумка болталась где-то на уровне ее колен, и, когда при ходьбе девушка задевала ее, раздавалось нелюбезное звяканье. Часть синих волос незнакомки была собрана в неаккуратный пучок на затылке, а остальные короткие пряди поддерживались большими круглыми солнцезащитными очками в роговой оправе.
Через пару минут послышалась новая мелодия, и девушка, порывшись в сумке, вытащила оттуда волшебную палочку - палфон, как это было модно теперь называть, будто волшебная почта пришла в негодность.
— Да? О Мерлин... Черт. Я перезвоню, — девушка забросила палочку, по которой говорила, обратно в сумку, в течение секунды поглядела на зелье сна-без-сновидений, булькавшее в котле в левом углу помещения, и направилась к прилавку.
Подошла и выложила на него коробку сушеных ягод мелиссы зловредной, пучок асфоделя и лирный корень, причем так, словно делала кому-то огромное одолжение.
Потом тыкнула пальцем в полку за его спиной.
— Это Доксицид?
Мистер Беркинс недовольно нахмурил брови. «Можно было бы и повежливее», - подумал он.
— Да.
— Дайте три, — опять полезла в сумку (раздался треск и звон) и достала оттуда изрядно помятые зеленые купюры. Вывалила пригоршню немагических денег на прилавок, а потом, наконец, вытащила небольшой кошелек.
— Это сколько?
У нее был обычный голос подростка, занятого лишь своими проблемами. Джон Беркинс, скучавший без посетителей вот уже второй день, полез за колбами с зельем и попытался завести разговор.
— Вы ведь знаете, как получилось это зелье? Доксицид в начале 16 века изобрёл непризнанный гений зельеварения, Зигмунд Бадж. Каждую осень его уединённый остров Герметрей осаждали стаи докси и однажды Бадж...
— Я знаю эту историю, спасибо, — девушка нетерпеливо постучала короткими ногтями, покрытыми потрескавшимся сине-черным лаком, по прилавку. — Он изобрел зелье, чтобы избавиться от них, причем первая попытка была неудачной.
— Вам нравятся зелья? — диалог пошел. Мистер Беркинс взвесил три флакона, закупорил их пробками и положил в продолговатый сверток.
— Нравится облегчать жизнь людям, — последовал лаконичный ответ.
— Люди тратят на приготовление этих зелий недели, — заметил мистер Беркинс и ладно запечатал сверток, — с вас шесть драготов.
Раздался смешок.
— Я знаю, сколько готовятся эти зелья. Бундинум, печень дракона, глизень, экстракт цикуты, экстракт болиголова и настойка калган-травы. Это не стоит и пяти с половиной драготов.
— Хорошо, — девчонка уже начинала его раздражать. Товар у мистера Беркинса был отличного качества, и он от души ненавидел вот таких знатоков. Надо было открывать аптеку, правильно Бертрам говорил, там торговаться бы никто не стал. — Тогда четыре драгота.
Девушка вновь забарабанила пальцами, унизанные узкими кольцами, по столу.
— Не уверена, что вы правы. Но мне неважно, — она вытащила четыре монеты из кошелька, кинула их на стол и сгребла покупки в открытую сумку. Потом закрыла кошелек. Подумала пару мгновений, теребя шнурок на шее. Открыла. Бросила на прилавок еще два драгота.
— Мне не жалко, — она накинула капюшон, не обращая внимания на его удивленное лцио, поправила ремень сумки и направилась к двери. Опять зазвенел колокольчик.
— И кстати, добавьте полыни в зелье сна-без-сновидений, которое у вас во-о-он там кипит. И огонь убавьте. Иначе слизь голторота свернется.
И ушла.
Мистер Беркинс удивленно цокнул языком, качнул головой... и поспешил к котлу, в котором и правда уже начали образовываться свертывания.
Рони.
Выйдя на улицу, Рони чуть зажмурилась от яркого солнца, ослепившего на пару мгновений, и сунулась в сумку за волшебной палочкой.
Доставучий старик оказался, однако. Но ладно уж, он обеспечил ее ингредиентами, теперь и в Лаврентиду можно обратно ехать со спокойной душой. Вещи бы собрать втихаря - и готово.
Рони нащупала древко палочки, сжала его в вспотевшей руке и трансгрессировала, хотя это дело ей никогда не нравилось. После аппарации хотелось есть, а еще закладывало уши.
В свои шестнадцать она аппарировала всего пару раз и только по особым случаям - и жара в Майами была тем самым особым случаем. Август в Филадельфии был жесток.
Комната с голыми стенами встретила ее гнетущим молчанием. Рони приземлилась прямо на открытый чемодан, который она собирала до того, как вспомнила, что у нее нет нужных зелий и аппарировала к ближайшей лавке. Сумка соскользнула с плеча и грохнулась на пол, и многочисленные колбочки внутри нее хрустнули и разбились, заливая перламутром низ сумки и пол.
— Черт, — констатировала Рони и собиралась было все исправить, но тут закрытая дверь комнаты отъехала в сторону и вплыли родители. Оба - что уже было неожиданностью. Чтобы удостоиться такого внимания в прошлый раз, Рони пришлось...
Да что же такое.
Не думай об этом. Не думай.
Родители. Вот тебе цель, фас.
Неотъемлемый атрибут жизни, вроде как, но Рони вполне обходилась и без него, как и они без нее, и это было прекрасно. Глядя на них, Рони направила палочку на сумку, и та взлетела, плавно опускаясь на кровать, а колбочки соединились, вновь наполнившись своими зельями.
В мире не-магов ее родители были хорошими людьми, известными в узком кругу, как владельцы сети музыкальных магазинов, которая тянулась по всей Флориде. А если в этом мире и было что-то хуже музыкальных магазинов, то это - Флорида.
А в мире магов - чистокровные волшебники с незапятнанной честью. И, по совместительству, идеальная парочка, притворяющаяся, что дочери в лице Рони у них не существует.
— Сядь, — печально вздохнула мать.
Они с отцом были похожи на рыб. Плавали туда-сюда, безразличные ко всему, с пустыми мертвыми глазами. Проявления эмоций от них можно было не ждать.
Рони послушно уселась на кровать и вызывающе посмотрела прямо в глаза Имоджен Россери - в глаза матери, так похожие на ее собственные.
