***
Утро началось со скандала. — Костенька, милый, я же не знала! — причитала бабушка, бессильно хлопая в ладоши. Сонный Данила с накинутой на майку рубашкой в клетку замер в двери кухни: — Что опять? — Она сделала из моих яиц омлет! — выпалил взбешённый Костик, тряся сковородкой с омлетом, как бы доказывая свои слова. — Из твоих? — прыснул Даниил. — Да чёрт! Которые я подготовил для напитка! Мне для гланд надо! Я певец! — кричал парень, грозно размахивая сковородкой, — почему в этом доме с этим никто не считается? Как мне теперь идти на занятия?! — Ну, раз яйца уже не вернуть, то и переживать не о чем, — зевнув, рассудил развеселившийся Даня, подходя к брату и отнимая омлет. Поставив сковородку на стол, уселся, и принялся есть вилкой прямо из неё. — Прости меня, Костенька! — заплакала Антонина Борисовна, бросаясь к младшему внучку. — Нет! Не дождёшься! Жизнь мне портите все! Ненавижу тебя, — отстранив бабушку, Костя в сердцах пнул по холодильнику, и кинулся прочь, в дверях ударяясь об отца. — Ты чего это орёшь? — Да пошли вы! — Ну и ну! — присвистнув, Валерий задумчиво смотрел вслед удаляющемуся в свою комнату сыну, а после сам уселся за стол, — ма, ты-то что плачешь? — Я порчу жизнь Костеньке, он сказал, что ненавидит меня, — разрыдавшись в ладони, отозвалась Антонина. Перестав жевать, Даня обернулся, заметил состояние бабушки, и оставил вилку в сковородке. Встал и обнял её: — Тише. Зато омлет вкусный получился. — Что он сказал?! — побледнел Валерий, вскакивая и бросаясь в сторону Костиной спальни, — живо открывай дверь! — Валера, прошу тебя! Не надо! — кинулась к нему бабушка, но рассерженного сына было не остановить. Колотя кулаками по двери, он сорвался на ор: — Музыкант ты наш недоделанный! Ты хоть знаешь, что твоя бабка прошла войну? А ты кто такой, вообще? Я твою наглость живо выбью! Открывай, паскудник! Вздохнув, Данила сделал несколько глотков сладкого чая из кружки и принялся застёгивать пуговицы рубашки, а после заправлять её в джинсы. Вот не любил он эти скандалы. Но без них жизнь Козловских уже не была, наверное, возможной. Тем временем Валерий ещё сильнее колотил по двери: — Я тебе твой рояль сожгу за такие слова в сторону бабушки! Вышел и извинился! Ишь, стервец! — Я прошу тебя, сыночка, — плакала Антонина, гладя сына по спине. Щёлкнул замок, дверь открылась. В проёме показался лохматый покрасневший Костик. Валерий не выдержал, отвесив тому мощную оплеуху. Бабушка взвизгнула, а парень потерял равновесие, ударяясь головой о шкаф, падая, прижимая к щеке ладонь. В глазах его застыл шок. Повисла тишина. Антонина закрыла рукой рот, в ужасе глядя на внука. Валерий с неким удивлением посмотрел на сына, а после на ладонь, как бы пытаясь понять, действительно ли он сделал это? Отойдя от первого шока, Костик кое-как поднялся на ноги, ощупывая покрасневшую щёку. Тишину разорвал его громкий крик: — Да я видеть вас всех больше не хочу! Ироды! Схватив со стола папку с нотами, он рванул в коридор, запрыгивая в ботинки и срывая с крючка куртку. Звякнул замок… топот шагов разнёсся уже из подъезда. Антонина осела в кресло, шепча: — Что же это такое творится-то… — Ничего, ничего, — нервно облизнув губы, не очень уверенно отозвался Валерий, — пусть научится уважать старших. Нашляется и вернётся, никуда не денется. А мне на работу пора. Старушка промокнула глаза белоснежным платком, слабо кивнув. — Даня, пошли, — добавил отец, рассеянно осматриваясь. Заприметив свой потёртый портфель в углу, взял его и надел на голову кожаную панаму. Данила накинул на плечи спортивную синие-белую куртку с лампасами, поспешно засунул руки в рукава и натянул кроссовки: — Ба, не плачь, слышишь? Нормально всё будет. — Да, конечно…***
Валерий Степанович преподавал химию в средней школе номер 33, что находилась в пяти минутах ходьбы от его дома. Пару лет назад ему в голову пришла «гениальная» мысль — устроить Данилу физруком в данное учебное заведение. Он не считал, что это как-то помешает его тренировкам и работе в спортивной секции. Разве опыт в преподавании может стать лишним для тренера? Сперва Даня всерьёз спорил с отцом, а потом плюнул на это бестолковое занятие. И если бы не утренний скандал с Костей — он бы отказался от любых встреч со школьным директором. Тот, к слову, являлся давним приятелем Валерия. Как говорится, «блат обеспечен». Школьный двор был забит ребятнёй: одни играли в классики, другие разучивали считалочки. Советская школа — самая лучшая в мире школа. И определённое возвышенное настроение само собой передалось Даниле. Рассеянно глянув на наручные часы, Валерий остановился на крыльце школы: — У меня урок через три минуты. Ты это… ступай на второй этаж, в кабинет директора. Ладно? Справишься сам? — Уж попробую, — беззлобно усмехнулся Даниил, похлопав по плечу отца, выбитого из колеи с утра пораньше. — Тогда до вечера… Постарайся ему понравиться, хорошо? Но он и так тебя любит, ты не думай… — Конечно, пап. Проводив отца взглядом, Козловский с прищуром осмотрел школьный двор. Одинокий оранжевый мяч покоился под лавочкой, так и просясь в руки. Подобрав его, Данила принялся выполнять простейшую разминку для