Lost Generation

      По вечернему небу лениво ползли пухлые облака, подсвечиваемые ярким сентябрьским солнцем. Его лучи продирались сквозь тонкую облачную вату, скользили по высокой малахитовой траве, теряясь между травинок и поздних цветов. Верхушки деревьев в Запретном лесу трепал шаловливый ветер. Студенты группками просачивались сквозь ворота замка, стаскивали с плеч школьные мантии и подставляли носы солнцу, зная, что совсем скоро Хогвартс накроет дождями, а затем направлялись на квиддичное поле - смотреть отборочные испытания факультета Слизерин, который с легкой руки нового капитана решил опередить всех остальных - чтобы как можно скорее приступить к тренировкам. Народ стекался на поле небольшими горстками — отборочные в команду, может, были и не таким интересным зрелищем, как финальный матч хогвартской лиги, но, раз уж погода благоприятствовала, можно было посидеть на трибунах, жуя сэндвичи с арахисовым маслом и джемом, поглазеть, а уж как стемнеет, вернуться в замок и засесть за горы домашнего задания. Другие же ребята, в факультетских толстовках и бешено горящими глазами, пробовали на вес школьные метлы, застегивали наколенники и перчатки и готовились показать, как говорится, класс. По слухам, капитан Альбус Поттер собирал команду с такой тщательностью, будто ей уже назавтра предстояло выступать против драконьих наездников, а быть в составе факультетской сборной - это все-таки честь, слава и почет. У сборных - фирменные мантии, своя страница в MAG и SSS, их даже от домашних заданий освобождают перед матчами. Состоять в команде по квиддичу - все равно что расписаться в собственной популярности. Любой ученик, профессор, сова, даже кочка непременно покажут пальцем на игрока сборной факультета, опишут его родословную, цвет глаз, привычки и вкусы. Это что-то вроде одного из самых высоких статусов в школе и отличный способ прибиться к верхам, если уж по-другому не получается. Другие статусы замучаешься перечислять, потому что их слишком много развелось: золотой ребенок Поттер-Уизли (это вообще во главе любого списка); Скорпиус Малфой (примерно там же); дочка самого известного дизайнера волшебных палочек ELDErW* (тут можно обернуться и посмотреть на Китти-Кэтрин-Гринграсс, которая со дня возвращения в школу быстро взлетела на высоты, и ее родословная быстро была взята за основу популярности, чтобы не доказывать всем еще раз, что милое личико, шикарные волосы и сиськи делают все сами); многочисленные (и тут статус дочерей владельца Wizardsw выигрывает больше, чем внешность) девочки-Паркинсон, которых уже по отдельности и не узнают-то; просто богатые наследники мира сего (например, Забини или Руквуд) и отчаянные заводилы (в этой строке Финниганы). Но если уж совсем честно - популярных личностей в Хогвартсе всегда хватало. Просто у каждого круга они были свои. Джеймс Поттер широко зевнул, глядя, как Альбус орет на слизеринцев, чтобы те перестали орать. На поле гвалт стоял тот еще. Малфой со скептичным выражением лица возвышался позади Альбуса, всем своим видом показывая, как его все это заебало. Скорпиус Малфой был ловцом сборной уже четвертый год и его совершенно точно не волновали другие претенденты на должность - потому что Малфой летал очень и очень неплохо. Джеймс даже один раз проиграл ему. Впрочем, зачем говорить о былом. Вечернее солнце припекало, лизало трибуны и загорелые лица, и девочки стягивали форменные галстуки и закатывали рукава, в то время как парни расстегивали рубашки - самые смелые щеголяли с голым торсом и то и дело ловили изучающие взгляды сокурсниц. Мимо Джеймса проплыла свита Паркинсон, по иронии судьбы состоящая из одних Паркинсон. Как только Слизерин выдерживал всю эту розовую пиздатость в одном помещении - непонятно. Их было штук... шесть? Или семь? Серьезно, Паркинсоны размножались почкованием, и никак иначе. Лолита Паркинсон, семикурсница и самая старшая из всего выводка, проходя мимо, провела длинными ноготочками по его плечу, и Джеймс дернулся. Ну, трахнулись они пару раз в том году в Выручай-комнате, было дело, и что? Лола была миленькой и аппетитной, а Джеймс был капитаном сборной, душой Хогвартса и