Lost Generation

      Ветер трепал волосы, забранные в небрежную косу. Было раннее утро. По воде Черного озера пробегала редкая рябь, но сегодня оно казалось совсем прозрачным, чистым, как слеза. Рони присела на камень и стянула с ног ботинки с носками, а затем осторожно погрузила ноги в прохладную чистоту. И взвизгнула — вода оказалась ледяной. У ее ног откуда не возьмись вынырнула маленькая русалка и уставилась на Рони круглыми рыбьими глазами. Рони попыталась улыбнуться, но русалка этого не оценила и, издав невнятный звук, нырнула к себе, напоследок сильно ударив хвостом по воде и обрызгав ее с ног до головы. — Налаживаем контакт с братьями меньшими? — спросил кто-то за спиной, и Рони от неожиданности чуть не свалилась в озеро. Одна нога вновь оказалась в воде, и холод тут же прошиб легкие. Рони спешно вскарабкалась обратно и недовольно обернулась. Профессор Люпин стоял на песке в распахнутом пальто, из кармана которого торчал свежий «Ежедневный пророк», а его волосы были такими же оранжевыми, как рассвет. — Простите, — буркнула она и уперлась голой ступней в камень, зарываясь носом в вязаный шарф, пожертвованный сердобольной Розой. — За что? — он выгнул бровь, и Рони ничего не оставалось, кроме как пожать плечами. Она не знала. Неподалеку раздалось тихое бульканье, и уже знакомая русалка показала наружу нос, уставившись на непрошенных гостей. Рони показала ей язык, и Люпин рассмеялся. — Зачем так вредничать? — Она меня облила. Профессор все не уходил, и Рони начала чувствовать себя неловко под его внимательным взглядом. Глаза у него были как будто кошачьи, со слегка вытянутыми зрачками - наверное, так удобнее было видеть в сумерках. Она вопросительно кашлянула. Люпин отмер и опустил глаза на носки своих ботинок. Словно извиняясь. Из всех учителей, которых Рони узнала за свою относительно недолгую жизнь, этот был наиболее вменяемым, предмет свой очевидно любил, и не злобствовал, если ты не сдавал домашнее задание в срок. Что все-таки не извиняло его странного поведения. Будто он хотел что-то сказать, но не знал, как и что. Она открыла рот, но в тот же момент Люпин как-то странно скривился, засунул руку в карман, а в следующую секунду ей на колени шлепнулась газета. — Что… — Мне она все равно не нужна, а вы почитайте, раз уж сидите здесь. С этими словами Люпин повернулся, кивнув на прощание, и направился вдоль берега к дороге, ведущей в Хогсмид. Рони нацепила ботинки на уже начавшие отмирать ступни, скрестила ноги по-турецки и развернула газету. Профессор был прав, ей ведь действительно нечего делать, до завтрака еще полно времени, а возвращаться в замок совсем не хотелось. В Хогвартсе за последние дни атмосфера была гнетущая — теперь между ее факультетом и остальными словно бы протянули невидимую нить отчуждения. Рони-то привыкла к тому, что ее не любят, но у тех, других, хотя бы были причины. Теперь слизеринцев шпыняли те самые дружелюбные и искренние факультеты, с которыми еще на той неделе они прекрасно делили классные комнаты и общались. Все перевернулось с ног на голову. И заголовки ничего хорошего не предвещали. За то недолгое время, что она жила в Хогвартсе, Рони успела уяснить две вещи. Во-первых, британцы были куда либеральней. Им разрешалось заключать браки с не-магами (маглами, как они их называли), никто и слова не говорил про нетрадиционные отношения среди волшебников, потому что здесь это было в порядке вещей, и, наконец, любой мог высказываться про стоящих у власти. Сейчас этим активно пользовалась оппозиция, обрушившая на Министерство магии целую волну недовольства. А во-вторых (и Рони даже не знала, пугает ли это ее), статут о секретности подвергался не только нападкам, но и серьезным обсуждениям, словно Британия хотела наплевать на всеобщую безопасность и открыть существование магов мировому сообществу. «…маглорожденной. Я выросла среди них, поверьте, для маглов само открытие волшебства станет серьезным ударом. А там, где есть страх, рождаются самые страшные решения». Министр Уизли-Грейнджер была одной из тех, кто приводил веские доводы против отмены. Рони закусила губу и перелистнула страницу, с которой на нее взирало незнакомое узкое лицо со впалыми скулами и морщинами в уголках рта. «Я прекрасно понимаю политику нашего министра. Гермиона Уизли во всем права. Но задумайтесь: сколько еще веков мы будем прятаться, как мусорные крысы, оберегая психику наших ближайших соседей? Почему мы должны подстраиваться под них и изучать, что такое электричество, когда ни один магл не ответит на вопрос, что такое «Алохомора»? Кто принял это решение? Были темные времена. Нас сжигали на кострах. Но с тех пор человечество сделало огромный шаг вперед. Мы не хотим огорошить маглов новостью, что рядом с ними скрывается огромный мир, их надо подводить к этому постепенно. Только так мы сможем через некоторое время полностью открыться…» Конечно, подобные мысли заставляли думать дважды. Но Рони, как бы ей ни хотелось быть непредвзятой, точно знала: люди привыкли считать себя главными. Стоять на вершине пищевой цепочки. Людям надо было знать все, все понимать, они вечно лезли туда, куда не просят. Они бы растащили их на опыты. Тыкали бы в них шприцами, выявляя, где гены потерпели мутацию. Их бы просто не приняли. Или бы приняли, но боялись. Классифицировали бы по разрядам и упекли в сверхсекретные базы, лишив палочек. Не все, разумеется. Рони уставилась на озеро. Кто-то был бы рад открыть для себя новый мир. Мечтатели. Оптимисты. Далеко не все люди. Джеймс был прав. Многие все еще хотели прежнего режима. Приоритетов чистокровности. Снова взойти на самый верх. Не только чтобы потешить самолюбие. Чтобы захватить власть, а оттуда начать действовать. Взаправду открыть себя людям. Строчки забегали перед глазами, и Рони отложила газету в сторону, подперев щеку рукой. Она не любила размышлять о том, на что не имела влияния. Но с тех пор, как Джеймс Поттер открыл ей «Жилу» и рассказал все те вещи, она потеряла покой. Рони не могла понять, как ему удавалось так искусно играть свою роль бездельника и весельчака. Она смотрела на него и видела парня на темной улице Хогсмида, который был усталым и который совершенно точно не хотел заниматься тем, чем занимался. Она хотела подойти к нему. Не раз хотела. Но понятия не имела, что делать потом. Улыбнуться? Дико. Обнять? Не ее профиль. Заговорить? О чем? Вот она и стояла в стороне. Джеймс за одну ночь превратился из надоедливого парня-звезды школы в сломленного мужчину, и ей не было ясно, что с этим делать. Да еще и Люпин смотрел так, словно знал, о чем она думает. Тем же взглядом он одарил ее, когда пришел в три утра вытаскивать их из забарахлившего хода у статуи одноглазой ведьмы, и с тех пор его отношение к ней поменялось. На уроках были все те же вопросы, все то же отношение, но его глаза не врали. Просто не умели. Эдвард Люпин точно знал что-то, о чем она, Рони, и не подозревала. Ветер крепчал. Он гнал с севера грозу. Новый понедельник ознаменовался появлением в Хогвартсе Авроры Бруствер — новой помощницы мадам Помфри, практикантки из Мунго. Школьная медсестра была, несмотря на почтенный возраст, полна сил и бодрости, но годы постепенно брали свое, и с ними пришла некая рассеянность - не лучшее качество единственного на сотни учеников колдомедика. И все бы ничего, новость как новость, вот только мисс Бруствер оказалась