***
Хогсмид был завален снегом, который пошел ночью и продолжился днем, и студенты, долго ждавшие повода отдохнуть от своих учебных дел, замотавшись в шерстяные мантии и пониже натянув шапки, группками выскальзывали из замка. Проваливаясь в сугробы, что начинались прямо за воротами Хогвартса, и посмеиваясь друг над другом, они шли в волшебную деревушку, что, казалось, сошла прямо с рождественской открытки. Туда-сюда летали заговоренные снежки, осыпаясь снежной пудрой прямо в мантии и вызывая неприятно-липкий холодок, раздавались десятки голосов и даже шутливых песенок, разбавлявших атмосферу зимней дороги. На улочках Хогсмида повсюду были видны следы: от женских и мужских сапог, собачьих и кошачьих лап, и у крыльца «Писсаро» даже виднелись отпечатки когтистых лап филина. Деревушка пахла имбирем, медом и вишневым грогом, который подавали в «Трех Метлах». Достигшие совершеннолетия волшебники, продрогшие на морозе, толпились на пороге забитого паба, стряхивая с плеч и головы снег, а потом, учуяв дивный напиток, стучали палочками по меню, и оп-ля — перед ними появлялись толстые фужеры, от которых поднимался густой розовый пар. Это нововведение было очень удобным. Розмерте, если честно, уже давно было не двадцать, и бегать с заказами в эти шумные веселые воскресенья ей удавалось уже не так ловко, как раньше. Вместо этого она могла, стоя за прилавком, готовить заказ, который потом исчезал и появлялся за каким-нибудь столиком. Как, например, в этот самый момент — три бутылки сливочного пива испарились, и через минуту были откупорены какими-то младшекурсниками с Когтеврана, вид у которых был не самый довольный. По слухам, их квиддичная команда накануне была разгромлена слизеринцами. Розмерта не любила слизеринцев. Да, времена менялись, и после победы над Сами-Знаете-Кем Слизерин перестал быть школьной подготовкой будущих Пожирателей Смерти и стал просто факультетом, на котором учились не самые доброжелательные подростки (впрочем, чуть ли не все подростки были недоброжелательными). Но Розмерта помнила, как ученики этого факультета задирали слабых во времена первой и второй войны, как считали себе выше всех и любили выставлять напоказ свой статус, считая ее чем-то вроде прислуги, домового эльфа. Таким был Люциус Малфой, вечно окруженный заглядывающей ему в рот толпой, таким был его сын, костлявый, сующий нос, куда не просят, с вечной издевательской усмешкой на губах, — тот самый сын, что испытал на ней Непростительное. Розмерта до сих пор помнила, как гадко было находиться под Империусом, и порой ей казалось, что ей никогда не смыть с себя следы его чар. Теперь же взрослым стал уже внук Люциуса, что сидел теперь в темном углу ее бара наедине со стаканом огневиски и взглядом, что был направлен глубоко в себя. Розмерта и раньше его тут видела, чаще всего с его лучшим другом Альбусом Поттером и парой других ребят, но сейчас он был один. Они вошли сюда с Альбусом и какой-то рыжей девушкой, такой красивой, что дух захватывало, но Скорпиус, задержавшись у барной стойки, бросил едва слышное «вы не против, что я побуду один?», и его друзья, со значением переглянувшись, не стали возражать. Они ушли — наверняка пошли в это новое местечко, в котором, якобы, подавали всякие интернациональные блюда: от китайской лапши до американских бургеров. Розмерта скривилась. Это заведение переманивало у нее добрую половину молодых клиентов. Раздался колокольный звонок, и в паб вместе с кружащими в воздухе снежинками и ветром ворвалось четверо подростков. Трое из них были по уши замотаны в гриффиндорские шарфы, и Розмерта пригляделась к компании, ловко орудуя ножом и нарезая свой фирменный яблочный пирог со сливками в карамели. Это была Лили Поттер в сопровождении своей кузины, Алисы Лонгботтом, и еще одной девочки, которую Розмерта видела впервые. Незнакомка блаженно прикрыла глаза, явно наслаждаясь теплом, но тут Лили Поттер замерла на месте, а потом резко развернулась и что-то сказала своим подружкам. Незнакомая девочка закатила глаза, но нацепила свое шерстяное чудовище, явно по ошибке названное шапкой, обратно на голову. Розмерта поджала губы от негодования, когда компания вышла обратно, и дверь захлопнулась за ними с громким треском, подначиваемая пургой. Скорпиус Малфой вздрогнул от этого звука и покосился на вход, но затем снова обмяк в своем угловом кресле за столиком на одного. — Зачем было вообще заходить, если ты туда не хотела! — фыркнула Рони, едва только за ними закрылась дверь, и зарылась носом в свой гигантский черный шарф. От холода у нее быстро портилось настроение, и она становилась весьма язвительной. Плюс ко всему, полученная около недели назад травма заживала хуже, чем надеялись медсестры, и слизеринка по-прежнему морщилась, когда прислонялась к чему-то спиной, на которой сиял здоровенный черный синяк, что не желал сходить, сколькими бы чарами его не осыпали. — Я просто вспомнила, что хочу в «Портал», — вяло попыталась объяснить Лили, но она видела, что Алиса с намеком приподняла брови и указала на «Три Метлы» взглядов, губами прошептав «Малфой». Лили осторожно кивнула. Ей совсем не хотелось уговаривать себя не пялиться в его угол вместо отдыха с друзьями. Рядом шла Роза, которую удалось выкурить из библиотеками только обещаниями купить ей те сахарные перья в «Сладком Королевстве», что она сама выберет. В последние дни она будто поселилась среди книг, отмахиваясь на все вопросы и повторяя, что ЖАБА не за горами, но даже самый несведущий человек в Хогвартсе мог поклясться, что она сдаст многочисленные экзамены и без всякой подготовки. В «Сладком Королевстве», к их общему удивлению, Рони безошибочно прошествовала к стойке с конфетами так, будто уже была в Хогсмиде, и напихала себе их в увесистый кулек. Как оказалось, ей очень нравилось питаться леденцами во время приготовления зелий. У «Портала», открывшегося сразу после Нового Года там, где раньше была Воющая Хижина, был только один недостаток — популярность. Это было первое заведение Магической Британии, где подавали еду со всех концов света, причем не только подавали, но и оформляли в стиле, соответствующем региону, из которого происходило то или иное блюдо. Воющая Хижина была отреставрирована и покрашена в черный, золотой и серебряный цвета, а внутри вместо разломанной мебели и царапин от когтей оборотня стояли уютные разноцветные кресла, висели шторки колдографий и плакаты с объявлениями о концертах, выставках и встречах со знаменитостями. Столики бронировались за неделю, но, к счастью, они были лично знакомы с одной из владелиц, так что могли явиться, как есть. Заметив их, Олив Джордан расплылась в широкой улыбке и помахала им рукой. Она стояла на входе и проверяла время брони толпившихся на ступеньках клиентов, и, казалось, могла усмирить даже самых буйных парой коротких фраз. Ее темные кудрявые волосы были скручены на затылке, а простая униформа, состоявшая из бледно-розовой рубашки и черных джинсов, ладно сидела по фигуре. Стоило им оказаться за границей атмосферных чар, как Рони счастливо вздохнула и ослабила шарф. — Уж думала, никогда не появитесь! Моя сестра бойкотирует это заведение с самого открытия! — воскликнула Олив, и расцеловала каждую в обе щеки. С Лили и Алисой, которые уже шесть лет дружили с ее сестрой Сарой, она была знакома давно, с Розой тоже, так как они часто виделись в Норе, а Рони была представлена ей не далее, чем в это самое Рождество. — К сожалению, гулять в Хогсмид на каждых выходных нам пока не разрешили, а Сара на отработке, — фыркнула Алиса и вытянула шею. — Мы можем поесть? Умираю с голода. Их разместили за симпатичным столиком у окна, а когда волшебник с густыми усами начал качать права и говорить, что это было его место, которое он зарезервировал в понедельник, Олив сладко улыбнулась и предложила ему десерт за счет заведения в качестве компенсации. Мужчина сразу притих — очевидно, перспектива задаром объесться французскими эклерами его воодушевила. Лили взяла меню. Чего там только не было! И теплые вафли с беконом из саламандры, и крем-суп из листьев мандрагоры, щупальцев гриндилоу и болгарского перца, и ребрышки кэлпи на гриле, и нежные котлеты из рунеспура под сливочным соусом, с тостами из итальянского хлеба, и роллы с икрой водяного! Десерты же заслуживали отдельного внимания: от магловских чизкейков до трехбашенных лимонных кексов. У Лили разбежались глаза, и от одного взгляда на колдографии блюд рот наполнился слюной. Она задумалась, как давно подруги планировали открыть этот ресторан и каким был их начальный капитал, но тут из подсобки для персонала выплыла среброволосая девушка, и Роза вскочила на ноги. — Тори! — воскликнула она и кинула к опешившей от неожиданности Виктуар, которая, впрочем, тут же расплылась в доброй улыбке. Роза обняла ее крепче, чем обычно, и что-то прошептала ей на ухо, отчего новоиспеченная миссис Люпин зарделась и что-то шепнула в ответ. Они обменялись понимающими взглядами, и Лили показалось, что она что-то упускает. — Слушай, тебе не кажется... — начала она, наклонившись к Алисе, что с восхищением изучала карту напитков, но та ее перебила: — Что это лучшее место в мире? О да! Ты посмотри, какие тут коктейли! Даже магловские есть! Из-за другого меню показалась верхняя половина лица Рони, которая хотела было вставить свои пять сиклей, но подошли Виктуар с Розой, и она так ничего и не сказала. Лили обняла Вик (— У вас прекрасное оформление! — Спасибо), после чего плюхнулась обратно. Виктуар улыбнулась Алисе и Рони. — Рада вас видеть. Девушки приветственно кивнули в ответ. Виктуар заметила, что все они держат открытыми меню, и наклонила голову набок. — Могу порекомендовать удон с креветками, тосты с авокадо, паэлью, нам ее, кстати, присылают из Севильи, а вот суши, к сожалению, закончились. Вы выбрали, что будете пить? Алиса весело хмыкнула. — Я еще не прочитала и половины названий. — Тогда я выберу на свой вкус, — Виктуар взмахнула палочкой, и перед ними появилось четыре разных напитка: перед Лили теперь стоял высокий бокал, наполненный чем-то светло-розовым, Алиса уже схватила свой, более низкий и пузатый, в котором булькало нечто ядовито-зеленое, Роза, прищурившись, осматривала белоснежный напиток в фужере на тонкой ножке, которая представляла из себя извивающуюся лозу, а Рони тянула ладони к маленькому черному чайничку. — Это обалденно, — Алиса причмокнула губами, выпуская изо рта трубочку. — Оно даже на вкус зеленое. Попробуй, — она призвала вторую трубочку ловким Акцио, и Лили послушно втянула в рот напиток. Ей он показался чересчур крепким и кислым, но потому-то он и появился не перед ней, а перед Алисой - ей он точно пришелся по вкусу. Они попробовали свои напитки по кругу, разрешая пригубить и другим, и единодушно признали Виктуар мастером своего дела, уверив ее, что полностью доверяют ее выбору блюд, которые можно приносить по готовности, пока Алиса не начала жевать спинку стула. Так, у Лили в бокале оказалась некая гоблинская шипучка с добавлением сахарной ваты, что буквально таяла во рту, у Розы — магловская пина колада, а Рони, как самой теплолюбивой, достался тот самый горячий вишневый грог, которым пропахла вся деревушка. Все напитки были прекрасны, но девочки предпочли наслаждаться именно своим собственным. Позже перед ними появились глубокие тарелки с молочным супом и сыром бри, огромная сковородка паельи с креветками размером с кулак и мини-шпажки с шашлыком из бумсланга и овощами. Это было так вкусно, что они продолжили есть, даже когда насытились, и под конец Лили почувствовала, как ремень ощутимо давит ей на живот. Вечерело — им пора было отправляться в путь. Заплатив и оставив щедрые чаевые, которые они засунули под чековую книжку, чтобы Виктуар заметила галлеоны только после их ухода, девочки двинулись к замку, наперебой обсуждая новое заведение и сочувствуя попавшим под раздачу Фарии Саре и близнецам, которые отсиживались на отработке, и Шарлотте, не