все дела, и он ей импонировал, это правда. Ему нравилось целовать ее в шею и сгребать ягодицы, и она всегда была ухоженная и красивая, но надменная донельзя. Пару лет назад с ней встречался Малфой, это Джеймс точно знал. Чего он не знал, так это как Малфой ее терпел так долго. Лолита будто бы невзначай нагнулась к нему, обдав волной цветочно-приторных духов, и прошептала: — Что вы делаете сегодня вечером, профессор Поттер? Джеймс окинул Паркинсон взглядом. Ее сестрички, кажется, были уже ни живы ни мертвы, построили в голове огромный радужный замок с кучей сраных единорогов и поженили их, водрузив на волосы каждому по огромному белому венку, а у Джеймса раскалывалась голова из-за бессонной ночи. Он отвернулся и прикрыл глаза. — Сплю. Джеймс уже не видел, как Паркинсон, бросив на него недовольный взгляд, ушла, впрочем, ему было все равно: на поле явно начало что-то происходить. Люди перестали толкаться, и Джеймс встал со своего насеста, перехватил «Вселенную» и приготовился взлететь, чтобы курировать отборочные испытания с воздуха. Альбус прочистил горло. — Я попрошу вас пролететь для начала пару кругов над полем, — студенты обратили на него мало внимания, но тут Малфой, выразительно закатив глаза, прижал кончик палочки к своему горлу. — Сонорус. Просим тех, кто все еще верит в свои силы, найти свои метлы и сделать пару кругом над полем. Все понятно? Гвалт стих. Слизеринцы покорно начали взлетать, бормоча что-то явно недовольное себе под нос, но Малфоя это едва ли волновало - он скрестил руки на груди и вздохнул, как дед, присматривающий за внуками-шалопаями. У Малфоя тоже была «Вселенная», заметил Джеймс, но она валялась у него в ногах на траве, как кусок полена. — И с каких пор ты стал капитаном, Малфой? Джеймс обернулся. Лили была в школьной юбке, которая, на взгляд Джеймса, была уж слишком коротка, а гриффиндорский галстук поддерживал ее волосы, как бандана. Она улыбнулась ему, но затем ее глаза сузились, и она посмотрела на Малфоя. Тот лениво отсалютовал ей и ухмыльнулся. — Я всего лишь помогаю собрать команду, Поттер, чтобы размазать ваши задницы в ноябре. Лили фыркнула. Алиса Лонгботтом усмехнулась и дернула ее за рукав. — Пусть мечтает, Лилз, нам-то что. Если Малфой выберет олухов, нам это пойдет только на пользу. Алису Джеймс знал, наверное, всю жизнь. Они с Лили дружили столько, сколько он помнил, а помнил Джеймс двух рыжеволосых девочек, которые вместе учились завязывать шнурки простым заклинанием и которые шушукались в комнате Лили, как барсуки, накрывшись одеялом. Это сейчас Алиса стала такой... ну... Если уж совсем честно, она напоминала Джеймсу вампира - вытянутая и худющая, одетая, как панк-рокер. Даже сейчас на ее школьной рубашке красовалась кастомизированная портупея. — Я предпочту советоваться со Скорпиусом, чем с Джеем, — хмыкнул Альбус, и Джеймс, оскорбленный, прижал руку у сердцу. — Убиваешь без Авады, Ал! — воскликнул он, но Альбус не моргнул даже, лишь отмахнулся. — Ты - Гриф, Джеймс. Уж извини, что я предвзят. — Я был Грифом, — возразил Джеймс, и сам поморщился от того, как горько у него это прозвучало. Альбус приподнял уголки губ, седлая метлу и поднимаясь в воздух. Девочки, прищурившись, пару секунд поглазели на него, а потом Алиса прошептала что-то Лили на ухо, они прыснули и, цепляясь друг за друга, ушли на трибуны. Прямо туда, где маячили две категорически-одинаковые башки Финниганов. Альбус поднялся в воздух и замер в центре поля, наклонив древко метлы вниз и высматривая видных игроков. Скорпиус носился по полю, как угорелый, выделывая финты и красуясь. Выпендривался. Знал, что такого ловца, как Скорпиус, Альбус днем с огнем не сыщет. Они не говорили об этом, но Альбус считал, что Скорпиус вполне мог бы податься в большой спорт после школы, как Джеймс. Джеймс, который летал, не останавливаясь, на пару футов выше, и заставлял замереть не одно девичье сердце. Он выделывал в воздухе такие виражи, что казалось, будто ему никакая метла для полета не нужна, а он — свободный ветер. Альбус лениво понаблюдал за ним, радуясь, что этот придурок уже выпустился, и Гриффиндор теперь был не настолько ошеломительно