прехорошенькой молодой волшебницей с бархатно-темными большими глазами и точеной фигуркой, а у старшекурсников внезапно обострились все самые мыслимые и немыслимые болезни. Они приходили в Крыло, держась за больные животы, головы и другие конечности, настаивая, что умрут прямо на месте, если в срочном порядке не провести медосмотр и оставить их в Крыле на несколько дней. Мадам Помфри усмехалась, уверяла каждого, что они здоровы, как гиппогрифы, и отправляла на занятия, а Аврора же просто улыбалась, наблюдая за массовым непослушанием. Осада госпиталя так бы и продолжалась, но новости дошли до Фарии, которая тут же разогнала обнаглевших подростков по классам и для профилактики сняла с каждого факультета десять очков. — Бруствер… Бруствер… — пробормотал Доменико, нанизывая куриное крылышко на вилку и придирчиво его разглядывая. — Почему фамилия такая знакомая? Скорпиус посмотрел на него так, словно Забини вдруг заговорил на русалочьем наречии. — Даже не знаю, Дом. Ничего тебе не напоминает? Скажем, фамилию бывшего министра? Доменико щелкнул пальцами. — Точно! Флокс деловито смахнула с плеча брата несуществующую пылинку и покосилась на новоприбывшую, восседавшую со смиренным видом за учительским столом. Было время обеда, и в Большом Зале стоял невыносимый гвалт. — Никак не пойму, как дочь министра попала в колдомедики. — Каждому свое, — пожал плечами Скорпиус и тоже взглянул на мисс Бруствер. Хмыкнул и отвел взгляд, хотя там было, на что посмотреть. Флокс недовольно глянула на Малфоя, но вслух никакого недовольства не высказала, лишь спросила: — Эй, а где Альбус? Доменико странно посмотрел на сестру. Скорпиус зевнул. — Понятия не имею. Минутная стрелка гигантских часов передвинулась на одно деление, но Альбус не обратил на это никакого внимания. Он смотрел на окрестности замка сквозь прозрачное стекло циферблата, и ему чудилось, будто отражение ухмылялось ему. Наверное, во всем были виноваты стекающие по стеклу капли осеннего дождя и грозно-светящиеся облака, хмуро нависшие над Шотландией. А может, он просто окончательно сошел с ума и ему теперь виделось то, чего нет. Он не говорил об этом. Только Флокс знала, но она, наверное, забыла обо всем, что произошло той давней ночью. Сделала то, что стоило бы сделать и Альбусу. Забыть. Смешно даже. За последние недели он забывал о куче важных вещей, а об этом забыть не мог, словно эти воспоминания были защищены изнутри каким-то непонятным заклинанием. У него оставались какие-то крупицы его прежнего, тени заполняли разум, а он даже не сопротивлялся. Альбус приложил горячую ладонь к стеклу, и его призрачный двойник сделал то же самое. Они стояли, соприкоснувшись, и твердо глядели друг другу в глаза. Стекло под рукой было ледяным. Минутная стрелка снова дернулась и лениво поползла вверх. Стоя здесь, на широких балках, в месте, где так легко свалиться вниз и размозжить череп, Альбус чувствовал себя поразительно спокойно. Удавалось на короткое время отбросить все то глобальное дерьмо, что происходило в его жизни. Тяжело ударил колокол. На ресницах собралась горячая влага. А дождь все шел. И Альбусу хотелось туда, прямо под эти холодные капли, чтобы они смыли с него всю боль, тоску, весь тот страх, из которого состояло все его существо. Всю трагедию, искренне-прекрасную в своей неповторимости. И разве недостаточно ему было? Создавалось ощущение, что весь мир за стеклом был ненастоящим. Лишь образом в его голове. Ему было даже некуда убежать от него. Было это место и был Альбус, совершенно точно не чувствовавший себя «в порядке». Раньше в самые дождливые дни, когда Скорпиус вел себя, как придурок, когда доставали учителя, когда все катилось ни к черту, он вспоминал маму. Ее теплую улыбку, которая, казалось, навечно прилипла к ее лицу, и ее слова, которые она сказала ему давным-давно. Тот день тоже был дождливым, и Альбус отчего-то дулся, как наргл на крупу, и они с Джинни сидели на крыльце под навесом, с которого стекали маленькие водяные водопады. На улице шел грозный ливень, под которым прогибалась потемневшая изумрудная трава, дул ветер, но в маминых руках было спокойно и совсем-совсем не страшно. «Таких дней будет много, Ал. Но ты… Ты оставайся собой. Несмотря ни на что. Проблемы будут приходить и уходить. Не живи слишком быстро. Все, что тебе нужно в жизни - в твоей душе. Будь проще. Будь тем, кого ты будешь любить и понимать. Иногда будет сложно, но ты сможешь». Альбус уже не помнил, сколько ему было в тот далекий день, но слова мамы он запомнил крепко-накрепко. Они всегда выручали. Он никогда не шел против своей совести, делал то, что считал нужным, и это не подводило его. Ни разу. А теперь он даже не знал, кто он такой и что с ним вообще происходит. Все стало намного хуже. Альбус стал забывать события, которые только произошли. Как тут оставаться спокойным? Недавно он обнаружил себя в хижине Хагрида в компании брата и сестры, хотя понятия не имел, как там оказался. Испугался до чертиков и выскочил вон. В следующий раз он долго и мучительно вспоминал фамилию лучшего друга, чтобы настроить поисковые заклинания, которые в итоге не понадобились благодаря мощному мозгу Розы. Провалы в памяти становились катастрофическими, Альбус перестал соображать, как с ними бороться и стоит ли это вообще делать, если причина этой странности ему неизвестна. Скрыта тайной за семью печатями. Ему было даже не с кем поговорить об этом. Да что уж врать, Альбус боялся признаваться в своей болезни кому-бы то ни было. Это означало бы признать само ее существование. Он не был готов к этому. Только не так. За его спиной что-то зашевелилось, и Альбус быстро обернулся. Это была Флокс. У нее были распущенные волосы, стекающие огненными прядями на плечи и голубые глаза с длинными черными ресницами-стрелками. Она двигалась грациозно, как кошка, не обращая внимания на натыканные кругом балки и крепления. — Привет, — она ласково коснулась его подбородка и потянула на себя, целуя его сомкнутые губы и придвигаясь вплотную, чтобы между ними не осталось и дюйма. Альбус отстранился и покачал головой. — Прости, я сейчас не совсем… Флокс поцеловала его снова, настойчиво и страстно, запуская пальцы ему в волосы, и Альбус невольно поддался, чувствуя, как тоска ненадолго отступает. Над их головами пробил колокол, и стая испуганных ворон пролетела мимо часов. Забини прижалась лбом к его лбу, мило улыбнулась, а потом крикнула: — ТЫ РЕХНУЛСЯ? Альбус вздрогнул и проснулся. В ту же секунду ему в лицо прилетела пухлая подушка. — Я пришел с миром! — он вскинул руки, отчаянно пытаясь вспомнить, где и как он очутился, а потом увидел знакомые синие волосы и чуть не зарыдал от облегчения. — Поттер? — недоверчиво спросила Рони, опуская руки с очередной подушкой и хмуря брови. — Ты что тут забыл? Альбус поковырялся в ошметках собственной памяти. — Прячусь, — признался он и сел на чужой кровати. Рони все еще выглядела неубежденной. — Как ты узнал пароль от моей комнаты? — Подслушал. — Зачем? — Мне нужно было место, где меня не стали бы искать. Слизеринка отбросила подушку в сторону и скрестила руки на груди, смиряя его недовольным взглядом. — И ты решил, что лучше моей комнаты в замке места нет? Немного самонадеянно полагать, что я разрешу тебе тут спать, не находишь? — Прости, — Альбус почесал затылок. — Я не собирался засыпать. Я просто… устал. Рони фыркнула. — Понятно. Она прошествовала