Там высоко

Под незнакомым ледяным взглядом Данте медленно поднимает свободную руку раскрытой ладонью вверх. Любимый младшенький, конечно, не причинит ему вреда, а вот адская тварь, занявшая его место, вполне способна. Тем более что не совсем ясно, контролирует ли ее Вергилий. Контролирует ли он себя. Данте старается прочувствовать ауру брата, но ничего даже отдалённо знакомого не находит. Вергилия сейчас здесь нет. И если он не хочет навредить им обоим… Лучше не выглядеть угрожающе. — Верджи, — он делает пару шагов вперёд, следя за реакцией. Брат остаётся неподвижным, лишь слегка скашивает глаза, устремляя неподвижный взгляд в окно. Но влияние незнакомо-чуждой ауры чуть рассеивается. Если бы собирался напасть — не отвернулся бы. Не ослабил давление. Хорошо. Данте медленно обнимает брата, прижимается лбом ко лбу, ощущая едва заметный знакомый отклик. И проваливается в сознание близнеца. Вернее, в ту часть, куда его пускают. Поверхностные эмоции — ярость, желание убить, разорвать, причинить боль. Эмоции типичного демона. И чужой холод, сковывающий и скрывающий все остальные эмоции. Большая часть сознания брата будто отделена неким барьером. Он не может понять, искусственное это разделение или так и должно быть, но сейчас, увы, нет времени разбираться. Мундус ждёт, а ждать долго дядюшка не приучен. Нужно привести брата в адекватное состояние. Данте опускает руку, сплетая пальцы с увенчанной острыми когтями лапой демона. — Верджи… Успокойся. Вернись ко мне, братик. Ты мне нужен. Я не справлюсь один. Без тебя… Пожалуйста, вернись. Море холодной глухой ярости, дрогнув, чуть успокаивается. Данте с трудом заставляет себя улыбнуться и крепче сжимает пальцы, приникая грудью к груди брата в попытке поделиться своими эмоциями. Ему тоже страшно. Безумно страшно. Он снова живёт в непрекращающемся кошмаре, снова вынужден искать способ выбраться, сохранив все доверенные ему жизни, снова не имеет права на слабость. Его это безумно достало, хочется покоя, но сейчас нельзя. Может, позже… если это «позже», конечно, наступит. — Вернись… Данте закрывает глаза и перестаёт отслеживать изменения, полностью доверившись брату. Какое бы решение ни принял Вергилий, ему всё будет позволено. В конце концов, младших братьев положено баловать и защищать… Даже если старшинство весьма условно, а кто здесь нуждается в защите больше — не сразу и разберёшь. Проходит несколько минут — или, может быть, часов — прежде чем что-то меняется. Всё существо захватывает эйфорией узнавания. Щеки касается горячий выдох, на плечи ложатся тёплые ладони, и брат прижимается ближе. Теперь от него веет странным спокойствием, и по всей видимости, лишние тревоги и невысказанные секреты снова скрыты где-то далеко. Осмелившись приоткрыть глаза, Данте видит своего привычного, родного, правда, несколько сильнее растрёпанного Вергилия, и губы сами собой растягиваются в улыбке. Близнец охотно отзывается на зов, чуть отстраняется и, привычно уткнувшись лбом в плечо, выдыхает. — С возвращением, — он всё ещё чувствует дьявольскую сущность, лишь спрятавшуюся на время, слегка отступившую. Но это может подождать. Наверное. Сейчас нужно решить другую проблему, пока она ещё спокойно ждёт за оградой, а не ломится на их территорию. И, судя по всему, терпение у проблемы уже подходит к концу. Гнетущая аура усиливается, подгибая колени, вжимая в землю. Поэтому он осторожно интересуется. — Как насчёт пойти пообщаться с дядюшкой? Вергилий кидает ещё один быстрый взгляд за окно. На дне серых глаз мелькает что-то тёмное, жуткое, что-то, чему там совершенно не место. И говорит брат явно не то, о чём думает: — Уверен, что сможешь? Может, лучше я сам? — Данте кажется, что последние слова прозвучали неуверенно, но, взглянув на брата внимательнее, он понимает, что это всего лишь результат глубокой задумчивости. — Не пойми меня неправильно, братик, — оставив край сознания этой неправильности брата, с которой надо что-то делать, Данте выпускает его из объятий и оглядывается, пытаясь вспомнить, куда мог засунуть пистолеты. Идти к дядюшке безоружным он определённо не собирается, но вес меча пока ещё рискует перетянуть его в свою сторону. — Я бы с куда большим удовольствием не встречался с этим ублюдком. Сейчас и в таком паршивом состоянии особенно. Но это, к сожалению, невозможно по двум причинам. Первая: он может решить, что я его боюсь, а нам это не надо. Нельзя давать противнику преимущество ещё до начала боя. Вторая: когда кто-то из нас остаётся с ним наедине, хорошим это не кончается. «И есть ещё третья, — добавляет он уже мысленно, потому что произнести это вслух выше его сил. — Несмотря на то, что я действительно боюсь. Именно потому что этот урод отымел меня, я должен встретиться с ним лицом к лицу. Потому что иначе это так и будет меня мучить.» — Хорошо, — Вергилий на мгновение до боли сжимает его плечи и с видимым усилием выдыхает. Данте кажется, что он слышит в брате сомнение. И ещё более странным кажется то, что его мгновенно и бесцеремонно выкидывают из чужого сознания. Вот что-то не нравятся ему эти окутавшие брата тайны… Тайны всегда влекут за собой проблемы, кому, как не им, быть об этом в курсе. — Идём вместе. Но тем не менее, ему подставляют плечо, и старший этим пользуется. Уже в дверях, прежде чем выйти на улицу, Данте быстро касается ладони брата и почти жалобно просит: — Только без глупостей, ладно? У меня сейчас не хватит сил на что-то кроме