Та была в белом деловом костюме, бархатных туфлях на высоком каблуке и с ниткой жемчуга на шее. Она выглядела, как модель с обложки Vogue.
Отец, - или снимок из GQ? - волосы уложены стилистом, никак не иначе. В ее комнате отчетливо ощущались запахи дорогих парфюмов, втянувшиеся вслед за родителями, и едкость лимонного очистителя. Это был дом, но он не пах домом.
Рони стянула с плеч свою удлиненную кофту, бросила ее на кровать позади себя и скрестила руки на груди, выжидая, пока на нее не обрушится Возмездие.
— Вероника, — начал отец, оглянувшись в поисках кресла, и, не найдя его, встал прямо, так ровно, будто ему к позвоночнику пришили палку. — Мы получили известия. Из твоей школы.
О-о-о. Рони захлопнула рот. Теперь картинка вырисовывалась.
— Они написали, что ты прогуляла целый семестр, — так же скорбно продолжила мать, глядя на нее своими блеклыми глазами, казавшимися стеклянными. — Нам бы хотелось узнать, почему. Мы переживаем, — Рони не удержалась и фыркнула, — тебя хотят исключить.
— Да на здоровье, — устало протянула Рони и поудобнее разместила свои ягодицы на кровати. — Мне там больше делать нечего.
— Закончить школу важно, — монотонно и как по бумажке протянул отец. — Ты подаешь надежды... Как там твое зелье на проект?
Рони засунула в рот жвачку и чавкнула, закатив глаза.
— Проект был год назад, пап. Но спасибо, что поинтересовался.
Наверное, любой подросток бы отдал руку, чтобы у него были такое родители. Безразличные. Чтобы им было плевать, что происходит у него в душе, чтобы они не лезли, куда не надо, чтобы они жили своей жизнью, не мешая ему жить своей. Будто они - соседи по жилплощади.
Рони... привыкла. Так было не всегда, но так было сейчас, и она пыталась, правда пыталась сражаться, писала письма, извинялась сто и один раз за то, что раз и навсегда перечеркнуло ее жизнь сплошной черной линией, отвадило от нее родителей, превратив их в незнакомцев, которым было все равно, дышит ли она, но все улетало в никуда. И в какой-то момент она перестала пытаться.
Родители думали, что им одним хреново после всего, что случилось. Рони... ей пришлось научиться справляться со всем в одиночку.
— Я не хочу продолжать учиться там, — спокойно сказала Рони, откидываясь на локти. — Есть вещи, которые важнее учебы.
Лицо матери дрогнуло, но быстро разгладилось, и Рони подумала, не показалось ли ей.
— Вероника, ты наша дочь. Нам бы хотелось, чтобы ты закончила школу.
— Я - Рони, — возразила Рони. — Вероника звучит... мерзко.
Уголки губ отца опустились вниз.
— Это красивое имя.
Ой, да ладно. Рони раздраженно дернула за резинку, позволяя волосам рассыпаться по ушам.
Разговоры с родителями выматывали ее похуже любой пробежки по ущельям Лаврентиды. Это было как говорить со стенами, с той поправкой, что стены молчали, и это было их гигантским преимуществом.
— Резюмируя, — протянула она, складывая ноги по-турецки и подпирая щеку. — В Ильверморни я не вернусь, потому что у меня есть дела поважнее. Вы можете притвориться, что я там, и больше мы никогда друг друга не увидим, потому что мне шестнадцать и я могу колдовать на полных правах. Сойдет за план?
Родители одновременно переглянулись. Иногда Рони сомневалась, что они - не плод ее собственного воображения. Честно. Это было бы так объяснимо.
— Ты - наша дочь, — повторила мать, окидывая ее недоверчивым взглядом а-ля «это что, правда вылезло из меня? Фи!». — И мы должны будем объясниться с директором, да и что скажут друзья твоего отца... Диплом надо получить.
Мерлин. Шут с ним.
— Хорошо, — Рони закатила глаза, моля, чтобы они пришли к соглашению. — Тогда так. Вы придумываете убедительную ложь, которая не запятнает вашу чудную репутацию, скажете, что кто-то заболел или... Да плевать. Восстановите меня в правах, а я честно обещаю явиться на экзамены. Но жить я там не буду. В Ильверморни.
— Ильверморни? — мать непонимающе посмотрела на нее. — Нет-нет, Вероника, туда-то ты точно не вернешься, это же такой стыд, там учатся дети наших партеров, еще не хватало... — у отца зазвенел палфон, и он тут же ответил, будто только этого ждал. Поразительно, как его собеседники не засыпали - голос у него был убаюкивающий.
Рони же напряглась.
Ну только не Лагерь, только не снова.
Она отсидела в нем свое два года назад, под присмотром колдомедиков, как и все несчастные, которых ссылали в то место полечить душу, но с душой у Рони все было в порядке. Она налаживала свою жизнь, нашла цель, нашла друзей. Лагерь совершенно не вписывался в ее планы.
— Мам, ты о чем? — спросила Рони. — Вы хотите мой диплом, но в Ильверморни я не вернусь...
О нет.
О нет-нет-нет.
Мать изучала ее, как диковинку в музее. Будто диву давалась. Будто собиралась оглядеться в поисках ценника и утащить в свою коллекцию странных вещей, которые она собирала по всеми свету с маниакальной скоростью и которые были предметом ее гордости. Впрочем, Рони, наверное, не прошла отбор даже здесь, потому что Имоджен вдруг улыбнулась светской улыбкой, но из ее глаз ушла любая человечность.
— Хогвартс, — сказала она. Мир Рони разрушился.
— Хогвартс, — тупо повторила Рони, и ей захотелось подскочить и затопать ногами. — Нет,
мам, — севшим голосом попросила она, — не надо, мама.
— Ну почему сразу - не надо. Я там училась, и уверена, что тебе там понравится.
Рони стало страшно от ее тона - это было жутко. Они что, репетировали эти фразы, почему они говорят так, будто играют в спектакле? Вроде и пора бы привыкнуть, но... Мерлин...
— Ты хочешь, чтобы я бросила здесь все? — хрипло уточнила Рони. — Друзей, моих единственных друзей? Я не хочу, мам. Я... — предательские слезы все-таки подкатили к горлу, — я не хочу ехать в чужую страну совсем одна.
Имоджен холодно посмотрела на нее, словно увидела ее в первый раз, и на секунду в ее глазах промелькнуло наконец-то какое-то непонятное чувство.
