***
— Лили, ты не против, если мы поговорим? — спросила со своего места Роза, и Лили с Хьюго подняли головы. Признаться честно, Хьюго Уизли всегда думал, что был рожден именно для того, чтобы в один прекрасный день нацепить яркий красно-золотой галстук, приобрести толстовку со львом и увериться в том, что смелость — лучшее качество любого человека. Хьюго был, что называется, настоящим Уизли — то есть тем человеком, что рано или поздно своего добивается, и его отец всегда приговаривал, что характером Хьюго пошел в дядюшку Чарли. Бабушка Молли сулила ему будущее старосты и капитана сборной факультета, дедушка Артур с удовольствием рассказывал, как собрать трехколесный велосипед, тетя Джинни показывала, как маневрировать на метле так, чтобы никто и ни за что не сбил, дядя Гарри научил невербальному Экспеллиармусу, когда Хьюго и четырнадцати еще не исполнилось, дядя Джордж поведал обо всех секретных ходах, ибо «так и быть, Карта по наследству досталась этим Поттерам», а мама придиралась к нему куда меньше, чем к Розе, будто понимала, что Хьюго не грозит блестящее академическое будущее. Хьюго любили учителя и однокурсники, потому что он был легким на подъем и не создавал проблем, ибо рано научился их избегать — любыми доступными способами. Хьюго было пятнадцать, и он был гребанным наркошей. Признаться в этом самому себе было как наживую вспороть шрам, но Хьюго смог, и теперь понятия не имел, что ему дальше с этим признанием делать. В его прекрасной золотой семье это не было нормой — быть больным, с явными поломками, старой, скрипящей деталью заводского механизма, которую необходимо заменить, чтобы ничего не барахлило. Его мама была маглорожденной, что сумела стать самым молодым министром, его отец уничтожил крестраж в возрасте семнадцати лет, его тетя была самым результативным охотником «Гарпий», а ее муж, тоже его дядя, вообще был первым лицом магической Британии, героем и далее по списку — став всем перечисленным едва ли по совершеннолетию. Все его многочисленные родственники были видными фигурами в Министерстве, Банке, науке и бизнесе. У них всегда все было «отлично, а у тебя?». Хьюго понятия не имел, как они вообще были реальными. У него всегда все было хорошо — хорошая компания, хорошие оценки, хорошее хобби, хорошая фамилия. Он не знал, куда шла его жизнь, но она точно двигалась куда-то, в хорошем направлении, и Хьюго покорно плыл по течению, умело сглаживая семейные ссоры на пару с отцом и получая люлей от Джеймса за кривой финт Вронского. У Джеймса же тоже всегда все было на мази, он был взрослым, самодостаточным и веселым, и Хьюго смотрел на них с Тэдди и думал — тоже таким буду. А потом все резко стало плохо. Начались столкновения в Лондоне. Потом взрывы. Потом случилась платформа девять и три четверти. Все кругом будто бы отряхнулись, пожали плечами и пошли дальше, и Хьюго так и не решился спросить, как они это сделали. Как справлялись и приходилось ли им вообще с этим справляться, быть может, у них кровь иначе работала, он не знал. Но все — и Роза, и Лили, и Джеймс, и Альбус — всем им было хоть бы хны. Лили и Альбус первым делом занялись школьной постановкой и квиддичем, Джеймс делал все, что делал, с улыбкой, периодически исчезая на пару с Рони Россери, Роза… Его сестра, по обыкновению, нашла утешение в книгах, обиде на всех и вся, вычеркнув из жизни всех, кроме Рони, но Роза всегда была такой. Апатичной. Хьюго понятия не имел, откуда в ней это взялось. Он не закрывался на семь замков и не вдыхал библиотечную пыль. Он закрывался в ванной и вдыхал порошок из корня бюбонтюбера, в народе называемый порошком саламандры — в честь побочного эффекта в виде повышения температуры тела. Первый месяц Хьюго говорил себе, что это на время. Порошок был дорогой, как когти дракона, но Хьюго носил славную фамилию Уизли и дружил со всеми подряд, даже с семикурсниками из Пуффендуя. Они предложили ему разок, по старой дружбе, и Хьюго, который в тот момент не мог спать и жевать еду, вспоминая тела на перроне, крики, кровь и пыль, согласился. В ту ночь он спал как убитый, нервы успокоило на раз, он был на позитиве целых три дня и увидел, наконец, свет в конце туннеля. А потом действие порошка закончилось. Хьюго решил, что еще разок не навредит… И с тех пор говорил себе это каждый раз. Неделю назад у него закончились карманные деньги. Но он знал, что Роза почти не тратит свои. — Давай, — пожала плечами Лили и кивнула на ступеньки, — у меня в комнате? — Да, — согласилась Роза, потрепала его по волосам и последовала за Лили наверх. Хьюго припомнил самый последний пароль от Башни Старост, который он всегда выведывал у сира Николаса — тот не забыл, что на втором курсе Хьюго пришел на призрачный пир в его честь, и с тех пор то и дело бывал весьма полезен, — огляделся и решил улизнуть, пока никто не видит. В конечном итоге, Роза бы точно не углядела пропажу десяти галлеонов, не книжки же ей за такие деньги покупать… Дверь в спальню девочек скрипнула, закрывшись, и Роза огляделась. Она не жила в гриффиндорской башне всего полгода, но казалось, что прошла вечность. Здесь было светло, поняла она, куда светлее, чем в ее новой комнате, выходящей окнами на северную сторону. Холодный камень стен был затянут гобеленом, на котором в лесу паслись оленята — они то и дело поднимали головы и смотрели на нее большими влажными глазами. На подоконнике лежал тяжелый пушистый плед и пара пухлых красно-золотых подушек. Роза с легкостью представила, как по вечерам Лили с подругами забирались на чью-то кровать, пили чай с молоком и шептались, и невольно закусила губу — в свое время Роза жила в спальне с двумя соседками, одна из которых в конце прошлого года решила поучаствовать в программе по обмену и улетела в Салемский институт ведьм, а другая просто была не настолько приятной личностью, чтобы они стали подругами. — Лили, — начала Роза, сжав руки в кулаки, а примостившаяся на подоконник Лили усмехнулась, подобрав под себя ноги. — Роза, ты слишком тиха для человека, недавно наоравшего на всех присутствующих с повелением заткнуться. — Это было важно, — буркнула Роза и тут же вскинулась, — то есть не то, чтобы это не важно… — Роуз, — прервала ее Лили, облизнув губы, — ты опять делаешь это. Роза осеклась. — Делаю что? — спросила она, хмурясь, и Лили покачала головой. — Пытаешься все наладить. Взять свои слова обратно, чтобы были мир, дружба и жвачка. Ты хоть уверена, что действительно хочешь это сделать? — Я знаю, что не должна была называть тебя… гадюкой, — уверенно, пусть и запнувшись, призналась Роза, — и говорить многое из того, что сказала. — Ты веришь в это? — Лили зачесала волосы левой рукой, убирая их с лица. — В то, что — как там было? Что у меня нет другой цели, кроме как пообщаться с каждым человеком в классе, посмеяться над тупой шуткой и красиво пройтись по Большому залу? Что мне все достается просто так? Роза стушевалась. Наверное, год назад, случись у них подобная ссора, она бы взяла свои слова обратно, чтобы все наверняка наладилось. Но эта новая Роза, та, что нашла в себе давно забытый стержень, осмелилась наорать на некоторых по факту незнакомых ей людей, сумела сделать так, чтобы ее по-настоящему услышали… — Верю, — призналась она. Крапивные глаза Лили опасно сузились, и Роза замахала на нее руками, — Лили, я не хочу ссориться, я, вроде как, сама позвала тебя сюда, чтобы сгладить углы, и это все было чересчур, и у меня нервы опять сдали, но… — Тш-ш-ш, — зашипела на нее со своего места Лили, которая успела подоткнуть плед вокруг себя и теперь выглядела, как большая сова в своем гнезде, — ты опять тараторишь, Роуз, ни слова не разберешь. Роза обреченно плюхнулась на ту кровать, что пахла, как Лонгботтом — яблочным сидром, талым снегом и дорогим табаком, и прикрыла глаза. — Я сказала так, чтобы тебя уязвить, но фундамент по сути… Ты — Лили Поттер. На тебя оборачиваются, когда ты идешь по коридору. Твои родители любят тебя не потому, что ты получила табель успеваемости с отличием, а за то, что ты — их дочь. Тебе легко удается заводить друзей, тебя везде принимают, как свою, даже чертов Малфой в тебя влюбился, хотя на дух не переносил, ты мастак в самом популярном спорте, учителя с легкостью прощают тебе огрехи, а если возникает проблема, то ты улыбнешься, и она исчезает. Твои братья скорее умрут, чем позволят кому-то тебя обидеть. Из гнезда раздалось фырканье. — В жизни не слышала большего бреда, но продолжай, мне аж интересно. Роза скрипнула зубами. — Я понимаю, что с твоей перспективы картина может быть и другая, я не знаю. Но я росла с постоянным напоминанием о том, что со мной что-то не так, а все взрослые всегда носились с тобой, как с единственным лучом света в мире тьмы, и это… было тяжело. Я была особенной только для Тэдди, а ты была особенной для всего остального мира. И я правда ценила наше общение, дружбу, но я всегда нуждалась в тебе больше, чем ты во мне, и это бесило. Очень. А потом я узнала про вас со Скорпиусом и, — Роза втянула в себя воздух, — это ощущалось, как предательство. И мне было больно, и я не хотела, чтобы ты возвращалась в мою жизнь. Я была не права. — Почему? — мгновение спустя тихо спросила Лили, и Роза открыла глаза. — Что? — Почему это было предательством? Ну, — Поттер усмехнулась, — за исключением той части, когда я набросилась на тебя за те же действия, которые потом совершила сама. Роза села прямее, прислонилась головой к изголовью и сморщила нос. — Наверное, потому что у меня есть дурная привычка классифицировать людей, как «моих». Например, Рони — она моя подруга и все такое, и когда раньше она встала на твою сторону, это не прибавило тебе очков. У меня было мало друзей, Лил, и мне трудно… делиться. Лили приподняла брови. — Это все еще не объясняет Скорпиуса. — Я была влюблена в него, — ответила Роза, быстро, чтобы не передумать, — когда нам было по тринадцать и мы дружили втроем — я, Альбус и Скорпиус. — Помню, — кивнула Лили, — дедушка Артур еще шутил, что не простит тебе брак с Малфоем. И что произошло? Вы разругались? Роза цокнула языком. — Вовсе нет. Я была глупой. Я решила, что они засмеют меня, если узнают, что я все испорчу, и решила просто отдалиться, пока этого не произошло. Со временем влюбленность прошла, но потом случилась история с Амортенцией, — она вопрошающе взглянула на Лили, и та понятливо кивнула, — и все понеслось по новой. — Мда, — хмыкнула Лили, скрестила ноги по-турецки и посмотрела на нее очень внимательно. — Это, конечно, занимательно, Роуз. Особенно то, что ты видишь меня тем человеком, которого из меня лепят таблоиды. Даже обидно слегка. Подожди, — она тряхнула своей густой гривой, увидев, что Роза открыла рот, — не говори ничего пока, иначе я собьюсь. На секунду Лили замолчала, сосредоточенно колупая красный лак, которым были покрыты ее ногти, будто бы вообще забыв про присутствие Розы, а потом вдруг рассмеялась и закрыла лицо руками. — Честно? Я даже не знаю, с чего начать, — приглушенно раздалось сквозь ее тонкие пальцы, и Лили нервно заправила растрепавшиеся волосы за уши. — Роза, я поверить не могу, что ты веришь, будто мои проблемы решаются взмахом ресниц. Поверь, я не могу принести на урок пустой пергамент и сдать его вместо домашнего задания. Да, что-то мне прощают, я знаю, что не всем дана такая привилегия — но ты тоже могла бы ей пользоваться, просто ты слишком гордая для этого! — Поттер приподняла уголки губ. — И ты не представляешь, сколько шишек мне пришлось словить, чтобы стать — как там? «Мастаком» в квиддиче? Что касается друзей — Рози, ну ради Мерлина, ты действительно думаешь, что у меня их так много? Да половина всех этих людей верит, что я пустоголовая дочка героя без единого таланта! А мои друзья в одно время были так рассержены на слизеринцев, что объявили мне бойкот, решив, что я общаюсь со Скорпиусом! Один из моих друзей был влюблен в меня, а я не могла ответить ему взаимностью, и нас сблизило лишь то, что у него умерла мать! Та самая, что закрыла меня собой тогда на платформе! — Лили сердито взбила плед. — Моего папу в любой момент может прикончить зловещий черный маг, даже летом я вижу его от силы раз в два дня, потому что он пашет, как одержимый, Альбус с Джеймсом сами по себе со своими новыми девушками, ни с одной из которых, кстати, они не могут быть вместе по закону! А человека, которого я люблю, может не стать уже через несколько месяцев, потому что он упрямый