Глава посвящается Эльфу
Вечернее кружево облепило Хогвартс медленно и плавно, и замок стыдливо закутался в роскошную теплую вуаль, терпеливо сплетенную ноябрем. Редкий ветерок пробегал по деревьям, и листья срывались с тоненьких веточек, опускаясь на прохладную землю. Густой, наполненный грибной сыростью воздух нежно целовал в лоб студентов, выходящих из замка, и прощально махал рукой им вслед, а потом школьников под руки подхватывали его братья - осенние сквозняки. Студенты недовольно ежились, закутывались в толстые полосатые шарфы в цветах факультетов и укоряли шаг, не отрывая глаз от высокого столпа огня, резвившегося в сумраке. Вечерний костер был своего рода традицией, одним из неофициальных мероприятий, после которого количество колдофото в волшебных сетях увеличивалось вдвое, - и на то были все причины. Костер разводился после первого матча сезона, организацию на себя брал победивший факультет, а в этот раз это были слизеринцы, любившие размах. Костер был таким большим, что подходящие к нему студенты были вынуждены задирать головы, чтобы разглядеть его вершину, с которой срывались маленькие искорки пламени. Поленья весело потрескивали, и их древесную симфонию не могла заглушить даже бренчащая неподалеку заколдованная гитара, прислоненная к широкому пню. Молодежь собиралась у северо-западной стороны замка, неподалеку от хижины лесника, где разбивалась на небольшие кучки. Слизеринцы-старшекурсники маялись с трансфигурацией веточек в скамейки, которые выходили слегка кривоватыми, но широкими и удобными, а вокруг главного кострища горели еще и другие, поменьше, вокруг которых важно стояли большие пни, прикрытые пледами. — Забини, тут слишком мало скамеек, а вон там уже нагромождение, так что дуй сюда! — раздался прямо у костра чей-то голос, и смуглый слизеринец тут же поспешил вперед, на ходу вытаскивая палочку из внутреннего кармана теплой куртки. Лили посмотрела на спину Доменико, после чего потрясла головой и повернулась к костру. Ветерок покровительственно потрепал ее по макушке, и она слегка поежилась — чувствовалось приближение зимы. Лили, конечно, не то чтобы особо хотелось приходить к этому костру — в матче, как-никак, слизеринцы победили, а желания смотреть на их ухмылки вообще не было, но она пришла, потому что любила огонь. Посиделки у костра всегда несли в себе особенную энергетику, и, хотя на них учителя пускали только учеников пятого курса и старше, она попала сюда еще в тринадцать лет - Джеймс тогда клятвенно пообещал Фарии, что глаз с нее не спустит. Три года подряд Лили участвовала в организации — гриффиндорцы всегда побеждали, во многом благодаря Джеймсу, — училась простой и сложной формам трансфигурации, смотрела, как Скамандеры подвешивают к деревьям гирлянды из лампочек, а теперь этим всем занимался змеиный факультет, и это было печально. Лили поискала глазами макушку Розы, но той нигде не было видно, отчего на душе стало только тоскливее. Она совсем не хотела обижать ее, слова просто вертелись на кончике языка и вырвались на свободу. Думать о том, как это выглядело, было страшно, ведь она поддержала Малфоя, что в глазах Розы это наверняка было как минимум подозрительно. И, хоть Малфой и был прав, ей надо было держать рот на замке. Но теперь уже ничего было не изменить — Роза избегала ее. Лили потопталась на месте. Она пришла в компании Хьюго, но тот быстро отделился и пошел к своим друзьям, и она осталась одна. Знакомые лица мелькали то тут, то там, кто-то приветливо махал рукой и подзывал присоединиться, но Лили понятия не имела, стоит ли ей это делать. Друзей у нее всегда было много, но теперь, когда самые близкие из них едва с ней разговаривали, присоединяться к другой компании было… Неправильно? Из груди вырвался тяжелый вздох — переходя на бег, к костру спускались Алиса с Сарой. Шарлотта наверняка осталась в башне, она такие посиделки не любила, а Финниганы в последнее время вообще вели себя странно. Лиам пока что был не того пола, но, похоже, наконец смирился с этим фактом и просто ждал, пока чары не выдохнутся, а вот Дерек… Думать о Дереке Лили не хотелось, и она, услышав аккорды новой мелодии, оглянулась на костер, ставший, наверное, еще больше. Флокс Забини, невероятно хорошенькая в зеленом свитере слизеринской сборной, радостно захлопала, когда заколдованная гитара очутилась в руках у ее брата. Тот поиграл на струнах, что-то тихо сказал и протянул инструмент своему беловолосому приятелю. Лили не знала, что Малфой умеет играть. А он умел. Тонкие пальцы обхватили гриф гитары совсем по-собственнически, вторая рука легла на струны. На одном из пальцев блеснул фамильный перстень с монограммой. Лили отвела взгляд и только сейчас заметила, что практически единственная все еще стоит на ногах — студенты, разложив на коленях пледы, сидели на самодельных скамейках, и отблески огня играли в прятки на их лицах. Присев на первое попавшееся место, чтобы не привлекать внимания, Лили слегка задела соседа, а повернув голову, не сдержала вздоха, встретившись с пронзительным взглядом голубых лонгботтомских глаз. Поерзала и слегка отодвинулась. Слизеринцы о чем-то переговаривались по другую сторону большого костра, явно дожидаясь опаздывающих, Малфой лениво перебирал аккорды, а Лили хотелось оказаться как можно дальше от этого места. Она уже успела сто раз пожалеть, что пришла. Словно гналась за какими-то позабытыми ощущениями, а в результате только испортила память о них. — Лили… — осторожно позвали слева, и она удивленно посмотрела на Сару. Ее темные волосы были заплетены в две тугие косички, а губы густо намазаны красным блеском. — Да? — тихо спросила Лили и закусила щеку изнутри. Она всегда так делала, когда волновалась. Привычка была ужасная, но избавиться от нее было невозможно. Сара открыла рот, но вместо нее ответила Алиса: — Прости нас. Лили чуть не свалилась с пня. — Что? — Мы виноваты. В тот вечер, когда Лиам… Все были на взводе, и слова Дерека были такими… — Алиса