— Тебе это пойдет на пользу. Мы с отцом сегодня поговорили и решили, что тебе надо сменить обстановку. Я напишу директору и объясню ситуацию. А ты собирай вещи, — мать поджала губы, увидев бардак, царивший в ее комнате. — Портал мы организовали, но провожать не будем, сама понимаешь - нас ждут на вечере, да и ты уже совсем взрослая.
Рони вытерла влажные щеки.
Хотелось закатить истерику, но она знала, выучила, как дважды два - никто не обратит внимания. Да и потом.
Ее что, силой в портал запихнут?
Родителей не будет, ей ничто не мешает взять и уехать туда, где они ее не достанут - если вообще будут искать.
— Разумеется, я все понимаю, — хрипло ответила она. — Ну, пока тогда? Я... типа буду скучать и все такое.
— Да, — кивнула мать. И вышла из комнаты, не забыв добавить: — Асфодель проследит, чтобы ты добралась. Расскажет нам.
Блеск. Асфодель ей в жизни сбежать не даст.
Стоило двери закрыться, как Рони в наступившей тишине вдруг поняла весь ужас своей ситуации.
Ее отправляли в... где там этот Хогвартс вообще, в Уэльсе?
Блеск.
Из груди вылетел какой-то булькающий звук. Рони засмеялась.
Это все и правда было смешно, эта ситуация и эта жизнь. Она, ее родителями, этот мир, — все было ненормальным, искаженным. Неправильным. В книгах и фильмах все было иначе.
Да даже в ее жизни все когда-то было иначе. Пока из ее родителей не выкачало все эмоции. Смех перерос в хохот. Хохот стал мокрым, как водопад.
Сдавленный всхлип оттолкнулся от голых безразличных стен и в мощном прыжке вонзился в нее со всех возможных сторон, а Рони согнулась пополам, проклиная себя за эти слезы. Она не плакала уже давно, а теперь заходилась истеричных рыданиях, как маленькая бессильная девочка.
Как же она хотела, чтобы они ее любили, как раньше. До... всего этого. Чтобы все было просто и нормально, а не призраки с пустыми глазницами вместо родителей. Она боялась их, честно, боялась, хотя они никогда даже не повышали на нее голос.
Слезы капали на пол, выжигая глаза.
Нелепо.
А ведь день начинался неплохо. Она купила препараты, необходимые Лаврентиде, почти собрала чемодан в поездку.
Предпоследний день августа.
Ее надежды, мечты - все в топку.
Сколько времени прошло? Час? Два?
Рони через силу прикала себе собраться и успокоиться, закусила до крови губу, и боль отрезвила.
— Соберись, тряпка.
Слезы все еще капали с ресниц, но Рони лишь сердито вытерла их тыльной стороной ладони, размазывая тушь. Судорожно вздохнув, она села на кровати и полезла в сумку. Взболтнула колбу с темно-зеленым раствором. Перед глазами как вихрь пронеслись предыдущие полгода, за которые она поняла, чего хочет от этой жизни.
Она не воин. Не ученый. Не искатель приключений. И не целитель.** Она просто девочка, которая все бы отдала, чтобы быть не магом.
В Ильверморни сразу три статуи выбрали ее, но это ничего не значило. Мать мечтала, чтобы она была целителем, и Рони стала им. И все было хорошо, и Рони училась, и ей нравилось, пока трагедия не выхватила почву из-под ног, лишив сна и опоры. Принеся кошмары и боль, боль, боль.
В Лагере ей пытались помочь. И помогли, надо сказать, за что Рони была им благодарна.
Но что-то сломалось в ней, - та ее часть, которая будто вынуждала ее быть лучше, была отрезана, и осталась лишь Рони. В ее голове жили демоны.
Она любила зелья, но два года назад стала одержима ими, потому что когда она была в книгах и колбах, она думала о книгах и колбах. Больше ни о чем.
Болтовня вызывала у нее головную боль. А еще друзья, которых она знала с детства, пронюхали о том, что случилось, и расстрезвонили всему Ильверморни, и Рони стала отшельником. Дикаркой. Той, на кого показывали первогодкам и говорили: «А вот это опасно, тут ходить нельзя».
Местная сумасшедшая - Рони Россери.
Приятно познакомиться.
А год назад по всей магической Канаде прогремели теракты. Пострадали маги, дети, волшебные животные и леса. Об этом писали во всех газетах, все люди боялись новой войны, а Рони открыла теневой бизнес по продаже наркотических зелий (варила для старшекурсников, у которых водились лишние деньги), чтобы на выручку покупать качественные ингредиенты, варить зелья и отправлять в горячие точки.
Она знала, что ее товар проходил отбор, потому что однажды ей даже пришла благодарность от Делегации Спасения.
Затем в январе, когда ситуация стабилизовалась, хотя виновных так и не нашли, случился взрыв в восточном Квебеке, который по сей день не сходил с главных страниц газет. Магическая бомба внесла заразу в стволы деревьев, животных, снесла половину западно-северного леса и напрочь уничтожила два десятка поселений.
Всего, по различным подсчетам, погибло около трех тысяч человек — магов и не-магов, но был нанесен урон не только им.
Возвышенность Лаврентиды была уникумом, населенным кучей различных животных, которые были на грани вымирания. Именно там жили последние оставшиеся в мире фавны, считавшиеся легендарными среди многих волшебных расс. «Дело Фавнов» передавалось из рук в руки по всему магическому совету, но никто так и не мог ничего решить, Рони поймали за продажей незаконных веществ и грозили отчислением, и она, сидя в изоляции и читая газету, поскольку ее лишили палфона и всех прилагавшихся к нему удобств в виде волшебной сети, приняла решение.
Она сбежала из школы и почти пять месяцев жила в палатке, ухаживала за фавнами - этими веселыми, донельзя назойливыми и хитрыми созданиями, познавала их культуру, речь, обычаи и чувствовала, что начинает выздоравливать от вечной злобы и тоски. Рони вернулась домой на пару дней, чтобы собрать вещи, купить зелья и ингредиенты, которые достать в Квебеке было не так-то просто, а тут - на тебе. Как ведро ледяной обжигающей воды на голову.
И высохнуть не получается.
Рони быстро оглядела комнату и одним взмахом палочки отправила все свое скромное барахло в чемодан. Колбы и зелья заняли свои места в специальном сундучке с терморегулировкой, и через полчаса комната стала совсем пустой.
