Lost Generation

      К ногам плюхнулась пачка сигарет, и Рони недовольно поморщилась от глухого звука, разрезавшего ставшую почти привычной тишину. Она лениво открыла один глаз и покосилась на Сержа, улыбавшегося ей с самым ни на что есть идиотским выражением на лице. — Я не хочу курить. — Я знаю, что ты не хочешь, поэтому и предлагаю. Никакой логики. Рони вновь закрыла глаза. Почему-то казалось, что так время будет идти быстрее, и она выберется отсюда вот прям… — Отдай, если не хочешь, тут некоторым дым как огонь нужен. Блин, и огонь еще надо где-то взять… …сейчас. Стены ее одиночной камеры были серые и плохо отштукатуренные, краска потрескалась так сильно, что отколупать ее не составляло никакого труда, и этим Рони и занималась, пока ее не сморил беспокойный сон. Теперь вокруг нее лежали небольшие катышки застывшей краски, отвратительный цвет забился под ногти и пропитал, казалось, даже кожу. Три стены, одна решетка, ноль личного пространства. Примерно так и выглядели камеры в местном мракоборческом участке. Сейчас тут сидело всего двое: она да придурковатый Серж, парень лет двадцати пяти, абсолютно помешанный и поддатый. Рони подозревала, что сидел он как раз за потребление подозрительных травок или грибов, и выглядел Серж как настоящий хиппи — завядшие цветы в длиннющих нечесаных волосах, балахон вместо одежды и много-много татуировок. Первые полчаса вынужденного знакомства она выслушивала о проблемах министерства, затем о несправедливости судьбы, а потом и вовсе заснула под какую-то незамысловатую песенку. Серж усердно чиркал по стене каким-то камнем — где взял, непонятно, — и мурлыкал себе под нос что-то, напоминающее средневековую балладу. Ему не было до нее никакого дела, как всем сумасшедшим, запертым в своей голове, а потому Рони, чтобы не свихнуться самой, стала шепотом перечислять ингредиенты «Феликс Фелицис». На самом деле, это было глупо. Настолько глупо, что хотелось смеяться до колик в животе. Уж сколько всего она натворила в своей короткой жизни, но ни разу не попадала в тюрьму, да еще и в волшебную, откуда не то что не сбежишь, не выберешься даже с кучей адвокатов за спиной. Но вот она здесь, об этом никто не знает, и гнить ей тут, похоже, до скончания времен. А может, и до вторника, если эти британские мракоборцы таки удосужатся принести ей поесть. Живот, разомлевший на харчах Молли Уизли, неодобрительно заурчал, и Рони сложила на нем сцепленные в замок руки. Задрала голову. Начала вспоминать пошаговый рецепт ликантропического. Было до смерти скучно. Часа через два, когда внутренние часы подсказали, что наступил полдень, хотя Рони и не была в этом столь уверена, а рецепты в голове все перемешались между собой, она подняла голову и посмотрела на сидящего в соседней камере Сержа. — А можно все-таки ту сигарету? — Скурил, — хмыкнул Серж, занятый подсчетом пальцев на ногах. Рони приподняла брови. — Что, все? — До единой. Вот и поговорили. Рони подсела поближе к решетке, перевитой заклинаниями, и прислонилась затылком к стене. — Серж, — позвала она, — расскажи что-нибудь. Серж выпучил глаза. Они у него были черные, как две большие дыры. — Слушай, — веселым голосом сказал он. — Так ты молоденькая совсем, да? Я и не заметил ночью. А ты вон, девочка совсем. — Я не девочка, — огрызнулась Рони. — Да как нет-то? На воробушка похожа, хоть и думаешь, что ястреб. Рони махнула на собеседника рукой. — Да ты не обижайся, — протянул Серж, — я же просто говорю, что думаю. В ноги вновь плюхнулась пачка, полная сигарет, и Рони, едва удержавшись от колкости, сунула одну себе в рот, оглядываясь в поисках каких-нибудь сподручных инструментов для разведения огня. Если уж чему она и научилась в Лаврентиде, так это добыче огня из воздуха. Впрочем, она была не в волшебном лесу, пропитанном древней магией фавнов, а в камере, огражденной защитными заклинаниями по самое не хочу. К ее счастью, то ли эти заклинания не распознавали пачку сигарет в качестве опасного предмета, то ли в предновогодней суете о таких мерах просто забыли, но сигарета ощущалась во рту совершенно правильно. Чего в камере не было, так это огнива. Да и чего-либо вообще, за исключением матраса и толчка. Так что она осталась с незажженной сигаретой и полным непониманием своей ситуации, пока Серж разглагольствовал про магические порядки. От таких речей голова шла кругом. Рони была не против обсудить политику. В какой-то мере она даже ею интересовалась. Но вот беда: за последние несколько суток она была свидетелем подобных разговоров не один и даже не два раза, а все потому, что попала в дом к родственникам самой министра магии и главы мракоборческого отдела Великобритании. Ей до сих пор казалось, что это что-то из ряда вон — тот факт, что она делила стол с такими известными волшебниками, не давал ей покоя. Разумеется, она знала, что Джеймс, Альбус и Лили — дети того-самого Гарри Поттера и что Роза — дочь министра. Но они существовали в ее голове отдельно от своих великолепных знаменитых родителей, а потому она старалась не придавать этому значения. В конце концов, сама была не из самой простой семьи. Но за последние дни это выплеснулось за грань. Всего год назад она могла не мыться неделями, зашивать раны и варить зелья в пещерах, образованных корнями деревьев, а позавчера вместе с Гермионой Уизли раскатывала тесто для лепешек в теплой и наполненной людьми Норе. — А ты ведь не отсюда, — заметил тем временем Серж, и Рони навострила уши. — Огрызаешься и ведешь себя не как эти леди из чистокровных семеек. Хотя… те бы сюда и не загремели. Так какая у тебя история? Рони открыла было рот, чтобы послать сокамерника с его вопросами куда подальше, но тот вдруг поднял ладонь. — Погоди. Мне говорили, я могу читать ауру, так что давай я сам угадаю. Ауру он читает, как же. Рони благосклонно хмыкнула и заинтересованно посмотрела на него. Наверное, она погорячилась, решив, что ему двадцать пять. Теперь, когда он сидел так близко, и свет освещал его лицо, стали заметны морщины в складках губ, в уголках глаз и на лбу. У Сержа было странное лицо — будто бы он прожил очень много лет, но застыл во времени, не позволяя ему наложить на себя свой вечный отпечаток. Серж крякнул и опустил ладонь. Глаза его выражали крайнее изумление. — Да уж, деточка, более сложной ауры я еще, пожалуй, не видел. Не сказать, чтобы я все видел, но моя бабка была из рода ясновидящих, так что некоторые моменты я уловил… Рони почему-то вспомнилось, как Альбус при первом же знакомстве прочел ее, как открытую книгу, и как неприятно это было. — Не надо копаться у меня в голове, — хмуро буркнула она, утыкаясь носом в колени, но Серж лишь рассмеялся своим переливчатым смехом. — Сдалась мне твоя голова, дурочка. Что в голове - память, решения? Мне нужна душа, твоя оболочка из разума и мыслей - лишь преграда. Ей никогда не нравились такие люди. Потомки пророков, вейл, да кого угодно, те, кто обладал какой-то незримой силой, ставящей их выше всех остальных. Такие люди пугали, и, честно признаться, Рони старалась держаться от них подальше. Она не хотела знать свою судьбу или, прости Мерлин, ауру, ей хватало и примерного понимания направления, в котором она двигалась в жизни. — Тебе больно, — неожиданно тихо сказал Серж. — И из-за этой боли я затрудняюсь увидеть, что происходит с тобой. — Мне не больно, — возразила Рони, — я хочу есть, хочу домой и хочу пройтись по чему-то, площадь чего превышает десять футов, но мне не больно. — Боль в тебе, девочка, — Серж покачал головой. — Не в мышцах и суставах. В сердце. — Я не терзаюсь несчастной любовью, — Рони закатила глаза, но Серж продолжил смотреть - прямо, внимательно и совсем не мигая. И фыркнул, потрясая длинными волосами. — При чем здесь несчастная любовь? Сердце - сосредоточение всего, оно бьется - ты живешь, оно замирает - ты умираешь. И тебе больно именно там, внутри, и вовсе не из-за какого-то недалекого человека. Это магия. Темная. Рони поежилась и уставилась на свои колени. Действие темной магии она испытала на своей шкуре, это точно. Прожив семнадцать лет и уверившись в своей целительской стезе, она начала думать, что все в жизни, в целом, можно взять под контроль. Как болезнь вылечить — это может быть хлопотно, но результат того стоит. Как оказалось, у жизни свои планы. К этим выводам Рони пришла, очнувшись после кошмара, вопя на весь дом и только чудом (заклинанием Оглохни) не перебудив всех его обитателей. Потому что это только в книжках суровые запретные заклинания звучат весомо и страшно. В жизни они куда страшней. Вязь Империуса — запутанная, какая и должна быть у заклинания, играющего с человеческим разумом. Вязь Авады — молниеносная, как смерть. А вязь Круцио… Чтобы пытать, надо хотеть. Надо быть преисполненным злобы, ненависти, желания. У Круцио нет вязи. Есть просто слово, и оно либо погладит по щеке, либо покрошит все кости в прах. Рони не знала, как описать это человеку, который ни разу не испытывал на себе это проклятие. Те мгновения, что она корчилась на перроне, она верила, что это конец. Потому что ей кромсали сухожилия, выдергивали ногти и выковыривали глаза перочинным ножом, заливали в глотку кипящую кровь и вколачивали в живот гвозди, поворачивая их по оси медленно превращая всю ее в кровавое страшное месиво. Но хуже этого были звуки. Ледяной шепот лился в уши, кричал, лишая рассудка, забирался в легкие и говорил оттуда, лишая доступа к кислороду. Круцио было универсальным заклинанием, объединившим в себе все пытки мира — как физические, так и психологические, и вынести его те три жалкие секунды было слишком сложно. Слишком много. Больше, чем Рони могла себе позволить. Кошмары мучили ее последующие два дня, и каждый раз, когда она просыпалась в слезах и криках, рядом оказывался Джеймс Поттер. Он почему-то всегда был там, рядом с ней, был тогда, когда был необходим, начиная с той ночи в Больничном крыле Хогвартса… А сейчас его рядом не было. — …излечить. — Что? — Рони подняла голову, обнаружив себя в той же комнате за решеткой. Серж смерил ее понимающим взглядом. — Говорю, такое непросто будет излечить. Но мне почему-то кажется, что ты сможешь. Рони открыла рот, чтобы ответить, но не успела — в конце коридора хлопнула дверь и раздались громкие в полуденной тишине шаги, принадлежавшие тому самому бородатому мракоборцу, который ее