охеренный, как в течение последних пяти лет. Джеймсу, утолив жажду свободы, которой бурлила их поттеровская кровь, казалось, радостно оскалился и остановился, спустив ногу с крепления и зависнув в воздухе, качая ступней в вишневом кеде. Ему бы сигарету - и просто тренер на отдыхе, ни дать-ни взять. Альбус сидел на метле, борясь с желанием выдрать себе волосы, и думал, что Джеймс команду набирал какой-то магией, не иначе. Через два часа, когда солнце уже налилось, как спелый гранат, а к игрокам прибавились комары, у Альбуса были загонщики, ловец, вратарь (он сам) и только один охотник, да и последнего он заметил только благодаря Скорпиусу — мелкий третьекурсник с отменной реакцией, явившийся на отборочные по рекомендации Малфоя, попал в команду почти сразу. Эрни. Так, кажется, его звали. Из десяти кандидатур отсеяны были девять, больше никого не наблюдалось, и Альбус уже готов был удариться в панику. Джеймс словно нарочно выводил его из себя - сидел и не делал ни-че-го, будто бы в отместку за предположение, что он будет предвзят, и Альбусу пришлось собрать в кулак всю свою выдержку, чтобы не сбросить наглеца с метлы. Из огромного количества желающих не осталось никого. Покривив душой, Альбус выбрал еще одного охотника — Нэгру Паркинсон, которая если не забивала мячи, то передавала пас вполне сносно. В конечном счете, он не мог ждать от подростков профессиональной игры, правда? А Нэгра, в отличие от своих многочисленных сестер, ему даже нравилась. Она была поразительно адекватной. Альбус спустился на землю, признавая, что оставшегося охотника придется выбирать из уже отсеянных кандидатур, - а то его желание набрать мутантов, способных пробить кольца одной левой, до добра его бы точно не довело. Скорпиус, к этому времени уже натянувший слизеринскую толстовку с большой “S” в виде изгибающейся змеи на груди, покачал головой, мол, вариантов у нас нет. Альбус вздохнул и назначил отсеянным второй круг, хотя в глубине души знал, кого выберет. Имя у Рони Россери было рычащее, как она сама. Ее синеволосая голова полыхала в закатном свете, как факел из преисподней. Альбус рассказал ей про отборочные просто так, чтобы завязать беседу: не сказать, чтобы новенькая горела желанием общаться, но она была какая-то прикольная и языкастая, и Альбусу нравилось с ней болтать. Он, правда, догадывался, что бесил ее своим интересом безмерно, но, услышав про отборочные, она внезапно оживилась и спросила, куда явиться. И вот, явилась. Рони неплохо летала, но до совершенства ей было все равно далеко — Альбус поднялся в воздух вслед за ней, и теперь за ними с интересом следил весь стадион. — Ты играла в команде? — громко спросил он, и Рони неопределенно мотнула головой. — Не до того было. Но надо же хоть как-то развлекаться в этой дыре, — она держалась за древко одной рукой и улыбалась. Она была в шортах и свитере с логотипом Ильверморни, и ее короткие волосы торчали во все стороны. Джеймс подлетел к ним, и Рони даже рта раскрыть не успела, как он потрепал ее по голове, создав там маленький ураган. — Прикольно! — улыбнулся он, а затем произошло две вещи: его улыбка погасла, и Джеймс отдернул руку, будто обжегся, а Рони, шарахнувшись от прикосновения в сторону, смерила его недовольным взглядом, после чего выразительно покосилась на квоффл и склонила голову набок. — Еще раз тронешь меня, и я запихну этот квоффл, — она перебросила его в левую руку, — тебе в зад. Джеймс деланно хохотнул и отвесил ей шутливый поклон, а Альбус, вздохнув и прокляв Джеймса всеми нехорошими словами, за которые бабушка Молли отскорджифаила бы ему рот, отлетел к кольцам. Признаться, ему нравилось быть вратарем - куда больше, чем ловцом. Ловцы все-таки были сами по себе, играли не сколько за команду, а за себя. Такими были Гарри, Джеймс и Лили. Альбус же всегда думал, что в этом плане пошел в мать - она тоже была командным игроком. Рони удалось пробить четыре гола из шести и Альбус уже готов был объявить новый состав команды полным, но тут прямо перед носом Россери пролетел чей-то древний филин, оказавшийся в поле зрения неожиданно, как смазанное пятно, и метла новенькой от неожиданности дернулась