решившей и нос высунуть на улицу в такую погоду. Впрочем, в бумажном пакете с логотипом «Портала», который теперь висел на руке Алисы, покоились четыре вазочки, наполненные карамельным муссом, так что грустить их друзьям в любом случае пришлось бы недолго. В холле они распрощались с Рони, которой предстояло спуститься в подземелья в собственную гостиную, а сами потопали наверх. Правда, на втором этаже Роза вдруг решила, что ей надо в библиотеку, и, передав им свою припорошенную снегом мантию, умчалась в направлении хранилища книг. Алиса, цокнув языком, предположила, что она так спешила на свидание, и Лили недоверчиво фыркнула. В гостиной Гриффиндора, казалось, собрались все студенты школы. Половина из них только-только вернулась из Хогсмида, а потому щеголяла с покрасневшими носами и щеками, а другая половина, та, что помладше, с надеждой поглядывала на старшекурсников, карманы которых были набиты всякими вкусностями. Шарлотта, Сара и близнецы обнаружились на большом плюшевом диване у камина. Сара заплетала светлые кудри Вуд, а Дерек с Лиамом корпели над какими-то пергаментами. Алиса плюхнулась прямо на ковер рядом с ними и бесцеремонно подтянула к себе их пергаменты. Лиам застонал. — Она сказала, что мы должны дописать сочинение к завтраку, а мы даже не ходим завтракать по воскресеньям! — Не надо было кидать бомбу-вонючку там, где она могла тебя увидеть, — зевнула Сара, закрепляя прическу Шарлотты большой заколкой в виде бабочки и закидывая ноги на спинку дивана, свешивая голову вниз. Ее длинные темные волосы касались пола и сворачивались на нем кольцами. — Как сходили? Алиса пустилась в рассказ, а Лили пристроила мантию Розы на подлокотник, надеясь, что Роза вспомнит о своей вещи после библиотеки и придет ее забрать, и унеслась мыслями в «Три Метлы». Она пообещала себе, что не станет больше искать способы поговорить с ним. Лили никогда не считала себя девочкой, которая будет бегать за парнем, как одержимая, и, если Скорпиус хотел вести себя так, будто Лили ему — лишь младшая сестра школьного друга, то она не собиралась мешать его спектаклю. Это было обидно, и она чувствовала себя преданной, но стоя там, на пороге паба мадам Розмерты, она почему-то забыла об этом. Буквально на долю мгновения, выхватив знакомую белую шевелюру взглядом, очертив его одинокую фигуру, скрытую в тени, Лили захотелось подойти туда, к нему, и молча обнять. Скорпиус не выглядел как человек, у которого в жизни все гладко, это точно. Внутри у нее играла целая буря, умело подавляемая в течение всего дня: она злилась и на него, и на себя, и в такие моменты Лили всегда прибегала к единственному верному и всегда помогающему способу сбросить напряжение. Она так и видела перед собой неоконченный холст, картину, которую она должна была завершить сегодня, но из-за Хогсмида не попала на собрание театралов, и теперь совесть молча царапалась где-то внутри. Совесть и необходимость выплеснуть из себя все на бумагу. Лучше ведь на нее, чем на друзей, верно? Незаметно выскользнуть из башни Гриффиндора оказалось не так-то просто для человека, которого знали все. Гарри Томас, заметив ее, поспешил спросить, записалась ли она на курсы по трансгрессии, и, когда Лили сказала, что да, пустился в долгие философские рассуждения о том, почему трансгрессия лучше путешествий по каминной сети. Затем Саре понадобилось ее мнение о модных в этом сезоне стрижках, яро перелистывая «Волшбит: журнал для современных ведьм», она тыкала в картинки и спрашивала, пойдет ли ей та или другая, после чего наступил черед Андре Спиннета, который решил поделиться стратегией игры против Пуффендуя, что должна была состояться только через три недели. Лили даже думала махнуть на все рукой, и остаться там, с пустым взглядом и кошками, скребущими на душе, но в какой-то момент все отвлеклись на не заметившего тянучку от дядюшек Уизли в пирожке и затянувшего арию Хьюго, и у нее появился шанс. Оказавшись в коридоре и перебросившись с Полной Дамой парой дежурных фраз, Лили замерла, вспомнив, что забыла Карту Мародеров в своей комнате. Впрочем, туда доступ ей был закрыт кучей желающих завести с ней беседу людей, а потому Лили пришлось аккуратно начать свою вылазку, прислушиваясь, не раздается ли где шаркающая походка Филча. Она даже не стала зажигать Люмос, пока не скользнула в ход за гобеленом, который вел прямо в коридор Большого зала. Ход, видно, давно не использовался, а потому из-за статуи на повороте в зал Лили вывалилась, с ног до головы покрытая липкой паутиной. Самое худшее в комнате за залом, где они хранили все имеющие отношение к постановке вещи, заключалось в том, что в нее нельзя было никак попасть — только через сам зал. У дверей Лили остановилась, вновь прислушиваясь, и ей показалось, что в ушах странно шумит, после чего толкнула массивные двери, бесшумно распахнувшиеся вовнутрь. Коридор тут же наполнился звуками игры на фортепьяно, и Лили, сообразив, что шум в ушах был следствием заклинания Оглохни, наложенного на двери, поспешила их закрыть. У нее были свои дела и ей совершенно точно было не до чудика, которому пришло в голову посреди ночи проникнуть в Большой зал, чтобы поиграть на пианино. Правда, пройдя пару шагов, Лили мигом распознала фигуру у инструмента, и так и застыла. Ночью зал выглядел иначе. Он казался больше и одновременно меньше без студентов, с пустыми блестящими столами и небом, на котором отображались все мыслимые и немыслимые созвездия. И грустная мелодия, которую Лили никогда до этого момента не слышала, будто бы дополняла эту ночь и этот зал. Пальцы Скорпиуса Малфоя были тонкие и длинные, и Лили никогда не думала об этом раньше, но его руки действительно были руками пианиста. Одной кистью он мог охватить целую октаву, и гибкие пальцы порхали по черно-белым клавишам, подобно мотылькам. Она смотрела на него со стороны, и недоумевала, почему вообще на него злилась. Он казался младше и уязвимее, его сосредоточенное лицо, искусанные губы и прямой нос, который смешно морщился, будто ему что-то не нравилось в собственной игре. Лили не хотелось говорить, что она тут, что она, пересилив себя, дошла до конца зала и стоит слегка левее от его спины. Но ей и не пришлось — Малфой сыграл последний аккорд и со вздохом повернулся. — Я надеялся, что ты не прибежишь, увидев меня на Карте в одиночестве. От возмущения Лили покраснела. Мысль о том, что этот человек может быть уязвим, помахала ручкой и скрылась на задворках сознания. — К твоему сведению, я пришла дорисовать картину. Мне нужно было подумать вдали от гуляний, что устроили в нашей башне. Уголок губ Скорпиуса дернулся. — Ах да. Хогсмид. Лили кивнула. Между ними повисло напряжение, тронешь - и струна лопнет, больно ударив по пальцам. Лили хотелось задать так много вопросов, но она решила действовать, как взрослый человек, и, для верности закусив губу, направилась к заветной дверце. Скорпиус не попробовал ее остановить, вновь повернувшись к клавиатуре и шарахнув по ней с такой силой, будто та была его давним врагом. Лили же спустилась по ступенькам, сосредоточенно считая их, и, оказавшись в помещении, огляделась. Ее художественные принадлежности, кисти, краски, и свернутые в рулоны неиспользованные ярды полотен были свалены в угол, как и всегда. В какой-то момент Лили захотелось остаться там, среди хлама, но потом с потолка свесился упитанный паук, и она, испарив его и торопливо подхватив все, что было нужно, поднялась наверх. В конце концов, Малфой вполне мог поделиться помещением. Оно было немаленькое. Она поставила мольберт так, чтобы тот одновременно скрывал ее лицо, и Скорпиус не видел, что она рисует. Услужливые свечки, до этого мирно висевшие под потолком, подлетели к ней, загораясь приветливым огоньком, и Лили будто бы услышала чей-то голос, говорящий: «В Хогвартсе тот, кто просит помощи, всегда ее получает». Малфой начал играть другую мелодию, стоило ей взяться за работу, и эту Лили уже узнала — это была одна из песен «Проклятых». Негромко мыча себе под нос, она достала кисти и принялась за работу. Каждую деталь надо было проработать особенно четко, ведь после увеличения холст должен был стать фоном на всю сцену, и качество могло смазаться значительно. Она как раз вырисовывала отблеск луны на волнах, когда Скорпиус, доиграв песню, вместо того, чтобы начать новую, вдруг подал голос, прозвучавший необычайно звонко в такой большом пустом пространстве. — Что, даже не спросишь? Лили выглянула из-за мольберта. — О чем? — притворяясь дурочкой, поинтересовалась она, и Малфой закатил глаза. — Давай не будем разыгрывать спектакль одного актера. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Лили промолчала. Уж очень ей было интересно, что будет делать Скорпиус, познав безразличие на собственной шкуре. А сделал он следующее — встал, вальяжно прошелся по залу, засунув руки в карманы, и нагло посмотрел на нее с той стороны мольберта, что едва прикрывал его подбородок. При этом лунный свет бил ему в спину, делая контуры его фигуры практически серебряными, и у Лили засосало под ложечкой от желания закрыть глаза. Ей вдруг стало тяжело дышать, и она попыталась не показывать этого, с предельно-серьезным лицом рисуя прожилки на кленовом листе. Это было очень важным занятием. — Я знаю, что ты злишься, — в том же будто-то бы безразличном тоне продолжил Скорпиус; Лили старалась не смотреть на него, чтобы не дать ему шанс сбить ее с толку. Она была права, и это был конец дискуссии, — это он игнорировал ее месяц, и то, что он приполз сейчас со своим одухотворенным лицом и небрежной прической, ничего не меняло. Абсолютно. — Я не знаю, что сказать. — Тогда ничего не говори, — огрызнулась и Лили и все-таки посмотрела прямо на него. Затем перевела взгляд на рояль за его спиной, вспомнив, как недавно за ним сидела Флокс, и почувствовала, что играть во взрослую больше не сможет. Это было сильнее ее. — Чего ты хочешь, Малфой? Как и ожидалось, это застало его врасплох, и он даже сделал шаг назад, будто Лили внезапно нацелила ему палочку в лоб. На самом деле, ей очень хотелось это сделать. Прям руки чесались. — Я... — Скорпиус нервно откинул со лба локон, и Лили громко рассмеялась злым, язвительным смехом. — Да, ты. Что ты хочешь? Ты ходишь по коридорам со своей невестой, говоришь «привет, Поттер» и «как дела, Поттер?», не имея это в виду, потому что тебе определенно все равно, столько недель не ставишь меня ни во что, игнорируешь любые попытки связаться с тобой, а теперь претендуешь на какое-то место в моей жизни? Ты серьезно? Скорпиус неопределенно мотнул головой. — Мне казалось, я давно занимаю место в твоей жизни, — тихо сказал он, и Лили захотелось затопать ногами от бессилия и несправедливости. — У тебя нет никаких прав говорить об этом, — заметила она так же тихо. — Ты не предупредил меня, что все будет кончено после каникул, Малфой. Так не делается. Я никогда не думала, что ты трус. — Это не трусость! — уязвлено воскликнул он, и Лили почувствовала себя хоть немного отомщенной. Выходит, хоть на некоторых струнах души Малфоя можно было играть. — Да неужели? — она вздернула бровь. — И как же тогда это называется? — Здравый смысл, — выплюнул Скорпиус, раздраженно складывая руки на груди. — Есть такое понятие, хотя в вашем поттерском лексиконе оно определенно отсутствует. — Что же, — сладко проговорила Лили, — в твоем лексиконе отсутствует сразу два понятия, знаешь, какие? «Честность» и «достоинство». У тебя, получается, «поматросил и бросил», правильно? Получил, что хотел, и с гиканьем умчал в закат к жене? Скорпиус отшатнулся, будто она влепила ему оплеуху. — Ты прекрасно знаешь, что я так никогда бы не сделал! Не после всего, что было! — А что-то было? — Лили сглотнула, чтобы удержать так и просящиеся наружу слезы. Нужно было кричать на него во всю глотку, а она была готова развести сопли. Что поделать — она давно не плакала. — Я обещала, что пойду дальше, помнишь? Ты просто... значительно усложняешь