Нефритовый лёд

А уже через несколько минут Михаил скрылся в ванной, дабы насладиться горячими струями душа. Данила не знал, что ему делать. Он бродил по номеру, время от времени беря в руки то хрустальную вазу с росписью, то пепельницу, то журнал, рассматривая их. Странно, но в тот момент он и думать забыл о том, что совершил нечто «из ряда вон». Чувства симпатии так затмили голову, что Данила действовал буквально на инстинктах. Ему хотелось понравиться мужчине, хотелось стать ближе, но он понятия не имел, как провернуть всё это. Во рту всё ещё царил привкус спермы, это не казалось чем-то отвратным. Скорее… интересным. Козловский прислушивался к своим ощущениям и убеждался, что не может вызвать в себе никакие негативные чувства. Ему понравилось делать приятное этому человеку. И он не жалеет. Вдоволь наизучавшись интерьером, парень присел на большую кровать. Заметив торчащий из кармана пиджака паспорт, он закусил угол губ. С одной стороны, ему до чёртиков было интересно заглянуть в него, с другой — это было бы некрасиво и неправильно. Борясь со своим глупым любопытным желанием, Козловский даже не заметил, как в комнате возник Михаил. Стоило увидеть его, как челюсть сама поползла вниз. Усилием воли хоккеист взял себя в руки. Фассбендер только вышел из душа, оттого его кожа была влажной. Чёрный махровый халат сужался благодаря запаху чуть ниже груди, потом спортсмен заметил блестящие капли на коже, скатывающиеся вниз. Мокрые волосы были зачёсаны назад, придавая мужчине очень элегантный вид. — Ты уж извини, — отстранённо проговорил он, — но у меня ещё кое-какие дела. — А, да, конечно, — уже и думать забыв о паспорте, Козловский поднялся. Михаил достаточно резко приблизился к кровати и взял пиджак, перевешивая его на спинку стула. Данила поднял с пола мяч и медленно пошёл в сторону двери: — Когда мы ещё увидимся? — Э, не знаю. У меня работы много. Если выкраду свободный часок — я тебя найду, — как-то равнодушно ответил Миша. Хоккеист замер, оборачиваясь. Интонация била больнее самих слов. Выходит, продолжения не будет? Выходит, это нужно только ему одному. Заметив странно смотрящего Козловского, Фассбендер оставил в покое пиджак и скрестил на груди руки: — И чего ты так смотришь на меня? Какой ты глупый, парень. — Если я сделал что-то неправильно… я ведь не умею. Никогда этого не делал. — Да прекрати. Ты о минете, что ли? — надменно улыбнулся Михаил, обнажая ровные ряды белоснежных зубов, — сделал его получше многих опытных. Умница. — Спасибо, — слегка покраснев, спокойно ответил парень, — тогда в чём проблема? — Нет никаких проблем. — Значит, встретимся? — настойчиво спросил хоккеист. — Я не знаю. Зависит от моего рабочего графика. Знаю твой адрес и в случае чего найду. А теперь иди, — затянув потуже пояс халата, несколько раздражённо отозвался мужчина. В одно мгновение Данила оказался прямо перед ним, кладя ладонь на чужой затылок и заглядывая в глаза. Прохладное дыхание опалило красивое лицо. Надавив на макушку Фассбендера, спортсмен накрыл его влажные губы своими. Слегка шевеля ими, парень целовал Михаила нежно и изучающе, пытаясь запомнить всем своим существом этот момент. Когда он отстранился, на щеках горел румянец. — Я буду ждать, — хрипловато проговорил, улыбнувшись. А после нехотя покинул номер, сладко облизываясь.