Такой же пустой, как и ее жизнь.
Рони отправила чемодан на первый этаж вместе с явившимся по ее душу Асфоделем, украдкой достала из-под половой доски пачку магловских сигарет и затянулась, глядя на собственные ботинки.
Асфодель прошаркал по лестнице, что-то бурча себе под нос.
Честно признаться, Рони до сих пор не знала, что Асфодель... такое. В нормальном доме его бы назвали дворецким, который по совместительству был няней и поваром. В их доме его называли Асфоделем.
Рони догадывалась, что Асфодель был гибридом эльфа (в прошлом домовика, но им дали независимость еще в начале века, и теперь «домовик» стало оскорблением) и гоблина. С примесью человеческой крови. В общем - Асфодель был выше ее, выделялся болотным цветов кожи, большими острыми ушами и крючковатым носом.
В Хэллоуин Асфодель спокойно ходил по Майами и собирал конфеты.
Конфеты у него были вместо топлива. Как и сварливый нрав.
Рони все-таки уничтожила сигарету простым
Эванеско и вышла в коридор, где на нее из углов с упреком посмотрело прошлое. Колдографии в коридоре. Смешные. Вин в черной рамке в правом углу.
Рони провела по тонкому слою пыли на стекле фоторамки подушечками пальцев, рисуя крестик. Прикрыла глаза.
Дым кружевом поднимался к потолку, где растворялся, становился тоньше и тоньше с каждой секундой, исчезал в молочно-белых завихрениях.
Поворот направо. Лестница.
— Эй, мам, а может, мне навсегда остаться в Англии? — громко спросила Рони на весь дом. Тишина была ее ответом. Асфодель высунулся из-за колонны и заворчал.
— Хватит ныть!
Ах да. Родители же уехали на свой благотворительный форум - или гала-вечер - или на еще какое-то мероприятие, на котором соберутся лучшие мира сего, чтобы похвалиться, у кого сумочка дороже.
Сбежать? Куда там. Асфодель сверлил ее глазами-бусинками, будто мысли читал. Даже не дернешься. Он и под землей найдет, случись Рони провалиться в Ад.
Ой, погодите.
Она уже.
Стало тошно от собственного драматизма, и Рони тихо фыркнула.
В принципе, все поправимо. Ничего не изменилось бы в этом прекрасном Хогвартсе, если она не доучилась бы там год. Она приедет, раз уж этого так хотят родители, помучается среди неизвестных ей людей в течение месяца, а потом найдет какую-нибудь лазейку и свалит в Лаврентиду. Все просто.
Рони с опаской покосилась на Асфоделя, вычищавшего пыль с комода, взяла лист бумаги и достала из рюкзака, увешенного значками, обычную ручку, используемую не-магами.
Косой почерк ровно ложился на страницу, пока Рони в торопях изливала куску бумаги свои мысли. В Лаврентиде же никакая связь не ловит, а из Хогвартса любая птица замучается лететь...
"Привет. Это я, но ты, наверное, и так уже догадался. Я знаю, что должна была вернуться сегодня. Биспо, мне..." — ручка замерла на мгновение, и Рони проглотила тяжелый комок в горле, —
"...так жаль. Родители отравляют меня в Хогвартс для завершения образования. Деться мне некуда, но я что-нибудь придумаю, правда. Уж лучше Англия, чем Дурмстранг, правда? Я вернусь. Честное слово. Надеюсь, что нога уже лучше, и ты тогда вскоре сможешь помогать другим. Вы нашли те пещеры, которые искали?
Рони."
Старая райская птица, фамильная, ярко-желтая и вечно мерзнущая в Ильверморни, весело защебетала, когда Рони подозвала ее. Карри подлетел к ней, обронив по дороге пару желтых перьев.
— Держи, — она привязала сложенное вчетверо письмо к большой лапе с аккуратно подрезанными когтями. Карри издал переливчатый свист и вылетел в распахнутое окно под лепет Асфоделя.
Хотелось кричать во все горло, но Рони лишь села в большое кресло у окна и лениво смотрела, как солнце заходило за морской горизонт, отражалось в окнах города и в океане, превращая Майами в обитель старого маньяка, купающегося в чернильно-алой крови жертв.
Когда все вокруг укуталось в плед из звездной пыли, Рони тяжело вздохнула, взяла за багаж и схватила Асфоделя за протянутую лапу. Это чудо умело трансгрессировать - оттуда и следовали ее предположения о родне эльфийских кровей.
Водоворот красок перед глазами, и вот — она уже стоит в центре магических связей и рейсов в другие страны.
— Документы, мисс? — клерк с пышными усами, в брюках на подтяжках и грязноватой рубашке мельком взглянул на нее, перекатывая во рту жвачку, и уставился на Асфоделя, как на восьмое чудо света. Наверное, он и был восьмым чудом света.
Удивительно, до чего спонтанно ее жизнь перевернулась с ног на голову.
Рони протянула клерку удостоверение личности и билет на официальный портал, выуженный молчавшим, как партизан, Асфоделем, из его брюк на подтяжках. Клерк хрюкнул и стал похож на большую свинью. У него был маленький нос, густые кустистые брови, сросшиеся посередине, и большой пивной живот.
В этом магическом портальнике Рони была лишь раз, когда встречала родителей из Англии четыре года назад. Она тогда перепутала рейсы и простояла так шесть часов, вглядываясь в толпу.
Сейчас все так же, как и было тогда. Черный мрамор покрывал колонны и стены, а пол был похож на шахматную доску. К информационным окошками тянулись длинные очереди, похожие на червей. Мимо летали письма, официальные документы, подписанные разрешения на выезд и прочая бумажная тягомотина.
Порой, однако, хорошо, что родители — влиятельные люди. Щелчок пальцев — и никакой таможни, приставучих контролеров и печатей. Мужчина поперелистывал странички в ее удостоверении, покосился с опаской на Асфоделя, дождался ровным счетом ничего и, хрюкнув напоследок, потянул за рычаг.
Они провалились вниз и оказались на нижнем этаже. Вдоль черных стен, похожих на стекло, тянулась вереница дверей с различными номерами : 15А, 34J и тому подобное. В этом резком перемещении был только один плюс - Асфодель явно остался на верхнем этаже. Рони уныло прикинула, сможет ли пнуть клерка в пах и сбежать, но потом увидела мракоборцев и поняла, что у нее вряд ли это получится.
