Альбус Северус Поттер наверняка знал одно — первый день в Хогвартсе был самым важным днем в его жизни. На самом деле, так считал каждый первокурсник, а потому в те времена Альбус не был исключением, но он и подумать не мог, какое влияние этот день окажет на всю его последующую жизнь. По правде говоря, когда Шляпа объявила на весь Большой зал громкое «Слизерин», больше всего ему хотелось провалиться под землю. Не в кухни, которые располагались прямо под залом, а в самый настоящий ад, где его бы уже никто, кроме самого сатаны, не смог бы достать.
Не то что бы Альбус вообще верил в существование ада, вся концепция загробной жизни как была, так и осталась для него чем-то непонятным, но в тот момент, когда весь его мир стремительно рушился на глазах, идея оказаться как можно дальше от звенящей тишины и круглых глаз Джеймса была очень и очень заманчивой.
Альбус никогда не признался бы в этом, но, слезая с табурета и избегая смотреть на гриффиндорский стол, за которым сидела вся его семья, он едва не разрыдался и не бросился к выходу. Папа мог сколько угодно говорить про слизеринцев и их место в его жизни, но едкая правда была следующей — Альбусу было плевать на сам факультет, тут хоть Слизерин, хоть Пуффендуй, неважно, — это был не Гриффиндор. Он, Альбус Поттер, не попал туда, где ему было зарезервировано место с рождения.
И ведь он просил, умолял чертову Шляпу, повторял в своей голове одно и то же, как мантру: «не Слизерин, не Слизерин», и вот - на тебе. Как пощечина. Он ведь не Гарри, он Альбус, и история у него будет другая, надо было знать наперед. Дорога до слизеринского стола — такого же шокированного, как и все остальные, — показалась длиной в пару миль, а не десяток шагов. Относительным облегчением оказался Лиссандр Скамандер, один из лучших друзей Джеймса, который услужливо подвинулся, освободив место рядом с собой, куда Альбус и упал, не чувствуя ног, и опустил голову, внимательно изучая стол. Его тошнило и ему хотелось плакать от унижения, от громкого шепота Джеймса «а я говорил!» и от взглядов, которые будто хотели вскрыть ему голову и посмотреть, что внутри.
А затем кругом раздались шепотки, и Альбус украдкой посмотрел на злополучный табурет, к которому приближалась худощавая фигура. Мальчик, усевшийся на табурет, оказался знакомым с перрона, дядя Рон назвал его Малфоем. Фамилию Алу было запомнить нетрудно, а вот имя крутилось на языке и отдавало чем-то необычным, но вспомнить его он никак не мог.
Малфой сидел прямо, словно спицу проглотил, и его глаза безучастно скользили по толпе. Выглядел он так, будто ему было на все плевать, но костяшки его пальцев побелели от напряжения — так сильно он сжимал в них ткань мантии. Серебристые волосы отражали свет факелов и казались золотыми на макушке. Малфой даже не был похож на первокурсника, его лицо было по-взрослому серьезным, а брови сведены к переносице, будто он не мог понять, что вообще забыл в этом шумном зале среди всех этих людей.
Шляпа думала так долго, что даже профессора начали переглядываться, а шепоток перерос в настоящий гул, который спал лишь с знакомым громким возгласом «Слизерин!», тут же причислившего Малфоя к сокурсникам Альбуса. Тот воспринял новость куда лучше, чем Ал, просветлев лицом и сразу став больше похожим на его ровесника, после чего спокойно прошел к столу под ворох аплодисментов. Альбус вяло хлопнул пару раз, уныло подумав, что Малфой хотя бы не сошел с семейной тропы, в отличие от него. Это заставило его чуточку того невзлюбить, совсем чуть-чуть, как
Поттер может невзлюбить
Малфоя.
Чего он точно не знал, так это того, что Малфой-с-самым-странным-именем-на-земле станет его лучшим другом. Произошло это совершенно неожиданно: и для Альбуса, и для всего Хогвартса, который гудел, как пчелиный улей в жаркий день, обсуждая вердикт Шляпы. И помог этому случиться, как ни странно, Джеймс.
Сентябрь на первом курсе выдался... Сложным. Альбус помнил, как постоянно путался в лабиринте, явно по ошибке названном школой, опаздывал на уроки и постоянно тупил над простейшими чарами и зельями. Слизеринцы поговаривали, что им достался самый «никчемный Поттер», а когда выяснилось, что Альбус не любит гоняться за снитчами и ловцом точно не будет, шепотки превратились в активное неодобрение. В общей гостиной его сокурсники, впрочем, практически не обращали на него внимание — все они были чистокровками и знакомыми с детства, им и без Альбуса было, что обсудить.
Семья... Альбус знал, что родителям будет все равно, куда он попадет, и что относиться к нему иначе они не станут, но родители были далеко, а в Хогвартсе все его родные так или иначе учились на других факультетах и были старше, у них были свои проблемы и заботы. Роксана пару раз подходила в коридорах, Фред и Мари-Виктуар вылавливали его после ужина и передавали втихую вкусности из Хогсмида, Роза помогла с парой домашних заданий для Фарии, но Альбус прекрасно понимал, что Хогвартс — время заводить друзей, которые не носят фамилию «Уизли», и старался изо всех сил показать, что не сахарный и тоже на что-то способен.
Главной проблемой был Джеймс.
Джеймс, несмотря на все свои подтрунивания, видимо, все-таки не ожидал, что его предсказания сбудутся, и Альбуса закинет на змеиный факультет, а когда это произошло, Джеймс, будучи Джеймсом, затаил на него обиду, будто Альбус предал его лично, выбрав зеленое вместо красного. Будто Альбусу вообще предлагали выбор!
Он пытался поговорить с братом один, два, десять раз, и это не заканчивалось ничем хорошим. Джеймс либо обидно шутил, либо пялился в стену, поджимая губы, и ничего не говорил, после разворачиваясь и уходя, и ничего не менялось. Родителям Альбус писал, что все прекрасно, что ему удаются зелья и что он заводит друзей, Джеймс наверняка тоже был аккуратен и никак не комментировал распределение Альбуса, и впервые за всю свою жизнь Альбус остался... один.
Странным оказалось то, что он вовсе не был против. Это даже было облегчением — быть самому по себе, подстраиваться только под себя и к самому себе прислушиваться. После одиннадцати лет, проведенных в шумных домах среди множества людей, Хогвартс оказался оплотом спокойствия. Альбус перестал беспокоиться из-за того, что он не мог контролировать, и начал жить — насколько это было возможно в стенах замка, с кучей домашней работы и не больно дружелюбными соседями.
Мадам Пинс стала его первым другом — застав его однажды в процессе заклеивания переплета скотчем, впечатленная его аккуратным обращением с книгами, неприсущим студентам, она не сразу узнала в нем Поттера, а после рассказала о ворохе проблем, которые таскал за собой его отец, и пригласила на чай в пятницу. Альбус не был в восторге от чаепития с библиотекаршей, но и послушать про забавные случаи из ее опыта тоже хотелось, так что он пошел, и ни разу не пожалел. Мадам Пинс была строгой и бдительной, но рассказывать она умела, да еще и книжки по программе посоветовала.