***

Выйдя на улицу из гостиницы, Данила некоторое время стоял на крыльце, покручивая мяч в руках. Ему попросту не хотелось уходить, да вот только выбирать не приходилось. Спустя несколько минут он направился в сторону метро. В кармане было немного денег, добраться до спортивного комплекса хватит. Острая необходимость выпустить пар завладела всем его существом. Молодёжная сборная тренировалась пять раз в неделю. Но именно в тот день у команды был выходной. В раздевалках, тем не менее, присутствовали люди. Разобравшись со свитером, щитками и нагрудником, Козловский встал на коньки и вышел на лёд. Клюшку он оставил при входе на площадку. Медленно наяривая круг с закрытыми глазами, Даня пытался полностью настроиться на рабочую волну. Нужно было выбить из головы всё то, что случилось сегодня между ним и Михаилом. Он слишком много думает об этом человеке. Остановившись, парень надел красно-белый шлем, который держал всё это время в руках. Застегнул его и судорожно выдохнул. Первое напряжение немного отступило, даруя некое подобие расслабленности. Прокатившись ко входу на площадку, Козловский взял в руки клюшку. На льду оставались несколько шайб, с одной из них хоккеист и начал разминаться. Гоняя её по площадке, он ускорялся, ведя её к воротам воображаемого противника. Удар, гол… — А ты что тут один делаешь? — раздался голос Ивана Витальевича, заставляя спортсмена вздрогнуть от неожиданности. Останавливаясь, парень посмотрел на тренера, который остановился по другую сторону борта, внимательно глядя на Данилу. — Да вот решил потренироваться внепланово, — тяжело дыша, потёр влажный лоб перчаткой, — здрасьте. — Здрасьте-здрасьте, — подозрительно отозвался мужчина, — раз уж пришёл — работай давай. Для начала сорок кругов с разгоном до максимальной скорости. Сбавишь или споткнёшься — начнёшь заново. Понял? Сморгнув, Козловский кивнул, набирая в лёгкие побольше воздуха. Резкий вскрик свистка заставил его мгновенно сорваться с места. Спустя три часа он стоял под горячими струями воды в душевой, ощущая себя полностью выжатым. Но, как бы то ни было, он был искренне благодарен Ивану Витальевичу за то, что тот «оторвался» на нём. Это помогло выбить из головы все лишние мысли, хоть на некоторое время забыть Михаила, который занозой засел в сердце. Стоял он в душе очень долго, пока полностью не распарился, превращаясь практически в варёного рака. Обмотав полотенце вокруг бёдер, Данила вышел в опустевшую раздевалку. Только на одной из лавочек сидел Муравей, покручивая в руке клюшку. — Наконец-то! — Чего это ты тут делаешь? — улыбнулся Козловский, подходя к своему шкафчику, открывая его, начиная переодеваться. — Через час все собираются у Свиридова. Не говори, что не пойдёшь. Я только для этого тебя и ждал, — с воодушевлением ответил Муравей. Данила хмыкнул, надевая серо-голубой свитер с высоким воротом. Особого желания куда-либо идти не было, но он чувствовал, что вряд ли сможет уснуть, потому согласился на предложение друга.

