Lost Generation

      — Полагаю, вы знаете, зачем я вызвала вас к себе, мисс Уизли. Роза молча покачала головой: догадки-то у нее может быть и были, а вот желания их озвучивать — никакого. Макгонагалл нахмурилась, пристально глядя на нее кошачьими глазами, и ее очки в проволочной оправе сползли на самый кончик носа. Директор машинально поправила их и вздохнула. — Видите ли, профессора в последнее время несколько обеспокоены. Вы почти не делаете домашние задания и перестали отвечать на уроках. В обязанности старосты школы входит не только примерная успеваемость, их главная задача — подавать пример другим ученикам, а вы… Роза слегка повела плечом. Макгонагалл сняла очки, положила их на внушительную стопку бежевых конвертов и что-то прошептала волшебному перу, испещрявшему пергамент косыми строчками. — Мисс Уизли, если у вас проблемы… С кем-то из однокурсников или учителей, мы можем… — Никаких проблем, — поспешно заверила ее Роза и разжала пальцы, до этого сжимавшие складки форменной юбки, начав нервно разглаживать ткань на коленях. Еще не хватало, чтобы в школу вызвали родителей. Макгонагалл устало посмотрела на нее. «Ну все», — подумала Роза. Сейчас ее выселят из башни старост, лишат значка, и мать ее сожрет - откажется, как от позора семьи. Она внутренне подобралась, борясь с желанием зажмуриться, и… — Возьмите печенье, — пододвинула к ней тарелку Макгонагалл. Роза оторопела. Что взять? Она моргнула. Директор терпеливо ждала, и Роза торопливо схватила первое попавшееся печенье с тарелки. В ноздри ударил аромат свежеиспеченного хлеба и имбиря с гвоздикой. Сомневаясь, стоит ли ей начинать хрустеть прямо здесь и сейчас, Роза осмотрела сладость и вскинула глаза. — Я понимаю, что вы сейчас переживаете не самые лучшие времена… Вы ешьте-ешьте, — заметив, что она замерла как статуя, не донеся угощение до рта, попросила Макгонагалл, и Роза послушно откусила маленький кусок. — Все эти ужасные события повергают в полнейшее недоумение, и мы едва контролируем ситуацию в пределах школы. Что же касается Министерства… Ваша мать - достойнейшая из волшебниц, и эта оппозиция - не более, чем мятеж старых времен. Вот увидите, все наладится. Казалось, что Макгонагалл убеждает в этом не Розу, а себя. В директорском кабинете играли в прятки блики вечернего солнца. — Возвращаясь к ситуации в Хогвартсе… Все-таки вы староста, мисс Уизли. Вы отвечаете за регулирование отношений между факультетами. Кто, по-вашему, рисует символы давно прошедших дней на стенах? Точно. Метка. Она появилась утром рядом с дверьми Большого зала, и Роза бы даже не заметила ее (в последнее время она мало смотрела по сторонам), если бы не столпотворение учеников и разноголосый гомон. Метка была нарисована черной краской и выглядела совершенно не к месту на стене, освещаемой осенним солнцем. И еще она… пугала. Студенты смотрели на этот знак с опаской. В этот раз метку не прятали на потолке, ее нарисовали там, где ее мог увидеть любой. И если раньше Роза думала, что все это — дело рук Гринграсс, то теперь ситуация была еще более запутанной. Очевидно, что Метка была предупреждением. Но для кого? Макгонагалл смотрела прямо и настойчиво, и в лоб будто шуруп ввинчивался, но Розе совершенно нечего было сказать. Воцарилась неловкая тишина, перебиваемая лишь треском огня в камине. От этой пытки Розу избавил стук в дверь — твердый и решительный, после чего та распахнулась, и в проеме показалась высокая мужская фигура в мантии. Белые волосы Малфоя тут же озолотились в цвет солнца. Не дожидаясь приглашения, Скорпиус прошел внутрь. — Мистер Малфой, — поприветствовала его директор, — рада, что вы к нам присоединились. Садитесь, — она кивнула на второе пустующее кресло и показательно подвинула в ту сторону тарелку с печеньем. Скорпиус приземлился на указанное место и закинул ногу на ногу, мимоходом откинув со лба длинный серебристо-золотой локон. — Прошу прощения за опоздание, профессор. Макгонагалл сдержанно кивнула. — Я понимаю, мистер Малфой. У вас сейчас много внеурочных дел. Роза едва слышно фыркнула. Ага, как же, дел у него много. Директор тем временем продолжила: — Итак, мисс Уизли, мистер Малфой. Вы — школьные старосты, принадлежащие к факультетам, много столетий подряд имеющим… Имеющим весьма натянутые отношения. А последние события убеждают меня в том, что не все преодолели определенные предрассудки, вернувшись к пережиткам прошлого века. — Вы хотите сказать, что Метка принадлежит руке одного из слизеринцев. Голос у Скорпиуса был такой же, как и всегда, слегка ленивый, но по секундно проявившимся в нем ноткам Роза распознала едва сдерживаемую ярость. — Это всего лишь одна из версий, мистер Малфой, — отрезала Макгонагалл, на что тот лишь скептично хмыкнул, но ничего не сказал. — Как вы понимаете, учителя не всегда в состоянии уследить за всеми событиями в такой большой школе, как Хогвартс, тем более за теми, что происходят в комнатах отдыха. Поэтому я настоятельно прошу вас взять на себя контроль за обстановкой. Скорпиус и Роза недоуменно переглянулись. — Нам надо следить за своими? — озвучил вслух то, о чем они оба подумали, Малфой. Солнце медленно опускалось за шпили западных башен. — Да, — натянуто ответила директор. — И поверьте, эта ситуация неприятна мне так же, как и вам, но в свете наших обстоятельств, другого выхода я просто не вижу. Не было у этих обстоятельств никакого света. Только мрак и грязь. — Ваши деканы уже уведомлены, и если вам покажется, что… Немедленно сообщайте им. Солнце упало в свою темно-бархатную колыбель, и пламя свечей в кабинете стало ярче, бросая свои огненные всполохи на обеспокоенное лицо Макгонагалл. Скорпиус громко выдохнул, словно собираясь с мыслями. — Хорошо. Ладно, — отрывисто сказал он и нахмурился. — Я прослежу и… Сообщу, если что. Роза только кивнула. Свое участие в этой беседе она давно свела на нет. Но что поделать, если ей действительно нечего было сказать? Выражение лица Макгонагалл смягчилось, словно она до последнего опасалась, что они не согласятся. — Спасибо. Роза повторно кивнула, хотя все внутри нее так и выло от несправедливости. Прекрасно. Теперь ей, помимо всего прочего, предписывалось еще и дежурство в общей комнате факультета, то есть придется постоянно находиться среди людей. Блеск. Макгонагалл отпустила их, но, когда Скорпиус оказался у дверей, внезапно окликнула его: — Мистер Малфой, на выходных в Хогвартсе ожидается собрание Совета Попечителей, и ваш отец написал мне, что… Роза выскользнула из кабинета и быстро сбежала по ступенькам вниз, остановившись лишь у горгульи, чтобы зажмуриться. Прочь. Прочь от этой фамилии, терзающей внутренности подобно раненому зверю и выворачивающей душу наизнанку. В мире чуть ли не идет война, а она не может избавиться от этой странной одержимости незнакомым человеком. Давно пора выкинуть это из головы. Скорпиус нагнал ее на лестничном пролете — нужная ей лестница никак не хотела двигаться с места, и Роза застряла. — Куда убежала? — резко спросил он, а потом пробормотал: — Прости. Макги пристала со своими вопросами про Драко, а я ненавижу о нем говорить. — Ты это мне? — удивленно поинтересовалась Роза, на что Скорпиус громко фыркнул и старательно огляделся вокруг. — А ты еще кого-то видишь? — саркастично спросил он, приподняв левую бровь. — Нет, просто… — Роза запнулась, — просто мы не… Лестница неторопливо подплыла к ним, и Роза шагнула вперед, спасаясь от собственного смущения. Пока они спускались, Скорпиус молчал, и она уже решила было, что их дурацкий недоразговор на этом и прекратится, но в коридоре пришлось убедиться в обратном. — Роуз, мы не сможем вечно игнорировать существование друг друга, — устало проговорил Малфой, специально замедляя шаг, чтобы идти вровень с ней. — Тем более, что теперь нам придется сотрудничать во избежание «натянутых отношений», — Скорпиус очертил пальцами воздушные кавычки, цитируя Макгонагалл. Роза понимающе кивнула, после чего как могла непринужденно спросила: — Так что там с твоим отцом? Скорпиус дернулся, как от пощечины. — Давай не будем об этом. Скажи лучше, с чего вдруг опять такие перемены, — он кивнул на ее волосы. Роза покраснела. — Мне не идет темный цвет, — тихо