Так наступил октябрь, и ничего бы и не поменялось, но в один из вечеров в библиотеку приперся Джеймс, за которым маячили Скамандеры. Троица облюбовала уголок с диванами и обложилась книгами, хихикая и разбрасывая скомканные листы пергамента по полу. Альбус, которому совершенно не хотелось ввязываться в очередную стычку, быстро прикрылся огромным фолиантом в надежде, что брат его не увидит (в компании друзей Джеймс наглел и его шутки прогрессировали к жестокости). Надеждам его, увы, сбыться не было суждено.
Глаза у Джеймса были как у ищейки — он уже был ловцом Гриффиндора («как и всякий
достойный Поттер», подчеркивал Джеймс), а уж Ала, которым вовсе не был снитчем, он мог заметить за милю.
— Вы только посмотрите! — воскликнул он, приподнимаясь с диванчика и не обращаясь ни к кому, но все равно привлекая внимание. — Мой братишка занят учебой! Хочешь принести очки своему... — Джеймс помедлил, показушно скривившись, —
факультету?
Альбус закатил глаза. Мама часто сравнивала Джеймса с дядюшкой Роном, как бы намекая, что слова «стоп» в их лексиконе попросту не было, но Рон был взрослым и дарил Альбусу шутилки из лавочки «ВВУ», а Джеймс был... ну, Джеймсом. И это было проблематично.
Дело было даже не в присущем Гриффиндору и Слизерину соревновании, оно было здоровым и захватывающим, и вражды, как во время войны, уже давно не существовало. Джеймс просто не мог принять и переварить новое место Альбуса, и его яд ненароком расплескивался не только на него, но и на все, что касалось его факультета.
— Готов поспорить, ты не захочешь ехать домой на Рождество, зачем, если можно погреться со змеями у камина... — продолжал Джеймс, не замечая, как сузились глаза одного из Скамандеров у него за спиной.
— Джей, — окликнул он его, — тебе не кажется, что ты... перегибаешь палку? Если ты забыл, я тоже со Слизерина, и я не припомню, чтобы мой факультет раньше вызывал у тебя несварение.
Джеймс отмахнулся.
— У меня нет проблем с твоим факультетом, Лис, да и вообще проблем нет... Какие проблемы? — он развел руки. — Мой брат стал единственным в моей семье, кто отказался идти в Гриффиндор, видимо, мы слишком хороши для него! Что же я могу поделать?
— Заткнуться, — посоветовал холодный голос, оказавшийся совсем рядом, и Альбус с удивлением обнаружил замершего у его плеча Скорпиуса Малфоя, которого гневный вид Джеймса, казалось, только забавлял.
Джеймс осекся.
— Что? — тупо переспросил он, и Скорпиус усмехнулся, скрестив руки на груди.
— Я посоветовал тебе заткнуться, Поттер, — повторил он. — В театр одного актера ты можешь поиграть и дома, а тут люди учатся, если тебе, конечно, знаком этот глагол.
Не обращая никакого внимания на полыхающего яростью Джеймса, Скорпиус деловито подхватил книжку, которую читал Альбус, и склонил голову.
— Ал, ты идешь или как?
Альбус помнил, что тогда он был в таком шоке, что даже не подумал сопротивляться, и улизнул быстрее, чем Джеймс пришел в себя. Скорпиус стоял с его книгой в коридоре, и, протянув ее Альбусу, вздохнул.
— Если честно, я впервые рад, что у меня нет братьев.
Альбус поморщился.
— Джеймс не всегда... такой, — он запихал книгу в сумку, — просто папа часто проповедовал о важности семьи и... мне кажется, Джеймс понял это не совсем так, как надо.
Скорпиус фыркнул.
— Да уж, если семья - это про задирки в библиотеке на пустом месте, то к драклам такие проповеди.
— Спасибо, — тихо сказал Альбус, когда они подошли к подземельям. — Я ненавижу, когда Джеймс устраивает сцены.
Губы Скорпиуса тронула улыбка.
— Обращайся.
Сейчас, более пяти лет спустя, Альбус знал, что та улыбка как была, так и осталась редким явлением. Скорпиус улыбался часто, но искренне — почти никогда. Искренность была зарезервирована для очень узкого круга людей.
То, как растягивались сейчас губы его друга, это поза и эти глаза, до которых улыбка не доходила, примерзшая к губам, как у статуи, — это был Скорпиус и светское общение, необходимое, но скучное. Альбус подумал, что сейчас происходит у Скорпиуса в голове, и не считает ли он баранов, чтобы заснуть и не участвовать больше в этом балагане.
Происходило следующее.
Хогвартс встретил свежепомолвленную парочку оглушающими возгласами, шепотками и жужжанием, и все те, кто не присутствовал на «Скорбной Вечеринке» непременно хотели узнать все детали и подробности. Скорбная Вечеринка была обязана своим названием парочке пятикурсниц, которые сохли по Скорпиусу уже несколько лет и теперь, когда все их надежды на большую любовь и белокаменный дом с садом развеялись в прах, пришла скорбь и много-много сплетен, которые противоречили одна другой.
— Флокс, расскажи про платье! Я слышала, оно было почти три фута в диаметре! У вас есть колдо?
— Церемония в особняке Забини? Говорят, у них есть поющие цветы!
— Я вам точно говорю, подавали Золотобрюхов в сливках и вина от французских эльфов!
Альбус мог поклясться, что слышит, как скрипят зубы Скорпиуса, и тихонько посмеивался, сидя поодаль и выжидая, пока смерч из младшекурсников не унесется в другом направлении. За окном в слизеринской гостиной, как и всегда, было темно, и лишь проплывавшие мимо стайки серебристых рыбок оживляли атмосферу. Кальмара видно не было, что и к лучшему — от его вида у Альбуса по спине вечно мурашки бегали, пусть он и не признался бы в этом ни одной живой душе.
От воспоминаний, которым он предавался от скуки, его отвлекла Рони, примостившаяся рядом и закинувшая ноги на кофейный столик. Щеки у нее были красные.
— Разобрала? — весело спросил Альбус, и Рони кинула на него убийственный взгляд. Альбус закусил губу, чтобы улыбаться не слишком очевидно.
Дело было в том, что за каникулы, проведенные в Норе, Рони, ко всеобщему изумлению, сдружилась с их бабушкой Молли. В общем и целом, сдружилась-то она со всеми, но связь, что обнаружилась между седеющей шотландкой и синеволосой американкой, стала сюрпризом для всех. Альбус, не больно контролируя легиллименцию, выяснил опытным путем, что для Рони все их родственники оказались семьей, в которой она не знала, что нуждается, и подумал, что у бабули просто талант брать под крыло выпавших из гнезда птенцов — уж после Гарри Поттера приютить хрупкую девчонку ей не составило никакого труда.