разговора. Вергилий предпочитает промолчать. Мундус почти не выглядит угрожающе. Почти. Но Данте всё равно приходится собрать всю свою выдержку, чтобы спокойно подойти к решётке. Он почти уверен, что дядюшка прекрасно в курсе всех его эмоций. И совершенно точно наслаждается ими. Маслянистый, полный похоти и собственного превосходства взгляд буквально ощупывает его с головы до ног, заставляя содрогнуться и вновь напоминая о, казалось бы, похороненных в прошлом кошмарах. Как же хочется удрать… Нельзя. Просто поговорить, это ведь легко, да? — Ну здравствуйте, дорогие племяннички, — благодушно произносит Мундус, отводя взгляд куда-то чуть в сторону. Интересно, что же его там так заинтересовало? — Далековато от дома забрались, далековато. Еле нашёл. Вергилий сжимает его пальцы, принуждая к молчанию. И выдерживает паузу перед ответом. Данте ему благодарен. Все силы уходят на то, чтобы не дрожать хотя бы внешне. На голос может уже не хватить. — Что Вам нужно? — это как минимум странно. Голос брата отдаёт холодной сталью, но уважительное обращение и почти вежливый тон, это что-то новенькое. С другой стороны, он никогда не был экспертом в ведении переговоров. Должно быть, Верг знает, что делает. Он пробует заглянуть брату в глаза, но Вергилий тяжело и холодно смотрит в глаза Императору, по связи же не слышно ровным счетом ничего. Брат наглухо закрыт, и это досадно. Хотелось бы, по крайней мере, быть готовым к возможным неожиданностям. — Повторять предложение не буду. Свой шанс ты, Вергилий, Сын предателя Спарды, упустил. Хотя, — Мундус с удивительной для такой грузной туши грацией подаётся ближе и опирается локтями на ограду. Берёт ещё одну паузу и, резко сменив тон, добавляет. — Можешь отдать мне брата и, возможно, я сохраню тебе жизнь. Вергилий остаётся стоять неподвижно, поддерживая брата под руку. Данте замирает, изображая мебель. Ему жизненно необходимо услышать ответ брата. Ответ на такую явную провокацию. — К сожалению, вынужден сообщить Вам, что не считаю возможным принять Ваше предложение. Не в моих привычках вести переговоры в полевых условиях, — Вергилий почти выплёвывает эти слова. — Я надеюсь, Ваше Величество соблаговолит уделить мне несколько минут своего личного времени, — он слегка скашивает взгляд на брата. — Данте. Я должен поговорить с Его Величеством наедине. Оставь нас одних. Я прошу, — последние слова старший слышит сквозь пелену бешенства и непонимания, застлавшую сознание. И только мягкое пожатие пальцев и волна тепла по связи слегка успокаивают его. — Я не отдам тебя никому. Ты мой. Данте медленно выдыхает, стараясь взять эмоции под контроль. К чёрту, что ни для кого тут они не секрет. Надоело быть нестабильной истеричкой. Он смотрит брату в глаза и пытается криво улыбнуться. И — делает пару шагов назад, разрывая тактильный контакт. — Ты же правда не всерьёз собираешься меня прогнать… — но Вергилий так выразительно приподнимает бровь, словно удивлённый тем, что брат ещё здесь, и Данте уныло поднимает раскрытые ладони вверх. — Конечно, Верг. Посекретничайте тут без меня. Я подожду. Ирония выходит поганенькая, больше над собой. Он отходит обратно к дому, ощущая две пары внимательных глаз на своей… спине, приваливается к тёплой стене. Если не будут орать, отсюда действительно не слышно разговора. Пистолеты жгут сквозь ткань джинсов. Если только хоть что-то пойдёт не так — а оно пойдёт, можно не сомневаться — дядюшку ждёт качественное отравление свинцом. Охлопав карманы, Данте обнаруживает в одном из них пачку сигарет и зажигалку. Откуда только взялись — но как же вовремя. Старается не вздрогнуть, когда рядом открывается окно. Молча протягивает в него сигарету, щёлкает зажигалкой. Потом прикуривает сам. — Теперь понимаю, почему ты такой, — негромко отмечает Нелл, крепко затягиваясь. — Он, верно? — Это, правда, так заметно? — вопрос Данте оставляет без ответа. — Реакции как по учебнику. Закрытая одежда, стремление все контролировать, людей близко не подпускаешь, чтобы сзади кто-то был вообще не терпишь. Всё до крайности очевидно. — Дерьмово. — Это уж точно, — краем глаза он отмечает, что Нелл усаживается на подоконник, как юная девчонка. На происходящее возле ограды оба стараются не смотреть. — Но исправлению, в принципе, поддаётся. Если сам захочешь. — Может быть, потом, — он стряхивает пепел, прикрывает глаза, прислушиваясь к ветру. Неожиданная — несвоевременная какая-то — мысль не даёт ему покоя. — Нелл, что такое нефилимы? Только потомки ангела и демона или нечто большее? Медик неопределённо хмыкает. — Ты знаешь ответ. Только будь с этим знанием поосторожнее. Полагаю, именно поэтому нас и уничтожали. * * * Мундус провожает уходящего племянника долгим внимательным взглядом, явственно задерживаясь ниже спины, и переводит взгляд на племянника, оставшегося рядом. — И о чём же ты хотел поговорить наедине, Вергилий? — Оставьте Данте в покое. Вы достаточно его мучили. — Забавное предложение, но боюсь, я вынужден отказаться, — Мундус складывает руки на груди и мерзко ухмыляется. — Вас всё равно убьют, так почему бы мне не развлечься с ним напоследок? Такое шикарное тело, — он с притворным сожалением качает головой. — Пожалуй, я даже буду скучать. Ты же знаешь, о чём я, верно, Вергилий? — ухмылка дяди становится совсем масляной. — Он так смотрит на тебя… — Не ваше дело! — Вергилий взрывается мгновенно. Никому не позволено рассуждать об их с Данте отношениях. Тем более ему. — Как