Эта заметка — твой последний шрам

      — Я буду у себя в кабинете, — обыденно возвестил мистер Холмс, и Фейт пришлось прикусить язык, сдерживая меланхоличное «Хорошо, дорогой».       Со дня переезда их отношения походили на сосуществование охладевшей супружеской пары, здравомысляще соблюдающей видимые приличия, но осточертевшей друг другу до тишины за ужином и раздельных спален. По правде говоря, Фейт не имела ни малейшего представления, где ночует Майкрофт Холмс. Не знала, числились ли в его биографии жена, наследники или, на худой конец, трезвонящая по утрам канарейка. В размышлениях о своём месте в жизни холодного мистера девушка пришла к запоздало пугающей мысли, что делит крышу с совершенно, абсолютно, непоправимо посторонним человеком! Словно не довольно было и одного незнакомца, которого Фейт имела удовольствие наблюдать в зеркале каждый день...       Каждый день в новом доме заканчивался обоснованием Холмса в кабинете и начинался с того, что он будил её щелчком входной двери. Смит нарочно не запирала спальню, чтобы не пропустить час, когда «супруг» отбывает на службу: утро то было или вечер — Майкрофт Холмс стал для Фейт тем светилом, вокруг гравитационной орбиты которого и строились сутки. После одинокого пробуждения девушке предстоял выматывающий поединок со скользкой лестницей, завтрак из, как по волшебству, материализовывавшихся на кухне коробочек, впрочем, на этом все примечательности дня иссякали. Удручающая замкнутость пространства не баловала разнообразием досуга. Кроме отрекомендованных хозяином квартиры книг, в распоряжении Смит имелся разве что примитивный лэптоп без доступа в интернет и стерильным, как и у неё самой, жестким диском. Ноутбук нашёлся на комоде спальни после последнего их памятного разговора и служил постоянным напоминанием «великодушия» Майкрофта.       Холодный мистер действительно больше не заговаривал о принудительной промывке мозгов. На самом деле ему и не требовалось — Смит уже сама уверенно шагала к грани.       Словно третий жилец, вместе с Фейт поселилась боль: судороги, внезапные приступы удушья, ночные кошмары, оседавшие тянущими спазмами. Каждое пробуждение с сухим хрустом проворачиваемого в замке ключа будто бы разваливало её на части так, что не помогали ни надёжная трость, ни оставленные Антеей обезболивающие. Отчасти спасало умножение закрашенных буквенными закорючками листов. Однако, когда поток бумажных заметок вырвался за пределы гостиной и рассыпался по всей доступной девушке площади, Майкрофт вежливо попросил умерить творческий пыл, на следующий день подкрепив слова «необъяснимым» исчезновением всех письменных принадлежностей.       Как последнее средство от внезапных приступов дурноты Смит оставался лишь никотин. Но стоит ли печального упоминания то, что пачка опустела ещё вчера?       Поэтому сейчас, сидя перед открытым ноутбуком с серебристой флешкой наготове, Фейт сожалела, что для пущего драматизма не может выкурить «последнюю». Очевидно, Майкрофт продумал и это. В прошитых усиливающейся мигренью мыслях, девушке представлялось, что Майкрофт Холмс заранее знал абсолютно всё: что выбор иллюзорен, а единственная преграда, заслоняющая её от всесильного влияния холодного мистера, — приходившие с болью бесформенные ошметки чьих-то фраз. Они могли оказаться как лихорадочным бредом, так и возвращавшимися воспоминаниями. Но по-настоящему реален был лишь металл флешки в пальцах, и если эта пилюля не исцелит её астению[1], то не поможет уже ничто.       Браво, мистер Холмс.       Майкрофт закрылся в кабинете. А Фейт, выждав насколько хватило терпения, наконец втиснула кончик серебристого прямоугольника в предназначенный для него разъём. Содержание флешки вызывало у неё больше опасений, чем любопытства. Однако, пощёлкав клавишами, Смит с недоумением обнаружила, что карта памяти хранила всего-навсего рассованные по папкам старые бухгалтерские отчёты, выписки с банковских счетов и какие-то совсем уж нечитаемые расчёты цифирных столбиков. Только долистав до конца страницы, девушка наткнулась на папку, обозначенную как «видеоархив», и, щёлкнув наугад по ролику из середины, вдруг почувствовала, что теряет контроль над поддавшимися дрожи пальцами.       Флегматично моргнув, лэптоп вывел на экран безобидный рекламный ролик: невысокий подвижный мужчина средних лет игриво потешается, прогоняя нависшую над ним тучу брызгами рекламируемой содовой. Делает глоток на камеру. Затем растягивает надменные тонкие губы в улыбке и смотрит так... Фейт видела этот взгляд с лучиками мелких морщин и раньше. Он преследовал её в ночных судорогах, в рисунках на полях заметок, в ломящей виски головной боли — колючий и в тоже время щемяще близкий.       — Я не помню, — теряя дыхание, прошептала девушка. От звеневшего в голове вакуума хотелось расцарапать руки до обнажённой кости.       Но Фейт лишь продолжала перескакивать с файла на файл.       Рекламные двухминутки, получасовые новостные репортажи и интервью, из которых девушка узнала, что знакомого ей незнакомца зовут Калвертон Смит. С каждым мгновением этого лихорадочного просмотра Фейт всё сильнее была сражена размахом его натуры. Казалось, более доброго, ироничного и щедрого мужчины нельзя было и придумать. С хвастливым самодовольством Калвертон рассказывал, как сколотил своё баснословное состояние, однако, с не меньшей охотой, бизнесмен доказывал делом, что безвозмездно готов вкладывать его в нуждающихся. Нет, Калвертон Смит не просто жертвовал деньги — он основал целые традиции благотворительных вечеров, марафонов и фондов, увлекая по своим стопам всех попавших под многомиллиардный блеск его ироничной ухмылки.       Добравшись до последнего видео, Фейт оторопело вытянула шею, не веря своим глазам. С экрана, как из зачарованного зеркала, на неё со сдержанным самодовольством смотрела леди, от причёски до каблуков достойная этого титула. Пока осунувшаяся и лишённая лоска Фейт нервно дрожала у ноутбука, эта шикарная девушка счастливо купалась в океане любящих слов приобнимавшего её за плечи Калвертона.       — Моя прекрасная дочь, — соловьём заливался он. — Фейт — скромная девочка и предпочитала всегда оставаться за кадром светской шумихи. Но когда я предложил ей срежиссировать Уайльда по случаю открытия нового больничного крыла Уэст-эндского госпиталя, постройка которого, как Вам, конечно же, известно, полностью была профинансирована нашим фондом, Фейт просто не смогла устоять. Обожает эти пьески.       Калвертон тепло усмехнулся, тем самым дав журналисту за кадром возможность высказаться:       — Мисс Смит, Вашими актёрами были непрофессионалы — нуждавшиеся в лечении дети.       — Да, это так, — кивнула девушка.       — Тем не менее присутствовавшие вчера в зале критики отметили, что постановка была отыграна на высшем уровне, и я, пожалуй, всецело присоединюсь к их овациям. Скажите, планируете ли Вы в ближайшее время удивить нас ещё чем-то неординарным?       — О, Вы не знаете Фейт, она полна сюрпризов! — с энтузиазмом воскликнул Смит.       — Пап, скажешь тоже, — девушка на экране смущённо потупилась, но под одобрительным взглядом Калвертона продолжила: — На постановку меня вдохновил отец. Я правда рада, что фонд получил такую масштабную поддержку в прессе. Но настоящий успех — это видеть счастливые лица детей, которым пьеса помогла не только раскрыть таланты, но и найти столь необходимые деньги на лечение. Я считаю, мы должны чаще помогать другим. И если для этого придётся искать неординарные пути, что ж...       Интервью оборвалось. А Фейт так и осталась сидеть, прикрыв свинцовые под неотступающей головной болью веки. Вернувшееся с экрана прошлое было глянцево-прекрасным, однако вместо того, чтобы наполнить её, увиденное опустошало. Только имя связывало Фейт с этими файлами; только из-за имени нянчился с ней Холмс, вскользь упомянувший обременившие его финансовые хлопоты с фондами в их первую встречу. И если Фейт правильно поняла намек, то всей той присутствующей на флешке подборкой холодный мистер намеревался не подлатать её разум, а внушить цель, превратив тем самым неуправляемую проблему в полезный инструмент.       В воспалённом сознании девушки билось лишь одно но: жизнерадостная пропаганда Майкрофта на фоне той, настоящей, враждебной прессы, что знала Фейт, выглядела издевательским бредом. Постановкой.       Мёртвой хваткой вцепившись в это противоречие, Смит вдруг ощутила босыми ступнями узкие лакированные ступени, но опираться на недоверие к Холмсу сейчас казалось таким правильным. Много более правильным, чем падать в бездну, где заглянуть в глаза самому родному человеку она теперь сможет только на полях своих обрывочных заметок. __________ [1] — автор немного умеет в термины и не всегда удачно может в синонимы. Однако в конкретном случае лучшего определения не найдёшь: Астения — это болезненное состояние, проявляющееся повышенной утомляемостью и истощаемостью с крайней неустойчивостью настроения, ослаблением самообладания, нетерпеливостью, неусидчивостью, нарушением сна, утратой способности к длительному умственному и физическому напряжению. У больных также наблюдаются раздражительная слабость, выражающаяся повышенной возбудимостью и быстро наступающей вслед за ней истощаемостью и преобладанием пониженного настроения с чертами капризности и неудовольствия, а также слезливостью.