куда-то вправо, как живая. Альбус заметил неладное лишь тогда, когда Рони завалилась вбок, нелепо взмахнув руками, и повисла на древке, балансировавшем в воздухе. Древко уже покрылось вечерней росой - ох уж эти старые школьные «Нимбусы» - и Рони соскальзывала. Альбус швырнул пойманный квоффл на землю и набрал скорость. Внизу тоже началось волнение: Лили вскочила со своего места, заслоняя ладошкой лоб от низко висящего солнца, Алиса чуть ли не выпрыгнула в центр поля и Финниганы со скоростью света создали заклинание-батут прямо под зависшей в воздухе новенькой. Секунда, другая, и Альбус понял, что не успеет ей помочь: пальцы Рони разжались, и она начала падать. Когда летишь вниз с большой скоростью - это неприятно. В животе появляется какое-то сосущее ощущение, гадкое и странное. Рони даже не успела подумать о том, как нелепо она смотрится со стороны - знай дергает себе себе руками и ногами, барахтаясь в воздушном потоке, - потому что ей стало СТРАШНО. И странно. Вот так на раз-два - и прощай. Пока-пока, Рони. Она знала, что Поттер не успеет - он был хорошим вратарем, но она отлетела далеко, да и падала камнем, проклиная собственное желание поучаствовать в этих глупых испытаниях, чтобы попросту не согнуться от скуки. Альбус и правда не успел. Зато успел кто-то другой. Поначалу Рони подумала, что это Малфой, непонятным образом успевший взлететь и ее подхватить, но, взглянув наверх, поняла, что это не он. Это был тот самый брюнет, который потрепал ее по волосам, будто Рони была не человеком, а его любимой болонкой. Он схватил ее руку и дернул, и у Рони из глаз слез брызнули - плечо с хрустом вышло из сустава, и она бы разжала пальцы, если бы незнакомец не держал ее крепко. Ноша его, казалось, нисколько не смущала - он летел с таким невозмутимым видом, будто Рони вовсе не висела марионеткой по его правую руку, значительно перевешивая идеальный баланс... ух ты, это была «Вселенная!». Они долетели аж до самых трибун, и брюнет опустил ее на одну из них, не удосужился слезть с метлы, кивнул смутно-знакомой рыжеволосой девушке, подмигнул Рони и улетел наверх, к Поттеру, который на несколько секунд завис в паре метров от нее, убедился, что она в порядке, и благодарно хлопнул брюнета по плечу. Что дальше там произошло, Рони уже не узнала, потому что верхнюю часть руки свело невыносимой болью, и она скривилась, попытавшись схватиться за плечо здоровой рукой, но от этого стало еще больнее. Рыжеволосая девушка опустилась около нее на колени, не обращая внимания на грязно-серый цвет досок трибуны. Рони посмотрела на ее острые голые коленки, а потом мир зашатало, и она прикрыла глаза. — Ты в порядке? — звонко спросили ее, и Рони упрямо кивнула, стараясь игнорировать боль в плечевом суставе. Открыла глаза. — А по руке не скажешь, что в порядке, — еще одна девушка уселась прямо перед ней. У этой были белые волосы и какие-то слишком синие глаза. Таких не бывает. Ее подруга тем временем прикоснулась к ее вывернутому плечу, и Рони против воли зашипела от боли. — Я не знаток травм, но мне кажется, что у тебя вывих, — вокруг них собралась уже целая толпа зевак, и Рони опустила голову пониже, чтобы они не разглядывали ее лицо — ее это бесило. — Я знаю, как вправлять вывихи! — радостно заявил кто-то из толпы, и остальные принялись гудеть, как чертов рой пчел. Рони исподлобья высматривала черную точку в небе, которая беззаботно болтала ногами в красных кедах. Хренов спасатель, прям сказать - мог бы аккуратнее быть. С одной рукой зельеваром не будешь, это сильно замедляет работу и вообще, где вот ей искать ингредиенты для мази в Лаврентиде... Ты больше не там, Рони. Охтыжблядь. Рони резко выпрямилась, отчего в плече раздался противный хруст, а в глазах потемнело. — Не надо ничего мне вправлять. Сама справлюсь, — она перевела взгляд на рыжую и узнала ее - это она утром чуть не сбила ее с ног. Рыжая улыбнулась - солнечно так улыбнулась, знаете, не все так умеют, и протянула ей маленькую сухую ладонь. — Лили Поттер. Рони покосилась на протянутую конечность, потом на свое плечо, и Поттер (сестра Альбуса, что ли?), охнув, сменила руку. Это уже Рони пожала. — Рони. — Ты