Там высоко

В зале ожидания пригородного вокзала многолюдно и накурено. Суета, толкотня, крики, скандалы, где-то там поймали за руку карманника, где-то здесь опоздали на поезд, в центре столкнулись две тележки и теперь разбираются, где чей багаж. В стороне от суеты, в темноте под неработающим светильником, неподвижно сидит, спрятав руки в карманы тёмной куртки, молодой парень в бейсболке с низко надвинутым козырьком, скрывающим лицо. Совсем юный полицейский, поставленный следить за порядком и давно проваливший возложенную на него обязанность, подозрительно и слегка испуганно посматривает на неизвестного и особенно на стоящую у него в ногах спортивную сумку, но подходить не решается. Вергилий нервно облизывает губы и уже начинает беспокоиться. Данте ушёл на поиски жилья почти час назад, где он мог так застрять? Если бы с братом что-то случилось, он бы почувствовал, но Данте умеет виртуозно закрываться от него, когда не хочет чем-то делиться… Они носятся по стране уже полгода, нигде не задерживаясь дольше нескольких дней, скрываясь сразу от двух миров: мира людей — где они опаснейшие террористы, и мира демонов — потому что когда-то могли убить их короля. Тогда, в операционной, когда под его ладонью снова забилось сердце брата, Вергилий почти поверил, что всё уже позади, они могут вылечить раны и начать заново, и на этот раз у них получится. Но, едва придя в себя, Данте выругался и потащил его прочь, не слушая возражений. Не успели они переступить порог больницы, как земля под ногами вздыбилась и опала, оставив на месте здания покорёженные опалённые обломки, залитые кровью и обломками тел всех тех, кто имел несчастье в этот момент там находиться. Не останавливаясь ни на секунду, Данте пробежал ещё два квартала, свернул в глухой переулок и бессильно сполз по стене, истекая кровью из вновь открывшихся ран. Теперь уже Вергилий, матерясь, потащил брата в укрытие, благо, до принадлежащей ему квартирки, о которой — можно надеяться — никто не знал, было не так уж далеко. Брат не приходил в себя полсуток, то бредил, то страшно затихал, почти не дыша. А когда открыл глаза, за дверью квартирки оказался низший демон с обломками их мечей в лапах. Так Вергилий узнал, что способность подчинять демонов у Данте осталась. Посланника они убили, но оставаться в жилище, о котором узнал хотя бы один из них, было нельзя. Оставаться в городе, ненавидящем их самой своей сутью, было нельзя. К сожалению, другие города мало чем отличались от Лимбо-сити в этом плане. Их находили полицейские либо демоны, вынуждая сражаться за свою жизнь и свободу. Спустя полгода отчаянного бегства у братьев было только одно желание на двоих — наконец остановиться. Вот только мир отказывает двоим полукровкам даже в единственном желании. Вергилий закрывает глаза и пытается хотя бы задремать, чтобы время пошло быстрее, но шум и суета мешают, множество окружающих людей давит на психику. — Я не помешаю? — раздаётся рядом тихое. Нефилим открывает глаза и в упор смотрит на вставшую у соседнего свободного кресла девушку. Взгляд у него тяжёлый. Обычно люди не рискуют подходить к ним с братом, на инстинктивном уровне чувствуя нечеловеческую природу и пропитавший их общую ауру коктейль крови, опасности и ярости. Девушка не спешит бежать в ужасе, выжидательно топчется рядом в ожидании вербального ответа. Вергилий уже собирается в лучших традициях брата послать нежелательную попутчицу, но замечает выглядывающий из её сумки уголок ноутбука. — Не помешаете. Девушка опускается в жёсткое вокзальное кресло, долго и шумно ёрзает, устраиваясь, а потом достаёт из сумки ноутбук и пытается его включить. Нефилим краем глаза наблюдает постоянно выскакивающее с раздражающим звуком окно ошибки. — Вы позволите? — он цепляет на лицо самую доброжелательную улыбку, чтобы даже мысли не могло возникнуть, что вот этот располагающий к себе молодой человек на деле может оказаться самым разыскиваемым лицом во всей стране. Девушка награждает его долгим задумчивым взглядом. А потом кивает с радостной улыбкой и настойчиво впихивает ноутбук ему в руки. Нефилим понимает, что его самым наглым образом развели на помощь. Наверняка к каждому так подсаживалась в поисках того, кто согласится ковыряться с её железом. Хочется ударить юное создание её же техникой по голове и отправить искать другого идиота, но желание впервые за полгода подержать в руках хоть что-то компьютерное почти нестерпимо. Вергилий медленно проводит ладонью по клавиатуре. Не то чтобы он склонен одушевлять технику и видит необходимость в «привыкании» друг к другу, но сейчас это почти ритуал, воссоединение с тем, что давало смысл всей его сознательной жизни. Ноутбук приветливо мигает огоньком и снова выдаёт ошибку. Почти весело фыркнув, Вергилий отключает надоедливый звук и лезет в настройки. Никакой сложной проблемы нет, просто девчонка слишком небрежно обращается с техникой. Её нерационально хочется убить, но сын Спарды ещё не настолько низко пал, чтобы убивать за плохое отношение к собственному компьютеру. В поле восприятия возникает знакомое ощущение, которому Вергилий никогда не давал названия. Он просто знает, сколько шагов осталось между ним и братом. Данте идёт сквозь толпу, как ледокол, не особенно заботясь, что может кого-то толкнуть, или что его могут заметить и узнать. Глубокий капюшон старой потрёпанной куртки надёжно скрывает его лицо. И делает ещё более похожим на преступника, но на это они давно не обращают внимания. Их так и так найдут, раньше или позже, меры предосторожности как-то даже глупы. Приблизившись, брат внешне равнодушным, но на деле очень внимательным взглядом обводит представшую ему картину. * * * Данте не любит людей. В принципе. Было одно исключение, но от него даже тела не осталось. Жалкие, хрупкие, беспомощные и глупые, они не вызывают ни отвращения, ни сострадания. Ему всё равно. Застав брата за беседой с человеком, он окидывает равнодушным взглядом испуганную человеческую особь, мгновенно подобравшегося брата, раскрытый ноутбук на его коленях… и молча подходит ближе, касается руки близнеца и подхватывает с пола сумку. — Идём. Я нашёл, где можно переночевать. Вергилий с сожалением возвращает ноутбук владелице и послушно идёт следом за братом. В