ответила она. Они завернули за угол. Время было еще весьма раннее, несмотря на темноту — в ноябре в принципе темнело на порядок раньше. А еще было ужасно холодно. Вместе с ноябрем в Хогвартс пришла пора соплей, кашля и повышенной температуры. Мадам Помфри сбивалась с ног, раздавая всем простудившимся бодроперцовое и укрепляющее зелья, а главным достоянием учеников стали вовсе не запрещенные в школе выпивка и журналы, а обыкновенные носовые платки. Кто-то даже шутил, что платки теперь валюта куда удобнее, чем галлеоны. Камины теперь вообще не гасили. В ход шли теплые свитера и кофты, а также шерстяные носки и пледы. По вечерам, сидя в одеяле и теплой пижаме и заварив целую банку согревающей настойки, Роза корпела над домашним заданием, а Малфой приходил поздно и лишь хмыкал, глядя на ее многослойное одеяние. Ему словно вообще не бывало холодно. Стоило Розе вздрогнуть от внезапно налетевшего сквозняка, как на плечи опустилась пропитанная дорогим одеколоном мантия из стопроцентной шерсти. — Не надо, — вяло попыталась возразить Роза, но Скорпиус раздраженно бросил: «Уизли, просто промолчи», и она послушно закрыла рот. На самом деле, ей не особо хотелось вступать с ним в диалог. Скорпиус выглядел раздраженным и уставшим, и Роза прекрасно знала, что его лучше не беспокоить и что он может провести в таком состоянии несколько дней, ни с кем особо не разговаривая. Впрочем, она ошиблась. Бросив статуе, охранявшей их покой, придуманный им же пароль (к слову, Роза не раз задумывалась, откуда в голове Малфоя вообще возникло такое словосочетание, как «Небесные врата»), и зайдя в неплохо натопленную маленькую гостиную, она собиралась уже подняться в свою комнату, когда Скорпиус вдруг схватил ее за локоть и привлек к себе. Роза застыла. Сердце бешено заколотилось, сладко екнуло и замерло. Его мантия все еще была на ней, и казалось, будто запах Малфоя обволакивает ее со всех сторон. В голове промелькнуло все, через что они прошли, и Роза с сожалением осознала, что для нее это действительно осталось в прошлом. — Прости меня, Уизли, — куда-то ей в шею прошептал Скорпиус. Дыхание у него было горячее. — За что? — таким же шепотом спросила Роза. Она была гораздо ниже его, и ее голос, ударившийся ему в плечо, звучал глухо. — За все. Губы Малфоя мазнули по ее щеке, после чего он стремительно развернулся, пересек гостиную и исчез на лестнице. А она так и осталась стоять у входа. У Розы редко просили прощения - просто потому, что она никогда не показывала свою обиду, как правильно, но едко заметила Лили. Бывало больно, бывало нестерпимо больно, но она молчала, наивно полагая, что так будет только лучше. Кому вообще могло быть дело до Розы Уизли? Роза до сих пор толком не осознала, что произошло с ней в тот вечер в башне, раз она накричала на Лили и чуть было не выставила ее за дверь, но теперь была безумно благодарна ей за то, что не позволила этого сделать. Одиноким людям все-таки всегда живется тяжелее. Отчего Роза обозлилась на нее? За то, что она бросила ее? Смешно. Роза признавалась в этом лишь самой себе, но в тот момент ею двигала не давняя обида, не тяжесть одиночества, а страх. Страх, что Лили разгадает ее, увидев альбом. Страх, что Лили поймет, на чье колдо Роза подсела, как на магловский наркотик. Весь ее мир сузился до маленькой точки размерами с человека, и весь мир, как обычно, плевать на нее хотел. Какая нелепая логика. Роза прикоснулась ладонью к щеке, на которой горел след от губ Малфоя. За что же он просил прощения? За то, что их связь была дурманом? За то, что, как и все остальные, бросил ее? Это было неважно. Винила Роза лишь себя саму, ведь все было кристально ясно, как июньский день. Внезапное влечение Малфоя к ней в том злополучном баре — а ведь они пили там что-то, и подлить зелье было несложно, потом поезд, потом вечеринка в Выручай-комнате… В голове встраивалась целая цепочка взаимосвязанных событий, подводя к одному выводу. Роза хотела убить Кэтрин Гринграсс. За всем этим стояла она, признался ей Скорпиус. Убить без жалости и сострадания. Ладно, нет. Поиграть с ней, как с куклой. Разбить, словно хрупкий фарфор. Ударить по стеклу подобно граду, чтобы то разлетелось на тысячи осколков. Поначалу Роза даже испугалась той лавины чувств, что пробудилась в ней, когда Скорпиус рассказал ей правду. Не рассказал, точнее, - просто написал ей записку. Записку, которую Роза уничтожила, как и половину своей комнаты. Ей было больно, было мерзко, и она сворачивалась под одеялом в клубок, спасаясь от кошмаров. О, кошмары были отдельной страницей ее новой жизни. И ладно бы они были обычными, как у всех остальных людей. Ее кошмары кидали Розу в прошлое, в руки Скорпиуса. А потом к ней протягивались — длинные и тонкие — руки Гринграсс, и начинался ужас. Это были касания, странные фразы и видения. Из нее вытягивали душу, по кусочкам выставляя ту на обозрение толпе в черных масках. Гринграсс прочно поселилась у нее в голове, и Роза пристрастилась к зелью сна-без-сновидений, лишь бы не испытывать больше того ужаса. Ей было страшно. Она прекрасно понимала, что иногда сны снятся не просто так. — На этом мы завершаем… Мисс Дэлвис, вы забыли свои пергаменты на бревне. А от вас, мистер Рей, я все еще жду эссе про обитателей Черного озера. Не принесете на следующий урок, я выпишу вам отработку. — Входишь во вкус? — весело хмыкнул Джеймс, выплевывая травинку и скрещивая руки на груди. Тэдди обернулся и рассмеялся, тихо и мягко. У него всегда был такой смех. — Ты не поверишь, но да. Не всем же только кричать на своих подопечных. — Я тренер, и это мой стиль, — Джеймс пожал плечами. — Во всяком случае, я избавлен от участи величать второкурсников «мистерами». — Это были третьекурсники, — отстраненно заметил Тэдди и привычным движением полез в карман мантии за сигаретами. — А Вик не против, что ты дымишь, как паровоз, каждый час? — как бы между прочим поинтересовался Джеймс, пока Люпин прикуривал. — Ей это нравится. Еще бы не нравилось. Они же только и делали, что сосались по всем коридорам, когда правда про их отношения выплыла наружу. Джеймс улыбнулся воспоминаниям, после чего протянул руку. — Ты серьезно? — дым вырвался из рта Тэда вперемешку с недоверием. Да - сигареты никогда не были его фишкой. Джеймс многое попробовал на последних курсах, ни во что сильно не ввязываясь, но в последнее время напряжение не отпускало, и ему надо было как-то расслабляться. Только на этой неделе он отжал во внутреннем дворике Хогвартса несколько пачек у семикурсников под предлогом «неусыпного контроля за здоровьем студентов» и выкурил их одну за другой. Ему нужно было многое обдумать. Тэдди складывал в сундук пледы, на которых сидели студенты во время лекций, а Джеймс курил и смотрел на воду озера. — Ты специально передвинул уроки к воде, чтобы детям еще теплее было? — саркастично поинтересовался он, когда с пледами было покончено, и Люпин сел на большой валун у кромки воды. — Камни прекрасно защищают от ветра, а еще есть атмосферные чары, — ответил Тэдди и поплотнее запахнул учительскую мантию. Они помолчали, каждый докуривая свою сигарету. — Слышал о собрании на выходных? — с небывалой серьезностью спросил Тэдди, и Джеймс застонал. — В учительской только об этом и разговоров. «Попечители приедут, а у нас тут Метка! Попечители приедут, а слизеринцы опять грызутся с гриффиндорцами!» — он умело передразнил голос Стебль и скривился. — Будто Попечители всего этого раньше не видели. Тэдди выпустил изо рта кольцо дыма, словно не сигарету курил, а трубку. — Но это важно для Хогвартса. Там же все наши спонсоры. — Тэд, о чем тебе говорят их фамилии? Ты вообще видел список Попечителей? — Джеймс потушил сигарету о камень, сильно припечатав ее и оставив на валуне яркий пороховой след. — Малфой, Селвин, Забини, Розье, Кингсблад, а еще Гринграсс, — напоследок выплюнул он. — Чистокровки, избежавшие Азкабана и теперь реабитилирующие себя в глазах магического сообщества путем опустошения своих банковских счетов. Бесит. — Не кипятись, — осадил его Тэдди, и в его голосе было что-то такое, что заставило готового разойтись Джеймса замолчать и уставиться на воду. Дул северный ветер. По глади озера