тут и запер. Мракоборец остановился напротив камеры Сержа, постучал палочкой по решетке, и та вспыхнула мерным голубым светом. — Выходи, — скомандовал мракоборец, но Серж едва пошевелился, лениво посмотрев на него и мотнув головой. — Знаешь, как-то не хочется. — Плевать мне, что тебе хочется, — огрызнулся мужчина, покрепче сжав палочку. — За тобой пришли, а мне не хочется провести все праздники, наблюдая за двумя идиотами, что не в состоянии держать себя в руках. Рони презрительно закашлялась. Мракоборец обернулся, окинул ее быстрым взглядом, но ничего не сказал, постучав палочкой по плечу Сержа. — Двигайся. Серж закатил глаза и нехотя встал, проведя ладонью по стене камеры. — Я все равно скоро вернусь, — многообещающе сказал он, но что мракоборец саркастически хмыкнул. — О, я не сомневаюсь. Затем он вновь посмотрел на Рони (а она посмотрела на него), и они с пожелавшим ей напоследок счастливого Нового года Сержем скрылись в той части коридора, которую она не могла разглядеть. Так Рони осталась одна. Ее сокамерник, по-видимому, был в участке гостем частым и нисколько об этом не переживал. Как говорится, безумцам все равно. Рони себя к безумным не причисляла, но теперь, отстукивая ногой ритм несложной магловской песенки, думала, что в последнее время с ней происходили вещи воистину вопиющие. Время было предновогоднее, и все нормальные люди проводили его с семьями и друзьями, а она сидела в камере и ее единственным собеседником был помешанный хиппи, но и его у нее забрали. На самом деле, во всем произошедшем не было ее вины, но угрюмые стены камеры говорили об обратном. А произошло следующее. Спустя пару ночей, наполненных ужасом и страхом, Рони проснулась, решив для себя сразу несколько вещей. Первая — никогда нельзя ничего загадывать. Ты никогда не знаешь, что случится завтра. Это относилось в равной мере как к важным вещам, так и к повседневным (например, таким вещам, как отношения все с тем же Джеймсом Поттером). Вторая — во втором семестре надо уделять больше внимания ЗОТИ. Третья — сидеть взаперти и скулить в подушку это, конечно, хорошо, но выйти на улицу не помешает. К тому времени между заселившими дом поколениями волшебников не раз и не два случались небольшие стычки на тему волшебной безопасности и того, можно ли спокойно выходить из дома хотя бы в ближайшую деревушку. Молодежь, в общем и целом переварив события на Кингс-Кроссе куда быстрее, чем помнившее войну старое поколение, всеми руками и ногами была за движение — пойти, слетать, доползти по сугробам. Молли много суетилась и прикрикивала на молодежь, министр твердо запрещала куда-либо идти, мистер Поттер (с ума сойти, он действительно попросил звать его «Гарри», но Рони так и не рискнула) качал головой и предлагал повременить, и из всех взрослых лишь владелец той лавки волшебных приколов был не против небольшой вылазки. Один из владельцев, если быть точнее — отец Розы и Хьюго. Другой, не столь долговязый, оказывал ярое сопротивление этой затее, чем сильно ее удивил — по смешинке в голубых глазах Рони могла сказать, что этот конкретный волшебник всегда был по части нарушения правил. Она была не одна такая, но стоило Джеймсу заикнуться о чем-то схожем с ее мыслями, мистер Уизли тихо сказал «Фред», и на этом обсуждение закончилось. Рони же вспомнила колдографию, увиденную в магазинчике еще летом, вспомнила юношу, похожего на мистера Джорджа, и понимающе покачала головой. Они бы так и сидели в четырех стенах, изредка выбираясь в сад, чтобы подышать свежим воздухом, если бы не удачное стечение обстоятельств. В тот день мистер Поттер по обычаю отправился в министерство, с ним ушла министр и один из мистеров Уизли, тот, что работал в банке. Еще двое — владельцы того магазина — поспешили закрыть новогодние распродажи и трансгрессировали в свой последний рабочий день. Миссис Поттер писала статью (?) в своей комнате и просила ее не беспокоить, а еще одна миссис Уизли — та самая, в чьем роду были вейлы, мать Луи и двух волшебниц, больше похожих на ангелов, чем на людей, спокойно читала листающий сам себя журнал, попивая кофе. Тогда-то молодежь и решила воспользоваться шансом, дружно осадив «славную бабушку Молли», которая долго отнекивалась и гоняла их кухонным полотенцем, но в итоге вручила каждому по заранее заготовленному порталу и длиннющий список покупок и выставила за дверь. Роза тоже пошла со всеми, и они провели прекрасные полчаса, переговариваясь о каких-то пустяках и наблюдая за носившимися по заснеженному полю Лили, Хьюго и Луи, норовившими закопать друг дружку в снег. Джеймс с утра как в воду канул, Альбус с вечера пропадал у Малфоев, новоиспеченные молодожены еще после свадьбы скрылись в камине, держа курс на некую «ракушку», а Доминик заявила, что никуда в такой холод не пойдет, так что компания их состояла всего из пяти человек. В деревне оказалось многолюдно — маглы знать не знали о настигшей волшебный мир черной полосе и вовсю готовились к праздникам. Лили сказала, что давно не каталась на коньках, и потащила Розу и Рони в центр деревни, где веселящиеся ребятишки в ярких вязанных шарфах катались под рождественские мелодии, с хохотом играя в догонялки. Рони посмотрела на это действо и предпочла отправиться по магазинам с Луи, в то время как Хьюго присоединился к сестрам в очереди к прокату. Луи, красивый и смешливый юноша, Рони нравился. Казалось, что его душа распахнута миру — смотри и любуйся, — и тайн у него не было никаких. Если в детях Поттеров ей всегда чудилась какая-то загадка, что-то мрачное, сокрытое за маской, то Луи, выросший вдали от Англии, в далеком Дурмстранге, каким-то образом сохранил в себе детскую непосредственность, которая совершенно не вязалась с его внешним видом. Пока они шли к лавке, в которой Молли попросила купить мед, сушеные яблоки и толченую гвоздику, Луи рассказывал ей о своей школе и тех слухах, что бродили по свету о ее сомнительной репутации, а Рони размышляла, подтвердил бы эти слова ее отец, окончивший Дурмстранг еще в середине девяностых. В лавке пахло специями, и они с Луи синхронно чихнули, стоило им переступить порог, переглянулись и рассмеялись. Было приятно посмеяться над каким-то пустяком, даже таким незначительным. Потом они стали искать правильный сорт меда, и внучка державшей лавку старушки, вовсю строившая Луи глазки, вызвалась им помочь. Ну, «им» — это громко сказано. Пусть Рони и не была профи в амурых делах, было трудно не заметить, откуда ветер дует. Поэтому она отступила вглубь, зарываясь носом в пучки мяты, которую любила с детства. Мята напоминала ей о доме; о том, каким он был в те времена, когда ее семья была относительно нормальной и счастливой. В отдалении Луи вежливо обходил вопросы девушки («Я Энн, приятно познакомиться») о себе, но о спасении не молил, будто бы наслаждаясь беседой. Рони думала, что в жизни не научится флиртовать так же непринужденно, и отходила все дальше, пока не поняла, что не слышит юношу уже некоторое время и не вернулась обратно. — На каток пошли, — сообщила ей владелица лавки, и Рони лишь глаза закатила — могли бы и предупредить. С другой стороны, будь она чуть романтичнее и пригласи ее кто-то симпатичный, она бы, возможно, тоже забыла о своих не самых близких спутниках. В общем и целом, рассудив, что остальная часть ее провожатых совершенно точно все еще покоряет лед, Рони решила пройтись — в конце концов, в Англии она была впервые, а в магловской деревушке и подавно. Ей нравились старые здания, запахи, шумы, британский акцент, правильный и чистый, но отдающий провинциальными нотками, и это так разительно отличалось от ее первых впечатлений об этом совершенно новом мире, что Рони потерялась в мыслях и забрела в тупик. И тогда это случилось. Мужчина был высокий, грузный и скрывал лицо за плотной черной маской. Рони почувствовала, как душа ушла в пятки, мышцы неприятно заныли, и она на чистом автомате вскинула палочку, даже не задумываясь. Она знала одно — еще раз такого ужаса она не перенесет. А если перенесет, то навсегда лишится рассудка. Она не была бойцом и не была сильной духом героиней, — по сути, она оказалась слабее котенка, — но была готова на все, чтобы себя обезопасить. Незнакомец отлетел в стену с гулким свистом, приложившись о кирпичную кладку затылком, и упал в неутрамбованный снег, лишившись сознания. Все произошло молниеносно, и Рони, едва сдерживая просящиеся наружу рыдания, эти пережитки страха, лизнувшего позвоночник, взглянула на него снова… Чтобы обнаружить, что то, что она приняла за маску, оказалось высоко замотанным шарфом. Мужчина не двигался, и Рони, плохо соображая от новой волны ужаса, бросилась к нему, на ходу перебирая в голове врачующие заклинания, спешно забормотав самые действенные из них. Чего она точно не учла, так это того, что деревня была переполнена маглами. А еще и думать забыла о недавнем рассказе мистера Поттера о введенных в регионе мракоборческих патрулях. Удача явно была не на ее стороне — мракоборец возник неоткуда, продекларировал нарушенные статьи и упек за решетку, даже не дав предупредить остальных о собственной глупости. Рони могла его понять — острова стояли на ушах, и Министерство было готово упрятать в тюрьму даже подозрительно выглядящую бродячую собаку. Как-то так она и оказалась здесь, терпеливо выжидая представителя власти, который придет стряпать ее дело и составлять протокол. Но вот миновало больше двадцати часов, а ей никто так и не заинтересовался. Рони покатала сигарету в пальцах и представила Нору. На первый взгляд домик выглядел малонадежным, но внутри так и сиял чистотой и уютом. Они разжигали камин и жарили на нем зефир, слушая истории отвлекшихся от государственных дел героев, и Рони тихонько жевала сладость, сидя в уголке незаметной мышкой, но при этом ни разу не чувствовала себя чужой. Это было странно — она не умела быть к месту, — но в этом доме на окраине всего, что казалось ей важным, ей внезапно стало… тепло. Ей все еще было страшно, она мало что понимала, но при всем при этом в груди разливалась теплота, и у Рони не было этому объяснения. Уизли были как единый механизм, заботились друг о друге так же просто, как дышали, и это казалось не такой уж дикостью. И Джеймс… Здесь он не был межфакультетским тренером. Он был старшим сыном и старшим братом, нужен каждому и каждой, на него