дешёвом хостеле на окраине города пахнет плесенью и сыростью, человек за стойкой не обращает никакого внимания на двух странных парней, из сумки одного из которых доносится отчётливый металлический лязг. Остановившись в коридоре, Данте внимательно принюхивается. Демонами не пахнет, кроме них есть только два постояльца, и из их номера так отчётливо тянет сексом, что нефилим, скривившись, спешит отгородиться тонкими стенками их номера. Повелительным жестом останавливает брата возле двери и с внимательностью, порождённой паранойей, обследует весь номер. Наконец, признав жильё безопасным, кидает сумку с обломками мечей у кровати и снова идёт к выходу. Крепко обнимает брата, вселяя в него уверенность. — Я вернусь через пару часов. Но если что-то случится — зови. Я буду слушать. * * * Данте возвращается через три с половиной часа. От него резко пахнет кровью, на скуле расплывается багровый кровоподтёк, правая рука неподвижно висит вдоль тела. Оставшейся левой он настойчиво впихивает в руки Вергилия потёртый кейс. — Куда ты влез? — Вергилий интересуется вроде бы спокойно, но на дне зрачков отчётливо виднеется беспокойство. Они не спят уже третьи сутки, и если опять срываться в бега… — Ничего сильно криминального, — Данте одной рукой неловко стаскивает куртку, оставаясь в лёгком свитере с длинными рукавами, который за полгода менялся пару раз на точно такой же, и устало валится на кровать. — Открывай. Внутри кейса две пачки банкнот разного достоинства и картонная коробка. Не поверив надписям на упаковке, Вергилий вытряхивает её содержимое на кровать. Почти благоговейно проводит ладонью по крышке новенького ноутбука. — Где ты его взял? — Дурацкий вопрос, брат. Конечно, купил. Не спёр же, зачем нам такой след. — У нас же нет денег, — конечно, немного денег есть всегда, иначе пришлось бы ночевать в кустах, а не пусть дешёвых, но гостиницах, и перейти на питание попадающимися демонами. Но на такую дорогую покупку как новый — правда же новый, не с рук купленный, а в приличном магазине — ноутбук… Столько лишних денег в последние полгода у них не было ни разу. — Теперь есть, — Данте валяется поперёк кровати, закрыв глаза. Ему нужен сон, но уснуть он не сможет, это слишком очевидно по напряжённым мышцам и рваному дыханию. — Не беспокойся, никого я не грабил. Поучаствовал в подпольных боях. Даже никого не убил. — С рукой что? — Ничего особенного, — брат пожимает плечами, кривясь от боли. — Твоё «ничего особенного» называется снова вылетевшее плечо. Дай я посмотрю, — Вергилий вытаскивает из сумки аптечку и присаживается рядом с братом. Касается очень аккуратно. Причинять Данте боль нужно осторожно, а вправляя сустав без боли не обойдёшься. Тем более здесь, ведь сустав повреждён во время пыток, и Вергилию меньше всего хочется напоминать брату об этом. — Не бойся. Просто поставь на место, сам я это не сделаю. Кивнув, Вергилий быстро вправляет повреждение, тщательно перематывает плечо брата бинтом прямо поверх свитера, потом обрабатывает ссадины на лице. Выглядит, как хороший удар чем-то металлическим, Данте морщится и пытается отодвинуться, но не всерьёз. Очищенные и обработанные лекарством раны восстанавливаются быстрее и не оставляют шрамов. К тому же, он сильно устал, так что склонен позволить всё. Собрав аптечку, Вергилий забирается на кровать и придвигает к себе ноутбук. Неуверенно проводит ладонью по клавиатуре. Он знает эту модель: далеко не новая, под устойчивым к воздействию корпусом скрывается мощная начинка, и нефилим гадает, каким образом его брат, совершенно безразличный к технике, смог найти настолько идеальный вариант. Он чувствует, что близнец наблюдает за ним из-под полуопущенных ресниц, и щёлкает по кнопке включения. Внутри корпуса раздаётся уютное урчание. — Спасибо. Данте неопределённо фыркает и придвигается ближе. — Я же должен заботиться о нуждах младшего братишки. — Это скорее блажь, чем нужда. — Я знаю этот взгляд, Верг, — Данте роняет голову ему на колени, ёрзает, устраиваясь поудобнее. Кажется, он намерен так спать. — Дети в приюте смотрели так на каждого приходившего взрослого, в надежде, что их заберут в семью. — И ты? Данте издаёт звук, который при должной фантазии можно принять за смех. Невесёлый. — А я мечтал свалить из чёртовой дыры, где детей раздают демонам, как рождественские подарки. Иногда видеть суть вещей это такая дрянь… Так что не бойся, эта штука, — он кивает на ноутбук, — никуда не исчезнет. Твоё. А вот чтобы не пришлось её взрывать, рискуя чужими жизнями, — усмехнувшись, Данте вкладывает ему в ладонь крохотную флэшку. — «Терабайты данных» сюда не влезут, конечно, но хоть что-то. Вергилий сжимает тёплую от пальцев брата флэшку. Он совершенно не представляет, как выразить всю степень благодарности, которую испытывает к близнецу, он даже подумать не мог, что выросший на улицах не самого добропорядочного города Данте способен на такую чуткость. Ему хочется сделать хоть что-то соразмерное для брата. Он кладёт ладони на напряжённые плечи, пытается аккуратно размять забитые мышцы. Данте сонно урчит что-то одобрительное, его тело постепенно расслабляется. Почувствовав непреодолимое желание спать, Вергилий выключает не пригодившийся ноутбук и устраивается рядом, откидываясь на подушку. Он может только надеяться, что сегодняшней ночью обойдётся без кошмаров. Ночью он просыпается от холода, от того, что исчезла тёплая тяжесть тела брата. Данте курит на подоконнике, выпуская дым в раскрытое окно, видимо, уже не первую. Даже не пятую. — Извини. Не думал, что ты проснёшься. Вергилий выбирается из-под заботливо накинутого одеяла, подходит к окну и тоже садится на подоконник напротив брата. Данте может просидеть всю ночь без сна, тихо обнимая испуганного близнеца, которому приснился очередной кошмар, и нашёптывая что-то успокаивающее. Вергилий никогда не вслушивается в слова, он вообще сильно подозревает, что брат просто матерится в интонациях колыбельной; но прижимается головой к горячему плечу, внимательно отслеживая спокойные удары сердца. Самый большой его кошмар — не воспоминания о плене и пытках, даже не приходящие во снах мучительные крики близнеца, а полная тишина в том месте, где должно биться сердце брата. Протянув руку, Вергилий