грубо, — Мундус придвигается ближе, доверительно шепчет. — Он так защищал тебя. Был готов буквально на любую мерзость, только бы я не тронул тебя. А теперь ты его трахаешь. Это забавно, не находишь? — Мои взаимоотношения с братом Вас не касаются, — невероятным усилием воли Вергилию удаётся взять себя в руки. Ведь этого Мундус и добивается. Вывести его из себя и заставить действовать на эмоциях. Не дождётся. — И я всё же повторяю свою просьбу. Оставьте Данте в покое. — Допустим, — Мундус отшатывается от решётки, лицо его приобретает отрешённое выражение. Вергилий невольно сжимает кулаки, чувствуя, как отзывается гневной вибрацией оставленное в доме оружие. Именно такое выражение у Данте, когда он общается с демонами. А значит, где-то поблизости дядюшкина гвардия. И, вероятно, возможен бой. — Тебе есть, что предложить мне взамен? — Информация и книги по Вашим исследованиям. Мундус выглядит удивлённым. Правда не знал или прикидывается? Впрочем, неважно. Ему наверняка нужны эти материалы. — Книги это интересно, — будто бы задумчиво тянет повелитель демонов. — Не так интересно, как живой нефилим, но… Допустим, предложение меня заинтересовало. Где они? Вергилий качает головой. — Не здесь. Мне нужно время, чтобы их доставить. — Да будет так, — Мундус кивает. — Я дам тебе двое суток. После чего получаю книги, а вы будете убиты. И больше никто не будет трахать твоего брата. Ты ведь этого хотел, Вергилий, не так ли? Вергилий гасит очередную вспышку ярости и отвечает невозмутимым взглядом, чуть улыбаясь. — И вы даже не пожелаете узнать о моих разработках? Я ведь тоже изучал эти материалы. Мундус несколько секунд молчит, и Вергилий почти слышит, как скрипят шестерёнки в мозгу дядюшки. А потом император вновь принимает расслабленную позу и нарочито небрежно и почти доверительно проговаривает: — Досадно будет терять такой гениальный ум, но что поделать, раз уж он так упорно не хочет со мной сотрудничать. Разработки мне интересны, само собой, но… Вам всё равно не жить, Вергилий. Уж поверь, как можно более болезненный способ уничтожить вас я найду. — Допустим, — Вергилий пожимает плечами. — Не то чтобы мы с братом горячо желали иметь таких родственников. — Я, так и быть, немного продлю вашу агонию. Да и Спарда уже достаточно опорочен, чтобы и его сыновья умирали как крысы в подземельях. Но это только твоя заслуга, Вергилий. Один неверный шаг, и я размажу вас обоих немедленно. Он отстраняется и отряхивает пиджак, прикрывает лысину шляпой. —  У тебя два дня на доставку документов. И я, так и быть, признаю, что Данте теперь твоя личная сучка, нефилим, — он неторопливо разворачивается и уходит к припаркованному под деревьями мерседесу. Выждав и убедившись, что по крайней мере дядюшка действительно свалил, Вергилий разворачивается к дому. Данте подпирает стену достаточно далеко отсюда, и вроде бы даже смотрит чуть в другую сторону, и по нему невозможно понять, слышал ли он хоть слово. Впрочем, Вергилий знает, что обещания свои брат привык держать. По крайней мере те, что не касаются чьей-то смерти. Он подходит ближе, и ему протягивают наполовину скуренную сигарету. Вергилий затягивается, наслаждаясь теплом и привкусом губ брата на фильтре. — Есть что-то, о чём мне следует знать? — спокойно интересуется Данте. Он больше не паникует, и руки не дрожат. Вергилий крепко обнимает брата. Главное, что он будет в безопасности. Не всем обещаниям Мундуса стоит верить, но хотя бы в этом можно его больше не опасаться. Насилие брату больше не угрожает. — У нас есть пара дней на то, чтобы придумать новый план. — Хорошо, — Данте кивает и тихонько шипит, стряхивая с руки упавший пепел. — Как я понимаю, причин отсрочки мне не расскажут? Нехорошо иметь тайны от брата, не находишь? — Тебе напомнить, сколько всего и как долго ты от меня скрывал? — А вот это вообще запрещённый приём, — Данте встряхивается, выбивает из пачки ещё одну сигарету, но тут же убирает обратно. — Пойдём. Надо всё-таки поесть и всех успокоить. И будем думать. * * * Убедившись, что брат увлёкся приготовлением еды, Данте исчезает с кухни и отправляется в обход дома. Нужно разрабатывать мышцы, а заодно уладить пару вопросов. Занимающаяся детьми Кэт, заметив его взгляд, испуганно вскидывается. Данте кладёт ладони ей на плечи, молчаливым взглядом успокаивая подругу. Здесь, внутри периметра выкованной старым демоном ограды, им ничего не угрожает. По крайней мере, пока. Да и детей лишний раз пугать не стоит, достаточно того, чего они уже натерпелись. Присутствие Билла и Моры ощущается в выделенной им комнате. К ним Данте не заходит. Говорить пока не о чем. Они всё ещё понятия не имеют, как можно использовать в данной ситуации способности двух медиумов и полувалькирии, да и понадобится ли их использовать вообще. Но, по крайней мере, спокойнее, когда друзья рядом, под защитой. Заглядывает к Верной. Демоница приподнимает голову, слабо ударяя хвостом и прижимая уши. Её раны снова кровоточат и, кажется, причиной на этот раз была аура дядюшки. Воровато оглянувшись, Данте делает шаг в комнату. Запирает дверь. Ему больно видеть любимицу в таком состоянии, особенно зная, что она пострадала по его вине. Низшие демоны вообще не склонны к подобной верности и защищают, как правило, лишь себя. А значит, нужно сделать всё возможное для её выздоровления. Тем более что не так это и сложно, лишь бы брат не заметил. Иначе ему светит неслабая трёпка. Данте присаживается