Клерк подвел ее к двери с золотым номером 13В и постучал по нему своей палочкой, древко которой заляпано маслянистыми пятнами. Рони хмыкнула. Рюкзак уже оттягивал плечо, а левитационные чары, благодаря которым остальной багаж покорно плыл за ней, почти выдохлись.
Дверь со скрипом отворилась, и Рони вошла внутрь. Это небольшая, но роскошная комната с коринфскими колоннами, без мебели. В стене напротив двери - большое круглое отверстие, заполненное голубоватой субстанцией.
— Подождите тут, скоро подойдут другие, — мужчина отдал ей документы (Рони не глядя засунула их куда-то вглубь рюкзака) и вышел вон.
Какое-то время она просто разглядывала голубое свечение, потом осторожно коснулась субстанции пальцем. От этого прикосновения по той прошли круги, как по воде, и Рони поспешно одернула руку. Еще не хватало тут что-то сломать и вместо Лондона улететь в Канберру. Мама решит, что она это специально.
Чемодан плавно опустился на пол и Рони стекла на предусмотрительно появившееся кресло, отстраненно рассматривая свои ногти.
Странно, что родители решили все-таки не провожать ее.
Конечно, Рони была весьма самостоятельной, но сейчас она понятия не имела, что ей делать по прибытии в Лондон, большой и незнакомый город, как добраться до школы или хотя бы купить какие-нибудь учебники. Впрочем, она точно сможет обойтись и без учебников, а дорога... Рони цокнула языком. Спросит, там же понимают американский.
Вот ведь
черт.
Наверное, Асфодель должен был ей поведать об этом. Бедняга вряд ли ожидал, что его не пустят на портальный уровень без документов.
Она достала наушники и вставила их в уши, отрекаясь от внешнего мира.
Покачивая ногой в ритм музыки, Рони одновременно искала в Wizardsw*** информацию про Хогвартс, напевая мелодию себе под нос. Кингс-Кросс, ну это она найдет. Плаформа девять и три четверти, бред какой-то. Аг-а, надо пробежать через колонну...
Англичане - двинутые. Определенно.
В официальной группе магической школы Англии было полно фотографий. Счастливые улыбки детей, расцветки факультетов: в Хогвартсе их тоже было четыре, как в Ильверморни. О, а вот и колдо выпускников этого года - стоят на берегу живописного озера и подкидывают вверх старомодные шляпы, а высокий взъерошенный парень висит над их головами на метле и что-то орет фотографу.
Рони фыркнула и вышла из сети.
Музыка тем временем отчего-то становилась тише и наконец исчезла совсем.
Рони достала наушник и непонимающе поглядела на устройство, прекратившее работу.
— Мы тут не используем не магическую технику, — за спиной раздался голос представителя службы правопорядка. — Мисс, думаю, вы тут задержитесь.
31 августа 2023 года, Лондон
Когда Рони наконец увидела перед собой Лондон, по времени Майами было уже четыре утра. В Лондоне же - девять.
Она была уставшая, злая и потная.
Идиотский закон о неиспользовании не-магических средств внутри портальника, а точнее его неисполнение, бросил ее прямо в огромную очередь по аннуляции жалоб. И, пока Рони металась от окна к окну, портал активировали и группа переместилась. Пришлось ждать следующего сеанса, нервно качать ногой и пытаться чем-то себя занять, чтобы не уснуть.
И вот, часы спустя, она смотрела на столицу Великобритании с высоты самой знаменитой башни - Биг Бэна, пока очередной клерк (на этот раз костлявый и худой, с сероватым лицом и сгорбленной спиной) проверял ее документы и ставил большие официальные печати.
Рони смотрела на город прямо из маленького окна в огромном циферблате. Центр международных перемещений Лондона находился здесь, скрытый заклинаниями, отпугивающими не-магов и для удобства расширенный в пространстве. Тут не было величественных колонн и мрамора - только металлические сетки между отделами и железные прочные перила. Девушка невольно прониклась к англичанам уважением: никакого расточительства, все просто и практично.
— Так, вы несовершеннолетняя, — мужчина (судя по карточке с именем у него на груди - Геллерт Спенсер) поставил на предпоследней странице магического удостоверения большую синюю печать и хрустнул пальцами. — Колдовать до семнадцати вне дома и школы запрещено, то же касается трансгрессии. Знаю я вас, американцев, — он откинулся на спинку стула и улыбнулся, — любите нарушать правила.
— Это всего лишь стереотип, — Рони слегка улыбнулась ему в ответ. — Не подскажете, где тут можно переночевать и поесть, как человек?
Чемодан, благодаря доброму мистеру Спенсеру из службы перемещений уменьшенный и влезающий в ее рюкзак, теперь медленно, набирая обороты, увеличивался в размерах прямо посреди комнаты.
Рони стояла чуть поодаль, с опаской глядя на старого волшебника, который сильно шепелявил и заклинание увеличения произнес ну очень странно, с таким сильным акцентом, что она едва его поняла.
"Вот бомбанет сейчас, и я останусь без одежды и зелий", — с тоской подумала она, пока чемодан набухал, как губка в ванне.
Наконец, он перестал увеличиваться, и Рони откинула его верхнюю половину вверх, пробормотав пароль. На качество одежды магия повлияла не лучшим образом - джинсы стали узкими-узкими, а кофты наоборот - грозили соскользнуть с плеч.
Комната была маленькая, необжитая и неуютная.
Но, по крайней мере здесь была кровать, душ, вид на пыльный задний двор и тишина. И жрачка (еда, Рони, еда, ты больше не в Америке!) - огромный сэндвич с жаренной индейкой. Для Рони, шлявшейся по Лондону три часа в поисках этого места, оно было просто раем.
Выйдя из телефонной будки, которая была каналом связи между землей и шпилем Большого Бэна, она очутилась посреди улицы, заполненной людьми, пихающимися, спешащими на жутко важные встречи, занятыми и деловитыми, как гиппогрифы. И это было бы весьма забавно - продираться сквозь толпу и орать матом на всех недовольных, но Рони хотелось СПАТЬ, а СПАТЬ хотелось Рони, и это были идеальные отношения. Она опрокинула шляпу мима на бульваре, с трудом разобрала язык жестов (кажется, он был оскорблен до глубины души), подарила ему десять баксов, посмотрела на еще одно представление и двинула дальше.