касается его груди, кончиками пальцев ощущая мерные удары. Данте криво ухмыляется уголком рта. — И не будешь читать лекций о вреде курения? — Мы не люди. Табак это не то, что может нам навредить, — Вергилий вытаскивает у него сигарету и неумело затягивается. Фильтр тёплый и слегка примят губами брата. Почти похоже на поцелуй. — Не люди, — соглашается Данте, возвращая сигарету себе. Протянув руки, сгребает Вергилия в объятия, притиснув к своей груди так, что становится трудно дышать. — Не бойся. Бьётся. И пока менять это я не намерен. Эх, братишка, братишка. Тебя ведь так легко читать, и как только твой Орден тебе на шею не сел… — Тебе приснился кошмар? — Да не снятся мне кошмары, — Данте выкидывает окурок за окно, коротко выдыхает. Угадав ещё не произнесённую просьбу, Вергилий подкуривает ещё одну сигарету, делает первую затяжку и отдаёт брату. — Мои, по крайней мере, не снятся. Так, чернота одна. А вот твои, бывает, прорываются. Цветные они у тебя, интересные. Будешь? — Данте протягивает ему сигарету. Он курит нервными глубокими затяжками, сигарета скурена уже наполовину. Вергилий чуть наклоняется и обхватывает губами фильтр. Горький дым растекается по гортани вместе с теплом. — Знаешь, кошмарные сны это такая ерунда по сравнению с кошмарной реальностью… Моё подсознание не сможет выдумать чего-то такого, что я не видел бы на улицах или не пробовал на своей шкуре. А уж этим меня напугать сложно. Я ущербный, да? — Нет, — Вергилий качает головой и откидывает её на плечо брата. — Ну или ущербны мы оба, раз мне снятся и твои кошмары. — И что с этим делать? — они докуривают сигарету, Данте закрывает окно и тащит его к кровати в охапке, падает поверх одеяла. — Не знаю. Пока не знаю, — высвободившись из рук брата, Вергилий внимательно всматривается в его глаза. Ему хочется прикасаться, но Данте переносит не так уж много вариантов прикосновений. Точнее, близнецу он позволит всё, но даже самое невинное касание в неудачном месте может вызвать череду тёмных воспоминаний, и Вергилий совсем не хочет быть их причиной. — Подсказать? — насмешливо щурится брат. Сглотнув, Вергилий останавливает взгляд на его губах и чувствует, что краснеет. Он хочет, давно хочет попробовать, это же так естественно, просто взять и поцеловать родное существо — единственную свою семью, между прочим, за закрытыми дверями отдельного номера, где их не видит никто посторонний, ведь никто же, они обязательно почувствовали бы чужое присутствие — но вбитые ещё в детстве правила приличия и нормы морали — человеческие, а они же не люди — мешают. Уверенные пальцы брата вплетаются в затылок, он тянет на себя, слегка, давая возможность передумать, горячий смешок разбивается о губы. — Если тебя это волнует, то в поцелуях у меня опыта не больше, чем у тебя. Глаза закрой и не думай, — его губы горячие, твёрдые, горькие из-за сигаретного дыма и впитавшейся крови демонов, касания осторожные, даже едва намеченные, но неуверенности он не чувствует, скорее ласковую заботу, много нежности и совсем чуть-чуть желания. — Какой же ты… младший, — отстранившись, Данте ласково треплет его по голове, спускает ладонь ниже, слегка прижимая спину, позволяя устроиться на себе вместо матраса. — Спи давай, младший брат, два часа ночи после трёх бессонных суток не самое удачное время для экспериментов. — Данте… — Спи, Верг, не бойся. Я здесь, тебе никто и ничто не помешает. Обещаю. Вергилий просыпается от осторожных прикосновений. За окном давно утро и громко надрывается щебетанием какая-то птица. Данте лежит рядом, на самом краю, оставив ему всё пространство односпальной кровати, и, едва касаясь, водит кончиками пальцев по его лицу. — Чуткий ты мой, — ласково шепчет брат, обнаружив его пробуждение. — Ты ведь знаешь, что я никому не позволю к тебе подойти, пока ты спишь. И никуда не уйду раньше, чем ты проснешься. — Данте? — Вергилий пытается приподняться, но брат легонько удерживает его за плечо. Резкий и жестокий с демонами, к нему Данте прикасается очень бережно, всегда давая возможность отстраниться от прикосновения. Вергилий возможностью не пользуется никогда. Он знает: после того, что с ним сделал Мундус, Данте не переносит прикосновений к себе, только терпит, чтобы не обидеть. Он надеется, что если брат будет чаще прикасаться к нему сам, то страх быстрее пройдет. Поэтому позволяет всё, даже если некоторые касания его смущают. Впрочем, Данте почти никогда не переходит рамок ненавязчивой ласки. — Чего ты боишься, Верг? Сам же говорил, что мы не люди. — Не знаю, — Вергилий кладёт ладонь ему на плечо, медленно ведёт вверх. Он знает тело брата лучше, чем собственное, знает, где можно прикоснуться без опасений, где можно, но лучше не стоит, а где нельзя ни в коем случае. К примеру, взъерошить ему волосы можно, неровно отросшие короткие пряди всё равно не складываются в приличную причёску, а временами Данте, как сейчас, с тихим урчанием подаётся навстречу прикосновению. Вот затылка лучше не касаться, у Данте с этим связаны весьма неприятные воспоминания о неоднократных впечатываниях лицом в стол. Под настроение вытерпит, конечно, но Вергилий не хочет напоминать брату о неприятном. Запястья же, всегда надёжно скрытые длинными рукавами свитера, вообще запретная зона. Вот это Данте даже терпеть не станет, сразу вывернется и уйдёт, а потом несколько ночей не сможет спать. Он не врёт, кошмары ему действительно не снятся — но только потому, что сложно присниться тому, кто не спит, втихую закидываясь лошадиными дозами энергетика и кофе. А потом, когда даже усиленный организм нефилима не выдерживает такого издевательства, несколько суток на энергетиках ждут уже Вергилия. Брат мечется во сне, бредит, беспомощно стонет и никак не может проснуться, а наутро ничего не помнит. Вергилий сидит рядом без сна, удерживает, чтобы случайно не навредил себе, старается дать понять, что он рядом, и всё уже хорошо. Данте поворачивает голову, и пальцы Вергилия соскальзывают вдоль высокой скулы. Он касается своей, почти такой же. Ему приходит в голову, что только формой черепа они и похожи, кто-то посторонний вообще не смог бы назвать их братьями. Улицы Лимбо-сити оставили на Данте слишком много автографов. Он проводит по шраму на скуле брата и