смотрели, его слушали. Возможно, он не так замечал это, как новоприбывшая Рони, но ей все казалось очевидным — Джеймс был командным игроком. Он был лидером по характеру и по крови, и тот факт, что он занимался не тем, для чего был рожден, скреб Рони душу острыми коготками. Разумеется, она не винила мистера Поттера. С той судьбой, что была у Избранного, не было никакого сюрприза в том, что он хотел максимально обезопасить своих детей. Вот только на Джеймса это не распространялось. Глава Аврората готовил преемника. Рони видела это во взглядах и словах, будто мистер Поттер принимал у старшего сына экзамен. Сверял ответы и ставил галочки, веря, что поступает правильно. Но Джеймс не рвался командовать легионами авроров. Ему было бы достаточно одного, состоящего из шести человек. Джеймсу хватило бы квиддичной команды. Было легко вообразить его, дающего интервью, получающего награды и расписывающегося в блокнотиках фанаток. Джеймс в аврорской форме тоже смотрелся неплохо, но номера капитана шли ему куда больше. Вновь раздались шаги, и Рони встрепенулась, оглядываясь на решетку. Теперь-то точно шли за ней, иначе и быть не могло, ведь больше в камерах не было ни единой души. Она встала, шикнув на вновь напомнивший о себе пустой желудок, и скрестила руки на груди, воинственно приподняв подбородок. Кто бы ни пришел, он все равно был бы выше ее. Она ожидала того же или другого аврора, но личность ее нового тюремщика оказалась абсолютно непредсказуемой. За все время, проведенное в Норе, она говорила с Гарри Поттером ровно два раза. Первый — когда поблагодарила за налитое в кружку подогретое молоко рождественским утром, второй — ответила на «спокойной ночи, Рони» тихим «и вам», хоть и понимала, что это невозможно. Вряд ли мистер Поттер вообще спал. Сейчас же он смерил ее недовольным взглядом, коснулся металлических прутьев рукой (не палочкой, рукой!) и те засияли тем же голубым светом, что и прутья напротив. В его глазах плескался такой неудержимый гнев, что Рони даже выходить побоялась — глава Аврората в скверном расположении духа был опаснее, чем родители вместе взятые. Впрочем, как оказалось, негатив был направлен не на нее, а на подоспевшего бородатого мракоборца, выглядевшего белее самого чистого снега. — Объясните-ка мне, Перкинс, — голос Спасителя дрожал от сдерживаемой ярости, — как вы это допустили? — Она… — Перкинс сглотнул, — применила магию в присутствии магла и… напала на него. — И вы засунули девочку в камеру без малейших разборок? Не поставив в известность родных? Не позволив ей связаться с кем-нибудь? «Не покормив», — захотелось добавить Рони, но она справедливо рассудила, что это не время и не место для неуемного сарказма. — В связи с последними событиями… — начал было мракоборец, но мистер Поттер сурово качнул головой. — Мы не будем терять голову, как колдуны Лютного переулка. И если я еще хоть раз услышу о чем-то подобном, можете не рассчитывать на удачную карьеру. Идем, — последнее предназначалось уже ей, и Рони послушно засеменила за главой Аврората. Она бы не открывала рта вовсе, молчаливо наблюдая за тем, как мистер Поттер поставил длинный угловатый росчерк на входе, который охранялся кем-то, подозрительно напоминающем тролля, но вспомнив, что на выходе буйствует зима, неловко перешагнула с ноги на ногу и прокашлялась. — Мистер Поттер, мои вещи… Тот не глядя сунул ей сверток, выуженный словно из воздуха, в котором Рони с удивлением нашла свою куртку, пучок мяты и палочку. Последняя, кстати, впитала в себя запах приправ, и теперь довольно искрилась в ее руке. На улице, как и думала Рони, был день. Шел небольшой снег, люди спешили по своим делам, но это совершенно точно была не та деревушка, из которой ее забрали. Город не казался большим, но был достаточно оживленным: стоящие в пробке машины то и дело принимались гневно гудеть друг на друга. — Давай руку, — сказал мистер Поттер, и, не успела Рони и пальцы разжать, схватился за упомянутую конечность, и их утянуло в водоворот пространственных измерений. Рони прикинула, может ли кто-то, кроме Гарри Поттера, вот так трансгрессировать на улице, наводненной маглами, но потом решила, что они были, скорее всего, скрыты заклинанием незначительности. Приземлилась она в сугроб. Это было, в принципе, даже ожидаемо — на улице стояла зима, а она была не в Филадельфии, но Рони, не удержав равновесия, нелепо взмахнула руками и опустилась аккурат на снежную верхушку. Радовало одно: коварный сугроб располагался прямо у Норы, так что спасительное каминное тепло было совсем рядом. Снова дал о себе знать голодный живот. — Вероника, — позвал ее мистер Поттер, и Рони чуть не втянула голову в плечи — тон его ей совсем не понравился. Да и то, что он позвал ее по полному имени, тоже радости не добавило, хотя поправлять его она не стала. Как-никак, а она была Избранному никем и звать ее, по логике, тоже было никак. — Я не буду говорить, что это было глупо, — вздохнул главный аврор, устало прикрыв глаза, — потому что помню семнадцатилетнего себя. Мне тоже не сиделось на месте, и это нормально, что вам захотелось разнообразить досуг. Чего я не понимаю… почему магл? Рони непонимающе нахмурилась, наполовину застряв в сугробе с мокрой от снега филейной частью и тающими на ресницах снежинками. Что же это получается, сам Гарри Поттер вытащил ее из камеры, даже не выяснив, виновата ли она? — Он жив? — хмуро спросила она, отряхиваясь и вылезая на худо-бедно протоптанную тропинку. — Твоими стараниями, — слабо улыбнулся мистер Поттер. — Впечатляющая работа с заживляющими чарами. Мне они никогда не удавались. Да уж, британцы были очень, очень странными людьми. Рони вздохнула. — На нем был черный шарф, и мне показалось… Это глупо, но я решила, что это был… — Падальщик, — закончил за нее мистер Поттер. Тоже вздохнул. Посмотрел прямо в глаза, обжигая ярким зеленым цветом. Снег падал, искрясь в теплом свете, оседал на черных, едва тронутых сединой волосах, и Рони впервые увидела мистера Поттера таким, каким его, наверное, видели его дети. Ведь несмотря на алую аврорскую форму, выгодно подчеркивающую широкий разворот плеч, крепкие ноги и руки, несмотря на тонкую полоску шрама, пересекающего глаз, это был просто человек. Не бог. Не высшее существо. Человек, у которого просто было чуть больше проблем, чем у других. — Пойдем, — сказал через некоторое время Гарри. — Мы переживали. Рони дернула краешком губ, не больно поверив ему, но пошла, по дороге стряхнув с макушки снег и споткнувшись о садового гнома с желудем в руках, погрозившего ей кулаком. С порога на нее дыхнуло корицей и травяным чаем с молоком, но не успела Рони втянуть в себя эти восхитительные ароматы, как ее загребли в объятия и оторвали от пола, прижав к себе чуть ли не стальной хваткой. Она даже пискнуть не успела. — Чтобы я еще хоть раз пошел кататься на коньках, — шепнул Луи ей в ухо, кое-как поставив обратно на пол, и Рони ошарашенно взглянула на него снизу-вверх. Силы в пареньке определенно оказалось больше, чем она думала. — Рони! — на нее налетел рыжий вихрь по имени Лили Поттер, и Рони позволила утянуть себя в еще одни объятия, правда, не столь сокрушительные, как те, что подарил ей Луи. — Мерлин, как же мы все перепугались! — Правда? — недоуменно прохрипела Рони, на что Лили сердито прижала ее к себе покрепче. От ее волос пахло пьяной вишней и медом. — Да, правда! Ты исчезла средь бела дня, мы уже и думать боялись, что с тобой произошло! — Поч… — слова застыли на губах. Проклятие, она ведь даже не думала об этом. Сама боялась каждой тени, а причинах позабыла, будто в голове включилась частичная амнезия. — Вы думали, что меня похитили эти… люди? Звучало одновременно бредово и ужасающе. — Похитили, убили, да что угодно, — ответила ей Роза, чьи темные круги под глазами разительно выделялись на бледном лице. За ее спиной Рони увидела профессора Люпина и от души понадеялась, что он оказался в Норе не из-за нее. — Мы примчались из «Ракушки», как только услышали, — развенчав ее надежды, добавил он, приобнимая за талию свою жену. — Мне бы хотелось еще увидеть вас на своих уроках, мисс Россери. А то когда отвечает только Роза, кто угодно заскучает. — Эй! — возмутилась Роза, и они тихо рассмеялись. А Рони стало стыдно. Эти люди действительно переживали за нее. Они ее искали, поставили на уши весь дом, а все потому, что она оказалась не в состоянии держать при себе свои нервы. — Простите, — шепнула она, старательно изучая свои ботинки, — я не хотела испортить вам праздники… — Давайте-ка без глупостей, юная леди, — неожиданно произнесла молчавшая до этого Молли, а потом, мимоходом промокнув глаза, сгребла ее в свои теплые руки, подвинув нахмурившуюся Лили. — Вот именно, — поддакнула та. — Вы дружите с Розой и Джеймсом, ты вполне можешь считать себя полноправным членом клана! — на губах ее заиграла легкая улыбка. — А так уж вышло, что о своих мы беспокоимся даже больше, чем о чужих, а беспокоимся мы всегда. — Верно, — Молли поцеловала ее в макушку, и Рони почувствовала, что еще чуть-чуть, и она разревется прямо здесь, перед всеми. Это было настолько естественно для них, что она забывалась. Тонула в ласке и заботе, но не принимала их на свой счет, списывая на праздничную домашнюю атмосферу и традиции. Но вот эта искренность, эта бьющая ключом семейная привязанность, били прямо под дых. Терзали не хуже любого Круцио. Она не помнила, что это такое. Не верила, что такое все еще возможно. Семейка Поттеров-Уизли методично наносила по сердцу удар за ударом, и Рони понятия не имела, где найти щит от этих атак. «Сердце - сосредоточение всего, оно бьется - ты живешь, оно замирает - ты умираешь», — сказал ей Серж, а ее сердце сейчас колотилось с такой пугающей скоростью, что могло завести старый механизм. Ее сердце билось, и она жила. По крайней мере, чувствовала себя живой, наверное, впервые за последние несколько лет. Молли ласково пригладила ее растрепанные волосы, и Рони не выдержала, всхлипнув в укрытое шалью полное плечо, кусая губы и отворачиваясь от остальных. Из глаз брызнула горячая влага, и, чтобы не зареветь в голос, пришлось сильнее вжаться в женщину, поглаживающую ее по спине. — Ну-ну-ну, девочка, все хорошо. Давай, пойдем со мной, чай выпьешь, — проговорила Молли, и Рони промычала нечто одобрительное сквозь неуемные всхлипы. Молли