процесс. Если бы ты сказал тогда, когда мы были в Норе, что это, чем бы оно ни было, не может продолжаться, я бы поняла. Мне не пять лет. Я бы поняла и двинулась дальше. Но ты стал попросту игнорировать и бегать от меня, как от драконьей оспы! Как я должна была это понимать? Что ты дико влюблен в меня?! Скорпиус смотрел на нее во все глаза, и Лили, осознав, что только что сказала, поджала губы. Она не собиралась это говорить. Он был виноват, но не в том, что не чувствовал к ней чего-то. Люди не могут контролировать свои эмоции, только поступки. — Ты заставляешь меня выворачиваться наизнанку, — наконец сказал он, резко шагнул вперед, с грохотом отодвигая мольберт в сторону одной ногой и накрывая ее распахнутый в шоке рот своим, заключая ее лицо в свои ладони. Лили почувствовала, что его трясет, как в лихорадке, это состояние передалось и ей, и, крепко сжав руки в кулаки, чтобы не притянуть его поближе, она собралась с силами и пихнула его в грудь. — Нет! — воскликнула она, почувствовав, как по щекам все-таки сбежала пара слезинок. — Не смей делать это! Скорпиус облизнул губы, снова подаваясь к ней. — Поттер, ну Лили, послушай же! — Не буду, — Лили качнула головой, судорожно перебирая кисти и засовывая их в футляр, — ты не знаешь, каким был этот месяц. Все эти новости и взгляды, вопросы в духе «почему твой отец не в состоянии прямо сказать, что Аврорат нихрена не знает?», постоянный страх, что Падальщики его достанут, ты читал, что один из мракобооцев был найден мертвым в собственном доме? И ты, просто как вишенка на торте, везде с ней, будто вас склеили заклинанием! Что же - желаю вам счастья и любви! Если бы она могла, она бы ушла в ту же самую секунду. Вместо этого, подхватив мольберт и кисти, Лили направилась обратно к лестнице, чувствуя, что нарисовалась на дни вперед. Теперь, взяв в руки кисть, она будет думать о последнем моменте, когда держала ее, и в памяти всплывет безразличное лицо Скорпиуса и то, как они прервали любое подобие отношений, что было между ними. Наверное, оно и к лучшему. Зачем ей вообще кто-то, кто будет всегда ставить ее на второе место? О чем она думала, строя замки в голове и лелея надежды на долгую весну? Так было и так будет — чистокровки женятся по договору, а потом снимают элитных проституток, умеющих держать рот на замке. Прав был Альбус и права была Алиса, а Лили считала, что умнее всего мира. Она была влюблена. Но это вполне излечимо, правда? Двадцать пятая ступенька подкралась незаметно, и Лили чуть было не полетела вперед к счастливому разбитому носу, но ее придержала сильная рука, а другая выхватила у нее мольберт. — Я помогу, — глухо сказал Скорпиус, и Лили затопала дальше, мечтая оказаться в башне среди друзей и сливочного пива, а не терпеть присутствие этого лживого, манипулирующего... — Я знаю, что ты считаешь меня подонком. Именно. Какой догадливый. Лили фыркнула, пристраивая краски на полку и даже не удосуживаясь закрутить на некоторых крышки. Ей до смерти хотелось покончить с этим, поставить наконец точку. Чтобы все было ясно и понятно, как когда-то давно, в прошлой жизни. — Я понимаю, что ситуация сейчас патовая. Для тебя в особенности. Я видел, в каком состоянии Роза ночами бродит по гостиной старост, и мне жаль, что меня не было рядом, — Лили усмехнулась, — действительно жаль, Поттер. Но я не мог позволить себе подставить тебя. Скорпиус устало опустился на табурет, который театралы использовали, чтобы добавить роста предполагаемому великану. Здесь, внизу, горел лишь один факел и не было окон, а потому его фигура наполовину была окутана мраком. Лили не знала, почему стоит рядом вместо того, чтобы нестись сломя голову в башню. Малфой обладал каким-то магнетизмом, не иначе. Она не могла оставаться тут по доброй воле. — В день помолвки мой отец предупредил меня, что рушить отношения с Забини посредством... измен - не лучшее решение. Тогда я не воспринял его слова всерьез, — Скорпиус втянул в себя воздух, — но в конце каникул в Малфой-мэнор приехал отец Флокс, Блейз. Я был удивлен, когда он сказал, что прибыл ради беседы со мной, а не Драко, а потом все стало ясно, как день. Видишь-ли... — Скорпиус поколебался, — я потерял девственность именно с Флокс. Лили моргнула. Она совсем не ожидала услышать это. Скорпиус, поймав ее взгляд, фыркнул. — Не смотри на меня так. Нам было пятнадцать и это было... интересно. Правда, тогда я не знал о том, что придумал ее пра-пра-прадед по материнской линии, — слизеринец пошарил в карманах и достал оттуда вусмерть затасканный пергамент, который явно был старше, чем та же Карта Мародеров, и протянул его ей. Лили, поколебавшись, развернула его, и, нахмурившись, вчиталась в имена, которые соединялись с другими стрелочками. В самом низу было имя Флокс, соединенное толстой линией со Скорпиусом, от чьего имени шли более мелкие черточки к другим именам, ей знакомым и не очень. Всего их было около десятка, и среди них Лили увидела свое собственное, видневшееся гораздо ярче, чем прочие, а выше - и Розу, и Лолиту Паркинсон, и некую Иви... А потом Лили вспомнила, что в середине пятого курса Скорпиус начал гулять с Иви Блайт, когтевранкой на год старше, у которой было впечатляющее декольте и о которой она слышала от Дерека с Лиамом. Впрочем, это было до злопамятного момента Озарения в Коридоре, а потому она особо не обращала на эти сплетни внимания. Она снова перевела глаза на пергамент, и ее затошнило. — Это что же, получается... — На этой штуке появляются все, с кем я захожу за третью базу, — кивнул Скорпиус, поморщившись, — из-за какой-то дурацкой родовой магии пергамент считает, что, раз я обесчестил Флокс, то являюсь ее чуть ли не мужем, а за мужьями надо следить. В общем, он записывал всех, с кем я спал после Флокс, все это время, и, после появления там имени Аввелион - это вейла из того клуба в Эдинбурге, где я оказался осенью, Блейз не обрадовался, — Скорпиус нервно улыбнулся, — хотя по ее имени вполне ясно, что это не студентка, и он не мог рассчитывать, что я буду хранить целибат до конца своих дней. В общем, это его отчасти успокаивало, хотя Флокс уже была в замке и я, фактически, порочил ее честь. Но вейлы - это несерьезно, да? Даже для Блейза Забини, который честь и лицо семьи ставит выше жизни, похоже. Но дочь Гарри Поттера — это совершенно другое дело. Лили облизнула пересохшие губы и сама не заметила, что сильно сжала жалобно хрустнувший в ее пальцах пергамент. Скорпиус прикрыл глаза, продолжая говорить. — Блейз сказал, что он узнает, если это будет повторяться. Мол, расстояние между именами будет сокращаться, и твое будет становится ярче и ярче. Что он узнает и разорвет деловые отношения с Малфоями, и компания отца окажется по уши в долгах, и я буду виноват. Поэтому я и не мог... не мог встречаться с тобой. — Чушь, — отрезала Лили, все еще держа пергамент. — Ты мог объяснить мне, что случилось, без кувырканий в постели. Скорпиус цокнул языком. — Беда этого пергамента в том, что если ты ткнешь в мое имя палочкой, вот так, — он повторил сказанное ранее действие, и ее имя будто бы мигнуло красным, — то сразу станет понятно, с кем я. — А если ты с теми, кого нет в этом чудном списке? — зачем-то спросила Лили, и Скорпиус пожал плечами. — Я не проверял. Видишь ли, не было времени - он у меня только неделю. Стащил у Блейза Забини сразу после игры. Лили опустила глаза на бумагу, вчитываясь в имена девушек, что когда-либо были со Скорпиусом, провела взглядом по имени Флокс, а затем увидела идущую от ее имени стрелку, что направлялась далеко не к Малфою, и закатила было глаза, но затем выведенное чернилами «Альбус Поттер» заставило ее прерывисто вздохнуть. Не было никакого шанса, что это был другой человек с таким же именем. Никакого шанса, что Скорпиус это не видел. Он явно заметил, куда она смотрит, и фыркнул. — Мы стоим друг друга, да? Лили не знала, что на это сказать, и молча протянула пергамент обратно. — И что теперь? — тихо спросила она, намекая на открывшуюся ей правду об Альбусе и Флокс. Скорпиус неопределенно мотнул головой. — Теперь я, по-видимому, умру, потому что я дал Обет жениться на Флокс в июне, но исполнять его не собираюсь. Лили резко подняла голову. — Что?! — воскликнула она, дернувшись и задев художественные принадлежности, что опасно закачались на полке. Скорпиус улыбнулся так, будто сообщил ей, что выиграл в лотерею. — Я терпеть не могу шантаж и не буду домовым эльфом, что исполняет приказы. И мой отец может пойти в задницу орка, потому что он - кусок дерьма, который считает, что имеет право распоряжаться тем, что ему не принадлежит, — под конец его красивое лицо исказилось, будто он хотел заплакать, но глаза Скорпиуса были сухие и горели огнем бешенства. Он со свистом втянул в себя воздух и продолжил, куда медленнее, но не менее яростно. — Все это время я делал так, как он хочет, потому что считал, что у него просто крыша поехала после... смерти мамы, — Скорпиус сглотнул. — Потому что так или иначе, он мой отец, и мы остались вдвоем, кроме бабушки, конечно, но она сделала единственную мудрую вещь после войны и сбежала во Францию, так что по факту... У нас было издавна принято жениться по приказу, и меня растили с верой в то, что это нормально. Я думал, что иначе быть не может. Лили медленно кивнула, все еще переваривая услышанную до этого фразу и пытаясь понять, какую роль играет во всем этом Драко Малфой. — Моя мать умерла ровно год назад. Скорпиус смотрел на свои ладони, безвольно лежащие на коленях, и его лицо было белым, как бумага. У Лили сжалось сердце, но она так ничего и не сказала, замерев изваянием и слушая низкие перекаты его голоса. — Ровно год назад я смотрел, как ее гроб опускается в могилу, и думал, что от меня ушел единственный родной человек. Драко ведь никогда не был отцом мечты, слишком уязвленный обществом, старающийся пробиться обратно в элиту, больше волнующийся о том, что скажут люди, чем что скажет семья. Мне кажется, ему даже слово такое неизвестно, — Скорпиус усмехнулся. — Недавно я обнаружил, что забыл дома дополнительную литературу для ЖАБА, послал сову, и домовики случайно отправили вместе с учебниками дневник моей матери, затерявшийся в библиотеке. Она редко писала в нем, больше рисовала, как ты, но у нее получалось совсем не так хорошо. Лили захотелось сказать что-то, дать понять, что она слушает, но тут Скорпиус всхлипнул, и она в ужасе окаменела. Она никогда не видела, как плачет Малфой. Никто, наверное, не видел. Но вот они были тут, в подсобке, что казалась почти уютной из-за прилетевших вслед за ними свечек, и Скорпиус издавал звуки животного, которое дерзко подбили пыточным заклинанием, продолжая говорить и отмахиваясь от сердитых слез, что текли по впалым щекам. — Меж страниц было письмо моего отца. Я знал, что не должен читать его, но сделал это из любопытства, потому что на моей памяти Драко никогда не называл маму «напарником», а это и значилось на конверте. Я открыл его, начал читать, поразившись, что Драко способен - или был когда-то способен - испытывать такие чувства, такие эмоции, что были одна на другой и зашкаливали, а потом наткнулся на строчку «Гринграсс смеется так, будто репетирует» и понял, что адресатом была не мама. Им была Гермиона Грейнджер. — Кто? — тупо переспросила Лили, и Скорпиус хохотнул. В эту секунду он походил на помешанного, с красными пятнами на скулах и торчащими во все стороны волосами, в которые он нервно запускал пальцы. — Да-да! Он писал, что хочет бросить все, приехать в «Нору» и забрать ее с собой. Ох, как он это писал! Говорил, что он знает ее отношение к женитьбе и не просит об этом, что ему плевать, если она согласна быть с ним. Что вместе они свернут горы и что она зачахнет в рыжей семье, карабкаясь по карьерной лестнице, — Скорпиус вытер лицо тыльной стороной ладони, — но он, видимо, никогда не отправил это письмо, и его нашла моя мама. В дневнике она написала, что не может ненавидеть Драко за то, что он влюблен в