к шкафу, попутно стягивая с себя школьную мантию, и распахнула дверцы. — Эй! — возмутился Альбус. — Я еще здесь! Из недр шкафа раздался саркастический смешок. — Мне-то что? — Даже не знаю, — он отвел взгляд. Шкаф с треском захлопнулся, и Альбус не успел повернуться, как в него прилетел пушистый тапок. — Значит так, Поттер, — Рони была в джинсах и расстегнутой рубашке, из-под которой выглядывал лифчик, и в руках она держала уже второе грозное оружие. — Или ты перестаешь читать мне нотации, которых мне вполне хватает на уроках, и вспоминаешь, что ты все-таки в моей комнате, или ты сваливаешь отсюда к своим прекрасным друзьям, от которых ты по непонятной мне причине прячешься, договорились? — Договорились, — Альбус перекинул ей тапок, и Рони, в очередной раз доказывая свои охотичьи способности, поймала его одной рукой, после чего вновь полезла в шкаф. А Альбус даже и не подумал отворачиваться. Школьная рубашка стекла с ее плеч, обнажив не тронутую загаром спину, которой, впрочем, долго любоваться не пришлось, поскольку Рони натянула на себя какую-то безразмерную черную футболку с логотипом «Белых Пикси». Только в этот момент до Альбуса, наконец, дошло. — Постой, а уроки уже кончились? Рони пожала плечами. — Ну да. Часа два или три назад. Ты решил не ходить? Если бы. Он просто безбожно проспал все на свете, потому что ко времени обеда почувствовал, что ему нужно хотя бы полчаса наедине с самим собой. Пришел сюда, зарылся в одеяла, как гусеница в кокон, и заснул сном младенца. Рони уселась рядом, подогнув под себя ногу. В своих закатанных джинсах, большой футболке и босиком, она казалась совсем девочкой. Даже волосы цвета дешевой сладкой ваты казались ее неотъемлемой частью, даже вот такие, отросшие, черные у корней. Благослови Мерлин Америку. — Итак, — протянула Рони. — Я не буду ничего спрашивать, если хочешь. Альбус пожал плечами. — Плевать. — Хорошо, — она закинула в рот две жвачных подушечки. — Будешь? Какое-то время в комнате раздавались лишь чавкающие звуки, пока Россери это (очевидно) не надоело. — Слушай, Поттер, — она затолкала за спину одну подушку, — ты во сне бормотал кое-что… Не то что бы мне показалось это странным… Но ты так и стонал - «Флокс, Флокс», и я - это не мое дело, но - ты что, крутишь шашни с Забини? Альбус поперхнулся жвачкой. — Понятно, — протянула Рони, внимательно глядя на него. — Я все понять не могла, чего же в вас, Поттерах, такого особенного, что весь Хогвартс перед вами стелется. А ничего особенного и нет, вы просто плюете на правила и считаете, что вам все простят. — Это не так, — возразил Альбус, ежась и накидывая на ноги одеяло. Рони усмехнулась. — Да неужели? То есть то, что вы с Забини - невестой твоего, между прочим, друга, спите вместе, это нормально? — Мы не спим вместе, — огрызнулся он, — это было всего один раз. — Но было, разве нет? Альбусу стало как-то не по себе. — И что? Рони внимательно посмотрела на него и рассмеялась, хлопнув рукой по коленке. — Расслабься, Поттер. Я не собираюсь тебя судить. Мне просто интересно. В этой дыре, конечно, что ни неделя - новое происшествие, но такие вот сплетни гораздо приятнее тех, что заканчиваются смертью. — Я думал, тебе это не близко, — заметил Альбус, покусывая нижнюю губу. С кровати на пол упала толстая книга по Истории Магии, и они синхронно вздрогнули. Рони подняла талмуд и положила его на колени, поглаживая обложку. — Ты прав. Но если бы ты столько, сколько я, проводил в женском общежитии в Ильверморни, то и не к такому бы привык. Альбус хмыкнул. Раньше он много времени, иногда даже против воли, проводил в женских головках. — Там совсем по-другому, да? — спросил он, запрокидывая голову и разглядывая потолок из скучного серого камня. Рони чихнула и почесала нос. Ногти у нее были накрашены темно-синим лаком. — В Ильверморни? Да. У нас все-таки специалитеты, а не факультеты, и все обучаются разным предметам. То есть, основные тоже есть — история, формулы заклинаний, квиддич, но в основном все разбиты по профилям. — И кем была ты? — Пакваджи, — Рони нахмурилась. — Это целители. Еще есть воины, ученые и, кхм, искатели приключений. — Вас тоже распределяет Шляпа? — полюбопытствовал Альбус. Рони рассмеялась. — Нет, конечно. Нас выбирают статуи. Меня, например, выбрало сразу трое, и я решила, что пойду на целительство, потому что родители всегда… Впрочем, неважно. А на Пакваджи не так уж плохо, порой мне даже нравилось. У нас была алхимия, и собирательство, и курсы медицинских заклинаний. Мне это здорово помогло в Лаврентиде, кстати. О, а еще нам нельзя забирать палочки из школы до совершеннолетия, правда, у нас оно наступает в шестнадцать... Альбус подумал, что, по сути, школы волшебства ни черта друг о друге не знают. Обо всем, что ему рассказала Рони, он слышал впервые в жизни. Волшебники слишком хорошо прятались от маглов, чтобы помнить, что прятаться друг от друга не нужно. Вдруг Рони рассмеялась. — Я думала, это я тебя допрашивать буду, а в итоге все наоборот. Альбус даже напрячься не успел. — Не бойся. Я не буду заставлять тебя говорить о том, что тебе неприятно. Поттер, ты только скажи мне одно - ты в порядке? Он не понял, почему именно Рони решила задать ему этот вопрос. Ощетинился, отреагировал, как дракон на красную тряпку. Промолчал, вновь и вновь заглатывая жгучую боль от этого вопроса, который никто не считал нужным ему задать с тех самых пор, как все покатилось по склону вниз, к пучине того отчаяния, в котором он находился. Плескался в нем, как в бассейне. Слишком долго ждал этот катарсис, что никак не хотел приходить. Альбус знал, что все, что ему на самом деле нужно - одна минута для одного вопроса. Того, что он не успел задать той, с которой все это началось. Ты меня когда-нибудь любила? Скажут — бред, скажут — идиотизм, но Альбусу было важно знать, что он не был всю свою жизнь пешкой в тупой игре. Средством достижения цели. А Рони — Рони словно была непонятной голубой планетой. Она просто сидела и смотрела на противоположную стену, а на ее лице застыло какое-то потусторонее выражение. До этого момента Альбус видел такое выражении только у матери Скамандеров. А теперь невольно сравнил их и понял, что Россери невероятно похожа на тетю Полумну. Ей словно все было про всех известно, но она ничего не говорила, лишь наблюдала. Словно знала все о его проблемах. Ничего ей не было известно. Незаметно для себя Альбус разозлился. Какого черта он творил? — Я пойду, — он встал и чуть не застонал, когда позвоночник слегка хрустнул. Рони все так и сидела на своем месте. Она кивнула. Альбус вышел за дверь, не оборачиваясь, даже когда ему в спину прилетело: — Сходил бы к Помфри, Поттер. Оказавшись в слизеринской гостиной на виду у всех, Альбус слегка стушевался. Он совершенно не подумал, что вечером мало кто сидит в спальне и слушает отповеди незваных гостей. — Ба! Ал, ты куда исчез до обеда? — Скорпиус обнял его за шею и потрепал по волосам. — Смотри-ка, возвращаешься с женской половины, а на лице такое выражение, будто слизней проглотил. — А ты, я смотрю, в настроении, — хмыкнул Альбус. В голову услужливо постучал заданный Рони вопрос. Он посмотрел на друга. Скорпиус выглядел так же, как и всегда. Словно не его два дня назад откачивали от наркотиков и алкоголя. Все то же ленивое растягивание гласных, слегка вздернутый подбородок и идеальная прическа. Сюрреализм какой-то. Как