Уизли, определенно, принадлежала к числу тех людей, которые верили, что чай — панацея от всех бед. Рони подумала, что за этот день слишком много людей назвали ее «девочкой», коей она себя уже давно не считала, но ей отчаянно не хотелось этому противиться. Хотелось побыть девочкой, той самой, что может плакать у кого-то на плече и не стесняться этого. Усилием воли она заставила себя приподнять голову и обвести комнату мутным взглядом, заметив в ней парочку новых лиц, но задержавшись лишь на одном. Джеймс не спешил поднимать ее и гладить по волосам. Вместо этого он смотрел, и от этого взгляда они едва не плюхнулась позорно на пол — столько в нем было сдерживаемой злости и тьмы. Даже глаза его, обычно теплые, медово-ореховые, посуровели, спрятались за тенью сведенных на переносице бровей. На скулах ходили желваки, и весь вид его так и говорил — беги, или я тебя прибью прямо здесь и сейчас. Рони испуганно моргнула, пуская в вольное плаванье несколько скопившихся в глазах слезинок, и Джеймс, дернув подбородком, отвернулся, затопав по лестнице. Рони съежилась. — Не обращай внимания, — проследив за ее взглядом, тихо посоветовала Лили. — Когда ему страшно или больно… можно замерзнуть от его взгляда. Да уж, она заметила. Если бы взглядом можно было убивать, от Рони вряд ли бы что-то осталось. — Пойдем, — как нельзя вовремя встрепенулась Молли. — Чайник как раз закипел. Так и потянулись в Норе предновогодние дни. Молли, неуловимым образом почуяв в ней родственную душу, взяла Рони под свое крыло, и теперь она постоянно пропадала на кухне — готовила. На самом деле, это оказалось ничуть не хуже, чем готовить зелья — даже лучше в некотором роде, потому что все можно было сразу же попробовать и не бояться отравиться насмерть (хотя однажды она, задумавшись о чем-то своем, перепутала сахар с солью и в итоге вместо тарталеток с малиной им пришлось делать киш с сыром). Рони даже начала задумываться о приобретении одежды хоть на размер побольше, потому что праздники в Норе определенно добавили ей округлостей в самые разные места, что, впрочем, не могло не радовать Молли — ей очень уж нравилось волноваться о ее «слишком тощей» фигуре. Рони не стала говорить ей, что постоянная нервотрепка не способствовала набору веса. В конце концов, зачем зря волновать старую добрую волшебницу? Когда она не готовила, ей все равно находилось какое-то дело — будто обитатели Норы боялись оставить ее одну даже на несколько минут. За два дня она успела половить упыря с Луи, проверить тепличные чары на растениях с Розой, выбрать платье с Доминик по волшебному каталогу, упаковать подарки для пациентов Мунго, застрявших на праздники в больнице и даже поговорить с министром. Гермиона Уизли пришла к ней в комнату, которую Рони теперь делила с Розой и Лили ввиду пополнения в Норе, когда она перетряхивала свой чемодан на предмет теплых гетр — ночи все-таки были холодные. Рони никогда не была чистюлей, и весь ворох помещавшихся в чемодан вещей теперь был раскидан по всем горизонтальным поверхностям, а один из носков в серо-зеленую слизеринскую полоску даже свисал с дверцы шкафа, хотя Рони знать не знала, как он мог там оказаться. Она как раз откинула в сторону свитер, когда услышала шаги и обернулась, а потом так и вскочила на ноги, приглаживая растрепавшиеся волосы. Хотя все и вели себя, как будто старшие члены семьи не красовались на первых страницах газет, Рони все-таки в их присутствии было не по себе. — Миссис Уизли, — пробормотала она, стараясь незаметно запихнуть одну из куч побольше под кровать, — вы ищете Лили? Мне кажется, они с Розой… — Я просила тебя называть меня по имени, — губы министра тронула улыбка. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неуютно. — Мне будет неуютнее, если я начну называть министра по имени, — пробормотала Рони, не сразу осознав, что говорит вслух, — простите. Ну почему у нее никогда не получалось нормально разговаривать с людьми? Рони поборола желание пнуть чемодан. — Дело в том, что… — министр повременила, кивнув на относительно не заваленную вещами кровать Лили, — ты не против? Рони пожала плечами, осторожно присаживаясь рядом с кучей вещей и впиваясь ногтями в колени. — Так вот, — миссис Уиз… Гермиона заправила за ухо мешающий кудрявый локон, — я бы не беспокоила тебя, если честно, потому что мне прекрасно известно, каково это - желать тишины и спокойствия, но… Есть вещи, которые лучше не пережидать в одиночестве. — Вы про мое «заключение»? — Рони изобразила кавычки пальцам в воздухе. — Уверяю вас, я вовсе не хотела, чтобы так вышло, но в тот момент я словно не думала, был только… — Страх, — лаконично закончила за нее министр и поймала удивленный взгляд, — я же говорю: я знаю, что сейчас происходит с тобой. — Простите, но я… я не понимаю, — призналась Рони, ковыряя дырку на старых джинсах. Даже актрисы с плакатов, развешанных по комнате, отвлеклись от своих бесед и теперь увлеченно следили за разговором к комнате. Гермиона откинулась к стене и посмотрела в окно. — Во время войны, — начала она тихим голосом, и Рони навострила уши, — нам пришлось проникнуть в поместье Малфоев. Я не знаю, писали ли об этом в ваших учебниках по истории, но там… нас ждал не самый радушный прием, во многом благодаря Беллатрисе Лестрейндж. — Женщине Лорда? — удивленно вскинулась Рони, и брови министра взлетели. — Женщине Лорда? — переспросила она. — Нет, у нас ее так точно не называли. Ваши авторы дали ей такое прозвище? — Не совсем, — протянула Рони, усиленно вспоминая страницы учебника, — некоторые из них встречались с перебежчиками в Штаты и с их слов переносили события в книги. В примечаниях встречалось что-то в духе «Женщины Лорда», и все писатели склонялись к тому, что это была Беллатриса. Гермиона хмыкнула. — Возможно она и была его женщиной, кто знает. Хотя Том Реддл в свои последние годы мало напоминал человека, которому интересны плотские утехи… Рони покраснела. Даже в своих самых странных снах она не могла вообразить такую ситуацию — сидеть в одной комнате с британским министром магии и обсуждать личную жизнь Волан-де-Морта. Кому скажешь, лишь пальцем у виска покрутят. —… а Беллатриса была безумна и жестока, и я осталась с ней наедине, — тем временем продолжала Гермиона, и Рони сосредоточилась, начиная догадываться, куда все идет, — я не знаю, сколько длился ее допрос. Рон с Гарри потом говорили, что всего несколько часов, но мне казалось, что прошли дни. Она говорила, что грязнокровка вроде меня недостойна ее магии, и предпочитала пытать меня ножом, — тонкие пальцы неуловимо коснулись предплечья, скрытого тканью водолазки, — который, впрочем, оказался не самым простым, и шрам я так и не свела. Как бы ей ни хотелось узнать, как выглядит шрам, Рони заставила себя промолчать. Это было не ее ума дело. — Мы сбежали, и поначалу я думала, что все обошлось, — министр вдохнула. — А потом мне пришлось перевоплотиться в нее с помощью оборотного, чтобы проникнуть в Гринготтс. Тут-то и выяснилось, что никакая пытка не проходит без следа. На некоторое время воцарилась тишина, и можно было различить, как на первом этаже Молли распекает одного из внуков за неправильно очищенный картофель. — Нам едва хватило зелья, чтобы превратить меня в эту ведьму снова, — наконец сказала Гермиона, грустно улыбнувшись, — потому что приняв ее облик в первый раз и увидев себя в зеркало, я испугалась настолько, что чуть не разгромила весь дом, отбиваясь от ее призрака. А потом забилась в шкаф и отказывалась выходить до самого вечера. Рони потрясенно взглянула на женщину, которая спокойно сидела перед ней и рассказывала о таких вещах, что ком поперек горла вставал. Иногда она забывала, что жила в поствоенном мире, потому что постоянно вела собственную войну — со своим характером, родителями, а затем и с самой настоящей тьмой. Но цена за победу в прошлом кровопролитном сражении была куда выше и глобальней, чем писали те глупые авторы в своих книжках. Теперь Рони знала наверняка. Кровати были придвинуты достаточно близко, так что они практически соприкасались коленями, и если поначалу это было неловко, то теперь их будто связяла воедино одна нить. Эта волшебница на соседней кровати была не только подругой Гарри Поттера, министром магии и обладательницей Ордена Мерлина первой степени. Когда-то эта волшебница была такой же школьницей, как Рони. Когда-то она тоже не знала, что делать дальше. — Я никогда не подвергалась Круцио, — призналась она погодя. — Я не знаю, через какую боль ты прошла. Но я знаю, что такое - бояться теней и видеть врагов среди людей. — И вы знаете, как с этим бороться? — спросила Рони, облизав пересохшие губы. — Потому что это рядом, понимаете? В один момент все хорошо, а в другой хочется достать палочку, пульнуть заклинанием и бежать со всех ног. Гермиона покачала головой. — Боюсь, у меня нет универсального ответа, Рони. Я даже не сразу призналась самой себе в том, что у меня есть такая проблема. А потом, когда поняла, было уже поздно. Моя магия начала слабеть, и в какой-то момент чуть ли не пропала. — Пропала? — Рони качнула головой. — Такое бывает? — Видимо, да, если волшебник истощен и находится на грани помешательства, — вздохнула Гермиона. — Тебе повезло, что… — Рони выразительно вскинула брови, и министр запнулась. Фыркнула. — Что я говорю, разумеется, это сложно назвать везением, но пока магия бьется в тебе, проблемы решаются быстрее. Иначе… зачем еще волшебство? — То есть моя магия не исчезнет? — уточнила Рони, покосившись на свою лежащую на подушке волшебную палочку. — Не думаю, — Гермиона проследила за ее взглядом. — Но будь осторожна. Я не сразу заметила перемены, а потом… Было поздно. Просто не позволяй себе замкнуться в страхе и тьме. — В Норе мне это не грозит, — пошутила Рони, и министр улыбнулась в ответ. — Надеюсь, количество членов клана Уизли не сильно тебя тревожит. — Количество - нет. Но вот идеи некоторых из них… Гермиона улыбнулась шире. — Джеймс - славный юноша и очень талантливый волшебник, Рони. Чем-то он напоминает мне моего мужа, хотя я никогда не смогу понять, чем именно. Вы только будьте осторожнее - Джеймс, конечно, не задержится в Хогвартсе, да и учитель он весьма номинальный, но все-таки учитель. Не хотелось бы, чтобы он оказался втянут в скандал на столь раннем этапе взрослой жизни. Рони