Лондон сверкал после ночного дождя — большие лужи на тротуаре отражали утреннее солнце, сверкали зеленые, покрытые росой листья деревьев, женщины-карьеристки в легких деловых пальто и с дизайнерскими сумочками, купленными на всю зарплату мужа, обходили других, женщин-мам, которые были окружены детворой и были страшно заняты своими детскими проблемами.
Мужчины в парке играли в бадминтон, явно наслаждаясь последним днем лета, даже собаки выглядели как-то по летнему радостно, задирая лапу около понравившегося деревца.
Рони долго плутала по этому городу, следуя указаниям мистера Спенсера, который то ли плохо знал столицу, то ли она плохо понимала английский акцент. Даже палфон достать не могла и карту залезть - прямо наказание какое-то.
Вывалившись, наконец, на Чаринг-Кросс-Роуд и увидев вывеску, Рони с облегчением вздохнула и направилась прямо к кривенькой дверце "Дырявого котла". Толкнула ее - и опрокинула какого-то гоблина, с непонятно какого перепугу прислонившегося к двери с обратной стороны. Завязалась потасовка.
Люди долго и упорно выясняли, кто все-таки виноват, и в результате дружно показали пальцем на нее, приказав заплатить за дополнительную выпивку, что Рони и сделала, не желая впутываться в неприятности.
Денег у нее было достаточно - осталось еще с продажи зелий, которые, как оказалось, богатенькие дети Ильверморни были готовы покупать по баснословным ценам. Рони еще год назад отказалась от собственного фонда - было неправильно тратить деньги родителей, потому что это означало зависимость, а зависеть от
них Рони не хотела.
В дверь постучали, и Рони вздрогнула от неожиданности.
— Уборка комнат, — раздался хриплый голос, и девушка было отрицательно помотала головой, но, вспомнив, что через дверь этого не видно, крикнула:
— Нет, спасибо!
— Если потолок над вами проломится, знайте, это вина хозяина. Давно пора прекратить заселять полувеликанов, от них мебели не остается, одни щепки.
Мило.
— Эм... ладно, — ответила Рони и расплела пучок из части волос на затылке. Те непослушными прядями легли на уши.
Кожа головы чуть зудела от облегчения, и она помассировала ее пальцами.
Хорошим решением было бы поспать, но в таком случае она рисковала провести бессонную ночь, а с нее их было более чем достаточно. Поэтому Рони, приняв ванную и переодевшись по погоде (ее шорты и майка смотрелись более, чем странно) в узкие от заклинания рваные джинсы и топ, завязав все те же неизменные любимые черные ботинки и как следует взлохматив волосы, вышла из комнаты, прихватив с собой свою верную сумку.
Насколько Рони поняла по сайтам и форумам, это место называлось в народе Косой аллеей, история которой уходила вглубь Средневековья.
Улочка и правда чуток косила влево, но этот маленький недостаток придавал аллее свой шарм.
Магический Лондон мало чем отличался от не магического: та же суета. Вот только люди здесь были одеты по-другому: в мантии разных расцветок (Рони с тоской вспомнила о своей, учебной, насыщенного вишневого цвета, аккуратно сложенной в чемодане под остальной грудой вещей) и остроконечные шляпы, такие же старомодные, как и вся Англия. Дети перебегали от одной витрины к другой, тыкали пальцами в понравившиеся вещи и подзывали родителей на них поглядеть, делая просящие глазки.
Витрины...
Рони жалела, что не умела крутить головой на сто восемьдесят градусов, как сова.
Витрины.
Они были яркие, светящиеся, пестрые. Заполненные прекрасными вещами, к которым так и тянуло прикоснуться.
Рони залипла у лавки "Все для квиддича", где вдоволь поглазела на новую марку метлы. "Вселенные" поступили в продажу только неделю назад, но их уже начали потихоньку раскупать, и Рони понимала, почему. Метла перед ее глазами была такой... Аппетитной. Ее собственная, хорошая, верная и быстрая, увы, осталась в Ильверморни. Возвращаться за ней Рони категорически не хотелось.
На секунду сердце кольнуло. Рони могла сбежать. Прямо здесь и сейчас, вернуться в отель, собрать вещи и исчезнуть. Асфоделя нет рядом, что ей мешает? Будет забавно прибыть одновременно с собственным письмом и вдоволь посмеяться.
Рони уже было нащупала палочку...
И вспомнила, что по здешним законам ей колдовать запрещено. То есть - никакой трансгрессии и никаких порталов, кроме незаконных. И даже те еще найти надо.
Рони стиснула зубы и огляделась. Настроение, и без того не благостное, испортилось.
Она увидела на одной из вывесок склянки и котел и поспешила было туда, в мир настоящей магии, способной успокоить расшатанные нервы, но невольно притормозила около огромного магазина, фасад которого был измалеван рыжей краской, а среди витрин в полные три этажа роста стоял мужчина с рыжими волосами, то накрывающий волшебным цилиндром свою голову, то снимающий его с нее, - причем на голове через раз было видно белого кролика.
Рони усмехнулась и толкнула дверь, тут же оказавшись в толпе, которая подхватила ее и не отпускала последующие пару часов.
О, Мерлин.
Здесь было все, что только можно придумать: перуанский порошок мгновенной тьмы, флакончики с любовными напитками, нескользящие боты, благодаря которым можно было ходить по стенам и даже потолку, целый спектр различных сластей, с помощью которых можно слинять с уроков, и даже говорящие конфеты.
Рони нагребла такую кучу вещей, что рыжий мужчина у кассы иронично выгнул бровь:
— Что, в первый раз?
— А? — переспросила она, роясь в сумке: магические деньги магическим образом пропали. Рони засунула руку поглубже и с облегчением нащупала шероховатую поверхность кошелька.
— В первый, и так вижу, — продавец подмигнул ей, — в Хогвартс едем? По обмену?
— Ну... Что-то вроде, — Рони вывалила на стол пригоршню монет.
Как хорошо, что родители хоть не стесняют ее в средствах.
— О, американка! — воскликнул рыжий, подхватывая непонятно как оказавшийся в этой горе стар Соединённых Штатов - оказавшийся, кстати, эквивалентен полутора галлеонам. Странно, что стар вообще тут оказался, Рони вроде бы все деньги подчистую поменяла на английские: в банке с труднопроизносимым названием.