Так и вышло, что Молли на радостях подарила Рони несколько фирменных шарфов, шапок и прочего, не умещающегося в чемодан барахла, добавив для весу несколько мешочков с домашними коржиками и печеньем. Это все Рони и пришлось разбирать, что было не так-то просто, учитывая размеры комнатушек в подземельях.
— Молли перестаралась, — буркнула в ответ Рони, но Альбус знал, что в глубине души она довольна. Даже сейчас она была в темно-зеленом свитере с большой буквой «Р», который Рони носила не снимая все каникулы, очевидно, радуясь запечатленному доказательству того, что ее сокращенное имя имело больший вес, чем полное. По какой-то понятной только ей причине, имя Вероника вызывало у слизеринки несварение желудка.
Альбус скосил глаза на толпу, по-прежнему окружавшую Скорпиуса и Флокс, которые изо всех сил старались выглядеть так, будто им это все не надоело до смерти, и вытянул ноги. Рони проследила за его взглядом и покачала головой.
— Это минус каникул, да? — спросила она. — Когда ты дома, ты забываешь о реальности, а потом это накатывает и сшибает, а времени подготовиться нет.
— О, — нахмурился Альбус.
На самом деле, он не думал об этом с такой стороны. Если честно, его резолюцией на этот год было поменьше вмешиваться во все дела чистокровных и больше уделять внимание профессорам, так как ЖАБА приближались с каждым днем, и Альбус не имел ни малейшего понятия о том, что собирается делать со своим будущим.
Когда он, проклиная все на свете, сидел на чердаке Норы в Рождество и думал, что жизнь все-таки оказалась той еще бродячей сукой, последним местом, где он хотел оказаться, был замок Забини, но именно туда он и аппарировал, когда мыслей в голове стало слишком много, а склока со Скорпиусом придавила к полу бетонной плитой.
Скорпиус был его лучшим и долгое время единственным другом, и они никогда не ссорились... так. Эта ссора была взрослой, серьезной, вовлекала в себя кучу посторонних лиц, но в ней не было вины кого-то одного. Рони была права еще тогда, в поезде: Альбусу не должно было таить злобу на Скорпиуса, который вовлек его сестру в пустые отношения, когда Альбус занимался тем же с его невестой. Малфою не стоило стирать ему память, это точно, ибо многих событий, связанных с последующей ее обширной потерей, можно было бы избежать, но, с другой стороны, именно эта проблема привела его когда-то осенью в Выручай-Комнату. К Флокс.
И это была вторая сторона медали.
Альбус знал, что у него отвратительный вкус на девушек — тех, которые ему нравились, Альбус не интересовал совсем, а те, с которыми что-то могло получиться, были либо двинутые, либо скрывали небольшой фетиш на его отца, не зная, что Альбус легиллимент и что от подобного рода мыслей ему хочется блевать, либо хотели его прикончить, либо были... ну, заняты.
Флокс Забини была ему другом, и Альбус до осени даже и представить бы себе не мог, что они как-то дойдут от просто друзей до друзей с привилегиями, и что факт помолвки ее со Скорпиусом будет зудеть у него под кожей. Там, на приеме, когда он выпрыгнул, как черт из табакерки, и решил наладить отношения с лучшим другом прямо посреди зала, в котором кучковались все чистокровные снобы, он заставил себя не смотреть на нее. На девушку в красном платье, которая в тот вечер была связана волшебной клятвой и принадлежала другому.
Альбус не был влюблен — это было чревато последствиями, как он успел выяснить на собственной шкуре, но Флокс стала важной частью его жизни, потому что она была в ней, когда об этой самой жизни Альбус стал забывать. Наверное, он прикипел к ней именно поэтому — она просто сидела рядом и помогала, чем могла, и ни разу не сказала никому. Она была единственной, кто знала о той проклятой ночи и о том осколке у него в запястье и при этом не смотрела на него, как на потерянного щенка.
Черт с ним с сексом и ее красивыми губами и пахнущими ванилью волосами, — Альбус бы пережил и без этого. Но помолвка разбила их духовную связь, ту, что он всегда наблюдал у родителей, безмолвную, но полную спокойствия и понимания. Теперь Флокс была обязана ткать подобную связь со Скорпиусом, и Альбус прекрасно знал, что не вписывается в эту картину. Поэтому не вмешивался.
В конце концов, кто может утверждать, что найденный в семнадцать лет соулмейт останется таковым на всю жизнь?
(Кроме всей компании его родителей, разумеется. Во время войны многие вещи понимаешь иначе, это точно).
Рони потянулась, и Альбус моргнул, возвращаясь к реальности.
— Когда у нас следующая тренировка? — спросила она, лениво сползая на край дивана и зевая. — Одного матча у Норы на каникулах явно мало, если мы хотим выиграть кубок.
Альбус приподнял брови.
—«Мы»? — уточнил он, и Рони пихнула его в плечо.
— Эй, я акклиматизируюсь! Извини, но это занимает время!
Он фыркнул. Ему бы не знать.
— Я посмотрю, что там с расписанием, но чем скорее, тем лучше. Я видел, что Лили летала с Джеймсом пару раз, и если он показал ей свои лучшие приемы...
— Ты ведь знаешь, что его приняли в «Паддлмир»? — спросила внезапно Рони, и Альбус кивнул. — И что ты думаешь про эту глупость в виде «нам нужен год опыта работы в другом месте до допуска ко сборам»? В смысле... — она нахмурилась, и коротко подстриженные бабушкой Молли пару дней назад волосы в челке упали ей на лоб. — Это странно, разве нет?
— Я не думал об этом, — признался Альбус. — Когда Джеймсу предложили стать тренером по квиддичу, он обрадовался, и мы как-то не обсуждали, что он будет делать дальше. В конце концов, лучшего капитана у Гриффиндора не было лет сорок, да и мадам Трюк уже нечасто садится на метлу, а в таком спорте тренировать с земли не очень удобно, правда? Думаю... Джеймс был рад возвращению сюда. Не то что бы он знал наверняка, чем хочет заниматься после экзаменов.
— Хоть кто-то знает? — пробурчала Рони и уставилась на свои ботинки. — Джеймс прирожден летать, он в воздухе не то что летает, носится, скорее. Будто метла ему вообще не нужна. И он командный игрок, сильный лидер, а тоска по школе не будет вечной, правда? Но он так цепляется за эту команду, которая даже не факт, что хочет его из-за таланта, а потому что он Поттер, и...
— Мерлин, Россери, иди в психологи, — усмехнулся Альбус, а потом, заметив непонимание в ее глазах (чистокровка, сразу видно), пояснил, — это как колдомедики, которые решают ментальные проблемы.
Рони пожала плечами.
— Знаешь, они бы в нашем мире не помешали. Как и продуктовые магазины.
— Скажи? — они переглянулись и засмеялись.
— Что-то веселое? — напротив примостился Скорпиус, меж бровей у него залегла морщинка. — Скажите, что да, а то пятикурсницы высосали все мое желание жить за эти полчаса.