смутилась. Гермиона Уизли казалась вменяемой волшебницей. Неплохой, даже какой-то теплой. Но Рони не обсуждала личную жизнь даже с крепко вошедшей в нее Розой, а с ее матерью это было бы просто дико. Поэтому она лишь кивнула, и Гермиона кивнула ей в ответ, будто решив для себя что-то важное, а потом встала, окинула взглядом комнату (Рони вновь стало стыдно за свою неряшливость), но ничего так и не сказала. И тогда-то Рони и решилась. — Миссис Уи… Гермиона? — окликнула она волшебницу, и та обернулась. — Да? — Как вы… — Рони замялась… — как вы в итоге справились с этим? Со страхом и ослаблением магии? Гермиона грустно усмехнулась. — Мне помогли. Мне очень сильно помогли. — Мистер Поттер и мистер Уизли? — вырвалось у нее, и Рони закусила губу, проклиная свое любопытство. Женщина покачала головой и перевела взгляд на окно, за которым наливался закат. — Нет, не они. Это был мой… друг. Мой очень хороший друг. Рони подумала о том, что надо будет в Хогвартсе полистать учебники — уж очень ей хотелось теперь узнать, что за друг такой это был. Она не боялась упадка магических сил, и это было странно, на самом деле, но не очень. Видимо, что-то в ней все-таки неуловимо менялось, и проявлялось как раз в таких незначительных на первый взгляд моментах. Гермиона давно ушла, на землю спустилась ночь, а Рони все так и сидела в ворохе вещей и думала, думала, думала. Палочка заискрилась — пришло сообщение от родителей. Больше никто ей и не стал бы писать, на самом деле. Рони написала им как только пришла в себя, так как ей вовсе не хотелось, чтобы они заподозрили ее в побеге. В ответ прилетело сухое «рады, что ты в порядке, посмотрим, сможем ли перебросить тебя каким-то другим способом», и Рони с чистой душой продолжила жить своей независимой жизнью. Она развернула сообщение и с облегчением выдохнула — вернуть ее на родину не магловским образом не представлялось возможным, и, если Рони было по большей части все равно, как путешествовать, родители вряд ли бы пустили ее в самолет, не будучи уверенными, как он может работать. Впрочем, это также означало, что все каникулы ей предстоит провести в Норе - если Уизли согласятся, разумеется. Нахлебницей Рони быть не хотелось. Внизу снова завозились, и она поспешила на первый этаж, где уже почти все собрались к ужину. К слову, понятие «все» в этой семье, похоже, границ не имело. На днях Рони встретилась с еще одной группой Уизли — сыном Джорджа Фредом и его женой, красивой смуглой Анджелиной, Перси Уизли и его супругой Одри и с их детьми, Молли и Люси. Она сама удивлялась, как умудрилась не растеряться во всем этом балагане огненно-рыжих людей, которые смотрели на нее с вежливым любопытством. К слову, оказалось, что ее ближайшие знакомые из этого семейства были еще и самыми младшими. Фред и Молли были старше Джеймса на два года, а Роксана и Люси — на год, хоть и казалось, что они все были ровесниками. С Роксаной Рони сразу почувствовала какую-то связь — то ли дело было в ее неестественно красных волосах, остриженных на мужской манер, то ли в одежде рокерши прошлого века, но Роксана Уизли неуловимо стала ей ближе, чем остальные новые знакомые. В общем, в Норе оказалось очень и очень много людей, включая оставшихся профессора Люпина и Виктуар, поэтому гул был делом вполне типичным. В небольшой гостиной они едва ли умещались, поэтому было принято решение на время убрать стену в кухню, расширив помещение, чтобы все могли уместиться за длинным дубовым столом. Рони украдкой примостилась сбоку, рядом с Розой, по лицу которой было понятно, что такое количество родственников в одно время в одном пространстве ей не очень по душе, и от души вгрызлась в медовый пряник собственного приготовления, краем уха прислушиваясь к разговору, который вели Луи, Фред и Лили. — Говорю тебе, они точно что-то знают, но нам не говорят, — Лили сердито поскребла вилкой дно тарелки, — папа никогда так не задерживался! Уверена, они работают над теориями. Просто удивительно, что тетя Герм не на работе, учитывая обстановку в Англии. — Признаться, я думаю, что все взрослые так или иначе в это вовлечены, — Фред подпер рукой щеку и широко зевнул, — вчера я разбирал коробки в магазине, ну знаете, те, с шутихами, чтобы детям в Мунго подарить, а когда вышел из подсобки, дядя Рон и па резко перестали говорить и уставились на меня так, будто я в дементора превратился. — Абсолютно точно, — Луи вздохнул. — Никогда еще не видел, чтобы папа так увлеченно читал банковские бумаги. Они будто ищут что-то. — Или кого-то, — многозначительно добавила Лили, а потом вдруг посмотрела прямо на Рони. — А ты как думаешь? — Я никак не думаю, — честно призналась Рони, решив, что быть втянутой в разговор — не самая плохая идея. — Мои родители никогда не занимались политикой. — Да уж, в Штатах, видимо, нет таких проблем, — саркастически хмыкнул Фред, и Рони выпрямилась. — Ошибаешься. Фред осекся, посмотрев на нее, но тут его черты лица разгладились, и он снисходительно улыбнулся. — Да я не в плохом смысле. Просто это же правда - у вас не было войны с Волан-де-Мортом, вы не отлавливали егерей и Пожирателей, дементоры не нападали на магловские поселения. Согласись, после всего этого бомбардировка Квебека не так значительна. Это ужасная катастрофа, но… — Вот именно, — ледяным голосом отозвалась Рони. — Это ужасная катастрофа. Геноцид, на самом деле. Ты прав - у нас не было войны с Темным Лордом. Вместо этого мы вели и ведем борьбу против предрассудков, которые щедро поощряются правительством. Вместо заклинаний нас пытают правилами. Мы не можем любить маглов, выходить за них замуж и иметь от них детей. Даже разговаривать с ними не принято, в некоторых домах за это могут и осудить. После школы нам не разрешено отправляться в свободное плавание, как вам, потому что за время учебы надо проходить стажировки и искать свое место под солнцем, потому что потом уже будет поздно. Колдовать дома тоже нельзя, потому что на каникулах палочку забирает себе школа, как и метлу и прочие волшебные вещи, а все потому, что правительство боится юных волшебников, которые могут захотеть перемен. И я молчу про это же правительство, которое сидело и ничего не делало, пока целая раса подверглась мору. Рони никогда не видела у Лили таких огромных глаз. Зелень в них грозила выплеснуться через край и растопить лежащий на улице снег. Она слегка перевела дух и смежила веки. — Я не хочу сказать, что у нас все хуже, чем у вас. Такое вообще нельзя сравнивать. Просто… когда я слышу, что глава Аврората самолично бегает по стране, а не раздает приказы из кабинета, я невольно задумываюсь, могла бы наша страна быть чуток лучше, если бы властям было дело до обычных волшебников. Луи молча сделал глоток чая, и этот звук показался Рони оглушающем в наступившей тишине. Она подняла глаза и увидела, что на нее смотрят все, кто уже сел за стол. — Все правда так, как ты сказала? — тихо спросила сидящая рядом Роза, и Рони пожала плечами. — Это наши реалии. — Это ужасно. Рони повернулась к подруге, чтобы если не разубедить ее, то хотя бы сгладить углы, но тут камин весело полыхнул, и на специально заколдованный ковер шагнул Джеймс, держащий в руках очередную коробку. — Лил, я не нашел того медведя, о котором ты говорила, но думаю, Ал не будет против расстаться со своим единорогом… — он опустил коробку на пол, снял очки и протер стекла краем свитера, а затем снова нацепил их на нос. — Я что-то пропустил? — поинтересовался он, окинув взглядом их разношерстую компанию. — Рони поделилась фактами из жизни обычных американцев, — спустя короткую паузу произнес Луи, и Поттер выгнул бровь. —М-м-м, — протянул он и переставил коробку на кофейный столик. — Так, а бабушке помощь не нужна? — и с этими словами был таков, продефилировав на кухню, теперь, правда, уже не скрытую стеной, предоставив Рони полный обзор на свою напряженную спину. Они так и не поговорили. Хоть Лили и посоветовала ей не обращать внимания, подождать, пока Джеймс не перебесится, а потом просто подойти, Рони не могла заставить себя сделать это. Их отношения и без того были на редкость странные, вроде бы дружеские, а вроде бы и вовсе нет, а теперь и их не осталось. Когда Рони казалось, что можно приблизиться, хлопнуть по плечу и постараться все замять, Джеймс или говорил что-то, или просто смотрел так, что она понимала — плохая идея. Еще не время. Но прошло три дня, а время так и не наступило. — Предлагаю завтра устроить во дворе матч, — внезапно подал голос вернувшийся от Малфоев еще вчера Альбус, сбивая появившуюся в воздухе неловкость. — Игроков нам вполне хватает. — Капитан сказал свое слово, — хмыкнул Хьюго. — И как мы поделимся на команды? — Какие еще команды, молодой человек, — Гермиона поставила на стол блюдо с запеченной картошкой и цветной капустой, густо присыпанной плавленым сыром, — или вы собираетесь играть под снегом? — Ну ма-а-а, — протянул мальчишка, тряхнув ярко-рыжими кудрями. — В Хогвартсе мы играем под проливным дождем в грозу, да еще и со Слизерином! А так мы будем во дворе и с половиной людей, кто едва на метле держится… — Хьюго оборвало дружное уязвленное «ЭЙ», и младший брат Розы фыркнул в салфетку, оставшись при своем мнении. — В принципе, это неплохая идея, — Джордж осмотрел присутствующих. — Мы с Фредом вполне можем быть загонщиками для одной из команд, Альбус и Рон - вратари… Джеймс и Лили могут быть ловцами, Рони, Молли, Роксана, Луи, Хьюго и Анджелина - охотники, и… — Не увлекайся, дядя Джордж, — Альбус слегка улыбнулся, — завтра будет еще и Скорпиус. — Малфой? — Рон Уизли удивленно подался вперед. — Я был уверен, что у него помолвка и прочая чистокровная дребедень… — Помолвка прошла, обеты принесены, и он вполне свободен, учитывая, что Забини-таки нашли способ навестить главу семейства в ее итальянском поместье, — как ни в чем не бывало сказал Альбус, накладывая себе в тарелку картошку. Рони заметила, как едва заметно вздрогнула Лили, и тихо цокнула языком. Вся эта ситуация была ей непонятна и неприятна. Она считала себя человеком свободных нравов и ей было глубоко все равно, чем и с кем занимаются люди в стенах своих комнат, но тот разговор с Альбусом в Хогвартс-экспрессе по-настоящему поразил ее, причем далеко не в позитивном смысле. Ей не нравилось, что здесь это считалось нормой - играть с чувствами других. Так