пробегали редкие волны, с крон деревьев по ту сторону берега осыпалась последняя листва. Небо было хмурым и грозным, готовым занести свой тучевой трезубец над головой всякого, кто осмелится посмотреть на него. — Джей, не все они виноваты, и ты это прекрасно знаешь. Тебя злит-то не их приезд, тебя злит Метка. Ты серьезно полагаешь, что мне все равно? — Тэдди достал новую сигарету. — Нет, Джеймс. Джеймсом Тэдди его называл лишь тогда, когда был расстроен. Это был плохой знак. — Слушай, я тоже читал учебники по истории, — вздохнул Тэд. — И мне, поверь, не особо приятен тот факт, что во мне течет кровь Блэков, кровь оборотня и метаморфа куда приятней. Но вся эта чехарда с метками и чистой кровью... она происходила довольно давно. И нам надо учиться на ошибках родителей, а не повторять их. — Это было давно, это было давно, В королевстве приморской земли…* — пробормотал Джеймс. Слушая Тэда и поднеся к зажатой между зубов второй сигарете раскаленную палочку, он не сразу заметил, что та сожжена почти до половины, а потом сплюнул ее, зайдясь кашлем. — Предлагаю оставить эту тему, — предложил Джеймс, проводив взглядом фестрала, спикировавшего к острым пикам елей в нескольких милях от озера. — Хорошо, — легко согласился метаморф. — Что у тебя с этой девочкой? — словно только ожидая этого момента, мигом спросил он, и Джеймс вновь подавил порыв закашляться. — С кем? — попытался он прикинуться глухим, лихорадочно выстраивая в голове конструктивный и серьезный ответ. Тэдди окинул его внимательным и взрослым взглядом. — С той, ради которой ты разбудил меня в пять утра, чтобы я открыл вам заблокированный проход. Со студенткой. Той, синеволосой. Мисс Россери, если я не ошибаюсь. Джеймс поморщился. — Не надо говорить так, будто я совратил малолетку. — А это не так? — Нет! — вскинулся Джеймс, а потом сдулся, как шарик. — Это просто... был эксперимент. Они еще немного помолчали. Внутри Джеймса дрались гарпии. — Ладно, — вздохнув, продолжил он наконец, — возможно, это был не просто эксперимент. Но она… Блин, ну нравится она мне, — признал Джеймс. — И ты поэтому вцепился в нее, как умирающий в волшебную палочку? — продолжая лениво пускать дымовые круги, усмехнулся Тэд. Джеймс метнул на друга рассерженный взгляд. Люпин проигнорировал его и продолжил: — Слушай, мы оба прекрасно тебя знаем. Ты любишь привязываться к тому, чего иметь не можешь. Ты уверен, что Макгонагалл будет счастлива, что ты под ее носом крутишь шашни? Может, пора немного повзрослеть? Джеймс сжал зубы и спрыгнул с валуна. — Я опаздываю на тренировку, — процедил он и, прежде чем Тэд успел сказать хоть слово, взлетел - после недавних событий Джеймс всегда старался таскать метлу за собой, просто на всякий случай. И вот пригодилось, чтобы сбежать от того, кого он про себя называл старшим братом. Джеймса бесило все это. Не о том он мечтал, возвращаясь в Хогвартс. Замок стал пугающе напоминать ему портрет Дориана Грея — такой красивый снаружи и такой уродливый внутри. Испорченный. Прогнивший. Ветер хлестал по щекам, но Джеймс не замечал этого. Почему-то все настаивали на том, чтобы он повзрослел, и это выводило из себя. Ему ведь было всего девятнадцать. Он хотел летать на своей метле, ходить в Хогсмид, пить сливочное пиво и общаться с девчонками. А вместо этого он шпионил для отца, потому что в мире херня какая-то происходила, и таскался по тайным мародерским ходам под ручку с наглой американкой. Хотя последний пункт его весьма устраивал - такое ему было по душе. И Россери, по-видимому, тоже. Ей удалось удивить его той ночью. Она определенно не рвалась с ним на прогулку, потом заподозрила в воровстве, чуть не сбежала, а потом подозрительно затихла и в «Жиле» просто сверлила его взглядом своих синющих глаз. Правда, когда они вернулись в Хогвартс, выяснилось, что ход отчего-то не открывается (впоследствии выяснилось, что Джеймс просто неправильно закрыл его, когда заталкивал в него Рони), и пришлось звонить Тэдди. А тот выбирался так долго, что они еще сидели в сыром коридорчике дополнительный час. Россери шмыгала носом, но ни на что не пожаловалась. Ни разу. Джеймс старался не думать о том, что значила та ночь для нее, потому что для него стало ясно - она вполне может заменить ему Скамандеров, пусть и совсем иначе, как-то.. просто иначе, и все тут. Но на следующий же день Джеймсу пришлось встретиться лицом к лицу с суровой реальностью, в которой он был профессором, а она - студенткой, несмотря на неважную разницу в возрасте. А еще Рони вовсе не стремилась укреплять их отношения, наоборот, она практически игнорировала его на последней тренировке, а после нее сразу сбежала. И Джеймс понял — ей это не нужно. Столкнувшись с этой внезапной правдой, он, возможно, впервые поступил по-взрослому: не стал донимать ее, не стал преследовать и убеждать в чем-то. Он принял это. Пусть это и взрывало мозг почище любой Бомбарды. Казалось, будто осенний дождь смыл с Хогвартса все краски. Казалось, что Джеймс вечно хотел того, чего иметь не мог. Просто раньше ему везло и все в руки падало само, а теперь что-то изменилось. Он был ребенком во взрослом мире. Джеймс снизился, только долетев до квиддичного поля. Зашел в раздевалку, остервенело дернул завязки формы тренера, и, оставив одежду грудой валяться на полу, залез в обжигающий душ. В небе он продрог до мозга костей, и теперь горячая вода лавой текла по коже, согревая. Он стоял под струями, тупо склонив голову и разглядывая плитку под ногами. И еще отстраненно думая, что сигареты Тэда явно вставляют сильнее, чем другие, потому что в разуме клубился незнакомый дым. Яблочный. С явной кислинкой. С лета кожа успела слегка посветлеть, но остатки бронзового загара все еще прослеживались, и Джеймс провел по животу кончиками пальцев, словно опасаясь, что смажет его, прикоснувшись. Он закрыл глаза. Напряжение последних дней требовало выхода, и тот нашелся сам собой. Надо было лишь включить фантазию. На его курсе училась одна девушка, пуффендуйка, которую девчонки называли шлюхой из-за того, что редкий парень не пускал на нее слюни. Джеймс, правда, забыл ее имя. Но это ему было неважно. Нарисовав в голове нужный образ, он коснулся полувставшего члена и двинул по всей длине рукой, и это было то, что нужно. Все мысли и чувства сосредоточились там, внизу, и голова приятно опустела от тревог и — таких мешавших — мыслей. Джеймс представил себе ее. Длинные темные волосы, тоненькая талия, круглые, мягкие бедра. Красивая большая грудь, увенчанная напрягшимися сосками. Хрупкие ключицы. Они трахались всего один раз, поэтому всего не помнил и просто дорисовывал, что хотел, в воображении. Походит к нему со спины. Касается губами лопатки (он дернулся и свел их вместе, как крылья сложил), потом — одного из верхних позвонков. Спускается поцелуями вниз, касается ямочек на пояснице. Ее рука мягко отводит его руку и сама касается напряженной плоти. Сначала нежно и мягко, на пробу, а потом — настойчиво, со знанием дела. Джеймс уткнулся лбом в кафель душевой кабины. Он разворачивается, в ее глазах плещется неприкрытое удовольствие. Она опускается на колени и чуть прикусывает кожу на его бедре, после чего проводит по укусу языком. А потом берет его в рот, впиваясь ноготками в его ягодицы, направляя. Джеймс запускает в ее волосы пальцы, и тянет — так восхитительно сильно — на себя. Она облизывает его, сжимая член в кольце пальцев у самого основания, и снова заглатывает. Почти весь. Черт, вот где рай. — Давай, — шепчет она, но Джеймс не слушается, поднимает ее с пола и впечатывает в стенку. Закидывает одну ногу себе на бедро и входит, резко и глубоко. Сладко. Она запрокидывает голову и стонет — восхитительно низко, прикусывая пухлую губу в алой помаде. Девушка, только что державшая во рту его плоть. Ее лицо раздражает, поэтому Джеймс разворачивает ее к себе спиной, и она прогибается в спине, как кошка, зазывно выставив аппетитный круглый зад. Снова намотать длинные волосы на кулак и вцепиться в бедра, оставляя на них синяки. Войти. Вызвать вскрик. Первобытный танец похоти. Вода почти что обжигала. Обстоятельно трахать ее, чувствуя, как узенькие стенки нежно обволакивают его ствол. Оставить пару шлепков