уж прости Джеймса, ладно, я уверена, он не хотел вредить твоему плечу. Рони нахмурилась. — Но навредил. — Поразительная благодарность, — раздался мальчишеский голос, и Лили сморщила нос, оборачиваясь. — Мог бы и аккуратнее, Джеймс. Брюнет, названный Джеймсом, всплеснул руками. Он вообще был дурашливый, как клоун, и даже сейчас улыбался, будто его колданули в детстве, и на другие эмоции он был неспособен. — О, простите, что так неаккуратно решил спасти жизнь русалке, — он примостился рядом с ней, растрепанный, как воробей, и хлопнул темными ресницами. Просто очаровательно. Рони поморщилась. Это был уже второй человек в этой школе, который называл ее русалкой. Она не знала, как к этому относиться. Честно говоря, ее гораздо больше волновало плечо, боль в котором пульсацией расходилась по всей спине. Кто бы мог подумать, что это такая подвижная часть тела. — Джеймс Поттер, — представился брюнет. Рони хмуро покосилась на него, вспомнив, что он восседал за столом преподавателей, хотя был старше нее от силы на два года, а потом она распробовала его фамилию на языке и перевела взгляд на Лили. Ее зеленые глаза смеялись. — Да, нас трое. Рони фыркнула. Неудивительно, что Джеймс Поттер оказался среди преподавателей, с такой-то фамилией. Очевидно, он был кем-то вроде тренера, хотя даже на него он не тянул, слишком молодой, слишком долговязый и взъерошенный. Развязный - она не забыла, как он облапал ее волосы. Очевидно, привыкший к вседозволенности сын знаменитости не ожидал, что Рони вздернет нос и отвернется. Лили забавно приподняла брови, но улыбнулась - с ямочками - и заправила прядь рыжих волос себе за ухо. — Рони, плечо надо вправить, не то иначе... — Да-да, — покорно пробормотала Рони, желая только одного - чтобы теплое бедро Джеймса Поттера перестало касаться ее собственного. Она отодвинулась. — Давай уже. Лили повернулась к стадиону лицом. — У меня силы не хватит, да и заклинания нужного тут никто не знает, надо, чтобы кто-то... Финниган! — А? От неожиданности Рони дернулась. На абсолютно одинаковых лицах растянулись абсолютно одинаковые улыбки. — Дерек, помощь нужна, я плечо не вправлю... — пояснила Лили, и один из близнецов кивнул, поднимаясь и деловито шагая вперед, но тут Рони схватили чужие руку, плечо с хрустом встало на свое место, и из ее груди вырвался какой-то писк, после чего Рони не сдержала отборный мат, случайно врезав своему благодетелю локтем по подбородку и запрокинув голову. По щекам текли слезы боли и облегчения. Джеймс Поттер сказал, чтобы обращалась, если решит еще раз упасть с метлы, а еще что ее приняли в команду, и, схватив свою «Вселенную», взлетел. Рони показала его спине средний палец. Джеймс нисколько не жалел о том, что вернулся в Хогвартс. Ни разу. Ну, может, самую малость. Наверное, ему просто не хватало друзей и свободы. Нет, вы не поняли. Свободы у него было столько, что он мог запаковывать ее во флаконы и продавать через «Пророк», но именно это ему и не нравилось. Он был человеком действия, ему никогда не сиделось не месте, сложа руки и смотря на огонь, — собственно, из-за шила в одном месте Джеймс и сочинял свои выкрутасы, вроде того раза, когда они со Скамандерами наводнили все классы пеной из ванной старост, которая не лопалась никакими заклинаниями. Теперь у Джеймса были рейды по «Жиле» - и правда, не стоит о них говорить, это совершенно излишне, - и тренерская святая обязанность. Джеймс большую часть воскресенья провел в своей каморке. Попрощавшись с Лили у озера, он резко почувствовал... Что-то. Словно ему прилетело под дых и выбило воздух из легких. И Джеймс — остро, как никогда — ощутил это. Одиночество. Ему хотелось обратно в теплую, уютную гостиную, к старым потрепанным гобеленам, призракам, занимающим самые удобные кресла, веселому камину и запаху корицы, кардамона и меда. Хотелось сидеть и пускать слюни на учебник по Трансфигурации, писать эссе и быть школьником, которому далеко до серьезной взрослой жизни. Возможно, приехать в Хогвартс сразу после выпуска было ошибкой. Возможно, Джеймс мог бы устроиться в магазин к дядюшкам Уизли. В Лондоне все-таки были его друзья, которые уверенно карабкались