рядом с демоницей, и она тут же укладывает голову ему на колени, устало прикрывает глаза и тяжело, почти по-человечески, вздыхает. — Сейчас, милая, — нефилим проводит ладонью по её голове, чешет за ухом. Прокусывает собственное запястье и подсовывает ей. Самый быстрый способ восстановления и самое лучшее лекарство для демона — кровь и плоть ещё живого существа. Позволить откусить от себя кусок будет слишком заметно, а вот кровью можно поделиться без проблем. Тем более, кровь нефилима редкий деликатес. И должна восстанавливать быстрее. Вроде бы так. Верная приподнимает голову, смотрит в глаза. Внимательно. А потом слизывает быстро вытекающую кровь шершавым, как у кошки, языком. Благодарно и почти нежно урчит. Данте дожидается первых признаков головокружения и аккуратно отбирает руку. Поглаживает любимицу от носа до хвоста до тех пор, пока раненное запястье не затягивается, отмечает, что раны рейджа тоже начинают подживать. И только потом встаёт и выходит из комнаты. С ней теперь всё будет хорошо, нужно только время. Дедушка обнаруживается в своём кабинете. Смотрит в окно, куда-то вдаль и, видимо, не физическим зрением. Данте переступает порог полутёмного помещения, запирает дверь, привлекая к себе внимание. — Надо поговорить. Старый демон не оглядывается, просто кивает в сторону письменного стола. — Он ушёл, потому что с ним говорил Вергилий? — неожиданно тихо интересуется он. Вопрос застает Данте на полпути к столу, заставляя вздрогнуть и насторожено замереть. Если демон говорит об этом, да ещё и таким тоном… Похоже, он пропустил что-то очень важное в жизни брата. — Дед, ты что-то знаешь? — Иногда мне не хочется знать настолько много, — кузнец оборачивается и хмуро смотрит на нефилима, опираясь о подоконник. — Но, в конце концов, это не моя тайна, внук. Так что обо всём остальном спрашивай брата. Если он захочет — расскажет. Нет — ты ведь и сам знаешь, насколько трудно что-то из вас вытащить. Да и вообще, ты, вроде бы, не с этим вопросом сюда шёл, так? Я слушаю. Старый демон проходит к столу и тяжело опускается в старое викторианское кресло. Данте устраивается напротив и выкладывает на стол чёрный кинжал. Один из тех, которые не так давно вытащили из его тела. — Расскажи мне об их свойствах. Дедушка выдыхает. Почти беспомощно. — Это обязательно? — Дед, мне правда без разницы, зачем и для кого ты их делал. Я выжил, остальное не имеет значения. Меня интересуют только свойства. Это важно. — Хорошо, — кузнец берёт кинжал и некоторое время бездумно крутит в руках. — Это кинжал-вампир. Раны, нанесённые этим клинком, выкачивают энергию, практически парализуют. — Нелл говорила что-то насчёт ауры. Демон согласно кивает. — Если вонзить его в определённые точки, да. Разрывает ауру, делая жертву практически беззащитной перед магией. Нефилимов в основном магией и добивали, вы же почти бессмертные. Если сами глупостей не творите, — кузнец награждает его неодобрительным взглядом, Данте предпочитает столь явный намёк проигнорировать. — А в обратную сторону? — он нетерпеливо подаётся ближе. — Можно им порвать заклинание? Разбить блокировку? — Вот ты о чём, — Дедушка успокаивается, откидывается на спинку кресла. Прикрывает глаза, кажется, что-то вспоминая. — Думаю, да. Это возможно. — Спасибо, — нефилим поднимается, быстрым движением выдёргивает оружие из рук расслабившегося кузнеца и тут же прячет. — Дальше я сам. Данте возвращается в кухню, мягко подходит ближе и обнимает Вергилия со спины. Нежно целует в ухо и вкрадчиво интересуется: — А скажи мне, братик. Когда это ты успел порезаться чёрным клинком? Внешне Вергилий ничем не выказывает своего удивления. Даже нож в руке не сбивается с ритма. Он невозмутимо стряхивает на шипящую сковородку нашинкованные овощи, аккуратно выпутывается из рук брата. Споласкивает посуду и отходит к окну. Данте подходит и пробует снова обнять, но брат быстро оборачивается, отклоняясь, и скрещивает руки на груди. — Я всё ещё плохо её контролирую, — он почти зло сощуривает глаза. — Кто и что тебе рассказал? Данте успокаивающе поднимает руки, уступая, хотя где-то глубоко в груди стремительно стягивается тугая пружина досады. Роняет себя на стул, выдыхает сквозь зубы, стараясь успокоиться. Всё ещё не достаточный повод для истерики, так? И всё-таки, как Вергилий умудрился так долго скрывать это… — Когда? — глухо спрашивает он, поднимая голову, и скрещивается взглядом с братом. И ошарашенно замирает. Взгляд у Вергилия холодный, тёмный, магнетический. Узкие кошачьи зрачки на фоне кроваво-рубиновых радужек. — Давно. Очень давно. Сразу после… Твоего исчезновения. Голос у брата низкий, тихий и вибрирующий, но Данте чувствует, как содрогается воздух. — Значит, ты всё-таки пошёл туда… — он быстро облизывает пересыхающие губы. Заставляет себя расслабиться. Ему не нравятся проснувшиеся в брате хозяйские замашки. Им нечего делить. И незачем друг другу что-то доказывать. — Зачем? — А ты не догадываешься? — он кривит губы в горькой усмешке. — Ты правда думаешь, что я смог бы жить дальше один? Без тебя? Я хотел найти тебя. Или умереть. Данте почти зло шипит. И резко сдёргивает брата к себе на колени, крепко обнимает, не давая вырываться. — Какой же ты… Не смей даже думать, что я позволю тебе умереть, — он выдыхает, успокаиваясь. Укладывает подбородок на плечо брату, прикрывает глаза. — Ты смог бы. Я знаю. Ты сильнее меня. А вот я правда без тебя не могу, — Данте находит и сжимает