другую, но надеется, что ее сыну хватит смелости пойти по другой стезе и не разбивать невольным решением сразу несколько жизней. Я... Сука, я так его ненавижу! — Малфой в сердцах ударил кулаком стену. — Он заставлял меня делать все, что положено по кодексу, выбрал мне невесту и язвил, когда я говорил, что все это фальшь, а сам просто был трусом, которому не хватило смелости побороться за свое счастье против принципов чистой крови, чтоб ее! — Скорпиус снова, снова и снова колотил стену с глухими ударами и даже не поморщился, когда из разбитых костяшек показалась кровь. Чистая. Лили вяло качнулась и без сил опустилась на пол, — ей показалось, что иначе она просто упадет. Скорпиус посмотрел на нее сверху-вниз, и провел окровавленной рукой по волосам, оставляя на них розовые полоски. — Я поверить в это не мог. Все мое понимание мира враз изменилось, будто я смотрел на отдельные части картины, а потом сделал шаг назад и увидел ее целиком. Мой отец любил маглорожденную, но никогда не набрался храбрости, чтобы сказать ей об этом, а потому проклинал это решение всю последующую жизнь, отравляя существование собственной жене и сыну. Я... — голос Скорпиуса сорвался, и к острому подбородку скатилась новая прозрачная капля, — я принес свои клятвы, как и Флокс. Но ее клятвы будут расторгнуты как только я не исполню свои - двадцать пятого июня. Я никогда не буду, как мой отец, и Флокс не будет страдать из-за моей трусости, я этого не позволю, — он поджал губы и отвернулся, будто внезапно понял, каким видит его Лили, и устыдился. Лили же было плевать. Она вспомнила, как когда-то в коридоре, в приступе ярости и боли, сравнила Скорпиуса с его отцом, и ей захотелось взять свои едкие слова обратно, прямо здесь и сейчас. Но она не стала этого делать. Вместо этого она попыталась встать, схватившись за полку, но та предательски затрещала и обломилась, и банки с краской рухнули вниз, разбиваясь о каменный пол и забрызгивая все вокруг: стены, одежду, лица и волосы. Скорпиус, волосы которого были в розовато-сиреневых росчерках, выглядел ошарашенным — даже его глаза высохли и теперь излучали изумление, а не боль, а Лили, так до конца и не приняв внезапно открывшуюся ей правду, попыталась стереть со лба влажное пятно. — Ты сейчас... — начал Скорпиус, но Лили уже провела рукой по лицу, и он обреченно закончил, — испачкаешься. Они посмотрели друг на друга: испуганные подростки, ввязавшиеся во взрослые игры, в краске и крови, измученные, запутавшиеся и потерянные. Их поколение, говорили, не знает, что такое война и боль. Их поколение, говорили, — надежда на светлое будущее, и их жизни — доказательство того, что добро существует и всегда найдет способ победить мрак. Их поколение должно было размахивать флагом у финишной прямой счастливого будущего, но они дружно потерялись в дороге, сбившись с пути. Семнадцатилетние дети, играющие партию не на жизнь, а на смерть, решающие проблемы, что никогда не должны были их затронуть. Но история циклична. Для каждого найдется радость и боль, иначе не бывает. Иначе и не должно быть. Они смотрели на лица друг друга, в брызгах краски, будто они попали под очень необычный дождь и забыли про заклинание Импервиуса, и уголки губ Скорпиуса дрожали, как в очень плохой комедии. Лили глянула на себя, на свои запачканные джинсы и руки, и нервно усмехнулась. Скорпиус сделал то же самое, и через секунду они уже хохотали, как помешанные. Хохотали до истерики, до икоты и до слез, что оставляли мокрые дорожки на ее щеках, хотя Лили понятия не имела, откуда они там взялись. А потом смех лопнул, как магическая сфера, и Лили всхлипнула. Она взяла его за руку и потянула на себя, и Скорпиус послушно стек на пол, устраиваясь на коленях и прижимаясь к ее лбу своим, шепча, как заведенный: — Лили, Лили, Лили... Лили обняла его за плечи, с силой вонзаясь пальцами в ткань свитера, и уткнулась в малфоевское плечо, прикрывая глаза, чтобы хоть как-то сдержать поток рождающихся в груди рыданий. Это не должно было быть вот так. Малфой не должен был всю жизнь расплачиваться за огрехи отца, он не должен был умирать за них, черт возьми! — Ты должен жениться на Флокс, — прорычала Лили, отрываясь от него, но по-прежнему оставляя синяки у него на коже. — Женись на ней и разведись, в чем проблема? Хоть в тот же день! Скорпиус закатил подозрительно мерцающие глаза. — На свадьбе мы приносим новые Обеты. Сильнее, прочнее и заковыристей, чтобы точно не сбежать. — Ну так не приноси их! — рассердилась Лили. — Поменяйте протокол, договорись с Забини, хочешь, скажем, что я беременна или что-то еще более интересное... Малфой весело хмыкнул. — Плюс от этого будет только один - Драко хватит удар. Протоколы не меняются вот так, Поттер, им сотни лет, и они древнее, чем Мерлин, наверное. И меня никто не будет пытать, Обет убивает безболезненно, и... Лили молча ударила его по лицу. Ей было все равно, что девушки должны давать твердые и хлесткие пощечины, ее удар был поставлен Главным Аврором, а потому Скорпиус теперь держался за нос, из которого хлестала кровь, и проклинал всех Поттеров, вместе взятых. — Эпискеи, — ледяным голосом сказала Лили, направляя палочку ему в лицо, и кровь мигом втянулась обратно, а нос перестал напоминать картофелину. — Никогда. Не смей. Так. Говорить, — членораздельно проговорила она. Скорпиус глянул на нее, как на помешанную. (Возможно, она и была помешанной). — Я только ... — начал он, но Лили яростно наслала на него невербальное Силенцио. — Ты будешь только молчать, Малфой. А то у тебя что ни слово - глупость вылетает, — она была так зла, что кинула палочку не глядя на пол, и схватила его за плечи, — слушай меня. Мне плевать, что там делают под покровом ночи Флокс и Альбус. Мне плевать, если вся школа узнает, что мы делаем под покровом ночи, и меня заклеймят шлюхой или чем-то похлеще. Но ты никогда, никогда, Моргану за волосы, не должен говорить о смерти так, будто это забавное приключение, — она вцепилась в край его свитера. — Смерть случится не с тобой, Малфой. Она случится с другими: с твоим отцом, каким бы придурком он ни был, с твоими друзьями, со мной. Ты хоть представляешь, каково мне будет знать, что я замешана в... Скорпиус округлил глаза и что-то промычал; Лили замотала головой и закусила губу, борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, что появлялась при одной мысли о... Она снова всхлипнула. — Если ты решил доказать, что ты не трус, таким вот образом, то это был наихудший способ, потому что ты просто сбежишь, и оставишь нас разбираться с последствиями твоего решения. Скажи, чем это лучше поступков твоего отца? Это был риторический вопрос, — Скорпиус, показавший было на ее палочку, опустил глаза. Лили прикрыла глаза и нахмурилась, пытаясь сосредоточиться, и сердце бухало в груди так, будто отсчитывало его последние удары. — Это самые простые вещи - поддаться или сдаться. У них даже корень один - дать другим то, что нужно тебе самому. Право выбора. Жизнь. Записи Обетов хранятся в Министерстве и регулируются невыразимцами, и я уверена, что у нас найдется пара знакомых, способных решить этот вопрос максимально выгодно. Только... не надо умирать, хорошо? Лили говорила уверенно, хотя не разбиралась в этом от слова совсем и понятия не имела, как устроена эта древняя и сильная магия. Но она видела, что Малфой колеблется, что он упрям, как она сама, и ей нужно было дать ему то, чего он был лишен — веру. Она взмахнула палочкой, возвращая ему голос, и Скорпиус коротко взглянул на нее, серьезно и будто бы задумчиво. А затем его руки оказались у нее на талии, она — у него на коленях, а его губы — на ее губах, соленых, как слезы. Они вжались друг в друга, будто хотели слиться в одно целое, руки в волосах, пальцы на коже, сбитые в кровь костяшки и дрожащие ресницы. «Не отпускай, не отпускай, не отпускай» — твердила про себя Лили, прижимаясь ближе, — «не отпускай, а то упадет». Скорпиус целовал ее так, будто у него не было времени, и отмеренный ему срок истекал уже завтра. Его пальцы запутались в ее волосах, а губы прошлись по уголку рта и спустились к шее, вырисовывая морозные узоры, и Лили была прямо на нем, но в этот раз уже не боялась. Она изголодалась — по нему, его запаху и вкусу, и это было так неправильно и странно, сейчас, после всего, что они только что излили, целоваться, как ни в чем не бывало. Но нет. Это было честно. Ни тайн, ни недомолвок, ни обид. Лишь опоясавшая их нить судьбы, так прочно вплетенная в магическую вязь Непреложного Обета. Ладони слизеринца скользнули ей под свитер, нашли застежку лифчика и расстегнули его, чтобы пройтись по обнаженному позвоночнику, и Лили изогнулась под прикосновением, запрокидывая голову и облегчая ему доступ к шее. Скорпиус простонал что-то похожее на «сумасшедшие» ей в ключицу и нашел ее губы, очерчивая их своим языком. Лили ответила, и их языки сплылись в тесной жаркости, сражаясь в борьбе, где не было победивших, поскольку они оба были проигравшими. Они продули в партии с чувствами. Они вообще плохо играли в эти игры. Лили никогда не думала, что будет заниматься сексом в подсобке за Большим Залом. Жизнь, видимо, думала так же, поскольку сзади вдруг послышался судорожный вдох и неверящий, полный ледяного ужаса голос: — Лили?! Она замерла, вмиг похолодев и обернувшись, хотя прекрасно знала, кого увидит позади себя. В шоке глядя на них своими огромными глазами, назад пятилась Роза Уизли.Театр теней. Часть 2
8 октября 2021 г. в 17:00
Андре Спиннет, капитан команды Гриффиндора по квиддичу и по совместительству самый милый и терпеливый человек на планете, крепко ударил Хьюго по плечу, так что парень весь перекосился, и браво воскликнул:
— Прибавим шагу!
Лили поймала взгляд Сары и скорчила рожицу.
Они гурьбой шли к трибунам в полном командном составе, потому что, как выразился Спиннет, врага надо было знать в лицо. Точнее, не шли, а бежали трусцой прямо к стадиону, с которого доносились крики и улюлюкания, все взмокшие и проклинающие своего капитана, что отвлекся за завтраком, награждая каждого почетным заданием следить за определенными игроками. Ей, Лили, был дан приказ относительно простой — попытаться разгадать стратегию ловца Когтеврана Рой Рея, и она всей душой надеялась, что комментаторы сделают это за нее.
Окрестности были белыми и лишь слегка отдавали зеленым у кромки Запретного Леса, будто сама природа решила выкраситься в цвет Слизерина, что сегодня был противником когтевранцев и совершенно точно не являлся фаворитом в игре. Лили оглянулась на Хьюго, стянувшего с рыжих кудрей шапку, и тот скосил взгляд на их капитана, после чего деланно закатил глаза. Андре, к счастью, этого не заметил, и, шепча себе что-то под нос, унесся вперед.
Лили остановилась, уперев руки в колени и едва переводя дыхание, пытаясь отдышаться и избавиться от назойливого покалывания в боку. Видит Мерлин, завтракать перед нежданной пробежкой было не самым мудрым решением. Алиса с Сарой тоже остановились, и Джордан, обмахиваясь концом шарфа на подобии веера, застонала.
— Если вы не знали, то я открою вам тайну - я ненавижу Спиннета.
Алиса оперлась на ее плечо, пытаясь вытащить из ботинка забившийся туда снег, и яростно кивнула.
— Совсем чокнулся, аж до несчастного Когтеврана протянул лапы!
— Лучше бы он протянул ноги, — не без намека сказала Лили, выпрямляясь, и Алиса с Сарой хохотнули.
Дойдя до стадиона и забравшись на лестницу, чтобы не быть сметенными непонятно откуда взявшейся толпой студентов, они переглянулись и стали продираться к трибунам, полыхавшим красно-золотым. В принципе, все студенты, за редким исключением, болели за Когтевран, — это сказывалась начавшаяся до каникул агрессия в сторону змеиного факультета, которая сейчас будто бы замерла в своем так и не разгоревшимся на полную пламени войны. Лили тоже болела за орлов — но только по той причине, что Слизерин сейчас лидировал в командном зачете и было бы неплохо, если бы он слегка спустился с пьедестала.