ему это вообще удается? Так же не бывает в природе. — Понедельник закончился, — глубокомысленно изрек Шон Руквуд. Скорпиус щелкнул пальцами. — Скала дело говорит. Альбус нахмурился. Скала. Скала. В памяти что-то ненавязчиво зашевелилось, что больше ничего не произошло. — Прости, кто? — поинтересовался он шепотом, и Малфой улыбнулся. — Что, так хорошо покувыркался, что мозги отшибло? — И не говори, — тихо ответил Альбус и сел в черное кожаное кресло, опуская школьную сумку на стол и смотря на друга снизу вверх. Под подбородком Скорпиуса красовался небольшой засос, алел ярким пятнышком на белоснежной коже. Альбус перевел взгляд на Флокс, которая мирно перелистывала страницы учебника по зельям, сидя около самого окна. Ее волосы были забраны в хитроумную прическу, и на тонкой шее не было никаких остаточных следов. Это казалось важным, и внезапно за нее стало обидно. Хоть Флокс и призналась ему, что Скорпиус не любит ее и что она это понимает, хоть Альбус и понимал, что его лучшему другу никогда не будет достаточно одной-единственной, он все равно не мог принять этого. Все было проще, когда Флокс училась во Франции. Они прекрасно научились игнорировать тот факт, что вся жизнь Скорпиуса расписана по годам. А теперь его друг, как и положено избалованному отпрыску старейшей династии, ни в грош не ставил решения родителей и ходил налево. И Альбус бы ни в коем случае его не осуждал, если бы его действия не затрагивали Флокс. Она просто не заслуживала такого. — Ал, ты здесь? — Скориус помахал у него перед носом пергаментом, и Альбус моргнул. — Да. Да, прости, просто задумался. Хорошая ночка? — он кивнул на его шею, и Малфой неожиданно нахмурился. — С чего ты взял? Альбус закатил глаза. — Не хочешь — не рассказывай, я же не заставляю. Скорпиуса это явно не успокоило. — И ты не полезешь в мою голову? Альбус чуть не закричал, что физически не сможет это сделать. — Во-первых, ты ставишь барьер, а во-вторых, мне плевать на твои похождения. Просто мог бы… Неважно, — он вытряхнул из сумки лекции по Трансфигурации. Какое-то время они скрипели перьями. В гостиной было относительно тихо, разве что первокурсники перебрасывались волшебными самолетиками у камина, да ребята с шестого курса возились над практическим заданием Фарии — отрабатывали невербальные чары. Из-за того, что вслух заклинания произносить было нельзя, они старались выпихнуть магию из себя всеми известными способами — хрипели, сипели, покраснев от натуги так, что чуть ли не пар из ушей валил. Первым не выдержал Скорпиус. — Что ты хотел сказать, Ал? — Альбус поднял взгляд и уставился в серые уставшие глаза. Скорпиус был серьезен. — Ничего, — Альбус покачал головой. — Я вижу, когда ты мне врешь, Поттер. Скорпиус отодвинул неопрокидываемую чернильницу и скрестил руки на груди, точно защищаясь. — Говори. — Я просто думаю, что сейчас ты ведешь себя неправильно, — Альбус вздохнул. — Понимаю, тебе хочется наиграться до помолвки, но все же… — При чем тут помолвка? — Скорпиус выгнул бровь. Альбус растерялся. — Ну, после того как она будет заключена, ты же не… Скорпиус вдруг рассмеялся. — Я — «не»? Альбус, Мерлина ради, ты серьезно? Альбус ничего не ответил, переваривая услышанное. Скорпиус вздохнул и придвинулся ближе. — Послушай, я понимаю, что для тебя все это непонятно, но мы живем по таким законам не одну сотню лет. Помолвки заключаются, чтобы обеспечить чистокровное наследство. И не смотри на меня так, Поттер, ты прекрасно знаешь, что без этого волшебники обречены на вымирание. Но это не значит, что мы привязываемся друг к другу. В случае с женщинами - да. Закон более суров, потому что они должны производить на свет наследников. Но для меня помолвка... это просто договор. Это были ужасные слова, но самый большой ужас заключался в том, что они были правдивы. Скорпиус всего лишь верил в то, что впиталось в него вместе с молоком матери. Альбусу, несмотря на то что его отец фактически стоял во главе страны и владел состоянием не меньшим, чем Малфои, было не понять всех чистокровных заморочек. Его просто не так растили. — Ты будешь изменять Флокс? — тихо спросил он. Скорпиус пожал плечами. — Разумеется. — И ты считаешь, что порядочные девушки будут в этом участвовать? Те, которые будут надеяться, что единственные в твоей жизни? Скорпиус склонил голову набок и облизал губы. — А с чего ты взял, что их будет несколько? Альбус смерил его непонимающим взглядом. Они были друзьями уже достаточно долгое время, чтобы примириться со странностями друг друга. Скорпиус порой выдавал такие фразы, от которых Альбусу становилось не по себе (как, например, минуту назад), но осуждать он не смел. Слишком в разных семьях они росли. Тем более, разве не в этом смысл дружбы — принимать друг друга такими, какие есть? Да. Они долго дружили. И у Скорпиуса бывали увлечения. Но он ни разу не говорил с такой серьезностью. Ни о ком. — Ты хочешь сказать, что встречаешься с кем-то, кто знает про Флокс и кто готов продолжать? Зная, что у вас никогда ничего не выйдет? — Блядь, Альбус, — жалобно протянул Скорпиус. — Почему ты всегда задаешь такие вопросы? — Какие - такие? — улыбнулся Альбус. — Болезненно-правильные. — Я твой лучший друг, дубина. Это как голос совести и разума в одном, помнишь? Скорпиус кивнул. На несколько секунд повисло молчание, а затем он продолжил. — Да. Она действительно все знает и действительно хочет продолжать. А я… Я просто не могу этому сопротивляться. Альбус присвистнул. — У этой девчонки явно проблемы с инстинктом самосохранения. Что будет, если она в тебя влюбится? Скорпиус покачал головой. — Только не эта. Поверь, ей хватит ума этого не делать. — Тогда она станет невероятным исключением из правила. Альбус взглянул на Скорпиуса, который явно блуждал где-то в себе в поисках ответа. А может, проверял внутренние барьеры, чтобы он не прочел его мысли. Сейчас Альбусу как никогда хотелось это сделать. — Она не… — Скорпиус слегка улыбнулся, — короче, это не любовь, Ал. Влечение, да и только. — Тогда тебе действительно не о— — О чем болтаете? — Доменико свалился откуда-то из-за спинки дивана прямо на колени к Скорпиусу, и Малфой недовольно пихнул его. — Идите к нам, обсудим вопросы к завтрашней контрольной. Возразить было нечего, так как семестр подходил к концу, а оценки по-прежнему были важны, и они устроились на диванах у окна. Альбус против воли оказался сидящим рядом с Флокс, прямо напротив Скорпиуса и Доменико. Почему-то эта позиция казалась совершенно не комфортной. — Вот ведь любопытная сволочь, — заметив в окне глаз гигантского кальмара, прокомментировал Скорпиус. Альбус проследил за его взглядом и вздрогнул — зрелище и впрямь было не самое приятное. Флокс рядом с ним поежилась. — И не говори. Кальмар отплывать не хотел, будто происходящее в гостиной действительно занимало все его мысли. Его не испугало ни постукивание по стеклу, ни рожи, которые принялась корчить малышня, заметив нежданного гостя. Его глаз пялился на них не моргая, и от этого становилось жутковато даже самому закаленному слизеринцу. Факелы разливали по помещению ровный свет, но в подземельях огонь был более бледным, как если бы сырой камень и нахождение посреди Черного озера приглушали его яркую силу. — Я что-то видел! — воскликнул внезапно, один из охотников, Эрни, и прилип к стеклу. — Русалку, тритона, гриндилоу? — зевнул Доменико, вновь просматривая список