Нефритовый лёд

До чего эфемерно счастье. Странно, но ранее никогда Данила не задумывался об этом. А ведь так оно и было. Счастье — мимолетное состояние, оттого и ценится сильнее. Ещё недавно он хотел только исчезнуть, пропасть, что угодно, только бы не ощущать жгучую боль в районе грудной клетки… А теперь сиял изнутри, глупо улыбаясь. Глупо, но счастливо. Кожа всё ещё горела от яростных поцелуев и укусов, хранила аромат Михаила. Козловскому казалось, что он насквозь пропитался запахом его одеколона. Стоило им войти в номер Фассбендера, как хоккеист нахраписто вжал его в стену, снося картину с деревенским пейзажем на пол. Языки настойчиво сплетались, боролись, танцевали… Михаил срывал одежду с парня с таким трепетом, будто бы действительно соскучился. Эта мысль полностью наполнила сознание спортсмена, вытесняя все сомнения и обиды. Они поговорят, но позже. Эта близость была более вдумчивая. Михаил совершал резкие глубокие толчки, всматриваясь в карие глаза с невероятной нежностью. Данила полностью расслабился под страстным и ласковым натиском партнёра, ответно насаживаясь на его член уже более уверенно, чем в первый раз. Разумеется, он не совсем понимал, почему оказывается «снизу», но обсуждать это не хотелось. Ведь всё было так хорошо. Им обоим было приятно. Миша ласкал ладонями тело спортсмена, выцеловывал на его груди нечто невообразимое… Козловский старался быть максимально податливым и открытым. С большим рвением отвечая на ласки, он глубоко целовал партнёра, принимая его внутри себя. А потом стонал, кончая в его руку снова и снова. И уже несколько позже блаженно валялся на кровати, улыбаясь. Михаил вышел из ванной, усаживаясь в кресло так, чтобы можно было хорошенько рассмотреть брюнета: — А ты действительно очень горяч. — Что? — приоткрыв глаза, туманно поинтересовался хоккеист, совершенно не поняв смысл услышанного. — Да так, ничего. Я хотел рассказать, почему исчез тогда с дачи, верно? — Да, — помолчав, отозвался Данила. Медленно перевернувшись на спину, натянул тонкое покрывало повыше, внимательно всматриваясь в умиротворённое лицо Фассбендера. Что-то с ним было не так, как обычно. Что именно — Даня сказать не мог. То было чем-то неуловимым и эфемерным, как счастье. — Моя работа связана с поимкой некоторых недобросовестных людей… — Работаешь на милицию? — Можно и так сказать, — мягко улыбнулся Михаил, — мои исчезновения связаны с долгом службы. — Но ты говорил, что переводчик. — Так и есть. И из-за своих частых поездок за рубеж я стал помощником в органах. Иногда приходится срываться с места и нестись. Козловский медленно перевёл взгляд с Миши на окно, из которого лился нектар вечернего солнечного света. — Даниил, что-то не так? — Фассбендер мгновенно перестал улыбаться, приглаживая волосы на макушке. — Я видел тебя с тем парнем. Вышел из троллейбуса и… Ну, просто проследил за вами. Вошёл в квартиру. Видел всё. — Что ты видел? — нервно поинтересовался переводчик. — Как твой любовник принимал ванну, а ты сидел на бортике и гладил его, — хоккеист неспешно принял сидячее положение, морщась от боли в пояснице, — нет, я понимаю, что у тебя своя жизнь и ты не обязан рвать все свои связи… Просто… — Ты можешь назвать адрес? — резко оборвал его Михаил, вскакивая с кресла. В глазах его горел азарт. — Адрес? — опешил Козловский. — Адрес квартиры, где ты видел меня с тем парнем! — мужчина бросился к спортсмену, сел рядом и положил тёплую ладонь на его спину. В нос ударил запах мятного геля для душа. — Да я не помню, — честно отозвался брюнет, рассматривая лицо Миши, которое теперь было так близко. — Вспомни, пожалуйста. Прошу. Упираясь локтями на колени, хоккеист положил подбородок на сцепленные ладони и задумался. Снова прокручивая в голове события той отвратительной встречи, он пытался вспомнить улицу и номер дома… — Морская, 35 или 36, — наконец, ответил он. — А номер квартиры? — Не помню. Этаж второй. А зачем тебе это? Или у тебя столько любовников, что ты уже сбился со счёта? — Данила хотел спросить иронично, а вышло болезненно. — Нет, просто уточнял. Это нужно было для работы, — ладонь Михаила легла на щёку парня и развернула лицо к себе. Целовал он губы спортсмена нежно и изучающе. С чувством. А после отстранился и серо-зелёный взгляд утонул в карем: — Готов ли ты терпеть мою работу? Бросить её я не смогу, сам понимаешь. — Я и сам занятой, — ухмыльнулся брюнет, беря с пола свою рубашку, и надевая, — вдруг попаду в команду Чуханова? Тогда вообще шоколад будет. — Жаль, что ты тут с ребятами. Так бы могли провести время более открыто, — не убирая ладонь со спины Данилы, томно произнёс Миша. — А ты ничего не стесняешься, да? — Здесь — нет. Тут люди отдыхают, — тёплый смех грел душу Данилы, но странное чувство неестественности не покидало его. Поднявшись с кровати, он принялся натягивать джинсы. — Данила. — А? — тот поднял голову, из-под чёлки глядя в лицо вальяжно развалившегося на кровати Фассбендера. — Оставайся со мной. Насовсем.