— Это просто так странно, что маги либо выращивают все, что едят, сами, либо заказывают у магов, которые этим занимаются, а купить в магазине можно либо жабьи почки, либо леденцы, — пояснила за них обоих Рони, и Скорпиус выгнул бровь.
— У вас у обоих проблемы с чувством юмора, сходите к психологу, — посоветовал он, и Рони подскочила.
— Почему ты знаешь, кто это, а я не знала?
— Поттер, — махнул на него Скорпиус, поясняя, и Альбус закатил глаза, припоминая тот чертовски нудный вечер на третьем курсе, когда они дружили втроем с Розой, и как они провели несколько часов, объясняя Малфою слова, на которые он натыкался в магловских (к ужасу Драко, как им по секрету сказал Скорпиус) книгах на летних каникулах.
Рони фыркнула, после чего зевнула и соскребла себя с дивана.
— Пойду прилягу, — сказала она, потягиваясь и даже вставая на носочки, со вкусом и хрустом. — У вас в Норе особо не выспишься.
Альбус поиграл бровями (знал он о паре вещей, которые могли лишить Россери сна), и она слегка порозовела, но ничего не сказала, развернувшись и направившись к девчачьим спальням.
— Они с Джеймсом всю ночь шатались по деревне, — пояснил он Скорпиусу, который в ответ прищурил глаза и заинтересованно повернул голову.
— Россери теперь спит с твоим братом? — изумленно спросил он. — Они же терпеть друг друга не могли!
— Да, вы с Лили тоже, вроде как, друг друга не терпели, — огрызнулся Альбус, и тут же пожалел о своих словах, когда лицо Скорпиуса изменилось, и он отвел взгляд. Черт. Шутить об этом было пока рано.
— Ал, я... — Скорпиус потер виски. — Мне кажется, я должен тебе объяснить...
— Не должен, — прервал его Альбус, — но я бы послушал.
Во время помолвки им точно было не до разборок — Альбусу надо было возвращаться на свадьбу в Нору, так что он хлопнул Скорпиуса по плечу и поздравил, кивком головы дав понять, что так или иначе, но они со всем разберутся, а потом, во время каникул, как правильно подметила Рони, сбежать от проблем и выяснения отношений казалось самым мудрым решением. Так что Альбус подчеркнуто не замечал, если Скорпиус и Лили исчезали из комнаты, и не заводил об этом разговор. До этих самых пор.
Скорпиус вздохнул. Выглядел он как человек, которому хотелось, чтобы от него все отстали — но Альбус знал, что он в их число не входит, поэтому лишь сел поровнее и внимательно посмотрел на друга. Наконец, будто приняв какое-то решение, Скорпиус кивнул самому себе и встал, попутно бросив:
— Не здесь, — и Альбус последовал за ним, думая, что после этой беседы либо еще раз ему врежет, либо, наконец, поймет, откуда вода течет.
К его удивлению, Скорпиус привел его в класс зельеварения, открыв дверь простой Алохоморой и создав парочку светляков, которые радостно закружились под потолком.
— Помнишь, в начале года Пинс назначила нам отработку за сцену в библиотеке? — спросил он, и Альбус кивнул. Чудно, но казалось, что это было десяток лет назад. — Помнишь, в итоге мы отрабатывали с ней вдвоем?
Альбус помедлил, но снова кивнул, припоминая что-то похожее. В те времена его, к сожалению, больше волновали отношения с Кэтрин, чем отработки Скорпиуса. А потом до него
дошло, и он выдохнул.
— Вы что, уже тогда... — Альбус запнулся и закусил губу. Скорпиус помотал головой.
— Нет. То есть да, — исправился он, но, увидев выражение лица Альбуса, скривился, — не совсем. Слушай, прекрати так на меня смотреть, нас в этом было двое, и поверь, я ничего против ее воли не делал.
— Еще бы, — буркнул Альбус.
— Так вот, — с нажимом продолжил Скорпиус, — когда мы отрабатывали, мы... ну, как обычно, грызлись, я даже не помню, с чего все началось... но в процессе я выяснил, что она встречалась с Нейтом Маклаггеном в прошлом году, и...
— Что? — переспросил Альбус. — С
кем она встречалась?
Скорпиус закатил глаза.
— Я бы предпочел не обсуждать личную жизнь Лили с тобой, но да, Нейт был ее парнем несколько месяцев, и когда она рассказала об этом, я... почувствовал себя странно. Я никогда не говорил ей об этом, но именно в тот момент мне почему-то захотелось больше ненавидеть Маклаггена, а не ее.
Альбус почесал затылок. Понятнее ему не становилось.
— И что, ты понял это и вы стали... уединяться? — подобрал он нужное слово, и Скорпиус рассмеялся.
— О Мерлин, нет. Поверь, ты не хочешь знать, что произошло после и... Не смей лезть в мою голову! — Альбус рыкнул, но отстал. Не то что бы он рассчитывал что-то увидеть — Малфой был Малфоем даже в такой момент, и сознание захлопывал на раз-два.
Скорпиус забавно сморщил нос.
— Мы вели себя как идиоты, оба. Все, что я говорил... я не имел это в виду. Лили раздражала меня все время, с тех пор, как появилась в Хогвартсе, и я никак не мог понять, почему, раздражался еще сильнее и грубил, а она давала отпор и...
— Я знаю, — напомнил Альбус. — Я не застал жаркие поцелуи, но ваши ссоры я прекрасно могу воспроизвести и без твоей помощи, спасибо.
— Да. Точно, — Скорпиус совершенно нетипичным для него жестом взъерошил волосы и покачал головой, — я сам пытаюсь разобраться, как мы дошли до этого. Сначала она меня бесила, потом волновала, потом я вспомнил про письмо из Экспресса и начал волноваться сильнее, а потом...
— Письмо? — снова остановил его Альбус, и Скорпиус рассказал ему обо всем — о коробке с метками, о записке, о том, как Кэтрин хотела добраться до каждого из них, и у Альбуса голова кругом пошла от информации. Он, признаться, старался не думать о событиях у озера, которые даже сейчас казались ему больше кошмаром, нежели чем-то, что действительно происходило, а теперь, проживая это заново, слова Кэтрин обрели совершенно новый смысл.
— А потом закрутилось и завертелось, все эти беспорядки в Лондоне, проблемы меж факультетами, и Лили... Я не знаю, Ал, — Скорпиус зажевал губу, — это просто ощущается... иначе.
Альбус застонал.
— Я не знаю, что страннее - слышать это от тебя сейчас, — он кивнул на помолвочный перстень на пальце Скорпиуса, — или то, что ты зовешь мою сестру по имени. Моргана, — он возвел глаза к потолку, — итого, это уже две моих сестры. У тебя определенно медом намазано, и это странно в... нехорошем смысле, прям скажем.
Скорпиус оскалился.
— Напоминаю, что в первый раз я был под зельем.
— Драклова Гринграсс.
— Это точно.
Они помолчали какое-то время, и Альбус, проведя пальцем по котлу, стоящему на столе, собирая с него пыль, осмелился спросить:
— Ты ее любишь?