просит: — Оставь мне такой же. — Братик, ты с ума сошёл, — извернувшись, Данте касается губами кончиков его пальцев. — Я не буду причинять тебе боль. Мы и без одинаковых шрамов достаточно похожи. Какая тебе разница, что будет думать о нас кто-то посторонний? Да и вообще дело же не в этом. — А в чём? — В отношении. Ты мой брат. Как бы ты ни выглядел, что бы ни задумал, я буду на твоей стороне. — Даже если я хочу занять место Мундуса и править человечеством? — Даже если, — Данте кивает, даже на миг не задумавшись. — Но этого ты уже не хочешь, я же знаю. Ты хочешь просто покоя. И я тоже. Поэтому Мундуса мне всё-таки придётся убить. — Нам. — Мне, — мотнув головой, Данте приподнимается, и они оказываются лицом к лицу. — Ты мило краснеешь, братик, но меня интересуют причины. Ты меня боишься? — Нет, — Вергилий почти отчаянно качает головой. Он не боится брата. Но его близость, тепло и вес тела, горячее дыхание — смущают. Дико. Чтобы отвлечься и успокоиться, он интересуется. — Почему у тебя нет опыта в поцелуях? — Потому что шлюхи не целуют, — брат смеётся ему в губы. — А Кэт? — Вот будто ты не знаешь, что она по тебе сохла. Мне в любом случае не светило, — Данте изображает подозрительный прищур. — И почему мне кажется, что ты пытаешься меня отвлечь? Вергилий не успевает ответить. Горячие губы брата накрывают его, и на этот раз осторожности в Данте куда меньше. Он будто решил для себя что-то, и целует уверенно, не ожидая сопротивления. Впрочем, сопротивляться Вергилию и в голову не приходит, его полностью захватывают ощущения горячих губ брата, его силы и уверенности. Данте не ожидает ответа, но тем не менее происходящее не ощущается насилием, касания губ чуткие и… бережные, что ли… Приподняв руку, Вергилий вплетает пальцы в затылок брата, тянет на себя, твёрдо зная, что сейчас можно, сейчас это будет приятно. Данте одобрительно фыркает в поцелуй, ощущая отклик, придвигается ближе, прижимаясь всем телом, ладони скользят по плечам, оглаживая ткань рубашки. Вергилий прогибается в спине и сдавленно шепчет: — Сними. Мозолистые горячие пальцы забираются под рубашку, обводят контур мышц живота. Рвано выдохнув, Данте отстраняется и, уткнувшись лбом в лоб, с почти мучительным стоном виновато признается: — Не могу. Прости. Отвернувшись, он садится на краю кровати, запускает пальцы себе в волосы. Помедлив, Вергилий осторожно обнимает его со спины, молчаливо предлагая поддержку. Данте передёргивает плечом, но не вырывается. — Хреново это. Вергилий молча кивает, зная, что брат почувствует движение. Сейчас любые слова утешения будут лживыми, а лгать единственной семье непозволительно. — Нам нужна помощь. — Ага, так и представляю эту картину, — Данте смеётся, хрипло и ненатурально. — Ты знаешь, что психиатров-людей давно не осталось, только демоны? Я вот знаю. Всё равно что стрелочку нарисовать: «Вот они мы, бери, пока дают». Пустой номер, Верг. Никто нам не станет помогать, кроме нас самих. Я в душ, — тон резко меняется на легкомысленный, он поднимается, очень аккуратно высвобождаясь из объятий. — Присоединиться не предлагаю, уж извини, — захватив полотенце, Данте фактически сбегает из номера и серьёзного разговора. В который раз. Вздохнув, Вергилий тянется к ноутбуку, барабанит пальцами по крышке, потом решительно включает. Пока Данте будет бегать от своих страхов, они съедят его изнутри. Дождавшись загрузки, Вергилий лезет на сайты по психологии. Ему нужны ответы. Или хотя бы подсказки. Данте возвращается полчаса спустя, в неизменном свитере, с влажным полотенцем на плечах и двумя дымящимися чашками в руках. — Я добыл нам кофе, — брат просто лучится нездоровым оптимизмом. Ещё раз вздохнув, Вергилий отбирает у него добычу, ставит на прикроватную тумбочку и настойчиво заставляет Данте сесть рядом. Снимает с него полотенце и принимается тщательно вытирать еще мокрые волосы. Данте скользит взглядом по открытым вкладкам в браузере и невесело усмехается. — Пытаешься пробить психологический барьер? Расслабься, брат. Я признаю свою проблему. Только не так уж просто с ней справиться. Дай мне время. Давай, пей кофе, смотайся в душ, и уходим. Мы слишком задержались на одном месте, оставаться здесь становится небезопасно. Не смотри так, ты знаешь, я тоже хочу наконец остаться где-нибудь хоть на несколько дней, но здесь этого делать нельзя, нас слишком легко могут найти. Когда Вергилий возвращается из душа, вещи уже собраны, а номер выглядит так, словно в нём никто не жил, даже след от пролитого в спешке кофе со столика исчез. Данте закидывает на плечо сумку, подходит ближе и неожиданно обнимает, ласково прижимая к себе. — Обещаю, как только мы найдём безопасное место, останемся там хоть на месяц, хоть на год. Я знаю, как ты устал, брат. Я знаю, нам нужно остановиться и отдохнуть. Но я должен быть уверен, что мы не попадёмся им снова. Пойдём, — отстранившись, Данте берёт его за руку, крепко, как маленького, и тянет в сторону выхода. Этот город похож на десятки — сотни — своих собратьев, в которых они уже побывали. Данте идёт по улице, как дикий зверь по чужой территории: напряжённый, настороженный, готовый в любую секунду вцепиться в глотку врагу. Они чувствуют демонов, но демоны пока не чувствуют их. Данте наблюдает за городом, Вергилий наблюдает за Данте. Он уже знает, стоит отвлечься и тоже начать выискивать врагов — и можно запросто упустить брата, который решил, что ради безопасности надо вырезать обнаруженную группу демонов. Его не останавливает отсутствие оружия — Данте приспособит вместо него всё, что попадётся под руку, а то и кулаками обойдётся. Вот только лечить его потом долго и муторно. Лучше не отпускать из виду. — Кэтти! — истеричный женский визг сопровождается визгом тормозов. Вздрогнув, Данте быстро оглядывается и, сбросив с плеча сумку, кидается на проезжую часть. На крошечном пятачке посреди оживлённого потока — и как только забралась — мелко дрожит девчонка лет пяти, а её — мать, нянька? — блондинка лет тридцати пяти бестолково носится по обочине, не решаясь шагнуть под колёса. Под колёса рванул его брат, который впервые в жизни видит эту девчонку, просто потому что её зовут Кэтти. Время вокруг Данте замедляется, позволяя ему без проблем добраться до сжавшейся