Альбус убил бы ее за такие мысли.
На поле уже выходили команды, сине-бронзовые мантии против серебристо-зеленых. Лили, шустро орудуя локтями, продиралась к своему законному месту рядом с Розой, и Алиса с Сарой спешили вслед за ней, впрочем, Лонгботтом скорее топала, чем просто шла: за десять шагов она умудрилась задавить зазевавшуюся второкурсницу, пихнуть Доменико Забини, который было огрызнулся, но почему-то смолчал, и даже опрокинуть пакет перечных чертиков на каких-то мальчишек. Лили, у которой не было глаз на затылке, о происходящем сообщали раздававшиеся позади нее звуки, правда, едва различимые в гомоне голосов.
Джеймс, теперь не только тренирующий команды, но и судивший игру с воздуха, дунул в свисток, и шум и улюлюканье на трибунах умолкли, и даже флаги играющих факультетов, казалось, стали развеваться не так рьяно, как прежде. Лили коротко глянула в сторону поля, где выстроились команды, и прибавила ходу.
Альбус и Рой тем временем шагнули вперед, встречаясь в крепком рукопожатии.
— Итак, капитаны пожимают друг другу руки - напоминаем, что капитаном Когтеврана в свой последний учебный год выступает Рой Рей, ловец команды! — с комментаторской трибуны раздался звонкий голос одного из братьев Аккерли. — Команду Слизерина возглавляет семикурсник Альбус Поттер, занимающий эту должность первый и, увы, последний год! Что же, будем надеяться, что ему удасться оставить свое имя в истории!
— Думаю, первая игра сезона вполне обеспечила ему пожизненную славу! — подключился второй брат, и Лили показалось, что это был Джаред. — Чего стоило то появление в халате и тапочках, дорогие зрители, надеюсь, вы сделали колдографии!
— У меня есть одна, — склонившись к ней, доверительно сообщила Алиса, и Лили тихо ойкнула, когда подруга отдавила ей пятку. Она нашла взглядом на трибунах маму, сидящую с Розой, а потому видневшуюся издалека благодаря фамильному всполоху волос, и подавила желание помахать обеим рукой. Это было бы чревато шиканьем со стороны недовольных их маршрутом зрителей, следивших за происходящем внизу.
— Итак, игроки седлают метлы и взмывают в воздух. Сегодняшний матч будет судить не кто иной, как Джеймс Поттер, официальный тренер команд. Наступает момент выпуска бладжеров, за ними золотой снитч...
— Напоминаем, снитч стоит сто пятьдесят очков, и в предыдущем столкновении Слизерина с Гриффиндором его поймала Лили Поттер, спасая свою команду от оглушительного разгрома... Посмотрим, какое зрелище нас ожидает сегодня!
Лили фыркнула. «Зрелище».
— Да уж, Джаред, и не забудь сказать, что тренер Поттер вполне может фаворитизировать кому-то одному, ведь сегодня на поле в качестве капитана вышел его брат... Ай! Профессор Хальт, я всего лишь доношу общеизвестные факты!
По трибунам прошлись смешки.
— Итак, квоффл взлетает в небо, свисток... Игра начинается! Квоффл у Макмиллан, бросок Розамунд, она устремляется к кольцам с устрашающей скоростью, мах... Поттер красиво принимает мяч у нижнего кольца и перебрасывает его Россери, она делает обманку, и Макмиллан спотыкается о воздушную яму, и-и-и... Да! Слизерин открывает счет, а вратарь Когтеврана, похоже, считает сов...
— Верно, Шенни! Десять очков в пользу Слизерина, спасибо Веронике Россери, нашей гостье из самых Штатов! О, она смотрит прямо на меня и что-то кричит... Не гостье? Что же, похоже, американцы вливаются в наше общество чаелюбов. Тем временем квоффл снова у Розамунд, и Джаред, мне кажется, или только что промелькнул росчерк бладжера?
Лили интутивно пригнулась. Свист бладжера, казалось, раздался совсем рядом, и прямо на уровне ее глаз Саммер Куиси точным ударом биты направила его в Скорпиуса. Тот перевернулся на метле, сделав мертвую петлю, и бладжер, так никого и не задев, врезался в средний шест слизеринских колец.
— Хорошая попытка, Куинси, но увы, Малфой играет далеко не первый раз! Бладжер отскакивает от шеста и летит прямо в.. ухххх! Это было больно!
— Бладжер попадает прямо в Уэсли Кингсблада, тот не успевает отразить его битой, и мне кажется, у него повреждено плечо!
Джеймс свистнул, показывая тайм-аут, и подлетел к Кингсбладу, который лишь отмахнулся и покрепче вцепился в древко метлы поврежденной рукой, все так же крепко держа биту в здоровой. Джеймс свистнул снова.
— Впрочем, он не покидает поле и продолжает играть, благо, повреждена не действующая рука, и мы все видели, что Кингсблад неплохо летает на метле и без рук! Тем временем, квоффл у Макмиллан, она летит прямо на Поттера и-и-и... В последний момент ныряет под него и попадает в левое кольцо! Десять-десять!
— ВЫ ГДЕ ЗАСТРЯЛИ? — прокричала Роза, но ее голос был как шепот в этом людском море свиста, криков и голосов. Лили обняла маму, сев рядом с ней, а Алиса пихнула Розу бедром, чтобы освободить место для Сары. Шарлотты, равно как и Лиама, в пределах досягаемости видно не было, но оно и понятно, — они не интересовались квиддичем настолько, чтобы посещать матчи, в которых не принимал участия их факультет, и предпочли остаться в опустевшем замке и — внимание — поделать уроки. Дерек же сидел прямо за Розой и перекинул Лили на колени пакетик карамельного попкорна.
— Спиннет, — коротко объяснила Алиса, отбирая у Лили пакет и закидывая пригоршню себе в рот. Андре, обнаруженный Лили на две трибуны ниже, обернулся и одними губами прошептал ей что-то, до ужаса напомнившее слово «стратегия».
— Макмиллан красиво уворачивается от бладжера, посланного Кингсбладом, квоффл у нее в руке, пас Розамунд... Бам! Она врезается в Нэгру Паркинсон, они обе стремительно теряют высоту и... А, нет, выправляются, но квоффл теперь у Паркинсон, передача Россери... Хорошо следить за теми, у кого волосы ярче неба, правда Джаред? Россери пробивает защиту и зарабатывает еще десять очков!
— Отлично играет, — заметила Джинни, откидывая назад длинные рыжие волосы. Она сидела чуть подавшись вперед, замерев в ожидании, и Лили внезапно прониклась к матери острым чувством симпатии. Джинни не кинулась расспрашивать ее про учебу и даже не смотрела на нее сейчас, хотя они не виделись месяц — все ее внимание было сосредоточено на поле. Ткните пальцем в профессионального игрока, пожалуйста.
Лили подавила улыбку и достала из кармана отцовский омнинокль. Он уже был старый и слегка заедал, но Гарри купил его на Чемпионате Мира, и Лили не собиралась менять его на новый и продвинутый. Ей всегда нравились старые вещи.
Она навела омнинокль на поле и сразу же поймала Малфоя, зависшего на метле со скучающим видом. Его глаза рыскали по стадиону, и Лили от души хотела ему посочувствовать (в такую погоду ловить снитч было куда сложнее, солнце бы не высветило вдруг его гладкий бок, да и сливающиеся в одно окрестности тоже счастья не добавляли), но потом вспомнила, что Малфой трус, который не может с ней порвать, а потому носится, как от боггарта, и громко фыркнула.
Счет был уже восемьдесят - тридцать, и Слизерин лидировал с оглушительным успехом. Казалось, что каждое их действие было отрепетировано, так слажено и красиво выглядели игроки в воздухе, и Лили даже задумалась, не гонял ли Джеймс их больше, чем когтевранцев, но быстро откинула эту мысль. Джеймс уже давно не был тем человеком, которого можно было обвинить в предвзятости.
Ей постучали по плечу, и Лили обернулась. Дерек кивнул на поле и, пригнувшись, заговорил:
— Я понимаю, что нам бы хотелось их проигрыша, но Слизерин показывает класс.
Лили так удивилась, что Дерек сам заговорил с ней, не в компании и не потому, что просил что-то передать, что не нашлась ответом, но ему он, как оказалось, и не требовался:
— Альбус наверняка хочет показать, что может, если захочет, быть не хуже Джеймса. Он тоже пойдет в квиддич?
— Не знаю, — Лили нахмурилась. На самом деле она понятия не имела, чем хочет заниматься ее брат после выпуска.
Она знала, что Роза сначала попробует писать для креативных журналов, пока не издаст книгу, которая мигом побьет все рекорды «Бескровных» и принесет кузине немалые гонорары на путешествия и домик где-нибудь в горах, где Роза сможет спокойно марать пергамент кляксами и не спать до рассвета, прописывая персонажей. Малфой совершенно точно не пойдет работать к отцу или в министерство, возможно, отправится в «Гринготтс» или учудит что-то эдакое, пропадет из виду на годы, а потом вернется с профессией и нужной репутацией. А вот Альбус...
— Ловец Когтеврана тем временем резко сменил курс и теперь, похоже несется к заветной цели. Не снитч ли я вижу, Джаред?
— Не уверен, Шэнни, в таком кипише сложно разглядеть, это вполне может быть обманка, чтобы сбить Малфоя со следа... Но нет, посмотрите, там действительно что-то блестит!
Лили резко повернулась и прижала омнинокль к глазам. Рой Рей несся вниз в идеально-вертикальном пике, Скорпиус ринулся ему наперерез... Между ними пролетел бладжер, силой скорости откинул ловцов друг от друга, а когда они вернулись на исходные позиции, снитч уже был потерян.
— Черт! — Джинни раздраженно хлопнула себя по колену. Лили втихаря стащила у оказавшегося рядом зазевавшегося Хьюго шоколадную лягушку, и, разломив ее пополам, протянула матери половину. Джинни взяла, со хрустом откусила лягушачью лапку и, жуя, пожаловалась: — Я забыла, как чудовищно быть зрителем! Когда ты там, то время бежит впереди гиппогрифа, а здесь...
Тут справа раздались шепотки.
— Это же Джинни! Джинни Поттер!
Лили снова дернулась, на этот раз отмечая целую стайку третьекурсников, которые только сейчас поняли, с кем делят трибуну, и теперь возбужденно перешептывались, задевая друг друга локтями. У одной девочки даже яблоко в карамели выпало из рук и покатилось искать приключения прямо под ноги другим студентам. Третьекурсники теперь ощупывали себя на наличие завалявшегося в кармане пергамента, и Лили сочла нужным на них прикрикнуть:
— Автографы продаются по «Пророку», два галлеона штука, доходы направляются в Мунго!
Третьекурсники покраснели, особенно девочки, будто их застукали за чем-то чрезвычайно неприличным, и Джинни, оторвавшись от игры, покачала головой.
— Ну зачем ты так, Лилз, я бы подписала, это не так сложно...
— Нет, — к удивлению Лили, за нее ответила Роза. — Ты на отдыхе, тетя Джинни. У них нет никакого права к тебе лезть.
— Именно, — поддакнул отвлекшийся на секунду от игры Хьюго, после чего ткнул Лили в бок. — Будешь должна мне лягушку.
Лили пообещала купить ему целую коробку в Хогсмиде, и Хьюго, довольный тем, что сорвал куш, стал болтать с друзьями. Игра продолжалась и становилась отчаяннее и свирепее: Джеймс уже два раза назначал пенальти, по одному каждой команде, снитч будто испарили простым Эванеско, загонщики обоих факультетов не скупились на грязные приемы, и Лили была уверена, что большинство игроков после матча прибудет в Крыло вовсе не полюбоваться на молодую ассистентку Помфри, а за заживляющей особо большие синяки мазью. Счет был двести девяносто:сто шестьдесят, и Когтевран могло спасти разве что волшебное появление снитча.
Крохотный золотой мячик вдруг появился из-за трибун, завис прямо перед ее носом, будто издеваясь, и Лили с Джинни на долю секунды метнулись было к нему, а потом переглянулись и рассмеялись, откидываясь назад. В конце их ряда Сара сидела с пустым выражением лица и нет-нет, да поглядывала на трибуну Слизеринцев.