на матово-белой попке, вслушаться в музыку прикосновений плоти к плоти и ее протяжных стонов. Стонов, которые она издает, когда кончает, плотно сжав член внутри себя. Джеймс дернулся, кончив. Наслаждение было секундным и практически не принесло никакого облегчения, что только разозлило. О расслаблении и речи не шло. Зло обернув полотенце вокруг бедер и покинув душевую, Джеймс прошлепал обратно в раздевалку, столкнувшись там нос к носу с тем, кого вовсе не ожидал увидеть. — Надеюсь, что вы прочли заданный на дом параграф и подготовили свои письменные ответы на вопросы, продиктованные на том уроке, — Фария обвела притихших семикурсников насмешливым взглядом янтарных глаз. — В том случае, если вы читали внимательно, а не перелистывали страницы, уповая на свою зрительную память, то вы знаете, что заклинание Патронуса — это совершенная иная ступень магии, и не каждому она под силу, особенно в боевых условиях. Да, мисс Уайт? — Профессор Хальт, но ведь Патронус используется для борьбы с дементорами, а Управление Мракоборцев в 1998 году заключило их в безопасном месте, так зачем… — Вы только что продемонстрировали классу свое незнание очевидного, — оборвала студентку Фария. — Есть еще кто-нибудь, кто разделяет точку зрения мисс Уайт? Давате-давайте, я не кусаюсь. Пара рук поднялась в воздух. Роза отложила перо и с интересом окинула бесстрашных взглядом. Фария так и лучилась радостью. — Прекрасно, прекрасно… То есть вы не допускаете такую мысль, что дементоры могут вырваться? Или что их выпустят? Их не уничтожили, их просто спрятали. Есть разница. Класс молчал. Роза закусила губу, уговаривая себя промолчать. — Вы - лишь дети, понятия не имеете, что происходит за стенами школы. Вы и представить себе не можете… — Можем. Роза зажмурилась. Все-таки не вытерпела. Ей бы хотелось промолчать, правда. Она всегда так делала. Но в этот раз Фария Хальт неосознанно коснулась ее сути, ее самой, ее истории, жизни родителей и знакомых. Роза не из книжек вовсе знала о войне. То есть, из них тоже, разумеется, но еще она умела подслушивать разговоры. В «Норе» не было места тайнам. На кухне поздним вечером собирались ее родители, тетя Джинни и дядя Гарри и они все тихо, вполголоса, обсуждали ее. Войну. Это случалось редко, всего пару раз в год, но Роза всегда знала, когда этого ждать и когда прятаться в углу за креслом. Первое апреля — день рождения дяди Джорджа. Праздник окончен, гости ушли. Дядя Джордж тоже ушел — на кладбище, а четверо взрослых сидят на тихой кухне и пьют огневиски за мальчика, что так и не стал взрослым. Второе мая — день победы. День смерти. Много людей погибло. Рассказов на кухне тоже много. Восемнадцатое июня — смерть Сириуса Блэка. На кухне тихо, и лишь изредка раздаются приглушенные голоса. Хэллоуин — дети объелись конфетами и легли спать, а кухня все не спит. На ее глазах оживала история, а призраки обретали плоть. История Лили и Джеймса Поттеров пронзала насквозь, и Роза тихо плакала в углу, слушая ее. Кусала щеки изнутри, чтобы не всхлипывать. Сириуса Блэка она представляла как солиста рок-группы, и под рассказы о нем теребила кисточки пледа, свисавшего с кресла. Дядю Фреда ей даже представлять не надо было, только сгладить морщины на лице дяди Джорджа и убрать седину из его волос. Про родителей Тэдди она могла слушать часами, утыкаясь лбом в коленки, обтянутые детской пижамой. Роза действительно рано повзрослела. Потом она уехала в Хогвартс, и историй никаких слышать уже не могла, а когда просила — получала категоричное «нет». Взрослые говорили, что не хотят вспоминать страшные времена, а Роза молчала, хотя знала, что происходит на кухоньке пару раз в год. Поэтому в этот момент она точно понимала, о чем говорила. — Я прошу прощения? — Фария повернулась к ней. — Мисс Уизли, вы что-то сказали? Роза усилием воли заставила себя поднять взгляд. — Да. Вы ошибаетесь. Мы - не дети, мы просто надеемся на лучшее. Есть разница. И мы можем представить, каково было, когда дементоры бродили по Англии, как по своему дому. Роза поймала ошеломленный взгляд Скорпиуса и расправила плечи. Она все правильно говорила. Ради себя и ради него. И еще ради сотен тех, кого коснулась та ужасная война. — Представить вы можете, — ответила ей Фария. — Это замечательно, что ваше воображение такое живое. Но вас не было, когда происходили эти ужасы. Вас они не коснулись. — Да что вы? — ярость обожгла горло. — Меня они, быть может, и не коснулись, а как быть с моей семьей, профессор Хальт? Неужели вы полагаете, что война уходит из людей, когда кончается? — Роза горько усмехнулась, припомнив полупустые стаканы с огневиски. — Война живет в них очень долго. Студенты смотрели на нее во все глаза, но Розе впервые в жизни было плевать на их мнение. И вовсе не потому, что ее характер внезапно изменился, и она решила показать себя миру, нет. Роза понимала, что через пару минут она обругает себя за смелый порыв, но пока что у нее еще было время, пока адреналин играл в крови, и кровь шумела в ушах, как бешеная. Фария не успела и рта раскрыть, как Роза продолжила. — Мы не знаем ничего о мире, в этом вы правы. Но надо убеждать нас в том, что за стенами Хогвартса царит уныние и мрак. Так было когда-то, но не сейчас. — Тогда что вы скажете по поводу взрывов, мисс Уизли? Или по поводу пропавшей девушки, вашей однокурсницы, если я не ошибаюсь? — вкрадчиво поинтересовалась профессор. — Быть может, вы расскажете нам, почему Министерство магии бездействует? Быть может, пора выпускать дементоров, чтобы восстановить порядок? При них, во всяком случае, из Азкабана не сбегали преступники. Роза так и застыла. То, о чем говорила Фария шокировало. Нет, не так. Это... пугало. — Конечно, дементоры контролировали ситуацию, лишая заключенных рассудка. Очень гуманно, согласитесь. А еще они прекрасно восстанавливали порядок, когда Министерством руководил Волан-де-Морт, — с конца класса раздался приглушенный голос Альбуса. Роза подобралась, ощутив к нему острую благодарность. — А я согласен с профессором Хальт, — Кристофер Розье, длинноногий и щуплый, потянулся и лениво повернул голову, окинув Розу с ног до головы холодным взглядом. — Порядок был, пусть и жестокий. А сейчас что? Демократия или... анархия? — Ты называешь порядком угнетение маглорожденных или идею истребления маглов? — уточнила Роза, борясь с желанием выхватить палочку и прочистить подонку мозги. Розье выпятил подбородок. — Во всяком случае, тогда еще что-то предлагалось. А сейчас, насколько я понимаю, мы ничего не делаем, потому что боимся потревожить несчастных маглов. А министр Уизли-Грейнджер, конечно же, во всем поддерживает действия аврора Поттера. Удобно, правда? В семнадцать лет помахать палочкой, чтобы расчистить путь к карьере в дальнейшем. — Помахать палочкой? — переспросила Фария, мигов потеряв свой интерес к Розе и повернувшись к слизеринцу. — Мне кажется, вы забываетесь, мистер Розье. Каково бы ни было ваше личное отношение, вы не должны высказывать такое в адрес национальных героев, избавивших Британию от страшной участи. После этих слов желающих высказаться не нашлось, и Фария смежила веки, наморщив лоб. — Будем считать, что этого разговора не было, и перейдем к нашему уроку, — она двинулась по проходу между парту, игнорируя тяжелые взгляды, которыми обменивались гриффиндорцы и слизеринцы. — Запомните, Патронус - это сгусток положительной энергии, направленной через магический инструмент — в нашем случае волшебную палочку - импульсом волшебника. Существует теория, что телесный облик Патронус принимает в соответствие с характером человека. Так, например, патронусом Мерлина была корова - существо в высшей степени терпеливое, выносливое и плодоносящее. Патронусом бывшего директора этой школы была птица феникс. Феникс в культуре является символом бесконечности, и вечен, как Альбус Дамблдор. В нашем классе есть человек, который носит его имя. Роза покосилась на Альбуса. Тот словно даже не замечал, что речь идет о нем, уставившись в одну точку у стены. — К слову, именно профессор Дамблдор придумал способ обмена сообщениями через Патронус. Когда-то не существовало ни палфонов, ни wizardsw, к которым вы привыкли, а совы летали долго, поэтому этот способ сообщения был универсальным между членами Ордена Феникса в рамках Первой и Второй Магической войны. Сегодня мы начинаем новую тему, после которой вас будет ждать большая контрольная работа в формате эссе, — Фария слегка приподняла брови в ответ на всеобщий недовольный вздох. — Но для начала проведем перекличку. Аберкромби!

