***
Альбус притворялся, что ему страшно интересно слушать про американские рождественские традиции, и смотрел в замерзшее с наружной стороны окно. С час назад они выбрали это купе и завалились внутрь большой веселой компанией, успели нагреть воздух своим дыханием и пустить по помещению атмосферные чары, но руки отчего-то все еще ощутимо мерзли. Альбус натянул рукава свитера до самых кончиков пальцев и положил ладони под пятую точку, чтобы согреться наверняка. Поезд весело качался на рельсах и гудел, то тут, то там, взрывались магловские и волшебные хлопушки, из всех углов лезли смех и веселье, пахло цитрусами и шоколадом, а еще хвоей. У Лили из сумки торчала пара разлапистых веток, источавших приятный снежный аромат, а Роза трансфигурировала из чернильницы и пера два елочных шарика, и те теперь весело подпрыгивали на их импровизированной елочке в такт пыхтящему поезду. Рони скинула свои устрашающие черные ботинки на шипастой подошве и натянула большие вязанные носки, и теперь сидела, поджав под себя ноги и отодвинувшись подальше от окна, чтобы не дуло. На худом лице возбужденно сверкали синие глаза, а волосы Россери заплела в две растрепанные косички, и ничем не отличалась от обычной маглы. — … так что елки искусственные, да, а еще… Альбус без особого усилия проник в голову однокурсницы и восполнил пробелы в начисто проигнорированной им части беседы. Применять легиллименцию было так… странно. Лили потрясла головой, и марево огненных волос негодующе взметнулось в воздух. — Рождество с искусственной елкой - это не Рождество! — беспрецедентно заявила она. Лили была сама не своя и постоянно вертелась на месте, поглядывая на окошко в двери купе. В ее мысли Альбус не лез. Просто не мог. Не потому, что он все еще сердился на Скорпиуса. То есть он сердился, и, сидя перед спящей в Крыле Лили, думал, что никогда не сможет его простить, потому что так поступают только подлецы и подонки. Думал. Потому что уже в обед столкнулся нос к носу с Флокс Забини. Той самой, которая первая узнала о его болезни. Той самой, которую он трахнул в Выручай-комнате. Невестой Малфоя. То, что они все натворили, не поддавалось логическим объяснениям. Так просто не могло быть. Не в их жизни. В сериале по magicsw, которые так любила бабушка Молли, — возможно, но только не в реальности. Девочки устали чесать языками, и Рони развернула утренний «Пророк», с главной страницы которого на Альбуса сурово взглянул Тэодор Нотт. В типографии на его снимок явно пожалели краски — колдо было смазанным и на нем практически не было видно самого Нотта, которого заслоняли вспышки камер вездесущих журналистов. Снимок был сделан в тот день, когда его приговорили к пожизненному заключению в Азкабане. Этим утром Альбус еще не знал про смерть Нотта, поэтому страшно удивился, когда перед завтраком в гостиную вплыл Слизнорт и начал распинаться про наставшие трудные времена, про то, что ни при каких обстоятельствах не нужно забывать о собственной безопасности, и про поведение на каникулах. Речь декана до того напоминала ежегодные лекции мадам Помфри, что большинство старшекурсников слушало вполуха и мечтало оказаться за столом в Большом зале, в то время как младшие курсы слушали предельно внимательно и даже что-то конспектировали. А на завтраке на школу обрушилась Новость. Вместе с газетой Альбусу пришла записка от мамы — Джинни писала, что отец встретит их всех вечером на платформе, и они поедут домой. От витиеватого маминого почерка веяло теплом и уютом, и Альбусу нестерпимо захотелось оказаться дома, в своей любимой комнате, из которой была видна вся Годрикова Впадина… Снег шел так бурно, будто в небе висел сам Мерлин и, помахивая палочкой, создавал настоящую бурю. После того, как студенты позавтракали, Хогвартс накрыло волной сборов — даже по коридорам то и дело летали какие-то вещи, задевая жутко раздраженных призраков. У Альбуса сборы никогда не занимали много времени, так что он просто валялся на кровати и читал книгу в ожидании саней, которые должны были отвезти его и остальных на платформу Хогсмида, когда в дверь поскреблись. Альбус знал, что она придет. Флокс уже натянула дорожную мантию и большой алый шарф, и в руках она держала такого же цвета кожаные перчатки. Шоколадно-клубничные волосы были убраны в хитроумную прическу, на плече висела сумка из Китайского огненного шара, и ничего в ней не выдавало ту Флокс, что гладила его плечу и уверяла, что все будет хорошо. Альбус захлопнул за ней дверь, взглянул в глаза, напоминающие море, и утянул ее на кровать. А она даже и не думала сопротивляться. Когда все закончилось, и он, тяжело дыша, откинулся на подушки, Флокс некоторое время полежала рядом, рисуя пальцем узоры на его плече, а потом начала одеваться. Она делала это отточенными движениями, не сводя глаз со второй половины спальни, на которой стояла чинно заправленная кровать, а потом, не надевая мантии, подошла к зеркалу и задрала шею. Провела по красным отметкам кончиком палочки, и те, слабо замерцав, исчезли. Будто и не было ничего. Это почему-то покоробило. Простыни стали настолько удушливыми, что Альбус скинул их к ногам и сел на кровати. Глупо получилось. Он сам не знал, чего хотел - свести счеты со Скорпиусом, повинуясь какой-то дурацкой обиде, или же это было чисто-его желание, которое в таком случае было бы гораздо труднее оправдать. Флокс накинула на плечи мантию. — Ал, мне жаль, — грустно сказала она. В одной фразе сосредоточилось все и одновременно ничего, и Альбус просто кивнул, потянувшись к собственной рубашке. Ему было нечего на это ответить. — Да. Мне тоже. Или было. Часом позже, наблюдая за отъехавшими санями слизеринок, Альбус на секунду почувствовал невнятную пустоту, но тут Джеймс зарядил ему по уху большущим снежком, и он отвлекся, ввязавшись в снежный бой. В конце концов, Альбусу действительно надоела драма. За этот год он пару раз чуть не сдох, похоронил свою девушку и однокурсницу, чуть не лишился рассудка, - дерьма было непозволительно много, чтобы думать еще и о том, как на Рождество его лучший друг окажется до самой смерти связан Обетом с девушкой, которая стала Альбусу небезразлична. Ему нужен был отдых. Порой время - самый лучший врач. Альбус очнулся, когда поезд особенно сильно качнулся, и он ударился лбом о ледяное стекло, за которым мелькали деревья, одетые в снежно-бархатные платья. Из природы высосали все краски, и теперь она, аристократично-бледная, с худыми изломами рук, величаво взирала на путников. К окну липли мелкие снежинки и тут же таяли, сталкиваясь с их маленьким царством душной зелени. Рони все еще читала газету, и ее черные брови, разительно контрастирующие по цвету с волосами, то и дело недовольно хмурились, а Лили и Роза пропали, словно накрылись мантией-невидимкой. Почувствовав на себе его вопросительный взгляд, Рони вскинула глаза. — Доброе утро. Альбус улыбнулся, хотя он вовсе не спал, и спросил: — А где?.. — Ушли на собрание старост, — не дожидаясь конца вопроса, ответила Рони, а потом сложила газету и положила ее себе на колени, — слушай, нас тут кормить будут? А то жрать хочется. Несмотря на то, что она провела в Шотландии четыре месяца, ее американский акцент никуда не делся, и теперь здорово резанул слух. Альбус слегка поморщился. — А ты не помнишь? Скоро должна проехать тележка, но та в основном продает сладости, так что я не знаю… Рони хмыкнула. — В прошлый раз я чуть не опоздала на этот ваш поезд, а еще у меня были серьезные проблемы с адаптацией к вашему часовому поясу. Ну а в сладостях я не вижу ничего плохого, — она повела плечом и как-то тоскливо посмотрела в окно. Альбус знал, что Россери ждет длинное путешествие. Поезд, Лондон, портал в Штаты и там дорога до дома, такого и врагу не пожелаешь. А еще Рони не хотела никуда ехать. Она сидела рядом с ними и громко смеялась, говорила и делала вид, что ей все нипочем, но Альбуса теперь было сложно провести. Рони старалась не смотреть на часы, заметно нервничала и наверняка с большим удовольствием просидела бы все каникулы в замке. Это… настораживало. Альбус очень любил свой дом. Родителей, семью, большую и громкую, и они на пару (тройку?) с Лили и Джеймсом всегда старались приезжать домой на праздники. А уж тем более на Рождество, которое справлялось в Норе в окружении самых неожиданных