Подумать о том, что это значило, Лили не успела — на этот раз снитч заметили уже те, кому он предназначался, и теперь носились за ним по всему полю. Скорпиус летел, как гончая, взявшая след: Лили даже навела на него окуляры. Лицо Малфоя было бледным, губы сжались в тонкую полоску, а глаза горели, как только может гореть серая и дождливая радужка. Мантия трепалась по ветру и хлестала по щекам висящего на хвосте Малфоя Роя, который никак не мог его обогнать, — ловцы стремительно летели прямо на трибуны, но снижать скорость упорно отказывались. Казалось, что еще чуть-чуть, и они расшибутся всмятку, а от трибун останутся лишь щепки, но у снитча, как оказалось, были на этот счет свои соображения.
Он передумал прямо у носа Джейн Айсвуд, в глазах которой читался благоговейный ужас, и, грациозно сделав сальто-мортале, унесся в противоположном направлении. Скорпиус, в точности повторив траекторию, понесся за ним, но Рой не успел выйти в пике и перелетел через древко вперед, приземляясь прямо на незадачливых слизеринцев. Раздался треск — это Алиса надорвала пакетик волшебных бобов.
Отведя взгляд от образовавшейся кучи-малы, Лили снова намела омнинокль на крохотную фигурку, в мгновение ока оказавшуюся на другом конце поля.
— Итак, пока Рой Рей демонстрирует нам невиданные доселе пируэты, а трибуны факультета Слизерин подсчитывают потери, их ловец практически преследует снитч по всему полю. Кстати, во Всевозможных Вредилках Уизли вы сможете найти съедобные снитчи, которые сделают вас быстрым и весьма изворотливым! Заходите к Уизли!
— Секунда необходимой рекламы, леди и джентельмены, а теперь позвольте напомнить вам счет, пока идет борьба за квоффл, а снитч разминает крылья. Ведет Слизерин, триста:двести десять, момент напряженный. Когтевран остался без ловца, он лежит где-то на трибунах и к нему, несомненно, пробирается мадам Пофри, так что игру закончить сможет только Скорпиус Малфой! Никакого давления!
— Никакого давления, вот уж точно, — Джинни хмыкнула и подперла щеки кулаками. — Если твой парень не поймает снитч, ужинать будем на стадионе.
Лили издала булькающий звук — она только собиралась отпить тыквенного сока, порядком уже подмороженного, и теперь сок пошел не в то горло, да еще и выплеснулся на ее шарф. Она закашлялась, судорожного глотая воздух, и Джинни услужливо похлопала ее по спине.
— Мам! — воскликнула Лили в перерывах между кашлем. — Что ты.. — снова кашель, — говоришь?
— Брось, — Джинни закатила глаза, — вы не больно-то шифровались. И даже если бы я не увидела, как вы целуетесь в моей старой комнате - кстати, я бы даже сказала, что это не самое подходящее место для подобных вещей, если бы однажды сама не затащила туда Гарри, вас бы все равно выдали взгляды.
Лили, пытаясь успокоиться, опять глотнула сока, следя за по-прежнему не достигшем успеха Скорпиусом (серьезно, сколько можно ловить этот несчастный снитч?), и чуть было снова не выплюнула его. С трудом проглотив то, что было у нее во рту, Лили тоненько уточнила:
— Взгляды?
Джинни усмехнулась.
— Да вы глаз друг от друга оторвать не могли.
Лили сглотнула.
— Я ничего не сказала твоему отцу, — поспешно добавила Джинни, убирая пару локонов ей за ухо привычным жестом, — но я не уверена, что вы поступаете мудро. Этот мальчик помолвлен, Лили.
Снова здорово. Будто она сама не знает. Лили закусила губу.
— Тогда, наверное, хорошо, что все кончено, — бросила она, и Джинни тихо охнула, — мы порвали, мам.
Голос подвел ее, и Лили, чтобы не расплакаться, как маленькая девочка, опустила голову матери на плечо. Рука Джинни запуталась в ее волосах, поглаживая по голове, и впервые за всю игру Лили почувствовала, что мать целиком и полностью рядом с ней. От Джинни пахло красками и цветочной пылью, а еще сливочным пивом и корицей. Лили прикрыла глаза, а потом—
— СКОРПИУС МАЛФОЙ ПОЙМАЛ СНИТЧ! СЛИЗЕРИН ПОЛУЧАЕТ ЕЩЕ СТО ПЯТЬДЕСЯТ ОЧКОВ И ВЫИГРЫВАЕТ С КОЛОССАЛЬНЫМ ОТРЫВОМ!
Джинни вскочила, сложив руки рупором и прокричала: «УРА!» вместе с десятками слизеринских болельщиков, задержалась, хлопая и залихватски свистя, после чего плюхнулась обратно и притянула ее к себе.
— Мне жаль, что все так получилось, — сказала она, и Лили смаргивая непрошеные слезинки, пробормотала:
— Мне показалось, что за них ты и болела.
Джинни коротко фыркнула и поцеловала ее в лоб.
— Хочешь-верь, хочешь-нет, а я за свою жизнь точно поняла одно: для того, чтобы поймать снитч, сначала надо хорошенько приложиться о парочку бладжеров.
И тут, будто аккомпанируя ее словам, раздался хруст. Бладжер, который еще не успели запихнуть обратно в его темницу, решил посвоевольничать. Для него, похоже, слов «конец игры» не существовало, а потому, вновь оттолкнувшись от шеста, бладжер полетел прямо в девушку, что сидела к нему вполоборота на метле и громко свистела, засунув два пальца в рот. Лили в ужасе смотрела, как бладжер на полной скорости врезается куда-то в левую лопатку (позвоночник?) Рони Россери, и как она, подозрительно обмякнув, падает с метлы прямо на чистое белое поле, раскинувшееся под ней в смертельных футах.
— С ней все будет в порядке, Джеймс, — вновь и вновь повторяла Джинни, но Джеймса била сильная дрожь и он, признаться, большую часть слов даже не различал.
Поначалу он даже не понял, что произошло: слизеринцы подчистую разбили когтевранцев, и были так рады, что сбились в кучу прямо в воздухе. Рони, крепко сжав метлу бедрами и свесив ноги вниз, оглушительно свистела, и казалась яркой точкой на фоне белой действительности. Джеймс повернулся, чтобы поздравить сияющего как начищенный кубок Ала, и тут по трибунам пронесся громкий «ох». Он оглянулся, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел, как определенно потерявшая сознание Рони падает с метлы.
В первую секунду он застыл от ужаса, а потом бросился вперед, умоляя «Вселенную» развить скорость света, но загонщики Когтеврана успели быстрее него. Саммер Куинси, высокая и широкоплечая девушка, не глядя бросила биту на землю, и теперь надежно поддерживала тело Россери за плечи, в то время как ее напарнику достались колени. Джеймсу это все вдруг напомнило тот день, когда он впервые увидел Рони на отборочных испытаниях и как она тоже свалилась с метлы, но тогда он, по крайней мере, не был виноват. И, что еще важнее, он успел.
Теперь же мать, как заведенная, твердила одно и то же, а Джеймс шел рядом с носилками, что плыли впереди причитающей мадам Помфри, и клял себя на чем свет стоит. Ведь всем, даже первогодкам, прекрасно известно — бладжеры любят калечить людей. Их нельзя держать на поле дольше положенного, и за этим следит судья.
То бишь он, Джеймс. Тот, кому быть судьей, равно как и тренером, явно не стоит.
— Я уверена, что мы справимся с этим, — попыталась ободряюще улыбнуться ему Аврора, но Джеймс даже не посмотрел на нее. Его внимание было приковано к лежащей на носилках девушке, волосы которой отдавали цветом лазурных вод океана. Рони будто спала, вот только Джеймс прекрасно знал, как она спит: подгребая под себя все имеющиеся подушки и одеяла и бормоча что-то очень непонятное. Сейчас же она будто одеревенела, превратившись в сломанную куклу.
— Джеймс! — раздалось сзади, послышались торопливые шаги, и с ним поравнялась Роза, волосы которой были еще больше всклокочены, чем обычно. — Едва пробилась через толпу... Она же в порядке? — Роза замолчала, посмотрев на Рони, и Джеймс внезапно ощутил прилив сил. Роза, самый суровый реалист в их семье, сказала, что Рони в порядке. Почему-то ей Джеймс доверял больше, чем школьным медсестрам.
— Она в отключке, но в Крыле ее быстро залатают, — ответил он, и подавил желание провести рукой по синим прядкам.
Роза выдохнула.
— Вот поэтому я и не играю. Ладно еще квоффл и ворота, но мячи, что созданы для увечий... Бр-р-р! — ее передернуло, и Джеймс усмехнулся.
— Ты просто боишься сесть на метлу.
Роза фыркнула, потупив взгляд.
— Чушь. Я не боюсь сесть на метлу - я боюсь упасть с нее.
Джеймс вновь усмехнулся, все-таки положив руку на край носилок (так ему было спокойнее) и продолжив шагать рядом. Роза теребила кончик гриффиндорского шарфа, будто хотела о чем-то поговорить, но никак не решалась, и Джеймс решил не расспрашивать ее и подождать, что будет. В итоге, когда до главных ворот оставалось около мили, Роза воровато оглянулась: медсестры, напряженно беседуя, шли за носилками, а Джинни явно затормозила, чтобы подождать Альбуса. Где была его сестра, Джеймс понятия не имел, но, если честно, волновало его сейчас нечто иное.
— Джим... — наконец сказала Роза, выдержала паузу, будто слова подбирала, и продолжила, — мне очень не хочется этого говорить, но я, как староста школы, — тут Джеймс закатил глаза, — вынуждена часто общаться с учениками, а Лили постоянно таскает меня в гостиную Гриффиндора, и... пошли слухи.
Джеймс взглянул на нее. Роза была в простой теплой куртке и джинсах, ниже его на добрые полторы головы, и ее рыжие кудри напоминали скребки для мытья посуды, и он впервые заметил, что с сентября в ней что-то изменилось. Он бы не взялся отвечать, что именно, в конце концов, не так часто они общались один на один, но даже держала она себя иначе — как человек, который знает, чего хочет. Такой внимательный взгляд Джеймс, правда, уже видел. На газетных снимках, сопровождавших статьи о министре Грейнджер-Уизли.
— Слухи? — скучающе переспросил он, и Роза так сильно вцепилась в свой шарф, что казалось, она хочет сорвать его с шеи.
— О тебе и Рони. Не смотри на меня так, Джеймс, я прекрасно понимаю, что в Норе вы, уединяясь, не о квиддиче болтали, — Джеймс скривился: о квиддиче они болтали больше, чем о прочем, — но здесь, в Хогвартсе, ты числишься как преподаватель, и пусть Рони совершеннолетняя, это нарушает все мыслимые и немыслимые правила. Если это дойдет до Макгонагалл...
Джеймс едва удержал себя, чтобы не брякнуть «я мотаю срок на птичьих правах, потому что безумцы взрывают города, и я нужен папе здесь, а Маккошке плевать», но в итоге лишь дернул плечом. Розу, впрочем, его ответ не устроил, и она негодующе тряхнула кудрявой головой.
— Я не буду говорить, что секс в стенах замка запрещен, потому что на старших курсах им занимаются чуть ли не все, даже я, пусть и не совсем добровольно поначалу, — она споткнулась, явно вспомнив о своем опыте и о том, кому была им обязана, — но ты числишься в педагогическом составе. Это может повлиять даже на твою карьеру в квиддиче, а Рони из-за скандала могут не принять в... — тут Роза опять споткнулась, сообразив, что болтнула лишнего.
Джеймса ее последние слова, впрочем, заинтересовали.
— Куда принять? — поинтересовался он тихо, когда они вошли в Хогвартс и двинули к больничному отсеку. Роза покраснела.
— Не могу сказать, — зашептала она, — я пообещала, что не скажу.
— Хм, — произнес Джеймс. — Если что, мы не спим вместе, — добавил он после, — просто проводим время.
Роза вздернула брови.
— Ты всем, с кем время проводишь, засовываешь язык в рот в темном коридоре?
Джеймс поперхнулся слюной. Он даже не успел спросить, от кого Роза это услышала, как она уже продолжила:
— Портреты тоже болтают. Чаще всего с призраками, а они те еще сплетники. Ты знал, что Пивз сочинил песенку про студентку, которая прокрадывается каждую ночь к профессору и околдовывает его, чтобы получать высокие баллы на занятиях?
Джеймс оглушенно уставился на девушку.
— Рони не была в моих комнатах с прошлого полугодия, и даже тогда ничего не было! И какие баллы я вообще ставлю, если я тренер?