осел! Господи, Роза! Ты действительно веришь, что у меня простая, счастливая жизнь? — голос у Лили сорвался, и она отвернулась к окну. — И Ал, и Скорп сейчас Моргана пойми где, и я могу потерять их обоих, а еще Джеймс собирается сунуться в самое пекло, хотя он ни разу не аврор, а папа и так в самой черной дыре из всех черных дыр, и ты понятия не имеешь, как мне все осточертело. Все это. Быть Лили Поттер. Роза промолчала. Если честно, она почему-то никогда не пыталась по-настоящему влезть в шкуру Лили и подумать, что происходило с ее жизнью. Оказывается, весельем и легкостью там и не пахло. — Ты думаешь, что должна постоянно доказывать, что ты не хуже, чем вся наша семья, — вдруг продолжила Лили, и Роза, поймав ее взгляд, стушевалась. Когда у Лили вот так блестели глаза, смотреть в них было опасно, будто плавать в чане с шипучей кислотой. — Я знаю, что Гермиона постоянно что-то от тебя требует, но не думай ни на секунду, что тебя любят только за оценки, Роза. В конечном итоге, в гроб их не возьмешь, правда? И Тэдди не стал бы тебя просить быть крестной, если бы в тебе не было ничего, кроме отличных табелей. Роза резко подняла голову. — Тэдди не стал бы просить что? Губы Лили тронула усмешка. — Возможно, я кое-что подслушала, — она посерьезнела, — Роуз, пойми, ты залезла в свою раковину четыре года назад, убедив себя, что ты — ничто, если не похожа на свою мать, но дело в том, что эту чертову жизнь жить тебе, а не ей. Ты так боишься ошибиться и раниться, что перестала пускать к себе в душу посторонних, и лишь как улитка передвигалась — вперед, но ползком. И ты можешь жить, постоянно оглядываясь на своих родителей и нашу семью, опасаясь не оправдать чужих надежд, а можешь… ну, попробовать найти себя. Ты же умная. У тебя точно получится. — Ты вроде говорила, что у меня до тошноты скучный нрав, — ехидно поддела Роза, и Лили закатила глаза. — Да потому что ты упорно не хочешь показывать обратное! Но если я еще хоть что-то понимаю в этой жизни, а мне хочется верить, что понимаю, то поверь, такой человек, как Рони Россери, в жизни не стал бы держаться скучного книжного червя из библиотеки. Может, ты открылась ей больше, чем всем нам, может, ты просто прячешься за привычной всем маской, но я точно знаю, что она увидела в тебе то, что когда-то увидел наш Тэдди. Я просто… — Лили вздохнула, — надеюсь, что однажды ты перестанешь бояться, и настоящая Роза станет тем человеком, который не будет сравнивать себя с призрачными идеалами и который будет любить и уважать саму себя — ведь это, черт возьми, важнее всего остального. — Я не знаю, смогу ли я просто взять и махнуть рукой на мнение моей мамы, — призналась Роза, — у нее всегда… особый взгляд на вещи. Я думаю, что она хочет, чтобы я была лучше, но порой давит так, что даже дышать тяжело становится. Поэтому я всегда так хотела быть Поттер — дядя Гарри и тетя Джинни такие… простые. — Замечательные, — кивнула Лили, — но это не значит, что мы все бегаем к ним со своими проблемами. На самом деле, иногда получается наоборот. В конце концов, родители у всех разные — возьми того же Скорпиуса, у него не отец, а ад кромешный, и ничего, живут же. — Драко не ад, — глухо пробормотала Роза, и Поттер издала смешок. — Что, прости? — Ну… — Роза покраснела. — В рамках анти-скорпо-терапии я еще осенью набрела на альбом, в котором было колдо молодого Драко Малфоя… и, возможно, чуть-чуть на него засмотрелась. Лили выпучила глаза. — Засмотрелась? На Малфоя-старшего? Он же страшный! — Он не страшный! — возмутилась Роза, и Лили нервно хихикнула. — Ладно, хорошо, не страшный. Но пугающий. Всегда мрачный, в черном, с тростью. Как будто в нем демон живет. Погоди… — Лили осеклась, — я помню этот альбом! Когда я была осенью в твоей комнате, он лежал на твоей кровати, и да, там была эта колдо! — Да все уже в прошлом, — махнула рукой Роза. — Сейчас я понимаю, что это была очередная глупость, но на тот момент… Я была уверена, что еще чуть-чуть, и влюблюсь в него. В колдографию. Звучит, как бред сумасшедшего, да? — она подняла голову и осеклась, потому что у Лили сделалось очень задумчивое лицо. Кузина окинула ее внимательным взглядом и почему-то отвела глаза. — Да. Полный бред, — буркнула она, и Роза нахмурилась. — Лил? Что-то не так? — Все нормально, — отозвалась Лили, прислоняясь к окну, за которым весело капала мартовскими слезами тающая сосулька, — просто удивляюсь, как тебя тянет к семейству Малфоев. Тебе срочно нужен бойфренд, Роуз, а то… — Лили. Лили посмотрела на нее, раздраженно выдохнула и спустила ноги на пол. Накинула плед на плечи. Встала, дошла до занятой Розой кровати и села, выглядя чуть ли не виновато. Роза ничего не понимала. — Чисто теоретически, я не давала обещания это не рассказывать, — пробормотала Лили, закутываясь поплотнее в плед, который цветом напоминал таявший во дворе снег, — но это довольно… шокирующая информация. Тебе вряд ли понравится. — Лили, не тяни шишугу за хвост, — взмолилась Роза, позабыв, что они пришли в башню мириться, а не сплетничать, — ты меня пугаешь. Лили позволила себе секундное промедление и начала рассказ. Получасом позже, вернувшись в гостиную, пребывавшая в странном состоянии оцепенения Роза даже не заметила, что ее брат куда-то пропал. Рони гордилась тем, что всегда знала, когда что-то шло не так. Предчувствия редко обманывали ее, и она давно уяснила простое правило: если чешется левая лодыжка — жди беды. Они с Флокс — львята в змеиной чешуе — все еще сидели в гриффиндорской гостиной, хотя время близилось к обеду, но ни одна из них не могла встать и уйти. Тут были единственные люди в замке, с которыми можно было поговорить о том, что произошло. Даже Доменико ничего не знал, но, как сказала Флокс, он написал ей, что ему что-то шепнула Сара Джордан и он ждет полный рассказ после уроков. Рони казалось, что они все сойдут с ума гораздо раньше, и рассказывать будет попросту некому. Она сидела на подоконнике, наблюдала за тем, как Алиса разносит Флокс в волшебные шахматы, и грызла ногти. Что-то не давало ей покоя. Гостиная Гриффиндора напоминала ей Нору — такой же уютной и плюшевой она была. Никакого приглушенного света и кожи, только потертые диваны, тяжелые гобелены, скрывающие скучные каменные стены, ворсистый ковер на всю башню, чужие инициалы, выцарапанные на столиках, забытые учебники, валяющиеся вперемешку с полосатыми шапками и наушниками, целый карликовый пушистик и аж две слизеринки на все это царство тепла и добра. На стене, в которой располагался подоконник, было нарисовано выцветшее от времени сердечко, в котором примостились буквы «J.P+L.E», но Рони понятия не имела, что это значило. Она вздохнула и оперлась лбом о стекло, вглядываясь в вечно-зеленые верхушки Запретного леса и пытаясь заставить себя поверить, что все будет хорошо. Ее тянуло действовать — за свою относительно недолгую жизнь она приноровилась мчаться на помощь по сигналу и была готова к марш-броску в любую минуту. Когда-то у нее был лишь один друг, и Рони не думала, что заведет новых, но и Альбус, и Скорпиус, умудрились занять место в ее душе, и Рони не была готова к тому, что их попросту вырвут из ее жизни — не самой размеренной и продуманной, но жизни же! Она вздохнула и смежила веки. В чем-то они с Джеймсом были похожи, это точно. «Если это сработает, я пойду за ними. Так надо». Глаза распахнулись. Осененная внезапной мыслью, такой дикой, что было даже смешно, Рони потянулась за спрятанной в кармане Картой Мародеров. Джеймс был в директорском кабинете, больше ему просто негде было быть. Так? — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость. Карта ожила, и Рони торопливо зашуршала листами, выискивая нужное имя. Десять секунд спустя она слетела с подоконника со скоростью «Вселенной», чудом не пропахав носом дивный гриффиндорский ковер, подхватила чью-то мантию с чуждой расцветкой и понеслась вниз по многочисленным лестницам, спрашивая себя, как только умудрилась влюбиться в такого непроходимого идиота, как Джеймс Сириус Поттер. Джеймс сидел под деревом, пустившим корни у самого входа в Арку, и даже не моргнул, когда Рони спрыгнула с его собственной метлы, злая, как сто полтергейстов. Несмотря на то, что на дворе стоял март, в воздухе витали последние намеки на зиму, и так и не привыкшая к суровому шотландскому климату Рони недовольно накинула на голову слетевший за время полета капюшон. — Не подскажешь, при каком раскладе этот план оформился в твоей голове, как потенциально удачный?! — воскликнула она, запрятав руки в карманы. — Джеймс, я понимаю, что тебе кажется, что ты должен всех спасти, но я не знала, что комплекс героя передается по наследству! Это же самоубийство — тащиться туда в гордом одиночестве! О чем ты вообще… Джеймс поднял голову. Его, казалось, ни капельки не волновал тот факт, что он сидит на промерзшей земле в одних джинсах и толстовке, а еще он был бледен, как луна. — Что произошло? — напряженно спросила Рони, нащупав в кармане палочку, и Джеймс неопределенно мотнул головой. — Ничего, — выдавил он, встретился с ней взглядом и закусил губу, отворачиваясь, — по крайней мере, не сейчас. — О чем ты? — Рони присела на корточки, чтобы их лица были на одном уровне, и коснулась ладошкой его щеки. — Джеймс, что такое? Джеймс промолчал. Его глаза странно мерцали в свете этого дня — как две льдинки в бокале дорогого виски. Он смотрел прямо на Арку, причем так, будто та грозила вот-вот обернуться драконом и сжечь его дотла. — Я не ходил на ту сторону три с половиной года, — выдохнул он, облизав пересохшие губы, — потому что когда я был там в последний раз, там… Мерлин, — Джеймс сглотнул, — из-за меня там погиб человек. И столько воды утекло, а я все еще думаю, что я сейчас зайду туда, а там будет его изуродованное тело, хотя моего брата может ждать участь даже хуже, — его голос сорвался, и Рони притянула вихрастую голову к себе, зарываясь пальцами в шоколадные пряди. Поцеловала его в макушку. — Ты никогда не рассказывал мне, — тихо сказала она, и Джеймс опалил дыханием ее щеку. — Это не то, о чем кричат направо и налево. Тот человек оказался там по своей глупости, но я не смог помочь ему, и… Его звали Робин. — Робин, — повторила Рони. — Вы были друзьями? — Нет. Мы со Скамандерами частенько подшучивали над ним, — Джеймс отстранился, — иногда я думаю, было бы все иначе, если бы мы были к нему добрее. Рони поежилась. — Ты не мог знать. Джеймс медленно кивнул. — Ты права. Не мог. Когда все случилось, обстоятельства замяли — ну, ты знаешь, кто мой отец, но я с тех пор не переношу звуки собачьего воя, — он вздрогнул, — Робина… задрали оборотни. А я был там и слышал все. — Господи… — Рони прикрыла глаза. — Джеймс, это… — Все в прошлом, — он попытался улыбнуться, — я прошел месячный курс терапии в специальном месте, и я понимаю, что я не могу обвинять себя в этом, но после этой ночи все те ужасы будто бы снова вернулись, понимаешь? — Джеймс махнул на Арку, — и сам ее вид ввел в меня в состояние, о котором, я думал, я забыл. — Я понимаю, — Рони устало вздохнула, положив руки на колени, — такие приветы из прошлого не бывают безболезненны, да? Когда для всех жизнь идет в своем ритме, а ты внезапно понимаешь, что твою повозку везет фестрал — такое себе напоминание о внутреннем сломе. — Что? — Джеймс вскинул подбородок, и Рони отметила, что на его щеки вернулся здоровый румянец. — Что ты сказала? — А? — отстраненно переспросила Рони, думая о том, что им надо вернуться в замок и по-человечески помолчать в тепле и с чашкой чая в руках, но пальцы Джеймса вдруг плотно обхватили ее запястье. — Ты знаешь, что повозки везут фестралы? — спросил он, и сердце Рони ухнуло вниз. — Как ты можешь это знать, если… Ты их видишь, — Джеймс нахмурился, — почему ты… Рони отдернула руку и резко встала, отряхивая колени. Жар бросился к щекам, и она плотно сжала руки в кулаки, впиваясь отросшими ногтями в плоть. — Нам пора обратно, — отрезала она, и Джеймс тоже встал, но не сдвинулся с места, сверля ее напряженным взглядом. — Роро… — Возможно, прибыл твой отец! Или сама министр! — Рони подняла джеймсовскую метлу. — И я совсем не хочу замерзнуть насмерть, потому что тебе приспичило погеройствовать! — Но… — снова попытался Джеймс, и Рони зажмурилась, чувствуя, как отчаяние и негодование смешиваются под кожей в бурлящий поток, нашептывающий что-то темное, страшное, слишком хорошо знакомое. — Эй, я только пытаюсь помо… — ХВАТИТ! Рони