делала Кэтрин, и это было неправильно, но Рони могла простить эту безумную девушку, которая определенно плохо понимала, что творила. Но что до Скорпиуса, Лили, Альбуса… Эти люди были вполне в себе и она даже могла назвать их своими хорошими знакомыми, почти друзьями, но творили они черт знает что. Все эти любовные многоугольники плохо укладывались в голове. У Рони не было времени переварить это в одиночестве, потому что после событий на платформе все завертелось в вихрь событий, но теперь она не могла не смотреть на Лили слегка иначе. Она теперь знала. Знала, что эта девушка, такая веселая и солнечная, на самом деле очень хорошо скрывала тайны. Особенно одну - высокую и сероглазую тайну, Лили прятала в самом сердце. Правда, тайна была обещана другой, но ее это, похоже, не волновало. Ни тайну, ни «другую», ни Лили. И во всем этом еще участвовал Альбус, так невовремя решивший, что «другая» вполне может стать его собственной «тайной». Рони ненавидела копаться в чужом грязном белье, но она была обескуражена тем, насколько легко удавалось детям героев запутать себе жизнь и не испытывать ни капли угрызений совести из-за собственных решений. Да уж, то ли дело она и Джеймс — ни капли сомнений, ни капли понимания неправильности, на капли лабиринта проблем. Все легко и гладко. В голову прилетела наполовину очищенная картофелина в мундире, и Рони, занятая своими мыслями, покачнулась на стуле, по инерции поднимая руку и потирая место ушиба, нахмурившись и смотря в сторону кухни. Джеймс (спина Джеймса) был очень занят чайником на плите и казался не при делах. При делах оказался, как ни странно, Фред. Катапультировал несчастную картофелину он, похоже, по чистой случайности, и теперь смущенно извинился, избегая смотреть ей в глаза. Хьюго же снова оживился и затрещал о квиддиче, пока побледневшая Лили гоняла по тарелке салатный лист. — Быть может, тогда Скорпиус будет ловцом против Лили, а потом, если захотим переиграть, можно поставить против Джеймса дядю Гарри и… — Дядя Гарри будет против, — с порога заявил мистер Поттер, устало скидывая с плеч аврорскую мантию и присаживаясь между потеснившихся Лили и Тэдом. — Дядя Гарри так не бегал года с две тысячи девятого, наверное, и очень хочет поспать. — А что было в две тысячи девятом? — влез Фред, пододвигая к уставшему Герою блюдо с курицей. — Фред! — одернула его Молли, но тот лишь подмигнул ей. — Да ладно, если это дело государственной важности, дядя Гарри и не расскажет. — Да какая важность, — Гарри махнул рукой и откусил от ножки чуть ли не половину. — Хотя это было важно, конечно. Дело в том, что, — он благодарно кивнул протянувшей ему графин с водой супруге, — в пик власти Волан-де-Морта, то есть в девяносто восьмом, в списки будущих учеников Хогвартса не были внесены маглорожденные. Как вы знаете, потом по этим спискам отсылают приглашения в школу, а за теми, кто живет в обычных семьях, с детства приглядывают специально обученные волшебники. Но в девяносто восьмом году властям не было до них никакого дела, а мы, разобравшись с войной, и забыли про это. А спустя одиннадцать лет по всем островам прокатились вспышки неконтролируемой магии - дети маглов, одаренные с рождения, не понимали, что с ними происходит, и никто не пришел к ним, чтобы объяснить им все. — Когда мне было одиннадцать и мой дар начал крепнуть, — подала голос министр, — мои родители долгое время не понимали, что со мной не так. Зимой на моем подоконнике цвели летние растения, дети, которые шутили надо мной в школе, рассказывали странные истории о преследовавших их после тенях, и я не знаю, что бы было дальше, если бы не пришла профессор Макгонагалл. Она рассказала мне и родителям про волшебство и Хогвартс, и они чуть не сочли ее за сумасшедшую, но потом она на наших глазах превратила салфетку в мышь и обратно, и сомнения исчезли. — Именно, — мистер Поттер сделал глоток воды. — Гермиона поехала в Хогвартс, но те, кого мы упустили, не получили писем. Они остались в своих домах со своими семьями, сводя их с ума своими «фокусами». И если некоторым это может казаться забавным, то некоторые маглы… — он сделал паузу, — ну, не столь понимающие. — А что случается с теми, кто не учится управлять магией? Что-то плохое? — Рони посмотрела на задавшую вопрос Розу, а потом перевела взгляд на тяжело вздохнувшего Гарри Поттера. — Страшные, страшные вещи. Магия тлеет внутри них, гниет, портится. Ищет выход. Они могут творить страшные вещи, не подозревая об этом. Во время наших поисков пятнадцать лет назад мы нашли девочку, которая убила свою соседку по парте. — Убила?! — воскликнул Альбус. — Но как? — Она не собиралась ее убивать, просто рассердилась, — Гарри мотнул головой. — Пока магия нестабильна, она опасна. Однажды я, уже учась в Хогвартсе, раздул свою тетушку, как воздушный шар, и она чуть не улетела в стратосферу. По гостиной прокатились смешки, и лишь Гермиона не разделила всеобщего веселья. — Я говорила тогда и еще раз повторюсь - тебя могли исключить! Быть может, и исключили бы, если бы Сириус не сбежал из Азкабана! — Ой, ну только не опять, — деланно простонал Рон, роняя голову на стол, и все снова рассмеялись. — В общем, маглорожденным обязательно надо ехать в Хогвартс, не могут же родители их магии учить, — подытожил посмеивающийся Гарри Поттер, и на этом тема оказалась закрыта. На следующее утро Рони решила, что с нее хватит. Ночь ожидалась новогодняя, и ей ну уж очень не хотелось, чтобы Джеймс так вел себя с ней и в новом году. Она не загадывала, что год будет лучше, чем прошлый. Это было бы попросту глупо в свете всего происходящего. Рони просто надеялась, что и хуже он не будет. В общем, она встала пораньше, заплела волосы в привычную косу и тихо перебежала в другой крыло Норы, чтобы тихо поскрестись в дверь комнаты, занимаемой Джеймсом. Чего Рони не учла, так это перепланировки, связанной с прибытием новых гостей, а потому, когда дверь открылась, лишь пискнула, отступая назад. Последнее, чего ей хотелось, так это увидеть Чарли Уизли в трусах с дракончиками и футболкой, на которой красовался… да, опять дракон, причем тот самый, из магловского шоу «Игра Престолов», постерами которого пестрел когда-то весь Майами. — Простите, — булькнула она, увлеченно разглядывая собственные носки. — Я просто искала… Джеймса. — Так Джеймс же не ночует здесь, — огорошил ее Чарли, почесав за ухом. — Они с Гарри предпочитают возвращаться во Впадину. Дела у них, наверное. Рони от души понадеялась, что «дела» оказались не тем, о чем она подумала. — О, хорошо. То есть, не очень хорошо, но спасибо, — неловко улыбнулась она, и Чарли растянул губы в ответной улыбке. — Удачи, — зачем-то сказал он, закрывая дверь, но Рони не очень поняла, к чему это было. Сна не было ни в одном глазу, поэтому она решила, что не будет большой трагедии, если она спустится вниз, и, пока весь дом спит, подышит свежим воздухом. Правда, как оказалось, этим утром не спалось не ей одной. На полу гостиной стоял уже почти десяток коробок, похожих на ту, что принес вчера Джеймс, а сам он как раз вышагнул из пламени и водрузил рядом еще одну. Заметив Рони, он замер, не сводя с нее теплых карих глаз, и Рони, тоже застывшая было на нижней ступеньке, сделала шаг вперед. — Тебе помочь? — негромко спросила она, и Джеймс медленно кивнул. — Все еще сердишься? — снова кивок, но уже не такой решительный. Рони улыбнулась. — Ты же знаешь, я не могу обещать, что буду сидеть на одном месте, даже если это самое безопасное место в мире. Джеймс отвернулся. — Ты не хочешь об этом говорить, но я не могу больше вот так, Джеймс. Ты злишься, потому что переживаешь, что не уследишь за всеми и… — Ты серьезно думаешь, что я переживаю только об этом? — не выдержав, прервал ее Поттер. — Возможно, я часто строю из себя старшего брата и отношусь слишком серьезно к некоторым вещам, но после того, что случилось на девять и три четверти… Когда мы принесли тебя в Нору, было даже непонятно, не впала ли ты в кому от болевого шока. Потом ты просыпалась в слезах, срывая горло от крика. А потом ты пропала больше, чем на сутки. Мерлин, да я из Луи чуть всю душу не вытряс! — Джеймс нервно провел пятерней по вихрам. — Ты не можешь вот так пропадать, Россери, просто не можешь, ясно тебе? — Не ори на меня, — сжалась Рони, обескураженная его тирадой. Джеймс мотнул головой. — Иначе ты, видимо, не слышишь. — У меня прекрасный слух. Джеймс снова мотнул головой, а потом пересек разделяющее их пространство в два широких шага и замер прямо перед ней, возвышаясь на полторы головы, не меньше. Рони упрямо вздернула подбородок. — Я знаю, что ты хорошо умеешь исцелять. Но там, — он кивнул на окно, — там тебе не место. Ты спрашивала меня, будет ли битва, а я сказал, что будет война, помнишь? Так вот - война началась. Но тебе не место на поле боя. — Я туда и не собираюсь, — фыркнула Рони. — Бегать под заклятиями любишь только ты. — Кто сказал, что люблю? — невесело усмехнулся Джеймс. Рони сглотнула и потянулась наверх, коснулась пальцами бритой щеки, скользнула вниз, по шее, но тут Джеймс перехватил ее ладонь и крепко сжал в своих пальцах. — Пойдем, поможешь, — от отступил к камину. — Папа наладил канал между нашими домами, во все другие места доступ сейчас закрыт, так что, если не хочешь улететь в невесомость, лучше говори четче. — И что говорить? — спросила Рони. Джеймс подмигнул и забрался в камин, взяв из горшочка, висящего в воздухе, горсть летучего пороха. — Годрикова Впадина! — четко продекламировал он и исчез в потоке зеленого пламени. Рони услышала шаги наверху и поспешила за ним, быстро накарябав пару строчек на бумажной салфетке - ей не хотелось, чтобы ее опять искали по всей Британии. Путешествия по каминной сети были для нее чем-то новым — в Америке такой способ передвижения был крайне редок, так как волшебники часто селились вместе, общинами, в скрытых от маглов районах, а для передвижения на дальние расстояния создавали порталы. Чем-то новым и не самым приятным — она будто оказалась в воронке, и не вывернуло ее только благодаря неплохому вестибулярному аппарату. Она бы, скорее всего, позорно бы проехалась ногами вперед, оставляя за собой пороховой след, но ее удачно поймал посмеивающийся Джеймс. — У тебя следы пороха на носу, — весело сообщил он ей, и Рони уже была готова ответить ему как можно