пальцы брата. — Ты мой якорь. И мой смысл. Мне незачем жить, если тебя нет. — Ты не прав, — жёстко отзывается брат, упираясь взглядом в никуда. — Я не смог бы. Просто, тогда… мне не дали умереть. — Если бы ты мог увидеть себя моими глазами… — Данте медленно, успокаивающе проводит ладонями по спине брата. — Ты сильный. Я знаю. А с контролем мы разберёмся. Есть у меня пара идей. — Что за идеи? — Вергилий непонимающе хмурится. Данте указательным пальцем разглаживает недовольные складки на лбу брата, делится своим спокойствием. Которого катастрофически не хватает, на самом-то деле. Ситуация становится всё более неуправляемой, и искалеченное подсознание всё это очень нервирует. — Как там говорил твой джинн? «Есть ли разница между теми, кто суть одно», так, вроде бы? — Откуда ты… — Слышал. В тот момент связь ещё работала. Но это к делу отношение не очень-то имеет. Я сам не вполне ещё понимаю, как, но думаю, мы вполне можем обмениваться энергией. Можем друг друга стабилизировать. Там что-то сейчас пригорит. Вергилий поспешно поднимается с его колен, вытаскивает из ящика лопатку и помешивает будущий… что там, интересно, по времени, обед или ужин? Из-за этих ран и волнений совсем потерял чувство времени. — Объясни. — Не уверен, что смогу, — Данте всё же подходит ближе, снова обнимает брата. У него вновь проснулась настоятельная потребность в прикосновениях. Вероятно, как реакция… на что-то. — Я не знаю, что и как, просто чувствую. Помнишь, когда мы шли спасать Билла, ты почти потерял контроль. Я ведь правильно понимаю, тогда наложенные отцом блокировки уже были разбиты? И мне удалось тебя успокоить. Думаю, я смогу сделать это снова. Вергилий тяжело выдыхает. И, кажется, закрывает глаза. Данте трётся носом о затылок брата, мягко улыбается. — Всё будет хорошо, Верг. Вместе справимся. Так что давай, посвящай в ближайшие планы. Можешь без подробностей, просто суть. Вергилий снимает сковородку с огня, ставит чайник. Ещё немного, и семья начнёт собираться на умопомрачительный аромат еды, так что долгих пауз в разговоре лучше избегать. — Мне нужно будет уехать на пару дней. — Одного не отпущу, — Данте сжимает объятия крепче. — Ты нужен здесь. Мы не можем оставить дом совсем без защиты. Ещё неизвестно, что произойдёт за время нашего отсутствия. Я не очень-то верю обещаниям Мундуса. Не думаю, что мне что-то может угрожать в этом путешествии, но вот здесь… — Мне не нравится идея разделяться. Обычно это плохо кончается. — Я знаю, — Вергилий разворачивается, обнимает в ответ. Он, на самом деле, сильно напряжён, хотя и пытается это скрыть и выглядеть невозмутимо. — Но за два дня не должно случиться ничего из ряда вон выходящего, а потом… Мы должны найти способ защитить дом. — В смысле? — Данте хмурится. — Помнишь Орден? — Вергилий слабо улыбается. — Демоны не могли туда пройти. Но люди смогли. Нужно исключить эту вероятность. Защитить их. Я помню, на что ты готов ради семьи. Я защищаю в первую очередь тебя, брат, — услышав шаги в коридоре, Вергилий крепко сжимает его пальцы. — Остальное потом. Ужин — кажется, всё-таки именно ужин — проходит в напряжённом молчании. Всё же, явление врага под самый порог не могло пройти незамеченным. Особенно сильно подавлены медиумы, но и остальных словно к земле приплющило. Видимо, нужно экстренно изобретать способ поднятия боевого духа. В коридоре раздаётся цокот когтей, и на кухню, прихрамывая, медленно входит Верная. Обводит взглядом всю семью, задерживаясь на Дедушке, и, убедившись, что её не прогоняют, проходит и укладывается под столом, кладёт голову на колени любимому хозяину. Данте опускает руку вниз и рассеянно треплет демоницу по холке. Её раны выглядят заметно лучше, хотя до полного выздоровления ещё далековато. Похоже, тоже соскучилась одна. Дедушка обводит внуков внимательным взглядом. И безошибочно отвешивает звонкий подзатыльник виноватому. — За что?! — от тяжёлой руки демона Данте чуть было не впечатывается лбом в тарелку. — Знаешь, за что, — безапелляционно отрезает кузнец. — Сначала сам перестань за стены хвататься, потом других лечи. Атмосфера в кухне неуловимо разряжается. Дети, с молчаливого попустительства взрослых, слезают под стол, наглаживая и подкармливая демоницу вкусными кусочками со стола. Данте внимательно наблюдает за происходящим, хотя знает, что членов стаи, тем более детей, Верная не тронет. Но всё же присмотр лишним не будет. Мора, глянув на отца, тоже решается погладить. По загривку демоницы проходит дрожь, она изгибает спину и потирается о полувалькирию, громко заурчав. Данте тихо фыркает. Стая растёт просто на глазах. Неясная тревога заставляет его повернуться к окну и прищуриться, выискивая её источник. Не поверив глазам своим, нефилим поднимается из-за стола и подходит к окну. * * * Заметив за оградой две знакомые фигуры, Данте срывается с места раньше, чем кто-либо успевает его остановить. Вергилий улавливает в эмоциях брата сильное волнение, почти смятение, и бросается следом. Хотя раньше Дедушки всё равно не успевает. Когда Вергилий догоняет брата, тот уже втаскивает на территорию двоих демонов. Тех самых, что регулярно таскали его к Мундусу. И даже прикрывает их собой от Дедушки, который порывается выкинуть визитёров обратно. И перехватывает два призывных клинка, которыми от избытка чувств их почти награждает Вергилий. Услышать он успевает только конец диалога. — Дед, пожалуйста, — голос брата звучит очень жалобно. — Ты же