К его чести, Скорпиус не стал играть в королеву драмы и задавать глупые вопросы. Вместо этого он как-то отчаянно мотнул головой, поджал губы и уставился в пол. Если честно, Альбус его понимал, но решил сказать то, что услышал от Тэдди.
— Если любишь, то знаешь об этом.
Скорпиус облизал пересохшие губы.
— Все не так просто. У меня... — он запнулся, но все-таки продолжил, — у меня не было нормальной семьи. Знаешь, где мама и папа друг друга любят и где семейные завтраки и ужины - норма. Брак моих родителей был фиктивен, и я знаю, что Драко уважал Асторию и что она была его... другом, но любовь... Я понятия не имею, как это должно быть. Я не знаю, что я чувствую, и не знаю, есть ли у меня на это вообще право из-за этого, — он потряс рукой с перстнем, — и я совершенно точно уверен, что Лили заслуживает большего. Но по какой-то странной причине ее тянет ко мне, и уже давно, как она сказала, и это все меня путает даже больше.
Альбусу никогда так не хотелось залезть в чью-то голову, как в этот самый момент. Он открыл рот, чтобы сказать Скорпиусу, что не будет вмешиваться в их с Лили дела, если они смогут разрешить все без массового разрушения, но тут в коридоре раздались голоса, и они замерли, глядя друг на друга. Не самая лучшая идея — быть обнаруженными в кабинете, набитом ингредиентами для всяких разных (запрещенных в школе) зелий.
— В шкаф я не полезу, так и знай, — шутливо, будто и не было предыдущего монолога, прошептал Скорпиус, и Альбус махнул на него рукой, прикидывая, какова возможность факультета оказаться в минусе еще до официального начала учебы. К их счастью, голоса оказались студенческими, — слизеринцы, после поезда отправившиеся на ужин, возвращались в гостиную, переговариваясь о чем-то Большом и Гадком, устроенным на первом этаже Пивзом.
Альбус решил, что Большое и Гадкое не звучит, как джакузи, и подумал, что вполне обойдется сегодня без ужина. В конце концов, у Рони в комнате были запасы на одну небольшую роту.
***
Нюхлер беспокойно возился у нее на руках, завернутый в гриффиндорский шарф, пока Роза шла по коридору, проклиная все на свете.
Призрачные доспехи, владелец которых был неизвестен, важно прошаркали мимо нее, будто бы посмеиваясь, и, если бы не пушистый зверек, Роза непременно показала им нужный палец. В 16 веке об уважении к... ну, живым, похоже, никто и слыхом не слыхивал.
Нюхлер шумно принюхался, и Роза закатила глаза. Это был третий нюхлер, которого ее посылали отыскивать на этой неделе, и, если честно, не так она представляла себе обязанности Главной Старосты. Вина, разумеется, полностью была на Тэдди, который так увлекся семейной жизнью, что на то, чтобы уследить за животными, у него попросту не оставалось времени, а Хагрид, пусть и отрицал обратное, был уже не в том возрасте, чтобы бегать за меховыми охотниками за сокровищами, — выводок нюхлеров, проснувшийся от спячки и почуявший слабину своих надзирателей, начал совершать массовые побеги на кабинеты Хогвартса, где полки ломились от блестящих штучек и золотых кубков.
Этого, правда, с рыжим пятном на лбу, по какой-то причине влекло не только к золоту, но и к всякого рода металлу, брошкам, кнопкам, стеклам, в общем, ко всему, что он мог утащить с собой, а потому второму курсу пришлось несладко на очередном уроке Трансфигурации, когда вышеупомянутый нюхлер, для разогрева стащивший очки Грина, начал залезать в их сумки. Нюхлера ловили всем классом, но тот умудрился сбежать, и лишь под вечер был обнаружен Розой в заброшенном кабинете.
К тому времени она уже обошла замок несколько раз, обменялась понимающими взглядами со Скорпиусом (на долю которого выпала инспекция другой половины Хогвартса), когда они столкнулись у Больничного крыла, поболтала с Хьюго, которого тоже встретила неподалеку, потом еще с Почти-Безголовым Ником, который был так рад, что нашел собеседника, что предложил поискать нюхлера вместе с ней, но все закончилось тем, что он просочился сквозь шкаф и был таков. Роза подозревала, что Ник был не очень уверен, что вообще такое нюхлер.
Нюхлер...
Роза почесала гладкую шерстку и улыбнулась. Он был мягкий и теплый, как грелка, и чуть ли не мурчал у нее в руках, как кот.
Дойдя до гостиной старост, не выпуская животное из рук (это было чревато последствиями), Роза подхватила с дивана теплую мантию, шарф и шапку, и, криво нацепив это на себя, направилась к лестницам. Время было вечернее и была пятница, а это значило, что по территории будет бродить не она одна. Раньше, правда, пятницы были делом куда более шумным — до нападения на Кингс-Кросс и кричащих заголовков газет. Теперь на Британию будто бы давил купол напряженности, ожидания и страха. Никто ничего не знал: в министерстве было глухо, как в яме, Аврорат не выпускал никаких заявлений, и население островов мучилось в догадках, чего следует ожидать. Самые старшие, те, кто помнил обе магические войны, уверяли, что так все и начиналось раньше, историки в один голос твердили, что массовых исчезновений и рейдов, крушений и терактов не наблюдается, в то время как журналисты рассуждали о том, что значит это праздничное затишье и когда следует ожидать удар.
Все это не могло не влиять на школу — дети и подростки стали чаще получать письма из дома, внимательнее читать газеты и меньше предаваться беззаботному времяпрепровождению. Разумеется, они не ходили с серьезными минами и не оборачивались при каждом шорохе — но эта холодная зима, сквозняки и блеклые краски будто бы выкачали из Хогвартса весь его беззаботный дух. Были и шутки, и споры, разговоры и смех, и даже готовилась традиционная театральная постановка ко дню Святого Валентина, но все это было подернуто горькой дымкой, и Розе это категорически не нравилось. Этот год был совсем не похож на предыдущие. Совсем. И она не могла не задаваться вопросом, так ли чувствовали себя ее родители, когда учились здесь, — постоянное волнение за родных, мир и самих себя, — сопровождали ли они их на каждом шагу, как теперь Розу?
Она вышла на улицу, вдыхая свежий морозный воздух, пропитанный сосновым запахом. Нюхлер, быстро съежившись, юркнул ей за пазуху, прикрываясь шерстяной мантией, как одеялом.
— А ты не очень морозоустойчив, правда? — хмыкнула Роза, прижимая нюхлера плотнее к груди и пересекая двор, припорошенный снегом, направляясь к акведуку.
— С кем ты говоришь? — спросил знакомый голос за спиной, и Роза вздрогнула, поворачиваясь к спрыгнувшей с подоконника Лили.
— Мерлинова борода, Лил! — воскликнула она, сморщив нос. — Ты подкрадываешься, как дементор!
— К чести дементоров, они бесшумно скользят, а не подкрадываются, — заметила Лили и поправила свой гриффиндорский шарф. Ее волосы свободно стекали по плечам и спадали на грудь, и Роза с улыбкой подметила парочку синих прядей — результат одного из вечеров в Норе, когда Рони обновляла прическу и подкрашивала корни, и Лили слегка... втянулась в процесс.