***

Свиридов не так давно получил отдельную квартиру. Все знали, что у него есть возможность наполнить стол дефицитными продуктами, потому любили ходить к нему в гости. Напиваясь шампанским и поедая шпроты в масле, молодые люди обсуждали спортивные достижения великого Советского Союза и его роль на мировой арене. Разговоры эти были, безусловно, интересны, и иногда Козловский принимал в них активное участие. Но в тот вечер всё это казалось ему столь скучным. Закинув в рот кусок сливочного сыра, он откинулся на спинку дивана, вслушиваясь в слова песни, что лилась из граммофона. Льет ли теплый дождь, Падает ли снег, Я в подъезде против дома Твоего стою. В голове снова возник образ Михаила. Никогда прежде парень не видел столь красивого и интересного человека! Было в нем нечто необычное, нечто влекущее и интригующее… Жду, что ты пройдешь, Что, если они больше не увидятся? А, быть может, нет. Определённо, нельзя было уходить. Настойчивость никто не отменял. Стоит мне тебя увидеть — О, как я счастлив! Данила отчётливо ощутил, что должен что-то сделать, чтобы не упустить Мишу окончательно и бесповоротно. Странно и смешно наш устроен мир, Сердце любит, но не скажет О любви своей. — Ты сам не свой. Влюбился, что ли? — весело спросил Муравей, откидываясь на спинку рядом с другом. — Наверное, — пространно ответил Данила, поворачиваясь к парню и туманно улыбаясь. Пусть живу я, и не знаю Любишь или нет. Это лучше чем, признавшись, Слышать «Нет» в ответ, А я боюсь услышать «Нет». Приятный баритон исполнял песню столь трепетно, что в душе становилось тепло. Слова находили отклик в сердце хоккеиста. «Нечего бояться. Ты спортсмен или глист, чёрт возьми?» — подумал вдруг Данила, отметая всевозможные сомнения насчёт взаимности Михаила. Главное — идти к своей цели, невзирая на все трудности и уловки судьбы. — Ух ты! И кто она? — обрадовался ещё хлеще Муравей, пихая друга в бок. Козловский хохотнул, замешкавшись. Почесал в затылке, а после как-то слишком блаженно ответил: — Самая лучшая в мире. — А чего ты тогда тут, а не с ней? — Не знаю. — Струсил? Ты хоккеист или фигурист? — возмутился деланно Муравьёв, всплеснув руками. — Это кто тут фигурист? — рассмеялся Козловский, забрасывая в рот ещё один ломтик сыра, — но ты прав. Не буду тратить время. Пойду. — Во! Удачи тебе! Они обменялись рукопожатиями и Данила покинул квартиру знакомого. В коридоре его попытались остановить две златокудрые девы, но он вежливо выкрутился, мол, в другой раз.

***

Ночная Москва во всём своём великолепии горела сотней, нет, миллионом огней. В голове крутилась только что услышанная песня, придававшая сентиментальный настрой. Несмотря на волнение, Данила был уверен в своих силах. Он добьётся расположения Михаила, иначе и быть не может. Не его ли учили бороться и никогда не сдаваться? Благо, «Полёт» находился не на другом конце города, потому спустя час Козловский добрался до гостиницы. Держа руки в карманах, он насвистывал, прогуливаясь по площадке пред зданием. Краем глаза приметил яркую пышную клумбу и уже придумал, как воспользуется ею. Осталось дождаться утра. Сна не было ни в одном глазу, потому хоккеист то сидел на лавочке, то просто прохаживался, наслаждаясь тишиной предрассветной столицы. Забавно было наблюдать, как небо светлеет, как машин на дорогах становится всё больше, как гостиницу покидают первые посетители. Засев на скамью между зарослей деревьев, Козловский внимательно наблюдал за каждым выходящим из «Полёта». Прошло ещё около двух часов, прежде, чем на крыльце показался Михаил. Парень узнал его по нежно-голубому стильному плащу. Рванув к клумбе, спортсмен нарвал побольше сиреневых и ярко-жёлтых цветов. Спрятав будет за спиной, двинулся прямо на объект своих симпатий. — Доброе утро. Это тебе, — улыбнулся он, останавливаясь прямо перед Фассбендером и протягивая ему цветы. На лице мужчины отразилось недоумение. Пару мгновений он рассматривал букет, а после взглянул прямо в карие глаза: — Ты ненормальный? Вопрос поверг хоккеиста в некий шок. Ну, и каков тут должен быть ответ? На красивом лице не было и капли нежности или симпатии. Одна злость. В глазах — сталь. Вырвав цветы из руки хоккеиста, Михаил швырнул их в ближайшую урну. — Ударился о лёд, не иначе. Фигурист, — пафосно усмехнулся Михаил, обходя парня, и усаживаясь в свою «Волгу». Козловский так и остался стоять, невидящим взглядом глядя на урну, куда только что улетели цветы. На душе было попросту погано. Дурак. Наивный дурак. Закрыв глаза, он провёл ладонями по волосам, стараясь дышать глубоко и ровно. Просыпающийся город уже галдел и бурлил.