— Эй, Ронни, у нас американцы в гостях! — Рони вскинула брови, услышав свое имя, но потом поняла, что оно не предназначалось ей - из-за ширмы в дальнем углу магазина выглянул еще один мужчина. Повыше первого, долговязый, но с таким же носом, усыпанным веснушками, и такими же рыжими волосами. Братья.
— Мерлинова борода, Джордж, ну не обязательно меня дергать по каждому поводу!
— Ронни, не будь букой. Лучше посмотри на нашу синевласку, — первый рыжий жестом подозвал второго, и они расплылись в одинаковых улыбках, глядя на нее.
Рони почувствовала себя неуютно, будто бы она забыла надеть штаны, и мужчины таким образом мягко намекали ей на неподобающий внешний вид. Она непроизвольно опустила взгляд на ноги, надежно укрытые джинсами.
— Вот, смутили девочку, поздравляю! — мужчина, названный Джорджем, хлопнул ладонью по столу. Рони подняла глаза и усмехнулась.
— Меня трудно смутить, поверьте. Но реакция...
— Вопросы к нему, — "Ронни" (интересное имя для сорокалетнего мужика) поднял руки вверх в извиняющемся жесте. — Он в первый раз видит американку, уж прости его.
— Эй! А Перси кто, мигом пробегал?
— То, что Перси научился говорить «черт» без носового акцента, не делает его американцем.
Рони улыбнулась. И почему ей всегда казалось, что англичане скряги и блюстители порядка? Только не в этом рыжем-прерыжем сверкающем улыбками магазине. В таком месте просто не могло быть тоскливо.
Рони вздернула подбородок, потому что в этот момент над головой проехала на колесиках говорящая статуя, и решила подать голос.
— Это... удивительно. Такое воображение... Потрясающе...
— Спасибо, мы старались, — хмыкнул Джордж и почесал свою морковную шевелюру.
— Вы... такое?.. — Рони еще раз посмотрела по сторонам. — Это - волшебство.
Рони выгребла сдачу в сумку и помахала рыжим братьям на прощание рукой.
— Пока, синевласка! — донеслось ей вслед, и Рони приподняла уголки губ.
Держа в каждой руке по пакету с покупками, она пробиралась к выходу, стараясь не сильно наступать людям на ноги. С фавнами о подобном беспокоиться надо было меньше, и Рони чуть позабыла, как чревата последствиями ее неуклюжесть в этом мире.
Слева от выхода висела черная доска. Рони заметила ее лишь краем глаза, но потом остановилась, как вкопанная, повернулась и бочком продвинулась к ней.
Это была не доска объявлений.
Это была страшная, черная, перевязанная черной лентой, мемориальная доска. А на ней - фотография смеющегося юноши. Рони моргнула, обернулась к прилавку, перед которым орудовала точная копия этого юноши, только постарше и с небольшой щетиной. Повернулась назад.
Под фотографией шла бисерная надпись:
"В память лучшего брата и друга, Фреда Уизли. Мы всегда будем Дредом и Форджем, старик".
Юноша на фотографии задорно ей подмигнул, и на глаза навернулись слезы несправедливости.
Мерлин.
Близнецы. Похоже, лучшие друзья.
Фред Уизли, 1 апреля 1978 - 2 мая 1998.
Двадцать лет. Ему было двадцать лет.
Рони смотрела и смотрела на фотографию беззаботного паренька, которого не видела ни разу в свой жизни, с которым не говорила, смех которого могла только вообразить. Дурочка.
Буквы расплывались перед глазами, и она сморгнула накопившуюся влагу. Ресницы стали влажными, и капельки ее странной, необъяснимой грусти, капнули на ботинки.
Веселый, беззаботный Фред Уизли. Наверняка строящий планы на будущее.
Им рассказывали о войне в школе, на уроках истории магии. Кто-то слушал, кто-то нет, и для них войной были даты в конспектах. А для этих людей...
Рони посмотрела на Джорджа, который выпустил из палочки фейерверк, и тот золотыми звездочками осыпался на плечи покупателей.
А эти люди не понаслышке о ней знали. Они сражались. Бились за родных, друзей, погибали за то, во что верили, погибали во имя добра.
Как этот юноша, который радовал своей навеки мальчишеской улыбкой безразличных покупателей. Как юноша, чьи морковные волосы полыхали огнем с черно-белой фотографии, а каждая веснушка была поцелуем весеннего солнца. Как юноша, которого помнили в этом мире те, кому он был дорог.
Он мог бы стоять вон там, на лестнице второго этажа, и опираться на перила в форме райских птиц. Но он просто улыбался с фотографии.
Рони вышла из магазина с каким-то странным, сосущем под ложечкой чувством вины и стыда, утирая уголки глаз пальцами и размазывая тушь.
Чертовски несправедливо.
В кафе-мороженом Флориана Фортескью она взяла три больших шарика йогуртовой морозной сладости и отстраненно ела ее, глядя на освещенный солнцем магический бульвар. Какой-то мальчуган лет одиннадцати обронил свое яблоко в карамели на палочке в лужу и сейчас, расстроенный, глядел на него.
Рони сидела там, смотрела и думала. Человеку умереть так же легко, как яблоку - упасть. Вот только крови и боли при этом будет больше. Боли, которую не излечит временем, потому что афоризм "время лечит" придумали глупцы.
Рони отправила еще ложку мороженого в рот.
Пакеты с покупками валялись на соседнем кресле, но у нее исчезло всякое настроение для походов по магазинам.
Стараясь не вспоминать о событиях пятиминутной давности, Рони доела мороженое, глядя, как на улице потемнело и как владельцы лавочек и магазинов зажгли над вывесками фонарики-огни. Аллея вмиг преобразилась: от фонарей исходил теплый мягкий свет, отражавшийся в окнах, разноцветные ленты лампочек перебегали от витрины к витрине.
Прохожих становилось меньше, дети отправлялись домой, чтобы собрать чемоданы или насладиться последним домашним вечером в кругу семьи.
Рони оставила запотевшую стеклянную вазочку для мороженого на столике, подхватила пакеты и вышла из кафе.
Дул легкий, еще пока что августовский ветерок, и по коже от него пробегал табун мурашек.