людей. Однажды Гарри привел с собой крупного мужчину с жидкими усиками и тоненькую девушку, которая озиралась по сторонам с какой-то надеждой. Альбусу сказали, что они — маглы, но, что еще важнее, — его родственники. Дадли и Чарити Дурсль. Лили уже была знакома с Чарити, поэтому запищала и кинулась обниматься, а Дадли осторожно пожал всем руки и уставился на летающие по кухне тарелки так, словно те грозили обернуться стаей коршунов и наброситься на него, выставив вперед когти. А в другое Рождество к ним заглянула сама Макгонагалл, и, пока старшие дружелюбно улыбались и подавали гостье лучшие блюда, младшие внезапно стихли и сидели за столом с прямыми спинами и вежливыми лицами. Правда, потом Джеймс притащил гитару и ударил по струнам, и все пустились в пляс, а директор Хогвартса на один волшебный день стала членом их большой семьи. У Рони Россери никогда не было такого Рождества. У нее давно не было даже самого праздника. Она не горела желанием ехать к родне, но все равно ехала, и этого Альбус понять уже не мог. Или мог? Скорпиус же тоже ехал в этом поезде. С последним, кстати, они так и не поговорили. Времени вообще не было — экзамены, сборы, срочные новости, слишком много и мало всего одновременно, чтобы выкроить пять минут и тихо пожать друг другу руки. Или они просто не были готовы это сделать. Альбус вновь повернулся к окну. Скамандеры обещали приехать в Годрикову Впадину и забрать Джеймса в свой особняк на пару дней, чтобы «вытрясти непозволительный учительский тон», и пока что очень слабо себе представлял, как будет отпираться. Друзьям же не скажешь, что он не настроен хлебать огневиски и смотреть на вейл, изворачивающихся вокруг шестов в ночных клубах. Он же Джеймс Поттер, ему положено ржать в лицо опасности и гиканьем носиться вокруг великанов, тыча палочкой в их лодыжки. На деле Джеймсу были нужны ответы. Нотт сдох, как и полагалось кому-то вроде него — в темном переулке, захлебываясь в собственной крови. Их проблема решилась сама собой, но кому они были обязаны столь счастливым спасением? Джеймс не знал. Тело проверили лучшие специалисты из Мунго и подтвердили личность, приехала Дафна Гринграсс, и Нотта похоронили на фамильном кладбище, похожем на картинку из детской страшилки. Авроры той же ночью поймали парочку террористов — те не стесняясь завлекали в свои ряды обычных волшебников прямо в одном из пабов Косого переулка. «Ежедневый пророк» мог гордиться своим последним номером — столько хороших новостей, ни одной плохой! Счастливого Рождества! Все почему-то забыли, что помимо парочки идиотов в масках, есть те, кто сильнее и хитрее. Старые друзья Нотта, которые даже после смерти своего лидера продолжат его дело. Джеймс сердито посмотрел на колдографию в газете, на которой совсем еще молодой Нотт уворачивался от камер, и плюхнул колоду взрыв-карт прямо на снимок. Все это было… странно. Отец столько раз говорил, что нельзя судить слизеринцев за ошибки их предков. Что даже Малфоев вынудили сделать непростой выбор: они или кто-то другой. И Тэодор Нотт просто плыл по течению. Если бы Волан-де-Морт победил, он бы остался с семьей, с Дафной и Кэтрин, а его запихали в Азкабан без суда и следствия, просто так, как зверя в клетку, только за Темную метку на левом предплечье… Кто угодно бы вышел из себя. И пока Кэтрин действовала в школе, пробуждая в змеином факультете давно забытые ими идеалы, Нотт вышел на глобальный уровень. Его никто не мог поймать. Даже Гарри Поттер. А сдох он от яда. Кто-то из своих постарался? В таком случае, с кем они теперь будут иметь дело? С кем-то страшнее и загадочнее? Раньше у них, по крайней мере, было имя. Теперь не было ничего. Джеймс думал, поднося к губам бутылочку из-под сока, в которую они с Люпином заранее налили сливочное пиво, и положив длинные ноги на стол в вагоне для старост, пока те вели дежурную беседу о составлении на каникулах нового расписания для школьных клубов в соответствие с изменениями в школьном графике и внедрении в программу факультативов для ЖАБА и СОВ. — Малфой, подумай головой, зачем вам эта несчастная тренировка в субботу? Думаешь, нам спасибо скажут? — староста Слизерина Шон Руквуд недовольно поглядывал на Скорпиуса, склонившегося над черновиком расписания тренировок по квиддичу. — Скала, у нас будет вся суббота! Вся! К нам не припрутся львята или барсуки с орлами, все поле будет только наше! — Можно подумать, это вам поможет, — хмыкнул Гарри Томас, и Скорпиус презрительно сощурился. — Думаешь, самый умный, да, Томас? Гарри вскинул подбородок и упрямо сверкнул глазами, но тут в дело вмешалась Лили. До этого она как ни в чем не бывало сидела в цветнике из девчонок и ела шоколадную лягушку, но, заметив начавшуюся склоку, вскочила на ноги. — Эй, а ну хватит! — недовольно прикрикнула она. — Мерлина ради, давайте хоть на каникулы разойдемся без драм! Джеймс переглянулся с ухмыляющейся Розой, и его губы сами растянулись в улыбке. Было очень приятно видеть Лили такой… живой. Пару дней назад сам Хогвартс, казалось, расцвел, когда она спустилась на завтрак с перебинтованной рукой и ярко горящими зелеными глазами. Как-никак, а в школе ее любили, и хорошее, заводное настроение Лили мигом задало тон начинающимся каникулам. Она громко смеялась в кругу своих многочисленных друзей, в лицах рассказывала про знаменательное падение с метлы, вновь смеялась, а потом ее взгляд падал на ряд слизеринцев, и глаза пустели, а улыбка прилипала к губам, как пластилин. Джеймс замечал, но ничего не говорил, потому что через секунду Лили вновь оживала и начинала вертеться на месте юлой. В нее будто влили галлон бодроперцовой настойки. И чем громче хохотала Лили, тем тише становился Малфой. Среди учеников всегда преобладает мнение, что учителя ничего не видят и не замечают. Уходят из класса посреди контрольной и даже не подозревают о том, что у них по всем карманам припрятаны шпаргалки, и что они сейчас ка-а-к их достанут, да ка-а-ак все спишут! Раньше Джеймс был одним из таких учеников, но в этом году понял — учителя на самом деле всегда все знают. Кто куда пошел ночью, кто с кем поссорился и почему, у кого глаза грустные, а у кого, наоборот, веселые… Они просто не говорят это вслух. Вот и сейчас — Лили полыхнула энергией, а Малфой затравленно посмотрел на нее и даже не огрызнулся. Джеймс ничего не понял, потому что эти двое вечно были как саламандра с мантикорой, а теперь нарочито не смотрели друг другу в глаза. Что же. Возможно, даже учителя не видели всего. Вновь стало тихо — ребята тихо переговаривались и шуршали пергаментами, пару раз вновь принимаясь спорить, но совсем легко и даже в полушутливой манере. Тэдди вновь потянулся к взрыв-колоде. — Так что, Джей, сыграем? — спросил он, тасуя карты в длинных пальцах, но Джеймс помотал головой. — Да брось, я же тебя сделаю, и тогда… Тэд фыркнул. — Не поцарапай носом небо, капитан, — по привычке посоветовал он, не выпуская колоду из рук, а Джеймсу показалось, будто внутри него кто-то очень маленький и невидимый больно резанул по ребрам. — Я с тобой сыграю! — Роза села рядом с ними и, сдув со лба пушистую кудрявую прядь, кивнула, — раздавай! Джеймс лениво наблюдал за процессом и думал, что время течет слишком быстро. Ну правда, когда был сентябрь? Правильно, вчера! Так и вся жизнь пройдет, что ли? Невидимый зверек вновь дал о себе знать. А все из-за «Паддлмир Юнайтед». Джеймс, быть может, и числился у них в резерве, но за весь семестр успел поучаствовать лишь в одном матче против Уэльса, который никогда не мог похвастать сильной сборной, да и то только потому, что основной ловец Ричи Макинтош подхватил обсыпной лишай. Он не бывал на тренировках, агент уже достал его письмами, которые приносила рыжая сипуха, а Джеймс никак не мог разобраться в самом себе. Когда «Паддлмир» в июне согласились посмотреть на его игру, Джеймс готов был скакать от счастья. Без квиддича он своей жизни не смыслил, квиддич был в его крови, его мыслях и мечтах, и отказаться от него было невозможно. А «Паддлмир» были его кумирами с самого детства. В общем, удача просто вплыла ему в руки. Джеймс, конечно, не был дураком, и понимал, что в первую очередь члены команды, тренер и многочисленные менеджеры принялись за него благодаря его фамилии. Но какая разница, если он им подошел? Его не отпускало странное