так плотно сжала древко метлы, что оно не треснуло только по какой-то счастливой случайности, и приказала себе дышать так, как учили, глубоко вдыхая и выдыхая. Внутренняя магия, та, что текла по жилам всех волшебников, так и норовила выплеснуться из кончиков пальцев, но Рони давно научилась с этим жить. Теперь ей надо было всего лишь удержать это в узде. Чужие руки накрыли ее, и Джеймс ласково выудил метлу из ее хватки, не глядя отбросив бесценную «Вселенную» в сторону, прямо на землю. Рони внутренне сжалась, пряча глаза и готовясь к расплате, но тут Джеймс обнял ее — тепло и крепко, по-домашнему, будто это не Рони вовсе чуть не смела его неконтролируемым всплеском магии. Она давно не чувствовала такого сильно прилива, и он напугал ее до той степени, что Рони была просто рада, что все обошлось. В последний раз она настолько вышла из себя минувшим сентябрем, когда по ее милости обвалился древний черешчатый дуб — вина тогда пала на колбы из ее сумки, пусть Рони и знала, что настоящий замес спровоцировала она, совершеннолетняя волшебница не в ладах с собственной магической энергией. — Я не должен был спрашивать, — пробормотал Джеймс, — это совсем меня не касается, и я знаю, что в Лаврентиде многое происходило, прости, я не… Рони закусила щеку, чтобы не заплакать. Джеймс, милый добродушный Джеймс первым делом подумал на Лаврентиду, место, в котором столько всего произошло — и смерть вполне могла быть в списке событий. Вот только ее там не было. Смерть в жизни Рони случилась намного раньше, и она пыталась не думать об этом, каждый день и каждый час, и, наверное, преуспела больше, чем верила. Но кто же знал, что именно этот день, наполненный таким количеством разнобоких событий наконец сорвет замок с ящика с ее пыльным прошлым — с этого ящика Пандоры? Джеймс не знал, каким человеком на самом деле была Рони. Никто в этом месте не знал, и Рони это нравилось. — Это произошло не в Лаврентиде, — сказала она, чувствуя, как глаза начинает разъедать соль. Объятия Рони так и не разорвала, потому что не могла вынести сейчас глаз Джеймса — добрых и понимающих, возможно, в последний раз смотрящих на нее, как на человека, а не монстра, которым Рони являлась на самом деле. Джеймс пожал плечами, приглушенно усмехнувшись ей в ухо. — Ты не должна мне ничего объяснять. — Должна, — Рони сглотнула, — ты рассказал мне о Робине, а я должна была рассказать тебе, и давно, еще когда ты спросил, почему мои родители не особо меня жалуют. — Я уверен, я был более аккуратен со словами. — Неважно, — на плечо упала капля, и Рони подняла глаза, уставившись на развесистую еловую лапу, пытаясь заставить слезы вкатиться обратно, — я просто боюсь, что ты никогда не посмотришь на меня, как раньше, когда узнаешь правду. — Что? — Джеймс шагнул назад, но только для того, чтобы положить руки ей на плечи и заглянуть в лицо. — Роро, это звучит, как бред сумасшедшего. Нет такой правды, что заставит меня плохо думать о тебе. — Не считай сов, пока они не прилетели, — грустно заметила Рони, кусая губы и не смея посмотреть на него, — ты не знаешь меня, Джеймс, не знаешь того человека, которым я однажды была, и… — Я знаю тебя, — возразил Джеймс, — если это то, что связано с твоим прошлым, я и не хочу знать, потому что прошлое остается в прошлом, а мы живем здесь и сейчас, разве нет? Первая слеза скатилась по щеке, и Рони сердито вытерла ее рукавом мантии. Мерлин, как же она не хотела плакать. Заводить такой разговор в этом месте и при таких обстоятельствах было безумием, и Рони понимала это, но также знала, что иначе никогда не наберется смелости, и между ней и Джеймсом всегда будет висеть этот барьер, который будет мучить ее, пока не сожрет всю душу, источив до одного оголенного чувства вины, от которого ей некуда будет сбежать. — Именно для того, чтобы мы могли жить здесь и сейчас, я должна рассказать, — Рони шмыгнула носом и достала волшебную палочку. — Ты должен был заметить, что я редко пользуюсь ей. Джеймс вскинул брови. — Ну, ты же больше по зельям, чем по чарам… — Да, — Рони кивнула, — это так. Но это не единственная причина, — она посмотрела на возвышающийся над ними Хогвартс, на мрачные облака и ели, сморгнула влагу с ресниц и продолжила, — моя магия не всегда подчиняется контролю. Это, как говорят не маги, проблемы с генами или как-то так, но с самого детства мне было сложно… регулировать ее. У меня всплесков было, наверное, в десятки раз больше, чем у нормальных детей, — она хмыкнула, — а когда я получила палочку, то долгое время не могла разобраться, как вообще через нее направлять магию. Потом со временем все прошло, я училась в Ильверморни и мне все удавалось. А потом умер мой брат. Рони перевела взгляд на Джеймса, который смотрел на нее, будто видел в первый раз, и не выдержала. Всхлипнула, не в силах больше ковырять старую рану слой за слоем, медленно и мучительно. — Мне так жаль, — тихо сказал Джеймс, находя ее ладони, бережно и аккуратно, словно приручая дикого зверя, — это ужасно. Он все еще выглядел как человек, что не до конца понимает, что происходит, и Рони осознавала, что вся ее речь, все это выступление выглядит смазанно и, возможно, глупо, но ничего не могла с собой поделать. Слова жгли ее изнутри, как наковальня, готовая к ударам молота. — Его звали Винни, — продолжила Рони, не обращая внимания на то, что ее губы давно соленые, как море, — и он умер три года назад. Джеймс прикрыл глаза. — Рони… — Я убила его. 。。。 Его руки в шоке опустились. Рони нашла в себе последние крохи смелости, чтобы посмотреть ему в лицо, но на него падала раздражающая тень, и она не могла прочитать его глаза. — Точнее, не совсем я, а всплеск магии, который вышвырнул его в окно, — мрачно уточнила она, снова вытирая щеки. — Все еще считаешь, что знаешь меня? — Рони… — Я убила собственного брата, потому что взбесилась из-за того, что он не отдавал мне мои сигареты, а я думала, что слишком крутая, чтобы прожить без них хоть день, — Джеймс сделал шаг назад, — с тех пор я вижу фестралов, а мои родители ненавидят меня, мечтая, чтобы в тот день на месте Вина оказалась я. Иногда я и сама об этом мечтаю. Рони отвернулась. Она наивно думала, что когда рассказываешь правду, с плеч падает непосильный груз, но это была неправда. На деле будто вес всего неба обрушился на нее, а Рони не была вовсе никаким атлантом, чтобы выдержать подобное. Ей было семнадцать, и она снова осталась одна — так, как заслуживала, и так, как было задумано. Рони попыталась сдержать очередной никому ненужный всхлип… Ее схватили и резко развернули. Горячие ладони обхватили ее лицо, чужие губы коротко прижались к ее губам, собирая едкую соль и горечь, и лохматый, бледный Джеймс Поттер улыбнулся дрожащими губами, хотя глаза у него самого были на мокром месте. — Спасибо, что рассказала, — прошептал он, напоследок поцеловав в щеку и странно блеснув взглядом. Рони знатно растерялась. — Так ты не… — Что? — Джеймс грустно улыбнулся. — Ненавижу тебя? Боюсь? Роро, — он заправил голубую прядь ей за ухо, — то, что произошло с Винни, не делает из тебя монстра. Конечно, я не ждал, что в твоем прошлом сидит такое капитальное дерьмо, но я вырос на подобном — знаешь, когда темные секреты постоянно раскапывают, чтобы причинить боль или сделать сенсацию. Рони глупо кивнула. — Я… мне надо это переварить, — признался Джеймс чуть погодя, видя явное смятение на ее лице, — ты… ты в порядке? — Ну, за исключением того, что три года назад по моей вине погиб мой брат, а теперь твоего похитила очередная чокнутая, — Рони покачала головой. Они были в эпицентре гигантской цепочки событий, и эти внезапно распахнувшиеся окна в прошлое совершенно точно ничего не решали. Карта, заколдованная Розой, торчала из кармана красной толстовки Джеймса, и Рони внезапно вспомнила, как и зачем они оба оказались так далеко от замка. — Мне жаль, что я вывалила это на тебя сейчас, — сказала она, и Джеймс помотал головой, помассировав виски. — Я уже говорил, что тебе никогда не надо передо мной извиняться. Просто… этого всего много в последнее время, — он нервно хрустнул костяшками, — понятия не имею, как мой отец справляется с такими потоками новой информации. Мы поговорим об этом, — он посмотрел ей в глаза, подчеркнув, — обо всем, что мы тут друг другу рассказали, но… — Сейчас не время, — согласилась Рони, все еще трепеща в ужасе от того, что смогла открыть Джеймсу правду, не веря, что он действительно остался рядом и не отшатнулся от нее, как от зараженной бешенством. Джеймс был прав — им действительно предстоял более долгий разговор. Потом. Они были на поле битвы, а в таких местах дерутся, а не беседуют. Будто подтверждая ее мысли, примостившийся на ветке дерева большой черный ворон важно каркнул. — Я должен пойти, — Джеймс достал карту, — они все еще там, а я все еще тут. И я не имею права и тебя в это втягивать. Рони постаралась взять себя в руки. — Джеймс, возможно, ты забыл об этом из-за поручений твоего отца, но ты — не мракоборец. Ты не можешь идти в Запретный Лес в гордом одиночестве, без подмоги, без команды, не зная достоверно, с чем тебе там предстоит столкнуться! — Там мой брат! — вскинулся Джеймс. — Рони, после того, что ты мне рассказала, ты не можешь утверждать, что поступила бы иначе, если бы могла спасти Винни! — Я бы в ад отправилась, чтобы его спасти! — зло воскликнула Рони. — Но там не только Альбус, там еще Скорпиус, и Гринграсс, и дракл знает что, и я не пущу тебя! Подумай о Лили — ты хоть представляешь, что с ней будет, если оба ее брата погибнут? Джеймс дернулся, словно хотел парировать… и замолчал, опустив глаза и руку, в которой была зажата карта с мигающей на ней зеленой кляксой. — Ты права, — признался он, жмурясь, — но как я могу сидеть, сложа руки, и ждать? Я — Поттер, черт возьми, мы не можем просто быть зрителями! Мой дед участвовал в войне на передовой, мой отец был младше меня, когда пытался уничтожить силы Волан-де-Морта чуть ли не в одиночку, моя кровь не позволяет мне поступать иначе, Рони! Мой папа хотел бы, чтобы я пошел за Альбусом! Рони растерялась, не зная, что вообще можно на это ответить, Джеймс снова уставился в карту, но тут позади раздался шорох, а затем глубокий, низкий голос произнес: — Нет, не хотел бы. Джеймс резко обернулся, и Рони перехватила его руку с зажатой в ней палочкой как раз в тот момент, когда Гарри Поттер скинул с головы темный капюшон и качнул головой — в том самом осуждающем жесте, который делают отцы, узнав, что их дети потерялись в собственных решениях и отчаянно не желают найтись обратно.Рассказы и сказки
9 апреля 2022 г. в 16:58
Рони проснулась от глухих ударов в собственную дверь. Недовольно заерзав в теплом, с таким трудом сооруженном коконе, она потянулась к наручным часам и чуть не застонала. Еще и пяти утра не было! Если нелегкая опять принесла Поттера с его ярым желанием показать ей очередной старый сырой коридор, который интересен разве что тем, что о нем никто не знает, то у Рони для Джеймса были плохие новости — она любила и ценила сон.
Она уже приготовилась выдать яростную тираду, распахивая дверь и недовольно щурясь, но на пороге оказался вовсе не Джеймс, а Забини. Флокс Забини. Выглядела она при этом так, будто ее хорошенько пожевали челюсти самого адского ада и выплюнули обратно.
— Забини, ты чокнулась? — поинтересовалась Рони, и Флокс мотнула головой, глядя на нее с таким холодным ужасом, что беспокойство заворочалось невольно у нее под ложечкой. Рони нахмурилась. — Что произошло? Забини?
— Гринграсс, — выдохнула Флокс, — она… увела их. Скорпиуса и Ала.
Рони моргнула. Единственная знакомая ей Гринграсс лежала в земле, о чем она не преминула сообщить зеленой Забини, и та на секунду посмотрела на нее глазами абсолютно невменяемого человека, после чего зашлась в хохоте. Рони немедля втянула ее в комнату, чтобы та не перебудила весь факультет, но Забини так и продолжала смеяться, утирая слезы с глаз.
— Забини… — неуверенно протянула Рони, когда она сползла по стене на пол, — Флокс, ох Мерлин… Я не хочу этого делать, но мне придется, слышишь? — Забини не обратила на нее и толики внимания, и Рони, присев рядом на колени, без промедления и с чувством хлопнула ее по щеке. Голова Флокс дернулась, смех застыл у нее на губах гипсовым слепком, она сделала глубокий вдох и так и рванулась к двери.
— Они не могли уйти далеко…
— Забини, мать твою! — Рони ловко схватила ее за руку. — Объясни мне, что произошло!