Задул сильный ветер, и они обе поежились.
— Мне надо отнести нюхлера к остальным, — отгибая край мантии, чтобы продемонстрировать заявленного нюхлера, пояснила Роза, и Лили подошла ближе, чтобы почесать его за ухом.
— Я слышала, он сорвал Грину все занятия, — улыбнулась она, и Роза хмыкнула.
— Ты бы видела, что он сотворил в заброшенном классе... Ты тут одна?
Лили кивнула и странно пожала плечами.
— В гостиной сегодня очень... напряженно. Все ждут передачу «Придиры», надеясь, что папа скажет в интервью что-то путное, и мне, если честно, совсем не хочется быть там.
Роза подметила брошенный на подоконнике знакомый скетчбук, который Лили таскала за собой не первый месяц, и поджала губы. Она прекрасно понимала желание сидеть в стужу в одиночестве и пытаться отвлечь себя от гнусных мыслей, которые все равно упорно приходили. Снова и снова.
Она и забыла, что в последнюю пятницу января издание «Придира», разросшееся после войны до собственной радиоволны и печатного офиса, должно было выпустить интервью с главой Аврората. По сути, «Придира» была единственным ресурсом, которому Гарри Джеймс Поттер когда-либо давал интервью, а Луна Лавгуд — автором его единственной официальной биографии. Именно поэтому любое слово дяди Гарри мигом разносилось по печати, так как он нечасто говорил с прессой, бросая короткие комментарии вездесущим журналистам, будто собакам кости.
Собаки из этих костей строили дворцы.
— Не хочешь пройтись со мной? — спросила Роза, топчась на месте. Холод постепенно обгладывал шерстяную одежду и подбирался к коже. Лили помотала головой и подхватила с подоконника скетчбук.
— Я лучше пойду на кухню к эльфам. У них тепло, и они не будут задавать ненужных вопросов. Вот, — Лили стянула перчатки и передала их Розе, — возьми. А то пока дойдешь, заледенеешь, и ЖАБА придется писать пальцами-сосульками.
— И не напоминай, — Роза закатила глаза, но перчатки надела с благодарностью, поддерживая задремавшего нюхлера попеременно одной рукой.
Она уже сделала шаг к акведуку, когда Лили внезапно окликнула ее.
— Хэй, Роуз, а где Малфой, ты, случайно, не знаешь?
Роза покачала головой.
— В последний раз был у Крыла. Я оставила ему записку, что нашла нюхлера, но если встретишь, передай ему, пожалуйста.
— Хорошо, — кивнула Лили.
—И... Лилз? Я рада, что вы начали друг друга переваривать.
Губы Лили тронула короткая улыбка.
— Да. Я тоже.
И с этими словами она скрылась за колонной, а Роза продолжила свою миссию.
Признаться честно, она сама не заметила, как это произошло, — в один день после Рождества, когда Альбус пригласил Скорпиуса погостить в Норе, и они играли в полноценный квиддич на две команды, в которых Лили и Скорпиус были ловцами. Как заметили Джеймс с Альбусом, это была дополнительная тренировка для предстоящего матча в Хогвартсе. И это было... странно. Не так, как обычно.
Как правило, эти двое кружили возле друг друга, стреляли взглядами, играли, будто от этого зависела их жизнь, и орали так, что их можно было услышать с трибун. На каникулах же они держались как можно дальше друг от друга, а когда Лили поймала снитч, Скорпиус... улыбнулся. Причем не язвительно или иронично, нет, это была та редкая улыбка, которая иногда предназначалась ей, Розе, и о которой она начала забывать.
Они повзрослели, и Роза понимала, что ей пора сделать то же самое.
Пусть она не знала, где будет через год и хочет ли она работать в министерстве, как ее мать, Роза была уверена в одном — ей надо выкинуть чушь из головы и начать думать о себе. А это значило — никаких больше альбомов, колдографий двадцатипятилетней давности и привязанностей к двумерным людям, которые в реальности совсем не похожи на выдуманный образ.
Никакого больше Драко Малфоя.
Пора было заканчивать с этим безумием.
И все же.
Роза запрещала себе думать об этом долгие, долгие недели, предпочитая закапывать это как можно дальше в глубины сознания, а в один день просто не выдержала и решила написать письмо. Она закрылась в своей комнате и целый день сидела на кровати, и строчила. Думала. Анализировала. Представляла. На целый день отстранившись от мира и его проблем и сосредоточившись на собственных.
В один момент она задумалась о том, что ее вымученные, выбитые из нее будто мячом-вышибала чувства к Скорпиусу каким-то образом, похоже, эволюционировали и превратились в это непонятное желание схватить его отца и спрятаться вместе с ним от внешнего мира. Что она, Роза, двинутая на всю голову, если она даже думает об этом, об отце своего сокурсника, который ей... ну, в отцы годится.
Она изливала свои мысли на бумагу, обращаясь к мистеру Малфою по имени, будто они были старыми друзьями, ласкала магловской ручкой страницы тетради, выдавливала из себя эмоции капля за каплей и вспоминала каждую их встречу. О том, как в последнюю из них он сказал, что знает о летнем безумии, которое с подачи Кэтрин поглотило их со Скорпиусом в Малфой-мэноре, и том, как он назвал ее «Грейнджер» в хэллоуинскую ночь, перевернувшую все с ног на голову.
Роза понимала, что упускает важные детали, настолько важные, что без них картинка пазла непонятна, похожа на решето. Она пыталась узнать, что было в душе сломленного подростка с колдо и как так получилось, что этот человек по сей день почти не мог прибегать к магии, связанный путами министерства. Как так получилось, что школьный враг ее родителей вдруг начал волновать ее так, как не волновал Скорпиус, накачанный амортенцией.
И она пошла к тем, кто мог дать ей ответы на некоторые вопросы. К родителям.
Роза выбрала тот день, когда круги под глазами Гермионы казались чуть светлее, а в волосах Рона мелькало меньше серебра, и они сидели поздним вечером у камина в Норе, попивая горячий глинтвейн. Хьюго возился с набором «Улучши свою метлу», полученным на Рождество, прямо там, на полу, а Рони гремела посудой на кухне. Остальные же были наверху, сдвинув столы прямо в коридоре на третьем этаже, и резались в волшебный покер.
Тогда-то Роза и подсела к ним, и, выдержав дежурное пятнадцатиминутное испытание «как учеба-как жизнь-как сокурсники», приступила к делу, решив зайти издалека. А именно - с Фарии Хальт.
— В классе был один момент, когда профессор Хальт спрашивала, как наша семья прошла через войну, и в один момент мне показалось, что она... знала вас тогда. Что в принципе невозможно, так как она старше Тэдди всего на пару лет, и была во время войны ребенком, но она назвала тебя «Грейнджер», будто... слышала это от кого-то.
Родители переглянулись, и Гермиона покачала головой.