ощущение, будто он что-то делает не так. Будто «Паддлмир» — это герои детства, которые на деле не такие уж герои. Когда твой отец — Гарри Поттер, начинаешь понимать, что не все люди видят в тебе… тебя. У Джеймса был легкий нрав, и он ненавидел переживать по пустякам, вот только будущее и карьера — не пустяк. Им твердили это весь седьмой курс, будто на подкорке хотели вырезать. Учителей Джеймс редко слушал. Но не услышать Рони было сложно. Дело было за неделю до начала каникул. Слизеринцы закончили тренироваться, когда начало темнеть, и спустились на утопающее в сугробах поле раскрасневшиеся, но безумно довольные — Альбус будто вынырнул из своих грустных мыслей и всю тренировку подкалывал игроков, так что Нэгра Паркинсон в один момент просто не выдержала, выдернула из руки одного из загонщиков биту и пригрозила, что запустит в капитана бладжером, если тот не направит свой энтузиазм на что-то другое. Джеймс полетал между разыгрывающими бросок Клиффа игроками, давая жизнеспасительные советы, а потом спустился вниз, чтобы не мешать. — Все молодцы, ребята! — похвалил он, глядя как на их лицах проскальзывает сухое удовлетворение. Такие уж слизеринцы — никогда не дождешься от них яркого проявления эмоций. — Ты тоже ничего, — бросил Альбус и со знанием дела похлопал его по плечу. Эрни, самый младший член команды, весело хмыкнул и тут же схлопотал притворно-недовольный взгляд Джеймса. — Ладно-ладно! — он вскинул обе руки вверх. — Идите. Сделаю вид, что ничего не слышал, но в следующий раз… Эрни пискнул и постарался спрятаться за широкой спиной Уэсли Кингсблада. Игроки предпочли долететь до раздевалок на метлах — никто не хотел утопать в сугробах, и вскоре их и след простыл. Джеймс задержался, уговаривая снитч залезть в коробку — тот явно ошалел от мороза и трясся, как прокаженный, а когда поднял глаза, то наткнулся на насмешливый взгляд синих глаз. — Беседуешь с мячиком? — лукаво спросила Рони. Она опиралась на древко метлы, которая то и дело принималась самовольно счищать снег со стадиона (видимо, вспоминала свою древнейшую и полезнейшую функцию), а кончик ее носа был красным-красным. Волосы припорошило снегом, и те намокли и потяжелели. Джеймс стянул с головы шапку и нахлобучил ее на Россери. Видеть ее опять в Больничном крыле ему не хотелось. Как ни крути, Рони была стоящей девчонкой. Она недоверчиво нахмурилась, но натянула шапку на уши и насупилась, прямо как Живоглот в ожидании кормежки. Джеймс наконец справился со снитчем, прицепил коробку с квиддичными мячами к метле, а потом оглянулся на топчущую снег слизеринку. — Роро, ты что-то хотела? — осторожно поинтересовался он. Рони неопределенно помотала головой. — Я не Роро, — привычно пробормотала она, ковыряя сугроб мысом ботика. — И нет. То есть да, но… Джеймс ничего не понял и отпустил метлу, оставив ту спокойно висеть в воздухе. — Что произошло? — Ничего. — Россери! —Ладно! — выкрикнула Рони и вскинула голову. — Ладно, — спокойнее повторила она, — ты только не считай, что я какая-то дура или что-то в этом духе, но… Кто мы? Джеймс прикинул, какой ответ покажется ей верным. — Волшебники? — предположил он, вспоминая, не заехал ли кто ей по голове во время тренировки. Раньше Россери не задавала настолько странных вопросов. — Да нет же! — она закатила глаза. — Я о том, кто мы друг другу. Потому что мне непонятно. В его ботинке, видимо, была дырка, потому что пальцам вдруг стало очень холодно. Будто в снег голой ногой наступил. Джеймс задумчиво подвигал пяткой, прицениваясь, а потом до него дошло, и он уставился на Рони во все глаза. Что же, этого следовало ожидать. Если целуешься с девчонкой и пускаешь ее к себе в кровать, будь готов к подобным вопросам. Джеймс не хотел бы увидеть себя со стороны в этот момент — наверняка кажется, что ему в рот воздушная жаба попала. — Эм… — выжал он себя хоть какой-то звук, а потом за спиной раздался шум крыльев, и над ними закружила знакомая сова. — Гилберт, — зачем-то вслух пояснил Джеймс и поднял локоть, чтобы тот мог спокойно отдать ему письмо. Вот честно, эти агенты уже достали. Гилберт ухнул и клюнул его в палец, после чего оттолкнулся сильными лапами и полетел в сторону совятни — на положенный отдых и кормежку. Как бы Джеймс не ненавидел эти письма, в этот самый момент он был готов расцеловать и агентов, и Рони, и даже Гилберта, потому что его появление спасло его от ответа на очень неприятный вопрос. Письмо было сыроватым, так что пришлось применить к нему высушивающие чары, а потом Джеймс уставился на строчки. Вечно у них одно и то же… Рони заглянула в письмо и тут же издала тихий писк. Если до этого момента вопрос все еще вертелся у нее в голове, то теперь ей совершенно точно стало не до него. — Тебе пишет агент «Паддлмир Юнайтед»? — воскликнула она. — Мерлин, это же… Это просто… Джеймс фыркнул. Надо признать, ему еще не доводилось видеть Рони вот такой — обычной, пищащей от восторга девчонкой. Это обезоруживало. Ну вот что он мог сказать ей? На оба вопроса? — Да, — просто ответил он на более легкий и свернул письмо, даже не дочитав. Пергамент отправился бы в карман, если бы не Рони. Она выхватила письмо прямо у Джеймса из пальцев и радостно запрыгнула на метлу, помахав ему пергаментом. — Наперегонки? — прокричала она перед тем, как унеслась по направлению к раздевалкам. Только волосы мелькнули синим прочерком. Джеймс чертыхнулся и полез на отягощенную дополнительным грузом «Вселенную». Обычно он был очень даже не против дурачества, но еще не до конца стемнело, и любой мог увидеть их тут, вместе. В принципе, ничего такого — за этот семестр Джеймс часто зависал со студентами, правда, он не целовал их и уж точно не… Ладно. До такого они, к счастью, не дошли. Рони обнаружилась в женской раздевалке. Нэгры уже не было, а больше в слизеринской команде девчонок не было, так что Джеймс без малейших угрызений совести заглянул внутрь. Рони сидела на скамейке — шапка лежала рядом с ней, волосы растрепались, а дутая куртка была расстегнута лишь наполовину. В руке она держала злосчастное письмо. Джеймс неловко кашлянул. Рони дернулась. Посмотрела в упор. Качнула головой. — Так ты в резервном составе? — шепотом спросила она. Джеймс кивнул. — Думал, ты знаешь. — Я думала, они тебя просто не приняли, судя по сплетням… — Рони непонимающе нахмурилась. — Зачем ты вообще тогда здесь? Это ведь такая удача, они приглашают тебя на матч против «Кенмарских коршунов», это… — Знаю, — Джеймс сел рядом и посмотрел на печать «Паддлмир» в самом конце письма. — Они потребовали, чтобы у меня был год рабочей практики в другом месте. Рони понимающе цокнула языком. — Отец, да? Джеймс повернул голову. — Отец? — переспросил он. — Ты о чем? — Ну… — протянула Рони, — если бы мне нужно было отослать себя в Хогвартс на год, то я бы тоже не придумала ничего лучше, чем воздействовать на твоего работодателя. Гениально, если честно. Джеймс в ужасе уставился на нее. — Нет, — быстро возразил он. — Нет, ты не знаешь моего папу, он бы не стал… Он знает, что я не хочу быть аврором, мне это не нужно. Он не стал бы… Короче, ты ошибаешься. Рони повела плечом. — Наверное. Не пойми меня неправильно, просто мои именно так бы и поступили. — Мой отец - герой, — зачем-то напомнил ей Джеймс. Рони улыбнулась краем рта. — Герой, — согласилась она. — Но не святой. Джеймса передернуло. Он и представить себе не мог, чтобы Гарри пошел в «Паддлмир» и сказал… Да нет. Мерлин, какой же бред. — Просто странно, что они сразу тебя не взяли, — тем временем продолжила Рони. — Я видела, как ты летаешь, и любая команда оторвала бы тебя с руками, наплевав на возраст и опыт, понимаешь? А эти настояли на годе какой-то странной работы, а еще и приняли не в основной состав. — А у тебя высокие запросы, — попытался перевести все в шутку Джеймс. — Не знаю, как ты будешь искать работу после учебы. Рони ничего не ответила. Подышала на замерзшие руки. Вновь посмотрела на него — серьезно, без этой смешинки в глазах. — По-моему, они растратят твой талант, — коротко сказала она. Джеймс услышал. Запавшее в душу зерно недоверия пустило корни, и он бы поддался течению беседы, если бы Рони не встала и не дернула язычок молнии вниз. — Знаешь, мне надо в душ. Согреться и смыть с себя семь потов, так что предлагаю продолжить потом, — нарочито не глядя ему в