запнулась. — Больными, — продолжила Сара. — И мы поверили ему, хотя должны были поговорить с тобой, а не сыпать проклятьями в адрес слизеринцев, они, конечно, редкостные сволочи, но… — В общем, мы были неправы. Лили глянула на подруг, а потом заливисто расхохоталась. Ей было ни капельки не смешно, но напряжение последних дней вылилось в абсолютно идиотский хохот. Девочки просили прощения у нее, хотя на самом деле это она должна была объясняться перед ними. Должна была, но не могла, потому что понятия не имела, как объяснить свою связь с… С кем бы то ни было. Сара и Алиса вылупились на нее, как на восьмое чудо света, и Лили, прикрыв ладошкой рот, чтобы вновь не засмеяться от абсурдности ситуации, прохрипела: — Давайте просто забудем. Мир перевернулся, у единорогов рога выросли на хребте, кентавры стали продавать булочки, наргл свистнул на горе, но Лили Поттер точно знала одно — пока она не разорвет свой собственный порочный круг, в котором две пешки вели ожесточенную борьбу с самими собой, ей придется жить с чувством вины. Но это потом. Пока она просто сидела около огромного костра. Алиса, ободряюще улыбнувшись, протянула ей веточку, на которую было нанизано несколько пухлых зефирок, и Лили протянула ее к маленькому костерку прямо у их ног. Сладости подрумянились и стали источать тонкий сливочный аромат, от которого текли слюнки. Кто-то, как она, растапливал зефир, кто-то соорудил мангал и делал сосиски гриль, а кто-то просто сидел, кутаясь в клетчатый плед и смотрел на огонь, думая о чем-то своем. Хагрид принес им целую корзину твердокаменных кексов, но студенты обходили кулинарные шедевры стороной, опасаясь за сохранность своих зубов.— Mama take this badge from me I can’t use it anymore It’s getting dark too dark to see Feels like I’m knockin’ on heaven’s door
Интересный выбор репертуара. Ободряющий. Малфой талантом певца не обладал, но было в его голосе что-то такое, отчего все смотрели на него, не отрываясь. Лили пыталась не смотреть, но устоять не смогла. Он больше говорил, чем пел, сильно надавливая на букву k и фальшивя на длинных нотах, но голос, низкий и чуть хрипловатый, завораживал. Внезапно она поняла, почему в Хэллоуин Малфой выбрал образ дракона — так же, как и чудище из средневековых баллад, он умел подчинить человека своей воле, затуманить разум, притупить все чувства и загипнотизировать, чтобы утащить к себе в нору и сожрать целиком. В волшебном мире не все драконы были гадкими тварями, дядя Чарли вообще с ними почти что обручился, но Малфой был именно змием-соблазнителем, опасным и злобным. А Лили чувствовала себя Евой из Библии — такой же наивной и глупой. Она была волшебницей, но не было такого заклинания, которое могло бы заставить ее поумнеть, а диадема Кандиды Когтевран, увы, сгорела в одном из хранилищ Выручай-комнаты. Вот и приходилось жить с собственными мозгами, а те почему-то начисто переставали работать, когда они с Малфоем оказывались наедине. Скорпиуса Лили знала с детства. Он был противным другом ее брата, и только. Он мерзко кривил рот, слыл бабником и обзывался. В общем, тем еще гаденышем был, и Лили могла лишь обзываться в ответ да устраивать мелкие шалости, чтобы его проучить. А потом она выросла и поняла, что гаденыш, оказывается, красивый, не такой уж и мерзкий, а, скорее, просто наглый и высокомерный, как и все с его факультета — Шляпа свое дело знала. В этом году ее принципы вообще летели в преисподнюю. Малфой то целовал ее так, что пальцы на ногах поджимались, то всеми силами старался вывести ее из себя. «Я бы хотел, чтобы ты осталась вчера. Мы бы целовались или, что еще лучше, трахались». — Тоже мне, — пробормотала Лили, пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд Алисы и притянула зажарившиеся уже зефирки к себе. Они были очень горячие и очень мягкие внутри, а вокруг них была черная крепкая корочка. Он говорил обидно-правдивые вещи, после секунды нежности грубил и вообще был абсолютно невозможным человеком. Он был из древнего магического рода, был почти что обручен, и это все сбивало с толку.— Knock-knock-knockin’ on heaven’s door Knock-knock-knockin’ on heaven’s door…
Небесные врата? Бред! Малфой стучался к ней в голову, лез в мысли, смотрел вот так, и Лили, сняв зефир с палочки, перевела взгляд на костер, пытаясь абстрагироваться от звука его голоса, и засунула лакомство в рот, облизнув губы. Голос Малфоя, казалось, стал ниже. Песня стихала, и пару секунд все сидели, задумчиво поглядывая друг на друга, после чего на один из пней залез Альбус. — Слизерин ВЫИГРАЛ, мать вашу! — у него в руках был красный пластиковый стаканчик, а голос был совсем шальной. Поражало, как быстро мальчишки оправляются от потрясений. Студенты в зелено-серых шарфах одобрительно загудели, а подруги хмуро переглянулись. Лили подумала, что все было бы иначе, если бы Рони не забила тот последний мяч. Она нашла девушку глазами и не смогла не улыбнуться — слизеринка была закутана в свой шарф, как в кокон, сидела чуть поодаль от своих и смотрела на них так, словно те внезапно обернулись в соплохвостов. — И мы этого так до-о-олго ждали, что не будем сидеть, прижавшись друг к другу, как старики! Поэтому разворачивайте свои пледы и вперед, друзья мои! ГУЛЯЕМ! — на этих словах Альбус покачнулся и чуть не упал в костер, но Скорпиус, привыкший к потрясающей грациозности друга, под смешки ухватил его за плечи. — Наш доблестный капитан хочет сказать, — Малфой взмахнул палочкой, и по полянке разнеслась веселая музыка, — что вечер будет долгий, — Забини отстраненно похлопала в ладоши, — и веселье только начинается. Когда раздался рассыпчатый звонкий смех, Доменико бросил на противоположную сторону заинтересованный взгляд. Компания девчонок сидела практически за костром, отчего ему поначалу показалось, будто на голове у девчонки Поттер полыхает маленький костер — рыжие прядки ярко искрились на свету. Она смеялась громко, потом прикрыла губы ладошкой и что-то прошептала