вопросов. — Да нет же! — Эрни оскорбленно покосился в сторону их дивана, — это был человек! — Человек? На такой глубине? — удивилась Флокс. — Разве там не холодно? — Вот-вот, — Скорпиус даже не посмотрел на окна. — Люди в Черное озеро не суются. Альбус посмотрел на покрасневшего третьекурсника. — Может, это и вправду был тритон? — предположил он, слегка улыбнувшись мальчишке. Эрни чуть ли ногой не топнул. — Это был человек, я же не слепой! С руками и ногами! С этими словами он обиженно повернулся к своим и начал им что-то втолковывать, кивая на окно. — Как пить дать жаба-переросток, — покачал головой Доменико, но тут так и подскочил, уставившись в окно. Эрни торжествующе завопил. — Человек! Все, кто находились в гостиной, устремились к большим арочным окнам, перепрыгивая через столики, кресла и домашнюю работу. Из высокомерных и прилизанных слизерницев, которых каждый день наблюдал Хогвартс, они превратились в обычных шумных детей. Человек подплыл к окну, неистово махая руками и что-то говоря, но изо рта у него вылетали лишь пузыри воздуха. Позади них раздался тихий вздох, и Альбус обернулся на посеревшую в миг Джейн Айсвуд. — Лола? — едва разлепив пересохшие губы, спросила она, и его словно прошибло заклинанием. Не веря, Альбус опять посмотрел в окно. Сквозь мутную толщу воды он увидел знакомое кругло-кукольное лицо и чуть не упал. Это и впрямь была Лолита Паркинсон. Рони разбудили голоса. После ухода Альбуса она некоторое время почитала учебники, но в понедельник вечером это было несколько бесполезно, поскольку после выходных мозг всегда отказывался принимать новую информацию. Поэтому вскоре она отбросила книжки в сторону и открыла wizardsw. Полистала новости Майами, затем полезла на сайт Ильверморни и скривилась, увидев на новых фотографиях Алекс с ее новым бойфрендом. Что-то оставалось неизменным. Алекс сверкала белоснежной улыбкой и твердо стояла на своих высоченных каблуках, до боли напоминая Гринграсс. Но если Гринграсс, несчастную девушку с психозом, Рони давно уже простила, то у Алекс никакого оправдания не было. Есть просто плохие люди, и это надо принять. Рони в расстроенных чувствах закрыла сеть и зарылась в одеяла, пропитавшиеся чужим запахом. Поттер, как выяснилось, пах травой и кофе. Это было даже приятно - словно рядом кто-то был, и она не была одна. Казалось, что прошла секунда с тех пор, как ее голова коснулась подушки, когда из гостиной послышались выкрики и топот ног. Рони закрыла голову одеялом, шаря по простыням в поисках палочки, чтобы наложить Муффлиато, но не найдя ее, села на кровати и хлопнула в ладоши, включая свет. Палочка сиротливо лежала на полу среди груды учебников. Рони потянулась за ней, когда ближняя дверь хлопнула и кто-то в коридоре прокричал: — Она прямо за окном! Заинтригованная, Рони быстро натянула ботинки (благо, заснула она все в тех же джинсах и футболке) и выглянула наружу. В гостиной, располагавшейся прямо в конце коридора, царило нечто невообразимое. Все курсы до единого стояли у самых окон и смотрели на неясную тень за стеклом. Рони заправила выбившуюся из косы прядь за ухо и подошла ближе, вглядываясь и едва удерживаясь от невнятного выкрика - в воде была Паркинсон. Ее кожа была белой, глаза - бездонно-черными, и она махала на них руками. — Она хочет что-то сказать! — Почему она не задыхается? Какая это магия? — Она все это время была в озере? — Надо помочь ей! Джейн Айсвуд с решительным видом выхватила палочку и направила ее в окно, когда сразу два Экспеллиармуса выбили ту у нее из рук. Первое заклинание принадлежало Скорпиусу, а второе… Рони с удивлением обнаружила, что второе вырвалось из ее собственной палочки. — Джейн, ты не можешь сломать стекло, нас затопит, не понимаешь? — Это ты не понимаешь! Она же умрет там! — А ИНАЧЕ УМРЕМ МЫ ВСЕ! Сестры-Паркинсон стояли кучкой и просто смотрели в окно. Среди них была даже Нэгра, которая в обычные дни ходила особняком от своей семьи, и они все белые, как луна, и ничего не говорили. Находясь в некотором отдалении от всеобщей вакханалии, Рони первая заметила, как стена отодвинулась, и в гостиной показался Джеймс Поттер. Он всегда первым оказывался на горящих точках, и теперь-то Рони знала, почему. Поттера увидели не сразу, что дало ему время оценить ситуацию. Затем он взмахнул палочкой, и стекло на окне дало трещину. Слизеринцы обернулись. — Сейчас все расходятся по своим комнатам, — негромко сказал Джеймс, и это словно дало необъяснимый толчок к действию — слизеринцы послушались. Ну, то есть, почти все слизеринцы. Рони так и не сдвинулась с места, продолжая наблюдать. Так же непослушными оказались Альбус, Скорпиус и Джейн. Забини, что брат, что сестра, исчезли в общем потоке студентов. — Ты применил к ним Конфундус? — воскликнул Альбус, сверля брата непонятным взглядом. — Я оставил тех, кого посчитал нужным, — отрезал Джеймс. — А девочкам-Паркинсон тут незачем находиться. Пока. И - здравствуйте, давно не виделись, - это снова был он, загадочный мужчина той ночи. С него шелухой осыпались детали образа, и он оказался перед ними вот таким - сжимающим палочку, серьезным, напряженным до предела. Лола за окном все еще умоляюще подавала какие-то знаки, оглядываясь, словно боялась кого-то. Трещина на стекле стала больше. — Ты нас затопишь! — крикнула Рони, но Поттер и бровью не повел. Стекло лопнуло и сквозь трещину в гостиную потекли потоки воды. Вода булькала и стекала на пол, укрытый ковром, тут же впитываясь в него и не оставляя следов. Трещина разрасталась, и стекло повержено затрещало, грозя осыпаться на пол изобилием осколков. Лола, догадавшись, что они делают, подплыла ближе. — Что за черт? — недоуменно спросил Скорпиус, обходя место, которое всасывало воду, по дуге. Проем расширился, и вода окатила Джейн с ног до головы, но она даже не взвизгнула, лишь отошла подальше, всматриваясь в стекло. Ее тело била крупная дрожь. Лола была уже у самого окна, протянула руку к потоку не сдерживаемой окном воды, и легко проскользнула внутрь, тут же оказавшись на полу, который с противным всасывающим звуком стал заглатывать и ее. — Репаро! Финита! — Джеймс вывел две магические формулы одним движением кисти, и стеклышки встали на место, а пол подбросил Паркинсон вверх. Тело ее оставалось неподвижным. Они оказались около нее в тот же миг, и Джейн с Поттером синхронно бухнулись на колени. Джеймс осыпал бесчувственное тело потоком заклинаний, которые, впрочем, не давали никакого эффекта, а Айсвуд трепала подругу по щекам дрожащими ладонями. Рони же... смотрела на это сквозь призму. Застыла. Словно это было призрачное действо, не имевшее к ней никакого отношения. Это все было слишком знакомо. — Эй! — Альбус потянул ее край джинсов. — Ты же целитель! — Что? — тупо спросила Рони. Дошло до нее не сразу, а когда дошло, сердце сжалось. Блокиратор сознания куда-то исчез, когда она села рядом с телом и направила на него палочку. Бесчисленные магические формулы, похожие на древнюю вязь, окутали Паркинсон целиком, нити, светящиеся мерным синим светом. — Ты что творишь? — попытался выпытать Джеймс, но Рони не ответила, певуче раскладывая заклинание на части. В такие моменты ей всегда было трудно держать себя в руках. Даже в Лаврентиде. Звуки испарились за заклинаниями. Была только она и жизнь, за которую еще предстояло побороться. Что-то теплилось в девушке на полу, какой-то огонек, но была ли