Флокс посмотрела на то место, где пальцы Рони обхватывали ее запястье, и облизнула губы.
— Я не знаю, — прошептала она. — Но Гринграсс — или что-то, что когда-то было Гринграсс, чуть не убило меня сегодня. Она была… похожа на банши, но она говорила, и… Она шла за Альбусом, но у меня из комнаты пахло им, и ее это сбило, или так она сказала, и она собиралась меня прирезать за то, что мы с Алом… и она почти это сделала, но Ал — ты же знаешь, что он слышит мысли? — так вот, я так громко звала его, что он услышал даже из своей комнаты, а там был Скорп, и они… Мерлин! — Флокс закрыла лицо руками. — Я не знаю, что это было за существо, но она закричала как банши, едва только они поймали ее на прицелы палочек, и… ох… И она сказала, что пришла за Алом! И так и быть, не прирежет меня, если он пойдет с ней добровольно, мол, меньше работы, и Скорпиус тоже, и…
Ее голос сорвался, и Флокс всхлипнула, раскачиваясь из стороны в сторону подобно неваляшке. Рони посмотрела на нее, пытаясь понять, как все то, что она говорит, может быть правдой — но оно было, разве нет?
— Тебе это не приснилось? — осторожно поинтересовалась она, и Флокс отняла руки от лица, ткнув в тонкую красную полоску на горле дрожащим пальцем.
— Я не режу себя во сне! — взвизгнула она, и Рони отшатнулась. — Он-на меня в-вырубила, и я понимаю не больше твоего, но ты общаешься с П-поттерами, Рос-сери, так сделай ч-что-то! Свяжись с ними! Они… — Флокс крупно вздрогнула, — уже могут быть сброшены в канаву и убиты!
Рони, не сводя с Флокс взгляда, нащупала на полу волшебную палочку. Флокс проследила за движением безумными глазами, вновь всхлипнула и притянула колени к груди, забормотав что-то, похожее на «релашиорелашиорелашио», но ничего так и не происходило, и Забини взвыла, ударяясь затылком о дверь и упираясь мутными от слез глазами в холодный потолок подземелий. Если бы кто-то сказал Рони прошлым утром, что у Флокс Забини случится истерика на полу ее комнаты, то она бы не поверила. Но что было, то было.
Она встала и подошла к чемодану, одной рукой набирая сообщение Джеймсу, а второй раскапывая заветный футляр с зельями, привезенными еще из дома. Всучив Флокс колбочку с Умиротворяющим бальзамом и проследив за тем, как она опрокинула в себя зелье, Рони нашла в контактах Лили и написала еще и ей, после чего, недолго думая, отправила то же сообщение ее подругам, потому что не знала, кто из них держит уведомления включенными.
Вся эта ситуация и мутный рассказ Флокс были по меньшей мере странными, но если Альбус и Скорпиус действительно были в беде, то нужно было действовать. Если уж чему Рони и научила Лаврентида, так это способности отодвигать вопросы и эмоции и думать головой в критической обстановке. А все, что происходило, именно под это определение и попадало.
Ухнула сова — это пришло сообщение от Джеймса, который, насколько Рони было известно, взял в привычку не включать силенцио-моуд на случай, если произойдет нечто из ряда вон, и его короткое «иду» осело на языке горечью. Рони взглянула на Флокс, которая была живым олицетворением выражения «свет горит, но дома никого» и сидела с пустыми глазами на том же месте, и ее коленки казались острыми, как камни. Рони, вздохнув, села по-турецки рядом, привалившись спиной к кровати и бездумно вертя палочку в руках. Сердце бешено колотилось в груди.
Джеймс каким-то невероятным образом подгадал, в каком темпе оно колотилось, потому что его глухой стук точь-в-точь воспроизвел этот ритм, разрезав тишину клинком. Флокс вскинула голову.
— Что значит, Альбус и Скорпиус пропали? — спросил с порога Джеймс, лохматый, без очков, но в мантии поверх клетчатой пижамы и в неизменных кедах. — И какого хрена по замку вновь бегает Гринграсс? Она же померла?
Рони покачала головой и махнула рукой в сторону Флокс.
— Это она сказала, не я.
Джеймс оглянулся, чертыхнулся и сел рядом с девушкой, положив ладонь ей на плечо, прикрытое кружевной тканью пеньюара.
— Забини, эй, — он потряс ее, — Забини, сейчас не время тупить. Что ты помнишь?
— Ничего, — сдавленно прошептала Флокс и коротко зажмурилась, — это было быстро и страшно, и меня бы тут вообще не было, если бы не Ал. Гринграсс… она сказала, что наконец пришло возмездие, в котором сны становятся кошмарами, и… собиралась перерезать мне горло, но Ал сказал, что пойдет с ней, и-
— Ал что, колдовать разучился? — рявкнул враз побелевший Джеймс, запуская руку в свои вихры. — Что за ебаное геройство?
— Гринграсс вроде как стала банши, — пояснила Рони, и, увидев его глаза, воскликнула, — я сама ничего не понимаю! Гибридом банши! Хер знает!
— Она закричала, — Флокс сглотнула, — а когда банши кричат, ты не то что колдовать, думать не можешь.
— И ее никто не услышал? — Джеймс нахмурился. — Хотя она так вопила?
Флокс ударила ладонью по каменному полу.
— Поттер, ты меня допрашивать будешь или все-таки сделаешь что-то полезное? На моей комнате стоит Муффлиато! Спроси у нее, — она кивнула на Рони, — слышала ли она что-то.
Рони пожала плечами. Еще полчаса назад она спала как мертвая.
— Ничего.
— Так, — Джеймс надавил на переносицу, пытаясь сосредоточиться, — если по Хогвартсу теперь могут разгуливать гибриды банши, то в защите замка серьезные бреши. Если Гринграсс — инфернал, — он встретился глазами с Рони, — то она работает на…
Джеймс осекся. Флокс вскинула брови. Следы истерики медленно бледнели на ее щеках, и в глаза возвращался так хорошо знакомый Рони вызов.
— Работает на?.. — переспросила она, и Джеймс встал на ноги, покачав головой.
— Я должен сообщить папе и Макгонагалл. Рони, — Рони встала следом, и их пальцы коротко соприкоснулись, — ты написала Лили?
— И всей ее комнате, — хмыкнула Рони, — думаю, мне надо пойти к ним, — будто в подтверждение ее словам, палфон снова ухнул, и в воздух взметнулось окошко с сообщением «ЧТО?» от Лили, и Джеймс согласно кивнул.
— Да. Хорошо. И через Розу лучше пройти, ей хоть пароль известен от Гриффиндора… Забини, ты-то куда? — Флокс люто посмотрела на него и поправила лямку пеньюара.
— Я тоже иду к Макгонагалл.
Джеймс скрипнул зубами.
— Ладно. В конце-концов, у нее есть Омут памяти, вдруг что-то понятнее станет, а то пока просто кошмар какой-то… Роро, — он покопался в кармане мантии и достал оттуда уже знакомый Рони пергамент, — вот, хорошо, что я у Лил одолжил. Раз по замку бродят злобные духи, то будет лучше, если это будет у тебя.
Рони взяла Карту Мародеров.
Ей почему-то стало холодно, и она поежилась, морщась от внезапно застучавшихся в голову неприятных воспоминаний. Джеймс бросил на нее странный взгляд, потом на Флокс, после чего, будто послав все к черту, шагнул к ней и коротко поцеловал, блеснув шоколадом глаз. Забини даже не моргнула, будто при ней ежедневно тренеры целовались со студентками, и позволила Джеймсу схватить себя за руку с коротким «нашли время». Дверь скрипнула, и Рони осталась одна.
Первым делом она быстро стянула пижаму и впрыгнула в более практичные джинсы и слизеринский свитер, затолкала палочку в карман, а ноги — в ботинки, и вылезла в мрак подземелья, освещаемый разве что одиноким факелом. В гостиной никогда еще не было так пусто, как в этот предрассветный час — мутная вода озера билась в окна, и помещение казалось зловещим, будто сошедшим с обложки страшной сказки. Камин давно потух, и только тусклый свет бликовал на столах и кожаных диванах, на которых лежали забытые кем-то пергаменты. Рони была уже у выхода, когда вдруг свет трепыхнулся вслед за водами Черного озера, и она увидела их — два следа босых ног на каменных ступенях, отпечатки сырой земли, оставленные здесь кем-то, кому тут не должно было быть.
Гринграсс.
Или труп Гринграсс, — Мерлин, Рони уже сама не знала, чему верить.
— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, — прошептала она, оказавшись в коридоре, и ткнула палочкой в волшебный пергамент. Тени сгущались у нее над головой и за спиной, и Рони отчаянно захотелось не быть одной, вооруженной разве что Картой и сияющим на кончике палочки Люмосом.
Подземелья были пусты, как склеп, и Рони, сверяясь с Картой, поспешила выбраться из-под земли, наверх, туда, где висел туман, стелясь ковровой дорожкой по земле. Утренняя изморозь висела в воздухе, серый, мертвый свет лился в окна, и Хогвартс казался вымершим и голым, как руины. Даже призраков — самых обычных, школьных — не было видно, а картины по всей дороге были пусты и черны, как окна в преисподнюю.
Оказавшись на этаже, Рони скользнула к потайному ходу, который совсем недавно показал ей Джеймс и который сократил бы ее путь раза в два, обогнула угол, на котором стояли пустые рыцарские доспехи, и чуть не закричала, споткнувшись обо что-то в полумраке.
Это было тело.
Свет Люмоса выхватил в круг искореженного человека, на шее которого зияла открытая рана, из которой все еще сочилась кровь, как если бы его укусил вампир, и рядом с телом лежал убийца.
Мордочка миссис Норрис была умыта в красном, а Филч смотрел распахнутыми от ужаса глазами прямо на оцепеневшую Рони. Они оба умерли несколько часов назад и еще даже не успели остыть.
— О боже, — вырвалось у нее, и Рони вслепую отправила Джеймсу короткое сообщение, но даже не стала смотреть, ответил ли он — у Джеймса этой ночью были еще дела. Рони же смотрела на труп старого школьного смотрителя и его любимицы и чувствовала, как невидимые монстры лязгают зубами у нее над ухом. Страх стрелой вошел в сердце. Она давно не видела мертвых.
Подоконник, ярость, вопль
Их нельзя было оставлять вот так, посреди коридора, где любой мог наткнуться на них, и Рони, борясь с удушающими спазмами, отлевитировала обоих к доспеху и накинула на тела Дезиллюминационное и заклинание Сохранности, которое она вычитала еще в Ильверморни на курсе для медиведьм, но которое не думала, что однажды применит. Тела под этим заклинанием застывали в том состоянии, в котором были, не разлагались и не… пахли.
Рони была человеком, который бинтовал и лечил фавнов и людей, а потому она не боялась запаха крови и гнили, но это… Она понадеялась, что Джеймс или Макгонагалл известят Помфри, потому что Рони… Она не могла заниматься этим. Не умела обращаться с мертвыми. Это было слишком.
Она поспешила дальше, причем на такой скорости, будто за ней оборотни гнались. Мимо гобеленов, картин, колонн, — просто куда-то, прочь от смерти. Рони не была готова к такому — теперь стало очевидно, что этой ночью произошло что-то безумное, выходящее за рамки добра и зла, и единственные люди, которые могли рассказать что-то, исчезли, как тени, растворившись во мраке.
«Не смей истерить», — приказала себе Рони, пробираясь по узкому коридору вровень с парой крыс, которых почему-то кот Альбуса никак не мог словить и сожрать. Она сглотнула тяжелый, душащий ее ком и взглянула на Карту — Джеймс и Флокс были в директорском кабинете, а мадам Пофри выходила из Больничного крыла, — и пошла дальше, отплевываясь от паутины и думая о том, что неудивительно, что этим коридором так мало пользовались — приятного в этом месте было мало.
Сосредоточившись на мыслях о ходе и Джеймсе, Рони, освещая себе путь палочкой, протиснулась в узкий ход, который сворачивал на юго-запад, прямо к башне старост, в которой видела третий сон Роза. Палфон разрывался от сообщений Лили, которая, как всегда доказывая, что кровь — это не вода, проявляла свойственную ее братьям непоседливость, или, как это называл на уроках Грин, «шило в заднице». Впрочем, ее можно было понять. Рони на ее месте тоже сходила бы с ума от беспокойства — в конце-концов, Альбус был Лили братом, а Скорпиус… Шут его знает, кем там он ей был.
Рони было известно то же, что и всей школе — отпрыск Малфоев решил разорвать помолвку с Забини после принесения Обетов, наплевав на все последствия и послав в топку родительские надежды, и ходил с такой миной, будто все это давно набило ему оскомину, подсаживался к Лили за стол Гриффиндора и почти перестал заглядывать в гостиную Слизерина. Джеймс морщился и говорил, что то, куда это все повернуло, ему совсем не нравится, но Рони видела, что Джеймс совсем не хотел, чтобы Скорпиус мог быть с Лили за счет вот такой жертвы, пусть и поделать с этим никто из них ничего не мог.