можешь помочь… — Ладно. В кузне посидят, не развалятся. И глаза мои чтоб их не видели. — Спасибо, — Данте радостно улыбается, разворачивается к визитёрам и жестами… извиняется? А потом замечает рядом брата и… сбегает, не выдержав тяжёлого взгляда. Мельком глянув на демонов, Вергилий уходит в дом. Не ему оспаривать решение Дедушки. Брата он находит в дальних комнатах, почти случайно, только благодаря связи. Данте мечется, едва не сбивая мебель. На одном из заходов Вергилий ловит брата, крепко прижимает к себе, стараясь успокоить. — В чём дело? Данте шумно выдыхает и жмётся ближе, Вергилий ощущает загнанную внутрь дрожь. — Я должен, — глухо шепчет брат. — Должен им помочь. — Почему? Они отдавали тебя ему. — Нет, Вергилий. Они спасали мне жизнь. Так что меньшее, чем я могу их отблагодарить — сделать для них то же самое. Пойдём. Я хочу рассказать тебе то, что не рассказывал никогда. Они запираются в кухне, откуда все остальные уже разошлись. Верная ложится на порог, готовая никого не впускать. Данте достаёт из шкафчика дедушкину бутыль, разливает настойку по двум стаканам, ставит рядом графин с водой. — Лучше разбавь, оно крепкое очень. А лучше вообще не пей. — А ты? — А мне надо надраться, чтобы найти в себе силы заговорить, — Данте залпом опрокидывает в себя стакан и наливает снова. — Знаешь, демоны — в особенности низшие, конечно, но и высшие от них недалеко ушли — довольно-таки неразборчивы в сексуальных связях. Не удивлюсь даже, если высшие собирают себе для этой цели гаремы из наложниц. Или наложников, смотря по предпочтениям, — Данте зло фыркает и снова прикладывается к стакану. — Так что, полагаю, с кем потрахаться у Мундуса было и без меня. Вергилий накрывает ладонь брата своей, мягко сжимает пальцы. — То, что ты тогда видел, — Данте болезненно морщится от воспоминаний. — Полагаю, было срежиссировано специально для тебя. Хотя именно оно меня в итоге чуть не добило… Обычно он не заморачивался на антураж. Просто загибал мордой в стол. Знаешь, в общем-то это не особо было похоже на секс. Да и затевалось не за этим. Ему было важно унизить, сломать, растоптать, — стакан в его руке жалобно хрустит, и Данте поспешно разжимает ладонь. — Я боялся сказать тебе. Испугался, что ты отвернёшься. Мало кому захочется общаться с подстилкой. — Данте… — Но ещё больше я боялся, что, узнав об этом, ты пойдёшь к нему. Мы ведь близнецы. Думаю, он не отказался бы и от тебя, — Данте крупно вздрагивает, его явно пугают такие мысли. Даже мысли. Если бы он только знал всю правду… — Ты тоже хотел защитить меня, я знаю. Но я не мог позволить, чтобы тебе было так же больно. Это было слишком даже для меня, а меня избивали и калечили с детства. Слишком больно и слишком много… Я мог защитить тебя от него только так. Только держа в неведении. Приходилось быть хорошей подстилкой, чтобы дядюшке не особо хотелось разнообразия. Прости меня, братик, — Данте осторожно целует пальцы брата. — Я понимаю, как это выглядит, но… — Я понимаю. Не оправдывайся за то, что любишь меня. — Когда это случилось в первый раз, я… Я думал, что сойду с ума. Знаешь, даже чёрт бы с ней, с болью — в конце концов, мне довольно часто серьёзно достаётся, и боль я умею терпеть — но вот ощущение того, что тебя равняют с вещью, с… чем-то, что можно использовать для удовлетворения… Это ломает, правда. И я не знаю, что было бы со мной, если бы тебя не было рядом. Если бы я вернулся в ту камеру и остался один. Ты спас мою душу, брат. Вергилий бережно обнимает брата. У Данте уже слегка заплетается язык, но внутри всё напряжено. Прошлое всё ещё не отпускает его. — А они, — Данте кивает в сторону невидимой из дома кузницы. — Они спасали мою жизнь. Раз за разом вытаскивая меня из его кабинета сразу же, как только… всё. Раньше, чем он успевал придумать что-то ещё. И, Верг, я отнюдь не уверен, что сумел бы остаться в своём уме, если бы наши аудиенции длились дольше. Ломать дядюшка действительно умеет. — Это странно как минимум, не находишь? Демоны не испытывают к нам особой любви. Почему они так себя повели, ты знаешь? — Знаю, — Данте фыркает. — Теперь знаю. Мне показали. Забавная штука жизнь. Знаешь, оказывается, мир не делится на чёрное и белое. Даже на чёрное, белое и серое. Сплошные оттенки, полутона, градиенты. Ты заметил, что они очень похожи? — Все низшие похожи друг на друга. — Это да, — Данте опустошает третий стакан. — Но эти двое похожи особенно. — Ты же не хочешь сказать, что… — Именно. И не просто близнецы, а тоже полукровки. Наполовину высшие, наполовину низшие, а потому не приняты ни теми, ни другими. Как я понимаю — они-то родителей в глаза не видели и понятия не имеют, кто, что и как — там снова сработали беспорядочные половые связи и кто-то кого-то изнасиловал, а потом избавился от приплода. Для Мундуса идеальные цепные псы — разумнее обычных низших, и идти им всё равно больше некуда, их не понимают низшие и презирают высшие. Они, фактически, и поговорить-то ни с кем, кроме друг друга, не способны. — Что им нужно от тебя? — Они просто хотят жить, — Данте пожимает плечами. — И очень его боятся. Если хорошее отношение к пленнику им ещё прощалось, хотя не думаю, что он был в восторге. То теперь, после того как они пришли сюда, у них просто нет дороги назад. Их убьют. — Что ты хочешь сделать? — У Дедушки друзья по всему миру. Он может переправить их куда-нибудь подальше, где Мундус не достанет. Они заслуживают того, чтобы жить без страха. — «Без