по скалам взрослой самостоятельной жизни, наслаждаясь видами, пока Джеймс... где-то, очевидно, проебался. Дракл, он чувствовал это даже сейчас, когда под конец солнечного дня ветер пригнал тучи и покрыл замок серым пушистым одеялом. Тело привычно гудело после тренировки, которую Джеймс устроил сам себе после того, как народ вытек с поля на ужин, и все, несмотря на царящий в голове раздрай, было в порядке. Было бы. Джеймс хандрил, а высоко над ним гремел гром. Трибуны были серыми - под стать окружающей обстановке, а в хижине Хагрида далеко под холмом горел свет, служивший маяком в наступивших сумерках. Джеймс подумал, что было бы неплохо завалиться к великану на чай со специями и твердокаменными кексами, может, утащить пару-тройку волосинок из гривы единорога и толкнуть по wizardsw, послушать истории о Гарри Поттере и о чем-то Великом и Ужасном, но у Джеймса, признаться, не было настроения. Его жизнь была такой - смотрела на него с разворотов первых волшебных изданий. Джеймс не знал, чувствовали ли это Альбус или Лили, но он иногда позволял себе думать, что Гарри, его папа Гарри - это просто волшебник, который работает в Министерстве. От этого будто бы становилось легче. Меньше... давило. Потому что Джеймс никогда не хотел геройствовать, быть мракоборцем и ловить плохих парней - это была не его стезя, и его это не интересовало. Он не был похож на своих родителей внешне, в отличие от Альбуса и Лили, которым было достаточно посмотреть собеседнику в глаза, чтобы тот понял, с кем имеет дело, он не продирался через свои школьные годы, как через терновник, скорее уж плыл по ним, прямо по течению, а затем грохнулся с обрыва. Это Гарри Поттер понял, кем хочет быть, едва победив Волан-де-Морта. Это Гарри Поттер знал свое предназначение, ведомый пророчествами и верой людей. А на Джеймса, его первенца, смотрели и думали - на отца не похож, наверное, весь в деда. Деда Джеймс не знал, но слышал достаточно. И не был уверен, что похож на него. Он закончил завязывать шнурки на кедах и на короткий миг откинулся назад, упираясь локтями в заднюю трибуну. Беременные дождем облака устремлялись на восток. На верхней трибуне раздались шаги. Потом кто-то щелкнул его по лбу, и Джеймс дернулся, потянувшись к засунутой в носок палочке, после чего уставился в знакомые смеющиеся глаза и поприветствовал давнего друга. — Тэдди. — Здорово, — метаморф спрыгнул на уровень ниже и пристроился рядом с Джеймсом. — Чего хандришь? Тэдди засунул руки в передний карман толстовки, достал оттуда пачку сигарет, палочку и провод наушников, после чего вновь пихнул свои конечности в тепло. Пока Джеймс придумывал достойный ответ, Люпин достал сигарету из своей неизменной пачки "SalamandraSmoke", зажег ее кончиком волшебной палочки и обдал его лицо яблочным дымом, потому что его сигареты вечно воняли яблоками, как август в Норе. Начал накрапывать мелкий осенний дождик. Было совсем темно, и Джеймс наколдовал небольшой огонь в банке, как его учила тетя Гермиона. Тэдди дымил, ждал и смотрел на поле, казавшееся у них под ногами темной кляксой. Джеймс перекатывал запах яблок и сырой земли у себя на языке, а потом опустил голову и впился взглядом в свою непозволительно-яркую обувь. Крупные капли начали барабанить по поверхности трибуны, по полю и по плечам, но им обоим было как-то плевать. — Я не знаю, — наконец выдал Джеймс и почувствовал какую-то неосязаемую тяжесть в груди. — Все какое-то... Другое. Люпин со чпоком выпустил изо рта еще одну пахнущую яблоком дымку, а Джеймса пробило на честность. Он выложил все как есть: про то, что друзей рядом теперь нет, про то, как он скучает по своему прежнему Хогвартсу, как понятия не имеет, куда его заметет и как он боится всего этого, потому что будто висит в воздухе без поддержки и ждет, когда упадет. Слова давили и сжимали грудь в болезненных тисках. Капли дождя и текли по его лицу, будто слезы. Джеймс чувствовал себя самой настоящей девочкой-подростком, у которой настроение скачет, как на американских горках. Он рассказал даже про синеволосую новенькую и хмыкнул, когда волосы Тэдди, до этого просто темные, окрасились в привычный лазоревый. — Я