Роза же наотрез отказывалась это обсуждать, сказав только, что знала, что этим все кончится, еще до того, как прознал весь Хогвартс, потому «Лили, очевидно, давно уже пудрила всем мозги, как она любит», а, когда она выяснила, что Рони знала, посмотрела на нее с таким гневом, что Рони волей-неволей вспомнила, что Розе Скорпиус был вроде как небезразличен, и почувствовала себя неловко. Это, конечно, было не ее дело и не ее тайна, но Роза имела право знать. Наверное.
В общем, Роза показательно не разговаривала ни с Лили, ни со Скорпиусом, хотя они оба пытались поговорить с ней, но словили Летучемышиный сглаз и больше не пытались, хотя Лили с завидным упорством строчила Розе письма. Рони, признаться, отчасти понимала поведение Розы, пусть и считала, что та слегка преувеличивает масштабы своей личной трагедии, но не лезла во все эти дела, потому что знала этих людей всего ничего и не чувствовала, что у нее есть на это право.
Они с Розой вместе ходили на занятия и делали уроки в гостиной старост, где Живоглот с равнодушным видом ссал Рони в ботинки, будто протестуя против ее личности, и взял за привычку прыгать ей на плечи со шкафа, как мини-тигр, но, как сказала Роза, он проделывал такое со всеми слизеринцами, поэтому Рони не брала это на свой счет. Иногда в комнатах появлялся Скорпиус, и тогда напряжение можно было обматывать вокруг шеи и вешаться, потому что у Рони к нему не было никаких претензий, кроме той, что тот решил прикончить себя, и Малфой, как ни крути, успел стать ей каким-никаким, а другом. Но Роза тоже была ее подругой, и это делало все сложнее в два раза.
Порой Рони думала, что ей надо было собрать вещи и свалить из этого хаоса, как только ей стукнуло семнадцать, но без Биспо валить было попросту некуда, а родители, кажется, все-таки решили поставить на ней окончательную жирную точку.
Рони даже не могла их винить, но все равно, когда видела, как ее сокурсники открывают письма и посылки из дома, ей становилось не по себе, душно и гадко, завистно. В такие дни она просила Джеймса показать ей очередной секрет Хогвартса, о котором она до этого не подозревала, и Джеймс чаще всего соглашался.
Джеймс…
Оказался совсем не тем человеком, которого рисовала себе Рони в далеком сентябре.
Она поняла это уже давно, но с тех пор, как в их общение прочно вошли поцелуи, все изменилось вновь, и Рони категорически не хотела ничего менять. У нее впервые за годы был человек, который мог одним объятием вытянуть из души надсадную боль.
После возвращения в Хогвартс и эпичного падения после матча, Рони долго и со вкусом отчитывала его, лежа в ненавистной койке в ненавистном Крыле, а потом слушала, понимая, что да — они стали неосторожными и заигрались. Тогда-то Джеймс и сказал, что дальше так продолжаться не может, и если они не хотят, чтобы весь Хогвартс судачил об их отношениях, то надо сделать так, чтобы говорить было не о чем. Рони тогда решила, что Джеймс решил прервать то, что между ними начиналось, и чуть не стукнула его, но Поттер, как оказалось, думал наперед.
— Есть места, о которых никто не знает, где мы сможем быть… ну, вместе, — он стушевался. — Мы всегда можем пойти по следам Мародеров.
— Мародеров? — прищурилась Рони, игнорируя боль во всей спине. — Ты называл меня так иногда. Мародеркой. Что… — Джеймс улыбнулся.
— Давай ты вылезешь из этой койки, и я тебе все расскажу, Роро. О’кей?
И он рассказал, затащив ее как-то вечером в Выручай-комнату. Показал Рони Карту, которая до ужаса напомнила ей другую, не движущуюся, ту, что ей дал Малфой еще в сентябре, которую она прямо сейчас держала в потеющих руках, потыкал в секретные ходы из замка, включая тот, который вел в «Сладкое Королевство» и который был Рони уже знаком, после чего широко улыбнулся.
— Я понял, что ты такая же, как они, — он кивнул на Карту, и Рони так мучительно не хотелось его разубеждать, что она не стала. Джеймс почему-то верил, что Рони похожа на него, но она не была, потому что Рони была куда хуже, чем он думал, но она не рассказывала ему о том, что привело ее в Хогвартс — не по-настоящему, а потому он не мог этого знать.
На Валентинов день Джеймс, совершенно по-дурацки улыбаясь, выманил ее из замка прямо к Гремучей Иве, провел ее по сырому ходу, а потом с ухмылкой ткнул палочкой в стену, в которой образовалась дверь, и они очутились в «Портале», пропитанном запахами изысканной еды. Уже знакомая Рони Виктуар Люпин (в девичестве Уизли), беременная, розовощекая и улыбающаяся, отвела их в приватную секцию и сходу подала им чай из анемоны. Только тогда Рони сообразила, что это, как бы, свидание, а она в рваных джинсах, старом кардигане и с полным ужасом на голове. Джеймс же вел себя так, будто ему было наплевать на ее внешний вид, и они провели замечательные часы в тепле, наедине друг с другом и отменной едой.
Там же Джеймс рассказал ей про тех, кому Карта была обязана своим существованием, тех, в честь кого его назвали.
— Джеймс Сириус Поттер, — протянул он тогда и весело фыркнул, — мне кажется, Макгонагалл осталась на посту только из дани уважения к Хогвартсу, потому что сама подумай — меня назвали в честь двух величайших шутников Хогвартса, во мне течет кровь Поттеров и Уизли, мои дядюшки были вторыми дебоширами после Мародеров, а вырос я на рассказах всей моей огромной семьи об их подвигах. Да и еще мне достались Карта и Мантия.
— Мантия? — переспросила Рони, и Джеймс махнул рукой.
— Невидимка, семейное наследие, она типа первая, Игнатуса Певерелла.
Рони поперхнулась бургером с мясом гриндилоу и морскими водорослями в остром соусе. Джеймс хмыкнул.
— Сюрприз.
— Ты — наследник Певереллов? — спросила она, не до конца доверяя своим ушам, и Джеймс только отмахнулся.
— Фигня это все, Роро, Лили и Ал вон тоже наследники, и уверяю, мы никакие не особенные.
Это было весьма спорное утверждение.
Во-первых, насколько Рони могла судить, Поттеры — все до единого — были очень сильными волшебниками, и их кровь, несмотря на то, что не была вычищенной до последнего колена, была живой, не застоявшейся, волшебной. Она была на платформе, когда Джеймс и Альбус стояли спина к спине и разбрасывали заклинания ничуть не хуже, чем их знаменитый отец. А еще Рони догадывалась, что Лили братьям вряд ли уступает — не с такими генами.
Во-вторых, любое наследие волшебной крови просто так в пропасть никто не кидал — а вот Поттеры, кажется, даже не вспоминали о нем, хотя были прямыми наследниками одного из трех легендарных волшебников Средневековья. Рони даже прикинула, как счастлива была бы ее семья, будь у них возможность хвалиться такой родословной, и ее чуть не переклинило прямо там, на ее первом свидании с Джеймсом Поттером.
И в-третьих… Джеймс был особенным, пусть и утверждал обратное. Рони знала, что это так.
Она поднялась по короткой крученой лестнице и отодвинула в сторону гобелен, прикрывающий секретную нишу, жуя губу и то и дело посматривая на Карту, но кругом не было ни единой души. Замок спал. Замок не знал, что в его стены пришла напасть. Против воли перед глазами заплясали видения трупов Филча и его кошки, и Рони сглотнула вязкую слюну, умоляя себя не думать об этом, но помогло ей это мало. Теперь память услужливо толкала на поверхность то, от чего Рони пыталась сбежать несколько лет, и ей это почти удалось.
— Немедленно верни мне это!
— Нет! Мама говорит, что это вредит тебе! Рони, ты должна прекратить!
— Да ладно? А то что? Нажалуешься?
Она тряхнула головой. Не время было раскисать и погружаться в пучину воспоминаний, для которых уже и без того было достаточно триггеров. Рони нырнула в сумрак коридора и понадеялась, что ни Малфой, ни Роза, еще не успели сменить пароль от своей башни. И шепнула в тишину:
— Кровь единорога.
— Мерлин, это просто невозможно! — Лили вскочила с кресла и в который раз начала мерить шагами гостиную. — Сколько можно сидеть в директорской башне? Хоть слово бы написал!
— Наверное, они смотрят в Омуте воспоминания или что-то в этом духе, — предположила Рони, которая сидела на потертом плюшевом диванчике, но ее колено мелко тряслось, а глаза напряженно вглядывались в Карту Мародеров, будто слизеринка ожидала, что та раскроет ей все тайны вселенной.
Хьюго молчал. Он расположился на полу прямо перед играющим бликами пламени камином и напряженно жег чужие черновики, наблюдая за тем, как огонь быстро и безжалостно пожирает пергаментные листы. На нем были длинные носки с крошками-метлами и почему-то шапка, из-под которой торчали его темно-рыжие кудри. Роза никогда не видела своего брата таким молчаливым.
Занятия начались около часа назад, но никто из них не пошел на них. Лили с Хьюго вытолкали своих друзей из гостиной, приговаривая, что Фария им всем головы оторвет, если они массово прогуляют, пусть сейчас и были заботы поважнее, чем учеба. Одна лишь Алиса осталась, упрямо тряхнув головой и заявив, что ей никто ничего не сделает, и она вообще, фактически, член семьи — Джинни Поттер была ее крестной — и никуда не пошла. Ну, разве что на кухню, чтобы раздобыть им всем немного еды, хотя никому кусок в горло не лез.
Послышался голос Полной Дамы, и проход раскрылся, пропуская в гостиную черноволосого Тэда, к которому без промедления кинулась с вопросами Лили.
— Ну что?
Тэдди со вздохом стянул с шеи пуффендуйский шарф и упал в кресло, на миг прикрыв глаза.
— Я ничего не знаю, Лил. Примчался, как только получил сообщение от Гарри, он попросил меня присмотреть за вами, — серо-зеленые глаза обвели взглядом присутствующих, и Тэдди усмехнулся, заметив Рони. — Мисс Россери. Доброе утро.
— Не очень доброе, — отозвалась из своего угла Рони, и Тэдди поджал губы, кивнув.
— Значит, они смогли доставить папе сообщение? Он скоро будет здесь? Они знают, где искать? Что…
— Лили, — слегка раздраженно перебил ее Тэд, — я сказал, что ничего не знаю.
Лили шумно выдохнула и отошла к окну, с такой силой сжав пальцы на подоконнике, что у нее даже костяшки побелели. Сумрачное солнце освещало половину нагорья, на котором стоял Хогвартс, все остальное полотно местности же было плотно укутано тучами, из-за чего играющий на контрастах свет неба казался каким-то потусторонним и зловещим. В воздухе так и витало ощущение, что что-то вот-вот должно произойти.
Роза прикрыла глаза. С тех пор, как Рони выдернула ее из сна, скрутившийся в тугой узел в животе страх не желал отступать, и ладони потели, и ее тошнило, и все внутренности так и трясло мелкой противной дрожью. Роза даже представить боялась, что будет, если с Альбусом или Скорпусом что-то…
Нет.
«Все будет хорошо», — пообещала самой себе Роза и встретила взгляд Тэдди, мрачный и острый.
— Все будет хорошо, — попытался улыбнуться он, и Роза дернула краешком губ в ответ, тут же вернувшись к плетению косички из кисточки пледа — ей было просто необходимо занять чем-то руки, чтобы не сойти с ума. Лили, что-то пробурчав себе под нос, вернулась к дивану и легла, прикрывая глаза, водрузив голову Рони на колени.
— Бред, — бросила она в воздух, словно никому, а будто бы и всем разом. — Просто бред.
Роза не могла с ней не согласиться. Все казалось таким… сюрреалистичным. Даже здравая часть ее сознания кричала, что это все — какая-то выдумка очень злых фантазеров. Рони в который раз зашелестела страницами Карты, держа ее прямо над головой Лили.
— Да сколько можно? — не выдержал Хьюго, бросив на нее недовольный взгляд, и Рони молча пожала плечами, но пергамент отложила, занявшись длинными прядками распущенных волос Лили. Воцарилась тягучая и липкая тишина, обволакивающая стены, потолок и даже их самих.
Хьюго отправил в топку очередной черновик и мутным взглядом проследил за тем, как выведенное корявым почерком эссе по применению алихоции в зельеварении растворяется в огне, оседая порохом на каминной решетке. Роза сердито доплела косичку пледу и уставилась в потолок. Под кожей так и чесались вены — от раздражения, злости, страха и усталости.
Она ненавидела так себя чувствовать. Абсолютно беспомощной.
— Лил, — вдруг подал голос Тэдди, и Лили открыла глаза. Их зелень оказалась такой яркой, что можно было бы подумать, что они у нее стеклянные. — Ты уверена, что нет никакого способа, чтобы связаться со Скорпиусом?
Лили раздраженно выдохнула.
— Ты думаешь, если бы я знала способ, я бы им не воспользовалась? Тэдди, пропал мой парень и мой брат, поверь, будь у меня возможность, я бы их из-под земли откопала!
Роза фыркнула.
— Благодаря Малфою, у тебя скоро появится такая возможность.