язвительнее, когда наткнулась на его взгляд и чуть не поперхнулась воздухом. Джеймс смотрел на нее так, как никто до этого не смотрел. Его глаза потемнели, и она почувствовала покалывание в пальцах там, где совсем недавно касалась его щеки. Джеймс держал ее крепко и правильно, и Рони бы, наверное, заурчала, если бы была котом. Она услышала шелест над головой и подняла глаза, увидев распускающуюся над их головами омелу, цветущую нежными белыми бутонами и источавшую нежный аромат. Омела. Рони прерывисто вздохнула, уже собираясь как-то глупо пошутить, и даже приоткрыла рот, когда Джеймс вдруг крутанул ее в воздухе и прижал к какой-то стене, в движении обрушиваясь на нее в жадном, глубоком и будто бы собственническом поцелуе. А она бы не сопротивлялась, даже если бы и хотела — Поттер держал крепко, не вырвешься, наваливался всем сильным телом, вжимая в вертикальную поверхность, которая так удачно располагалась прямо за стеной, иначе Рони просто рухнула бы к его ногам. О Моргана, Джеймс действительно умел целоваться. Он потянул за резинку, скрепляющую косу, чтобы запустить в ее волосы сразу две руки, превращая прическу в полный кошмар. Не сказать, чтобы Рони это сильно обеспокоило. Она была больше увлечена исследованием Джеймса — широкой спины и плеч, горячей кожи, узкой талии. Джеймс ощущался как свой, тот, кому можно доверять, а потому она послушно раскрывала губы, встречая его язык, и нисколечки не сопротивлялась, когда его рот спустился вниз, прикусывая кожу за ухом. По правде говоря, Рони никогда не верила, что какие-то там поцелуи могут действительно сносить крышу. Джеймс Поттер успешно доказывал ей обратное. Он оторвался от ее шеи с глухим стоном и весело взглянул на нее, совершенно ошарашенную, поверх стекол сьехавших на кончик носа очков. — Традиция такая, Роро. Под омелой надо целоваться, — пояснил он, и его голос звенел от смеха. Рони скользнула взглядом по верхним пуговицам его рубашки, расстегнутым ее стараниями и теперь обнажавшими в меру загорелую кожу, и почувствовала мрачное удовлетворение — все-таки она не сильно от него отставала. Правда, едва двинувшись, она поняла, что Джеймс ухитрился расстегнуть на ней лифчик прямо сквозь одежду, и, зардевшись, посмотрела на него. — Расстегнул, значит? — улыбка Джеймса стала шире. — А теперь застегивай, — Рони без малейшего стеснения повернулась к нему спиной, — ты же не надеялся, что я буду сейчас тут корячиться в позе эмбриона? — Честно говоря, я надеялся, что ты его вообще снимешь. В последнее время там есть, на что посмотреть, — отозвался сзади Джеймс, и Рони задумалась, как сильно может покраснеть человек. Поттер задрал на ней для удобства свитер с майкой и деловито щелкнул застежкой, но вместо того, чтобы вернуть одежду в приличное положение, стёк на колени и ткнулся губами в один из позвонков. Рони вздрогнула, почувствовав, как по позвоночнику пробежали мурашки. — Дж… — попыталась что-то (что?) сказать она, но пальцы Джеймса успокаивающе погладили ее талию, пробираясь под одежду. — Тш-ш-ш. Я ничего такого не делаю, — дорожка поцелуев пошла наверх, прямо к линии только-только застегнутого лифчика, — у тебя очень красивая спина. Рони задрожала. Ей не было холодно или страшно, но мышцы дрожали в предвкушении, и горячее дыхание Джеймса, раздражавшее чувствительную спину, вот ни капли не помогало делу. Джеймс же снова повернул ее, посмотрев снизу вверх оленьими глазами и даже не думая опускать свитер, осторожно касаясь языком того места, что находилось прямо над ремнем джинсов, расстегивая последний проворными пальцами. — Дж.. — снова решилась Рони, но замолчала под пристальным взглядом, запрокидывая голову и просто решив для себя, что все будет, как должно быть. Джеймс же, слегка приспустив на ней джинсы, обвел большими пальцами тазовые косточки, дыша ей куда-то в центр солнечного сплетения, а потом поднялся на ноги, обхватив ее за бедра и снова целуя в губы. — Я вот сейчас вообще никуда не смотрю и вообще стою к вам спиной, но гостиная - не лучшее место для таких вещей, Джеймс, — раздался рядом голос, от которого все предательские мурашки ринулись в мозг. Рони дернулась, чудом не врезав Джеймсу по причинному месту, который с возгласом «папа» отпрыгнул от нее чуть ли не на три фута. Рони спешно застегнула ремень, проклиная всех Поттеров, вместе взятых, и поняла, что да. Сильнее покраснеть вполне реально. — Папа, ты почему не на дежурстве? — возмущенно спросил Джеймс, мимоходом застегивая пуговицы на рубашке, и повернувшийся к ним Гарри Поттер фыркнул. — О, я успел пожалеть, что я не там, но сегодня, если ты помнишь, мне насильно дали выходной. — Спасибо, тетя Гермиона, — буркнул Джеймс себе под нос, но Рони услышала. — А мы пришли за оставшимися коробками. Я предложил Рони помочь. — О, нисколько не сомневаюсь, — мистер Поттер налил в кружку кофе и широко зевнул. — У тебя в комнате еще парочка осталась, так что можешь сопроводить мисс Россери прямиком туда. А я отправлюсь в Нору. У нас, кажется, закончился бекон. Рони уставилась на Гарри Поттера. Это он что, только что буквально разрешил им пойти в комнату Джеймса и заняться тем, чем они бы, видимо, и занялись, если бы не его внезапное желание испить кофе? Джеймс выглядел таким же пораженным, как и она, но встревать не стал, схватив ее за руку и потащив наверх. Куда конкретно наверх, правда, Рони поняла, лишь когда за ними захлопнулась дверь и Джеймс прыснул со смеху, схватившись за деревянный косяк. Она перевела на него взгляд и, не выдержав, рассмеялась сама. — И часто ты попадаешь в такие ситуации? — лукаво спросила Рони, отсмеявшись, и Джеймс смущенно пожал плечами. — Время от времени. Это еще что, ма как-то раз выяснила, чем я лет в тринадцать промышлял на wizardsw, и меня лишили палочки на месяц, да еще и прочли лекцию по половому воспитанию в духе мадам Помфри. Рони фыркнула и огляделась. Они находились в комнате с покатым потолком и сразу двумя огромными окнами, соединяющими пол с потолком крутым углом. За стеклами как раз падали крупные хлопья снега, оседая на прозрачной поверхности и тая, сбегая ручейками вниз. Стен было практически не видно: к ним были приколоты какие-то значки, флаги, колдофото, и даже на специальных креплениях висело две метлы — неплохая модель Нимбуса и Молния. К одной из стен была приставлена большая картина в раме, и Рони невольно улыбнулась, разглядывая изображенных на ней Поттеров. — Это мама нарисовала, — заметив, по-видимому, ее взгляд, пояснил Джеймс, и Рони уважительно присвистнула, не оборачиваясь. — Красиво. На Поттера она показательно не смотрела. Ну неловко ей было! Рони была самостоятельной и в принципе не стеснительной и прекрасно знала, что происходит между парнями и девушками (в принципе, между людьми любого пола), чувствующими друг к другу особый интерес. Просто она никогда не думала, что это будет… вот так. Что это будет с сыном самого знаменитого волшебника в мире, тренером ее команды, что это будет настолько же естественно, как дышать. Рони не пугало то, что произошло внизу, видит Мерлин, там вообще было непонятно, кто на кого набросился, но она не могла сказать, что это ее не смущало. Главное — глупость. Уж сколько книжек по колдомедицине она прочитала, сколько практик посетила в Ильверморни и насмотрелась на самые разные тела в самых разных ипостасях. Но Джеймс… Интерес к Джеймсу не был научным. Он был именно таким, о каком сплетничают между собой подруги. И если раньше Рони только подозревала, к чему все идет, то теперь уверилась наверняка. — Так, я закончил, — Джеймс держал в руках пару свитеров и почему-то коробку карандашей. — Предлагаю засунуть это в коробки и отправиться в Нору, без нас там в квиддич не сыграют. Рони кивнула, но затормозила, вновь посмотрев на прикрепленные к стене метлы. — А с ними что? — спросила она, кивнув на них, и Джеймс нахмурился. — С чем? — С метлами, — пояснила Рони. — Ты же не используешь их, не хочешь отдать их школьникам? — Тем, что лежат в Мунго, и неизвестно, смогут ли оттуда выйти? — уточнил саркастически Джеймс, и Рони чуть ногой не топнула. Ничего он не понимал. — Ты мог бы отдать их Хогвартсу. Сам же прекрасно видел, на чем летают те, у кого просто нет денег на собственную метлу. — Ни за что, — отрезал Джеймс, и Рони моргнула. — Но почему? У тебя же есть «Вселенная», и я ни за что не поверю, что ты променяешь ее на одну из этих, — она махнула на стену. — Так почему не отдать их? — Потому что они - память! — бросил Джеймс. — На «Нимбусе» я учился летать, а «Молния» - вообще папина, прошла войну и все такое, и… — И что, летать перестала? Или ты ее в музей хочешь отдать? — фыркнула Рони. — Музей Гарри Поттера, такой вообще существует? Думаю, они будут счастливы получить себе такой экспонат! Джеймс упрямо мотнул головой. — Ты ничего не понимаешь. — Я ничего не понимаю? — раздраженно уточнила Рони, закатив глаза. — Нет, это ты ничего не понимаешь, Поттер! Ты учился летать на «Нимбусе». «Нимбусе»! И твоих родителей явно не заботило, что метла может повредиться или сломаться, потому что они с легкостью могли купить тебе новую. Но что насчет тех, кто начал летать лишь в Хогвартсе и теперь ограничен «Чистометами» прошлого века? Твои метлы висят тут, на стене, и скоро от скуки начнут подметать пол, а все потому, что дороги тебе, как память. — Почему ты всегда набрасываешься на меня? — вдруг устало спросил Джеймс, и с Рони слетела вся ее бравада. — Иногда ты начинаешь говорить, и даже если права, это звучит так, будто ты меня обвиняешь. — Я не… — начала было Рони, но Джеймс снова покачал головой. — Нет, послушай. Я рад, что мы больше не грыземся, как головы рунеспура, думаю, ты уже поняла, насколько я этому рад, но так ведь тоже нельзя. Я не могу постоянно ждать, чего тебе не понравится в следующий раз, и выслушивать лекцию на тему неправильности моего поведения. Рони, что очевидно для тебя, для меня может быть полной загадкой, понимаешь? — Я уже поняла, что для вас вообще многое непонятно, — разозлившись, выплюнула Рони. — Золотые дети живут в золотом мире, да как же я смею прерывать их счастье? Она вырвалась из комнаты, кипя от негодования, и лишь на лестнице что-то толкнуло ее в спину, и Рони сбавила шаг, будто услышав себя со стороны. И только тогда сообразила, что и кому наговорила. Мерлин и Моргана, да что на нее