— Это лишь детали, сочиненные на основе популярных сплетен, — пожала плечами Роза. Они наконец дождались, пока нужная лестница не сменит направление, и молча двинулись гуськом по ступенькам наверх.
Разговор оставил неприятный осадок на душе. Джеймс, на секунду было почувствовавший некое просветление, снова помрачнел — оказывается, злопамятные портреты, над которыми колдуют в темных коридорах, любят мстить. Вот выдрать бы того скульптора из холста, а раму пустить на бревна... Джеймс был уверен, что был аккуратен. Он мог Годриком поклясться. Теперь же выяснялось, что вся школа обсуждала его личную жизнь, а он и не знал. Хорошо хоть, слух пока разросся не настолько, чтобы дойти до ушей других преподавателей, но если его постоянно подпитывать новыми фактами, так непременно и будет.
Джеймс замер в дверях Крыла и проследил, как Рони переложили на больничную койку как есть – в спортивной мантии и ботинках, и как Пофри вернулась из отсека со склянками, и как Аврора колдовала над телом слизеринки, залечивая то, что могла залечить, и как Роза потопталась и спросила, можно ли ей остаться, и ей посоветовали заглянуть после ужина. Он стоял и думал, что причинил этой девочке уже достаточно вреда, и хотел было повернуться и уйти, как его заметила мисс Бруствер.
— Мистер Поттер, не поможете, пока мадам Помфри разводит растопырник? — она произнесла какое-то заклинание, и тело Рони окутал синий туман, быстро раскрасневшийся в районе верхней половины тела. — Перелом шейки лопатки, ушиб, трещина в пятом позвонке... Это ничего, — быстро добавила она, явно увидев, как у Джеймса округлились глаза, — вот если бы был задет позвоночный нерв, нам бы пришлось отправить ее в Мунго. А так и сами справимся, за несколько дней все заживет, если придет в себя и примет зелья, и выпишем к середине недели.
Несмотря на тревогу, Джеймс ухмыльнулся — в понедельник ожидался большой тест по Трансфигурации, в которой Рони была не особо сильна, а потому возможность откосить ей бы понравилась. Впрочем, вряд ли бы ей понравилось проснуться в Крыле, учитывая, что в последний раз она начисто отказалась сюда идти, определенно не забыв предыдущий опыт. Но в прошлый раз она задирала Джеймса, в итоге уговорив его остаться, потянув за рукав мантии. Теперь же он хотел остаться сам, но понимал, как это будет выглядеть со стороны многочисленных сплетников, а потому помог Авроре стянуть с Рони сапоги, носки и мантию, оставив ее в свитере и штанах, запихнул ее под одеяло (в замке было много сквозняков) и вышел прочь.
Замок после игры был навеселе — зрители вовсю обсуждали матч, стекаясь в Большой зал, и Джеймс затерялся среди толпы старшекурсников, расписывающих виражи, выделываемые Малфоем во время поимки снитча. Парочка, шедшая впереди него, удивлялась, почему Малфой ловил несчастный снитч добрую четверть матча. Ах да — Джеймс подавил улыбку. На сегодняшнюю игру он выпустил не школьный снитч, а профессиональный, тот, что был куда быстрее и уворачивался с большей изворотливостью. Ловцам Джеймс, разумеется, об этом тактично решил не сообщать.
Это было не больно по правилам, и к ловцу Когтеврана у Джеймса вообще претензий не было, но вот наблюдать за виражами Малфоя было приятно. Тем более, что слизеринец в итоге снитч-то поймал, так что мог бы собой гордиться. С его техникой его бы приветствовали в «Кенмарских Коршунах» как родного, но Джеймсу что-то подсказывало, что человека с фамилией Малфой они не увидят в составе сборных лиг еще долго. Скорпиус, разумеется, не был виноват в том, что родился с такой фамилией, но он и без того делал много глупостей.
В Большом зале яблоку было негде упасть. Изголодавшиеся после длительной игры болельщики (за окнами уже смеркалось, и в зале горели свечи) набросились на еду, источавшую ароматные запахи. Джеймсу кусок в горло не лез, но он двинулся вперед к своему месту, прямо у всех на виду, чтобы все знали — он здесь и собирается изобразить удовольствие от обеда-ужина. Он не в Крыле со студенткой.
Он почти дошел до середины зала, когда его вдруг ткнули в бедро. Джеймс глянул вниз на наглеца и встретился с голубыми глазами Хьюго Уизли, который сидел в компании Лили, Джинни и явно только что подсевшей с ним Розы, и их четверка полыхала огненным маревом волос, что, казалось, и освещали зал. Разместившиеся рядом с ними ученики с благоговением поглядывали на его мать, но не лезли, видимо, уже выдрессированные Лили, которая терпеть не могла публичные проявления сумасшествия.
Альбус с командой сидели вровень с ними за своим столом, так и не сняв спортивные мантии: лица у них были потные и довольные. Джеймс нахмурился — они даже не спросили, что с Рони и где она, в то время как команда Гриффиндора, случись кому получить травму, толпилась в полном составе у постели больного, пока разъяренная мадам Пофри не вышвыривала их в коридор. Конечно, Рони была новенькой, но ему казалось, что она прекрасно влилась в их общество...
Джеймс сел за свой родной стол, и оказавшаяся напротив него Роза, определенно заметившая, с каким выражением лица он посмотрел на слизеринцев, перегнувшись через блюдо с картошкой в мундире, сообщила, что команда достала ее вопросами о Рони, стоило ей переступить порог, и что Альбус пообещал, что зайдет к ней после ужина.
— Надеюсь, ты перестал себя грызть? — весело поинтересовалась Лили, передавая подругам почечный пирог и нанизывая на вилку толстенькую жареную сардельку. Она откусила от нее сразу чуть ли не половину, и из мяса на тарелку брызнул горячий сок. Лили, все еще жуя, потянулась за чесночной булочкой.
Джеймс подвинул к ней корзинку.
— Ну, отчасти это все равно его вина, — ляпнул Хьюго и громко ойкнул, явно получив под столом пинок - то ли от Лили, то ли от родной тети. Джинни вздохнула. Ее волосы были собраны на макушке в высокий хвост, как и волосы Лили, и казалось, что они сестры, а вовсе не мать и дочь.
— Никто не может предсказать поведение бладжера, — отрезала Лили и пригрозила Хьюго сарделькой. — Никто.
Последние из учеников уселись за свои столы, и директор внезапно поднялась со своего места, коротко взглянув на стол Гриффиндора.
— Пока мы радуемся или расстраиваемся из-за результатов сегодняшнего матча, среди нас присутствует один особенный гость, — Джеймс физически почувствовал направленные на его спину сотни взглядов. — Это Джинни Поттер.
Зал зашептался. Конечно, каждый знал, кем является его мать — она прекрасно была известна и по девичьей фамилии, с которой вступила в основной состав «Гарпий» и держала титул самого результативного охотника три года подряд. Джеймс посмотрел на Макгонагалл, которая будто бы по-доброму усмехнулась каким-то своим мыслям и возобновила речь.
— Думаю, всем прекрасно известно, кем является эта замечательная волшебница. Думаю, она не откажется произнести пару слов в честь своего визита в нашу школу, — директор хлопнула руками, и студенты мигом присоединились: аплодисменты грозили взорвать все окна в этом помещении. Джеймс перевел взгляд на мать, которая выглядела ни капельки не смущенной. Джинни встала, слегка подвинув скамью, и обвела глазами мигом притихший зал.
— Я вам вот что скажу, — начала Джинни и уголок ее губ дернулся, — рука славы, флоббер-червь и лунный камень. Приятного аппетита, — с этими словами она, как ни в чем не бывало, села обратно. Студенты переглянулись и, нагнувшись друг к другу, начали было обсуждать, что только что произошло, но голод все же оказался сильнее, и вскоре тут и там зазвенели столовые приборы и заработали челюсти.
— Они же теперь будут искать в этом тайный смысл и донимать нас вопросами, — простонала Лили, и Джинни весело хохотнула.
— Пусть радуются, что так дешево отделались. Рон бы сейчас развел полемику на полчаса, а Гарри так вообще сбежал бы. Они никогда не умели произносить речи, что не написаны Гермионой на бумажке.
— Зато ты, мам, постигла искусство плетения словес и довела его до совершенства, — съехидничал Джеймс, за что получил уже собственный пинок под столом. Роза же, проглотив кусочек куриной ножки, покачала головой.
— Директор Макгонагал явно хотела, чтобы тетя Джинни успокоила студентов. Учитывая, что пишут сейчас в «Пророке», ее появление было весьма к месту.
Джинни хмыкнула из-за кубка с тыквенным соком.
— Во-первых, пусть лучше ваши одноклассники пытаются понять тайный шифр, скрывающийся за словом «флоббер-червь», а во-вторых, я и так пропустила первый матч Ала как капитана. Я даже видела Блейза Забини на трибунах, и недопустимо, чтобы он был более внимательным родителем.
— Ох уж этот здоровый дух соперничества, — заметила Роза, но Лили в ответ на слова матери понарошку обиделась:
— Так значит, мой первый матч в качестве ловца это так, пустяки?
Джинни потрепала дочь по макушке.
— Да брось, ты же прекрасно знаешь мое мнение — ты пошла в меня, и охотником тебе было бы интереснее, чем ловцом. Ловец все-таки сам по себе, а охотник работает в команде, и...
— Это куда интереснее, — хором закончили Джеймс, Лили и Хьюго, уже слышавшие эту фразу раз тридцать. Роза же промолчала, облизнув губы, и спросила на выдохе:
— Джинни, в Аврорате хоть что-то знают про всю эту обстановку? Или они делают вид? Что говорит дядя Гарри?
— Рози, не здесь! — шикнул на нее Хьюго, и Джинни вздохнула.
— Я пишу все, о чем знаю, в письмах. А знаю я немного — это конфиденциальное расследование министерства, к которому я не имею ни малейшего отношения, в отличие от Гарри и Гермионы, а даже если бы и знала больше, то это было бы опасно рассказывать вам: в письмах, которые могут вскрыть другие люди, или лично, потому что вам захочется действовать. Я ведь тоже была студенткой, и все понимаю.
Джеймс коротко очертил вокруг них Оглохни.
— В «Жиле» одни говорят о якобы призраках утопленников, что крадут людей, другие уверяют, что эти происшествия - дело рук самой Морганы, а Флетчера будто бы волнуют только сделки на серебряные котлы! — он раздраженно приложил салфетку рукой. — От этого действовать как-то не тянет. Конечно, Моргана Ле Фэй восстала из могилы и бродит по лесам - под ручку с самим Мерлином!
Хьюго и Лили хмыкнули, а Роза с Джинни внезапно заинтересовались новой информацией.
— Странно, почему именно Моргана? — Роза даже положила вилку. — Она, конечно, колоритный исторический персонаж, прекрасно подходит для Хэллоуина, — она скосила глаза на Лили, — но она хотела найти секрет вечной молодости, и для этого ей лишь надо допросить Фламеля, а не шататься по свету, наводя хаос и нападая на детей.
— Тем более, — подхватила Джинни, — что Моргана была одиночкой и не набирала поклонников.
Джеймс цокнул языком.
— Мне вполне нравится роль ушей в этой операции, мозгом назначайте кого-то другого, — пошутил он. — Завсегдатаи «Жилы» болтают о женщине, творящей черную магию, и если нам действительно предстоит война с Морганой, то я лучше пойду и спрыгну с Астрономической башни.
Джинни молчала, Лили возила по тарелке картофелину, и лишь Роза с воодушевлением вскочила на ноги.
— Схожу в библиотеку, — пояснила она и была такова, и все четверо понимающе усмехнулись. Обед, так плавно перетекший в ужин, подходил к концу: студенты, предвкушая завтрашний день свободы и спокойствия, растягивались по своим гостиным, Джинни сказала, что ей надо поговорить с Макгонагалл перед тем, как вернуться домой по каминной сети, и отошла к преподавательскому столу, а Лили, коротко взглянув на Джеймса, опустила подбородок, проворчав:
— Она по-любому знает больше, чем рассказывает.
Джеймс не нашелся, что на это ответить, и Лили вскоре отвлекли ее тоже закончившие ужин друзья, так что он встал и, никем не замеченный, отправился в свои комнаты. Он вспомнил о том, что сказала ему Роза: что Рони лелеет надежду куда-то поступить, и осознал, что они ни разу не обсуждали, что будут делать после Хогвартса. Джеймс надеялся, что к концу учебного процесса весь этот политический кошмар закончится, и он сможет вздохнуть полной грудью, но он знать не знал, что будет делать с этой свободой. Оставаться в «Паддлмир» ему не хотелось — он был там каким-то рекламным лицом и не был уверен, что выбор в пользу единственной заинтересованной в нем команды был правильным.