не говорю, что это было ошибкой, — вздохнул Джеймс и в расстройствах принял у Тэда сигарету, тихо ткнувшуюся ему рот, затянулся и отдал обратно, впитывая в себя яблоки, черноту и дождь, от которого мокли брови и ресницы. — Просто... Ты такой из себя профессор, я видел, вы даже с Грином в учительской обсуждали учебные планы. А я - как шишуга потерянная. Бесит. Тэд весь пропах своим яблоками — Джеймсу показалось, что даже его одежда пропиталась этим сладким запахом. — Джей, ты вот сейчас расклеился, как баба, и несешь херню, — под конец его исповеди выдал Люпин. Его волосы резко окрасились в вишневый цвет. — Если ты надеялся, что я поквохтаю над тобой, как курица-наседка, то ты не по адресу. С этим иди к Джинни, или к Молли, или к Лили. А страдать над тем, куда идет твоя жизнь, абсолютно бесполезно, иначе ты поднимешь голову через десять лет и поймешь, что годы-то прошли, а ничего не изменилось, — на какое-то мгновение Тэдди замолчал и потряс головой, так что брызги с его волос полетели во все стороны. Джеймс сидел и слушал, и чувствовал себя так, будто ему снова двенадцать, и у него впервые встал, и Люпин читает ему лекцию о половом воспитании. — Никто не говорит, что будет легко, — Тэд запустил во влажные волосы ладонь. У него были тонкие пальцы пианиста, и этот факт почему-то показался Джеймсу невероятно важным. — Найти себя. Почувствовать, что это твое по-настоящему. Но я... Я думал, ты уже нашел это? — глаза с кошачьими зрачками (Тэд всегда так делал, когда оказывался ночью на улице) внимательно ввинтились в его профиль, и Джеймс вздохнул. — Если бы я сейчас играл в лиге, все было по-другому, — признался он, — но я, как видишь, здесь. Возможно, я просто недостаточно хорош, и они придумали всю эту херню с годом аппробации только для того, чтобы меня отвадить. — Ты подписал контракт. — Ага, годовой. Джеймс смежил веки. — Как думаешь, они могли взять меня только из-за того, что я Поттер? — этот вопрос не давал ему покоя все лето. Джеймс рассылал записи своих игр во все интересующие его команды, на него приезжали посмотреть тренеры «Коршунов» и «Торнадос», но никаких предложений не выдвигали, и Джеймс бы и правда работал бы в лавке, если бы не «Паддлмир». И их дурацкий контракт. — Честно? — Тэдди вздохнул. — Да. Не в плане, что ты плохо летаешь, — быстро добавил он, будто ощутив, как съежился Джеймс, — летаешь ты здорово. Но ты не играл в мелкой лиге, правда же, чтобы так сразу попасть в большие команды? В детстве Джеймс смотрел на Тэда и хотел стать таким, как он. Потому что Тэд всегда был взрослым, старшим братом, до чертиком умным и добродушным. У него не было оравы друзей, лишь несколько, но Люпин обладал невероятной способностью находить знакомых со всех концов света, вести с ними переписку и узнавать новое - о странах, народах и культурах. Природное дружелюбие играло свою роль, да и вообще Тэд был мягкий, как подушка, хотя в полнолуния его тянуло на стейки с кровью и тошнило от серебра. Его обожали животные - а Тэдди обожал их, и после выпуска его без малого семь лет мотало по свету. Джеймс, конечно, шутил, что Тэдди путешествует, но на самом деле тот что-то изучал, копал и писал жутко умные диссертации, которые в итоге и привели его в Хогвартс. Наверное. — Почему ты решил приехать сюда? Стать профессором? — оставляя его вопрос без ответа, задал встречный Джеймс, и Тэд хмыкнул. — Галлеоны сами не накапают, знаешь ли. Джеймс скривился. — Тебя семь лет это мало волновало. Сам рассказывал, как спал в палатке бедуинов и жрал лепешки целый месяц в той индийской деревне. Тэдди как-то странно на него покосился. — Джей, я собираюсь жениться. Мари, конечно, с удовольствием побывала в Африке, но я сильно сомневаюсь, что палатка бедуинов устроила бы ее в качестве постоянного жилья. — У нас всегда есть очень милый домик на улице Гриммо, — пошутил Джеймс, все еще пережевывая новости о женитьбе. На «Гриммо» они когда-то лазили на слабо - в заброшенный особняк вымершей кровожадной семьи, в честь последнего члена которой назвали Джеймса. В особняке воняло плесенью и висела паутина, а из пыли поднималась злобная фигура и влетала в вошедшего на