страха», говоришь, — Вергилий подхватывает едва наполненный стакан брата и опрокидывает в себя. Алкоголь обжигает рот и горло, теплом оседает внутри. И окончательно формирует то, что было лишь смутными намерениями. Он знает, что нужно сделать. Сейчас. Нефилим решительно встаёт и убирает со стола всё, что может помешать. Данте склоняет голову к плечу, внимательно наблюдая, но ни о чём не спрашивая. Должно быть, он уже достаточно пьян, чтобы инстинкты притупились. Тем и лучше. Освободив стол, Вергилий подходит к брату и, обхватив его за пояс, подсаживает на стол. — Что ты хочешь?.. — Ты же сам когда-то говорил, что надо забивать плохие воспоминания хорошими. Этим и займёмся, — Вергилий ласково обнимает брата, ожидая, когда ускорившийся пульс придёт к норме. Данте напуган. Так они ещё не пробовали, и эти воспоминания пока связаны у него лишь с болью и насилием. Нужно исправить. — Дедушка нас убьёт, — Данте выдыхает и прижимается ближе. Ещё не спокоен, но уже потихоньку смиряется с тем, что сейчас будет. И, кажется, совсем не против. — Более подходящего стола в доме нет. Если что, закажу новый, а этот сожгу и развею по ветру. — Радикально, — брат устраивает подбородок у него на плече. — А если кто-то войдёт в неподходящий момент? — Там Верная за дверью, никого не пустит. Ну же, Данте, не трусь. Я буду осторожным. — Я не то чтобы трушу, но… Ты уверен? — Что тебя напрягает? — наклонившись, Вергилий ведёт губами по шее брата, нащупывая биение пульса. Данте резко выдыхает, цепляется за его плечи, чуть выгибая спину. — Всё будет хорошо, — Вергилий мягко, успокаивающе ведёт кончиками пальцев вдоль прогиба спины, стаскивает с брата футболку. Тревожно окидывает взглядом обнажившуюся кожу, на которой ещё заметны следы ранений. Данте чуть недовольно фыркает, поднимает его к себе и решительно целует. — Всё будет хорошо, — шёпотом повторяет Вергилий, отрываясь от губ брата. Касается губами кончика носа, щеки, целует за ушком, вылизывает нервно дёрнувшийся кадык, стараясь успокоить брата. — Ты ведь знаешь, что я не причиню тебе вреда. — Знаю, — Данте чуть отклоняется, позволяя добраться ниже, огладить кончиками пальцев контур проступивших рёбер и мышцы пресса. Вергилий запускает язык в ямку между ключиц, чуть надавливает, слушая задохнувшийся стон. Спиной ощущает, как приподнялась в тревоге Верная, но, убедившись, что любимым хозяевам ничего не угрожает, снова улеглась на пол, вытянув нос в сторону коридора. Умница. Данте кладёт руки ему на плечи, ещё неуверенно оглаживает, пробираясь под воротник рубашки. Вергилий расстёгивает на брате джинсы, кончиками пальцев касается чувствительной кожи внизу живота. Данте чуть усмехается, подстраиваясь под движения, приподнимается на руках, позволяя стащить джинсы вниз, и тут же сцепляет ноги за спиной брата, почти опрокидывая его на себя. Вергилий притворно недовольно пихает его в плечо, не одобряя лишние вольности, кусает брата в место между шеей и плечом, оставляя след, и глаза Данте вспыхивают алым. Волоски на коже встают дыбом от прошедшей по комнате волны энергии, Вергилий, гася зарождающееся в горле рычание и едва вспомнив о необходимости хотя бы расстегнуть брюки, рывком притягивает брата к себе, проталкиваясь внутрь. Данте неразборчиво шипит, вцепляясь в его плечи вмиг отросшими острыми когтями. Его мышцы крепко, почти до боли стискивают Вергилия, в глубине зрачков мелькает тёмный ужас. Вергилий успокаивающе гладит спину брата, ожидая, пока он сможет хоть немного расслабиться, и лишь поняв, что его пускают дальше, начинает двигаться. Данте глухо стонет ему на ухо, прикрывает глаза, прижимаясь ближе. Гуляющая по комнате энергия устремляется к нему, облекая тело переливающейся алой чешуёй. Вергилий заворожённо гладит прохладные пластинки, обводит языком твёрдую кромку чешуек на оставшемся открытым горле. Доверие брата к нему почти что сводит с ума, заставляя ускорять движения, вжиматься в него плотнее, будто стремясь проникнуть под самую кожу и остаться там навсегда. Тёмная сущность, тугим клубком свернувшаяся внутри, откликается брату, вырисовывая по коже тёмно-синий чешуйчатый узор. Приоткрыв тускло светящиеся глаза, Данте хитро ухмыляется и медленно проводит языком вдоль сонной артерии. Вергилий задыхается стоном, ускоряя движение бёдер. Потом вообще снимает брата со стола, разворачивает к себе спиной и загибает к столешнице, запускает пальцы в крапчатый затылок, сжимая волосы на грани боли. Данте гортанно урчит, всем телом подаваясь ближе, и чуть заострившиеся позвонки проступают чётче. Вергилий медленно обводит их языком, вызывая в близнеце неконтролируемую дрожь. — Ты что, гребень отрастить собрался? — Я тебе не игуана! — возмущённо шипит Данте, дёргаясь всем телом. Вергилий посильнее прижимает брата к столу, прикусывает загривок, кончиками пальцев оглаживает чувствительную спину, срывая долгий блаженный стон. Опускает руку ниже, смыкает пальцы на члене брата, и Данте нужно так немного, хватает всего нескольких энергичных движений. Вергилий аккуратно отстраняется, придерживает пошатнувшегося брата, помогает ему опереться на стол. Данте обхватывает ладонями плечи, ёжится, потом решительно встряхивает головой. — Не делай так больше. Безопаснее, если я буду тебя видеть. Покачав головой, Вергилий осторожно привлекает брата к себе, гладит не торопящиеся уходить чешуйки. Стоило отпустить его — и доверчиво открытые слабые места сразу же скрылись