соседкам. Лонгботтом приподняла тонкие брови и с явным недоумением покосилась на подругу. У нее были ярко прокрашены глаза, а из-под шапки струился белый водопад волос. Вид у нее был вообще забавный — яркие колготки, обтягивающие острые коленки, короткая, но теплая юбка и большой вязанный свитер. На ногах, протянутых к огню, были кое-как зашнурованы крепкие ботинки из драконьей кожи. Лонгботтом вообще была с приветом. Слева от девушки сидела Джордан, и он посмотрел на нее украдкой, чтобы не пялиться уж совсем явно. Доменико не знал, когда точно началась его болезнь Сарой Джордан, но к седьмому курсу он схлопотал серьезное такое осложнение. Еще на далеком втором курсе он подметил у стеллажей в библиотеке хрупкую первокурсницу, вечно ходившую везде с сестрой Альбуса, — она не могла дотянуться до какой-то там книги. Он помог, и она посмотрела на него совсем не так, как посмотрела бы слизеринка. У нее были красивые шоколадные глаза, добрые и искренние. Он знал, что она — дочка известного спортивного журналиста и что Джорданы живут совсем рядом с ними, где-то за рекой, но тогда это казалось совершенно неважным — шел Турнир Трех Волшебников, и какая-то там встреча в библиотеке меркла перед захватывающим зрелищем. Доменико и не вспомнил бы о маленькой гриффиндорке, только раскаленный шоколад больших глаз почему-то совершенно не хотел стираться из памяти. На третьем курсе он обнаружил, что девчонки, оказывается, красивые. Его однокурсницы за лето почему-то стали какими-то другими, более неземными что ли, и Доменико понятия не имел, как теперь с ними разговаривать. Они косились на него и о чем-то щебетали между собой, недовольно глядя на всякого, кто влезал в их цветник. Он тогда сблизился с Малфоем и Поттером, и они все строили догадки, почему это вдруг девчонки стали такими странными. В том году он сшиб Джордан по пути в Большой зал, и подумал, что, наверное, это только его сокурсницы такие — маленькая взъерошенная гриффиндорка лишь злобно рявкнула на него, как карманная собачка, и поспешила дальше, а он лишь увидел, как вспыхнули рубином ее круглые щеки. К четвертому курсу Доменико стал смекать, что к чему, и вскоре освоился среди девичьих цветников — как оказалось, девочки относились к нему более чем благосклонно. В этом возрасте он никого не хотел слушать и мнил себя непобедимым, много выпендривался перед классом и пытался привлечь к себе внимание. Под Рождество случилось еще кое-что — он наконец-то набрался храбрости и смог поцеловать девчонку в губы. И плевать, что виновата во всем была омела, под которой он застрял все с той же Джордан. Целовать ее было приятно, и он продолжил эксперименты со слизеринками. К пятому курсу Доменико мог сказать, что освоил технику поцелуев на «Превосходно». А из памяти все не уходили карие глаза и дрожащие от волнения губы. Она играла в квиддич и была веселой девчонкой, а он был одним из представителей своего факультета, которые свысока плевали на этот бренный мир. Доменико начал отчего-то замечать ее в коридорах, а она нарочито не смотрела в его сторону и везде ходила со своими подружками. А еще около их компании стали вертеться школьные клоуны Финниганы, и ему это почему-то совершенно не нравилось. В шестнадцать Доменико потерял девственность с когтевранкой и ходил важный, как гиппогриф, пока не увидел Джордан в компании одного из близнецов. Они держались за руки, и Сара улыбалась так, как никогда еще не улыбалась. Он тогда не отказал себе в удовольствии сделать пакость и что-то съязвил, в результате чего чуть не попал в Больничное крыло. Зато Джордан разругалась со своим кавалером в пух и прах. К весне она погрязла в учебе, как и все пятикурсники, и почти не вылезала из библиотеки. Доменико сидел неподалеку и нет-нет, да поглядывал на нее, сетуя про себя на то, что девчонки как-то быстро растут. Он ее помнил хрупкой и маленькой, в уродливых школьных гольфах и башмаках, а теперь перед ним сидела юная девушка. Джордан была как плитка шоколада в детстве — желанной и запретной. Он думал было, что совсем свихнулся, а потом нагрянуло Понимание, и стало не до раздумий. В один из вечеров он прижал ее к стене и поцеловал, и чуть не упал, когда она поцеловала его в ответ. А через неделю уже грелась в объятьях Финнигана и посылала ему извиняющиеся взгляды, словно это, мать его, что-то меняло. И Доменико не знал, испугалась ли она его, себя ли, или просто была стервой, знал только, что она прочно засела в его голове. А потом что-то пошло не так, он сорвался, ее парень стал девицей (Мерлин, как долго он ржал, когда узнал про это), а Джордан все воротила от него нос и даже наградила звонкой пощечиной. Короче говоря, Доменико понятия не имел, что ему со всем этим делать, а потому сидел и пялился на нее, как идиот. — Дом, кончай, а то все решат, что тебя колданули, — посоветовал Уоррингтон, нагнувшись к нему. — Том, ты у нас вроде староста факультета, да? Вот и следи, чтобы детки в огонь не свалились, — беззлобно посоветовал Доменико и через силу повернулся к сокурсникам как раз в тот момент, когда Джордан начала активно жестикулировать. Скорпиус криво усмехнулся, расслышав их диалог, и тоже бросил быстрый взгляд в том же направлении. Мелодия гитары зазвучала медленнее. Огонь полыхал, играла тихая музыка, подтягивались студенты, и вечер обещал быть потрясающим. Доменико тряхнул головой. К черту Джордан. Ему и так проблем хватало.***