это жизнь? Рони нахмурилась и провела палочкой над ребрами. Не жизнь, а чья-то очень сильная магия. Магия, что едва теплилась в безвольном теле, поддерживая его. Только так Лолита могла дышать под водой и не замерзать насмерть в том холоде. — Что ты сидишь? — взвизгнула Джейн. По ее щекам текли слезы. — Почему ты не помогаешь? Рони подавила искренний порыв вцепиться ей в волосы. Вместо этого на нее снова обрушилось прошлое. Даже не Лаврентида, а то, что было до нее. То время, когда она тоже была не в силах помочь. Искра магии тем временем становилась все тоньше. А сердце только на ней и работало. Черное озеро больше не вплескивалось в гостиную, но у Рони было такое впечатление, будто его заливают прямо ей в горло, заставляя глотать. Она отбросила палочку и вцепилась-таки в волосы, только в свои. Она чувствовала, как магия вытекает из Лолы, как из продырявленной бочки. Как истончается грань между смертью и жизнью. И все еще не могла ничего сделать. — Я позову Помфри, — Джеймс поднялся на ноги, а Рони помотала головой, не в силах посмотреть на застывшую Джейн. Это был не первый раз, когда она видела смерть. Но остальные… Она знала, как это страшно — столкнуться с таким. Их Рони тоже не смогла обезопасить. — Послушайте, — она глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. — Пусть я и не сертифицированный целитель, но… Лола не была... она была мертва уже какое-то время. Ответом ей была тишина. Рони осмелилась поднять голову и столкнулась со взглядом Скорпиуса. Абсолютно ничего не выражающим. Альбус же просто стоял и… И смотрел на тело. Рони не знала, о чем он думал. Ей и не нужно было знать. — Ты о чем? — осторожно спросил Джеймс, обнимая плачущую Айсвуд за плечи. Рони покачала головой. — Все процессы работали на магии. Какой-то потусторонней. Это не была ее магия. — Ты хочешь сказать… — Джеймс неуверенно взглянул на нее. Рони затаила дыхание. — Она умерла, но не сейчас, а недели назад. Посмотри, — она показала на знаменитые белые локоны Паркинсон, мокрые и жалкие, — в них жизни не было. — Самые обычные волосы! — всхлипнула Джейн. — Прекрати! Рони с сожалением посмотрела на девушку. — Прости. Просто я сталкивалась с таким. Там. Вы, возможно, не видите, но нас учили распознавать такие детали. Лолита умерла некоторое время назад. К нам приплыл фантом. — Она не призрак! — снова воскликнула Айсвуд, и Джеймс зашептал ей что-то на ухо. — Я вообще не думаю, что за окном была та Паркинсон, которую вы знали, — призналась Рони. — У нас так иногда делают — наделяют мертвое тело магией, чтобы то могло выполнить какую-то задачу, а потом, когда магия кончается, оно окончательно умирает. Это был тот еще бред. Рони понимала, но это была единственная теория, объяснимая с медицинской точки зрения. Неясно было только кому могло понадобиться делать такое. — Но это же некромантия… — неуверенно протянул Скорпиус. Он выглядел бледнее обычного, но, в отличие от Альбуса, хотя бы подавал признаки жизни. Рони мотнула головой. Здесь определенно мало знали о традициях Анд. — Не такая. В моей стране так делают, чтобы дети могли проститься с родителями, если те умирают. Им дают частичку магии - и все. Психологически это проще, чем просто поставить перед фактом. — И тогда— Договорить Джеймс не успел, так как стена вновь отодвинулась. — Мистер Поттер! Зачем вы… — мадам Помфри заметила распростертое на полу тело и тихо охнула. — Это же… Это же не… — ее голос дрогнул, и Джеймс медленно кивнул. — Боюсь, что да. Рони отсела на диван и уткнулась в собственные колени, пока кругом что-то происходило. Она не слушала. Старалась не слушать. А казалось бы, обычный понедельник. Конечно, она не скучала по Ильверморни, потому что там было полно неприятных личностей, но там же никто не умирал у нее на глазах! Никто не сходил с ума! А здесь… Вот уж родители удружили - сами-то в курсе, что тут происходит? Хотя откуда, раз они уже года три письмами не обмениваются… Рони вздрогнула, когда кто-то осторожно тронул ее за коленку. Это оказалась новая помощница школьной медсестры, смотревшая на нее большими печальными глазами. — Привет. Она кивнула в знак приветствия, будучи не в состоянии выдавить из себя хоть слово. Хотя Авроре (или как ее там) тоже не позавидуешь — вот тебе и начало практики. С места в карьер, так сказать. За собственные мысли было стыдно. — Слушай, ты все сделала правильно. Поттер мне все рассказал. Ее никто бы не спас. Где-то наверху по поверхности озера ударяли капли дождя, оставляя за собой расходящиеся по воде круги. А Рони понятия не имела, как ей теперь жить с этими воспоминаниями, в которых она опять не смогла спасти человека. И плевать, кто тут что говорит. — Пойдем, — Аврора подняла палочку с пола. — Поспишь в Крыле. Рони испуганно вздернула голову. — Нет! Только не там! Слишком живы были воспоминания о том, как она лежала там, беспомощная. Рони не надо было туда. Нельзя. Барьер. Аврора заметно растерялась. — Но почему? Мы за тобой присмотрим, как и за другой девочкой. «Другая», — это, очевидно, Джейн. Вот уж рядом с кем Рони совсем не хотелось находиться. — Не надо, — попросила она. В гостиной остались только они. Поттер (тот, что тренер) отчего-то болтался в дверном проеме. Аврора беспомощно посмотрела в его сторону. Джеймс приподнял брови. — Что-то не так? — Боюсь, да. Она не хочет идти в Крыло. — Да, и она еще здесь, — пробормотала Рони и поймала на себе извиняющийся взгляд женских глаз. — Ничего страшного, мисс Бруствер, — Джеймс улыбнулся. — Я разберусь. А вы, пожалуйста, уведомьте профессора Слизнорта. Ему следует знать, что случилось с его ученицей. — Конечно, и… Зовите меня Авророй, — попросила девушка. — Спасибо, мисс Аврора, — кивнул Джеймс, и они остались вдвоем. Рони упрямо не смотрела на него. Не то что бы не хотела, просто… После всего, что произошло, думать о Поттере было странно. Как жаль, что ее мозг сам принимал решения. И даже любимая алхимия не могла объяснить то, что она сделала в следующую минуту. Джеймс и рта раскрыть не успел, когда она встала с дивана, влетела в его объятия и поцеловала. Это начинало входить в идиотскую привычку — целоваться, когда все кругом рушилось. Джеймс не ответил. Это Рони поняла не сразу, потому что мозг был все так же затуманен, а перед глазами то и дело вставали странные картины. А когда поняла, что ее не отталкивают, но и не отвечают, отстранилась. — Прости, — прошептала она, но Джеймс лишь ухмыльнулся. — Передо мной никогда не извиняйся, мародерка. Но я не думаю, что сейчас действительно время и место для… — Да, — быстро ответила Рони, чувствуя, как краска заливает щеки, — да, ты прав, столько всего произошло, что это… — Странно. — Глупо. — Даже неуважительно как-то. — Согласна. Они посмотрели друг на друга. А затем вновь слились, как две волны в океане. Прямо в слизеринской гостиной, неподалеку от места, на котором Рони самостоятельно вынесла вердикт Лолите Паркинсон. Словно этого и не было вовсе. Губы Джеймса были жесткие, однодневная щетина слегка покалывала, но Рони это не волновало от слова совсем. Ей было страшно оказаться в Крыле, но еще страшней было остаться одной. Казалось бы - бред. Но Рони до дрожи хотелось чувствовать, что она еще жива. Пусть и в объятьях Джеймса Поттера. Она закинула руки ему на шею, притягивая ближе. Просто переставая бороться со своими слабостями, потому что сколько можно пытаться починить то, что