— Мы не знали никого с такой фамилией, Роза, так что я не знаю, кто...
— Но ведь были люди, отношения с которыми у вас не очень складывались? Слизеринцы? Малфой?
Рон фыркнул.
— Я тебя уверяю, хорек, конечно, мог попрекать Гарри на чем свет стоит, но мы с твоей мамой были ему... не то что врагами, а, скорее, друзьями врага, и он не стал бы упоминать нас в разговоре с маленькой девочкой, тем более так долго, чтобы она запомнила. Эта ваша профессор Хальт... она чистокровная?
— Понятия не имею, — Роза пожала плечами, радуясь, что ей удалось вывести разговор на нужное ей русло. — Получается, вы и Др... мистер Малфой игнорировали друг друга?
— Э-э-э, — протянул отец и неловко пожевал губами, — я бы не сказал, что это самое точное определение наших... взаимоотношений, но...
Гермиона закатила глаза.
— Они бросались друг на друга при каждой возможности. Дра... Малфой язвил и старался привлечь внимание Гарри, и мы попадали ему под руку, да и мой статус крови и... происхождение папы не очень вязались с его идеалами.
— И так было всегда? Все время учебы? — постаралась как можно более отстраненно спросить Роза и поджала под себя ноги, стараясь не-думать-о-злосчастной-колдографии.
— Не совсем, — Рон усмехнулся и сделал глоток глинтвейна, — если пять лет учебы Малфой выискивал Гарри, чтобы его поддеть, то на шестом курсе они... поменялись ролями. Гарри был уверен, что «Малфой что-то задумал», — отец изобразил дядю Гарри так похоже, что даже Рони выглянула из кухни, — и чуть ли не следил за ним по вечерам. Потом, правда, оказалось, что у него действительно нюх на всякие подвохи - у змееныша было задание провести в Хогвартс Пожирателей, и он ремонтировал в Выручай-комнате Исчезательный Шкаф.
У Розы голова пошла кругом.
— Драко Малфой провел Пожирателей в Хогвартс и... И он не в Азкабане?
Рон выглядел почти удовлетворенным ее непониманием.
— Гарри, — быстро вмешалась Гермиона, — настоял, что на него воздействовал отец, и что Волан-де-Морт угрожал его матери. Драко было шестнадцать, так что по закону его действия в то время не могли расцениваться как действия взрослого волшебника, а потом, в год войны, он... Не было доказано, что он убивал кого-то или пытал, а его мать спасла Гарри, так что...
— Но на время суда его все равно держали в Азкбане для... профилактики, — вставил Рон. — Никогда не думал, что мне будет жаль Малфоя, но Хорек не заслуживал этого. Он гадкий и мерзкий, но он не убийца. И то, что его по сей день держат под строжайшим контролем...
— Не в моей компетенции это изменить, — Гермиона тряхнула кудрявой головой, и волосы красиво рассыпались у нее по плечам. В моменты, когда она не злилась на нее за ее постоянную занятость и отсутствие, когда она была нужна, Роза мечтала быть похожей на мать — но, как она выяснила опытным путем, даже Драко Малфой считал, что Уизли должны быть рыжими и веснушчатыми, а не играть неположенные им роли. — Только Визенгамот обладает полномочиями, необходимыми для разрешения этой ситуации, но—
— Но эти старые пердуны скорее объявят маглам о существовании волшебства, чем изменят свое мнение о Пожирателях Смерти, — подытожил Рон и чудом (натренированным движением) увернулся от подзатыльника супруги, воскликнувшей «Рон, что за вульгарность!»
Так или иначе, но некоторые моменты Роза понимала теперь куда четче.
Она думала о выборе, что когда-то стоял перед мальчишкой ее возраста, о том, что сложно идти против семьи, какой бы та ни была. Думала, что порой у человека бывает не просто плохой день или плохой год — «плохо» бывает десятилетиями, и это та несправедливость жизни, которую не ей исправлять.
Роза сожгла тетрадку, испещренную круглыми почерком и стыдливыми признаниями, в камине, и, глядя на то, как сворачиваются и чернеют листы бумаги, почувствовала, как то же самое происходит в ее груди.
Для этого было не время и не место. Романтичные мечты должны были остаться с той Розой, что не маялась ночами по комнате, слушая радиоволны, на которых незнакомые ей колдуны ругали политику ее матери, с Розой, которая считала, что ее семья слишком назойлива, которая красила волосы и слишком много задирала нос. Та Роза была глупой и недалекой.
Взросление давалось через пепел, что осыпался с каминной решетки, в этом же пепле сгорали навязчивые мысли.
Она тихо прошмыгнула в пустующие конюшни за хижиной Хагрида, в окне которой прыгал уютный огонек, и тихо охнула, увидев склонившуюся над ящиками фигуру, завернутую в темную мантию. Краем сознания Роза знала, что на территорию нет хода никому, кроме преподавателей и студентов, но вес волшебной палочки в кармане вдруг стал ощущаться совершенно иначе, как-то... безопаснее.
Фигура распрямилась, и Роза перевела дух.
— Тэдди! — воскликнула она и чуть не упустила проснувшегося нюхлера, увидевшего хагридову коллекцию волшебных подков и мигом оживившегося. — Что ты...
Тэдди Люпин, он же один из ее немногих друзей и внезапно ставший очень-занятым-преподавателем-и-семейным-человеком, коротко улыбнулся, и его глаза подозрительно заблестели.
— Роуз... — тихо проговорил он и резко обнял ее, чудом не раздавив по-прежнему гревшегося за ее пазухой нюхлера, и Роза кое-как обняла его в ответ, не на шутку встревожившись.
— Что... — начала было она, но тут Тэдди тихо шмыгнул носом, и Розе стало по-настоящему страшно. — Тэдди, Морганы ради, прекрати меня так пугать!
Со всем происходящим в мире Дерьмом с большой буквы, эта ночная встреча не предвещала ничего хорошего. Роза судорожно перебрала в уме последние письма от родителей, что было слышно о дяде Гарри и тете Джинни, не пропустила ли она что-то в утреннем «Пророке» и что, ради седой бороды Мерлина, произошло, если Тэдди изо всех мест, где он мог быть в пятницу вечером, выбрал старые хогвартские конюшни.
У них с Виктуар был недолгий медовый месяц — со свадьбой в конце декабря и началом учебы в январе растянуть его было попросту невозможно, — но они провели замечательные несколько дней в Провансе, где встретились с родственниками по линии Делакур, и все остальное время, проведенное в Норе, пребывали в дымке счастья и любви. После каникул, по возвращении в Хогвартс, Розе удавалось увидеть Тэдди лишь мельком, на занятиях и порой в Большом зале — он проводил все больше времени с Виктуар, которая, как оказалось, все месяцы до свадьбы готовила и вынашивала проект нового заведения в Хогсмиде, и теперь, когда оно открылось и стало враз сенсацией, была завалена работой. Тэдди же теперь перемещался между их квартиркой в Хогсмиде и Хогвартсом, заглядывая в Лондон к друзьям, и, на самом деле, Роза подозревала, что в следующем году у студентов будет новый преподаватель по Уходу за Магическими Существами. Тэдди, хотя и был неплохим педагогом, совершенно точно мечтал о чем-то другом.
