Эта заметка — твой последний шрам

      Сырные крошки, разбросанные рядом с парой совокупляющихся мышей, способны отвлечь самку, но не самца. И чтобы там ни говорили о ветрености некоторых представителей сильного пола, когда дело предметно подходит к соблазну, они самозабвенно слепы, глухи и беспамятны, притом не только в постели. Мужчина-автолюбитель не водит громоздкий четырёхколесный механизм, нет, — он буквально срастается нейронами с двигателем, лихо маневрируя в нагруженном трафике. Футбольный болельщик во время матча живо готов пожертвовать всеми конечностями разом во имя слёз фанклуба соперника. Рыбаки, коллекционеры оловянных солдатиков, диванные политики — все они время от времени подвержены некому лишающему воли экстазу, сладости которого не понять ни одной женщине; что, думается, к лучшему. Однако сложней всего иметь дело с мужчинами, сполна получающими удовлетворение во время работы. Тут уж ни сыр, ни секс, ни тем более разумные доводы, о том, что приходя домой желательно не только менять костюмы, но иногда и отдыхать, не приведут мыша-карьериста в чувство.       Так сложилось, что должность Майкрофта Холмса освобождала от необходимости оправдываться перед кем-либо, тем более, что гипертрофированное служебное рвение в его случае не порицалось, а, напротив, всегда щедро вознаграждалось. Трудоголизм «британского правительства» исчислялся годами кабинетного бдения, цистернами чая и парой дубовых рощ, ушедших на вёрстку бумажных отчетов, и, конечно же, пребывал в крайне запущенной форме; настолько запущенной, что требовательный в своей глухоте дверной стук сумел оторвать Майкрофта от служебных записок, лишь перейдя в гневно барабанящее крещендо.       Обнаружив наконец столь грубое посягательство на своё личное пространство, Майкрофт встрепенулся. Он отложил тридцатистраничный перечень поручений для Антеи и, нервно поправив полосатый галстук, потребовал:       — Минуту, пожалуйста.       Дверь тут же оставили в покое.       Не отрывая от неё подозрительного взгляда исподлобья, словно бы ожидая, что дверь выкинет ещё что-нибудь непристойное, Холмс раскидал рабочие документы по ящикам стола и, элегантно облачившись в висевший на спинке стула пиджак, направился к выходу из домашнего кабинета. Мысленно он всё ещё пребывал в пятнадцатом приложении отчёта от внешней разведки, однако явившаяся за створкой драма спугнула все его политические соображения, рассыпавшиеся, как коробка канцелярских скрепок.       — Прошу прощения, — прогнусавила Фейт, в ладонях пряча залитое кровью лицо. Алым потоком она заливалась за ворот блузки и уже пропитала немалую её часть, кое-где начав подсыхать коркой. — В этом доме есть аптечка?       С мгновение Майкрофт изучал её неловкую фигуру. Плечом Смит пыталась опереться о стену, соскальзывая. Её колени смазывались дрожью, но взгляд, впервые Холмс видел Фейт без очков так близко, был кристально ясным.       — Вспомнили что-нибудь? — спросил он. И получив в ответ оторопелое непонимание, добавил: — Позвольте перефразировать: Вам достаточно больно, чтобы воспоминания, касающиеся событий, приведших нас к этой неловкой сцене, дали о себе знать парой-тройкой значимых флэшбеков? Потому что если нет, то полёт с лестницы, верно, это была лестница, того не стоил.       Фейт вспыхнула. А затем ей потребовалось всего мгновение, чтобы оторвать окровавленную ладонь от лица и с такой силой хлопнуть дверью перед Майкрофтом, что можно было услышать хруст дверного косяка. Или то был другой хруст.       Болезненно охнув, старший Холмс схватился за переносицу. По подбородку, заливая шею, тоненько заструилось нечто мокрое. Сквозь собственное мычание Майкрофт расслышал, как защелкнулась дверь в ванну и вырвалась выпущенная из всех кранов вода. Стоя запрокинув голову, дабы не запачкать подаренный премьер-министром ковёр, Холмс, должно быть, обязан был чувствовать себя распоследней сволочью, но не ощущал даже укола совести. Лишь досаду на то, что тщательная расстановка фигур в очередной раз полетела в тартарары из-за этой ни на что неспособной, глупой, раздражающей... А он ведь великодушно не перевел её в закрытую лечебницу, как изначально планировал, нет, Холмс выбрал гуманный путь — «оздоровительный» комплекс, включавший в себя гнетущую изоляцию, фатально скользкую лестницу и набор провоцирующих судороги препаратов, щедро добавляемых в еду и питьё. Конечно, с врачебной точки зрения всё было безопасно. Неприятно, болезненно, но не могло существенно навредить жизни. А при грамотном сочетании с подбадривающими память видео на флешке, должно было сработать. «Помучайся с недельку, вспомни, назови имя подрывника и живи себе преспокойно на оставленные папой капиталы, — досадуя раздумывал Майкрофт. — Но нет же».       