нашло? С каких пор она стала лезть в чужую жизнь да еще поучать людей покровительственным тоном, будто сама что-то знала об этой самой жизни? Это все Нора виновата. Там все жили одной жизнью. Рони до боли закусила губу и пошла обратно, на ходу погладив восседающего на специальной жердочке черного ворона. Джеймс, как оказалось, не сдвинулся с места. Так и стоял посреди комнаты, повернувшись к двери спиной, и, похоже, смотрел на рисунок матери. Рони зачем-то постучала костяшками по дверному проему, и он дернулся, но не развернулся. Тогда она вздохнула и пошла к нему, обхватив за пояс руками, и, встав на цыпочки, прижавшись лбом чуть выше лопаток. — Прости, — шепнула Рони ему в основание шеи, и Джеймс чуть склонил подбородок. — Я не хотела так говорить. Правда. Просто некоторые моменты, которые кажутся вам нормальными, сводят меня с ума. — Моменты? — насторожился Джеймс, и Рони осеклась. — Что-то конкретное? Рони покачала головой. Ну не могла же она выложить Джеймсу, какую игру затеяли его младшие брат и сестра! — Ты права, кстати, — добавил Поттер, посмотрев на метлы, и Рони пришлось отпустить его, отступив назад, — они тут без надобности, но и расстаться с ними… — Я понимаю, — нехотя призналась она, — у меня есть пара склянок, которые я не использую, но храню, потому что с них все когда-то и началось. — Паршивка, — весело ухмыльнулся Джеймс. — Я поговорю с папой. Сомневаюсь, что «Молния» отправится в Хогвартс на бесхозное держание, но мы вполне можем подарить ее кому-то, кому нужнее. — Только не говорите, что это оригинал метлы Героя, — посоветовала Рони. — Не то она отойдет какому-то фетишисту, а счастливчик сорвет куш. Возвращались с коробками. Джеймс сетовал на закрытую сеть аппарации, Рони чихала от каминной гари и, кажется, вымазалась в ней с ног до головы. Поэтому особенно неприятно было вылететь из камина Норы чуть ли не прямиком на Скорпиуса Малфоя, одетого, как и всегда, с иголочки. — Россери! — весело воскликнул тот. — С Рождеством! — Ага, счастья и здоровья, — выплевывая изо рта собственные волосы, поприветствовала сокурсника Рони, — как помолвка? — Ничего выдающегося, — Скорпиус дернул плечом. — Много снобов и никакого веселья. Рони понятливо кивнула (в снобах и скуке она разбиралась), и тут же была отвлечена Молли, распорядившейся временно отправить коробки в гараж, чем они с парой проснувшихся Уизли и занялись, позвав для кучи и Альбуса со Скорпиусом. Последний, к слову, оказавшись в шумной и чисто-гриффиндорской компании, практически не морщился, хоть и окинул Нору удивленным взглядом, из чего Рони сделала вывод, что староста, как и она, находился в этом доме впервые. Они левитировали коробки по цепочке, а потом, покончив с делом, обнаружили, что на улицу высыпали взрослые волшебники, упакованные в свитера с высоким воротом, вязанные шапки и перчатки. На Флер красовалась шубка, переливающаяся глубокими синими оттенками и оттеняющая ее фарфоровую кожу и белокурые локоны, и казалось, что волшебница была самим воплощением зимы. — Кажется, вчера кто-то упоминал квиддич, — лукаво поблескивая пронзительными глазами, смотрящими из-под густых бровей, сказал Чарли Уизли, и Рони постаралась выкинуть из головы его образ в трусах с дракончиками, но, судя по взгляду, которым наградил ее Альбус, ей это не очень хорошо удалось. На команды делились с боем. В Норе собралось слишком много подкованных в квиддиче волшебников, а некоторых мест в команде было не так много. Рони, сразу заявившая о своей неспособности выступить кем-то, кроме охотника, спокойно получила свою метлу и отошла в сторону, наблюдая за спорящими Чарли и Джеймсом, уверяющими, что лучше них ловцов в комнады не сыскать. Мистер Поттер и Лили стояли в сторонке и посмеивались - Лили, решив, что можно попробовать и что-то новое, раз на кону не стоит Кубок, присоединилась к Рони в роли охотницы. Игры затянулись до самого вечера. В итоге Лили пришлось на один раз стать ловцом, что интересно, против брата, и снитч они, к всеобщему удивлению, поймали не одновременно. Джеймс во всем ругал очки, которые залепил снег, а Лили радостно улыбалась и повторяла раз за разом, что никогда еще не обходила Джеймса. Рони подметила также, что младшая Поттер держалась на почтительном расстоянии от Скорпиуса, и если другие это списывали на их взаимную неприязнь, то Рони теперь видела все, что было скрыто от нее прежде. И в перерывах между матчами от нее не укрылся ни один взгляд, брошенный украдкой на наследника Малфоев. Стало уже совсем темно, когда за дверь выглянула Молли, интересуясь, не нужны ли им бенгальские огни для лучшего освещения, и лишь тогда увлеченные игрой волшебники — от мала до велика — вспомнили, что ночью истекал старый год. Сняв с себя ботинки, в которые забился снег, а также верхнюю одежду, Рони собрала в конец расхристанные волосы в пучок и только тогда поняла, как преобразилась столовая. Большой дубовый стол был накрыт клетчатой скатертью, на елке зажглись огоньки, пучки омелы весело покачивали листиками, а маленькие заколдованные санты плясали чечетку на каминной полке. Все это богатство сопровождалось вкуснейшими ароматами, которые источали заполонившие стол яства, и Рони, осознав, насколько проголодалась за насыщенный на события день, увлеченно потянулась за остальными к столу. И никакого пышного пиршества не было. Фред снова не уследил за буйной картошкой, и она прилетела в лоб Скорпиусу, который, впрочем, деловито стер со лба маслянистый след и как ни в чем не бывало продолжил слушать рассказ Луи о Дурмстранге. После, в перерыве между основными блюдами и десертом, младшие переместились к камину, чтобы поиграть в волшебные шахматы и плюй-камни, пока старшие, оставшись за столом, негромко о чем-то беседовали. Рони будто обмакнули в умиротворение и благодать, и за полчаса до полуночи она решила подняться к себе, чтобы забрать из чемодана книжку, когда-то подаренную ей Биспо. В книге были описаны многие специи и травы, также как их лекарские и вкусовые качества, и даже приведена парочка рецептов. Рони выучила книгу наизусть, и теперь ей хотелось подарить ее Молли Уизли, женщине, поразительным образом ставшей ей ближе, чем собственные родители, за какие-то пару дней. Джеймса она поймала на том же этаже, выходящим из комнаты, в которой вроде как теперь спали Альбус с Фредом, и они уже возвращалась назад, когда услышали чужие голоса на верхнем пролете. Рони похолодела — голоса были ей хорошо знакомы. Джеймс сунулся было вперед, но она ухватила его за плечо и потянула назад, отрицательно покачав головой. — Поттер, я не хочу… — голос Малфоя дрогнул, и Рони остро почувствовала, что они с Джеймсом будут совершенно не к месту в этом разговоре, — я не хочу встречать с тобой Новый Год, не будучи уверенным, что… проведу его тоже с тобой. Лили вздохнула. Рони могла покляться, что она сейчас смешно сморщила нос. — Малфой, а может мы не будем считать сов, пока они не прилетели? Все эти традиции - смешны, ты же не веришь во все эти «с кем встретишь, с тем и проведешь»? — Если бы я только мог все исправить, я бы— Скорпиус замолчал. Наверное, там и слова были не нужны. — Хей, — в голосе Лили засквозили нотки, которые Рони никогда прежде в нем не слышала, — ты же знаешь, что раскаяние - это немного бесполезно? Ничего уже не исправить. — И кто это сказал? Ты? — Нет, не я. Один очень мудрый человек. — Я его знаю? — Вряд ли. Он магл. Опять вдох. На этот раз малфоевский. — Поттер, ты ведь знаешь, что мы не можем, — снова вздох. Звук поцелуя. — Ты думаешь, меня волнует? Я ждала достаточно, тебе не кажется? — Прости? Смешок. Рони покосилась на Джеймса, превратившего в ледяное изваяние, и понадеялась, что ему хватит ума не лезть. — Ты же не думаешь, что я почувствовала… что бы это ни было, только в прошлом месяце? — Ты… — беспомощно прошептал Малфой, и Лили хмыкнула. — Да. Не ожидал? — И ты молчала? — воскликнул Скорпиус, но Рони не расслышала, что на это ответила Лили, потому что в ту же секунду отмер Джеймс. — И ты молчала? — одновременно со Скорпиусом поинтересовался он, поджимая губы в гневе. Если Рони думала, что он был сердит на нее, то сейчас поняла - тот Джеймс был пушистым зайчиком по сравнению с этим. На него смотреть было страшно. — Я убью его, — дернулся он, но Рони вцепилась в него изо всех сил, молясь, чтобы Лили со Скорпиусом продолжили свои разборки где-нибудь в другом месте. — Джеймс! — Что?! Рони, он спал с моей сестрой! Он! Помолвленный! Ублюдок! — Ты ничего не знаешь. — А ты что, знаешь? — выплюнул Джеймс, уставившись на нее, и Рони захотелось помассировать виски - от всей этой драмы уже начинала болеть голова. — И я не знаю. Потому что это их дело. И Лили - не маленькая девочка. — Она… — Послушай, — Рони осторожно отпустила его футболку. — Давай договоримся. Перед тем, как идти авадить Скорпиуса, ты поговоришь с братом. — Ал в курсе? — вскинулся Джеймс. — И что, ему наплевать? Это наша сестра! — Да, — серьезно кивнула Рони. — И именно потому, что это ваша сестра, он дал ей высказаться, и не стал судить без разбору. Джеймс убежденным не выглядел, но Рони и не собиралась ему все рассказывать. Это было не ее дело. — Просто… поговори с Альбусом. Как видишь, он не отрывает Малфою голову, а значит, он что-то знает. Джеймс тихо выдохнул и зачем-то притянул ее к себе, и Рони это позволила, хоть и подумала, что они все сильнее запутываются в каком-то беспросветном лабиринте событий, чувств и эмоции. А в лабиринтах, как известно, теряются. — Эй! Все вниз! Пять минут до Нового года! — раздалось снизу, и они, переглянувшись, сбежали туда, где Билл уже разливал по бокалам медовуху и сливочное пиво. Все уже были внизу - включая Лили и Скорпиуса, вид у которых был слегка растрепанный и ошалелый, и Джеймс, смерив обоих тяжелым взглядом, усилием воли протопал мимо, подхватив бокал с чем-то определенно покрепче сливочного пива. Рони посмотрела на часы и благодарно кивнула Розе, вручившей ей пенистую медовуху. И лишь за секунды до Нового года она позволила себе слабость — закрыла глаза и очень, очень сильно пожелала оказаться здесь и через год, в этом странном месте с этими потрясающими людьми, вне зависимости от измерений, по которым их расшвыряет за последующие двенадцать месяцев. Разорвались хлопушки, звякнули бокалы, раздался смех. Новый год вступил в свои права.