не сломано? Она — не сломана. У нее было, черт побери, право пожить. А вот права целоваться с Поттером у нее не было. Мысли текли, как вода за стеклом, руки Джеймса были ласковые и острожные, и он не пытался перевести поцелуй во что-то большее, за что Рони (снова) была ему благодарна. Но если в прошлый раз они целовались от силы пять секунд, то теперь Поттер взял процесс в свои руки и целовал ее обстоятельно. Как следует. Так, чтобы мысли напрочь отшибло. Не бороться за то, что хочешь, называется одним словом — страх. А Рони... устала бояться. Альбус почувствовал, как Скорпиус хлопнул его по плечу. — Ты как, нормально? — Более-менее. Они были во многом непохожи, но в этом сходились идеально — пока можно скрывать собственные чувства, они в жизни и слова не скажут. Альбус молчал о том, что подцепил неизвестную болезнь, благодаря которой терял память, а Скорпиус… Наверняка тоже о многом молчал. Они сидели на одной койке в Больничном крыле, а рядом, сразу за ширмой, лежала их однокурсница. Мертвая. Да уж, такое не сразу поймешь и примешь. Окно было слегка приоткрыто, и Альбус невольно вспомнил тот момент, когда он очнулся на этой самой койке и увидел спины Скорпиуса, Джеймса и Тэда. Они стояли плечо к плечу и тихо переговаривались о чем-то, смотря в окно. Альбус тогда не знал еще, что его дар исчез. Даже не обратил на оглушающую тишину внимания. Он сжал руку в кулак так сильно, что ногти впечатались в кожу. — Мисс Айсвуд уже заснула, юноши, и я настоятельно советую вам последовать ее примеру, — сообщила им Аврора, и друзья понимающе переглянулись. Джейн заснула явно не без посторонней помощи. В последний раз, когда они видели ее, девушка рыдала так, что даже звуков не издавала, лишь прятала лицо в ладонях и содрогалась всем телом. Самое ужасное, что есть в мире - это потеря близких. Потому что тут ты бессилен. Альбус знал лишь одного человека, что не рыдал, узнав о смерти кого-то одного, и это был его лучший друг. Альбус принял из рук медсестры флакончик с зельем и посмотрел, как Скорпиус опрокидывает в себя лекарство, после чего поднялся и отошел к койке у самого окна. Пузырек он даже не открыл — боялся, поскольку не знал, как это скажется на нем. Через полчаса шорохи стихли. Даже Скорпиус заснул на своей кровати, и заботливые медсестры укрыли его теплым пледом. А Альбус лежал и смотрел в окно. Там было темно и потому ничего не видно, но он упрямо не отводил взгляд и не закрывал глаза. Спать не хотелось. Пузырек запотел в сжатой ладони, и Альбус подумал — а может, хватит молчать? Сколько он будет вот так жить, боясь, что на следующее утро забудет собственное имя? Уже скоро месяц, как с ним что-то не так. Он сел и посмотрел в сторону комнат медсестер, на узкую дорожку света, видневшуюся из-под двери. Альбус совершенно не хотел в Мунго, но вдруг было какое-то средство, которое он не нашел в библиотеке? Вдруг он что-то пропустил, не заметил, и его вылечат в мгновение ока? Он тихонько встал и подошел к двери. Рука уже потянулась к ручке, когда до него донеслась приглушенная беседа. Альбус замер, как вкопанный. — Бедные дети, — сказал голос мадам Помфри. — Пережить такое в их возрасте… — Я даже не знаю, как помочь им, представляете? Та синеволосая девочка… Мерлин, Поппи, вы бы только видели ее глаза. Я ведь сама недавно была такой, как они. Не представляю, что бы делала, если бы в один день проснулась и… Послышался вздох. — Никто из нас не проходил через такое в юном возрасте. Аврора, а ведь эти дети родились после войны. И все равно им не дают жить спокойно эти… — Оппозиция и террористы уж точно не замешаны в этом ужасном случае, успокойтесь, Поппи. От этого он не выглядит менее странным, ведь мисс Паркинсон, очевидно, пыталась что-то сказать, а если мы имеем дело с заклинанием, которое имела в виду мисс Россери, то ей руководила чужая магия. Кто-то со стороны хотел что-то передать? Но почему так? Зачем делать это на глазах у полусотни детей? Альбус прижался лбом к двери. Он внезапно почувствовал себя очень уставшим и слегка прикрыл глаза. Он мог бы уже написать роман на тысячу страниц про те вопросы, что скопились у него в голове. А разговор медсестер только подливал масла в огонь. — Мисс Гринграсс, мисс Паркинсон… Такими темпами в Слизерине совсем не останется студентов… — пробормотала Аврора. — Ужасные случаи, ужасные… — Альбус навострил уши. — Сообщать миссис Паркинсон, что ее дочь мертва, а ведь у нее еще и шесть сестер… Бедные девочки… — Вы бы видели глаза Дафны Гринграсс, когда она прибежала в Мунго. Мне казалось, что она готова взорвать каждую палату. Внутри все съежилось. Альбус покачал головой, словно отрицая то, что услышал. Он хотел бы поговорить с Кэтрин. Он хотел знать, как у нее дела. Но хотеть — одно дело, и совершенно другое — действительно слышать. — Она… — нерешительно протянула Помфри, и Альбус снова нахмурилась. — Да, — ответила ей Аврора. И эти двое говорили о чем-то, о чем он, Альбус, понятия не имел. Его так и подмывало открыть эту дверь и спросить, но он сдержался. В комнате замолчали, а затем послышался едва слышный всхлип. — Что же должно случиться с ребенком, чтобы он захотел покончить с собой? И куда смотрели колдомедики? — У нее уже была попытка суицида. Летом. Очевидно, Кэтрин просто не выдержала атмосферы Мунго. Это ведь случилось в мое дежурство, знаете… Поэтому меня и отстранили, отослав в Хогвартс. Рассчитывали, что здесь я смогу лучше приспособиться - и что вышло? Первая ночь - и вторая девочка мертва! Он бы хотел задать Кэтрин один-единственный вопрос. Альбус попятился и задел какую-то вазу, которая упала на пол и с грохотом разлетелась на черепки. А потом он, не глядя, бросился прочь из Крыла. У них были ночи, когда они, не оглядываясь, ныряли друг в друга. Кэтрин словно бы знала о нем все. Она была красивой и умной, а Альбус просто всегда быстро влюблялся. И несмотря на все, что произошло после, он не мог избавиться от этой тянущей боли в груди. Словно от потери. Вот только не «словно». Он больше не увидит Кэтрин. Она уже наверняка в семейном склепе, куда ему путь заказан. Она не вернется. Она не излечится. Он мчался по коридорам. Летел, будто у него внезапно выросли крылья и теперь никакие падения были ему не страшны. Совсем так же они с Лили бежали, когда спасались от Филча в далеком сентябре… Он столько раз ходил по этим коридорам, не зная, как важно запоминать этот-самый-миг. Чтобы не задаваться потом вопросом, что же случилось не так. Коридоры, лица, учебники, страницы, воспоминания, что истончались с каждым днем. Кто он? Откуда он? Альбус оказался в каком-то кабинете, в потемках казавшимся по-настоящему зловещим. Он делал вещи, которыми не гордился — как и всякий человек. Но он никогда не хотел их забывать. Ошибки — тоже часть жизненного процесса. А теперь что? Он забудет про ошибки, забудет про все на свете, и от Альбуса Поттера останется только физическая оболочка. А то, что Кэтрин покончила с собой… Неужели в этом часть его вины? То, что он не принял? То, что не навещал? То, что боялся? Господи-Боже, как же отец с этим справлялся? Насколько сильным человеком надо быть, чтобы вынести такое? И почему он, Альбус, совсем не такой? Столько вопросов — и ноль ответов. Кэтрин ведь была права. Он — слизеринец, и он другой. Всегда был другим, не таким, как отец, Джеймс или Лили. «Будь тем, кем будешь гордиться и кого будешь