глаза, бросила она, открывая свой шкафчик простеньким заклинанием. Между ними повисло что-то очень серьезное. Раньше Джеймс ни с кем, даже с Люпином, не обсуждал свой выбор команды. Теперь выяснилось, что ему нужно услышать чужое мнение, чтобы прислушаться к самому себе. Рони тихо охнула, когда он прижался к ней со спины и крепко обнял, зашептав в шею: — Тебя устроит вариант «все сложно»? Судя по тому, как Рони вздрогнула, она поняла, к чему он это сказал. — Джеймс? Дже-е-еймс! Джеймс! — А? — Джеймс вынырнул из воспоминаний и страшно удивился, обнаружив себя в поезде. — Я выиграл, — похвастался Тэд, а Роза ткнула его в плечо. — С тобой все хорошо? Джеймс кивнул. — Да, нормально. Просто вспомнил… кое-что. По красноречивому взгляду Люпину было ясно, что тот догадывался о причине джеймсовской невнимательности. Людей в их вагоне поубавилось — старосты отправились следить за порядком, и теперь их общество разбавлял лишь Грин, который, впрочем, дремал всю дорогу, прикрывшись «Пророком», а потому составлял конкуренцию лишь какому-нибудь предмету мебели. Роза и Тэдди увлеченно обсуждали предстоящую свадьбу — Джеймс жевал шоколадных жаб и старался не ржать, когда Люпин со всей серьезностью принялся рассуждать о цвете подушки для обручальных колец. Видимо, Мари-Виктуар знатно проела ему мозги. Несчастный женатик. Для Джеймса все эти приторные отношения, заканчивающиеся под алтарем, все еще оставались загадочной тайной. Он в принципе не понимал, как сможет когда-нибудь связать свою жизнь с одним конкретным человеком, если меняет метлы чуть ли не каждый год… Ладно, так себе сравнение. Не в силах продолжать слушать весь этот восхитительный бред, он полез в рюкзак за спортивным журналом, от души желая засесть за глянцевыми страницами до самого конца пути, чтобы не думать ни о чем, кроме нового каталога «Вселенных». Альбус как раз расплатился за пару тыквенных пирожков и плюхнулся на нагретое сиденье, когда дверь в их с Рони купе открылась, и внутрь просунулась темноволосая голова. — Забини? — удивилась неожиданному гостю Рони, выглянув из-за палфона — последний час она сидела в волшебной сети и смотрела фотографии каких-то незнакомых Альбусу людей. Доменико кивнул ей в знак приветствия и деловито скрестил руки на груди, заслонив собой дверной проем. Оказавшись в незафиксированном положении, дверь купе то и дело ездила туда-сюда, повинуясь ходу поезда, и стукала его по плечу, но Забини не обращал на эту досадную мелочь ни малейшего внимания. Его волосы были забраны в высокий узел, а на смуглом лице проступило неопределенное выражение — будто он хотел что-то сказать, но не мог. Альбус почувствовал, как взгляд темно-коньячных глаз сверлит ему лоб, и поднял голову. — Дом, ты что-то хотел? — спокойно спросил он, хотя на душе кошки скребли — как-никак, а он с его сестрой не в плюй-камни играл в спальне. Доменико хмыкнул. — Флокс попросила тебе передать, — он достал из кармана плотно запечатанный конверт и протянул его Альбусу. Бумага была явно дорогая и приятная на ощупь, но Альбуса гораздо больше волновало содержимое, и он еле сдержался, чтобы не начать читать письмо прямо сейчас. — А ты стал совой? — в типичной прямолинейной манере поинтересовалась Рони, наблюдавшая за развернувшейся перед ней сценой с очевидным любопытством. Забини невесело улыбнулся. — Иногда письма лучше передавать из рук в руки, — он с намеком приподнял брови. — Ладно, я пойду, а то пошли толки, что мы скоро приедем. Счастливого Рождества, Россери, и… Ал, увидимся на помолвке. Альбус открыл было рот, чтобы сообщить, что он не сможет быть на помолвке Скорпиуса и свадьбе Тэда одновременно, но Доменико уже и след простыл — лишь дверь захлопнулась с гулким стуком. Пару секунд Альбус тупо пялился на старую отделку купе, после чего вспомнил о письме в собственных пальцах и перевернул его. В глаза сразу же бросилась фамильная печать Забини — золотой павлин, величаво расправивший хвост — и ему стало как-то не по себе от одного его вида. Рони, улегшаяся обратно на сиденье, что-то пробурчала себе под нос, вновь углубившись в палфон, и он все-таки решился. «Альбус! Мы не попрощались как следует, и мне, наверное, стоило пожелать тебе счастливого Рождества, но я не смогла. Слишком много всего, понимаешь? Мы натворили глупостей, но я хочу, чтобы ты знал — я очень рада, что к тебе вернулась память и что все вновь стало, как раньше. И еще хотела поблагодарить. Уж не знаю, как тебе это удалось, но после утренней беседы мне стало намного легче. Надеюсь, тебе тоже. Прощай.» Альбус перечитал письмо три раза, но сути так и не уловил. Жалко, что вещи не обладали мышлением, а то как здорово было бы влезть сейчас внутрь этого весьма обтекаемого послания и понять, что скрывается за официальными и жутко напыщенными строчками. «Прощай», пожалуй, было единственным понятным для него словом в этой куче букв и знаков препинания. Вот уж точно — прощай. — Что-то интересное? — скучающим тоном поинтересовалась Рони, все также лежа на своем месте и для пущего удобства закинув ноги на стенку рядом с дверью. — Безумно, — ответил Альбус и протянул ей письмо. Рони прочитала его, не потрудившись даже взять из рук, после чего фыркнула. — Вы опять переспали? Альбус открыл рот. — Откуда ты… — Я тебя умоляю, — Россери закатила глаза и наконец села. — Утренняя беседа, после которой стало легче? Я тоже девушка, Поттер, и кое-что понимаю. — Гм… — протянул Альбус, обдумывая ситуацию. — А ты… больше ничего там не видишь? Говорить об этом с Рони было чертовски странно. С другой стороны, она была единственной, кто знал о нем и Флокс, так что выбирать не приходилось. — А что там можно видеть? — Рони пожала плечами. — Она жалеет, что ей навязали эту помолвку, потому что раньше ей нравился Скорпиус, а теперь - ты, и она понимает, насколько это неправильно. А помолвка совсем рядом, ясное дело, она психует и расстраивается, но совсем не хочет, чтобы ваши… эм… отношения заканчивались. И прощаться тоже не хочет. Альбус ничего такого в простенькой записке не видел, но решил не подавать вида. — То есть «прощай» — это «не прощай»? — решил уточнить он, сам не зная, зачем. Понятно же — у них все. Точка. Рони неопределенно кивнула. — Но все равно «прощай», Поттер. Они с Малфоем… — Малфою помолвка вовсе не помешает продолжать пудрить мозги Лили! — вспылил Альбус и тут же осекся, когда увидел, как и без того большие глаза Россери расширились. — Ну, то есть… — Ну-ка подожди, — Рони подняла вверх узкую ладонь. — То есть твоя сестра и Малфой… И ты это знаешь… И… — видимо, даже фирменное американское красноречие дало сбой, потому что выглядела Рони более чем растерянно. — Что-то в этом духе, — Альбус скрипнул зубами, потому что внезапно вспомнил кое-что очень важное. — Скорпиус говорил мне об этом! Мерлин, он действительно говорил об одной девушке, которая будет знать о его помолвке и продолжать с ним встречаться даже после нее - это была Лили! Все это время это была Лили! — он вскочил и начал мерить шагами их маленькое купе. — В голове не укладывается, он что, думает, я ему разрешу… — По-моему, это все бред какой-то, — перебила его Рони. Вид у нее был растерянный, но в глазах плескалось презрение. — Получается, что ты спал с Забини, а Малфой спал с твой сестрой, — у Альбуса нервно дернулся глаз, — но при этом ты его ругаешь на чем Мерлин свет создал, а он тихо сидит в стороне? Или… — она ахнула, — или он не знает? — Кто чего не знает? — весело спросила Лили, заходя в купе. Вместе с открывшейся дверью в их укрытие ворвался ком смеха и громких разговоров, раздающихся из коридора, и Альбус почему-то вспомнил о так и не начатых тыквенных пирожках, купленных у сердобольной волшебницы со сладостями. Мимо их купе по коридору с гиканьем пронеслись двое второкурсников, и тут схлопотали минус пять очков от появившейся вслед за Лили Розы. — Ух, ну и молодежь пошла, — хмыкнула Уизли и ловко стянула с себя большой вязанный свитер бабушки Молли с буквой R, — у вас тут жарко. Появление Розы избавило Альбуса от необходимости отвечать на заданный Лили вопрос, и он потянулся за пирожками. Впрочем, по взгляду Рони было понятно, что их разговор не окончен. Вскоре за окном замелькали напоминающие город пейзажи. Укрытые снежными шапками луга сменились пригородными постройками, а солнце