в испуге девочки и без лишних слов подхватить её на руки. Пока они идут обратно, девочка успевает успокоиться и начать что-то серьёзно рассказывать ему на ухо. Тот не менее серьёзно кивает и коротко что-то говорит, судя по всему, называет своё имя. Дойдя до тротуара, ставит её на ноги. Невидимая пружина разжимается, возвращая времени нормальный ход. — Не трогай ребёнка! — блондинка подлетает к нему, замахиваясь сумочкой. — Маньяк! Педофил! Данте делает шаг назад и склоняет голову к левому плечу, внимательно и молча разглядывая истеричку. Холодный оценивающий взгляд убийцы демонов истеричку не успокаивает и не пугает, и она продолжает осыпать оскорблениями того, кто только что притащил ее детёныша с середины автострады. Раздражённо выдохнув, Данте подталкивает девочку в спину, отворачивается и подхватывает с земли сумку. — Пошли отсюда. Мне стоило бы уже привыкнуть, что люди не знают благодарности. Блондинка затыкается от неожиданности. Удивлённый Вергилий догоняет брата, успевшего за пару секунд покрыть расстояние в несколько метров. — Ты ничего не сделаешь? — А что я сделать могу? — Данте пожимает плечами, не сбавляя шаг. С истерички станется вызвать полицию. Надо успеть уйти. — Не могу же я избивать каждую идиотку только за то, что она идиотка. Пойдём, надо поесть где-нибудь и убираться из города. Я наследил. — Тебе не стоило пользоваться этим. — Знаю. Показалось, так будет лучше… Уже неважно. — Стой, — запыхавшаяся девочка догоняет их и сходу ухватывает Данте за пальцы, и тот инстинктивно наклоняется, чтобы она не тянулась. — Пойдём к Дедушке. Он поможет. — Это вряд ли хорошая идея, Кэтти, — Данте присаживается на корточки перед ней и, улыбнувшись, щёлкает по носу. — Видишь, твоей маме я не нравлюсь. Девочка упрямо мотает головой. — Она не поняла просто. Мама не верит в демонов. Подняв голову, Данте переглядывается с братом. Если девочка может видеть демонов… Вергилий чуть заметно качает головой. Это не их Кэт. Просто ребёнок. Возможно, это просто детские фантазии. — Ты из-за демонов на дороге оказалась? — Ага, — девочка кивает. — А потом они убежали. Они всегда убегают. Потому что Дедушку боятся. Пойдём к Дедушке. — Что думаешь, Верг? Вергилий кладёт ладони на плечи брата и чувствует, как того потряхивает. Триггер демона сильно вытягивает энергию. Нужен отдых. Да и просто интересно посмотреть, почему демоны боятся дедушку этой малявки. — Я думаю, что невежливо отказываться от такого настойчивого приглашения, — он отбирает у брата тяжёлую сумку с вещами. Присаживается рядом и протягивает девочке руку. — Давай познакомимся? Я Вергилий, мы с Данте братья. Кивнув, девчушка, как взрослая, пожимает его пальцы. — Я вижу. Вы очень похожи, — она улыбается и чуть приседает, изображая реверанс. — Меня зовут Кэтти. А теперь пошли к Дедушке, — не обращая никакого внимания на недовольную мать, девочка тянет обоих нефилимов за собой. * * * Данте напрягается уже на подходе к небольшому особнячку за чертой города. Его чутьё словно сломалось — чувствует врага, но не чувствует опасности. Кэтти последние несколько метров до калитки в фигурной кованой ограде весело подпрыгивает, и даже её мамаша перестаёт сверлить ему затылок неприязненным взглядом. Место словно окутывает аура покоя, и это дико настораживает. Едва ступив во двор, Кэтти кричит: — Дедушка! У нас гости! Из пристройки слева от особняка, откуда вьётся дымок и отчётливо пахнет металлом и огнём — кузница? во всяком случае, ограда намекает — выходит чело… существо, при виде которого Данте тут же отшатывается с низким горловым шипением, прикрывая брата собой. Кузнец на две головы выше него и как минимум вдвое шире, а ещё он, без сомнения, стопроцентный демон. Кузнец добродушно улыбается и, встав на одно колено, обнимает подбежавшую девочку. Кэтти быстро рассказывает что-то ему на ухо, он кивает и идёт в сторону гостей. — Парень, расслабься. Я не ем тех, кто спасает мою внучку из-под колёс авто, — подойдя ближе, кузнец почти выдыхает. — Ох ты ж дьявол. Нефилимы. Кэтти, бери маму, и идите в дом. Нам с твоими гостями надо серьёзно поговорить, — дождавшись, пока женщина уведёт дочь, демон машет рукой в сторону лавки под навесом, но гости не двигаются с места. — Парни, серьёзно. Я вам не враг. — Да неужели? — насмешливо шипит Данте, разворачиваясь обратно к калитке. — Мы уходим. — Данте, подожди, — Вергилий придерживает его за локоть, и Данте пользуется возможностью слегка опереться на близнеца. По правде говоря, далеко он по-любому не уйдёт. Слишком кружится голова. — Давай хотя бы выслушаем его. — Раньше ты с демоном и разговаривать бы не стал. — Нам ведь нужна помощь. — Тащи сюда этого упрямца, пока он ещё хоть как-то на ногах держится, — командует кузнец, указывая на лавку и сам шагая к ней. Данте пожимает плечами. По правде говоря, уходить ему не хочется. Хочется спать. Но то, что он не может почувствовать опасность, не означает, что её нет. Покачав головой, Вергилий тянет его в сторону лавки, настойчиво сгружает на неё и садится между ним и демоном. — А я-то думал, парни, вас давно в живых нет… Впрочем, по вашему состоянию, до этого не то чтобы далеко. Так, — кузнец хлопает себя по колену. — Давайте-ка я сразу отвечу на возможные вопросы. Моё имя ничего обо мне не скажет, я давно отказался от него. Кэтти зовёт Дедушкой, я привык. Она мне не настоящая внучка, само собой. Я демон, она человек. Им с матерью было некуда идти после того как на них напали низшие. Мой дом эти твари обходят стороной. Я предложил им пожить у меня, пока не найдут новое жильё, а потом прижились как-то. — Почему девочка видит их? — Не знаю точно, — кузнец пожимает плечами. — Она не медиум или что-то в этом роде. Может, просто потому что ребёнок ещё, мозги не промыты, может, моя вина. Всё же, она от меня почти не отлипает, ремеслом интересуется. Подрастёт ещё, начну учить. И нечего коситься, она мне, правда, как внучка, и душа её меня не интересует. А теперь поговорим о вас, парни. Можете не трудиться пересказывать свою биографию, о вас только ленивый не слышал. Наворотили вы дел, парни, ну да по вам видно, что не бесплатно. Странно, что Мундус не убил вас сразу, но ему всегда мания величия жить спокойно не давала. Наверняка решил