под (не такой уж прочной, на самом деле, но всё же) алой бронёй. — Если мы так и будем топтаться на месте, никаких улучшений не наступит. Хватит заботиться только обо мне. Тебе что, не понравилось? Данте смешливо фыркает, потягиваясь всем телом. Метки удовольствия на нём слишком красноречивы, чтобы ещё оставалась надобность в словах. С интересом рассматривает свои покрытые мелкой чешуёй пальцы и острые кромки длинных крепких когтей. — Есть идеи, что это? — По-видимому, высвобожденная энергия триггера. Сколько же всего мы, действительно, не знаем о своих возможностях… — Отставить грустить. Во всём разберёмся и изучим, Нелл же обещала помощь, — Данте спрыгивает со стола. — Дай мне тряпку, попробуем уничтожить следы. Может, и обойдётся без воспитательных дедушкиных затрещин. Вергилий рассматривает спину брата, отчищающего стол. Острые чётко очерченные лопатки, выделяющуюся линию позвоночника, метку между лопаток, проявившуюся даже сквозь чешую. Не удержавшись, проводит ладонью по его спине. Данте на мгновение сбивается с размеренных движений, почти вздрагивает. Потом выгибает спину, чуть потираясь о ладонь. Вергилий наклоняется к брату, выцеловывая позвонки. Данте негромко фыркает. — Подожди. Заканчивает полировать столешницу, разворачивается всем телом. Узкие вертикальные щёлки зрачков разгораются хищным алым огоньком. По загривку проходит холодок предчувствия, но среагировать Вергилий не успевает. Данте подхватывает его на руки и, стремительно проскочив сквозь Лимбо, ставит его на пол уже в их спальне, слегка толкает в грудь, и Вергилий с готовностью падает в мягкую чистую постель, слегка рисуясь, потягивается. Данте предвкушающе облизывается, и секунду спустя вдавливает его в постель своим телом. Кажется, в его руках мелькают наручники, но всё же, запястья остаются в захвате лишь горячих сильных пальцев. Данте удерживает его столь виртуозно-бережно, что бритвенно-острые когти, едва не вспоровшие подушку, его кожи даже не касаются. Брат наклоняется, медленно ведёт губами вдоль сонной артерии, щекоча кожу горячим дыханием. Вергилий подаётся вперёд-вверх, находит губы брата своими, выдыхая ему в рот. Выпутывает одну руку из хватки брата, кладёт ему на грудь напротив размеренно бьющегося сердца, и алая чешуя послушно разбегается, открывая тело. Данте двигает бёдрами, притираясь ближе, и Вергилий не удерживает почти-восторженный стон. — Не торопись, — ласково фыркает брат, целуя и вылизывая горло. Давление языка в нужных точках пропускает по телу импульсы удовольствия. Его отпускают, руки брата перемещаются ниже, оглаживают бока и бёдра. Вергилий вцепляется в спинку кровати, чтобы не сделать ничего лишнего. Данте и языком, и губами ласкает разводы чешуи на его теле — у него не броня, как у брата, скорее, причудливый рисунок-аппликация чешуёй по адски чувствительной коже — Вергилий сжимает пальцы крепче, и по комнате разносится трагический деревянный хруст. Глянув наверх, Данте не удерживается от смешка: — Вергилий, ты сломал нам кровать. Окончательно. Вергилий осторожно вытаскивает когти из разломанной в мелкие щепки спинки, чуть с намёком дёргает бёдрами. Данте задумчиво рассматривает тюбик со смазкой и свои когти. — И как дальше? Не уверен, что способен сейчас от этого избавиться. — Давай так. Получится. Данте чуть качает головой, но слушается. Укладывает его ноги себе на плечи, осторожно толкается внутрь. Вергилий изнутри прикусывает щёку, чтобы не выдать себя неосторожным звуком. — Больно? — Нет, — он для надёжности мотает головой, потому что… это ведь Данте. И он запросто может сдать назад. — Просто отвык. Иди сюда. Брат наклоняется, едва не складывая его пополам, но это именно то, что нужно. Вергилий тянет его к себе ближе, медленно, вдумчиво целует, оглаживая языком острые клыки брата. Они чуть царапают язык, но терпкая нотка боли и кровавый привкус ему нравятся сейчас. Данте перестаёт излишне осторожничать, двигается быстрее, резче, задевая его изнутри. Вергилий выгибается и вздрагивает, переставая себя контролировать, глухо стонет в поцелуй. Пальцы соскальзывают по укрывшей плечи брата чешуе, Вергилий недовольно взрыкивает, цепляется когтями, раздвигая чешуйки, приподнимает бёдра, притираясь ближе, глубже, и Данте срывается с хриплым долгим стоном. Прислушиваясь к разливающемуся внутри влажному теплу, Вергилий отнимает руку от плеча брата, вдумчиво слизывает с острых кромок следы родной крови. С намёком дёргает бёдрами. — Уверен, что это хорошая идея? Могу поранить, — Данте пальцем отодвигает верхнюю губу, показывая острые даже на вид звериные клыки. Вергилий выразительно приподнимает бровь. Данте отстраняется, спускается ниже. Обхватывает губами всё ещё напряжённый член Вергилия, сходу забирая глубже в горло, обводит языком основание ствола. И двигается. Быстро, сильно, проходясь по всей длине, плотно стискивая губами и горлом, так, что все мысли куда-то разлетаются, и Вергилия тоже не хватает надолго. Данте выпускает его, медленно с чувством облизывается. Потом подползает ближе, устраивается рядом, уложив голову ему на плечо, спокойно выдыхает. Алая чешуя сползает с кожи, пропадают когти и хищный блеск в глазах. — Спать? Данте сонно кивает, щекотно скользя кончиками волос по обнажённой коже плеча. Вергилий отмечает, что грызущая подспудная тревога наконец оставила его. Обнимает брата покрепче. Главное, живы. Со всем остальным возможно справиться. Теперь он в этом убеждён.