начало клониться к горизонту, лениво скользя оранжевыми лучами по белоснежным окрестностям. Альбус прислонился виском к холодному стеклу и подумал, что никогда еще не хотел оказаться дома так сильно. Посидеть с родителями, попить горячий шоколад, посмотреть, как мама рисует или потренироваться с отцом в заклинаниях, — все равно, лишь бы эта бесконечная дорога, наконец, закончилась. Лили тем временем упрятала их зимние мантии в рюкзак, и достала обычные магловские дутые куртки — такие же, как желтая куртка Рони, которая спокойно висела на крючке возле двери. — В Лондоне всю неделю жуткий ветер, видимо, с холодного течения пожаловал, — пояснила она, вытащив пару шерстяных перчаток и теплые меховые наушники, — не хотелось бы ходить в Рождество с красным носом, верно? Альбус ловко поймал прилетевшую в него шапку (он все-таки был вратарем) и подумал, что порой Лили становилась слишком похожа на маму. — Так значит, тебе сейчас к Биг Бену, да, Рони? — тем временем спросила Роза, собирая волосы в пучок. — Знаешь, мы можем тебя подбросить, не придется таскаться по Лондону с чемоданом, — она выразительно покосилась на багажные полки. Рони покачала головой. — Я ведь могу трансгрессировать, так что это не проблема. Не хочу причинять неудобств. — Ой, да какие там неудобства, — проворчала Лили, воюя с молнией на рюкзаке, — дядя Рон всякий раз так и ждет, чтобы рассказать кому-нибудь, как прекрасно он умеет водить машину. А дедушка Артур… — В любом случае, — Рони сжалась, будто ей стало больно, — не нужно. Сказано это было таким тоном, что Лили сразу же стихла, а Роза посмотрела на слизеринку с какой-то непонятной тоской. Оно, впрочем, понятно - ей просто не хотелось расставаться с новой подругой. Тут даже Легиллименцию применять не надо. Поезд мягко качнулся и затормозил. Альбус помог девочкам стащить с полок чемоданы, каждый из которых весил, как упитанный гиппогриф, а потом, пыхтя и отдуваясь, выполз в забитый студентами коридор. Всюду раздавались смешки, дети толпились и толкались, жадно заглядывали в окна, высматривая родственников, а найдя их в толпе, принимались остервенело махать им руками. Какой-то упитанный малыш уронил своего карликового пушистика, и теперь ползал по полу прямо у них в ногах, из-за чего образовалась пробка и началась толкотня. — Эй, не наступи на него! — Да что он тут ползает, лишь мешает… — Эй, Финниган! Да не ты! Ты! Ты не вернул мне самозаправляющееся перо, помнишь? — Ал, мы так отсюда никогда не выйдем, — наклонилась к нему Лили. — Как думаешь, может, стоит… — А ну встал! — из купе, рядом с которым они застряли, появился Боунс, и, тут же сообразив в чем дело, дернул первокурсника вверх. Мальчик недовольно заголосил. — Акцио, пушистик! — скомандовал Боунс, и через секунду ему в руку прилетел кремовый комок шерсти с глазками. Сунув попискивающего пушистика радостному мальчишке, Боунс обвел ошалевшую от такой быстрой работы толпу сердитым взглядом, подхватил свой чемодан и исчез на выходе. Студенты оживились. — Я слышала, с ним и Розье говорила Макгонагалл. Ну, помните, после той драки, — когда они протискивались к выходу, сказала Роза. Альбус кивнул. О, ту драку и то, что за ней последовало, он запомнил, наверное, на всю жизнь. Ядрено-свежий воздух ворвался в легкие, и Альбус счастливо прикрыл глаза, думая о скором возвращении домой, и уже было опустился на ступеньку вниз, готовясь спрыгнуть на перрон, как вдруг его схватила чья-то рука и требовательно потянула назад. Альбус ошалел от такой наглости, первым делом решив, что это взбесившийся Боунс, но потом встретился взглядом со знакомыми встревоженными глазами и воскликнул: — Джеймс? Ты чего это зат… — Что-то не так, — быстро ответил Джеймс, напряженно вглядываясь в разномастную толпу. Некоторые школьники уже сошли с поезда, и теперь подставлялись под неловкие объятия матерей, косясь на сокурсников и надеясь, что не выглядят так же глупо, как они. — Вы чего застыли? — высунулась Лили, и Джеймс спешно оттеснил ее назад. — Стойте здесь, — твердо сказал он, подвинул Альбуса и… спрыгнул на платформу. Альбус уже потянулся следом, когда брат обернулся и неожиданно жестким тоном приказал: — Я сказал стоять. Ал, проследи, чтобы никто не выходил, и… — и тут Альбус увидел это. За спиной коренастого мужчины в темно-сером пальто мелькнуло что-то черное, а потом незнакомец в тканевой маске на все лицо вскинул руку. Мелькнуло древко волшебной палочки, вспышка заклинания, и Альбус опомнился, лишь когда брошенное им самим Протего кинулось наперерез чужим чарам. Джеймс резко развернулся и отразил следующую атаку. На платформе была целая толпа людей, и все они постепенно понимали, что происходит что-то неправильное, поворачивались и тут же отступали прочь, оглядываясь на полный студентов поезд, в котором ехали их дети и внуки. Заклинание ударило прямо рядом с ними и пробило в поезде брешь, и Альбус мигом захлопнул дверь. — Все в купе! Не выходите в коридор! — прокричал он, но напуганные дети прилипли к стеклу, как мухи к меду. Раздался звон стекла — осколки дождем осыпались на головы не успевших увернуться студентов, и Альбус заорал: — ВСЕ В КУПЕ! — Ал, — Лили схватила его за рукав, — Ал, что происходит? — Понятия не имею, — Альбус зло взглянул в сторону платформы, на которой уже повсюду мелькали плотные тканевые маски и вспышки заклятий. — Сидите тут. Он распахнул дверь и прыгнул. Джеймс оглянулся на раздавшийся со стороны Хогвартс-экспресса шум и чуть не схлопотал оглушающее прямо в лоб. — Петрификус Тоталус! Противник увернулся и скрылся в толпе, а заклинание отразилось от колоны и угодило прямо в поезд. Люди кричали, громко плакал чей-то ребенок, и Джеймсу казалось, что он просто провалился в один из своих кошмаров. Такого просто не могло быть. Но было. Волшебники не знали, куда кидаться — к поезду или к спасительному барьеру, разделявшему два мира. Те, что успели встретиться со своими детьми, поспешно скрылись, а другие были вынуждены достать свои палочки и сражаться с неведомой им силой, вот только далеко не все из них были аврорами. Это было как-то нереально: осталась лишь платформа и черные люди, придерживающиеся одной им известной цели. Черные. Иначе и не скажешь. Черные маски, полностью закрывающие лица, черные мантии, зло в чистом виде, наконец выползшее из своей норы. Джеймс пригнулся — над его головой просвистело заклинание, и рявкнул на возникшего рядом брата: — Я же сказал не высовываться! — Молодец! — зло выплюнул Альбус и вскинул палочку. — Остолбеней! Джеймсу не удалось проследить за полетом противника, так как в этот момент в толпе мелькнула знакомая макушка, а потом он увидел отца. Гарри Поттер не глядя послал заклинение в своего незадачливого противника, который попытался подобраться к нему с левой стороны, а потом кинул в руки Джеймсу какой-то маленький предмет. Это оказался пропускной жетон в министерство Магии — Джеймс уставился на него, а потом непонимающе вскинул глаза. — Это портал, — крикнул отец. — Соберите наших и отправляйтесь домой! Заметив, кто появился на перроне, черные люди мгновенно оживились и набросились на них всем скопом, так что Гарри пришлось выставить мощный щит, чтобы защитить их от шквала заклинаний. — Пап, это кто такие? — подал голос Альбус. Его лица Джеймс тоже не видел — решив, что сподручнее стоять спиной к спине, они теперь смотрели в разные стороны. — Ал, не сейчас! — Гарри толкнул магический щит в толпу, и пара людей в масках отлетела в каменные колонны. — Мы тебя тут одного не оставим! — поддержал брата Джеймс. — Экспеллиармус! Остолбеней! — Не будьте идиотами, тут сейчас будут мракоборцы, — Гарри наконец повернулся к ним, и Джеймс увидел, что его глаза горят недобрым огнем. — Уходите. Не время геройствовать, парни, найдите всех и уходите! Обжигающее заклинение достигло своей цели, и Гарри выругался, когда его икру лизнуло огнем. Альбус с Джеймсом переглянулись. Надо было что-то решать. Кругом царил настоящий хаос: за считанные минуты волшебников разбросало по платформе, они оказались в эпицентре людского моря и вспышек заклинаний, и создавалось впечатление, что их просто запихнули в один из магловских боевиков. Мужчина, сражавшийся неподалеку сразу с двумя, вдруг нелепо взмахнул руками в воздухе и перевалился за край платформы. У Джеймса похолодело в