поиздеваться, помучить. Сам себе виноват. Но вот то, что до сих пор вам удавалось уходить от погони, иначе как чудом не назвать. Где ваши мечи? Впрочем, я знаю. Сломаны, — демон останавливает взгляд на сумке, но ни о чём не спрашивает. — Так. Оставайтесь. Места полно, а вас, парни, надо чинить не меньше, чем ваше оружие. Сталь перековать-то несложно, а вот вы скоро помрёте от истощения. Оставайтесь. Мундусу я, скажем так, оппозиция, я вас точно не выдам, а низшие сюда сами не полезут. Отдохнёте, я ваши мечи перекую, а дальше уж сами придумаете, что делать. — Почему? — Жизнь за жизнь. Вы мою внучку спасли, мой долг отплатить, чем могу. Да и просто не могу вас так отпустить. Я, парни, не первую сотню лет живу, а вы дети ещё совсем. Я себе не прощу, когда с вами что-то случится. Попадётесь ведь, рано или поздно. И теперь уже скорее рано, чем поздно. Оставайтесь. Данте опускает голову на плечо брата. Это место тянет из него энергию, или её просто уже не осталось. Им действительно нужна помощь. Хотя бы просто выспаться. Если здесь, и правда, можно не ожидать внезапного нападения, то хорошо. Да и кузнец-человек, если даже его найти, не справится с демоническими мечами. Или это может быть тщательно спланированная ловушка. Слишком уж всё идеально совпало. — Правильно, что ты никому не веришь, Данте, — кузнец легко касается его плеча. Прикосновение не воспринимается неприятным. Он уже почти спит. — Но сейчас у тебя нет выбора. Так. Веди брата в дом, у меня там в гостиной диван есть. Всё лучше, чем на улице спать. * * * Вергилий дотаскивает почти висящего на нём брата до указанного дивана. Его пугает резко ухудшившееся состояние, но он знает, что Данте справится. Просто слишком устал. Кузнец вытаскивает из шкафа цветастый плед, передаёт ему. Вергилий тщательно укрывает близнеца, задерживая ладонь на растрёпанной тёмной чёлке. — Вот и пусть спит. Всё равно далеко бы не ушёл, по дороге рухнул. Голодный? — А? — Вергилий отрывает взгляд от спящего брата, медленно поднимает на хозяина дома, не сразу поняв, что обращаются к нему. — Есть, спрашиваю, будешь? А то ложись тоже спи, места хватает. — Нет, — он качает головой, подумав о том, что хотя бы один из них должен остаться настороже. Всё-таки, они на чужой территории. — Я не хочу спать. Но если у вас есть чай, будет здорово. — Чай, — добродушно передразнивает Дедушка. — Вежливые дети это хорошо, а вот голодные — не хорошо. У меня есть чай, конечно, но сначала тебя надо накормить. Топай на кухню, несчастье белобрысое. Кухня обнаруживается здесь же, на первом этаже, в другом конце длинного коридора. В просторном светлом помещении с большим окном минимум мебели, только самое необходимое — большой холодильник, электроплита, пара ящиков, круглый стол с несколькими мягкими стульями. Вергилий присаживается к столу и утыкается лбом в скрещённые руки. — Держи свой чай, несчастье, — ему придвигают ароматно дымящуюся чашку. — Ты, часом, не вегетарианец или ещё какое извращение? — А?.. Нет, — он вообще с трудом понимает, что от него хотят. Хочется к брату под бок, чувствовать родное тепло и знать, что всё в порядке. Он греет руки о чашку, но это не то. — Тогда подожди пару минут, и накормлю. А потом пойдёшь и будешь спать. Не трону я вас, вот ещё глупости. Кто же гостей в своём дому убивает, сам подумай? — Демоны. — Ой, дурак… Ешь давай, — Дедушка ставит на стол глубокую тарелку с мясным рагу. Отвыкший от домашней еды нефилим не может сдержать лёгкую улыбку. — Он старший, что ли? — Мы близнецы. Не знаю, кто старший. Но Данте вбил себе в голову, что он. — А ты и рад пользоваться. Заездил брата, что он на полдороге засыпает. И это при том, что не доверяет мне совершенно. — Вы плохо его знаете. Попытка надавить и стукнуть кулаком по столу кончилась бы тем, что я получил в нос, а он всё равно сделал по-своему. — Вот и стукнул бы, и получил. Зато сейчас не пришлось бы сидеть и думать, где же ты так облажался. Ладно, — кузнец поднимается и идёт к двери. — У меня там работа стоит. Так что ешь и брысь к брату, отсыпаться. Увижу до вечера на ногах — прибью обоих. * * * Данте просыпается в темноте позднего вечера. Под ухом раздаётся уютное сопение. Он притягивает брата ближе к себе и чуть улыбается. Значит, всё в порядке. Они в безопасности. Он отвык от роскоши просыпаться долго, позволяя телу спокойно перейти из сонного состояния в погранично-дремотное, и только затем в бодрствование. Но чутьё не ощущает опасности, брат, несколько часов пробывший без его охраны на чужой территории, в полном здравии, значит, можно позволить себе немного покоя. Не вскакивать в мгновенной готовности к возможному бою, а растянуть момент пробуждения. За дверью слышится шебуршание, но не настойчивое. Явно не демоны, явившиеся по их души. Данте аккуратно, чтобы не потревожить, выбирается из-под руки спящего брата, поправляет сбившийся плед и бережно касается светлых прядей. — Спи, Верг. Я рядом. Неслышно подбирается к двери, распахивает и одним движением подцепляет прятавшуюся за ней девчонку, перекинув через плечо. — Кэтти, тебе мама не рассказывала, что нехорошо мешать спать взрослым незнакомым дядям? — Мы же уже познакомились, — девочка ударяет его кулачком в плечо, на котором висит. — И днём не спят. Данте зевает. Честно сказать, он бы с удовольствием проспал ещё пару суток, но голодный организм требует своего. — Ладно, мелочь. Тогда показывай, где у вас кухня. Гостей кормить положено, ты в курсе? — Прямо по коридору и направо. Можно, я слезу? Кивнув, Данте перехватывает девочку нормально на руки. Лёгкая совсем, такой и молоток в руки не доверишь, не то что тяжёлый кузнечный молот. Войдя на кухню, он усаживает Кэтти за стол, находит чайник и, убедившись в наличии воды, ставит на плиту. — Что, и тебя на чай потянуло, старший? — добродушно окликают со спины. — Нет, я кофе предпочитаю, — он передёргивает плечом, оборачивается к хозяину дома, спокойно встречая внимательный оценивающий взгляд. — Да и сильно вряд ли я старший, если только на пару часов. — Но ведёшь себя как старший, — кузнец оттесняет его от плиты, потом отворачивается к холодильнику. — Выбора не было. — Вижу, — Дедушка веско кивает, разогревая ужин. — Потрепали-то тебя куда сильнее. Расслабься, чудушко. Я, в