А сейчас он был здесь. Взъерошенный, будто током били, с темными волнами волос и бледными пятнами на скулах.
— Это Вик, — еле проговорил он, и сердце Розы упало. Она зажмурилась, готовясь к худшему, когда... — Она ждет ребенка.
—Чт... — Роза резко отстранилась, чувствуя, как ее губы сами собой формируют букву «о» и настойчиво расползаются в улыбке. — Правда? Поздра...
Тэдди так яростно мотнул головой, что некоторые пряди упали ему на глаза.
— Нет. Ты не можешь поздравлять меня с этим, Роуз, только не... Ты помнишь, о чем мы говорили до свадьбы? Я не хотел этого. Мы обсуждали это с Вик, и... Мы знали, что на данном этапе нам это не нужно. Эта ответственность, страх того, что может быть из-за всех этих смешений ген, и — подумай! — мне всего двадцать пять, и я только получил первую нормальную работу, так как на путешествиях на жизнь не заработаешь, и...
Роза отстраненно задумалась, как давно Тэдди обо всем узнал, и не сидит ли Виктуар в данный момент в квартире, пытаясь понять, куда делся ее запаниковавший муж, еле-еле уговорила себя не давать ему затрещину сразу и чуть не закусила губу до крови, когда голос Тэда ощутимо задрожал.
— Я всегда считал это привилегией - то, что даже у меня, сироты, была эта семья. Даже после того, как умерла бабушка Андромеда, у меня был Гарри, у меня были Уизли и ты, и я не чувствовал себя... одиноко. Но видит Мерлин, мне... нам было этого достаточно! И когда мы узнали - ну, я узнал, я не знаю, сказала ли Вик мне сразу или ждала какое-то время, я... У меня перед глазами пронеслось все, что я знаю про отцовство. И... угадай что? — Тэдди сухо рассмеялся, — ни дракла я не знаю. Я всегда считал, что крестный... Ну, Гарри, что он больше как старший брат, потому что я прекрасно помню, как он матерился прям при мне, когда мне было восемь, и никогда не говорил, во сколько ложиться спать и какие оценки получать, он просто был, и все тут, — Люпин поджал губы, и его волосы стали серые, будто мышиные, — а теперь мне надо будет играть роль отца, настоящую роль, а я даже не знаю, кто я и чего стою! Моего родного отца ненавидели за то, что не было ему подвластно, за его природу, о которой он никогда не просил, и он боялся, что я буду его стыдиться... Когда осенью шли слухи о моем... происхождении, я заработал пару косых взглядов, но это вообще не имеет значения, потому что ликантропия и прочая ересь не имеет никакого отношения к тому, что я никто, и... и этот ребенок будет меня стыдиться.
Тэдди перевел дух и царапнул ногтем переносицу, пока Роза старательно переваривала услышанное. В итоге она опустила вновь задремавшего нюхлера в его коробку и обернулась, складывая руки на груди.
— Думаю, я должна сейчас сказать тебе, что ни один ребенок не будет тебя стыдиться, — начала она, и, увидев, что Тэд открыл рот, подняла руку, останавливая его, — но прямо сейчас...
мне стыдно
за тебя.
Тэдди уставился на нее, как на восьмое чудо света, но Роза неумолимо продолжила.
— Я не вижу никаких проблем, кроме тех, что создаешь ты сам. Ты всегда хотел исследовать существ и проклятия, как дядя Билл и дядя Чарли, так что тебя держит? Ты, вроде, занимался этим на любительской основе, пока колесил по миру? Летом ты напишешь заявление, уйдешь из Хогвартса, и можешь податься на курсы. Например, на утренние, куда-нибудь в Оксфорд, а Виктуар по вечерам работать в «Портале», и вы будете меняться, ухаживая за ребенком. Да и потом - кто угодно будет рад посидеть с ним, если вы будете особо заняты в определенный период! Я еще не закончила! — Тэдди снова зашевелился и попытался вставить свои пять кнатов. — А про гены - я тебя умоляю, за многовековую историю совершенно точно найдутся случаи, похожие на ваш, найдутся специалисты, у которых можно будет проконсультироваться, и... — Роза осеклась. — Прошу, скажи мне, что ты не кинул Виктуар с этой новостью и не примчался в Хогвартс... Почему ты вообще
здесь?
Тэдди сглотнул.
— Я не... — он выдохнул, — не бросал ее нигде, у нее сегодня вечером собрания с рекламодателями, что-то про добавление веганского и сыроедческиого меню, и... узнал я еще вчера утром, и тогда я был рад, в шоке, но рад, но сегодня я будто проснулся и... Весь день как в тумане, под вечер совсем стало плохо, и я бы пошел к Гарри, но у него сейчас интервью, и это какой-то анекдот, а не...
— Не вынуждай меня снова давать тебе пощечину, Тэдди Люпин, пусть это и единственный способ вбить в тебя здравый смысл, — серьезно проговорила Роза, и Тэдди в мерах предосторожности сделал шаг назад. Вид у него был все такой же очумелый, но подозрительный блеск из глаз постепенно исчезал.
Он зажмурился, отчаянно мотнув головой, и прошептал:
— Мне страшно, Роуз.
— Понимаю, — Роза кивнула и осторожно приблизилась к Тэдди, положив руку ему на плечо. Его волосы медленно возвращались к цвету летнего неба, а дыхание выравнивалось, хотя руки, притянувшие ее за талию поближе, все еще ощутимо дрожали.
Тэдди усмехнулся ей в макушку.
— Я собирался послушать новости, вообще-то, но, как видишь... А ты почему не в замке?
Роза многозначительно кивнула на ящики, в которых сопели нюхлеры.
— Если бы кое-кто меньше паниковал, они бы, возможно, перестали срывать занятия, а мне не бы не пришлось обходить все кабинеты в их поисках... но я знаю, что это непросто для тебя, — она вздохнула. — Если хочешь, можем пойти на кухни, там сейчас Лили, и... поговорить. А «Придиру» в любом случае будут крутить еще неделю, если до этого гриффиндорцы тебе не расскажут весь эфир в подробностях.
— Я бы выпил кофе, — Тэдди начертил Тэмпус, — но потом мне нужно будет вернуться до прихода Вик. Мы толком ничего не обсудили, и...
— Хорошо, — согласилась Роза. Тэдди внимательно посмотрел на нее.
— Ты уверена, что вы с Лили хотите пить чаи с этим запутавшимся стариком, а не слушать Гарри?
— Ага, — Роза вздрогнула от очередного порыва ветра. — В конце концов, мир сегодня точно уже больше не содрогнется.
Тэдди хмыкнул, будто бы соглашаясь, и они направились к замку, изредка встречаясь взглядами. Роза прятала улыбку за шарфом. Их семье предстояло услышать важное объявление.
***
Тем временем, за пределами Хогвартса содрогался мир.