груди — от прикосновения магического тока никто еще долго не жил. — Джей, надо уходить. ДжейСи! — Альбус потряс его за плечо и отразил какое-то заклинание с аврорской легкостью. Джеймс увидел промелькнувшую рядом черную маску, но не рискнул колдовать, так как кругом повсюду были гражданские. Раздались хлопки аппарации — мракобоцы в официальной алой министерской форме возникали из ниоткуда и сразу вступали в бой, не давая себе времени на раздумья. И посреди всего этого был его отец. Волосы Гарри Поттера стояли торчком, из пореза на щеке сочилась темная кровь, но он мелькал между своих подчиненных, как молния, раздавая отрывистые четкие указания. Джеймс никогда раньше не видел отца в деле. Из-за этого он зазевался, а потом ему в грудь ударило оглушающее заклинание, он пролетел несколько метров, врезался спиной в поезд и упал обратно на платформу, как тряпичная кукла. Из легких выбило воздух - ребра затрещали, будто его стиснул в кулаке горный великан, и Джеймс наугад выставил самый мощный щит, на который был способен, стараясь глотнуть воздуха и вернуть себе зрение - за время полета с него слетели очки, и теперь он чувствовал себя слепым, как новорожденный котенок. Нашарив дужку правой рукой, Джеймс кое-как водрузил очки обратно на нос, как раз вовремя, чтобы увернуться от ярко-зеленой вспышки. Пока до него доходило, что в бой вступили смертельные заклинания, обстановка внезапно переменилась: гражданских оттеснили за толстые колонны, и теперь с масками практически в полном составе дрался Аврорат. То, что их противник оказался не горской бунтующих идиотов, обескураживало - это не было армией, но все-таки чем-то очень похожим, и Джеймс сквозь треснувшее стекло очков мог только предполагать, сколько их было на самом деле. Все еще сжатый в кулаке жетон напомнил Джеймсу о распоряжении отца, и он встал. Дверь была рядом с ним, оставалось найти… Джеймс крутанулся на месте, осознав, что брата рядом с ним не наблюдается. Альбус обнаружился поодаль — его заклинания разъяренными птицами вылетали из палочки, куртка куда-то пропала, и он сражался со всем пылом, какой только можно себе представить. Около него с грохотом обрушилась каменная колонна, заглушившая гомон битвы, и Альбус исчез в облаке пыли. К Джеймсу подкрался очередной преступник, но вместо того, чтобы запустить в него заклинанием, замер в десятке шагов. — Так-так… Джеймс Поттер, я полагаю? — спросил он хриплым низким голосом. Джеймс удивленно вскинул брови — вот уж точно неожиданность. — Откуда вы меня знаете? — спросил он, крепко сжимая в руке потеплевшее древко палочки. — О, мы все тебя знаем, — протянул незнакомец. Его лица не было видно, но Джеймсу казалось, что под маской он ухмыляется. — А где папочка? Неужели бросил? — Отошел, чтобы прикончить парочку ваших, — зло выплюнул Джеймс и вскинул палочку - дурацкая непонятная беседа начинала выводить из себя. Противник тоже поднял оружие, но нападать не спешил. — Ну нет… — он покачал головой. — Гарри Поттер не убивает своих врагов. В этом, пожалуй, заключается его главная ошибка… Круцио! Джеймс пригнулся, и заклинание просвистело у него над головой. В шоке от того, что чуть не испытал на себе действие Круциатуса, он не сразу расслышал вопль за своей спиной, а когда оглянулся, то почувствовал, как снова начинает задыхаться. Лежащую на земле Рони била судорога — и он бы в жизни не поверил, что это она, если бы не раскиданные по пыльной кладке бирюзовые волосы… И тут на Джеймса нашло. Гнев застилал глаза, непонимание отошло на второй план, и теперь единственным, что его волновало, стал как ни в чем ни бывало наблюдающий за ним противник. Непростительное заклинание вертелось на языке, и Джеймс знал, что у него получится его применить — казалось, такой злости он не испытывал никогда, в груди клокотала ярость, и ему хотелось залить этого человека его собственной кровью и смотреть, как он захлебывается ей, поломанный, как кукла… Но Джеймс носил фамилию своего отца. Поттеры не опускались до методов своих врагов. Джеймс сосредоточился. Невербальное оглушение вырвалось из его палочки так легко, будто только этого и ждало, но мужчина в маске отвел его в сторону и показал Джеймсу большой палец. — Неплохо! Это что, твоя девчонка? — Не твое собачье дело, — прорычал Джеймс и послал новое заклинание. И еще. И еще. До этого ему приходилось участвовать в магических дуэлях только в Хогвартсе, на занятиях по ЗОТИ, и там никто не предупреждал, что в реальности все будет немного иначе. Что за спиной не будет горы подушек, не будет смеющихся однокурсников — лишь дым, всполохи, кровь и крики, и осознание, что промашка может стоить тебе жизни. Его противник вошел в раж — в Джеймса летели, вперемешку с обычными заклинаниями, сложные формулы и неизвестные проклятия, и одно из них уже успело попасть ему по плечу и, судя по ощущениям, раздробить кости, но где-то за ним без сознания лежала Рони, так что времени на баюканье пострадавшей конечности не было. Он впервые понял, каково было отцу — когда собственная жизнь кажется лишь каплей в море, полном борьбы и мертвых тел… — Релашио! — в очередной раз вскрикнул Джеймс, и ему наконец-то удалось достать врага — мужчина вскрикнул и схватился за предплечье, из которого захлестала кровь. Палочка выпала из его пальцев и покатилась по платформе. Пару мгновений Джеймса так и рвало стянуть с противника маску, но потом он все-таки повернулся и кинулся к лежащей на земле Рони. Он ни черта не соображал в непростительных заклинаниях, но угодивший в девушку Круциатус, очевидно, был довольно мощным — он слышал, с каким ликованием произнес его враг. Рони была без сознания, но ее тело все еще ощутимо трясло после заклинания, наверное, это какой-нибудь остаточный мышечный эффект. Джеймс собирался было взять ее на руки и отнести в поезд (ну вот зачем она из него вылезла?), но потом заметил над собой чужую тень и обернулся, прикрывая девушку своим телом. Мужчина уже отвел руку с большим обломком кирпича в сторону, и Джеймс лихорадочно ощупал карман, пытаясь найти палочку — видимо, он отбросил ее, кинувшись к Россери — и подумал между делом, что его конец будет крайне бесславным. Неизвестно, что бы произошло, если бы не Малфой. — Страшно, Поттер? — спросил враг и как следует замахнулся, но тут его будто вздернул невидимый крюк, и кирпич, описав дугу, ударил другого человека в черном аккурат по затылку. Неестественно бледный Скорпиус опустил палочку. Джеймс сглотнул — наверное, он еще никогда не был так близок к смерти, как в этот самый момент, — а потом спросил первое, что пришло на ум. — Левикорпиус от врагов? Оригинально. — Зато действенно, — сухо ответил Малфой и протянул ему руку, за которую Джеймс благодарно ухватился. — Что с Россери? — Круцио, — мрачно ответил Джеймс, и Скорпиус весь побелел, хотя казалось, дальше некуда, — эти гады используют любые чары. — Откуда они вообще, блядь, взялись? — воскликнул Малфой, но Джеймс лишь поджал губы. Ему и самому хотелось бы это знать. Скорпиус наложил на его плечо мощные анестезирующие чары, чтобы временно убрать боль — разбираться с последствиями неизвестных заклинаний просто времени не было, и Джеймс, кряхтя, поднял Рони на руки. Почему-то ему даже в голову не пришло доверить ее Малфою. Подоспел Альбус. Он тяжело дышал, одна штанина джинсов была наполовину искромсана, будто его хотел зажевать дракон, под глазом расцвел приличный синяк, но в целом он выглядел довольно живым и полным энергии. — Мракоборцы их кое-как приструнили, но неизвестно, надолго ли это. Я не хочу нарушать вечеринку, но нам пора, — он посмотрел прямо на Скорпиуса, — а ты зачем здесь? — За тем же, что и ты, — просто ответил Малфой, и тут подвешенный им мужчина громко расхохотался, отчего они втроем позорно вздрогнули. — Чего ржешь? — подозрительно спросил Джеймс. Воздействовать на него у не было ровно никакой возможности: во-первых, его палочка куда-то запропастилась, а во-вторых, с Рони на руках это было бы крайне неудобно. За Джеймса, впрочем, все сделал Скорпиус — ткнул палочкой преступнику в горло и приказал: — Отвечай. — Стащи с него маску, — посоветовал Альбус, и Скорпиус послушно дернул ткань подвешенного мужчины вниз. На них уставились злые темные глаза на покрытом шрамами лице. Длинные седые волосы никто явно давно не мыл, и