футболиста. Спустя энное время до него донёсся приглушённый звонок, приглашающий ребят на первый урок. Примерные советские ученики с гвалтом бросились к зданию школы. Тихо стало достаточно скоро. Заигравшись с самим собой в мяч, Даня не сразу заметил, что стал объектом чьего-то пристального взгляда. Дерзкое «биии» заставило его поймать мяч и обернуться. Михаил широко улыбался, восседая в своей новенькой «Волге». Козловский ужасно обрадовался этой встрече и невольно кинулся к знакомцу. — Опять тренируешься? — Вроде того. — Как насчёт немного проехаться по Москве? Мог ли Данила в здравом уме отказаться от столь заманчивого предложения? Кивнув, он быстро обошёл машину, и сел на переднее пассажирское сидение, так и обнимая мяч. Михаил выразительно посмотрел на кругляш в руках парня, но ничего не сказал. Залитая солнечным светом Москва придавала особое настроение встрече. Данила рассказывал о своих тренировках, о работе в детской секции, а Михаил слушал и улыбался. Выглядел он потрясающе: бледно-голубой импортный плащ идеально гармонировал с манящими холодными глазами. Спустя полчаса прогулки Михаил вдруг предложил заехать к нему в номер. — Я остановился в гостинице «Полёт», это недалеко. Данила не стал отказываться. Сердце билось быстрее обычного, но он откровенно не знал, как себя вести, глупо то и дело оглаживая мяч.***
«Полёт» представлял собой роскошное место для иностранных и советских постояльцев, которые могли себе позволить чуть больше, нежели прочие. Вылезая из машины, Данила присвистнул при виде высоченного здания из голубого камня. Михаил остановился на десятом этаже в большом люкс-номере. Там даже был телевизор, а также бар и небольшой холодильник. Перекидывая мяч из одной руки в другую, хоккеист расхаживал по ухоженному помещению, рассматривая серебристые обои. Тем временем Фассбендер скинул плащ, подошёл к бару, достал бокалы и бутылку шампанского из холодильника. Откупорив её, принялся разливать ещё прохладный напиток. — А почему вы… ты остановился в гостинице? Ты же москвич, — поинтересовался Даниил, бросая мяч на пол, и принимая фужер из рук мужчины. — Здесь у меня были небольшие встречи. Теперь могу отдохнуть, — отсалютировав бокалом, Михаил пригубил немного и отставил его на столик. Стянул с плеч чёрный пиджак и присел на диван. Наблюдая за всем этим, Даня разом опустошил свой бокал. Повисла неловкая пауза. Точнее, неловкая только для хоккеиста. Засмущавшись под внимательным взором Миши, Данила поспешил отвернуться и поставить бокал на столик. — Товарищ спортсмен, ты хочешь мне что-то сказать? — Нет. То есть, да… — Весь внимание. Козловский ощутил, как лицо заливает краска стыда. Шампанское сыграло с ним злую шутку, ведь алкоголь он не принимал. В некоем странном порыве Данила приблизился к мужчине и замер над ним. Каменное спокойствие того слегка убавляло решимости. Тем не менее, хоккеист заговорил: — Ты мне понравился. Глупо, знаю. Я бы хотел узнать тебя лучше, если это… если это возможно. Фассбендер, казалось, ни капли не растерялся. Лишь сдержанно усмехнулся, потирая ладонями колени. — Практически признание в любви, спортсмен? — Возможно, — пылая щеками, отозвался Данила. Михаил ещё больше развеселился, но тут же попытался превратить смех в интеллигентный кашель. Козловский смиренно ждал, а внутри него всё ходило ходуном. Ладони вспотели. Что сделает этот человек, вышвырнет его? Или нет? — Тогда я хочу доказательств твоих чувств, — наконец, произнёс Фассбендер. — Например, каких? — охотно отозвался наивный Даниил. — Например, опустись на колени и возьми в рот мой член, — застёжка брюк скользнула вниз и через мгновение на свет божий показалась большая полувозбуждённая плоть. Головка сочилась, как бы прося ласки. Козловский ещё гуще жалился краской. Он просто стоял, рассматривая член Михаила, не находя слов, чтобы ответить. К такому повороту он явно не был готов. — Ну? — изогнув бровь, Фассбендер обхватил ладонью член, и принялся ритмично подрачивать его, — испугался? Даня сам не заметил, как опустился на колени, кладя ладонь поверх чужой. В глазах Михаила мелькнуло… удивление? Наклонив голову, Козловский одним движением губ вобрал крупную головку в рот. Ладонь Фассбендера тут же переместилась на затылок. Неровно дыша, хоккеист принялся медленно водить рукой по плоти, двигая в такт головой. Выбирая член до середины, он сглатывал, ощущая терпкий солоноватый привкус на языке. Выходило у Данилы всё это неумело, но Михаил сладко постанывал, надавливая на чёрный затылок. Он и подумать не мог, что лёгкие касания зубов доставляют Фассбендеру особое наслаждение. В какой-то момент из глаз буквально посыпались звёзды. Двинув бёдрами, он грубо прижал парня к себе за макушку, заставляя того давиться и краснеть. Постанывая и хрипя, излился ему прямо в желудок, и лишь после этого отпустил. Данила, сглатывая, задыхаясь, откинулся назад, на локти. Он наблюдал за тем, как Миша жмурится от оргазма, совершенно разморено улыбаясь. И сам улыбнулся. Ему стало радостно от того, что тот получил удовольствие. Закрадывающиеся сомнения насчёт неправильности происходящего растаяли, так и не не сформировавшись в толковую мысль.