отличие от Мундуса, адекватный, с детьми не воюю. Вот через пару сотен лет, если доживёшь, можешь бросить мне вызов и рассчитывать на бой. А сейчас — отшлёпаю, и хватит с тебя. — Что вам от нас нужно? — Веришь ли, нет, но ничего. Держи свой кофе. Растворимый, уж не обижайся. Просто вам помощь нужна, а я могу помочь. — Я не верю в альтруизм, — Данте с удовольствием вдыхает горький аромат. Кэтти рядом морщится от него же. — Правильно не веришь, — кузнец кивает спокойно. — Но, вот честно, ничего материального мне не нужно, да и услуг никаких. Если тебе так нужна причина, то мне интересно восстановить сломанное. У вас же не просто заточенные куски железа, а оружие с характером, с личностью. Больно видеть, что с ней сделали. Сам понимаешь, человеческие кузнецы тут не справятся, не знают технологии. — А вы — знаете? — Знаю. И прежде, чем ты спросишь, нет. Прямо сейчас заняться восстановлением не могу. Вы этого не переживёте, слишком мало сил осталось. Вы на них повязаны, мечи во время перековки начнут тянуть энергию у вас, своих хозяев. Через несколько дней начнём, когда на вас смотреть без жалости можно будет. А сейчас отдыхайте, никто вас не тронет. Кроме, может, вот этой егозы, — он кивает на внучку. Та, словно этого и ждала, мигом перебирается со стула на колени гостя, Данте придерживает её ладонью, чтобы не свалилась. — Не боитесь оставлять внучку на самого разыскиваемого преступника на континенте? А то я маньяк и вообще… Дедушка только неоднозначно хмыкает. — А Элли не слушай, я в своё время не успел вовремя телевизор из окна выкинуть, насмотрелась всякой дряни. Из тебя, парень, маньяк, да ещё самый разыскиваемый, как из меня балерина. Шпана ты малолетняя, максимум. И то уже за ум взялся. Ничего с ней в твоей компании не случится. Курить только не вздумай научить — голову оторву. — Вот ещё такой дряни я детей не учил, — Данте почти обижается. Хотя чувствует, что над ним всего лишь подшучивают. Ссаживает Кэтти на колени к Дедушке и поднимается. — Пойду ещё посплю, пока возможность есть. Не возражаете? — Даже настаиваю. Я вам комнату на втором этаже разгрёб, но брата не буди. Потом переберётесь. Данте возвращается в гостиную и ныряет к брату под плед, притягивая к себе тёплое сонное тело. Вергилий ворчит и пытается его отпихнуть, но ненастойчиво, а потом вообще сам подвигается вплотную, успокоено выдыхая куда-то в ключицу, и всё это даже не проснувшись. Усмехнувшись, Данте закрывает глаза и позволяет себе расслабиться. В конце концов, безопасное место найдено, можно отдохнуть. * * * — Хватит курить. — А я-то уже начал думать, что мой брат сломался. Три дня прошло, а нравоучения не начались, — усмехнувшись, Данте тушит сигарету в банке из-под кофе, приспособленной в качестве пепельницы. — Что мне будет с одной сигареты? — Если бы одной, я бы молчал. А она третья только за последние полчаса, — Вергилий поднимает взгляд от экрана и улыбается. — Или ты думал, я не замечу, чем занимается мой единственный брат? Данте спрыгивает с подоконника. Вообще-то, за курение в комнате он рискует огрести от Дедушки, да и не то чтобы оно сильно надо — зависимости у него нет. Просто было интересно, насколько быстро Верг выйдет из компьютерного транса. — Ты нервничаешь, — Вергилий выключает и убирает ноутбук: находиться в одной комнате с нервничающим Данте чревато возможной поломкой чего-нибудь, а подарок брата ему дорог. — Не нужно. При самом плохом исходе, у него просто не получится. С утра Дедушка, объявив, что время пришло, утащил обломки Ребеллиона к себе в кузницу. Ровно пять минут спустя Данте оккупировал подоконник, принявшись с ужасающей скоростью уничтожать запас сигарет. Не то чтобы это было действительно вредно — его регенерация справится с последствиями никотинового отравления — но и не полезно тоже. Коротко вздохнув, Вергилий поднимается со своего места и идёт запереть дверь. У Кэтти есть очаровательная привычка, не стучась, залетать к ним в комнату, а ему иногда хочется побыть с братом наедине и без любопытных детских глазёнок. Тем более сейчас, когда брату определённо нужна поддержка. — Иди сюда, — вернувшись, он садится на кровать. Данте подходит через минуту, молча устраивается на полу и утыкается лбом в его колени. Опустив руки на его плечи, Вергилий чувствует сильную внутреннюю дрожь. — Что с тобой? — Нормально всё. Процесс восстановления включает мою возможность вырубиться от того, что мой же меч меня вампирит. Они же у нас «с характером», так что тебе тоже что-то подобное предстоит. Можно я просто так посижу? — Можно, — Вергилий медленно поглаживает напряжённые вздрагивающие плечи, потом всё-таки не выдерживает, поднимает его с пола и прижимает к себе. — Ты так дрожишь… — Мне нужно отвлечься. Вергилий слышит короткий болезненный выдох и решается. Прикасается к щеке брата, двумя пальцами медленно ведёт вдоль линии челюсти, чуть приподнимает подбородок и, наклонившись к нему, касается губ. Данте то ли вздыхает, то ли фыркает, но отстраниться даже не пытается. Кладёт ладони на плечи, подаётся ближе, слегка сжимает губами его губы и успокоено выдыхает. Вергилий жадно пьёт полное дымной горечи дыхание брата, скользя кончиками пальцев по его лицу, проводит языком по нижней губе. Данте откидывается спиной на кровать, утягивая за собой, вцепляется в него и неразборчиво бормочет: — Холодно… Согрей меня, брат. Взгляд — тёмный, полупьяный — не оставляет возможности усомниться в подтексте. Вергилий упирается ладонями в матрас, долго вглядываясь в его глаза. — Ты уверен? Короткий кивок. Конечно, уверен. Иначе промолчал бы. Вот только Вергилий знает, что брат частенько подменяет уверенность упрямством, и не хочет ставить эксперименты. — Ты же скажешь, если будет неприятно? Данте раздражённо выдыхает, приподнимаясь на локтях. Прикрывает глаза, стараясь успокоиться, а потом внезапно хватает брата в охапку и, лишившись опоры, падает вместе с ним. — Вот кто же тебе сказал, братик, что прелюдия должна включать долгие разговоры? Всё будет нормально. Верь мне. Я же тебе доверяю, дурачок ты мой, — улыбнувшись, он щёлкает Вергилия по носу, ровно тем же движением, как маленькую Кэтти, и это неожиданно расслабляет и вселяет уверенность. Вергилий медленно скользит