***

Розу все еще потряхивало, и, когда урок закончился, она стала спешно сгребать свои вещи с парты, чтобы покинуть кабинет в числе первых. — Мисс Уизли, задержитесь, пожалуйста, — достаточно громко попросила Фария, склоняясь над каким-то свитком, и Роза чуть зубами не скрипнула от злости. Прекрасно. Теперь ее еще и отчитывать начнут за поведение в классе. Впрочем, если ей назначат отработку за то, что она сказала, то флаг в руки. Роза была готова загреметь на сотню отработок, но своих слов бы не отказалась. Студенты покинули кабинет, оставив ее наедине с гробовым молчанием и поскрипыванием пера о пергамент. Фария поставила жирную закорючку в конце какого-то листа, положила перо и подняла на нее глаза — ярко-янтарные, большие, ястребиные. Роза неловко переступила с ноги на ногу. Закусила губу в молчаливом ожидании. Фария откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Итак, мисс Уизли. Вы полагаете, что представляете себе ужасы войны. И кто же рассказал вам о них? Непохоже, чтобы Уизли, Поттер или Грейнджер любили говорить о тех временах. Во всяком случае, в прессе ни разу не появлялось их интервью о том, как все было на самом деле. Зная вас, Роза, я могу предположить, что вы подслушивали то, что не предназначалось для ваших ушей. Скажите, как же на самом деле ваша семья пережила те времена? Это было слишком. Роза сжала зубы, чтобы не наговорить лишнего, и тут ее словно молния ударила — Грейнджер. Фария назвала девичью фамилию ее матери, причем так, словно часто это делала раньше. Министра Уизли уже давно никто так не величал. А тут - Грейнджер. — Вы знали мою мать? — спросила Роза, и Фария осеклась на полуслове, — вы знали ее еще тогда, когда она не была Уизли. Роза совершенно не ожидала ответа, который последовал через некоторое время, и был слишком безразличным, чтобы поверить, что это действительно так. — Да. Фария сузила глаза, заметив ее замешательство. — Что такое, мисс Уизли? Вы ожидали от меня рассказа о не самой приятной части моей биографии? Роза качнула головой и едва выдержала взгляд этих ястребиных глаз. Она не могла требовать такого от собственного педагога, но вполне могла выяснить все у матери. Не то чтобы ей хотелось писать ей, но Фария окончательно завела ее в тупик своими вопросами и… и ответами, чтобы попросту их проигнорировать. Мерлин, да что вообще могло связывать Фарию Хальт и Гермиону Уизли-в девичестве Грейнджер? Профессор внимательно оглядела ее — всю ее, с ног до головы, так пристально, что не по себе стало. А потом вновь уткнулась в свои пергаменты. — Можете быть свободны. Фария не назначила ей взыскание и даже не отчитала, и Роза догадывалась, почему. Фария Хальт совершила ошибку и не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. 1 ноября 2023 года, Лондон. В пабе приглушенно играла старая музыка. Лампы светили тусклым оранжевым светом, погружая помещение в атмосферу загадки и тайны. Свет подобно моли въедался в потрепанные деревянные панели и бордовые скатерти и сверчком отпрыгивал от зеркальных поверхностей: бутафорских подсвечников, салфетниц и дешевых кофейников. Пахло стариной и сквозняками. В самом темном углу сидел мужчина. Высокий воротник его пальто скрывал половину лица, но глаза настороженно следили за несколькими посетителями у барной стойки. Пальцы нетерпеливо барабанили по поверхности стола, отстукивая популярную в конце двадцатого века мелодию. Посетитель имел весьма загадочный вид, но Джерри Уману было, в принципе, плевать на него - такие то и дело появлялись в дверях этого заведения, усталые, продрогшие, больные жизнью. Обычно они садились за барную стойку, заказывали двойной виски и после второй порции начинали жаловаться ему на жизнь. Бывали и другие - такие же, как мужчина в углу. Они молчали и заказывали большие кружки пива, порой лишь одними глазами показывая, что им нужно. Джерри никогда не задавал вопросов. Он привык просто наблюдать. С его места многое открывалось. Смотреть на людей было не так утомительно, как пялиться в книжки, а именно это ему пришлось бы делать, согласись он с матерью и поступи в университет. Джерри это было не нужно. Место бармена в старом пабе «Капитан Крюк» его вполне устраивало. Звякнул колокольчик. Джерри бросил тряпку и заинтересованно посмотрел в сторону дверей, чуть не охнув от удивления. А вот такие клиенты сюда заходили нечасто. С иголочки одетый высокий мужчина оглядел помещение, чуть презрительно скривив губы, огляделся в поисках чего-то (наверняка вешалки, ведь такие, как он, ходят по тем заведениям, где вешалки есть) и скривился еще больше, не найдя нужный объект. Джерри приготовился к тому, что посетитель немедленно уйдет, но тот лишь закатил глаза и направился к сидящему в углу мужчине. Его трость при этом стукала об пол сотнями фунтов стерлингов. Джерри поднял тряпку и взялся протирать бутылки. Хозяин бара ненавидел пыль. — Я надеялся, что ты выберешь не настолько ужасное место, Поттер, но твой вкус все еще оставляет желать лучшего, — Драко Малфой ухмыльнулся и занял место напротив, попутно еще раз оглядев помещение. Будто на входе все не разглядел. — Мне не нужны свидетели, — Гарри Поттер покосился в сторону молодого паренька у стойки, то и дело с интересом поднимавшего на них глаза, и потом склонился ближе, — какого дракла ты заявился, как королева на бал? Я же просил не привлекать внимания! — Прости, Поттер, не всем ходить в магловском тряпье, — Малфой скользнул глазами по его пальто. — Выглядишь ужасно. По правде говоря, он не сильно преувеличил — Гарри и сам это знал. Щетине на щеках была почти неделя - примерно столько он не появлялся дома, а одежда, даже запасная и хранившаяся в Аврорате, совсем измялась. Спал он всего по паре часов, и это оставило отпечатки темных кругов под глазами, а стресс добавил пару морщинок в уголках глаз. На фоне Драко Малфоя он казался бездомным пьяницей. Аристократичность его старый школьный враг впитал с молоком матери, и сейчас, хоть его дела были немногим лучше, выглядел полностью довольным жизнью. Серебристые волосы тепло мерцали, орлиные брови хоть и были нахмурены, но не оставляли на лбу глубоких складок, дорогая мантия, сделанная в стиле магловского плаща, мягко спадала с плеч, и всего Драко Малфоя можно было описать выражением «мест нет, приходите завтра». — Не так уж ужасно, — отмахнулся Гарри, а потом облизал пересохшие губы. — Малфой, мне нужно знать, что ты знаешь о Кэтрин Гринграсс. Тот молча вздернул бровь. — Пожалуйста, — добавил тут же Гарри, чуть не сморщившись. За годы работы в Аврорате он отвык вежливо просить людей, да там это и не нужно было — быстрые приказы спасали жизнь, и любезности отходили на второй план сами по себе. Но с Малфоем действовать надо было осторожно, и Гарри это прекрасно понимал. Он знал его со школьной скамьи, знал весьма неплохо - не зря же они столько лет задирали друг друга в коридорах. В этом веке у них была несколько иная форма... сотрудничества, выгодного для них обоих, но Малфой оставался Малфоем, даже когда был лишен магии, к которой привык с рождения - а Малфой любил, когда перед ним склонялись. — Она моя племянница, — лениво отозвался Драко, стараясь не касаться ладонями замызганного стола. — Или тебя интересует что-то конкретное? Гарри вновь сдержал вполне естественный порыв зарычать. — Мне интересно, почему она решила напасть на моего сына. А еще интересно, как так получилось, что именно ты оказался там именно тогда, когда могло случиться что-то непоправимое. Малфой высокомерно приподнял подбородок. — Поттер, тебе недостаточно того объяснения, что дали колдомедики из Мунго? И я ничего не делал, стараниями твоего излюбленного Министерства я и муху не заколдую, это все Скорпиус, — Драко поморщился, будто имя собственного отпрыска ужалило его за язык. Гарри наклонился над столом, прикрываясь широким