«Лили, доченька! Как твои дела? Джеймс написал мне, что матч закончился победой слизеринцев, но снитч поймала ты. Похоже, у нас в семье растет еще один профессиональный ловец — так папа говорит, не я, хватит нам спортсменов. Надеюсь, ты не сильно расстраиваешься из-за проигрыша, Гриффиндор возьмет реванш, вот увидишь. Ты давно не писала мне, Лили, и я переживаю. Папа уверен, что тебе сейчас просто нет до нас дела — учеба, друзья и мальчики, но я чувствую, что с тобой что-то не так. Что случилось, милая? У нас наступают холода. В Хогвартсе не так хорошо топят, так что носи свитера, иначе заболеешь, как на четвертом курсе, помнишь? Высылаю тебе печенье от бабушки, она говорит, что очень скучает и ждет вас всех на Рождество. Папа сейчас много работает, но чувствует прилив сил и лишь смеется, когда я говорю ему об отдыхе. Ты знаешь его, он упертый. Просил прощения за то, что не написал тебе отдельно, но он весь в своих рейдах, помогает Гермионе. Времена не самые легкие, «Пророк» наседает, но оборону мы держим достойно. В выходные мы пойдем на вечер к Кингсли — ты его знаешь, дорогая, — потом напишу тебе, как там было. Ответь мне пожалуйста, Лили. Твоя любящая мама.» «ФЕЛИКС ФЕЛИЦИС ИЛИ ВРОЖДЕННАЯ УДАЧА? ИКОНА СТИЛЯ ДЖИНЕВРА ПОТТЕР ПОСЕТИЛА ЗВАНЫЙ ВЕЧЕР КИНГСЛИ БРУСТВЕРА. МОДНЫЙ РЕПОРТАЖ ФЕЛИЦИИ КРИВИ. Миссис Поттер, жена известнейшего в истории Британии мракоборца Гарри Поттера, в прошлом охотница «Холлихэдских Гарпий», а теперь — признанный художник, лишь смеется, когда я задаю ей вопрос о такой успешной жизни. «Я никогда ничего не загадывала», — признается она и поправляет длинные ярко-рыжие пряди. На миссис Поттер приятный черный костюм от «Bewitched&Co» с v-образным вырезом, а яркий акцент в ее образ вносят роскошные лабутены, отороченные мелким кружевом. На каблуках кружево затянуто в маленькие бантики, и эта деталь кажется мне совершенно очаровательной... Напоминаю, что именно Джиневра Поттер внесла в волшебную моду магловские тенденции, чем значительно разнообразила гардероб светских львиц. «Маглы лучше нас разбираются в том, что делает женщину женщиной», — сказала она мне, и я не вижу, в чем ее упрекнуть — мы все благодарим миссис Поттер за то, что сняла с нас безразмерные мантии…» «Лилз, ты давно мне не писала, неужели забыла о нашем уговоре? Мама переживает, да я тоже. Очень надеюсь, что у тебя все хорошо, в Хэллоуин ты выглядела очень подавленной. Все будет хорошо, поверь. Наверное, ты сейчас много учишься, но не забывай и про отдых — зачем тебе еще Карта Мародеров? Надеюсь, на примете есть достойный парень, с которым ты могла бы бегать на свидания — помнится, я сам постоянно прятался с твоей мамой по углам, чтобы нас не засек твой дядя Рон. Прости, что письмо такое короткое, но мне пора отправляться в Уэльс, по последним данным, там скрылись преступники. Пожелай удачи. Папа.» «ЧТО СКРЫВАЕТ АВРОРАТ? Пока Лондон отстраивается после взрыва, люди пытаются понять, что будет дальше — преступники до сих пор не пойманы, а из Уэльса доходят тревожные слухи о пропаже людей. Неужели повторяется террор Сами-знаете-кого? Глава Аврората Гарри Джеймс Поттер заявил, что причин для беспокойства нет: «Это всего-навсего протестующая организация экстремистов, которая не представляет никакой угрозы. Мы занимаемся расследованием и в ближайшее время ликвидируем угрозу с их стороны». Мистер Поттер также подтвердил, что полностью поддерживает политику нынешнего министра магии Гермионы Уизли, в девичестве Грейнджер, но руководствуется ли он лишь профессиональными принципами, ведь известно, что министр является его давней подругой? Подробности читайте на странице 6…» Очередной «Ежедневный пророк» отправился в мусорное ведро и заботливо прикрыл своими серыми крыльями письма от родителей. Лили прикрыла глаза и откинулась на подушки, стараясь игнорировать косой взгляд Шарлотты. После того, как они с Алисой и Сарой вернулись вместе в башню, повеселевшие и насквозь пропахшие костром, Вуд поджала губы и лишь легонько кивнула ей. Спрашивать, что это все значило, Лили не стала, и теперь их общение стало каким-то офисным, подчеркнуто-вежливым. В спальне было жарко, горели лампочки над кроватью Алисы, туда-сюда расхаживали большие теплые тапочки с кроличьими ушками, а в ванной комнате шумела вода. И вроде бы жизнь шла своим привычным чередом, вот только у Лили все было хуже некуда в ее перевернутом мире. Она вновь общалась с друзьями, смеялась над их шутками и вообще была такой же, как все привыкли, а внутри бушевала самая настоящая буря. Серая и грозная, как глаза, преследующие ее в коридорах, в Большом зале, в учебных классах и на квиддичном поле. Дракловы серые глаза были везде, их взгляд был внутри, и некуда было от него деться. С самой вечеринки у костра Малфой прилип к ней как банный лист и неизменно находился рядом, ехидно скалился, но не подходил. Лили начала его видеть в каждом втором слизеринце и подумывала было, что у нее паранойя, но он правда был везде. — Я не могу это запомнить! — воскликнула Сара. Она лежала на кровати в большой старой футболке и трусах, закинув ногу на ногу, а перед ее носом в воздухе висел открытый учебник по трансфигурации. — Себастьян обещал дать завтра проверочную, а я снова схлопочу «У»! — Опять вопишь на учебник? — поинтересовалась вышедшая из душа Алиса, закутанная в полотенце. Она босиком прошлепала к чемодану, оставляя за собой влажные следы, и зарылась в свои вещи в поисках чистой пижамы. Лили лениво проследила за тем, как Сара молча перелистнула страницу, и снова закрыла глаза. Некоторое время раздавалось лишь возмущенное сопение и шуршание одежды. — Эй, Лил, — кровать прогнулась, и рядом уселась Алиса, теперь уже в широких штанах и майке. Мокрые волосы сосульками свисали на ее острые плечи. — Ты как? — Прекрасно, — проворчала Лили. — Просто прекрасно. — Почему ты так убиваешься из-за этого поражения? — пошелестев страницами, поинтересовалась Джордан. — Сара! — прикрикнула на нее Алиса, и та пожала плечами. — Я-то что? Это Лили хандрит. Не, ну я понимаю, матч проиграла, на брата напали, политика тети яро критикуется, отец в рейдах, — на кивнула на смятый «Пророк», — но она ничего изменить не может, так что… — Сара! — на этот раз возглас Алисы прозвучал в унисон с шарлоттиным. — Сара права, — выдохнула Лили, радуясь, что подруги списывают ее состояние на ситуацию в целом. Нет, она, конечно, волновалась за Альбуса — ее недавняя беседа с Малфоем, когда она сорвалась почем зря, тому доказательство, но… Нет