Сказала — и сама себя прокляла. Это был слишком уж черный юмор, который был совершенно не к месту, что бы там Роза себе не чувствовала. Она уже открыла было рот, чтобы забрать свои слова назад, но Лили успела до нее: даже не села, так и продолжила лежать на коленях застывшей Рони, только глаза ее странно блеснули. Как у почуявшей кровь акулы.
— Пять баллов за отменный сарказм, — холодно усмехнулась Лили, не сводя с нее взгляда, — приятно знать, что даже в такой чудный день, как этот, ты не забудешь про свои дурацкие обиды и продолжишь тыкать меня в них носом, — она приподнялась на локте, — только знаешь что? Иди ты нахер, Роза.
Роза опешила. Лили никогда так с ней не говорила — да она ни с кем так не говорила! Ей мог кто-то не нравится, она могла язвить, но… Все оказавшиеся в это утро в гостиной Гриффиндора люди на миг стали деревянными пешками на шахматной доске, посреди которой стояли они, двоюродные сестры и подруги.
— Я… — Роза запнулась, а Лили ядовито прищурилась.
— Да, ты. Что — ты? Обиделась, что я не сказала тебе, что мы со Скорпиусом встречаемся? Ну извини, Роза, прости меня, что я такая сволочь, прости, что не дотягиваю до твоего королевского помоста, что мои устные и письменные извинения не доходят до твоих царских ног! Как ты там сказала? — Лили шутливо наморщила лоб. — «В жизни не встречала более лицемерной гадюки, чем ты», так ведь? Так вот — мне надоело перед тобой ползать и чувствовать себя вечно-виноватой. Мне похер. Хоть слюной изойдись. Меня сейчас больше волнует, чтобы мои родные были живы, — она легла обратно, — хотя тебе, очевидно, на это плевать.
— Как ты смеешь? — Роза задохнулась, но тут вмешалась Рони. Она почему-то не сталкивала со своих коленей голову Лили, будто так и надо было, и это царапало Розу до самой глубины ее эгоистичного сердца — потому что Рони была ее подругой, а не подругой Лили, и должна была быть на ее стороне. Но вместо этого Рони предпочитала сидеть с Лили, встречаться с Джеймсом и шутить с Альбусом. Потому что Поттеры были умнее, добрее и забавнее, и Роза давно не испытывала такой черной зависти, как сейчас.
— Роуз, эти ваши терки сейчас правда не к месту, Лили права, — покачала Рони головой, пока Хьюго и Тэд наблюдали за разворачивающейся в гостиной Гриффиндора драмой с настороженными лицами. Лили фыркнула.
— Конечно, я права.
Роза вскочила на ноги. Внутри нее вдруг полыхнуло поистине Адское пламя, и руки самопроизвольно сжались в кулаки.
— Ох уж это вечно-правая Лили Поттер, — слащаво пропела она, и ей стало мерзкобольногадкострашно, — как только Земля крутится, когда она молчит, вот уж тайна, — Роза скривилась. — Ты действительно думаешь, что мне все равно, да, Лили? Потому что я не скачу от окна и обратно каждые пятнадцать минут? Или потому что я больше не трахаюсь с твоим парнем, хотя ты сама отговаривала меня от этого в сентябре? Поразительно, насколько жалкой ты становишься, когда что-то идет не по твоему плану!
Лили вмиг взвилась на месте — растрепанная, яростная. В ее руке была зажата волшебная палочка.
— Жалкая? — истерично хохотнула она. — Что, правда? Вы только посмотрите, кто говорит! Восемнадцатилетняя Роза Уизли, что ведет себя так, будто ей все еще пять, постоянно ноет и грустит, что у нее нет друзей, винит в этом кого угодно, только не свой унылый и до тошноты скучный нрав, а найдя человека, согласного ее терпеть, цепляется к нему, как вампир, высасывая всю энергию до капли! — Лили развела руки в стороны. — Ты, Роза, постоянно ведешь себя, как никем не понятая и обделенная жизнью, оправдываешь этим все свои ошибки и недостатки, вместо того, чтобы реально попытаться что-то с ними делать! Тьфу, смотреть противно!
— Девочки… — протянул Хьюго, но они обе не обратили на него ни малейшего внимания.
— О да, потому что для Лили Поттер нет цели благороднее, чем пообщаться с каждым человеком в классе, посмеяться над тупой шуткой и красиво пройтись по Большому залу! Ты живешь в иллюзии, — Роза уязвленно фыркнула, — потому что тебе все достается ни за что, стоит только глазками хлопнуть. Ты жалкая. И слабая.
Лили вскинула подбородок.
И вдруг резко взмахнула палочкой, с горящими гневом глазами направляя ее на Розу.
— Ступефай! — прорычала она, и Роза вдруг поняла, что ее собственная палочка осталась в подушках кресла, и увернулась, присев и потянувшись к родному древку. Заклинание Лили просвистело над ее головой и врезалось в древний гобелен.
— Эверте Статум! — не осталась она в долгу, и Лили смахнула его прочь простым Протего, будто ей это не стоило никаких усилий. Как всегда.
— А ну хватит! — между ними резко возник Тэдди, и они замерли, тяжело дышащие, готовые к бою львицы. — Вы чего тут устроили?
— Лили неймется, — буркнула Роза, и Лили открыла рот, чтобы выдать что-то крайне язвительное, но тут Рони, наконец, перегорела.
— Заткнитесь! Обе! — рявкнула она со своего места и тоже встала, маленькая, синяя, задолбанная жизнью. — Сил нет слушать, орете и орете, будто вам заняться нечем! От того, что вы друг другу глотки перегрызете, Альбус со Скорпиусом, блядь, не найдутся!
Лили будто бы приготовилась парировать… как вдруг сдулась, будто проткнутый иголкой шарик, и спикировала обратно на свое место, восково-бледная, как кукла. Роза тоже растеряла весь свой запал, и щеки окрасились в красный от стыда. Тоже, нашли время отношения выяснять…
Это время и выбрала Алиса Лонгботтом, чтобы бочком протиснуться в гостиную с подносом, на котором красовались пузатые кружки с кофе и сконы с мармеладом и сыром. От запаха еды скрутило живот, и Роза уселась в кресло, отвернувшись от каждого человека в этой комнате и подтянув колени к груди.
— Ого! — присвистнула Алиса, судя по шороху, примостившаяся на диван, — вы выглядите так, будто только что вернулись с войны.
— В каком-то смысле, — ответил ей Хьюго и звякнул кружкой. Роза натянула рукава свитера себе на ладони.
Дело было не только в ее собственных сдающих нервах и характере Лили. За последний месяц Роза успела проклясть кузину на все лады, вынудив Рони выслушивать это по кругу, раз за разом, пока та не подняла голову и не сказала, что после еще одного раунда сбежит в подземелья и не вернется, и Роза заткнулась. Но что уж она могла поделать, если внутри нее все так и шипело от негодования.
Перед глазами вновь и вновь всплывала сентябрьская сцена, когда Лили отчитывала ее в залитом солнце коридоре, и как Роза еще думала, что будь обстоятельства иными, она бы решила, что в кузине говорит ревность. Но речь шла о Малфое, том самом, которого Лили на дух не переносила, и думать об этом было дико.
Впрочем, как оказалось, авторы любовных романов действительно были правы. Ненависть от любви и правда отделял всего лишь один шаг.
Роза помнила подсобку за Большим залом. Помнила, как оказалась там, обнаружив отсутствие Лили в общей гостиной после похода в Хогсмид, и не преминула воспользоваться Картой (теперь чуть ли не перешедшей в полноправное владение Россери, кажется). Помнила, как удивилась, увидев две точки с знакомыми именами совсем рядом, и решила сходить и проверить, потому что тех двоих нельзя было оставлять наедине.
Они были в краске. А еще у Малфоя глаза были на мокром месте. И Роза это заметила лишь вскользь, потому что ее мозг усиленно обрабатывал информацию об увиденном. Она даже предположила, что их захватил минутный порыв, но Лили тогда поймала ее за руку на выходе из зала и попросила ее выслушать. Десять минут спустя Роза ткнула ее носом в собственное лицемерие, грубо оттолкнула и малодушно сбежала в башню, и игнорировала ее существование вплоть до этого утра.
Лили писала ей письма, подкарауливала на каждом шагу, а потом просто сдалась. После постановки в честь Святого Валентина Скорпиус, что называется, бросил игральные кости прямо у всех на глазах, получил чертову дюжину и решил делать все, что вздумается. Через день wizardsw взорвался от новости — Лили Поттер и Скорпиус Малфой были парой.
В любой другой ситуации Роза была бы за них рада. Ну поговорили, ну наладили отношения, ну решили пойти наперекор самой судьбе. Романтично и даже трагично, очень в духе их обоих. Если бы не одно но.
«Роза, ты с ума сошла? Это же… Малфой».
«А если родители узнают? Ты хоть представляешь, что будет, если дядя Рон…»
«Не прыгай к Малфою в руки»
Лицемерка. Лицемерка, лицемерка, лицемерка. Лили Поттер — лгунья, которая делает все исключительно себе во благо, и плевать на других. А ведь Роза даже не была полностью в себе той осенью, во многом благодаря теперь уже ожившей Гринграсс и ее Амортенции, и все равно чувствовала себя виноватой, крутила слова Лили в голове и ненавидела себя за слабость, думая — у Лили бы не возникло такой проблемы.
И вот где они оказались.
И…
Наверное, Роза немного ревновала. Не к Малфою — этот экспресс давно для нее ушел, скорее, к тому, как он себя вел ради Лили. Роза-то наивно полагала, что Скорпиус просто не создан для отношений и не в состоянии посвящать себя одному человеку, но все оказалось куда проще.
Ни Роза, ни Флокс Забини не были способны влюбить его в себя — или хотя бы заставить по-настоящему что-то почувствовать. А Лили могла. И Роза ревновала — к этой вездесущей поттеровской способности нравиться, их харизме, и ничего не могла с собой поделать. Все откормленные, щедро удобряемые, взращенные с отрочества комплексы просыпались и давали побеги, и Роза позволяла им разрушать себя, как всегда позволяла, с самого детства. Разница была в том, что теперь у нее была Рони.
— На, — ей в коленку ткнулась теплая чашка, и Роза подняла глаза. Рони стояла прямо над ней, в большеватом для ее угловатой фигуры слизеринском свитере, с закатанными рукавами и половиной скона в свободной руке.
— Я не хочу, — попыталась отказаться Роза, и Рони внимательно посмотрела на нее, после чего присела на край кофейного столика, посмотрела ей за спину, где тихо шушукались Лили и Алиса, и повторно протянула кофе. Роза, вздохнув, взяла и сделала глоток, позволив живительному теплу растечься по венам. — Я не хотела всего этого говорить, — ни с того ни с сего призналась она, и Рони хмыкнула.
— Я догадалась. Уверена, что Лили тоже жалеет… о сказанном.
Роза пожала плечами и отхлебнула еще кофе — он был не горький, но крепкий, и от него пахло арабскими специями. Рони внимательно посмотрела на нее, потом на свои искусанные ногти, и призналась:
— Филч мертв.
Роза поперхнулась.
— Что?!
— Тшш, — шикнула на нее Рони, поморщившись, — я никому, кроме Джеймса, не говорила. Но он мертв — и его кошка тоже. Мне кажется, она и… убила его.
— Миссис Норрис? — Роза не поверила своим ушам. — Она ненавидела буквально всех, кроме него!
Рони спрятала глаза.
— Любопытство сгубило кошку, — мрачно пошутила она. — Это была магия, я уверена. Просто я никак не пойму, как полу-призрак банши мог…
Роза, все еще пытаясь переварить новости о смерти старого школьного смотрителя, которого поголовно ненавидели поголовно все студенты, мотнула головой, усиленно соображая, чтобы отвлечься.
— Моргана, — пробормотала она, и Рони нахмурилась.
— Что?
— Моргана, — повторила Роза, — ну, не совсем Моргана, но ее так называют — ту, кто за всем этим стоит, это одна из теорий теневого мира. Джеймс рассказывал в день последнего матча.
— Я была чуть занята сращиванием позвонка, — огрызнулась Рони.
— Помню, — кивнула Роза. — По сути, меня тогда это насторожило — Моргана была темной волшебницей, сумасшедшей, конечно, но самостоятельной. А тут у нас некто, кто обладает невиданной мощью, армией существ, которых никто не может поймать, да еще и пропагандирует символику Волан-де-Морта. И я искала в библиотеке — нет такого Пожирателя, кто подошел бы по описанию. Нету!
Рони что-то тихо буркнула, и Розе пришлось переспросить. Тогда американка вздохнула и поведала ей свою — так и не подтвержденную — теорию про инферналов.
— Джеймс говорил, что его отец проверил все Черное озеро, но так ничего и не нашел, — призналась она, а Роза лишь закатила глаза.
— Так вот зачем они ограждали озеро тогда! Мерлин… могла бы и раньше рассказать, — пожурила она Рони, но та и бровью не повела.
— Это же не подтвердилось, разве нет? А вот эта ваша Моргана так и попахивает Женщиной Лорда, если честно.
— Кем? — такое имечко Роза слышала впервые. Рони фыркнула.
— Беллатрисой Лестрейндж. Удивительно, что вы свою историю знаете хуже, чем я.