ладонями вниз. Неизменный свитер, скрывающий от него тело брата, почти злит. — Можно?.. Он почти уверен, что зря это спрашивает, что ступил на запретную территорию, что резко напрягшийся брат сейчас просто встанет и уйдёт. Но Данте, зажмурившись, со вздохом кивает. По сути, давая разрешение на всё. Торопясь, пока он не передумал, Вергилий тянет свитер наверх, с почти восторгом ощущая, как сильное тело брата покорно прогибается под его руками. От запястья до локтя его руки покрыты змеящимися почерневшими шрамами, в которых легко узнаются контуры толстых ржавых цепей. — Вот потому и прячу, — коротко вздыхает Данте. — Любоваться, прямо скажем, не на что. Покачав головой, Вергилий медленно гладит шрамы. Для него это не уродство — а напоминание о том, насколько брат его любит. А ещё — воспоминания о боли, но её он готов разделить с ним пополам. — Больше не скрывай от меня ничего. — Я не смогу этого пообещать. Ты же понимаешь… Верг, это подло. Я ведь отбиваться не могу, боюсь тебя поранить. А терпеть, как его терпел, не хочу. Не сразу поняв, о чём он вообще, Вергилий обводит взглядом тело брата, спотыкаясь об спутанные свитером запястья. — Да, я именно об этом. Сними и дай мне возможность к тебе прикасаться. Вергилий торопливо распутывает узел свитера, отпуская брата на свободу. Покачав головой, Данте с мягкой улыбкой поднимает руку и гладит его по щеке. — Какой же ты наивный ещё… Как ребёнок. Учить надо? Вергилий мотает головой, чувствуя, что краснеет. — Нет, я… имею теоретическую подготовку. Расхохотавшись, Данте стискивает его в сильнейших объятиях. — Братик, как же я тебя люблю! Вот как ты вообще до своих лет дожил, ни разу не?.. — Нет, я… — Не оправдывайся. Просто прикасайся, — насмешливый тон сменяется нежным, руки брата мягко и уверенно избавляют Вергилия от верхней одежды, добираясь до кожи. Шершавые подушечки пальцев, обводящие контур мышц, ощущаются почти раскалёнными, под кожей медленно распространяется тепло. — И не бойся. — Кажется, это должна быть моя фраза, — Вергилий прикасается осторожно, страшась причинить боль. Данте с усмешкой подставляется под неуверенные касания, выгибая спину и прикрывая глаза. — Я тебя никому больше не отдам, — Вергилий снова целует брата, ласково, бережно, давая понять, что верит в свои слова и готов за них отвечать. Ладони скользят ниже, очерчивая выступающие рёбра — всё-таки полгода впроголодь за три дня не исправишь. Кончиками пальцев отслеживает каждый шрам, избегая тех, что на груди, потом наклоняется и повторяет то же языком. Наверное, это должно смущать, но Данте судорожно вздыхает, почти всхлипывает, и для Вергилия существует только брат и стремление доставить ему удовольствие. Ладонь опускается на пах, даже сквозь плотную ткань джинсов ощущая возбуждение брата. Вергилий облизывает пересохшие губы и пытается убедить себя, что брата надо раздеть. В конце концов, они близнецы, ничего нового он не увидит… — Стой, — Данте кладёт ладонь поверх его, переплетает пальцы и тянет на себя. — Это не для тебя. Иди ко мне, — Данте укладывает его на себя, потом переворачивается, прижимая лопатками к постели. Долго вглядывается в глаза, целует в кончик носа. — В тебе всегда было больше от ангела. Не надо, не пачкайся. Позволь мне. Я хочу, чтобы тебе было хорошо. — Данте, зачем? Не на… — Вергилий захлёбывается стоном, когда горячие губы медленно скользят вдоль ярёмной вены, слегка прикусывая. — Ого, какой ты чувствительный. А если вот здесь? — губы прихватывают мочку уха, по нежной коже проходится влажный язык. Вергилий едва удерживает готовый сорваться с губ вскрик. Выдает тело, резко выгибающееся на постели, почти вырываясь из родных сильных рук. — Тсс, — палец брата ложится на губы, призывая к молчанию. — Братик, я тебя выпорю за то, что ты от меня такое скрывал. Если бы я только знал, что ты так реагируешь, я бы давно… Сейчас, подожди, — ладони скользят вниз медленно, щекотно отсчитывают рёбра, останавливаясь на границе приличий. Наклонившись, Данте проводит языком по коже вдоль самой кромки пояса, уверенным движением расстёгивает «молнию» и тянет джинсы вниз вместе с бельём. Невыносимо пошлым движением облизывает губы. — Данте, если тебе… неприятно… Брат коротко сокрушённо выдыхает. — Что ж ты у меня глупый такой, младший брат? Было бы мне не приятно, я бы и не начинал, — кончики его пальцев дразняще и почти мучительно оглаживают самый низ живота. — И неужели ты правда хочешь, чтобы это прекратилось? — Нет, я не… хочу… — Вот и правильно, — улыбнувшись, Данте проводит языком вдоль вспухших венок, опоясывающих напряжённую плоть. Вергилий давится стонами, кое-как помня, что где-то по дому бегает маленький ребёнок, чьё внимание лучше не привлекать. — Тсс. Расслабься. Всё в порядке. Когда горячие твёрдые губы смыкаются на основании напряжённого члена и скользят вверх, Вергилию кажется, что от этого ощущения можно сойти с ума. А ещё — что это неправильно и Данте нужно остановить, но… проклятье, это слишком хорошо, то, что брат делает. Он тянется за ускользающим ощущением и с глухим стоном кончает, до хруста вцепившись в пальцы близнеца. Данте отстраняется, хрипло посмеиваясь, облизывает губы. — Вот что значит долгое воздержание. Но теперь мы, по крайней мере, знаем, чем заняться во время восстановления Ямато. — А… ты?.. Данте невозмутимо вытирает испачканную ладонь о свои джинсы, застёгиваясь. — Братик, ты уж не обижайся, но я немного лучше знаю, что нужно моему телу, — тёплые ладони мягко ложатся на плечи, привлекая ближе. — Не волнуйся, время на эксперименты у нас ещё будет. Я же обещал, что не оставлю тебя одного. — У тебя ещё остались сигареты? Брат чуть приподнимается на локте, взгляд так и лучится ехидством. — А что насчёт вреда курения, м? — с ласковой улыбкой он целует Вергилия в висок и тянется за свитером. — Не надевай его больше. Данте смотрит на свои изувеченные руки, глухо выдыхает и заканчивает движение. — Кэтти может напугаться. Это правда не выглядит красиво, Верг. И только демоны знают, исчезнет ли вообще когда-нибудь, — он прячет шрамы под свитер. И неожиданно улыбается. — Я его сниму, когда вернёмся, договорились? Вергилий закрывает глаза, чтобы не видеть этой понимающей улыбки. И кивает. — Договорились.