уж, об истинных причинах не надо никому знать. — Но, Лили… — Нет. Сара права, с хандрой надо заканчивать. Подруги недоуменно переглянулись, а Шарлотта посмотрела как-то по-особенному. Лили поежилась. Атмосфера в комнате разрядилась, и девочки провели неплохие полчаса, пересказывая друг другу последние сплетни. Сара выпустила из шкатулки рой портативных блуждающих огоньков, и те разлетелись по комнате, мерцая своим загадочным сине-фиолетовым светом. Они как раз обсуждали начавшийся бурный роман между ловцом Когтеврана Рой Реем и Кэролайн Майрс, когда на лестнице раздался топот, и в комнату влетела высокая шатенка. Шарлотта взвизгнула и прикрылась одеялом, Алиса одернула задравшуюся майку, а Сара быстро пригладила волосы. Лили могла лишь порадоваться, что все еще оставалась в повседневной одежде — никто из них еще не научился воспринимать Лиама Финнигана как девушку. — Мы сейчас со скуки помрем, — сообщил он. На нем была его же рубашка и штаны, но на девушке, гораздо более хрупкой по комплекции, они смотрелись более чем странно. — Идемте играть во взрыв-колоду. Можно на желания, так даже интереснее. — А стучаться учили? — как бы между прочим поинтересовалась Алиса. Лиам пропустил вопрос мимо ушей. Сара безо всякого сожаления отпихнула учебник и потянулась за штанами. — Я тоже пойду, — Алиса вскочила с кровати и бросила взгляд на Лили, но она лишь помотала головой. К Дереку идти она была не готова. Лиам оценивающе осмотрел их комнату и цокнул языком. — У вас тут мило. Но как-то… по-девчачьему. — А ты как думал? — Сара стукнула его по плечу и первая выскользнула на лестницу. Лиам потянулся вслед за своей ненаглядной, и за ними исчезла Алиса. Лили, не дождавшись, чтобы они закрыли дверь, вытащила из волос палочку — она держала ее волосы наподобие китайской прически — и взмахнула ею. Дверь захлопнулась. Облегченно вздохнув, она потянула наверх футболку, а избавившись от нее, натолкнулась на внимательный взгляд Вуд. Шарлотта теперь всегда на нее так смотрела, но Лили отчего-то смутилась. — Что? — спросила она, сцепляя руки в замок. — Ничего, — ответила Шарлотта, закрываясь учебником. Этого Лили не вытерпела, и, перебравшись через кровать, вырвала книжку у нее из рук. — Нет, не «ничего»! Ты молчишь, смотришь на меня, как на врага народа, а потом снова молчишь. Так что объясни уже, что происходит, потому что у меня много проблем, а ты… — А Малфой тоже твоя проблема, Лили? — тихо спросила Шарлотта, но Лили услышала и замерла. Вот так, в джинсах и лифчике, с учебником в руке и босиком, замерла, как статуя, решив, что ослышалась. — Понятно, — протянула Вуд. — Знаешь, Алиса и Сара действительно думают, что ты за семью переживаешь, но ты хоть себе признайся, что тебя волнует только Малфой. Ты столько лет шипела гадости в его адрес, Лили, что тебе все поверили. И я тоже. А теперь ты целуешься с ним так, словно он единственный парень в мире. — С чего ты взяла? — голос дрогнул, а рука с книжкой опустилась вниз. Лили чувствовала, как к горлу подкатывает комок. — Я видела, — Шарлотта вздохнула. — Дверь в комнаты старост была открыта, а вы с Малфоем там… Лили, он тебе нравится? Учебник упал на пол, а Лили присела на кровать Сары, обнимая себя руками. Было плохо и больно. Она не хотела, чтобы кто-то узнал так. — Я не знаю, — вздохнула Лили и подняла глаза. — Чарли, ты поэтому так себя со мной вела? Думаешь, мне в радость вам врать? Шарлотта пожала плечами. — Не люблю лицемерие, — ответила она, но голос ее смягчился. — Это не лицемерие, — возразила Лили. — Я не могу чувствовать ничего такого к Малфою. Ты только вспомни, как он… — Шарлотта шумно втянула в себя воздух. — Лилз, да какая разница? Ты тоже наворотила дел, не забывай. В этом нет ничего преступного, тебе не кажется? — У него есть НЕВЕСТА, Шарлотта! Невеста! И кто такая я, чтобы влезать в это? — Любовь всей его жизни? — предположила Вуд, и Лили кинула в нее подушкой. — Нет, Лил, я не осуждаю тебя, все-таки не сказать, чтобы Малфой пылал к этой Забини страстной любовью, но... ты же понимаешь, что тебе надо хотя бы попытаться с ним поговорить? На языке так и вертелось детское «почему?», но Лили проглотила его и слегка улыбнулась. — Я попробую. — Сейчас. — Сейчас?! Шарлотта красноречиво посмотрела на нее, и Лили подумала, что, если она не послушается, ее тихая и нежная подруга вышвырнет ее из окна. Этот день и без того уже вымотал ее эмоционально, и меньше всего ей хотелось искать Малфоя по вечернему Хогвартсу, чтобы… Чтобы сделать что? Тем не менее, Лили послушно влезла обратно в футболку, накинула сверху теплую кофту, запихала карту в карман джинсов, а палочку за левое ухо, и покинула комнату. И не видела, как Шарлотта Вуд снисходительно покачала головой, улыбаясь, а потом потянулась к упавшему учебнику. В гостиной весело трещал огонь, и она была переполнена, но никто не веселился — все сидели за учебниками и нещадно скрипели перьями. — Лили, ты на дежурство? — поинтересовался Гарри Томас, ее сокурсник и по совместительству староста факультета. — Точно! — обрадованно заявила Лили. Ну слава Мерлину, не будет она никакого Малфоя искать, надо выполнять обязанности старосты. Ими она, кстати, в последнее время пренебрегала, Гарри понимал и не приставал, и теперь, видя ее явное воодушевление, попытался улыбнуться. — Так хочется в эти сырые коридоры? — Мерлин, нет! — Лили засмеялась. Сама мысль о том, что очередная перепалка со Скорпиусом откладывается, резко повысила настроение. Гарри хмыкнул. — А я все воюю с домашним заданием по Чарам. Ты уже?.. Его окликнули, и Гарри отвлекся. Лили воспользовалась моментом и тихо вышмыгнула из гостиной. Старосты всегда дежурили по двое, но Гарри был явно весь в делах, а ей хотелось побыть одной. Она привыкла к тому, что компания вокруг неизбежна, и разругавшись с друзьями чувствовала себя очень одиноко, а теперь ей наоборот хотелось на свободу. Она сделала пару шагов и чуть не упала, столкнувшись со спешившим по своим делам Живоглотом. Нельзя было придумать лучшего повода, чтобы поговорить с Розой и наконец восстановить свою прежнюю жизнь. Подхватив кота на руки, Лили поспешила в сторону башни старост, радуясь, что этим вечером нарушителей не нашлось и коридоры оказались пусты. Кот задремал у нее на руках, он был теплый как грелка и приятно урчал, и Лили с сожалением опустила его на ближайший подоконник, останавливаясь. Привыкнув поступать импульсивно, она зачастую забывала о деталях, как и теперь. Она шла поговорить с Розой, но старост школы было двое, и второго видеть не хотелось. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость! На карте проступили чернила. После того, как пергамент побывал в лапах ее старших братьев, он стал пахнуть совсем по-мальчишески, каким-то порохом и хлебом. Хорошо еще, что был нашпигован защитными заклинаниями, словно рождественский пирог ягодами, иначе бесценная карта давно уже бы порвалась, или помялась, или вообще бы перестала работать. Малфой и Роза сидели по своим комнатам, так что чисто теоретически, она могла избежать встречи с ним, просто поднявшись к сестре. Лили бросила быстрый взгляд на карту - зачем вообще дежурить, если с нарушителей можно снять баллы и не в их присутствии, - честно оштрафовала некую Вивиан Той, бродившую по третьему этажу, и поспешила дальше, прихватив кота. Статуя какой-то леди в простом платье в пол, охранявшая вход в башню, в ответ на выпаленный Лили «глаз василиска» лишь покачала головой. То ли Роза, то ли Малфой успели сменить пароль, и теперь в коридоре наблюдалась затруднительная ситуация: Лили, дрыхнущий кот и упрямица-статуя. Догадываясь, что Малфою бы вряд ли приспичило менять пароль, Лили обругала Розу последними словами. Про себя, разумеется. Роза явно совершенно не хотела беседовать с ней и подстраховалась. Впрочем, Роуз обожала слушать про приключения отца и обычно загадывала что-то, связанное с ними. — Меч Гриффиндора? — предположила Лили, но статуя лишь подняла свою мраморную ладонь и помотала туда-сюда указательным пальцем. — Крыса Петтигрю? — получила подзатыльник и в сердцах пнула статую ногой, после чего чуть не взвыла от боли. — Слезы феникса! — Лили поскакала на одной ноге. — Кубок огня! Отряд Дамлбдора! Статуя хлопнула в ладоши, и стена отодвинулась, образуя арочный проход в маленькую гостиную. — Что, правда? — обрадовалась Лили, перехватила Живоглота поперек живота и шагнула было внутрь, но нос к носу столкнулась с удивленным Малфоем. Вот тебе и избежала встречи. — Поттер? — Малфой? — Невероятная догадливость. Статуя уперла руки в боки и ждала, пока слизеринец не выйдет из прохода. Как только он это сделал, она захлопнула арку, поправила свою каменную прическу и замерла. — Ты угадываешь пароль? — поинтересовался Малфой таким тоном, словно для него это привычное дело — встречать девчонок поздним вечер у своей комнаты. Хотя кто знает, быть может, так и было. Лили промолчала. После разговора с Шарлоттой ей все еще было не по себе. — Поттер, это конечно лестно, что ты так на меня смотришь, но может, ты пропустишь меня? — Отбой уже был, Малфой, — заметила Лили и скрестила руки на груди. Скорпиус выгнул бровь, заметив развалившегося на ней Живоглота, но никак это не прокомментировал. — Забавно слышать это от тебя, Поттер. Или ты заблудилась? — Я староста, Малфой, и сегодня мое дежурство. Поэтому скажи мне чертов пароль и иди куда хочешь. Но я сниму со Слизерина баллы. — Старосты не штрафуют старост, Поттер, — устало (и в который раз) повторил Малфой. — А пароль я тебе не скажу. Я его придумал, так что угадай как-нибудь. — Ты? — удивилась Лили. — Я, — согласился Малфой. Какое-то время они смотрели друг на друга, а потом Лили не выдержала. — Почему? — пересохшими губами спросила она, и Скорпиус нахмурился. — Почему ты постоянно рядом? Зачем? — Поттер, если у тебя видения… — начал было Малфой, в своей излюбленной манере растягивая слова, но Лили совсем не хотела слышать очередные подколы. — Почему? — громче спросила она, и Малфой как-то напрягся, прислоняясь к стене и задумчиво глядя на нее сверху-вниз. — Моя безумная кузина, — начал он, — поведала Альбусу, что мстить собирается всем вам. Она любила поиграть, если вспомнить нас с Розой… — осекся, а Лили прищурилась. — Вас с Розой? Малфой поколебался. — Это была Амортенция, Поттер. Кэт вливала в меня галлоны Амортенции, а дозу Роуз уменьшала. А потом просто прекратила, когда у Розы появились ко мне чувства, а у меня к ней ничего не было, кроме сожаления. Лили вспомнила, как Роза угодила в госпиталь и как Помфри распекала ее за употребление наркотиков. И как она сказала, что такой же эффект дают остатки Амортенции, и какой у Розы был взгляд все это время - будто кто-то убил ее сову... Она сделала шаг назад. Разговор с Вуд, поцелуи с Малфоем, — все это стало совершенно неважным. Как она могла забыть про Розу? Как могла не спросить, почему они расстались со Скорпиусом? Что же она за человек такой, если самые близкие люди для нее ничего не значат? — Поттер, — Малфой оттолкнулся от стены, — ты… — Не подходи, — жалобно попросила Лили. Проснувшийся Живоглот вытянул когти и недовольно зашипел, царапая ее плечо. Этот кот мало того, что был чуть ли не бессмертным, оказался ко всему прочему еще умным - наверное, из-за примеси крови книззлов, - и явно возражал против общества слизеринца. Она снова отступила. Чувство омерзения к самой себе липко растекалось по телу, противным склизким комком сворачиваясь где-то в животе. Какие, нафиг, чувства, Шарлотта, когда перед ее глазами страдал человек, а она не видела дальше своего носа? Погрузилась в свои переживания, которые ничего не стоили по сравнению с теми, что испытала Роза. С ней ведь играли, как с марионеткой, Мерлин, просто играли… — Послушай меня, Поттер, — снова заговорил Малфой. Теперь он стоял так близко, что она могла разглядеть маленькие ворсинки на его темном свитере. — Не смей себя есть, потому что до тебя Кэтрин еще не