Эта заметка — твой последний шрам

      — …можно Шерлок останется на чай? — услышал Майкрофт и, сдерживая вот-вот готовый повалить из ушей дым, обернулся к Фейт. В тот миг джентльмен уже едва балансировал на грани приличий и того вопиющего бреда, в который его пытались втянуть.       «Какой, к парламенту, чай!» — хотел возопить Майкрофт. Он помнил многие выходки Шерлока. Провокации, ночные скандалы, взломы сейфов, отравленные ужины — всё это они уже проходили во времена, когда младший сутками не выходил из-под кайфа. Но сейчас трезвость Шерлока не имела значения; не должна была иметь значения, потому что Майкрофт не знал ничего, что могло бы оправдать затравленный крупной солью взгляд Фейт.       «Пожалуйста, можно…» — повторила она одними губами. И Майкрофт категорично покачал головой, разминая затёкшую от напряжения шею.       — Не думаю, что это хорошая идея, — отняв у девушки рукав пальто, он нарочито заметил на запястье время. — Час уже поздний, поэтому извини, но гостю придётся тактично указать на дверь.       — Это ненадолго.       — Шерлок, разве у тебя нет никаких важных дел, клиентов, расследований?       Устало закатив глаза, Холмс-младший решил поиграть в молчанку. На кухне повисла неловкая пауза. И Фейт, видимо додумавшись, что Майкрофт не торопится хватать брата за шиворот и немедленно выбрасывать его на лестничную клетку, как грубого почтальона, скользнула со своего места к плите. Щёлкнул чайник. Брякнули фарфором чашечки… Что-то смущающее проскальзывало в её движениях — неуловимо путающее, вводящее в заблуждение. Размышляя над этой головоломкой, Майкрофт отметил про себя, что не привык наблюдать девушку в её домашней одежде: без причёски, каблуков и узких юбок. Глупые ассоциации с пижамной вечеринкой совсем не к месту перетаптывались мягкими тапочками по нервам политика. А может, в действительности его смущало лишь то, что поднос был сервирован на двоих.       — Снимите уже пальто, оба, — покончив с приготовлением, велела Фейт.       Подчинившись почти с любопытством, Майкрофт выменял пальто на блюдце с дымящейся чашечкой и обжёгся, сделав глоток под обволакивающим взглядом «соседки» по квартире. Холмс-младший же отдавать верхнюю одежду отказался, однако чай принял с благодарным кивком, и Смит, бережно обняв свой единственный трофей, скрылась в коридоре. Политику пришлось сесть, чтобы не последовать за нею.       — Ты понял? — спустя тихую минуту Шерлок хлюпнул чаем и многозначительно приподнял брови. — Кажется, нас насильно пытаются помирить.       — Похоже на то, — вздохнул Майкрофт. — Что на этот раз?       — Что именно ты хочешь знать?       — Что ты принял?       — Я чист, — приняв оскорблённую позу, буркнул Шерлок. И, кажется, это было правдой. — Клянусь тебе, Майкрофт. Разве что миссис Хадсон перепутала специи для супа со своим травами для бе...       — Тогда какого чёрта, Шерлок? — тихо, но грозно перебил Майкрофт, но, вдруг вспомнив о Фейт, о незапертом кабинете и о разбросанных в свободном беспорядке документах, сорвался с места. Кажется, паранойя начинала входить в дурную привычку… На ходу отмахнувшись от уже охотно раскрывшего рот брата, политик выглянул в коридор — никого; кабинет — пусто. Лишь проверив наличие всех бумаг по делу Фейт и обратно похоронив их по ящикам, Майкрофт вздохнул, успокаиваясь. Он рисковал, до сих пор не избавившись от всей этой компрометирующей макулатуры. Однако уничтожение «доказательств» равносильно признанию неуверенности. Неуверенность плодит страхи. А страх — это не то, что Майкрофт мог позволить себе. Не в этой квартире. Не перед Фейт.       За суетливой вознёй политик не заметил вошедшего следом детектива. Удобно развалившись в невесть зачем стоявшем подле книжных стеллажей кресле, — Майкрофт никогда не пользовался им — он с наслаждением допивал чай.       — Очень даже, — прокомментировал Шерлок и благосклонно отставил чашечку на подлокотник. — Лучше, чем готовит твоя ассистентка: Антея вечно жалеет заварку.       Бросив осторожный взгляд на приоткрытую дверь, Майкрофт присел вполоборота на расчищенный край столешницы и машинально оправил пиджак, вместе с костюмом приводя в порядок и мысли.       — Здесь тебе не круглосуточная закусочная, — негромко сказал он. — Скажи уже прямо: к чему вся эта клоунада?       — Любопытство, — пожал плечами Шерлок.       — Нет, ты пытался её спровоцировать. Намеренно унижал, давил — я имел удовольствие слышать финальную часть твоего гениального монолога. Снова назовёшь это братской «заботой»?       — Так вот, значит, какого ты обо мне мнения: «Шерлок Холмс — заботливый наркоман».       — Бесцеремонный болван, — процедил политик, пнув одну из щедро разбросанных вокруг стола папок.       — Не понимаю, с чего ты бесишься, — невинно сетовал детектив. — Похоже, отказ от табака сделал из тебя истеричку. Или это любовь?       Под давлением его проницательности Майкрофт поджал пересохшие губы и, неосознанно коснувшись предплечья в том месте, где был прилеплен никотиновый пластырь, сказал:       — Не выдумывай.       — Ладно, давай пройдёмся по фактам: курить ты бросил, не отрицай, вновь на диету сел, свил семейное гнёздышко; то есть, я хотел сказать — неприступную утопию в четырёх стенах. Фейт некуда деться. А ты счастлив сделать всё для своей ненаглядной, лишь бы она осталась: обучить, дать обещание заботы, вернуть деньги Смита.       — В этом нет ничего предосудительного, — твёрдо припечатал Майкрофт.       Но Шерлок продолжал:       — А потом что-нибудь в этой утопии даст сбой, как сегодня, например, независимая от опеки Фейт потеряет голову, и моё предложение запереть её в Шерринфорде больше не покажется тебе издевательским бредом. Вот только поздно будет.       — Ты не знаешь Фейт.       — Поверь, достаточно того, что я знаю Калвертона.       При звуках этого имени на напряженной шее Майкрофта проступили жгуты вен.       — Поверь мне, братец, — пророкотал он, комкая чувства в крепко сжатые кулаки, — кем бы ни был её отец, Фейт не один из тех драконов, на которых ты привык охотиться, — выдержав мрачную паузу, Холмс вдруг усмехнулся. — Но я знаю адреса нескольких. Если не хочешь, чтобы у мисс Адлер вновь возникли проблемы с безопасностью, то предупреди Лестрейда и сам держись подальше от нас с Фейт. Надеюсь, это ясно, потому что дважды тебе, умнику, никто повторять не станет.       — Насчёт этого не беспокойся, — поднявшись с места, коротко бросил Холмс-младший. — Буду рад услышать твои извиняющиеся мольбы о помощи, скажем, через месяц. Сделай пометку в ежедневнике.       Странно, но на этот раз Майкрофт действительно был рад воспользоваться размолвкой как передышкой. Они слишком закостенели для этого соперничества; слишком отдалились.       Когда входная дверь за Шерлоком захлопнулась, он ещё некоторое время сидел так в кабинете, уставившись на сжатые ладони, думая, анализируя, но не для пользы дела, а больше борясь с навязчивым желанием затянуться дымом. Фейт бросила. Несмотря на припрятанную под раковиной пачку — известный ей тайник — девушка больше не притрагивалась к сигаретам, и Холмс посчитал, что это хороший стимул и ему вернуть контроль над потребностями тела. Однако прежние условности, служившие Майкрофту строгими, но уютными рамками, теперь вызывали клаустрофобию. Он задыхался.       Выбравшись сперва из пиджака, а затем и из терпения, Холмс запер кабинет на ключ. Распахнутое в спешке окно с видом на освещенный фонарями сквер вытягивало из кухни дым. Время остановилось.       — Он ушёл? — тонкий голос взрезал воздух. И Майкрофт едва не закашлялся, дважды за этот вечер смутившись под обволакивающим взглядом.       Опираясь на трость, уже одетая и причесанная Фейт мялась в дверном проёме.       — Сделай мне одолжение, — отведя глаза, протянул он. — Выбрось из головы всё, что услышала сегодня от Шерлока. Я не думаю, что ты… торшер.       Затушив окурок, он разогнал рукой клочки дыма и подошёл к девушке. В прохладном полумраке Фейт казалась совсем чужой.       — Договорились, — глухо отозвалась незнакомка с её лицом.       — Ты ведь знаешь, что если тебя что-то тревожит или огорчает — только скажи, и я немедленно приму меры, — наступал на неё Майкрофт.       — Со мной всё в порядке.       — А квартира? Ты говорила, что тебе жутко находиться здесь.       Позабыв о манерах, Холмс позволил себе склониться к самому лицу Фейт. Её подбородок испуганно качнулся, отрицая. Расширенные зрачки за диоптрийными стёклами распахнулись запредельной чернотой. В нагнетаемом молчании Майкрофт вдруг отчетливо расслышал механический щелчок. Высеченные от движения искры в его голове на миг опалили всё жаром, как прозрение; как случайное понимание. Когда вспышка потухла, Майкрофт обнаружил свои пальцы впивающимися в её запястье. Сминая кожу до красных отметин, он искал пульс.       — Это должно быть больно? — проглотив вскрик, прошептала Фейт.       — Прости, — шокированный этим своим спонтанным хамством, ответил Холмс, — я задумался, — отпустив девушку, он схватился за кольнувшие раскаянием виски. — Зачем ты вообще спрашиваешь у меня такое? Кто я, по-твоему? Садист?       — Честно говоря, Майкрофт, я даже близко не представляю, что можно спрашивать, а что — нет.       — Но существуют же границы.       — Нет, — повторила Фейт и, усмехнувшись в пол, добавила: — Не в этом жутком доме... Знаешь, наверное, я попробую уснуть. Завтра в шесть тридцать у меня тест по политологии.       «Собралась отделаться от меня каким-то паршивым тестом. Вот ещё», — кинувшись в другую крайность, подумал Майкрофт. Собственные метания казались ему чужими — дикими, импульсивными. Сохраняя внешнюю уравновешенность, вслух он произнёс другое:       — Моё пальто, будь любезна.       — Я схожу — оно наверху, — охотно кивнула Фейт. Но прежде чем отпустить её, Холмс загадочно улыбнулся.       — И своё не забудь. Просто свинство с моей стороны кормить тебя обещаниями и так и не найти времени сводить в океанариум.       — Что, прямо сейчас? — загоревшись сомнением, уточнила она.       — Пальто, — поторапливал Майкрофт. Под бодро удаляющийся цокот каблуков он достал мобильник и в паре фраз обрисовал Антее свои намерения на эту ночь. На Холмса снизошло вдохновение. Ему вдруг подумалось, что, должно быть, нечто подобное чувствует Шерлок в завязке нового дела: нетерпение, азарт, любопытство... Захлёбывающийся свободой полёт фантазии. Можно делать, что вздумается, и не существует никаких границ. А потом сказочка утратила летучесть, и Холмс выронил трубку, падшую вдребезги вместе со страшным грохотом пересчитываемых ступеней.