Холмс выудил из пиджака носовой платок. А затем позвонил Антее и ровно потребовал подготовить список клиник для Смит, подчеркнув, что дальность расположения является преимущественным критерием. Будь его воля, Майкрофт поместил бы Фейт в одну из камер Шерринфорда. Однако то было ребячество. Изолировав девушку, он так и останется под прицелом недосягаемого провокатора.       С подпорченным настроением работа ушла на второй план, и Майкрофту захотелось яблочного пирога. Его диету спасало то, что вся еда в холодильнике была «приправлена» для Смит. На кухне Холмс лишь намочил полотенце и занялся устранением пятен крови с шелкового галстука — благо её было немного.       — Нечасто по морде получаете, да? — окликнула его Фейт. Умытая и мрачная она всем своим видом демонстрировала, что припухший нос и глубокая ссадина на подбородке так просто Майкрофту с рук не сойдут.       — Реже, чем Вы думаете.       — Ничего, Вам полезно, — натянуто улыбнулась девушка. — И отвечая на вопрос: да, я действительно кое-что вспоминаю.       — Что же?       — Это единственное, что Вас интересует?       — Меня интересует любая информация, способная ускорить наше с Вами прощание.       — Голова раскалывается, — схватившись за виски, Фейт горестно рухнула на стул. — Я вспомнила, как повредила ногу на горнолыжном склоне. Как по кусочкам её собирали, а потом папа подарил мне мою первую трость, назвав её «королевским скипетром».       Губы её тронула лёгкая улыбка. А Майкрофт недовольно скривился, будто стрелок, промазавший в тире.       — Травма десятилетней давности. Больше ничего? — равнодушно переспросил он. — Ничего более актуального?       — Где сейчас мой отец?       — Его нет с нами.       — И Вы рассчитываете на то, что я займусь всеми его активами. Что возглавлю компанию и мартышкой стану прыгать по телеку, заняв его место.       — Не совсем так. Но должна же от Вас быть хоть какая-то польза, — хмыкнул Майкрофт, но приструнив гордыню, смягчил тон. — То есть, я хотел сказать, что будет правильно, если мы с Вами разделим неприятности поровну: я займусь поисками подрывника, Вы вступите в наследство и независимо сможете распоряжаться состоянием Смита. В конце концов, это Ваши деньги.       Речь Майкрофта прервал входящий сигнал об sms-сообщении. Примерный текст и отправителя угадать было нетрудно — утро той самой среды уже час как вступило в свои права, а значит, пришло время отдавать старые долги.       — Только не уходите, — вдруг взмолилась Фейт, перехватив его взгляд от экрана мобильного.       Майкрофт удивленно вскинул бровь.       — Днём у меня запланирована одна встреча. Дело семейное, но я не против компании, а после обсудим Ваше наследство. Хотите прогуляться?       — Как я могу отказаться от выходного вне клетки.       Фейт ещё улыбалась, когда поднявшись, проронила пару алых капель на плитку. Её лицо резко посерело, а из носа вновь тонкой струйкой пошла кровь. Девушка вскрикнула, поджимая неестественно вывернутую ногу. Беспомощно, жалко, она уставилась на Холмса, но тот медлил. Теоретически Майкрофт представлял себе, как расслабить спазмированную мышцу, а вот на практике...       «Видимо, пора отменять препараты», — подумал Холмс. Сохраняя бесстрастное спокойствие, он подхватил Фейт за талию и потащил за собой в душ.       Хлынувшая сверху горячая вода жгла пальцы и быстро наполняла помещение влажной дымкой. Майкрофт усадил Фейт на пол душевой кабины. Присев вплотную, массажными движениями он принялся прорабатывать мышцу от щиколотки, не замечая, как, проливаясь через край, вода забрызгивает пол; как он сам промокает до нитки. Когда пальцы «британского правительства» подошли к краю узкой юбки и коснулись дрогнувшего колена, их взгляды встретились. Фейт замерла с широко распахнутыми ресницами, и Холмс мог лишь догадываться, плачет ли она или то просто вода стекает по щекам, минуя воспаленные, затопленные глаза. Майкрофт наклонился, придвинулся ближе, готовый поклясться, что виной тому порыву любопытство… И Фейт поцеловала его. Поцелуй — лёгкий, осторожный, как шаги по весеннему льду, ранил, угрожая целостности рассудка. От такого тривиального для обычных людей контакта Майкрофта бросило в холод. Мгновение в его жилах струились чистейшие незамутненные скепсисом чувства, а затем их волна налетела на плотину из мелкой речной гальки, что лежала на дне его сердца, и Холмс отпрянул от приоткрытых навстречу губ.       Шумела, опадая струями, вода. Распрямившись во весь рост, Майкрофт пытался сохранить лицо: изобразить презрительный прищур, осуждающий наклон головы, отвернуться. Будь здесь Шерлок, или даже инспектор Лестрейд, они бы в два счета раскусили страх за его циничным притворством, однако теперь Холмс-старший был один на один со своей беспомощностью; один на один со своими демонами, что, в ответ на попытку отнять у них заслуженную добычу, утаскивали застенчивого пухлого мальчишку всё дальше от реальности.