воротом пальто, и в колено Малфоя уперся кончик волшебной палочки, выскочившей из крепления на руке. — Не испытывай меня, Малфой. Я не в настроении распутывать тебя, как клубок с нитками. — Время идет, а ты, Поттер, все не меняешься, — Малфой аккуратно отставил от себя оружие. — Чуть что, так сразу кидаешься на людей со своей деревянной дубиной наперевес. — Это моя работа. Я ликвидирую темные силы, если ты забыл, и эта деревянная дубина мне весьма в этом помогает, — Гарри хмыкнул, заметив, как перекосило Малфоя. Какое-то время они сверлили друг друга глазами. А потом Малфой поджал губы, признавая свое поражение, и Гарри отстранился. — Кэтрин… изменилась летом, — медленно начал Драко. — В конце июня произошел один случай, и с тех пор ее словно... подменили. — Что за случай? — быстро спросил Гарри. Малфой бросил на него взгляд острых, как бритва, глаз. — Она попыталась покончить с жизнью. Джеймс привык к тому, что его отец появляется неожиданно, как черт из табакерки. Бывало так, что он ночами сидел в своей комнате и ждал, когда внизу раздадутся легкие шаги, и мог не засыпать, пока отец не подоткнет одеяло. Теперь детство, как это ни было горько, осталось в прошлом, а вот старые традиции - нет. — Тэдди сказал, что ты будешь здесь, — Гарри мягко улыбнулся и опустился на скамейку напротив шкафчиков. — Он был расстроен. Джеймс придержал полотенце на бедрах. — Тебе показалось. — Я знаю его двадцать четыре года, Джим. Это больше, чем половина моей жизни. Мне не показалось. Джеймс безразлично пожал плечами. — И какими ветрами тебя занесло в Хогвартс? — вытащив сменную одежду из шкафчика и разложив ее на скамье, спросил он, повернувшись спиной, чтобы вытереться насухо. — Собрание Совета Попечителей завтра, и директор Макгонагалл попросила меня присутствовать в связи с… определенными событиями. Джеймс удивленно обернулся. — И почему ты приехал сейчас? Ярко-зеленые глаза блеснули за стеклами очков. — Хочу отдохнуть от Лондона. От всего... всего, что происходит. Джеймс повернулся обратно, отложил полотенце и натянул боксеры, подарок бабушки Молли - красные со снитчами, детские, конечно, но очень забавные. — А как там мама? Гарри вздохнул. — Сердится на меня за дополнительные рейды и сердится на тебя за редкие письма. Что случилось, Джим? Раньше ты недели прожить не мог, чтобы не написать нам. Ты же знаешь, как твоя мама относится к magicsw. Джеймс застегнул ширинку на джинсах и присел на скамейку рядом с отцом. Хотелось взять и выложить ему все, но он не мог. Папа выглядел слишком уставшим. Гарри Поттер не был эталоном мужской красоты, но все равно умудрялся то и дело украшать обложки журналов, которые, хихикая, читали студентки. Они совершенно очаровательно скрывали свои носики в макулатурных страницах, и Джеймс не мог удержаться от улыбки всякий раз, когда проходил мимо них. Было в его отце что-то такое, что влекло их к нему, загадочность, чисто-мужская опасная энергия. У Гарри было загорелое лицо и руки, обветренные губы, жесткая щетина. Шрам на лбу, и еще один, совсем тонкий, пересекающий правую сторону лица от брови до щеки - след, оставшийся после ликвидации какого-то артефакта в начале века, - темные густые волосы, забранные в растрепанный узел на затылке, горящие жаждой действия глаза за стеклами очков. И форма аврора, конечно же - грубая кожа, алая мантия с огромным количеством потайных карманов и застежек, футляр для палочки на левом бедре. Ботинки, не оставляющие следов - одна из спец-разработок магазинчика дядюшек Уизли. В детстве Джеймс тоже хотел иметь шрамы и носить такую одежду. А теперь у него были все возможности и не было никакого желания. Гарри длинно потянулся, хрустнув позвоночником, и склонил голову вбок. — Я надеюсь, ты не ходишь в таком виде по замку? Джеймс смутился от явного намека (ну и еще от оттого, что помнил, чем занимался в душе, когда отец, возможно, уже был здесь), подцепил бордовый джемпер и быстро натянул его на разгоряченное после душа тело. Ткань приятно скользнула по коже. В их разговоре не было сухости, но накал определенно чувствовался. Джеймс знал, что Гарри сейчас хочет расспросить его об Альбусе и Лили, о Метке, о его проблемах, но сдерживается, потому что полагает, что ему это не нужно. Джеймс противоречил сам себе - не желая раскрывать себя, он в то же время хотел вывалить все на отца, чтобы избавиться от этой горы на плечах, что росла день ото дня. — Пойдем, — предложил Джеймс наконец, забросив форму в шкаф и захлопнув решетчатую дверцу. — До ужина есть время, прогуляемся, чтобы не нокаутировать сразу весь Хогвартс. Прижимая к груди четыре толстенных книжки, Роза шла в библиотеку. Точнее говоря, неслась. Перед ужином она заскочила в спальню, чтобы дописать оставшийся параграф для эссе по чарам, после чего с ужасом вспомнила, что срок сдачи расширенного справочника пресноводных лекарственных растений истекает сегодня, и понеслась в хранилище книг. Мадам Пинс, несмотря на почтенный возраст, вела строгий учет и могла с легкостью отправить на отработку за невовремя сданные книги. Эта странная женщина любила только Альбуса Поттера - по одной только ей известной причине. Вылетев в пустынный коридор со статуями великих волшебников, Роза торопливо кивнула каменной версии Мерлина и, не сбавляя ход, направилась дальше, больше никого не приветствуя, хотя обычно останавливалась возле всех и подолгу рассматривала прекрасные лица. Статуи на нее особого внимания не обращали - лишь Хэльга Пуффендуй прикладывала ладонь к груди и по-матерински трепала по волосам. — Ух! На всей скорости врезавшись в кого-то, Роза не удержала равновесие и несуразно плюхнулась на пол, попутно больно стукнувшись коленкой о камень. Драгоценные фолианты мадам Пинс выпали из рук и легли на пол с глухим звуком, каким-то чудом не повредив переплеты. — Неужели так сложно смотреть по сторонам? — потирая коленку сквозь плотную ткань черных колгот, едва слышно прошипела Роза и замерла, услышав надменный низкий голос: — Могу дать вам тот же совет. Сдув с лица волосы, Роза нерешительно подняла голову. И тут же почувствовала дурноту. Стеклянные, абсолютно ничего не выражающие глаза Драко Малфоя смотрели на нее с ленивым проблеском узнавания. Розе показалось, что что-то внутри нее дало гниль. — Добрый вечер, мисс Уизли. Роза сглотнула липкий комок ужаса, одернула юбку и потянулась к книгам. Она не особо осознавала, что именно делает, - все получалось почти машинально, монотонно. А еще ей было стыдно. Она с таким невыразимым упрямством цеплялась за образ молодого Драко Малфоя, запечатленный в альбоме, что совсем забыла о настоящем Драко Малфое, сухом, взрослом и насмешливом. О том, что наклонился и протянул ей свою руку. — На полу сидеть слишком холодно, не находите? Роза уставилась на аристократически-узкую ладонь. На одном из пальцев сиял фамильный перстень, такой же, как у Скорпиуса, и это их сходство почему-то придало ей сил. Ухватившись за предложенную руку, Роза встала на ноги и сморщилась от зудящей боли в колене. Книги неприятно оттягивали вниз, но просто взять и уйти было бы верхом бестактности (хотя бы по отношению к самой себе). Малфой просто смотрел на нее - так внимательно и серьезно, что по позвонкам пробегал холодок. Роза невольно сравнила этот взгляд с двумя другими, доставшимся ей за эту неделю, но ни Макгонагалл, ни Фария, не заставляли ее краснеть. А Драко Малфою это не составило никакого труда — достаточно было прикосновения его руки, холодной и твердой. — Я… Мне… Надо в библиотеку, — пролепетала Роза, уставившись на его ботинки и думая, что ведет себя как малолетка. — О, прошу вас, не надо так спешить, — ударил в ребра все такой же спокойный голос. Малфой покачал головой. — Но мне… — бежать. Срочно. Набатом в голове звучали мысли, а импульсы отдавались прямо в ноги. Розе хотелось броситься наутек, не обязательно в библиотеку, просто куда-нибудь подальше от этого коридора и этого взгляда. Но школьные туфли будто примерзли к полу. — Вам надо показать мне, где находится кабинет директора. Я надеюсь, это вас не затруднит, мисс Уизли? — на губах Малфоя заиграла усмешка. Роза молча помотала головой. Прижала книги к себе покрепче и