они свисали вниз жидкой соломой, и вообще вид у мужчины был весьма болезненный. Малфой охнул и сделал шаг назад. — Ты чего? — недоуменно спросил Альбус. Скорпиус не сводил глаз с лица преступника. — А-а-а, юный Малфой, надо полагать? — наконец разглядел своего противника мужчина. — Признаться, не ожидал от тебя такой прыти. Отец, вон, долго думал, наш Лорд пару раз хотел его прикончить, но, как видишь, не прикончил. Глядишь, тебя тоже пощадят, все-таки жалко портить такую чистую кро… — его голова мотнулась от сильной пощечины. Скорпиус посмотрел на свою руку так, будто она ему не принадлежала. — Откуда он тебя знает? — нахмурился Альбус. — Он и меня знает, — быстро ответил Джеймс. — Мне кажется, он… — Яксли, — прошипел Скорпиус. Они синхронно посмотрели на него. Мужчина ухмыльнулся. — Знаешь меня, верно? — Еще бы я тебя не знал, — палочка Скорпиуса так сильно утыкалась Яксли в шею, что та начала белеть, — это с твоей подачи Волан-де-Морт решил сделать моего отца убийцей, верно? Это ты науськивал против моей семьи! — Скорпиус, хватит! — воскликнул Альбус. Брат, видимо, знал о старых счетах двух семей, но Джеймс понятия не имел, о чем идет речь, поэтому решил помалкивать. Рони на его руках беспокойно заворочалась, и он прижал ее к себе. — Ал, эта гнида… — Я знаю. Но нужно понять, что им надо, а это будет затруднительно, если ты лишишь его головы! Яксли снова хохотнул. — Что нам надо? Мальчик, это же так просто! Всего-навсего хотим установить прежние порядки и вернуть гармонию в наш прекрасный мир. — Путем убийства людей? — среагировал Джеймс. — Интересное понятие о гармонии. — Людей? — Яксли нахмурился. — Надеюсь, вы не о магловских выродках? — Ой Мерлин, приехали, — простонал Альбус. — Знали бы вы, как заебали, ну правда- — Альбус, не выражайся, — раздался тихий голос совсем рядом, и они обернулись. Гарри постарался улыбнуться. — Мы отбились. Большинство трансгрессировало, но парочка заложников у нас есть. Благодаря вам, есть еще один. — Пап, это… — начал было Джеймс, но Гарри кивнул, не успел дослушать. — Знаю. — Гарри! К ним быстрой походкой приблизился ослепительно-рыжий мужчина. На нем не было верхней одежды, лишь ярко-фиолетовая рубашка, создававшая дикий контраст с волосами. В руке мужчина держал палочку и с ужасом оглядывался по сторонам. — Я получил Патронуса и сразу же трансгрессировал, но из-за антиаппарационного щита над вокзалом пришлось добираться куда дольше, и что, во имя Мерлина, тут произошло? — Привет, Джордж, — безрадостно ответил отец. Яксли наблюдал за ними с холодным интересом - казалось, его вовсе не волновало собственное незавидное положение. Джордж тем временем заметил их, и его глаза расширились. — Джеймс, Альбус, вас каким вообще ветром… — Привет, дядя Джордж, — в тон отцу и невпопад поздоровались они. Скорпиус сверлил взглядом Яксли, не отнимая палочки от его шеи. — Короче, я сделал портал, но из-за вот этих, — Гарри недовольно поглядел на них, — чары уже наверняка выдохлись. Джордж, мне сейчас позарез нужно в Аврорат, не доставишь всех в Нору? Молли с Артуром в курсе, я отправил им Патронуса, а Гермиона — он осекся и вновь посмотрел на Альбуса с Джеймсом. — В общем, найдите Лили, Розу и Хьюго и отправляйтесь домой! Джордж кивнул, а потом его взгляд зацепился за болтающегося в воздухе Яксли, и он изумился: — Здорово, дед! Давненько не виделись! — мальчики непонимающе переглянулись, а Яксли недовольно зашипел. — Давненько. С тех самых пор, как вы с чернавым чуть не упекли меня в Азкабан, да? — Ох уж это досадное «чуть», — натяжно рассмеялся Джордж и хлопнул Джеймса по плечу. Джеймс взвыл и чуть не отпустил бесчувственное тело Рони. Джордж посмотрел на него с испугом, который очень редко мелькал в голубых глазах, и Джеймс мог лишь помотать головой. Ему не хотелось пускаться в объяснения, как так вышло. — Ладно. Где девочки и Хьюго? — спросил Гарри у Альбуса, и тот махнул рукой в сторону поезда. — Все там. Пап, а может я… — Нет, — отрезал Гарри. — Вы все отправитесь в Нору. Немедленно. — Лили нет в поезде, — тихо сказал Скорпиус. Гарри посмотрел так, что Джеймсу осталось только диву даваться, как тот не испепелился на месте. — Как это «нет»? Малфой вздохнул. — Когда я вышел, она уже была где-то здесь. Рядом с проходом. А Роза и Хьюго в пятом вагоне. Джеймс прикрыл глаза. — Гарри, твои дети - это что-то, — весело заметил Джордж, хотя в его в голосе прозвучало беспокойство. — В таком случае, Альбус, ты идешь в поезд, а Джеймс и я ищем Лили. Зачем ее вообще понесло наружу? — Наверное хотела узнать, смогут ли дети добраться до барьера, — обреченно ответил Скорпиус. — Сражаться она бы не пошла. Джордж коротко взглянул на него, но Скорпиус, казалось, этого не заметил. Его взгляд устремился в толпу, а потом он отделился от них и припустил к какому-то смуглому брюнету. — Забини, — разрешил загадку отец. — Малфой будет с ним. Остальными займутся мракоборцы. А вы, — он посмотрел на Джеймса с Рони на руках и Альбуса и помедлил, — с вами я еще поговорю. С этими словами Гарри затолкал палочку в специальный боковой футляр, пришитый к аврорской форме, и присоединился к остальным мракоборцам, уже начавшим выводить перепуганных детей из поезда. Альбус бросился к пятому вагону, а Джеймс огляделся, стараясь увидеть где-нибудь всполох знакомых рыжих волос. Он уже отчаялся, когда вдруг взгляд зацепился за маленькую фигурку на другом краю платформы. Лили сидела на коленях перед едва дышащей женщиной, у которой из груди торчал металлический стержень, видимо, отлетевший после взрыва одной из колонн, и Джеймсу, едва взглянув на эту картину, тут же захотелось отвернуться. Анестезирующие чары почти спали, плечо стреляло дикой болью, и тушка Рони на руках совсем не помогала делу. Лили что-то шептала, по ее покрытому копотью лицу катились слезы, а потом она протянула руку и закрыла женщине глаза. Этот жест почему-то больно врезался в память. Она обернулась, увидела их с дядей Джорджем, застывших в ужасе и шоке, и, едва ли не задыхаясь от душивших ее слез, проговорила: — Миссис Финниган… Она… Она меня прикрыла, — Лили вцепилась в свои волосы, — это все из-за меня, это я… — всхлип превратился в надрывный вой, и Джеймс отмер. Сгрузил Рони на руки все еще стоявшему в оцепенении дяде, и обхватил Лили за плечи. — Лилз, пойдем домой. Все закончилось. Пойдем. Лили выла, как раненый зверь, и цеплялась за Джеймса ногтями, пару раз проехавшись по больному плечу. — Она… всегда присылала мне на пасху шоколадное яйцо… большущее такое, а я… Джеймс обхватил сестру за талию, поняв, что она в невменяемом состоянии и что до дома лучше ее не трогать, и оглянулся на дядю Джорджа. Тот смотрел на женщину, не отводя глаз, а потом прошептал тихое «Ханна» и зажмурился, и Джеймс понял, что они когда-то были знакомы. А теперь она лежала здесь, с штырем в груди. Мертвая. Подоспели Альбус с Розой и Хьюго, и Джеймс, все еще прижимая к себе рыдающую Лили, быстро заслонил собой жуткую картину, которую им не стоило видеть. К счастью, Уизли решили не высовываться из поезда, а потому выглядели совершенно по-обычному, разве чуть бледнее. — Идем, — совладав с собой, сказал Джордж, и никто не возразил ему — всем не терпелось убраться с любимого перрона. Сейчас, когда битва стихла, воцарилась оглушающая тишина, и казалось, будто не существует других звуков, кроме всхлипов, вырывающихся из груди Лили. Даже кусок стремительно темнеющего неба — по мнению Джеймса, с момента их прибытия должно было пройти несколько дней, не меньше, — выглядел уродливо над грязной и укутанной пылью платформой. — А с Россери что делать будем? — спросил Альбус, явно стараясь заглушить то тут, то там раздающиеся полные ужаса вопли, когда дети кидались к распростертым на земле знакомым телам. Пыль оседала, и все буйство ада представало перед ними в своей изломанной красе, пока они медленно шли по платформе, направляясь к спасительному барьеру. Руки, ноги, палочки, обломки, — всего оказалось слишком много, и Джеймс вскинул голову, чтобы не видеть ничего, кроме неба. Пусть уродливого. Лучше небо, чем то, что происходит вокруг. — Возьмем с собой, — ответил Джеймс и чуть не споткнулся, но подбородок не опустил. — Бабушка любит гостей.Кусок голубого неба
24 ноября 2019 г. в 13:30
У профессора Макгонагалл выдалась тяжелая ночь.