Когда она вошла в Дырявый Котел, ее окликнула женщина, сидящая во главе длинного стола для посетителей. Здесь были все те же люди, что и днем: они пили огневиски и ели поросенка на вертеле, напичканного яблоками, — ужин, оплаченный Рони за "причиненный мистеру гоблину ущерб".
— Спасибо тебе, дорогая! Мы давно так не сидели! — она подняла бокал. У ведьмы были черные, спутанные волосы, остроконечная шляпа и красная блузка, поверх которой накинута бежевая мантия.
У англичан чувство стиля, конечно, хромало, но это все-таки не извечные толстовки и кеды американцев.
Рони молча кивнула и потопала наверх, желая упасть лицом в подушку и больше никого никогда не видеть.
В ее комнате было все так же тихо и так же пусто. Она провела весь этот день среди людей, чувствовала себя частью толпы, неугомонной, веселой, а сейчас как никогда ощущала одиночество.
Одна, в чужой стране, далеко от того, что ей по-настоящему было дорого. И это случилось так быстро, что реальность только теперь обрушилась на нее всем своим весом.
Назавтра ее ждал поезд в никуда. В новую жизнь. К новым людям, которые вряд ли обратят на нее внимание. Или обратят, потому что она будет новенькой, эдакой игрушкой, с которой можно повозиться день или два... Людям Рони не доверяла. Фавнам - да. Зверям - да. А людям - нет.
Она завязала волосы узлом на макушке, легла на застеленную кровать и посмотрела сквозь запыленное стекло наверх.
Странно, но в этом мегаполисе было видно звезды.
Одна из них стала чуть ярче на мгновенье, а потом вновь слилась с небом. Словно подмигивала.
***
Лили Поттер приняла из рук отца большой термос с походным чаем, набросила на плечи плед и направилась к костру, где села на бревно рядом с братьями. Альбус заворожено смотрел на небо, которое прекрасно было видно с этого обрыва, а Джеймс поддерживал огонь. Джинни заштриховывала грифелем очередной лист бумаги.
На бревно рядом с ними опустился Гарри. Он перехватил взгляд Лили и чуть улыбнулся, приобняв жену за плечи и поцеловав в висок.
Лили сделала большой глоток крепкого лесного чая с ежевикой и задрала голову. Огромный купол звездного неба раскинулся прямо над лесом, и она случайно выхватила из невероятного количества небесных светил одно, маленькое. Неприметная на первый взгляд звездочка подмигнула ей, и на душе стало спокойно.
***
Скорпиус Малфой лениво оглядел волшебное празднество в честь свадьбы Элеоноры Айсвуд - невзрачной, незаметной девушки с густыми пшеничными волосами.
Здесь было все, чего только может пожелать девушка в такой день: огромные фигуры лебедей из нежного безе, высокий торт, украшенный свежими, бежево-кремовыми розами, беседка, увитая плющом, в которой состоялась церемония очередного соединения двух чистокровных родов, дорожка, посыпанная лепестками.
Но невеста сидела одна, гости разбились на небольшие группы, а жених исчез сразу после того, как произнесли тост. Так уж получилось, что невеста была не в его вкусе, потому что у нее была грудь и женские репродуктивные органы, а жених был по другим женихам.
Скорпиусу даже было ее жалко.
Драко вел переговоры с очередной "целью", которая наверняка помогла бы его бизнесу развиваться дальше, вперед, к светлому будущему и процветанию.
Скорпиуса передернуло, и он небрежно встал, расправив плечи, и подошел к столу с напитками, где внаглую налил себе огневиски. Там его и захватили однокурсники, предлагая выпить в особняке Забини, мол, « успеем до завтра протрезветь, антипохмельное зелье с собой, а Доменико зазывал». Скорпиус бросил последний взгляд на отца и согласился, приготовившись к трансгрессии — свадьба проходила на юге, около моря.
За секунду до перемещения Скорпиус подметил краем глаза подмигнувшую ему звезду. А может, это и не она была, а блик на величественной колонне.
***
Они с Тедди провалялись в траве целый день. Роза не помнила уже, что они обсуждали - просто говорили, говорили и говорили без остановки. Словно боялись, что больше уже не поговорят.
Люпин женится, она закончит Хогвартс - и они разбегутся, как и все взрослые.
Роза залила в большую квадратную кружку горячий шоколад и насыпала сверху гору зефира. Сладость тут же подтаяла, превращаясь в кремовую пенку.
Взрослые тихо переговаривались о чем-то своем, взрослом, в другом конце комнаты, а молодежь высыпала в сад, чтобы зажечь последние августовские фейерверки.
Роза уселась на диван около Тэдди, пододвинула ему чашку и убрала из-за своей спины подушку, откидываясь на спинку дивана.
— Ну вот и все, — Тедди громко отхлебнул от напитка, затемняя зеленые волосы до светло-коричневого и украдкой поглядывая на нее.
Роза сдула со лба локон, вылезший из-под повязки и сделала вид, что не замечает его изучающего взгляда. Она знала, о чем он думает. О проклятом синяке у нее за ухом.
В момент размышлений на улице что-то громко взорвалось, и Роза дернулась от неожиданности, выплеснув часть шоколада на пол. Взрослые выбежали наружу с палочками наизготовку и обнаружили, что это всего лишь промах дяди Билла, который поджег палочку фейерверка, не воткнув ее в землю, а осознав, что сделал, отбросил его на землю.
Раздались охи и ахи бабушки Молли, Тэдди, также отставивший в сторону шоколад и выбежавший за ней, Розой, наружу, очевидно подавил смех - злить будущего тестя ему не хотелось. Его на этот раз морковные волосы смотрелись очень к месту в этой толпе рыжих веснушчатых людей.
Роза посмотрела наверх. Последняя ночь лета была ясной и чистой. Небо словно поглощало их маленький мирок, висело над ним, как единственная великая константа. Маленькая звездочка из созвездия Лиры блестела очень ярко, необычно. Роза улыбнулась крохе, которая внезапно стала видна, показала себя.
Это она - словно звездочка, нащупавшая почву, чтобы встать на ноги.
***
Звезда Лиры блеснула еще раз. Это заметили те люди, которые смотрели в этот теплый августовский вечер на небо. Звезда подмигивала им, тем, кто нашел время отвлечься от суетных дел земли и насладиться сокровищами небосклона, лежащими перед ними как на ладони.
Медленно наступала осень.
И все было хорошо.