Он завернул за угол и столкнулся нос к носу с Пивзом, который старательно замалевывал дверь кабинета Флитвика канареечно-желтой краской. Увидев в этом возможность отомстить поганому рифмоплету, Джеймс тихонько отлевитировал ведро с краской прямо к макушке полтергейста, после чего грациозно перевернул краску ему на голову. Ведро с лязгом накрыло Пивза, краска залила его лицо и полу-призрачную одежду, он открыл рот, чтобы завопить, но из-за попавшей в рот краски не смог выдавить ничего путного, и в итоге поплыл по коридору, шумно отплевываясь и пытаясь стащить с головы героически державшееся на ней ведро.
Джеймс почувствовал легкое дуновение ветерка — это его пощекотал по щеке крылом небольшой бумажный журавлик. Он отработанным движением ловца схватил оригами и развернул его, прислоняясь к колонне, чтобы прочитать.
В записке, написанной на обороте старого рецепта микстуры от кашля, значилось следующее:
«Ты, Поттер, просто безрогий олень. Немедленно тащи свою задницу обратно, и захвати жратвы».
Сказать нечего - у Рони Россери был стиль. Джеймс мигом узнал ее почерк по наклону письма и витиеватой букве «т», и, пораскинув мозгами, решил, что Пивз не скоро сможет избавиться от краски в дыхательных путях, а в Крыле все портреты были связаны врачебной тайной, а потому болтунами точно не были. Тем более, что девушка там точно голодала.
Рони встретила его, полулежа на кровати с самым ни на что есть надутым видом. Не уверенный, за что именно ему следует извиниться в первую очередь, Джеймс молча пристроил на тумбочку возле ее кровати контейнер с картошкой и сардельками и пару маффинов, отметив, что там уже лежала горсть лакричных конфеток, корзинка с чесночными булочками и даже отменный кусок почечного пирога. Рядом сиротливо валялся не больно свежий номер «Пророка», определенно оставленный каким-то предыдущим пациентом. Рони проследила за его взглядом, направленным на гору еды, и нехотя пояснила:
— Это от Ала и команды. Я подстраховалась на случай, если ты не явишься.
— Ты как? — тихо спросил Джеймс. Дверь в кабинет мадам Помфри была открыта, и было слышно, как медсестры о чем-то говорят. Рони сморщилась.
— Как будто в меня врезался бладжер и я грохнулась с метлы. Они влили в меня унцию Костероста, позвоночник сразу анестезировали, так как тот заживает благодаря сильному заклинанию, но болит эта сволочь, как... — Рони заерзала на подушке. — Мне сказали, ты грыз себя всю дорогу.
— Это уже второй раз, когда ты лежишь в Крыле по моей вине, — заметил Джеймс.
Рони сморщилась.
— Не болтай чепухи, — сказала она и вновь завозилась и воскликнула: — Да кто положил сюда эти тонкие подушки!
— Давай помогу, — Джеймс дал ей слегка отодвинуться и тщательно взбил подушки, как учила когда-то бабушка Молли. — И это никакая не чепуха, — Рони с блаженным вздохом откинулась назад и приподняла брови, — в прошлый раз я оставил тебя у озера, и на тебя напали, и мы, кстати, так и не знаем, кто это был. Потому что я ума не приложу, зачем бы это понадобилось Гринграсс. А сегодня я просто не должен был отвлекаться, если бы не Куинси, ты вообще могла разбиться.
Рони закусила губу и посмотрена вниз, на больничное одеяло, поверх которого лежали ее руки. Ногти были накрашены темно-фиолетовым лаком, и на одном из них сверкала слизеринская S. Ее-то Рони и колупала, нервно и даже не замечая, что из кутикулы начинает идти кровь.
— Я думала об этом, — немного погодя сказала она. — Когда очнулась, и мне показалось, что кто-то повернул мощный маховик времени, и я снова оказалась в октябре. И я тогда вспомнила, что бормотала тогда та девочка, которую мы нашли. Она говорила «пламя». И мы решили, что это ничего не значит.
— Это и не значило ничего, — уверенно сказал Джеймс, присаживаясь на стул у ее кровати. Рони скептически посмотрела на него.
— Люди, когда теряют сознание или умирают, не говорят ерунду, Джеймс. И я начала думать. В этом вашем «Пророке», — Рони кивнула на газету, — много чего пишут, но почему-то самое важное выносят в крохотные заметки, чуть ли не на полях напечатанные. Тут есть небольшая колонка о пропажах среди маглов, которые начались якобы еще летом, но это, мол, так, чтобы место заполнить - не стоит внимания. Уверена, большинство это даже не прочитало. Но мне кажется, тут есть связь. Возможно.
Джеймс склонил голову набок, продолжая слушать. Конечно, ему не больно верилось, что слизеринка нашла дельную зацепку, но ее это, похоже, успокаивало, так что Джеймс не лез. Рони, оставив в покое свой ноготь, принялась теребить одеяло.
— Там пишут, что тот или иной магл пропал там-то и там-то. И их всех объединяет одно - водоемы. Они все пропадают у рек, прудов, озер, канав и прочего. Маглы. А на нас с той девочкой нападают у озера. Да что там, мы находим ее в озере! И она шепчет «пламя».
— И что, ты думаешь, похититель - русалочка Ариэль? — усмехнулся Джеймс. Рони выпучила глаза.
— Кто? — спросила она, и Джеймс вспомнил, что не у всех есть выросший у маглов отец и маглорожденная тетя.
— Магловский персонаж, русалка с рыжими волосами.
Рони нахмурилась и посмотрела на него, как на сумасшедшего.
— У русалок жидкие волосы, которые похожи на водоросли. Они точно не могут быть рыжими. Они страшные. Кэтрин даже дразнила меня «русалкой».
—Эм, — Джеймс почесал затылок, неуверенный, как правильно реагировать. — Это только сказка, и маглы верят, что русалки - это прекрасные девушки с рыбьими хвостами и... ты не страшная.
Рони моргнула.
— Джеймс Поттер сделал мне комплимент? — ехидно спросила она. — Пожалуй, распишу это событие в своем дневнике, — она вздохнула и мигом посерьезнела. — Поттер, я не хочу болтать про грудастых русалок—
— Я ничего не говорил про их грудь! — возмущенно воскликнул Джеймс, и Рони на него шикнула.
— Ты чего орешь? Хочешь, чтобы сюда весь Хогвартс явился? И послушай меня! О чем говорят водоемы, исчезновения и пламя? Что у этого общего?
Джеймс уставился на нее. У Рони горели глаза, казавшиеся огромными на ее маленьком личике, и она казалась такой уверенной в его ответе, в то время как он отчаянно тупил, пытаясь найти его. Секунды ползли медленно, будто нарочно, а Рони сверлила его обжигающим взглядом. Наконец, она не выдержала и шумно втянула в себя воздух.
— Клянусь, если бы моя спина не болела как черти что, я бы тебя стукнула. Инферналы, Джеймс. Они живут в сырых местах, вроде водоемов, они утягивают людей на дно и их можно победить только при помощи Адского Пламени.
Его брови медленно поползли наверх — одновременно с уголками губ.
— Ты шутишь, — улыбнулся Джеймс, но Рони выглядела так, будто ей было совсем не смешно. Он стушевался. — Роро, это звучит слишком... слишком, чтобы быть правдой. Не говоря уже о том, что сила волшебника, создающего этих тварей, должна быть просто колоссальной, а если он контролирует их перемещения по магловским территориям... Даже Волан-де-Морт не делал это. Как ты вообще пришла к такому... эм... выводу?
— Не сама, — неожиданно призналась Рони. — Меня надоумило привидение.
Все чудливее и странноватее. Джеймс переспросил.
— Привидение?
Рони раздраженно шлепнула рукой по собственной коленке, прикрытой одеялом.
— Да, Джеймс. Прекрати смотреть на меня так, будто я упала и ушиблась головой - я упала, но мою голову, если помнишь, удалось спасти! И привидение, надо сказать, было не из приятных - болтало само с собой в туалете, хотя скорее уж ныло, как дитя малое, а под конец вообще начало грохотать сиденьями унитазов и завывать.
— Плакса Миртл, — пояснил Джеймс и махнул рукой, увидев, что Рони заинтересовалась, — потом объясню.
— Ну так вот, эта ваша Миртл сначала жаловалась на свою горькую судьбу, что ее никто не любит, и что даже русалки, которые иногда дарили ей ракушки, теперь часто прячутся в свои дома.
Джеймс подавил зевок.
— Она просто им надела до смерти, вот и все.
Рони, предпочтя его не услышать, продолжила.
— А потом она сказала, что если тени еще раз будут носиться сквозь нее, не обращая внимания, то она покончит с жизнью, — Джеймс буркнул «если найдет способ, то сделает всем одолжение», — и тут я, не выдержав, решила попросить ее заткнуться. Знаешь, что она проорала мне до начала концерта на туалетных крышках? Чтобы тени и тебя преследовали, как ту беловолосую конфетку!
Джеймс резко выпрямился.
— Что?! — громко спросил он. Рони удовлетворенно кивнула.
— Да, теперь ты понимаешь? Она говорит о тенях, и я не вижу никакого другого объяснения, кроме как... ну, инферналов. Конечно, я никак в толк не возьму, почему русалки молчат, если видят их и боятся, но Черное озеро точно надо прочесать! И вовсе не потому, что они станут преследовать меня, как Сакреф, и...
— Миртл говорила не о Сакреф, — проговорил Джеймс, пока мысли носились в его голове, как бешеные. Рони непонимающе взглянула на него.
— Конечно, о ней. Она блондинка, миленькая, и...
— Рони! — оборвал ее Джеймс, сосредоточенно думая и вспоминая. У него в голове так и стоял подслушанный однажды диалог между Альбусом и Скорпиусом. Они были в их доме в Годриковой Впадине и болтали о девчонках, и Альбус признался, что Шон Руквуд потерял девственность с Лолитой Паркинсон, на что Малфой хмыкнул. « — С нашей Конфеткой? — Ее так не называют уже год, Скорп!»
— Миртл всегда в курсе сплетен, они вечно плодятся в туалетах, и она, разумеется, знала, что ее так называют, знала, но как такое вообще может быть, это же не... — думал он, и даже не понимал, что говорит вслух, пока Рони не схватила его за запястье.
— Джеймс, я не понимаю ни слова, ты...
— Она говорила не о Сакреф, Рони, — у Джеймса пересохло во рту от внезапно открывшейся ему истины, — она говорила о Лолите. Лолите Паркинсон.
Рони охнула. Джеймс вскочил со стула, слишком взбудораженный, чтобы сидеть, и начал мерить шагами пространство у кровати. Причина появления за окном слизеринской гостиной оживленного трупа студентки не давала ему покоя неделями. Он ничего не понимал, снова и снова проигрывая увиденное у себя в голове, а у Гарри, которому он все рассказал в подробностях, ответов не нашлось, но он сказал не беспокоиться об этом, и Джеймс запрятал свои волнения в дальний угол сознания. Теперь он, несмотря на догадку Рони, понимал еще меньше.
Это просто не имело смысла — зачем инферналам было пробираться в Черное озеро, где их так легко обнаружить, нападать на трех студенток, но оставлять двух в живых, а потом вдобавок преследовать третью, оживленную черной магией? Инферналам, которые даже не обладают собственной волей?
В ушах шумело. Рони пыталась что-то сказать, что-то, похожее на то, о чем он думал, но Джеймс знал, что ему нужно делать.
— Я... — начал было он, но Рони замахала на него руками.
— Поняла, ты должен написать письмо, — она постаралась улыбнуться, но вышло не очень правдоподобно. — Но не думай, что можешь присвоить себе мой гениальный ум и сообразительность!
Джеймс коротко кивнул (у него просто не было сил придумывать колкий ответ), благодарно клюнул Рони в губы, наплевав на Пивза и Макгонагалл вместе взятых, и поспешил прочь, к своему столу, чернильнице и орлиному перу, подарку Розы на Рождество. Через час их сова Мята, величаво взмахнув крыльями, улетела в сгущавшуюся на горизонте чернильно-черную ночь.