повернулась к этому демону спиной, делая пару робких шагов по направлению к лестнице. — Хорошо. Драко Малфой усмехнулся повторно, когда девчонка Уизли покорно поплелась к главной лестнице. Казалось, что она вообще ничего не замечает — нет, ну как можно было серьезно поверить, что он не знает дорогу? Проучившись в замке семь лет? Точнее, восемь, если учитывать возвращение в Хогвартс после того, как его отстроили. На год, чтобы завершить образование. Год, который многое в нем... поменял. Если срывать пластырь, то сразу. Под ним давно зарубцевалась старая рана. Он нагнал девушку в три широких шага и оказался совсем рядом, чтобы заметить, что она едва достает ему до линии подбородка. Уизли дернулась, но продолжила идти вперед, все так же гипнотизируя взглядом носки своих туфель. Драко забавляла эта ситуация. Дочь Грейнджер и Уизела совершенно не была похожа на них. Азарт гриффиндорцев в ней отсутствовал полностью, острый ум не плескался на дне глаз, и все, что она делала — это зажималась и бормотала себе под нос. И еще краснела. Выглядело это все вместе просто очаровательно, но оттого не менее странно. Драко прекрасно помнил, как летом эта же девушка, совершенно ничего не стесняясь, ввалилась в мэнор с его сыном. И еще он знал Скорпиуса — скромной отличницей тот бы не заинтересовался. — Итак… Роза, я правильно помню? — обратился к ней Драко, и копна ярких кудрей подпрыгнула, когда девушка вскинула подбородок. — Что? — обескураженно спросила она, и Драко едва подавил смех. Это оказалось еще интересней, чем он думал. — Мой сын не любит делиться со мной своими проблемами или достижениями. Насколько я помню, вы были весьма… близки этим летом, — продолжил он, получая самое настоящее удовольствие от процесса. Скорпиус давно уже не общался с ним, и Драко забыл, что это такое - истинное замешательство ребенка. Девушка замедлила шаг, а пальцы сильнее вцепились в переплеты книг. — Что? — повторила она, поднимая на него свои глаза. Щелчок. Драко остановился и встретился с ней взглядом. Воздух вырвался из легких. Мерлин, она наверняка даже не подозревала, как похожа на свою мать. На Грейнджер. Всполох чего-то давно забытого полоснул по груди. У Розы определенно были ее глаза - другой цвет, да, но глаза-то те же! И нос дергался совершенно так же. И зубы кусали тонкие губы. И вообще вся она была практически полной ее копией. Кроме волос. В прошлую их встречу Драко показалось, что он встретил призрак, и это было слишком больно, чтобы думать об этом. Теперь натуральный цвет волос полыхал огнем у него перед носом, и казалось, будто девушка нацепила парик. Это было неестественно. По-уродски неправильно. — Прекратите «чтокать», мисс Уизли, — попросил он, двигаясь дальше и отводя глаза. Роза едва слышно пробурчала себе что-то под нос. — Итак, вы все же встречаетесь со Скорпиусом? — полюбопытствовал Драко и тут же осекся, когда она надрывно рассмеялась. — Спросите у него, мистер Малфой. Думаю, вам понравится его история. Отчеканив эти слова, она снова замолчала. — До конца коридора, — махнула рукой Роза, когда они подняли на верх Директорской башни. И Драко не успел и слова сказать, как она развернулась (перед глазам будто огонь пронесся) и сбежала вниз по лестнице. Роза бежала… от него? Драко нахмурился. Почему-то захотелось догнать ее, спросить, что не так, куда она бежит и что он сделал, но у него не было на это права. Драко, в конце концов, всего старался доверять своему внутреннему чутью, которое так и орало дурниной, что что-то во всей этой истории не так. И которое почему-то совершенно забыло предупредить его о еще одном госте сумеречного коридора горгулий. — Она… — нерешительно начал Поттер, и Драко кивнул. — Ее еле спасли. А через неделю она стала совсем другой. — Нотт, — Поттер скрипнул зубами. — Это ведь он во всем виновен, верно? Это он координировал ее? Почему? Ситуация перестала казаться дешевым спектаклем. Драко вздохнул. — Потому что отцы всегда наставляют своих детей. В глазах главы Аврората промелькнуло понимание, которое, впрочем, тут же сменилось гневом. — И что же ты молчал, Малфой? Конечно, вполне естественно желание отца повидать дочь, тебе так не кажется? Мы могли установить за ней контроль, поймать Нотта, но ты молчал! — А тебе не приходило в голову, Поттер, что не все вертится вокруг тебя и твоей семьи? — вкрадчиво поинтересовался Драко, чувствуя, как вспыхивают в нем старые обиды. Чертовы Поттеры. — Я тоже хочу защищать свою. Поттер покачал головой. — Ты тоже не изменился, Малфой. Веришь, что я хочу навредить тебе и что я ставлю себя на первое место. Не забывай, пожалуйста, что Нотт виновен в нескольких терактах и доказано, что он замешан в оппозиции. — А генерал Поттер, как обычно, спасает мир, — съязвил Драко, хотя и знал, что это нечестно. По-хорошему, у Поттера никогда не было выбора. Ему, как и Драко, выбор не предоставили. — Кто-то же должен это делать, — Поттер пожал плечами, сосредоточенно о чем-то думая. — Скажи, Малфой, какова вероятность, что Тэодор захочет навестить свою дочь в Мунго? — Примерно нулевая, если не отрицательная, — Драко ухмыльнулся. — Ему плевать на нее, Поттер, Кэт была для него лишь средством достижения цели. Она сидела на таблетках после того летнего случая, которые держали то темное, что проснулось в ней, в узде, а потом решила, что ей это все не нужно. Если бы не письмо от Даф, я бы не переполошился и не поехал бы в Хогвартс, хотя я и предположить не мог, что она... — Нападет на моего сына, — сухо закончил за него Поттер и нехорошо повел челюстью. Вид у него внезапно сделался очень усталый, будто ему было сто лет. — Зачем Нотту это, Малфой? Драко закатил глаза. — А разве не очевидно? Тэо не смирился с тем, что его запихнули в Азкабан, хотя у него, как тебе прекрасно известно, не было выбора в той проклятой войне. Он страдал, а вы жили, выбирались из своих омутов, и все потому, что родились в правильных семьях. И его желание вполне понятно - отомстить при помощи хитрости, сплести клубок и заставить вас понять, что золото изнашивается и надоедает, и все - через детей. — Теперь он не доберется до них, — уверенно сказал Поттер, выпрямляясь. Драко покачал головой. Поттер ничего не понял. — Он уже до них добрался. Гарри Поттер был в своей типичной аврорской форме и смотрел на него так же, как и во время того разговора — настороженно, подобно дракону, готовому сорваться с цепи. — Поттер, — кивком головы поприветствовал его Драко. — Малфой, — в тон ему ответил Гарри. — И что же принесло тебя в Хогвартс? — излюблено растягивая гласные, поинтересовался Драко, размышляя, видел ли Поттер его с девчонкой Уизли или же нет. — Совет Попечителей, — коротко ответил ему Поттер и постучал палочкой по горгулье, охраняющей директорский кабинет. Та покорно уступила ему дорогу, и Драко догадался, что на палочку наложено заклинание пропуска во все волшебные места Британии. Вспомнив о собственной палочке, похороненной в трости, как в склепе, за ненадобностью, он совершенно по-детски шагнул вперед, заходя в проход первым, не давая Поттеру опомниться. Не везде же национальному герою успевать первым. — Я могу лишь предполагать, но ведь ты понятия не имеешь, где искать Нотта, верно, Поттер? — Гарри дернулся как от пощечины. За годы работы аврором он научился сдержанности, но сейчас характер лез наружу. Малфой словно специально метил в самое больное. Он все эти годы так делал. — Он не в Великобритании, — уверенно отрезал Гарри. — Если бы был, мы бы его нашли. — Брось, — Малфой рассмеялся. — Он не мог бы контролировать все оттуда, где он сейчас. Значит, у него есть помощник. Сильный. — Ты что-то знаешь, — протянул Гарри, потому что о, это было так. В глазах Малфоя всегда появлялось это превосходство, когда он думал, что обладает бесценной информацией. На пятом курсе он с таким же выражением лица намекнул ему, что знает про то, что Сириус анимаг. — Я лишь догадываюсь, — Малфой оглянулся на тех нескольких посетителей бара, что были заняты своими делами, — что тут все твои друзья, Поттер. И они только ждут момента, чтобы меня схватить. — Ошибаешься, — Гарри покачал головой. — Они тут для страховки. И ничего не слышат, поверь мне. — Это