полной скорости... Мда. Стоило ли говорить, что его отец не любил тот дом и не появлялся в нем? — Это - дом Гарри, — мягко возразил Тэдди. — И я не думаю, что мне было бы там комфортно. — Ясен пень, там только Кровавому Барону было бы комфортно, — фыркнул Джеймс, сцепляя пальцы в замок. — Спасибо, кстати, что рассказал про женитьбу. Если бы я знал, то притащил бы тебе подарок. На помолвку же принято дарить подарки? — Джей, — Тэдди покачал головой, — я хотел рассказать тебе по-человечески. Всем вам. — Но? — подсказал Джеймс, отнимая у Люпина сигарету и снова присасываясь к ней. Курить хотелось нестерпимо. — Но Гарри попросил меня повременить, пока не будем в Хогвартсе, — Джеймс поперхнулся дымом, — не смотри на меня так, у него, наверное были причины. Джеймс моргнул. — Это папа пропихнул тебя в Хогвартс, не так ли? Скулы Люпина порозовели. — Я не просил его. Джеймс фыркнул, припомнив «Жилу». — Я тоже. Уголки губ Тэдди понимающе приподнялись. Джеймс же цокнул языком и оглушительно чихнул. Сидеть под дождем было вообще не так весело, как показывали в фильмах. Да и Джеймс был не с любовью всей своей жизни, а с Тэдом, у которого тараканов в голове хватило бы на них обоих. В четырнадцать Джеймс выкупил в лавке «Сахарессы» супер-стойкую синюю краску и покрасил башку, потому что ему очень нравились волосы Тэдди и он думал, что ничего круче и быть не может. Скамандеры ходили с такими рожами, будто Джеймса обсыпало лишаем, а Невилл косился, но ничего не говорил. А потом Джеймс приехал на пасхальные каникулы домой, и Джинни за шкирку потащила его в волшебный салон, а когда поняла, что просто так краску не вывести, сказала милой ведьме обстричь его чуть ли налысо - так, что из волос у Джеймса остался ершик, которым даже посуду было бы не вымыть. Он тогда страшно разобиделся и засел в своей комнате. А потом пришел Тэд - на джеймсовских каникулах он всегда приезжал во Впадину, даже если ему для этого надо было облететь земной шар. Джеймс помнил, что на Тэде тогда были кожаные огнеупорные штаны, потому что он некоторое время работал в заповеднике дяди Чарли (потому что эти двое были два сапога пара) и изучал драконью кладку, высокие ботинки и белая майка, и на руке у него был длинный розовый ожог. Он постучался в дверь, и Джеймс открыл, а потом они сидели у него на кровати и молчали, пока Тэдди не спросил, зачем он это сделал. А Джеймс ответил, что хотел бы быть, как Тэдди. Люпин же глянул на него, обритого и нескладного, как жеребенок, с прыщами на лбу, и усмехнулся. И сказал: «Никогда не старайся подражать другим, ДжейСи. А то так и не найдешь себя». Эдвард Римус Люпин был тем еще философом, это точно, но кажется, все барсуки ими были. Это как дар, не иначе. Но слова эти Джеймс запомнил и даже записал - на обертке бобов, но записал же! - а теперь они оба были вот тут. На трибунах. Мокрые, как крысы, играющие в чужие игры. — И как же ты бросил Мари-Викутар одну, в Лондоне? Как... справляешься? Один? — тихо спросил Джеймс, и ему, возможно, показалось, но Люпин весело фыркнул, будто скрывал что-то. Мари-Виктуар, надо сказать, была умницей в семье. Пока остальные разбредались по министерским постам или скучным вещам, вроде магического правотворчества, Мари-Виктуар подалась в предпринимательское дело и занялась старт-апами. SSS, помните такое? Так вот - продвигала идею Виктуар. Кажется, она лелеяла мечту открыть волшебный ресторанчик, но Джеймс понятия не имел, собиралась ли она ее осуществить, потому что дела у нее, надо сказать, шли неплохо. Она даже могла с Тэдом шататься по свету, благо, средства позволяли. — Во-первых, — усмехнулся Тэдди и боднул его в плечо, — у меня есть ты. Во-вторых, да, я скучаю по Мари, и будь я проклят, если меня это не бесит, но у нас есть камины и палфоны и мы общаемся каждый день. И я давно понимал, что мне надо найти место и зарабатывать деньги, и Гарри лишь подтолкнул меня. Как-никак, мы с Мари собираемся семью создать, а это предполагает обязанности. — То есть ты держишься ради Мари? — уточнил Джеймс, качая ногами. Тэд фыркнул. — Ты ничего не понял, Джей. Я не держусь - я иду вперед. И тебе советую сделать то же самое.