Роза помотала головой.
— У нас никто и никогда не называл ее так. Это, наверное, выдумки ваших авторов.
— Твоя мать сказала так же, — фыркнула Рони, — вот только я помню, что это было написано в письме какого-то Пожирателя, а потом просто опубликовано в качестве отдельной страницы в той книге. Там было что-то про то, как Женщина Лорда скучает в доме Мраксов уже год, просится наружу и так далее.
Роза покопалась в «шкафах памяти». Что-то не давало ей покоя. Какая-то невзрачная деталь.
— Стоп! — она резко опустила чашку на столик и притянула к себе криво лежащий пергамент. — Это не могла быть Беллатриса. Женщина Лорда — не Беллатриса, а кто-то другой. И она все еще жива, получается. И… мстит.
Рони моргнула. Роза нетерпеливо хрустнула костяшками и начала марать пергамент. Ей самой не верилось, что все это было в общем доступе и перед глазами, но никто так и не свел все воедино.
— Дом Мраксов был разрушен профессором Дамблдором где-то летом девяносто шестого года. При этом Беллатриса сбежала из Азкабана всего за несколько месяцев до этого — и летом уже участвовала в схватке в Отделе Тайн, — Роза перехватила ошеломленный взгляд и дернула краешком губ, — мои родители становятся болтливы во всякие разные годовщины, а память у меня хорошая.
— Ага, — отстраненно фыркнула Рони, и Роза продолжила.
— Получается, Беллатриса просто не могла «уже год» скучать в доме Мраксов! Она даже не была тогда на свободе! Это не она — Женщина Лорда, что значит…
— Был кто-то еще.
Они уставились друг на друга, и Роза могла поклясться, что у них обеих в голове начал складываться заумный пазл. Женщина Лорда — это не то прозвище, которое дается просто так, и сам по себе Волан-де-Морт не был той личностью, что с радостью принимал в свои объятия первого желающего. Это был человек, способный подобное выдержать. Сильный, сильный маг. Такие даже живут дольше — веками, если хотите.
Это была волшебница, равная ему по силе. Способная думать и стратегически мыслить. Она один Мерлин знает каким образом смогла прикрываться Ноттом столь долгое время, и теперь Роза даже понимала, почему. Потому что все знали, кто он. Оппозиция шла за ним с готовностью преданной шишуги. Подобно кукловоду, эта загадочная Женщина Лорда играла Ноттом, как хотела, а когда у нее уже было достаточно сил, избавилась от него. Не зря говорят, что яд — оружие женщины.
Роза понятия не имела, как связать нападения в Британии со взрывами в Квебеке, но она аж нутром чувствовала, что это не было случайностью — Черные Маски и Падальщики были одним и тем же актером в разном гриме. Деятельность террористов ставила под сомнение компетентность подруги Героя, самого Героя и все Министерство магии. И это все было продиктовано холодной местью.
Прямо как… Гринграсс.
О Боже.
Они думали, она была связана с Ноттом, а Нотт был связан с этой Женщиной Лорда, но что, если…
— Гринграсс не действует сама, — выдохнула за нее Рони. Ее глаза были огромными и напоминали озера. — Альбус, Скорпиус… Она увела их… Она увела их к Ней.
Они судорожно глотали воздух, пытаясь что-то сформулировать, но у них не получалось. Роза откинула в сторону карандаш, а потом внезапная мысль пронзила ее, как молния.
— Ты сказала, что твоя теория строилась на том, что Она использует инферналов, — Рони кивнула, — но с такими силами… Могла ли она начать делать гибридов?
— Гринграсс, — немного погодя, отозвалась слизеринка. Роза закусила губу.
— Паркинсон.
— Паркинсон? — Рони нахмурилась, а Роза чуть не подскочила.
— Конечно! Подумай — получается, она не была оживлена той магией, о которой ты говорила. Она была… ну… полу-инферналом. Экспериментом, который провалился, — Роза захлебнулась. — Она умерла, но эта волшебница, как бы ее ни звали, провела над ней какой-то обряд, а потому Лолита не стала тупым инферналом, который не может сделать шаг в сторону от магии, заколдовавшей его.
— Она понимала, что происходит, — медленно продолжила Рони, и Роза закусила ноготь.
— И сбежала от остальной компании, попытавшись предупредить всех. Поэтому казалось, что она была мертва какой-то время, а чужая магия…
Рони побледнела.
— Это была магия Женщины Лорда. То, что я почувствовала в ней тогда. Значит, Гринграсс тоже стала инферналом? Гибридом инфернала и банши? Как такое…
Розу осенило. Она села ровно, не в силах совладать с этим столько внезапно открывшемся ей знанием, и впилась ногтями в подлокотник кресла.
— Она была инферналом. Еще с осени, — она облизала вмиг пересохшие губы. — На Хэллоуин я еще подумала, что она больна — она была тонкой, серой и выглядела, как призрак. И, если задуматься, она выглядела все хуже и хуже с сентября, потому что была далеко от подпитывающего его ресурса — магии Женщины Лорда.
— Мерлинова бородень, — Рони нервно зачесала рукой свои непослушные волосы, — вот почему она никогда не использовала палочку. Это даже не казалось очевидным, а теперь…
— И поэтому она не умерла, — добавила Роза, — но если предположить, что она не была инферналом в полном смысле слова, а потом чуть ли не утопилась от неразделенной любви, пусть Альбус и убил бы меня за такую формулировку…
— Она стала еще и банши, — закончила за нее Рони, — потому что у банши как раз должна умереть душа, а не тело.
Они уставились друг на друга, позволив кофе мерно остывать на столике, и одновременно вскочили, когда портрет Полной Дамы пропустил в гостиную Джеймса Поттера… и Флокс Забини.
— Папа сделает все возможное, чтобы оказаться здесь как можно раньше, — первым делом сказал Джеймс, и Лили так и подскочила. Профессор Люпин положил руку ей на плечо, будто пытаясь успокоить, но Лили кинулась к брату, не бросив на Флокс даже лишнего взгляда. Рони это отчего-то покоробило.
— Он ничего не сделает? — возмущенно спросила Лили, и Джеймс посмотрел на нее так, что Лили даже сделала шаг назад. Она была очень непохожа на себя в этот момент — нервная и дерганная, бледная, с покрасневшими глазами и щеками, будто надышавшаяся дымом синей травы.
— Пока мы были в кабинете Макгонагалл, туда успели прибыть лучшие ребята из его команды, — Джеймс покачал головой, — только я сомневаюсь, что они найдут в Хогвартсе что-то новое. Альбус с Малфоем как будто сквозь землю провалились.
— А она что тут делает? — кивнув на Флокс, спросил Хьюго, и та вздернула нос — больно уж надменно для той девушки, что рыдала на полу комнаты Рони несколько часов назад. По крайней мере, теперь на ней была слизеринская мантия, под которой наверняка скрывался тот самый пеньюар, который Рони уже имела счастье лицезреть.
— Это мои друзья, Уизли, — бросила Забини, осторожно присаживаясь на краешек алого пуфа, — я хочу знать, как идут их поиски.
— Друзья, — саркастично фыркнула Лили, проходя мимо нее, но больше ничего не добавила, хотя Флокс так и сузила глаза, проводив Лили внимательным взглядом. На скромный взгляд Рони, компания в башне Гриффиндора собралась горючая.
— Сконы, — напомнила всем Алиса и указала длинным ногтем на поднос, на котором еще лежала выпечка, и Флокс, закатив глаза и вздохнув, потянулась за угощением, после чего, недолго думая, аккуратно поделила скон пополам прямо руками и протянула половинку Джеймсу.
Рони усмехнулась, когда Поттер запихнул свою часть в рот целиком и, активно жуя, начал жестикулировать. Он, как всегда, когда ему приходилось надевать линзы рано утром, забыл снять очки, и теперь они поддерживали его густые волосы как эдакий ободок — стекла даже отражали редкие солнечные лучики. По наступлению весны у Джеймса на носу высыпали бледные веснушки, которых не было видно зимой, и когда он по привычке морщил нос, веснушки играли на его коже в прятки.
Вселенная выплюнула Джеймса Поттера прямо ей в объятия, когда Рони меньше всего этого ожидала, — будто знала, что расцепить руки у нее не будет ни сил, ни желания.
— … даже тетя Гермиона сказала, что прибудет в ближайшее время, в общем, все на ушах, никто ничего не понимает, но это, в конце концов, Гринграсс, что бы ей в голову ни пришло…
— Это не Гринграсс, — одновременно сказали они с Розой, и Рони обернулась, кивнув, чтобы Уизли продолжила. Брови присутствующих сошлись домиком, и только Флокс выглядела раздраженной.
— Я же сказала…
— Да нет, — Роза закатила глаза, — Гринграсс — ну, или что было когда-то ею, действовало не само. Мы думаем, что за этим похищением стоит глава Падальщиков и тайный лидер оппозиции… Женщина Лорда.
Раздались смешки.
— Кто? — переспросил Джеймс, и Рони облизнула пересохшие губы, садясь рядом с ним.
— Джеймс, отец не писал тебе о своих догадках? Может, упоминал чье-то имя? Хоть что-то?
Джеймс помотал головой. Рони знала, как ему не нравится быть частью какого-то большого авроратского расследования, но сейчас Джеймс выглядел так, будто ему впервые было жаль, что он чего-то не знает.
— Это в любом случае бред, — Алиса скорчила рожицу, но никто ей не улыбнулся, — мы что, играем пьесу? У нас был Темный Лорд, а теперь явилась его супруга и мать двоих его детей — Королева Тьмы? Даже для нашей истории это будет чересчур!
— А как тогда Гринграсс проникла в охраняемый замок, на защищенную территорию, вывела двух учеников и, прости, оказалась жива, если в этом не замешана темная сильная магия? — спросила Рони. Для нее впервые с самого начала всех этих подозрительных событий все было кристально понятно, будто невидимая рука разложила перед ней все карты рубашкой вниз.
Алиса закусила губу и бросила на нее виноватый взгляд.
— Россери, ты же сама слышишь, как это звучит.
Флокс громко цокнула языком.
— Я не понимаю, какое это имеет значение! Если вы забыли, двое ваших друзей, родственников или кем-они-там-вам-являются, сейчас не в Хогвартсе, а дракл знает где! А вы строите теории! Вы что, когтевранцы?
— Ну это уже предвзятость, — пробормотал Хьюго, но Флокс лишь руками взмахнула.
— Я думала, что Гриффиндор — факультет для храбрых, воинов, которые будут действовать, если их близкие окажутся в беде, а вы лишь сидите и гадаете на кофейной гуще, что же все-таки произошло! Мерлин, почему я, слизеринка, это вижу, а вы нет?
— А что ты предлагаешь? — отозвалась Лили, скрестив руки на груди. — Бежать нырять в озеро, вдруг их туда затащили?
— Я предлагаю не ждать, пока все ваши знаменитые отцы подпишут нужные бумаги, — бросила Флокс в ответ. — В конце концов, это твой брат и твой парень, хотя последнего ты уже и так погубила, когда втянула в эти отношения.
Лили шумно втянула в себя воздух, но тут палочка хранившего молчание профессора Люпина маякнула голубым, и он резко встал, подхватывая свою верхнюю одежду.
— Это папа? — мигом подорвался Джеймс, но Люпин качнул головой.
— Макгонагалл. Тебе не нужно идти, — он вздохнул, — это вопрос… животного характера.
Джеймс непонимающе фыркнул, а Рони вспомнила тельце миссис Норрис, и ей поплохело. Уход профессора по Уходу за Магическими существами прервал начавшуюся было перепалку, и снова воцарилась тишина. Лили и Флокс сверлили друг друга яростными взглядами, и это было бы даже забавно — в другое время и в других обстоятельствах. Ожидаемо, тишину первым нарушил Джеймс.
— Если бы мы могли отследить их перемещение…
— Да ты Кэп, — хмыкнула Рони, заслужив пару странных взглядов, и закатила глаза. — Если бы на них или их одежду было бы заранее наложено заклинание, мы бы сделали это, ты так не думаешь?
— Эй, я всего лишь выдвигаю идеи…
— Как необычайно действенно, — прокомментировала Флокс, и Лили ощетинилась.
— Тебя вообще не звали!
— Это и мои близкие тоже!
— Как мило, ты спишь со всеми своими «близкими»?
— Забини спит с Альбусом? — раздался голос Розы, и Лили кивнула, а Рони даже моргнуть не успела, как вся гостиная превратилась в балаган.
— Кому какое дело? Это разве сейчас так важно?
— Так вот что она делала в твоей комнате, а я-то голову ломал!
— Послушайте, возможно-
— А потом ты еще имеешь наглость меня в чем-то обвинять!
— У нас есть дела и поважнее, ну ради Мерлина!
— Засунь своего Мерлина…
— …это сработало в прошлый раз, может-
— …отвратительно! Вы совсем ничего не понимаете? Мы бы уже давно-
— О, отлично! Давай, Забини, расскажи про великие планы и битвы слизеринцев!
— Да там рассказывать нечего…
— Да при чем тут Слизерин?