прекрасно, Поттер, что ты так ответственно подошел к нашей милой встрече вне безопасных стен твоего кабинета. А теперь слушай, — Малфой подался вперед, — все совершенно не так, как ты думаешь. Хотелось бы мне знать, как на деле будет действовать Нотт, но его удары... не будут локальны. Он будет везде. В Лондоне, в министерстве, в Хогвартсе. Я надеюсь, ты не забыл про появление темной метки в сентябре? — Гарри кивнул. — Нотт ненавидел Волан-де-Морта, он бы не стал распространять его символику. Кто-то надоумил его. — И этот кто-то - венец всего, — понимающе продолжил Гарри. Картинка в голове начала складываться. Тэодор Нотт никогда не блистал знаниями. Ему бы и в голову не пришло мстить так изощренно. Он сбежал из Азкабана и прекрасно зажил бы себе в другой стране, но что-то произошло, и он начал игру. — Паук, — бросил Малфой. — Плетет свою паутину, а мы — лишь мухи. Джеймс смахнул маленького паучка с плеча. Нежданный гость наверняка подобрался к нему во время прогулки с отцом, и имел весьма расстроенный вид, когда покидал теплую одежду и улетал на траву. Он так и не нашел в себе силы пойти на ужин. Многое надо было обдумать, и свежий воздух позволял держать мозги в тонусе. Гарри покинул его полчаса назад и направился к Макгонагалл, и Джеймс все так и бродил возле озера. В голову лезли странные мысли. В основном они, конечно, касались отца и всей той чехарды, что происходила вокруг, но настойчивый синий цвет прорывался сквозь лавину серьезных мыслей и порядком этим настораживал. Он не знал, что с этим делать. Мародерка. Это прозвище вырвалось из него еще до того, как успел додумать мысль, и теперь не давало ему покоя. Джеймс не хотел так ее называть. Пятьдесят лет назад первые мародеры поселились в Хогвартсе. Они круто изменили жизнь его отца, не раз и не два помогли Джеймсу, словно они то и дело возвращались сюда, в то место, где были наиболее счастливы. Воскресали вновь, в других обличиях, и Джеймс с остервенением искал их, потому что Акцио по какой-то дурацкой причине не действовало на людей. Он нашел братьев Скамандеров благодаря внутреннему компасу, и точно так же нашел Россери. В ту минуту, когда схватил ее - там, на стадионе, в далеком сентябре, он понял, что она точно такая же. Вот только она этого не понимала. Или не хотела понимать. Джеймс запутался так сильно, что ему срочно была нужна помощь, чтобы выпутаться. И помощь пришла, откуда ее не ждали - неподалеку от хижины Хагрида на по-настоящему огромную тыкву была наброшена слизеринская мантия. Обладателя этой мантии видно не было, а потому Джеймс, пораскинув мозгами, постучал в тяжелую дубовую дверь. В хижине раздались шаги, дверь распахнулась, и на пороге появилась фигура полувеликана. Хагрид, казалось, даже не удивился, когда увидел его, будто только этого и ждал. — Эка вот оно как, — улыбнулся он в бороду, смерив его взглядом теплых темных глаз. — Заходи-ка, Джей, чего замер? Звон ложек на кухне подтвердил его подозрения, и Джеймс вошел в натопленную хижину, попутно расстегивая теплую мантию. На крохотной кухне сидел Альбус и сосредоточенно мешал чай в большой кружке. — Я вон думаю, сегодня праздник какой, — Хагрид подсуетился и поставил на стол еще одну кружку. — Все трое ко мне пришли, договорились видать. — Трое? — переспросил Джеймс, опускаясь на стул и удобно размещая на нем свои ягодицы. — Трое, трое, — хмыкнул Альбус, и тут из соседней комнаты показалась темно-рыжая макушка Лили. — Привет, Джеймс! — весело крикнула она и тут же скрылась. — Вона, порядок наводит, — Хагрид уселся в свое огромное кресло. — Я бы и сам, но уже не те ноги… А Лили она как бабушка ваша — порядок вона как любит. Джеймс с Альбусом переглянулись и одновременно глотнули горячего гречишного чая. Окошки в хижине запотели, пейзаж за ними смазался, и создалось впечатление, словно хижина лесничего отделена ото всего мира. За дубовой дверью было не место интригам и скандалам, здесь был дом полувеликана, и ничто плохое сюда не прокрадывалось. Лили вновь показалась из спальни и взяла себе кружку. Раздалось жалобное ржание, и вслед за ней вышел маленький единорог, добавивший золотого света в помещении. — Вроде все, — сообщила она с довольной улыбкой, подманивая жеребенка к себе. Джеймс так и застыл. Хагрид понимающе усмехнулся. — Вишь, какой у меня новый друг? — Но… — начал было Джеймс. — Но… Лили покачала головой. — Хагрид отпустит его, когда он подрастет. Да, Хагрид? — она метнула на лесника суровый взгляд, и тот понурил голову. — Да, да. Эва какие дела творятся - нашел я его, значит, совсем одного, заплутавшего, и в таких дебрях, куда люди никогда не сунутся. Чаво мне оставалось? Забрал его, иначе бы помер. Побегал за ним знатно, взрослых ваще догнать невозможно же, а этот резв оказался. — Такой хорошенький, — Лили коснулась золотой гривы, и единорожек прикрыл глаза от удовольствия. — Словно игрушечный. Хагрид улыбнулся и поставил свою кружку на стол. — Верно говорят, что маленькие единороги только дев к себе подпускают. Гляди, как этот ластится! Джеймс с недоверием посмотрел на животное. Единорожек даже не думал отходить от Лили. На лбу у него был небольшой отросток, по-видимому, будущий рог. Жеребец был совсем молодой. — Ему и двух лет нет, — словно прочитав его мысли, сказал Альбус. — Откуда ты знаешь? — заинтересовался Джеймс и взял со стола ярко-красное яблоко. — Единороги после двух лет становятся серебряными, — подперев щеку рукой, сообщил Альбус, — а рог вырастает вообще только к четырем. — О Мерлин, Ал, — хихикнула Лили, — как можно это все помнить? Она сидела боком к столу и заплетала единорогу гриву в меленькие косички. Ее собственные волосы тоже были заплетены, а одета она была совсем просто — в темно-зеленое платье из плотной ткани и шерстяную кофту. Лили выглядела, как хранительница леса из старых волшебных сказок. Альбус тоже отставил кружку в сторону. — Это не так, Лил. Я многое забываю. Джеймса поразил тон, которым это было сказано — в нем смешала неприкрытая горечь и странная тоска. — Ал, у тебя все хорошо? — осторожно спросил он, и Альбус недоуменно вскинул брови. — Конечно. «Конечно — самое отвратительное слово в мире», — подумал Джеймс. Ведь у него, конечно, все тоже в полном порядке. Лили ласково коснулась его плеча. — Ты видел папу, Джей? Он мне писал, что приедет сегодня. Альбус вскинулся. — Точно, мне тоже. Джеймс кивнул. — Я его видел, да. Мы немного погуляли у озера, и… — И нас не позвали, — с укором продолжила Лили. —… и он поднялся к Макгонагалл. Лил, вы еще успеете пообщаться, не переживай. Джеймс не знал, как еще сказать им, что их разговор с отцом был весьма личным. Он точно не касался посторонних ушей. Гарри попросил его не посещать «Жилу» какое-то время. Он не особо много говорил, больше спрашивал, и Джеймс сделал вывод, что он что-то знает. Или, на худой конец, подозревает. Гарри спрашивал про настроения в Хогвартсе, про реакцию на метку, — словном, это напоминало типичный авроратский допрос. И еще в зеленых глазах — таких родных — сквозило беспокойство, сводящее с ума. Джеймс хотел бы как-то успокоить его, но понятия не имел, как. Он звонко чихнул. Под низким потолком хижины висели пучки засушенных трав, создававших целую какафонию запахов, а в камине плясал огонь, Лили тихо мурлыкала какую-то песенку себе под нос, почесывая единорога за ухом, за окном шумел ветер, Альбус гипнотизировал свою чашку взглядом, слегка скрипели деревянные балки, Хагрид улыбался. Это был островок чего-то нормального в целом озере загадок. Был. Потому что спустя секунду кружка Альбуса упала на пол и разлеталась на сотни осколков, и тот вскочил со своего места, пробурчал ломанные извинения, раздавил несколько осколков в пыль и выскочил за дверь, даже не попрощавшись. В глазах Лили зажглось беспокойство, и они вмиг стали так похожи на глаза отца, что стало страшно, и Джеймс придержал ее за рукав, качнув головой. Лили послушно села назад, бросив на него взгляд - они оба знали, что Альбус предпочитал, чтобы его не трогали в короткие моменты личного кризиса. Поэтому ни Джеймс, ни Лили не видели, как за закрытой дверью Альбус Поттер с силой вцепился в свои волосы и судорожно глотнул ледяного воздуха.