добралась, но я не знаю, есть ли у нее в школе помощник, поэтому послушай. Первого сентября в поезде тебе должны были доставить посылку. Ты ее не получила, — отвечая на незаданный вопрос, добавил он. — Помнишь, ты тогда поймала меня с коробкой возле своего купе? Там были темные метки из магазина Уизли. И вот это, — он протянул ей замусоленный пергамент. «Время придет». — Какого обвислого Мерлина? — воскликнула Лили чересчур громко, и статуя с Малфоем дружно на нее зашипели. — Ради Морганы, Поттер, включи мозги! Если ты будешь так орать, сюда припрется Филч вместе со своим животным (Лили подозревала, миссис Норрис своей живучестью заразилась у Живоглота), и тогда тебе точно крышка. — Мне и так крышка, — мрачно пробормотала Лили. Липкий комок внутри выпустил шипы. Теперь ей было не только мерзко, но и страшно. — Не думаю, — возразил Малфой. — Кэт-то уже в Мунго. Но осторожность не помешает. Вспомни теперь, что мы нашли на потолке после вечеринки, когда ругались в коридоре. — Метку, — прошептала Лили и потрясла головой. — Стой. Малфой, ты хочешь сказать?.. — Гринграсс. Это была она, Поттер. А в понедельник я увидел этот знак на запястье одного шестикурсника. Лили вздрогнула. — Но это знак Волан-де-Морта, а он… — Мертв, да, — Скорпиус поморщился, — я не думаю, что она значит все то же. Теперь это просто символ согласия с его идеей о том, что чистокровные волшебники превосходят всех остальных, и что к ним должно быть особое отношение. — Это все прекрасно, — сухо сказала Лили, — но я тут при чем? Малфой подался назад, чтобы лучше ее разглядеть. — Я не знаю, — признался он и знакомым жестом убрал со лба серебристую прядь. — Точнее, я думаю, что план Кэтрин по мести конкретно тебе как-то был связан с меткой, но я не знаю, каким образом она собиралась его реализовывать. Лили разжала руки, и кот с громким «МЯУ!» плюхнулся на пол. Она поспешила его подобрать, и охнула, когда коготки оцарапали кисти. Скорпиус скептически покосился на эти действия, после чего продолжил. — Ту метку на потолке должна была обнаружить ты, и ты ее обнаружила. Потом Кэт переключилась на меня и Розу, но она не из тех, кто забывает… — Зачем ты говоришь это? Малфой замолчал, и недоуменно глянул на нее. — Что? — Ты провел анализ своей кузины, рассказал про Амортенцию и про коробку с метками. Зачем? — Зачем? — переспросил Скорпиус, но Лили смолчала. Царапинки на руке саднили, но ей было не до того. Она смотрела на него и совершенно не понимала, что происходит. Малфой, прижимающийся к ней на отработке, и Малфой, лапающий ее в нише за гобеленом, совершенно не вязались с Малфоем из гостиной старост и тем человеком, что стоял перед ней сейчас. Словно в нем жило какое-то огромное множество людей. — Я пел тебе, Поттер, — наконец проговорил он и взмахнул палочкой, затягивая ранки на ее коже. — Подумай об этом. Малфой ушел, не взглянув на нее, а когда он исчез из виду, Лили бессильно оперлась о колонну. За последние двадцать минут с ней чего только не происходило, но это — самое худшее. Категорические непонимание происходящего. Ей уже даже не то, что страшно. И омерзение ушло куда-то в горло. «Я пел тебе». Что это еще должно значить? Малфой заботится о ней и потому ходит по пятам? Сторожит? Что? Играет, как Кэтрин играла с ним и Розой? Лили постояла некоторое время, не обращая внимания на недовольного Живоглота, пытающегося вырваться, после чего устало выдохнула. С этим она сможет разобраться и утром, а сейчас надо поговорить с Розой. Угадывать пароль сил уже не было, поэтому она просто подошла к стене, размышляя, будет ли слышен стук в импровизированную дверь внутри. Лили уже занесла кулачок, когда на нее внезапно, как шар, накатило озарение, и Живоглот второй раз за ночь упал на пол.Knock-knock-knockin’ on heaven’s door…
— Небесные врата, — прошептала она в никуда, впрочем, уже зная, что произойдет. Статуя отмерла, сделала приглашающий жест рукой, и стена вновь отодвинулась, вот только теперь в проходе никого не было. ШОК. Кот вальяжно зашел в свою обитель, бросая на Лили недобрые взгляды, а она все стояла и смотрела на арку, даже не чувствуя, как дрожит подбородок. Малфой пел для нее. Он пел... про нее? «Mama put my guns in the ground», — в голове непроизвольно возникла строчка песни, которую она пропустила тогда, погруженная в себя. — I can’t shoot them anymore, — пропела Лили, чувствуя, что глаза начинает жечь. Скорпиус складывал оружие. Зарывал топор их войны, можно называть это как угодно, смысл будет одним. Он не хотел бороться с ней, но продолжал бороться с собой. Малфой пел и про себя тоже. Словно он находился на пороге смерти — неизбежного долга чистокровного отпрыска, который отбросил бы его куда-то в ад, но при этом продолжал настырно ломиться наверх. Он цеплялся за свою свободу, цеплялся за нее, Лили, и открыто признавался в этом. Это не было признанием в любви, упаси Мерлин, но это было признанием в чем-то столь же сильном. Нет, не так. В чем-то более сильном. Малфой умудрился запихнуть все, что только мог, всех своих внутренних разноликих демонов умудрился запихнуть в это песню, и сделал это публично, зная, что никто ничего не поймет. А Лили поняла. И он знал, что она поймет. Первой мыслью было догнать его. Лили даже прокрутила у себя в голове возможную сцену, как она находит его, как бежит и как он ее подхватывает, но тяжелые глыбы реальности, в которой Малфой все-таки оставался Малфоем, а не принцем на белом коне, придавили образ и расплющили картинку в пыль. Статуя услужливо постучала ее по плечу, напоминая, что проход все открыт. Лили зажмурилась и прошла внутрь, нарочно не глядя на то место, где они… Ох-х-х-х… Роза обнаружилась у себя в спальне. Наученная горьким опытом (теперь сцена почти-что-секса Розы и Малфоя представлялась в ином свете), Лили стукнула в дверь, и, не получив ответа, вошла. Она никогда не была в спальне школьной старосты. Это была уютная комнатка с покатым потолком, на котором Роза начертала