любить». Мам, а что, если я уже не такой? Альбус вцепился в подоконник. Казалось, что комната кругом горит. Ой, да пожалуйста. Он бы и пальцем не пошевелил ради собственного спасения. Некоторых просто бесполезно спасать. Они все равно все делают не так. Его взгляд упал на окно. Вдалеке светилась огоньком хижина Хагрида. За ней шелестел ветвями Запретный лес. В кабинете было открыто окно, и холод пробирал до костей. В ночи плодились демоны, с адским хохотом разносясь по небу. Ночь звала его. Альбусу так хотелось оказаться в ней. Там не должно быть такой боли. Там должна быть невесомость. И покой. Ему внезапно захотелось домой. Снова оказаться в маминых руках и услышать слова о том, что все будет хорошо, вот только Альбус знал наверняка — как раньше больше не будет. Ну не может человек пройти через все это и надеяться, что все будет по-старому. Это было бы наивно и глупо. И он был не готов к новой порции боли, боли от несовпадения мечт и реальности. Это заняло где-то секунду. Горячая влага обжигала щеки. Он улыбается, он смеется. Скорпиус протягивает ему шоколадную лягушку. Заклинание ударило прямо в окно, и на пол посыпались осколки стекла. Альбус придирчиво осмотрел их и поднял один, показавшийся ему самым острым. Лето жаркое и удушливое, отец с Джеймсом играют, кто раньше поймает снитч. Им обоим прекрасно известен исход, но они все равно играют. Альбус подмигивает Лили и пьет морс бабушки Молли, щурясь от солнца. Кто ты? Откуда ты? Все еще помнишь? Хорошо. Падает снег. Хлопьев много. Даже слишком. Альбус ловит снежинки языком, а прохожие ему улыбаются. В Косой Аллее сегодня невероятно мало народу. Интересно, он бы поверил, если бы утром ему сказали, что ночью он умрет? Умрет - и унесет за собой целый ворох не забытых пока воспоминаний, особенно тех, что не разделил ни с кем. Эти истории останутся секретом. Он не напишет про них книги, не нарисует картины. Он просто уйдет. Раз — и нет его. И что-то напишут на его могиле. Что — он не знал. Альбус зачем-то оглянулся, а затем посмотрел на осколок и с размаху вонзил его себе в руку. В то место, где предположительно проходили вены. На кладбище Хогсмида Тэдди Люпин поднялся со скамейки и вытер глаза. Похлопал рукой по надгробию. — Мне пора, мам. С днем рождения. Дождь стих. В один короткий миг мир переменился. В ночи появился свет. Он проводил целый день у могилы родителей два раза в год — на их дни рождения. Раньше он приходил еще и второго мая, но с тех пор, как начал встречаться с Виктуар, отбросил эту традицию. Как-то неправильно было сидеть на кладбище в день рождения любимой девушки, хотя Уизли, понятное дело, все бы поняла. Она не особо-то любила свой день рождения. Стоя на пороге двадцатипятилетия, Тэдди все так же, как и когда-то в детстве, плакал, оказываясь здесь. Клал цветы на могилы и подолгу сидел, болтая с ними, пока горло не начинало саднить. А потом просто молчал. Сегодня он рассказывал про свадьбу. Про то, что Виктуар непременно хочет, чтобы в букет невесты были включены хрустальные лилии, про то, что Лили и Олив Джордан будут подружками невесты, а шафером — Джеймс. Про то, крестный уже шутит, будто их помолвка длится дольше, чем учеба в Хогвартсе. Даже поделился своими страхами — а их у Тэдди было немало. Он вырос в большой, нет, огромной семье, и приходился всем детям эдаким старшим братом. Он любил этих детей и хотел в один прекрасный день завести собственных. Вот только ему не давали покоя собственные гены. Он был сыном оборотня и метаморфа — и прекрасно с этим справлялся. Ему не хотелось выть на луну и обрастать мехом. Виктуар была дочерью вейлы и человека, которому оборотень исполосовал лицо. Она была абсолютно нормальной, разве что в полнолуния на нее накатывала бессонница. А то, как подобные гены могут сказаться на их детях, Тэдди волновало не на шутку. Слияние сразу двух веток с подобными ответвлениями от нормы… Кто родится у них? Подобное не давало покоя. Он прочитал все, что мог, про оборотней, и пришел к неутешительному выводу — риск того, что ликантропия в той или иной форме коснется его детей был очень и очень высок. А это значило только одно — их у него не будет. Только не такой жертвой. Его дети не будут страдать так, как страдал его отец. Ни-за-что. Отец и мать предсказуемо молчали в ответ на все его вопросы, но он и не требовал ответов. Тэдди просто хотелось выговориться. Тем более, что до свадьбы оставался месяц. Хогвартс встретил его радушным молчанием. Тэдди отчитался перед Филчем (подумать только!) за позднее возвращение и направился к своим комнатам. В коридорах было холодно и мерзко, и он запахнул пальто. Ладно, возможно, порой у него проявлялись некие волчьи повадки, потому что не было никакого объяснения тому, что рядом с одним из заброшенных кабинетов он остановился и втянул носом воздух. Пахло кровью. Тэдди осторожно толкнул дверь, и его чуть не сшиб с ног резкий порыв ветра. Он даже не успел подумать о том, что только придурок мог забыть закрыть окно, как увидел брешь и осколки, хаотично разбросанные по полу. Он приблизился и едва устоял на ногах, когда увидел большое кровавое пятно на полу, а посреди него - человека. И этим человеком был не кто иной, как его младший брат. В другой ситуации Тэд призвал бы Патронуса и дрожащим голосом отправил бы просьбу о помощи. Но он увидел погруженный в руку Альбуса осколок и призывать никого не стал. У него просто не было времени. Вместо этого он опустился на пол, не обращая на вмиг пропитавшийся кровью подол пальто никакого внимания. Осколок определенно как-то сдерживал хлыщущую кровь, потому Альбус все еще и был жив. Без сознания, но жив. Чертов придурок. Тэдди сжал зубы и выдернул осколок из плоти, тут же зашептав исцеляющие заклинания, мысленно вознося хвалы профессору Снейпу и его таланту к изобретению заклинаний. Альбус дернулся и изогнулся на полу — процесс срастания капилляров никому еще не казался приятным. Тэд хмыкнул. — Тебе крупно повезло, что ты без сознания, идиот несчастный. Эпискеи, блять! Потому что как только ты придешь в себя, я тебе устрою… Не живется ему, видите-ли… Альбус глухо застонал, и Тэдди, сжалившись, наложил анестезирующие чары. В глазах щипало, но он не позволял себе эту слабость, пока рука Альбуса вновь не начала напоминать руку, а не кровавое месиво, которое ему посчастливилось наблюдать. Тэд даже не знал, как правильно реагировать на увиденное. Словно какая-то его часть продолжала отрицать это, и сознание старалось его защитить. А защита нужна была даже не ему, а Альбусу Поттеру, решившему, что жизнь больше его не достойна. Тэд поднял измазанные в крови Альбуса руки ко лбу и потер виски. Сейчас ему требовалось принять по-настоящему взрослое решение. Он мог рассказать Помфри о том, что произошло, чтобы Альбуса упекли в Мунго. С ним бы проводили беседы лучшие врачи, его бы пичкали зельями, и он бы, быть может, пошел на поправку. Только вот незадача - Тэдди не был уверен в том, что это то, что нужно. Был второй вариант - дождаться, пока Альбус придет в себя, и поговорить с ним. Просто поговорить. Они давно этого не делали. У Поттера был темперамент отца - как знать, чем было продиктовано подобное решение? Возможно, не надо было бежать и объявлять на весь мир, что Альбус Поттер - человек с проблемами? Поэтому Тэдди Люпин уселся на пол, предварительно уничтожив осколки прошедшей ночи, и приготовился ждать.