— СИЛЕНЦИО! — громко взвизгнула Роза, успевшая забраться на кофейный столик, и шум мигом стих. Рони попробовала было продолжить предложение, но не смогла — будто ее легкие сжались до размеров плоского пергамента. — Послушайте! Нет у нас времени на этот детсад! — Роза взмахнула листком, на котором до этого калякала свои догадки. — Возможно, я знаю, как их найти, но вы должны, блядь, заткнуться и не мешать мне думать! Надоело!
Все синхронно потупили глаза, и Роза спрыгнула на ковер, параллельно отменив заклинание. Джеймс пробурчал что-то невнятное, но Роза прошествовала прямо к Флокс, бесцеремонно схватив ее за руку.
— Ты чего творишь? — возмутилась было Забини, но Роза лишь перевернула ее ладонь, победно усмехнувшись.
— Так и думала, что ты еще его не сняла!
— Что?
— Помолвочное кольцо, — Флокс вырвала руку, но Роза лишь вздохнула, будто ей все смертельно надоело. — Слушай, я не пытаюсь тебя оскорбить, Забини, ну сама подумай — это же кольцо Малфоев, правильно? Оно связано с фамильным перстнем Скорпиуса?
На лице Флокс медленно проступило понимание.
— Ты думаешь, мы сможем найти его по этому кольцу?
Роза кивнула.
— Я уже делала так однажды — еще осенью, когда, — она осеклась под пытливыми взглядами, — это не так важно. Но тогда я нашла перстень Скорпиуса — и его самого, разумеется, довольно сложным заклинанием поиска рода, но с тех пор Малфой и на него наложил блок, — Роза подняла голову, — я проверила еще несколько часов назад. Но твое кольцо, Забини, другое дело. В средневековье между такими кольцами существовала прочная связь, как правило, чтобы муж мог следить за тем, чтобы жена не бегала на сторону… Но это тоже не важно, — заключила староста, увидев их лица.
— И как это делается? — спросила Алиса, наклонив голову набок. — Старым древним проклятием или кровной магией?
Роза закусила губу.
— Мне нужна карта, кольцо и… — она бросила быстрый взгляд на Алису, — кровь родственника.
— Малфоя? — уточнила Рони, и Роза кивнула.
— Не обязательно близкого, но точно родственника. Насколько я знаю, вариантов у нас немного, но…
— Моя подойдет, — одновременно сказали Флокс и Лили, и посмотрели друг на друга так, что всем окружающим стало интересно, как они не испепелили друг друга на месте.
— Паркинсоны и Малфои имеют родственные связи, уходящие корнями в восемнадцатый век, — медленно проговорила Флокс, на что Лили лишь пожала плечами.
— Моя прабабушка Дорея приходится пра-пра теткой Драко Малфою, — она заметила лицо Розы и напряглась, — я умею читать!
— И изучать генеалогические древа бойфрендов, потому что это ни капельки ни странно, — хмыкнул Джеймс, — Роза, а столь… кхм, дальнее родство вообще будет считаться? Если подумать, то и я мог бы…
— Я думаю, это должна быть Забини, — призналась Роза, и Рони молча с ней согласилась. Все-таки даже кольцо принадлежало Флокс — это имело смысл. Кажется, Лили тоже это осознавала и возражать не стала, лишь как-то нервно потрепала Хьюго по голове. Тот спешно пригладил волосы, но глаз от развернувшегося перед ним действа так и не отвел.
Некоторое время спустя, когда они нашли карту местности на палфонах и парой быстрых заклинаний претворили ее в физическую форму, Роза положила кольцо Флокс где-то по центру, деловито достала палочку, ссутулилась, бросила быстрый взгляд на Джеймса и начала что-то бормотать себе под нос, выводя в воздухе странные фигуры — Рони никогда таких не видела. Сама она сидела на подлокотнике оккупированного Джеймсом кресла, и его теплая ладонь уверенно покоилась на ее бедре.
Джеймс пах кофе, мятной зубной пастой и полиролью для метел. Рони, не удержавшись, стащила с него очки, заботливо сложила их и положила на столик, и несколько прядей упали ему на лоб, но Джеймсу, кажется, это не было важно. Он притянул ее поближе и тихонько чмокнул в висок, не отрывая глаз от карты. Рони переплела их пальцы.
Ей было понятно переживание, страх за близких, нервозность. Альбус все-таки был младше Джеймса, и Джеймс всегда чувствовал себя в ответе за него, несмотря ни на что. Рони это было очень знакомо.
Внутренности опять скрутило. Она почему-то наивно полагала, что смогла оставить свое прошлое за спиной, но все, что с ней произошло после прибытия в Лондон тем жарким летним днем, будто заставляло старые, загноившиеся раны вновь напоминать о себе. Рони поклялась, что не позволит подобному больше вставать у нее на пути. Она рисовала звезды вокруг своих шрамов, но теперь они снова кровили, и она не знала, сколько у нее времени до того момента, как все снова взорвется.
— Перестань все портить, Рони! Пожалуйста, я умоляю тебя! Ты что, не видишь, что ты губишь не только себя?
— Не смей указывать мне, что делать!
— Я не указываю, я… Зачем тебе это нужно?
— Положи это на место.
— Нет. Знаешь что, мне надоело! Все! Я не отдам это тебе.
— Я сказала, дай сюда! Мерлин, вот сдался ты мне… Отдай! Это мое!
Рони тряхнула головой.
— Так что, кровь соединится с магией перстня, и мы чудесным образом найдем Скорпиуса? — быстро спросила она, чтобы отвлечься, и Роза помотала головой.
— Просто сможем отследить его передвижения. Надеюсь, ты не очень любишь то кольцо, — она посмотрела на Флокс и взмахнула палочкой.
Серебро растаяло, как пломбир на солнце, и Флокс, с кивка Розы, выставила вперед ладонь, мазнув по ней лезвием Релашио. Чистая кровь капнула вниз, прямо в перламутровую лужицу, вспенилась, окрасилась в насыщенный зеленый, и крупная капля замерла на пергаменте расплывчатой точкой.
— Теперь, — Роза встала на ноги, — надо ждать. В конце концов, у нас даже кровь не совсем родственная, да?
— И как долго нам пялиться на это? — спросила Флокс, из ладони которой все еще шла кровь. Рони, вздохнув, закатила глаза, потому что эти англичане попросту не умели о себе заботиться, это было очевидно. Собственную палочку она доставать не торопилась — в конце концов, в ее нынешнем тревожном состоянии это было не очень разумно.
Алиса Лонгботтом цокнула языком.
— Тебе бы, Забини, переодеться для начала, — она протянула ей свою узкую ладонь, — а то сил нет пялиться на твои голые коленки.
Флокс досадливо сморщилась, но все же встала, а Лили, проигнорировав все зазывающие взгляды подруги, лишь повернулась к Джеймсу, твердо продемонстрировав нежелание участвовать в алисиной операции по приструнению аристократок. Впрочем, нельзя было винить ее за прохладное отношение к Флокс — она оставалась, как-никак, невестой Малфоя.
Рони могла всласть осуждать все эти любовные многоугольники, но даже у нее были способности к эмпатии.
— Джей, если это сработает… я должна буду пойти, — сказала вдруг Лили, и Джеймс тут же нахмурился.
— Куда?
— Туда, куда укажет карта, — губы Лили дрогнули. — Я не вынесу сидеть вот так еще Мерлин знает сколько времени, не проси меня.
— Лили, — Джеймс сел прямо, нервно взъерошил волосы пятерней и вздохнул, — это не какой-то квест от Фарии. Я не могу позволить…
— Позволить? — Лили прищурилась. — Джеймс, я не знаю, что ты о себе думаешь, но мне не нужно твое позволение, чтобы попытаться найти Ала и Скорпа. Я колдую ничуть не хуже тебя, и папа…
— Мне плевать, — голос Джеймса был холоден, как никогда, — они уже утащили Ала. Пойдешь ты — пойдет и Забини, а с ней пойдет ее брат, и вообще все желающие, и пока мы будем спорить, время будет потеряно. И мне все равно, что там говорит папа, Лил, потому что — ну где он? Нет его. Его сын в пизде мира, а он слишком занят, блядь, в Уэльсе! — Джеймс дернулся, поджал губы и уставился в огонь.
Лили замолчала, опустив глаза, и Рони почувствовала себя так, будто была ребенком, подглядывающим за чем-то очень личным в замочную скважину. Даже Роза с Хьюго, караулившие карту, тактично отвернулись, болтая о чем-то своем, а Рони же, как всегда, оказалась не на своем месте. Она бы встала и ушла, дав Поттерам пространство, но Джеймс держал ее крепко и, казалось, даже не замечал, что она была в этой беседе лишняя.
— Если это сработает, я пойду за ними, — спокойно сказал Джеймс, так и отрывая глаз от камина, — так надо.
Лили фыркнула.
— Ты старше меня лишь на два года, Джеймс, и в последний раз ты выписывал формулы по ЗОТИ на своих ЖАБА, то есть почти год назад. Если ты забыл — ты тренер, а не мракоборец.
— Папа явно считает иначе, — заметил Джеймс, и сердце Рони сжалось. Лили вскинула брови.
— Ты о чем?
Джеймс прикрыл глаза ладонью, ругнувшись.
— Ни о чем. Это неважно.
— Нет уж, — Лили села на колени и положила ладони на свободный подлокотник. — Теперь ты просто обязан мне объяснить.
И Джеймс, сжав руку Рони и вздохнув, объяснил: про Жилу, шпионаж, письма Гарри Поттеру об обстановке в Хогвартсе, написанные официальным тоном, как начальнику, и, пусть Рони и знала про большую часть этих вещей, они по-прежнему казались ей эфемерными и нереалистичными.
Под конец его запутанного рассказа даже у Лили глаза сделались огромными, будто две зеленые планеты, и одинокая слеза скатилась вниз по ее веснушчатой щеке. Она уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут вниз спустилась недовольная Флокс, босиком и в самом ни на что есть странном для нее прикиде, состоящем из черных рваных джинсов и огромной фланелевой рубашке будто прямиком из девяностых, с распущенными раз в столетие локонами и уставшим взглядом. Следом за ней скатилась Алиса, успевшая заплести свои белые волосы в куцые боксерские косички.
— Там клякса движется, это так и задумано? — весело спросила она, перегнувшись через спинку дивана, и на секунду будто даже время замерло, а потом все, позабыв про свои проблемы и дела, кинулись к карте, на которой и правда что-то происходило.
Изумрудная капля стремительно ползла на запад, мимо квиддичного поля, хижины лесника и дальше, прямо в лес, по всей видимости, не просто так прозванный Запретным.
— Они за Аркой, — сориентировался Джеймс, когда капля замерла в глубокой чаще. — Она увела их за Арку, панталоны Морганы, можно было догадаться!
— Надо идти к Макгонагалл, — заявила Роза, спешно убирая за ухо кудрявую прядь, — она сможет отдать это мракоборцам и дяде Гарри, Забини, — она посмотрела прямо на Флокс, — мы сможем найти их.
— Согласен, — Джеймс свернул карту в рулон и спешно сунул ее подмышку, — я займусь этим. Роуз, твоя мама, возможно, уже в школе, может, ты захочешь лично посвятить ее в то, что мы нашли? — Роза медленно кивнула, и Хьюго встрепенулся.
Рони придержала Джеймса за край футболки.
— Ты же не собираешься сделать глупость? — тихо спросила она, наблюдая, как Алиса безрезультатно пытается заставить задумчивую Лили и нервную Флокс сесть ближе друг к другу, чтобы сравнить оттенки их огненных волос. Джеймс глухо рассмеялся.
— Все волшебники делают глупости, Роро. Но, боюсь, мне не дозволена подобная роскошь.
Примечания:
Мои дорогие! Вы знаете, что я вас люблю - я люблю каждого читателя, что нашел время и зашел ко мне страницу, прочитал фанфик, улыбнулся, сохранил себе. Я вас всех люблю, и это никогда не изменится.
Но в последнее время вы зажрались. Да-да, и ты тоже, я тебя вижу. Поверьте, я рада, что мои истории вам нравятся, потому что раз вы здесь и это читаете - то да, нравятся. Но вы зажрались, заленились и решили, что автор - это бездушная машина, с утра до ночи обязанная колотить по клавиатуре. Я вам открою щас секрет - а вот ни хера я вам не обязана.
Мне нравится писать, это правда, и я делаю это для себя в первую очередь. Но... понимаете ли в чем штука - для себя я могу писать и в гугл-доке, не выкладывая ничего вам на обозрение. Почему? Да потому что у меня создается впечатление, что вам плевать.
Вы читаете новые главы сотнями, десятками оставляете ждунов и комментируете единицами. Я все понимаю - у вас жизнь, дела, проблемы. Но главу в 37 страниц они вам читать не мешают.
Заметьте, я не работаю автором. У меня тоже забот выше крыши. Но когда я получаю возможность почитать вашу реакцию, пообщаться с вами... не знаю. Это напоминает мне, что у меня, возможно, есть талант к перу, который надо толкать выше и дальше. В последнее время чувствую себя на кладбище с призраками в виде читателей, неприятное чувство. Грустное.
Никогда не считала себя автором, который будет ставить ультиматумы, но жизнь - дело переменчивое. Вы ленитесь - я пишу в стол. Такие дела.