Хогвартс мирно спал, укрывшись мантией, расписанной звездами, спали студенты, и спали, засунув головы под крылья, совы, и только в трехбашенном помещении никто не спал. Взбудораженные портреты о чем-то переговаривались, перебегая с рамы на раму, а директор школы Чародейства и Волшебства сидела в кресле в любимом бордовом халате и держала в руках толстую керамическую кружку, от которой вверх спиралью поднимался горячий пар.
Профессор Слизнорт сидел подле нее. Глава общежития Слизерина то и дело сморкался в большой батистовый платок, а его глаза влажно блестели из-за крупных слез, которые стекали по морщинистым щекам и падали на его пижамную рубашку. Помона Стебль сидела тут же, но, в отличие от Слизнорта, слезами не заливалась, только мяла накинутый на шею шарф в огрубевших от работы с волшебными растениями пальцах. Флитвик пристально смотрел в ночь, раскинувшуюся за окном, и за все время не произнес ни слова.
Чуть поодаль, прямо под крутящимися по давно намеченной орбите золотыми сферами, стояла Фария Хальт. Профессор ЗОТИ будто даже не ложилась в постель — ни единая складка на ее учительской мантии не была помятой, а глаза горели сухим огнем.
Письмо из Аврората пришло посреди ночи.
Черный ворон постучался в окно длинным острым клювом и нарушил ставший в последнее время чутким сон. Макгонагалл будто ждала чего-то подобного и тут же оказалась на ногах, сжимая палочку.
На обычный пергамент ложились строгие острые строчки — этот почерк директор помнила с того времени, когда щуплый мальчик в очках занял третью парту у окна и устроил битву с нежелающей поддаваться чернильницей. Она прочитала письмо несколько раз, а потом ее ноги подкосились, и она упала в кресло, попросив портреты позвать к ней деканов.
Теперь те стояли в ее кабинете, но Макгонагалл не представляла, что она может им сказать, теперь, когда письмо было зачитано Помоной вслух и в кабинете воцарилась давящая тишина.
— Минерва, я не совсем понимаю… — протянула Фария и взмахом палочки отправила пергамент на директорский стол, где он присоединился к целому вороху разномастных писем. — Что вы хотите, чтобы я сделала? Внушила детям, что они в опасности, потому что так видите-ли считает сам Гарри Поттер? Теперь, когда под Рождество они все смогут наконец свободно вздохнуть?
— А как иначе? — Макгонагалл покачала головой. — Фария, мне самой это не нравится. Но посудите сами, что мы можем сделать, чтобы обезопасить учеников?
— Обезопасить! — внезапно фыркнул Флитвик и повернулся к ним лицом. — Студенты не слушают никого, кроме самих себя, и многолетние нарушения самых строгих правил это доказывают. Даже если мы начнем забирать у них палочки, они все равно найдут способ доказать всем свою независимость.
— Мы в самом деле не можем запереть их в замке, — вздохнула Стебль и наконец выпустила из пальцев многострадальный шарф. — Мы только запустим магическую бомбу.
— Хорошо, — директор встала и поставила свою чашку на стол. Ее волосы, обычно собранные в строгий пучок и спрятанные под остроконечную ведьмовскую шляпу, выбивались из прически, и седые кудрявые прядки делали ее куда менее похожей на строгого профессора.
— Хорошо, — повторила Макгонагалл. — Вы правы. Детям нужен праздник и спокойствие. Но скажите, профессор Хальт, что будет, когда на Рождество в Лондоне опять грянет взрыв, а вышедшие на улицы люди, убежденные в том, что беспорядкам пришел конец, окажутся в его эпицентре? Что, если там будут наши ученики?
По комнате пронесся дружный вздох, наполненный страхом и отчаянием.
Директор прекрасно понимала своих коллег — они, как и студенты, в равной степени устали от ужаса, охватившего страну, и хотели лишь побыть простыми волшебниками, на чьих плечах не лежала забота о сотнях детей. Но Аврорат действовал быстро.
Куда быстрее, чем «Ежедневный пророк», который все равно завтра окажется в руках каждого ученика и вскружит голову спокойствием и миром, которыми, увы, даже и не пахло.
— Вы хотите посеять панику? — осторожно спросила Помона Стебль, и Макгонагалл покачала головой. Они почему-то ничего не понимали.
— Вовсе нет. Но «Пророк» пойдет на все, чтобы успокоить людей — тем более, перед праздниками. Я лишь хочу, чтобы вы аккуратно напомнили студентам, что, даже если у этого… движения не стало руководителя, террористические группировки все еще существуют. Быть может, хоть кто-то воспримет эти слова всерьез.
В этот момент Гораций особенно громко всхлипнул, и это будто бы привело всех в чувство.
Фария сдержанно кивнула и ушла, и за ней поочереди в позолоченном проходе исчезли Флитвик и Стебль.
— Минерва, вы же тоже… Чувствуете это? — спросил поднявшийся было с кресла Слизнорт. — Все будто повторяется.
— История циклична, — Макгонагалл постаралась улыбнуться, но в ее глазах засела глубокая грусть, и профессор зельеварения, пошарившись в карманах, достал пузырек из темного стекла.
— Вот. Примите на ночь, — он бросил осторожный взгляд на окно, — на то, что от нее осталось.
К сожалению, оба прекрасно понимали, что вряд ли смогут заснуть.
Хогвартс давно был их домом. Так давно, что уже и не вспомнить. Между деканом Слизерина и Гриффиндора всегда существовало некое соперничество, равно как и между самими факультетами, но с тех пор, как Макгонагалл заняла директорский пост, напряжение улеглось. Странно, но сейчас они понимали друг друга куда лучше, чем другие учителя, или чем могла бы понять Фария Хальт, для которой замок был лишь местом работы.
После ухода Слизнорта директорский филин проснулся и издал недовольное уханье. Макгонагалл подошла к шкафу, достала из коробки пару печений, раскрошила их в руке и приблизилась с угощением к птице. Филин надменно посмотрел на нее блестящими черными глазами и деловито поклевал крошки из ее ладони, после чего вновь ухнул и укрылся крылом.
На столе давно остывал йоркширский чай с молоком — такой всегда пил мистер Макгонагалл — и директор взяла холодную чашку в руки. Сделала глоток и даже не поняла, какой у напитка вкус.
Все-таки это была очень тяжелая ночь, а ей, директору Хогвартса, не к кому было пойти за поддержкой, так как все самые близкие давно отошли в лучший мир. Родные, близкие, друзья, знакомые… Не должны учителя хоронить своих учеников.
Пусть даже таких, как мерзавец и негодяй Тэодор Нотт.
Макгонагалл знала, что завтра новость разлетится по всему волшебному миру, новостные издания запестрят радостными заголовками — преступник найдем мертвым, справедливость восстановлена, бунтовщики склонили головы на эшафоте! На лицах ее нынешних студентов засквозит облегчение — ну чем не радостное известие под самое начало долгожданных каникул?
А она будет смотреть на них и видеть тех, других. Тех, при ком страшная война началась, и тех, при ком возродилась.
Увидит в шевелюре Джеймса Сириуса Поттера его деда и сожмет губы в тонкую полоску, так же неодобрительно, как и сорок лет назад. Узнает Молли Пруэтт в Розе Уизли. Не сможет не заметить некоторого сходства между Скорпиусом Малфоем и Сириусом Блэком.
Они были везде — ее ушедшие ученики, погибшие и оставшиеся в живых, сломленные жизнью, и никто, казалось, и не подозревал, настолько тяжелую ношу несли старые преподаватели. Макгонагалл сама слышала, как в учительской Альбуса Поттера пару раз назвали именем отца…
Тэодор Нотт тоже был ее учеником.
Он много общался с Блейзом Забини, и они сидели за одной партой на уроках Трансфигурации. У мальчика были большие темные глаза и длинные волнистые волосы, которые очаровательно обрамляли тонкое лицо, делая его похожим на нимфу. Усидчивости в Тэодоре не было ни капли, и все экзамены он вытягивал лишь благодаря неплохой памяти.
На пятом курсе Макгонагалл поймала его в коридорной нише за горячими объятиями с Падмой Патил и так удивилась, что даже не сняла с факультетов очки. Он был совершенно обычным слизеринцем — с родословной длиной в бесконечность, манией чистой крови и вздорным нравом, но почти все студенты, носившие зеленое серебро, были такими, поэтому Тэо не выделялся.
Его, как и Драко Малфоя, как и многих других, сломал шестой курс. А Макгонагалл была слишком обеспокоена судьбой Избранного, чтобы заметить это. И теперь Нотт был погребен во влажной и покрывшейся корочкой льда земле, и она не могла не думать о том, что виноват в этом лишь Хогвартс, который не уследил за своими детьми, когда те больше всего нуждались в поддержке.
Страшное раскаяние давно минувших дней сковывало сердце заклятием «Инкарцеро», сна не было, а заколдованное перо самозабвенно подписывало табели успеваемости учеников.
Наутро отбывал экспресс в Лондон.