какие-то руны волшебной краской. Стены были обтянуты приятными бордово-коричневыми обоями, по которым то и дело пробегали игривые золотые искорки. Посередине комнаты стояла широкая кровать с тяжелым балдахином, как у принцессы из сказок, на которой сопела Роза. Стол был завален пергаментами, смятые бумажки валялись по всем углам комнаты, а на шторах красовались чернильные кровоподтеки. Несмотря на хаос, нигде не было видно пыли, витал приятный коричный запах, книги чинно стояли на полках и были сложены в стопки, а Живоглот, который сам по понятным причинам дверь открыть не мог, теперь развалился на большой плюшевой подушке возле маленькой оранжереи из хрустальных роз. Розы, явно оживленные при помощи магии, о чем-то переговаривались, и одна из них сердито уставилась на Лили, уперев листочки в стебель, будто руки в бока. — Ну и что ты стоишь? — спросила она и ужасно напомнила Лили тот мультик про девочку, упавшую в кроличью нору, который она смотрела в детстве вместе с Чарити Дурсль. — Разбуди и поговори с ней, — подхватила другая. — Бедняжка совсем одна, а мы лишь цветы, мы не понимаем людей. «Вы, похоже, понимаете людей лучше, чем сами люди», — подумала Лили, но вслух ничего не сказала, почувствовав очередной укол совести. Она присела на краешек кровати и провела рукой по темным кудрям Розы, которые, впрочем, стали уже окрашиваться у корней в огненный цвет. Мама всегда делала так, когда Лили нужно было успокоить после ссоры с братьями. Роза сморщила нос, но не проснулась. И тут Лили поняла, что она пришла оправдываться, а не говорить. Они с Розой вечно оправдывались друг перед другом, хотя были сестрами и должны были понимать друг друга. Они словно вели негласное соревнование, но оно было нечестным, потому что Лили была с кем-то, а Роза была одна. Роза разговаривала с цветами и книжками. Роза жила в своем маленьком мирке. Роза что-то чувствовала к Малфою. Странно, но эта мысль не вызвала ни капли ревности, только сожаление. Лили подцепила с подушки книгу, раскрытую, но лежащую обложкой вверх. Сердце замедлило ход, а потом заколотилось. О, Лили прекрасно знала, в кого у Скорпиуса такой надменный взгляд. Роза… К которому Малфою ты что-то чувствуешь? Уизли пошевелилась, и в Лили уперся слегка затуманенный взгляд, после чего Роза так и подскочила на кровати. — Лили?! Она заметила альбом в ее руках и ее глаза, и без того большие, расширились. А потом она покраснела. — Роза, я… — начала было Лили, но поняла, что опять оправдывается, и замолчала. — Прости меня. — Простить? — брови Розы взлетели вверх. Лили кивнула. — Да. За все это... Малфой рассказ мне про Амортенцию, и я должна была заметить, но... Прости. Я хочу, чтобы мы снова стали подругами, ну, как в детстве... — Лили стушевалась под тяжелым взглядом. — Хватит, Лили, — попросила Роза, закрывая альбом и бережно откладывая его на тумбочку. — Я не это хочу слушать. — Роза, я — растерянно пробормотала Лили, но тут Роза вскочила. Глаза у нее сверкали. — Чего тебе надо, Лили? Почему ты пришла сюда? Тебе было плевать на меня все это время, потому что было не к чему прицепиться, а сама по себе я тебя не волную, а теперь ты приползла и хочешь, чтобы я тебя обняла и спать уложила? — Роза! — Что – «Роза»? Я что, говорю неправду? Ты хочешь, чтобы мы стали друзьями! Ты хочешь! А знаешь, чего я хочу? Чтобы ты не лезла не в свое дело, уселась на свой трон и оставила меня в покое! — Роза резко отступила и повернулась к окну. Лили ошарашенно хлопнула ресницами. Роза никогда так не срывалась на нее. Она таскала обиду в себе столько лет, и вот теперь - теперь Лили получала словесные пощечины. Лили всегда была лидером, даже в те времена, когда они обе ходили под стол пешком, а Роза прогибалась, подстраивалась, и вот теперь... взорвалась. Правильно говорил папа — больше всего на свете надо бояться терпеливых людей. Но Лили не слушала его. Она считала, что у нее есть право жить, как ей хочется. И все-таки внутри засаднила обида. — Ты меня так рисуешь, будто мне было плевать, — сказала Лили, все еще сидя на чужой кровати, — я же не могла взаправду бегать за тобой, Роуз. Роза язвительно хмыкнула. — Да, только ты вцепилась в меня как клещ, когда узнала, чтоу меня что-то со Скорпиусом, а когда это закончилось, тебе стало неинтересно. Не лицемерь, Лили, тебе не идет. — Почему вы все говорите, что я лицемерю?! — воскликнула Лили. — Роза, мне никогда не было все равно, что с тобой! Ты сама не говорила мне, что тебе плохо и обидно, откуда я могла это знать? — она тоже встала. — Но у меня есть люди, о которых тоже надо заботиться, Роуз! — А у меня никого нет, — послышалось в ответ. Лили застыла. Роза покачала головой. — Ты же это хотела сказать? — Роза... — грудную клетку вдруг сдавило. Роза была права. У Лили всегда была компания, друзья, кто угодно, кто позаботился бы о ней, спросил, как дела, подоткнул плед. А Роза была одна. — Уходи, Лилз, — глухо сказала Роза, не оборачиваясь. Было в ее голосе что-то такое, что давало понять — это не просьба. Вот только старое прозвище надсадно заныло в груди. В глаза попала щепотка детства, и Лили порывисто кинулась к Розе, обнимая ее со спины. Все те эмоции, что она испытала за какой-то несчастный час, потекли из глаз и стали падать за ворот ее школьного джемпера. Роза неестественно напряглась, а потом по комнате пронесся судорожный всхлип, — и уже вот они сидят прямо на полу, обнимая друг друга крепко, так, что руки сводит, зарываясь носом в чужие волосы и плача навзрыд, не заботясь нисколько, что сопли пачкают одежду. Лили уткнулась опухшим лицом в плечо Розы и прерывисто вздохнула, чувствуя, что дышать становится легче. Словно из нее вытянули всю тьму, длинную как лапшу, дремлющую внутри слишком долгое время. — Не думай, что так просто отделалась, — севшим от слез голосом пробурчала Роза куда-то ей в висок, но Лили лишь покрепче прижалась к ней. И пусть семья не список, кто кого родил. Плевать. Роза всегда будет ее семьей.